Имя мне — Легион

Ацуши приоткрыл глаза сутки спустя. Мир, снова мутный и расплывчатый, почему-то казался очень тяжелым, и все пытался снова прикрыть его веки. В теле была такая слабость, будто он снова попал в приют, и его воспитывали голодом и изнурительной работой. Воздух застревал где-то в глотке, словно многотонная плита придавила его диафрагму. Воспоминания, такие же мутные и расплывчатые, как мир сквозь слипшиеся веки, накатывали резкими толчками, метя куда-то в темечко и виски. Он восстановил ход недавних событий и резко распахнул глаза, попытался встать, но чья-то рука уперлась в его грудь. — Тише, ляг обратно, — послышался спокойный, знакомый голос, и то было сродни живительному разряду тока для его сжавшегося в паническом страхе сердца. Ацуши повалился обратно в кровать — мягкую и вполне комфортную, без железных наручей по бокам. Попытался выровнять зашедшееся сердце, которое вдруг осознало, что оно все же живое, и перевел мутный взгляд на склонившегося к нему Дазая. Казалось, Ацуши никогда не был так рад видеть его, как в этот момент. — Хорошо, что ты очнулся именно сейчас, — негромко сказал мужчина, пристально разглядывая его. — Ты заставил нас всех поволноваться. Ацуши сглотнул, ощущая дикую сухость во рту, перевел взгляд на близстоящую тумбу и увидел там стакан и целый графин воды. Неловко потянулся, но запутался в трубках, что обвивали его правую руку. Сердце снова пропустило удар, и он импульсивно схватился за иголку в сгибе локтя, но Дазай остановил его — легко ударил по руке, заставив Ацуши замереть. — Успокойся. Ты потерял очень много крови. Мори сделал переливание и поставил тебе капельницу после, так что еще немного и он отпустит тебя. Дазай говорил медленно, четко, словно каждое слово было каплей воды, что он целеустремленно нес к цели на кончике пальца. От этого уверенного тихого голоса Ацуши практически мгновенно успокоился, будто слова Дазая были для него чем-то, что не вызывало сомнения. Словно они обходили какой-то фильтр в его голове, отвечающий за опасения и скептицизм. Блондин все еще немного затуманенным взглядом следил, как мужчина налил воду в стакан и поднес его к лицу. Чуть отвернувшись, Ацуши перехватил стакан одной рукой, сжал в немеющих пальцах, не собираясь терпеть такое трепетное отношение. Мужчина хмыкнул едва слышно и сел обратно. Когда жажда, наконец, прошла, Ацуши почувствовал, что его горло снова в состоянии воспроизводить человеческую речь, а не скрежет и шелест. Отложив стакан обратно, ощущая себя более живым, чем минуту назад, блондин спросил: — Вы убили его? — Не совсем, — ничуть не удивившись, отозвался мужчина. Как-то неловко сложил руки в мелких царапинах на колени, словно не зная, куда их деть, и посмотрел на Ацуши прямым, тяжелым взглядом. — Ты знаешь, что он хотел сделать? — Он хотел как-то с помощью переливания и другого эспера перенести мою способность к той женщине. Она пахла, как свежий труп, — дернул плечом Ацуши, непроизвольно отводя взгляд, потому что говорить о таком спокойно, почти безразлично было слишком тяжело. — Скажи… у него получилось? — А как ты чувствуешь? В том-то и дело, что Ацуши не знал — и это пугало больше всего. В последнее время он чувствовал Тигра, как нечто едва терпимо теплое, почти обжигающий сгусток внутри — в своей голове, в груди, в костях, в кончиках пальцах — везде. С недавних пор Тигр так плотно вошел в его жизнь, что проник буквально в ядро каждой клетки его тела, притерся, растекся, стал частью него настолько ощутимой и родной, что Ацуши уже не представлял себе жизни без этого чувства. Для него теперь казалось почти не поддающемуся описанию то состояние, когда в приюте его Зверя превратили в один концентрированный ком ненависти и злобы и зашвырнули под замок в его голове. Но теперь ему пришлось искать слова для этого, потому что его состояние сейчас было очень похоже на то, что было в приюте. — Я ощущаю себя… как будто пустым, — закусив губу, пробормотал Ацуши, не глядя на мужчину. — Как будто у меня забрали одно легкое. Или одну руку. И теперь приходится дышать, жить как будто только наполовину. Или как будто я остался один в переполненном торговом центре и потерялся, и все никак не могу сообразить, куда мне нужно идти. Ацуши вытянул перед собой левую руку, сосредоточил на ней разбегающуюся кучу мыслей, но не произошло ровным счетом ничего. У него словно забрали и второе легкое в этот момент, оставив умирать в мучительной и молчаливой агонии осознания. — Я успел аннулировать способность Уилла, но в тот момент у тебя забрали уже достаточно много крови, — все также спокойно и размеренно продолжил Дазай, словно перед ним не разваливался на части человек. — Я не знаю, остался ли Тигр. Если ты сам не чувствуешь, то можешь позже обратиться к Юри. Ацуши, полусидевший все это время, медленно сполз, уставившись