Имя мне — Легион

Десять долгих часов в самолете салона эконом-класса — сущий ад. Именно к такому выводу пришли Ацуши и Рюноске, не сговариваясь. Одного взгляда хватило на напарника, чтобы убедиться в обоюдности этой мысли. — Рейчел, прекрати реветь, иначе этот мистер-азиат заберет тебя с собой и покрошит на рамен, — уговаривала уставшая женщина на английском свою плачущую без остановки дочь сзади от них. У Ацуши дернулся глаз. Но хоть реветь ребенок перестал, заработав новый повод для кошмаров. Туристы из Токио — потому что только туристы носят кепки с надписью «I love Tokyo» — сидели впереди и всю дорогу ели, расточая по салону запах жаренного и прогорклого масла. Справа от них сидела пара, и парень несколько часов без умолку рассказывал историю Новой Зеландии девушке. И если та поначалу и пыталась вставить какую-то фразу, то после просто махнула рукой, позволив этому вылиться в, казалось, нескончаемый монолог. Ацуши уткнулся в плечо Акутагавы лбом и промычал: — Неужели мы заслужили все это? — Ты слишком быстро привык к хорошему, — усмехнулся тот и протянул ему наушник. Они вышли из здания аэропорта в час дня по местному времени, так душераздирающе зевая, что слезились глаза. Поспать не получилось от слова совсем, и оба выглядели помятыми и уставшими. Акутагава арендовал непримечательную машину, и уже через десять минут езды они оказались у порога средненькой гостиницы. Девушка за стойкой, профессионально улыбаясь, выдала им ключ от номера с единственной кроватью и сразу же приняла огромный заказ на обед. Войдя в просторный номер, Ацуши оставил один на двоих чемодан и ручную кладь едва не у порога и сразу же растянулся на кровати, потягиваясь так, что захрустели кости. — Как же хорошо вытянуться наконец-то, — протянул блондин, и на лице его застыла мечтательная улыбка. Они наскоро по очереди приняли душ и уселись за небольшой стол, где пустого места не оказалось от количества тарелок — пришлось некоторые ставить на постель. Акутагава, как всегда справившись за пару минут с собственной едой, вытянул из своей ручной клади ноутбук и водрузил на колени. — Хигучи наконец-то сформировала отчет по Шибусаве, — сказал брюнет, сосредоточенно вчитываясь в текст. — У нас же в Окленде нет друзей, к которым мы могли бы обратиться для ориентировки? — спросил Ацуши, лишь на мгновенье отрываясь от еды. — Нет. Но Хигучи обещала прислать что-то стоящее, так что… — Рюноске замолк на секунду, и лицо его сделалось удивленным. — Он ужинает каждый день в одно и тоже время — в восемь часов, по местным часам. Всегда только на веранде, не больше часа. И в заведениях выше среднего, где есть одновременно мидии и пицца. Использует только коммерческие авиалинии. Как это должно нам помочь? Здесь полтора миллиона человек и черт знает сколько сотен заведений! Ацуши усмехнулся про себя. Его почему-то всегда забавлял вид раздраженного Акутагавы — когда это не было направлено в его сторону, конечно. Отложив тарелку, Ацуши сказал: — Если подумать, это имеет смысл. Коллекционер живет за счет заказов. Он постоянно перемещается и меняет документы раз в несколько месяцев. Потенциальным заказчикам нужно же как-то его найти — и Шибусава позволяет себя найти, ежедневно выполняя одни и те же действия. Считай, он сидит и ждет, пока кто-нибудь сядет за его столик и предложит работу. Так что найти его не должно быть сложно. Раздраженное выражение сменилось задумчивым. Рюноске кивнул, признавая правоту напарника, и каким-то совершенно беззащитным жестом потер уставшие глаза. Сказал: — Пицца и мидии — в портовом городе! — это все еще очень широкая выборка. Пусть Собиратели отфильтруют приемлемые варианты, иначе мы застрянем тут на неделю. Ацуши кивнул — Дазай дал им не больше трех дней, и хотел было уже предложить отдохнуть пару часов в удобном горизонтальном положении, когда