Имя мне — Легион

Чехов выкинул окурок и захлопнул окно, задушив все звуки вечернего Сан-Франциско. Обернулся к Достоевскому. — Я хочу, чтобы ты убил Осаму Дазая. Чехов, как часто в последнее время, невольно опустил глаза на тугую повязку на шее и плече мужчины. Из-под краев белой ткани проглядывались края гематомы, что никак не хотела проходить. Заставил себя вернуться к тускло блестящим темным глазах. Чехов сказал: — Я сделаю лучше — сначала умрет Накахара Чуя, а потом Дазай. — Мне все равно в каком порядке. Порт должен пасть. Чехов кивнул. Направился к выходу из палаты, но голос Достоевского его остановил: — Антон? Не забудь про Виктора. Тот снова кивнул. Достоевский удовлетворенно опустился на подушку, прикрыл глаза. Чехов — единственный, на кого он мог всегда положиться. Удаляясь от палаты, Антон думал о том, что, похоже, снова придется лишить Никифорова семьи.

***

Вечерние тренировки Ацуши всегда давались сложнее. Не только из-за того, что он едва успевал восстановиться после утренних, но и потому, что к вечеру Виктор будто тверже вознамеривался выместить на нем весь стресс за прошедший день. И когда Никифоров, после двух месяцев реабилитации и редкого перекладывания бумажек из одной стопки в другую, вернулся в тренировочные залы первой башни, у Ацуши напополам с радостью ощутимо пробежались мурашки по загривку от широкой ухмылки на изувеченном шрамами лице. Ящерицы, что тренировались во всех уголках зала, приветственно загудели при виде Виктора, кто-то захлопал в ладоши. Но то было только утром. За день Никифоров успел так всех достать, суя свой длинный нос в тренировки абсолютно каждого и с милой улыбочкой говоря о «раскисших» мышцах и скорости реакции на уровне первого макинтоша, что все с радостью сдали бы его еще на пару месяцев в госпиталь Мори в четвертой башне. Он лез даже к тем, кого не курировал лично, за что заслужил пару гневных, но не особо убедительных отповедей от других тренеров Порта. Пока Виктора не было, Ацуши и сам работал под крылом другого тренера, который, конечно, гонял его за двоих, но с безжалостностью Никифорова это не шло ни в какое сравнение. — Ну что, Ацуши, показывай, насколько все плохо, — хлопнул в ладоши Виктор, и синие глаза его сделались глубже в предвкушении. Он и раньше подозревал у Виктора садистскую жилку, но сейчас, на контрасте, Накаджима наконец убедился в своем предположении. — Чем ты занимался, пока меня не было? — обманчиво ласково спросил Никифоров, записывая его результаты. — За это время ты должен был утроить свои показатели, а ты едва дотянул до двоечки. Где тот несчастный, который курировал тебя? Ацуши указал в дальний угол зала, где рослый мужчина гонял свою стайку Ящериц. Сидя на матах, потому что ноги позорно дрожали после батареи тестов, парень наблюдал со смесью ужаса и восхищения, как Виктор захлопнул блокнот и с самым решительным видом направился к внушительному даже издалека мужчине. Захотелось слиться со стеной — но ему, набравшему массу, раздавшемуся в плечах и даже немного вытянувшемуся, было подобное уже недоступно, так что Ацуши пришлось стойко терпеть косые взгляды и тихие смешки Ящериц, пока Виктор, громко и пафосно, выговаривал другому тренеру все, что он думал по поводу его методов подготовки. Что-то про слабохарактерность и «если я дам тебе пластилин, то ты тоже сделаешь из него червяка? Это все, на что ты способен?». Разразился скандал — взбешенный старший тренер с трудом удержался от того, чтобы не выполнить желание большинства и не попробовать отправить в медблок назойливого русского, а Ацуши думал о том, что шепотки будут теперь его преследовать ближайшую неделю. Откуда-то справа сочувственно посмотрела Кека, но парень лишь отмахнулся. Он только порадовался, что сегодня у Акутагавы не было тренировок и он не стал свидетелем этого цирка. Спустя минут двадцать Виктор вернулся вполне веселый и довольный жизнью и сказал, что пора на обед. Плотный обед и мягкое кресло в отделе Собирателей кое-как привели Ацуши в чувства, но вечерняя тренировка выбила их точным пинком в солнечное сплетение. — Устал? Это только 363 отжимание. — Это все, Ацуши? Ты стоишь в планке всего 26 минут. А что, если я сяду тебе на спину? Ладно, вставай, хватит