пустым взглядом в потолок. Начинаем ценить только когда потеряем, верно? Ацуши постарался задушить на корню эту мысль. Еще ничего не ясно. И то, что он не ощущал сейчас Зверя, могло значить что угодно, кроме того очевидного. Все просто не могло закончиться так. И не закончилось вовсе. И если Юри не покажется у него, он сам найдет его — как только его отцепят от всех этих капельниц и он найдет штаны. Да, именно так. Размазывать сопли сейчас не имело никакого смысла. Да. — Что вообще произошло? — отсутствующим голосом спросил Ацуши, как будто лишь для галочки, ощущая, как накатывающая апатия превращала все внутренности в лед, не замечая, что Дазай уже и сам был вылеплен изо льда. — Когда ты связался с координатором, мы тут же отследили твою GPS-точку, — размеренно и безэмоционально начал мужчина. — Когда мы заметили, что точка Акутагавы не двигается, то отправили и за ним людей. Но когда мы приехали, он уже стоял на ногах и плевался ядом. Раз с ним все было нормально, я приказал, чтобы он ехал к нашей группе. То помещение, где ты оказался, было не так далеко от места взрыва вашей машины. У нас было не так чтобы много времени и информации, так что мы разделились на две группы, добили остатки этих недороботов, и спустились вниз, в лабораторию. Знаешь, что меня удивляет? У них не было никакой охраны, даже оружия не было, словно они были уверены, что их никто не найдет. Они, конечно, пытались трепыхаться, но это было бессмысленно, сам понимаешь. Это выглядело жалко. Группка безоружных людей, не считая железных Франкенштейнов, вырубила Акутагаву и чуть не прикончила тебя — я разочарован, Ацуши. Да, я знаю, что тот, третий, был менталистом и у них были транки, которые отключили даже тебя, и все-таки. Блондин перевел на Дазая все такой же пустой взгляд, и хотел найти какие-то слова, оправдывающие их, но почему-то не получалось. В голове был вакуум, а Дазай не выглядел так, будто ему действительно нужен отчет прямо сейчас — он скорее выглядел таким же опустошенным, как и Ацуши, но почему-то упорно продолжал держать лицо — бледное, с запавшими тусклыми глазами и заострившимися чертами, теперь Ацуши это видел намного лучше. И нехорошее предчувствие холодком пробежалось на его позвоночнику. — Я, Юри и другие члены Черных Ящериц были уже почти наверху, когда внизу все взлетело на воздух, — продолжил Дазай, и из его голоса словно выжали остатки любых эмоций. — Ты был ни жив ни мертв, так что Акутагава закутал тебя в Расемон, как в саван, и вы шли последние. Когда прогремел взрыв, Рюноске хорошенько приложило сначала огнем, а потом и стеной. Он сейчас вон там, за перегородкой, спит под снотворным и обезболивающими. Взгляд Ацуши непроизвольно дернулся в направлении слов Дазая, но все, что он увидел — это простую белую перегородку, что скрывала абсолютно все. Внезапно в теле даже появился ресурс встать и оказаться рядом с Рюноске, но Ацуши не сдвинулся с места. Он жив, а наподдать за неосторожность он сможет и позже. Нехорошее предчувствие и отстраненный вид Дазая с остекленевшими глазами буквально приковывали его к койке, заставляли слушать дальше, и холодный, вымораживающий страх понемногу вытеснял собственную апатию. — Нобу, Уилл, Мэри и Менталист, имя которого мы так и не узнали, остались в самом низу, вместе с несколькими из Ящериц. И они все просто превратились в ничто, когда произошел взрыв. Мы не успели узнать от них абсолютно ничего. Ацуши молчал пару минут, переваривая, а затем, разлепив губы, глухим голосом сказал: — Тогда что мы имеем? Нобу не мог отправлять за мной вооруженные хвосты в течение, как минимум, трех лет, потому что тогда с ним самим была бы хотя бы вооруженная охрана. Он не выглядел фанатиком, которому интересно покопаться в моих кишках — он преследовал четкую цель: излечить Мэри. Но он просто не мог действовать один — он абсолютно не имел понятия ни о чем, кроме как о своей цели. То есть он придумал, как захватить и удержать, но абсолютно не взял расчет, что на него могут напасть, и не выставил никакую существенную охрану. Как будто правда верил, что его не найдут. Складывается ощущение, что кто-то с помощью Нобу прикрывался и отвлекал внимание, пока где-то в другом месте делал то, что изначально задумывал. Потому что иначе это все похоже на какой-то абсурд. — Как хорошо, что я научил твой мозг работать, — послышался голос откуда-то из-за головы Ацуши, и Чуя сделал несколько шагов вперед, появляясь в поле зрения. — Дазай, ты сказал ему про Достоевского? Дазай покачал головой. — Достоевского? — переспросил Ацуши, переводя взгляд на Чую, что присел в ногах на его кровати. — Кто это? — Достоевский — психопат, который давно точит зуб на Порт, — без обиняков выдал Чуя, выглядящий слишком вымотанным, словно только чистое упрямство заставляло его держаться на ногах. — Когда-то мы уже сталкивались