Акутагава спросил нейтральным голосом: — Мне до сих пор не полагается знать, зачем Порту Коллекционер? Блондин поджал губы, встал, засуетился в поисках чайника, избегая чужого пытливого взгляда — как будто в одном на двоих номере отеля далеко уйдешь. Но все равно вынужден был произнести: — Прости, но это касается только Дазая. Рюноске не знал ни одного открытого дела в Порту, которое бы требовало вмешательство силы Шибусавы. Возможно, это что-то касается международных дел, к которым он не относился ни одним боком, но это все равно выглядело слишком странно. — Дазай всегда знает, что делать, — просто кивнул на это Акутагава. Через пару часов, когда Ацуши все же удалось утащить вяло сопротивляющегося Рюноске на кровать и даже заставив того поспать, им прислали новый отчет — с наименованиями подходящих заведений. — Три десятка, — вяло улыбнулся Акутагава. — Всего лишь три. — Здесь в любую точку города можно добраться за полчаса — так что можем осмотреть сегодня около десяти, — пробормотал Ацуши, по уши уйдя в карты и продумывая их маршрут. Когда пришло время, Ацуши купил им в кофейне в двух шагах от гостиницы кофе, и они отправились на поиски. Окленд чем-то неуловимым напоминал Йокогаму — все те же высотки, хоть здесь они и не вылезали за облака, все тот же порт, пропитанный солью и поедаемый ржавчиной сколько не крась, даже люди, казалось, все те же. Только зелени было столько, что хватило бы на три Йокогамы. Казалось, она тут лезла отовсюду — разве что асфальт был ровнехонький. Ацуши оглянулся на Рюноске, снова вернувшего плащ на плечи, что уверенно сжимал руль, изредка отвлекаясь на кофе, на прямой, уверенный взгляд вперед — и на краткий миг потерялся в той силе чувств, что нахлынула как-то разом, без предупреждения. Работа, напомнил себе парень, они на работе. Накаджима с его острым зрением высматривал их объект, пока напарник вел машину. Азиата-альбиноса с длинными белыми волосами, красными глазами и перечерчивающим правую сторону лица шрамом — такое сложно не заметить. За двадцать минут они объехали четыре заведения, но результат был нулевым. На город давно уже навалилась темень, поднялся легкий ветер, пробирающий до мурашек. Ацуши всматривался в гостей очередного заведения ресторана, когда заметил его — Шибусава, в белых одеждах, с такими же белоснежными волосами, заплетенными в небрежную косу — он был похож на призрака, что попал под искусственный луч света и застрял в нем. — Вот он, — выдохнул Ацуши, и Акутагава тут же свернул на парковку. Они медленно шли через дорогу, всматриваясь в посетителей, людей вокруг в поисках скрытой угрозы, но той не было. Шибусава просто сидел там и ужинал — на его коленях был теплый плед, а в тарелке нечто, что напоминало скорее предмет искусства, чем что-либо другое. Когда они подошли к столику, изъяснившись с хостес, официант тут же принес еще два стула. Коллекционер поднял на них алые глаза и улыбнулся. Сказал: — Как приятно встретить своих земляков так далеко от дома. Это можно было считать приглашением, так что они просто заняли свободные стулья и позволили чуть недовольному официанту принести себе чай. Как только они снова остались одни, Шибусава все с такой же легкой улыбкой спросил: — Какое ко мне дело у Порта? Ацуши кинул быстрый взгляд на напарника, отдавая все бразды ведения разговором ему по праву старшего. В мыслях закономерно возник вопрос, откуда Шибусава знал их в лицо и о принадлежности к Порту, если не интересовался этим с какой-то целью. — У Осаму Дазая есть дело к тебе, — без обиняков выдал Рюноске, открыто встречая чужой изучающий взгляд. — О цене ты сможешь договориться лично с ним. Мужчина хмыкнул — будто даже немного разочарованно, улыбка пропала с губ, и шрам, тремя глубокими полосами пересекающими его лицо, стал отчетливее. На мгновенье опустив голову, он взял бокал