валяться. — Ты ногу подвернул? Нет? Тогда чего остановился? У тебя еще тринадцать километров бега сегодня. — Ты чего так тяжело дышишь? Это весит всего полтонны. Давай, еще выше. — Я тебе сейчас правую руку сломаю, если ты не начнешь задействовать левую. Спустя два часа Ацуши выполз абсолютно мокрый, с трудом переставляя ноги и едва дыша. Может быть, зря он так радовался скорому выздоровлению Виктора. Тот, казалось, решил восполнить ему оба месяца своего незапланированного отпуска, заплетая его жилы в косы. В раздевалке, доставая чистую одежду, Ацуши заметил непрочитанное сообщение от Дазая: «Зайди ко мне после тренировки». Вялости в теле поубавилось, откуда-то взялось третье дыхание, и парень торопливо направился к душевым. Просто так Дазай не стал бы вызывать его, и за обедом ничего не сказал, так что не стоило заставлять его ждать. В кабинете мужчины он не встретил Рюноске, так что идея о совместной миссии отпадала сама собой, решил Ацуши, лишь переступив порог. — Садись, — сказал Дазай, и тот сел в глубокое кресло у стола мужчины. Сложив руки на коленях, блондин ждал приказа, вопроса, любых слов, но мужчина почему-то медлил. Дазай выглядел странно осунувшимся — что-то в уголках темных глаз, в опущенных кончиках губ, в нервных пальцах, бессмысленно перебирающих бумаги, все это заставило Ацуши насторожиться, присмотреться. Он не знал, что стало причиной, но и прерывать затянувшуюся тишину он не считал себя вправе. — В Питере случилось кое-что, о чем не знает Чуя, — все же сказал Дазай, тяжелым взглядом пригвоздив парня к креслу; Ацуши уже не понравилось начало. Голосом, утратившим всякий цвет, мужчина продолжил: — Его способность… В детстве он подвергался экспериментам, целью которых было искусственно наделить человека способностью. У них получилось. Чуя стал сосудом для Арахабаки — Бога бедствий и разрушений, которого когда-то укротило японское правительство. Но во время эксперимента вмешались иностранные шпионы, и печать на сознании Арахабаки была сломана, а лаборатория разрушена до фундамента. Во время активации Порчи сознание Чуи засыпает, управление его разумом полностью перехватывает Арахабаки. Было странно слышать историю о Чуе не от самого Чуи — особенно когда ее рассказывали так сухо, без капли экспрессии, словно зачитывая заготовленные реплики. Но Ацуши, делая вдох через раз, вглядывался в лицо Дазая слишком пристально, он слишком тесно с ним общался, чтобы действительно поверить в эту безучастность. — Почему ты все это мне рассказываешь? — закономерно спросил блондин. Дазай перевел взгляд куда-то за спину своего подчиненного, словно говорить в пустоту для него было значительно легче, чем глядя во внимательные неоновые глаза напротив. — В Питере Арахабаки впервые заговорил. Он назвал Чую слабым сосудом, и потребовал найти ему новый, иначе он уничтожит его. — Разве он может? — спросил Ацуши, и голос его был странно высоким из-за тревоги, вдруг охватившей его целиком. — Он может вырваться сам без активации Порчи? — Я не знаю, — резко сказал Дазай, и эмоции наконец прорезались в его голосе сталью. — Но я не хочу проверять. Мы должны избавиться от Арахабаки. Ацуши приоткрыл рот, но слова так и застыли на его губах. Он не представлял, как можно избавиться от способности Чуи — особенно когда эта способность ни много ни мало Бог бедствий и разрушений. Но у Дазая, очевидно, был план, хоть Ацуши и плохо представлял, чем он мог бы помочь в этом конкретном случае. — Что требуется от меня? — все же нашелся блондин, и взгляд Дазая — темный, бездонный — обратился наконец к нему. — Есть один эспер — Шибусава Тацухико. С помощью своей силы он может изъять чужую способность и материализовать ее в виде фантома. — И что дальше? — не выдержал Ацуши многозначительной паузы Дазая. — Мы попытаемся убить фантом Арахабаки? Это возможно? Или действительно найдем и переместим в новый сосуд? Дазай затарабанил пальцами по столу, выдавая собственную нервозность в крепкой связке с раздражением, и впился тяжелым взглядом в подчиненного. Ацуши умолк, опустился в кресло, с которого, не заметив того, успел приподняться и заставил себя успокоиться. — Последний раз Шибусаву видели на Сицилии, и там же его след обрывается. За подпольной