вина и сделал крошечный глоток. Сказал мирно: — Как сухо. Без какой-либо дополнительной информации я даже с этого стула не встану. Акутагава тронул коленом Ацуши, вынудив его вступить в переговоры. Шестеренки истерично завертелись, пытаясь придумать, как выдать информацию, не раскрыв слишком многого. — Твой стандартный набор услуг: изъятие, кристаллизация и сохранение, — произнес Накаджима, перетягивая внимание на себя. Алые глаза ожидаемо переметнулись на Ацуши, и тот едва не кожей ощущал этот изучающий, отчего-то слишком внимательный взгляд. Ладони подступно увлажнились, и Ацуши опустил их на бедра. На лице мужчины отразилось неясное микродвижение, какая-то эмоция, которую не удалось расшифровать, когда губы снова растянулись в благожелательной улыбке. — Кто цель? Шибусава не производил впечатление того самого опасного Коллекционера, что служил Жнецом по вызову, скорее — приятным мужчиной около сорока, с которым можно было бы провести занимательную беседу о чем угодно. Это впечатление сбивало с толку. — Мы не владеем этой информацией, — твердо произнес Рюноске, опередив напарника. Шибусава отчего-то насмешливо цокнул, не отводя взгляд от Ацуши. Парень почувствовал неясную, отчетливую щекотку где-то в животе, словно чужой алый взгляд препарировал его без ножа, и начал с его брюха. Ацуши непроизвольно сглотнул, и мужчина заворожено проследил за его горлом. — Какая у тебя способность, юноша? Ацуши понадобилось сделать глоток чая, чтобы вернуть себе способность говорить. Этот чертов Коллекционер со своим показательным дружелюбием почему-то заставлял сердце биться чаще обычного. — Трансформация. Рука Шибусавы, словно не подчиняюсь ему, поднялась со стола, будто он хотел коснуться собственного лица, но в последний момент заставил себя остановиться. Рюноске перестало это нравится. Этот нелепый эспер вызывал у него жгучее раздражение напополам с брезгливостью, и его странная сосредоточенность на Ацуши только заставляла лишний раз нервничать. — Ты возьмешься за дело? — ни единым полутоном не выдывая истинных чувств, спросил Акутагава. Шибусава моргнул, отпил вина, словно ему нужна была пауза. Сказал: — Да. Вылетаем завтра в одиннадцать утра. Встретимся в аэропорту. — Пробормотал, будто сам себе: — Это должно быть любопытно. Рюноске не собирался оставаться здесь больше и секунды лишнего времени, так что сразу поднялся на ноги, коснулся плеча Ацуши и последовал к машине, не прощаясь. Напарник плелся где-то сзади. — Что с тобой? — не выдержал Акутагава, когда Ацуши не сказал ни слова за половину поездки. Блондин дернул плечом, словно не находя подходящих слов или не желая делиться. Сказал в конце концов: — Странно себя чувствую рядом с ним. Знаю, что могу перекусить ему шею еще до того, как он активирует свою способность, но все равно не по себе. И тебе не кажется, что это было… ну, слишком просто? Мы в первый же вечер его нашли, спустя буквально полчаса поисков. — Ты же сам говорил, что он хочет быть найденым. Так что не вижу проблемы. Ацуши промычал что-то невнятное и отвернулся к окну. Уже в номере, исчезнув в ванной буквально на десяток минут, он забрался на кровать и принялся писать Дазаю, что они уже завтра будут с Коллекционером. Получив в ответ каомодзи, будто ему было одновременно тридцать и тринадцать, Ацуши переключился на чат с Юрием, понемногу возвращаясь к своему обычному состоянию. Рюноске, видя всю эту непритязательную картину, несколько секунд раздумывал, должен ли он что-то сделать, но в итоге просто ушел в ванную, почему-то со своей ручной кладью. Когда, минут сорок спустя, Ацуши поднял голову, он вдруг осознал, что до сих пор один в комнате. Отгоняя мрачные картинки, что навсегда поселились в его сознании после Италии, он постучал в дверь ванной. — Если бы ты утонул, ты бы сказал мне? Дверь открылась спустя мгновенье, выпуская густые клубы пара в общую комнату. Рюноске с порозовевшей кожей, в пижамной футболке и нижнем белье, вдавил ему в грудь какую-то баночку с таким выражением лица, словно собирался в чем-то обвинить. Сказал: — Мы должны попробовать. Блондин растеряно перехватил руку Акутагавы, забирая у него нечто, что на проверку оказалось смазкой. — Сейчас? — неуверенно протянул Ацуши, вертя в руках баночку. — Здесь? — А у тебя были какие-то другие планы? Ацуши поднял голову, замечая чужие голые ноги и такое явное возбуждение, что во рту сделалось сухо — и не только от мгновенной реакции собственного тела, но и от воспоминаний, что принес за собой их последний поцелуй, когда он слишком увлекся. — Нет, планов не было. Просто… Акутагава вздохнул, отобрал у него смазку, кинул куда-то на кровать и взял хмурое лицо Ацуши в руки, заставив того смотреть прямо на себя. — Я хочу тебя. Уже несколько месяцев. — Светлые ресницы дрогнули раз, другой, в фиолетово-желтых глазах загорелось что-то живое, горячее. — Тем более Виктор сказал провести эксперимент и доложить ему, как ведут себя способности после Резонанса. Ацуши скривился. — Ты можешь не упоминать о Викторе в одном контексте с нашим сексом? Рюноске усмехнулся, наблюдая, как уверенность вернулась в любимый сосуд. Вот уж он не думал, что когда-нибудь будет кого-то уговаривать на секс. — Тогда заставь меня заткнуться. Ацуши наконец поцеловал его, и сразу — будто в прорубь с головой. Нервные окончания вспыхнули в момент, электричество побежало по венам вместе с кровью. Но Ацуши заставил себя притормозить, сбавить обороты — он не хотел снова все испортить. Он замедлился, стал целовать вдумчиво, со вкусом, пробуя языком чужие мягкие губы, упиваясь ощущением влажного скольжения и внутренне замирая от каждого тихого, все более нетерпеливого выдоха. Он не спешил — любовно огладил чужие острые скулы, почти коснулся кончиками пальцев влажных губ и очертил ногтями судорожно дернувшееся горло. Рюноске нетерпеливо переступил с ноги на ногу, теряя последнее терпение. — Когда я говорил «заставь меня заткнуться», я не имел ввиду присосаться к моему рту до следующего утра, — недовольно проговорил брюнет, но весь эффект его слов смазывали торопливость и упавший до глубокой хрипотцы голос. Ацуши растянул губы в усмешке, но все его внимание было направленно на губы в миллиметре от его собственных, что касались его на каждом слове, их влажный блеск. Не удержавшись, он снова кратко прижался и отодвинулся. Заглянул в чужие глаза, что блестели так же ярко, взял за руку и потянул за собой к кровати. По молчаливому согласию они решили, что тот небольшой опыт, что был у Ацуши в прошлом, перевешивал любое отсутсвие опыта у Акутагавы в принципе. Так что он просто позволил вести себя — неловко опустился на край постели и нервно сжал покрывало в пальцах. Глядя на возвышающегося над ним Ацуши, на дне глаз которого тлело что-то жадное, обжигающе-горячее, он невольно сглотнул, ощущая острый спазм предчувствия внизу живота. Ацуши опустился перед ним на колени одним плавным, завораживающим движением, не отводя внимательный взгляд от серой радужки, в моменте замечая, как зрачок поглотил ту. Ему казалось, мелкие волоски на затылке и руках наэлектризовались от того томительного, тягучего напряжения, что витало между ними, притягивало. Сказал: — Если тебе что-то не понравится — не молчи, ладно? Дождавшись кивка, блондин прижался губами к тонкой шее, руками забираясь под футболку, и от кончиков его пальцев разбежались мурашки до самых пят. Рюноске рвано выдохнул, и пульс его подскочил, когда поцелуй стал острым, жалящим — но все еще чертовски желанным и возбуждающем. На его теле остался малый клочок ткани, что вряд ли всерьез его защитит, если Тигр выпустит зубы и когти. Это все еще был огромный риск, что трудно было переоценить, но