жизнью Италии следит семья Криспино, и на днях у старшей дочери главы семейства состоится свадьба, на которую Порт получил приглашение. Точнее, Чуя, так как он является лицом Порта в международной сетке отношений. Я хочу, чтобы ты полетел с Чуей, и узнал у Криспино местоположение Шибусавы. Чуя ни о чем не знал, понял Ацуши, и ему отчего-то сделалось тошно. Ему не хотелось проворачивать такие дела за спиной Чуи, но ему в принципе не давали выбора, а ставили перед фактом. Сглотнув неприятную горечь на языке, Ацуши кивнул, но все же не удержался от вопроса: — Почему ты меня отправляешь с Чуей? Дазай посмотрел на него так, словно он был его надоедливым им братом, который спрашивал у него раздражающе элементарные вещи. — Там будут представители практически всех мафиозных группировок, так что тебе будет полезно понаблюдать, как Чуя будет лавировать в этом море голодных акул и заводить новые знакомства. — Почему для меня это будет полезно? — еще более растерялся Ацуши, непроизвольно сжимая пальцы на коленях. — Мне казалось, я нужен был Порту как одна из Ящериц и Исполнитель, а не для того чтобы сопровождать Чую и учиться у него плавать среди акул. Мой английский все еще не настолько хорош. Дазай сложил перед собой согнутые в локтях руки, сцепил пальцы в замок и лишь на секунду его голос дал слабину, когда он произнес: — Если все выйдет так, как планируется, Чуя останется без способности и уже не сможет в полном объеме выполнять свои обязанности. Возможно, тебе нужно будет занять это место. Это было разумно: международными делами Порта не мог заниматься человек, которому требовалось возить с собой небольшую армию для защиты и устрашения. Делегат сам должен быть армией, и Чуя подходил на эту должность идеально — мощь его способности была широко известна в тесных кругах международной сетки, и его появление в чужом подполье являлось гарантом выполнения обязательств перед Портом. Иначе — неустойка в виде отрубленных голов, единственное верное напоминание о неминуемой каре вздумавших предать. Это то, что знают, чего ожидают от делегата Порта. И если это изменится — изменится и отношение других к Порту. Этого нельзя было допустить. Это вовсе не значило, что Чуя станет бесполезным, но и выполнять прежнюю роль уже не сможет. Но Тигр — он сможет быть достойной заменой. Мысли, мелькнувшие в голове Ацуши за секунду, почему-то принесли лишь непонятную, еще не до конца осознаваемую тоску. — А что насчет нашей двойки с Акутагавой? — негромко спросил блондин, отводя взгляд. — У нас совсем недавно стало получаться. — Я же не сказал, что это произойдет завтра, — произнес Дазай, и на его лице появилось нечто, что некоторые могли бы принять за улыбку. — Тебе еще многому предстоит научиться. Просто подумай об этом. Примерь на себя эту роль, пока вы будете в Италии. И сдашь мне отчет по Шибусаве лично по возвращению. Ну и проследи, чтобы Чуя не пил. Его внутренности после Питера держатся внутри только на честном слове, и капля алкоголя сведет на нет всю работу Мори. Дазай пододвинул к краю стола две папки с информацией — на семью Криспино и Шибусаву Тацухико. И прежде чем Ацуши смог забрать их, Дазай сказал: — Чуя и никто другой не должен знать об этом, ты понял? Добудь эту информацию как угодно, но не развяжи между нами войны. Мишель Криспино считается другом Порта, но он весьма своеобразный человек, и некоторые его манеры вызывают желание разбить ему нос, но не поддавайся его провокациям. Он поборник традиционных семейных ценностей, но выдает своих сестер и собственных детей только с политической перспективой, так что он та еще меркантильная тварь. Завтра в 10 утра машина будет у главной башни, возьми с собой костюм. Ацуши кивнул, сложил две папки в одну и собирался уже было выйти и изучить информацию, когда Дазай окликнул его уже практически в дверях, спросил: — Как сегодня Виктор провел первую тренировку после реабилитации? Блондин на секунду задумался, без задней мысли ответил: — Гонял как в последний раз. Но был как будто… немного не в себе, часто выпадал куда-то в свои мысли. Дазай кивнул и Ацуши покинул кабинет. Мужчина укрепился в мысли о том, что, возможно, пора вспомнить события четырехлетней давности и понаблюдать за Виктором.