Рюноске, он… не мог сформулировать, почему настолько сильно хотел верить, именно сейчас. Зубы исчезли, сменившись губами, проследовали вниз, к ключицам, где уже мешала футболка. Легко потянув ткань вверх, Ацуши стянул ее. Стало прохладно, и Ацуши почему-то завис — просто стоял на коленях прямо напротив, положив горячую руку на бедро, и смотрел так пристально-непонятно, что почему-то захотелось вывернуться из-под этого взгляда. Рюноске знал, что его тело не предназначено для любований — слишком худой, с ярко выпирающими дугами ребер и множеством шрамов на груди и спине, за каждым из которых пряталась мрачная история. Ему не нужен был этот непонятый взгляд, чтобы еще больше замкнуться в себе. И словно читая чужие мысли и напрочь их игнорируя, Ацуши провел пальцем по самому заметную, перекрещивающего ребра вдоль. Акутагава оттолкнул его руку, опустился на локти на кровать позади, и зло бросил: — Не трогай. Лица Ацуши смягчилось, мрачность уступила место чему-то столь тонкому и эфемерному, что Рюноске отвел взгляд, не справившись с интенсивностью чужих чувств, что так без утайки демонстрировали ему. Это все еще было сложно принять. — Прости. Обе руки опустились на колени и легко раздвинули ноги, вклинившись между. Мягкие губы опустились на дрогнувший живот, покрывая поцелуями все, до чего мог дотянуться. Ацуши больше не пытался коснуться чужих шрамов — но, видит бог, ему хотелось проследить каждый рубец языком и губами, показывая, насколько ему плевать. Но раз Акутагава еще не готов — что ж, у них впереди еще сотни и сотни ночей. Мысли разбежались куда-то из головы Рюноске, приходилось напоминать себе, что кислород — важное условие жизни. Жизни, в который светловолосая макушка мучительно медленно, словно один Акутагава здесь спешил и хотел чего-то решительного, двигалась вниз со скоростью, уходящей в отрицательное значение. Рюноске было мало поцелуев — двадцать минут, проведенных наедине со смазкой и собственными пальцами, уже напрочь отбило у него желание к любой прелюдии. И только то, с какой скрупулезной внимательностью Ацуши исследовал губами его остро торчащие косточки, прижимаясь ключицами к ноющему члену, — только это заставляло его выжидать, внутреннее замирая от каждого брошенного взгляда ярких неоновых глаз. Рюноске вдруг подумал, что Ацуши променял всю свою обычную горячечную страсть на обожание, выматывающую ласку — и то позволяло ему сохранять трансформацию под контролем. Но как же этого было мало. Акутагава с мученическим стоном рухнул на спину, едва не закрыл лицо руками от бессилия — похоже, они действительно здесь до утра. Ацуши не собирался никого жалеть. Разомлевший от ласк и махнувший на все рукой Рюноске даже не осознал, когда с него стянули белье, оставив совершенно обнаженным. Блондин несколько долгих секунд гипнотизировал взглядом возбужденный, оставленный без должного внимания член с яркой багровой головкой. Невольно впецившись в бедро до синяков, Ацуши языком провел от основания до головки, ощущая крупную дрожь, что прошила чужое тело. Обхватив ладонью ствол, он несколько раз провел ладонью, раскрывая головку и размазывая смазку. Примерившись, он высунул язык и насадился ртом, забирая сразу половину — и всего как-то сразу стало слишком много: чужие пальцы запутались в волосах на макушке, судорожно дернули, когда головка уперлась в рельефное небо, по рецепторам рассыпались терпко-соленые молекулы чужого вкуса, до ушей донесся тихий, будто бы удивленный стон. И Ацуши почувствовал за секунду до того как это произошло — челюсть сдвинулась, щелкнула, рот превратился в капкан из острых зубов — но он успел выпустить член прежде, чем сумел бы ранить. Вот так — полчаса по крупицам собирал собственную выдержку и благоразумие, а в итоге все было без толку. Ацуши хотелось зарычать от злости, но не хотелось все портить еще сильнее. Упершись лбом в чужой живот, Ацуши судорожно дышал, пытаясь вернуть самообладание — не получалось. Пальцы коснулись его подбородка, потянули на себя. — Посмотри на меня. Ацуши поднял голову, натыкаюсь на чужой темный, голодный взгляд, что едва ли помогал. Большой палец коснулся губ, заставляя их приоткрыть, и тяжелое, с присвистом дыхание осело на коже. Блондин заворожено наблюдал, как другая рука обхватила твердый член, лениво провела несколько раз, сбрасывая болезненное напряжение. Ацуши вернул взгляд на лицо, встречаясь со взглядом таким обжигающим, влекущим, что позволил угрызениям совести утонуть в этом липком дегте. Чуть сдвинувшись, Ацуши закинул чужую ногу себе на плечо, лизнул подушечку пальца, что все кружила у его рта и лукаво посмотрел из-под ресниц. Рука исчезла, приблизилась другая, и Ацуши с готовностью приоткрыл губы. Какие-то темные, оголодавшие искры мелькнули в чужом взгляде и канули в глубину расширенных зрачков. Рюноске провел головкой по щеке, оставляя влажный след смазки. Коснулся блестящих от слюны губ, и Ацуши легко обхватил кончик, обвел языком щелку уретры и отпустил. Рот Рюноске приоткрылся, ресницы дрогнули, в животе заворочался странный ком из опасности и похоти — он все водил членом по чужим губам, где за тонкой преградой скрывались удлинившиеся клыки, способные разорвать его артерию в один небрежный укус. Возбуждение тугими тяжелыми кольцами осело внизу живота, и Акутагава все не мог остановиться, балансируя на этом краю без всякой страховки. Это все равно что добровольно палец совать в капкан — разве что ставки повыше. На висках выступили капельки пота. Ладони вдруг с силой сжали ягодицы, задев пульсирующий вход, и Рюноске пришлось ухватить член за основание, чтобы не кончить в ту же секунду. — Иди сюда, — хрипло приказал брюнет, потянув Ацуши за горло вымазанной в смазке и слюне рукой. Тот без промедлений подчинился, ловким движением приподнялся и улегся сверху, зависая на согнутых в локтях руках. Вжался всем телом, потерся болезненно стоящим членом о чужой живот, со стоном припадая к податливому рту — лишь прижавшись солеными губами, не целуя, как того хотелось на самом деле. Рюноске задушевно выдохнул, прижатый горячим телом и пригвозжденный силой собственного желания, и закинул ногу на бедро, желая быть ближе. Судорожно дернул чужую футболу, рывком снимая ту. Обвел поплывшим взглядом молочную кожу, не тронутую ни единым шрамом или рубцом, и гулко сглотнул, встречая чужой плотоядный взгляд вытянувшихся в узкие щелки глаз. — Перевернись на живот, — слишком невнятно, рокочуще проговорил Ацуши. Скатился с кровати, позволяя Рюноске сесть, подгребая подушку ближе, пока сам доставал пачку презервативов из собственной сумки, избавляясь от белья. Рюноске скользнул взглядом по чужим сильным бедрам, изгибу ягодиц и зацепился за стоящий колом член. — Он же не обрастает у тебя какими-нибудь шипами, как у тигров? Ацуши клыкасто ухмыльнулся. — Нет. Иначе бы стер себе все ладошки в лохмотья — никакая регенерация не помогла бы. Ацуши вернулся на кровать, и Рюноске вдруг заметил, что обычно бесцветные мелкие волоски на руках того отросли, приобрели выраженный белый цвет, а ногти почернели, заострились, хотя и не вытянулись в настоящие когти. — Встань на колени. Акутагава почему-то медлил — от колющей тупыми иголками опаски, вдруг пересилившей возбуждение, жгучей неловкости от столь открытой, незащищенной позы, что внезапно захотелось прижать колени к груди, закрыться, сжаться и избавиться от слишком сложных чувств. Ацуши приблизился вплотную, огладил его лицо костяшками пальцев, словил чужой взгляд и улыбнулся. — Эй, я люблю тебя. — Пошевелил пальцами у его глаз, сказал: — Я контролирую это. Я не причиню тебе боли. Рюноске зажмурился, отвернулся, потому что — ему просто нужна минута. Он слишком сильно хотел ему верить. Ацуши не торопил — прижался, обнял одной рукой, а второй просто перебирал влажные пряди на затылке, мягко проходясь ногтями на чувствительной коже. Заставил себя сказать: — Мы можем закончить на сегодня. Ты не должен переступать через себя, чтобы сделать это. — Скривившись, добавил: — А для Виктора мы уже достаточно собрали информации. Я осознаю все до последней детали, но пока не могу заставить клыки и когти исчезнуть. А когда на тебе нет ни нитки одежды — тебе не из чего призывать Расемон. Рюноске открыл глаза, вернув себе прежнее душевное равновесие. — Я могу попробовать призвать его из твоей одежды. Потом. Как-нибудь. Ацуши улыбнулся, не сказав ни слова. Зубы и когти пропали вместе с эрекцией, что могло бы быть смешным, будь они в состоянии сейчас оценить чью-то шутку. Накаджима уже собирался было забраться под одеяло, когда Рюноске сказал: — Я хочу продолжить. Давай уже закончим со всем этим. Плохой настрой, поджав губы, подумал Ацуши. С такой решительностью идут на задание, а не заниматься сексом, но ему особо выбирать не приходилось. Акутагава отстранился, чуть неловко встал на колени и локти с таким видом, будто готовился к бою. Ацуши цокнул, но ничего не сказал. Такая долгая эрекция не могла пропасть просто так, так что Ацуши неспешно передвинулся за спину вмиг напрягшемуся брюнету, заставил его сильнее раздвинуть ноги и обхватил член рукой, чуть неловко из-за ногтей провел несколько раз, возвращая настроение в нужное русло. Острая, напряженная линия плеч расслабилась, бедра дрогнули, желая сдвинуть ноги, но Ацуши не позволил. С тихим выдохом Рюноске опустился грудью на кровать, прикрыл глаза, позволяя всему эту просто происходить. Обводя сочащуюся головку пальцем, размазывая смазку, Ацуши оттянул другой рукой ягодицу, открывая вид на расслабленную, приоткрытую дырочку. — Ты уже все подготовил для меня, — низко выдохнул блондин, ощущая, как собственное возбуждение возвращается мощным приливом. — Знал бы, что ты будешь так возиться, оставил бы все на тебя, — несерьезно буркнул Акутагава, стараясь не выдать, насколько хорошо ощущалась чужая рука на собственном члене. Ацуши хмыкнул и прижался губами к влажно блестящей дырочке, слизывая искусственную смазку — тело под ним вдруг пришло в движение, дернулось куда-то вперед, но он крепко схватил чужие бедра, выпуская член из руки. И Акутагава правда ему был за это благодарен — его резко бросило сначала в жар, а после и в холод, тело мгновенно покрылось липкой испариной, а воздух исчез из комнаты. Рюноске протяжно, низко простонал на выдохе, вцепившись в одеяло под собой, как за спасательный круг. Ацуши обвел отверстие по кругу, еще больше раздвигая ладонями ягодицы и обхватил губами покрасневшие края, посасывая их. Чужая спина мелко задрожала, Рюноске снова попытался сдвинуться, но уже назад — ближе, глубже, откровенней. И Ацуши позволил ему — скользнул языком внутрь, влажно оглаживая языком сжимающиеся стенки, проникая так глубоко, как хватало возможности, подталкивая их все ближе к краю. Оторвался он только тогда, когда Рюноске заставил себя приподняться, чуть обернуться и рявкнуть: — Хватит! И весь он — красные пятна на острых скулах, влажные неопрятные волосы и затянутый похотью взгляд — Ацуши не мог всему этому сопротивляться. Поцеловав куда-то в мокрую поясницу, он потянулся за презервативами и смазкой. Смазав латекс резинки, Ацуши приставил головку к мгновенно сжавшемуся входу. Сказал сквозь зубы: — Расслабься. Несколько долгих мгновений он ждал прежде чем Рюноске сможет на выдохе принять его. Оказавшись полностью внутри, Ацуши не решился двинуться — чужое тело сжимало его слишком туго, почти больно, и он не сомневался, что каждое его движение будет отзываться болью не только у него. Акутагава, казалось, едва дышал — резкая линия плеч чуть дрожала от каждого судорожного, поверхностного вдоха, лица было совершенно не видно за свесившимися волосами. Ацуши, не выходя, мягко толкнул Рюноске на кровать, укладывая бедрами на подушку, прижался всем телом и ткнулся носом в мокрый затылок. Рюноске чуть повернул голову — и побледневшее лицо, сжатые в тонкую линию губы и влажные уголки глаз сказали Ацуши больше, чем тот когда-то смог бы произнести. — Расслабься, — мягко произнес блондин, прижимаясь губами к щеке. — Выдохни. Он целовал, куда удавалось достать — горло, линия челюсти, щека, самый уголок обожаемой скулы, мелко покачиваясь, давая возможность привыкнуть. Это заняло некоторое время, но в какой-то момент Рюноске еще больше обернул голову, неловко прижался к губам, прошептал: — Двигайся. Сознание, казалось, раздвоилось — Ацуши одновременно ощущал, как каждая секунда промедления сжигала его терпение, уничтожала любые его зачатки, и одновременно — с какой кристально ясной головой он способен контролировать каждую мышцу своего тела, каждое движение и как огромно было его желание позаботиться о человеке рядом с ним, избавить его от боли, что он способен причинить. Так что Ацуши не собирался потворствовать сиюминутным желаниям — ни чужим, ни своим собственным, и постепенно увеличил амплитуду покачиваний, едва выходя из тела. Каждый его толчок вызывал короткий, сладкий выдох из искусанных губ Рюноске, что только разбирался в этом новом удовольствии — и Ацуши позволил ему разобрать то на мельчайшие составляющие, двигаясь так медленно, как только позволяла выдержка. Та — уже стремительно летела к финишу. Ацуши чуть сдвинулся, обхватил чужое горло ладонью, и снова двинул бедрами, вызывая у Рюноске особенно сладкий выдох, взгляд потерял всякую осознанность. Акутагава прохрипел: — Двигайся. Что ж, это уже можно было считать не сиюминутным желанием. Встав обратно на колени, Ацуши подтянул совершенно не сопротивляющегося Рюноске на четвереньки и двинулся наконец так, как хотелось им оба — с оттяжкой, с силой, влажным шлепком плоти о плоть, двигаясь так, чтобы не успевать дышать. Акутагава уже не мог так притягательно выдыхать — с каждым движением член удачно походился по простате, и он просто потерялся в этом ощущении острого, почти болезненного удовольствия, дыша раз через три. Казалось, все тело превратилось в сплошной комок нервных окончаний, главным предназначением которого было получить удовольствие — здесь, сейчас, всегда. И то было чувство такой интенсивности, что оно целиком заняло голову, грудину, скопилось в животе и готово было взорваться, утаскивая за собой на изнанку этого удовольствия. Но Ацуши вдруг остановился, вызывав громкий протестующий стон, но лишь затем, чтобы перевернуть на спину и заново пристроиться меж разведенных ног. Так ощущалось совсем по-другому, и блондин дал лишь пару секунд, чтобы привыкнуть, и вернул прежний темп. Рюноске закинул ноги на пояснице, скрестил, притягивая ближе, еще ближе, пока между их телами, лицами не остались жалкие сантиметры. Вплел мелко дрожащие пальцы в сырые белые волосы, потянул на себя, со стоном ловя чужие губы зубами. Ацуши обернул ладонь вокруг чувствительной головки — и оказалось, что именно этого и не хватало Рюноске, чтобы распасться на атомы. С обессиленным вздохом он кончил, сжавшись с такой силой, что утянул за собой и Ацуши, что бессознательно впился зубами в его плечо. И только когда пару бесконечных секунд спустя он разжал челюсти, он увидел натекшую лужу крови и уже подживающий слепок собственной челюсти. Рюноске чуть обернулся, оглядел картину, осоловело моргнул. — Могло бы быть и хуже. У него не осталось сил абсолютно ни на что, так что он просто закрыл глаза, приводя дыхание в норму. Заворочался Ацуши, опустился сбоку и ткнулся губами куда-то под челюсть. Если у того и закончились силы, то на минут пять — не больше.