с ним, и не сказать, что это закончилось для нас без потерь. Он в основном базируется в Санкт-Петербурге, но его влияние распространилось по всей России и восточной Европе. У него есть глаза и уши в любой дыре. И он знает если не все, то точно знает того, кто знает оставшееся. Его методы управления… жесткие, если не жестокие. Мы тут у Мори в масле катаемся и косички друг другу заплетаем по сравнению с тем, что творится под его руководством. И если что-то попало в зону его интереса — эта вещь пропала для остального мира. — Я попал в зону его интереса? — как будто даже не удивленно спросил Ацуши, не чувствуя особого волнения. — Мы изначально так и думали, — чуть качнул головой Дазай. — Как и сказал Чуя, у него везде есть глаза и уши, а еще он любит коллекционировать эсперов для своей организации. Вербовать их, гражданами чьей бы страны они ни являлись, и использовать в интересах своей организации. Либо уничтожать, если те не хотели подчиняться ему. — И вы решили завербовать меня первее, чем Достоевский завербовал бы или убил, так? — ровно сказал Ацуши, вцепившись в лицо Дазая холодным взглядом. — Все это время он посылал тех людей? Это все еще не имеет смысла. Потому что если он такой грозный, и у него пол-Евразии под каблуком, то он мог найти кого-то и поспособнее, чтобы прибить меня. Очень, одуряюще сильно захотелось курить. Ацуши снова сел в кровати, не в силах выносить так спокойно то глухое раздражение напополам со злостью, что заполнило его разум. Теперь, оглядываясь назад, все казалось таким искусственным — и чужое участие, и желание защитить, и мнимая дружба, где все с первого дня знали о нем больше, чем он сам. — Мы не были до конца уверены в том, что это именно Достоевский. И ты не задумывался, что он специально посылал таких людей, чтобы ты справился с ними? — сказал Чуя, замечая, как стремительно менялось чужое настроение. — И зачем ему это? — не скрывая раздражения, сказал Ацуши. — Зачем ему посылать своих людей заведомо на смерть? — Может, хотел проверить, на что ты способен. А может, на тебе тренировал своих людей. А может, еще что-то, чего мы не знаем, — спокойно сказал Дазай, прямо смотря на блондина. — Зато теперь ты понимаешь, что за человек Достоевский. В любом случае, вчера он забрал то, что считает своим. — Что? — нервно отозвался Ацуши и подался вперед, неприятно потревожив иглу, но даже не заметив того. — Он забрал Виктора и Юрия. Когда-то они были частью его организации, — сохраняя все ту же поразительную безэмоциональность, ответил Дазай. — Пока мы были внизу, Виктор был нашим координатором в соседнем здании, а Юрий вместе с еще тремя Ящерицами был у главной двери. После взрыва, когда мы поднялись, их уже не было — только три трупа Ящериц и приглашение в Питер под одним из них. Злость, зревшая в нем последние минуты, как подгнивший плод, в один момент стала такой несущественной. Даже панические мысли о Тигре, что не переставали шелестеть на задворках сознания, затихли. Только через минуту звенящей тишины Ацуши осознал, что все это время задерживал дыхание, будто боялся, что за неосторожным вздохом упустит хоть одно слово, сказанное Дазаем с такой отстраненностью. Он все не мог понять — это такая защитная реакция или ему действительно плевать? — Он убьет их? — севшим голосом произнес Ацуши. И это настолько было похоже на констатацию факта, чем на вопрос, что у Ацуши свело живот. — Если мы не выполним его условия — скорее всего, — сказал Чуя, сжимая зубы. — Он оставил нам приглашение, так что нам придется им воспользоваться, если мы хотим вернуть их. — Вы летите в Питер? — Да. Я как раз пришел, чтобы забрать Дазая. Самолет ждет. Дазай поднялся на ноги, потоптался на месте мгновенье, словно не решаясь на что-то, и Ацуши все больше недоумевал с его поведения. Что с ним творилось? Прежде чем уйти, Дазай глянул на блондина, сказал совсем не то, что собирался: — Разберись с Тигром, понял? Защищай Порт. Чтобы нам было, куда вернуться. Когда Ацуши остался один, то буквально через минуту медленно приподнялся и сел, опустил босые ноги на пол. Он сжал зубы, когда мир покачнулся и начал тускнеть перед глазами, но все равно продолжил пытаться встать на ноги. Схватив стойку с капельницей и передвигая ее за собой, он короткими шагами дошел до перегородки, что отделяла его от Акутагавы. Замялся на секунду, но все равно решительно отодвинул ее и подошел ближе. Рюноске действительно спал. И лицо его было безмятежно, и на первый взгляд казалось, что он просто отдыхал. Но вблизи было заметно, что всю правую часть лица покрывал ровный красный цвет легкого ожога — словно он уснул на солнце, повернутый к нему лишь одной стороной. На лице было множество мелких царапин с запекшейся коркой крови. Поверх тонкого одеяла покоились руки, и Ацуши не удержался и коснулся правой, туго замотанной в бинты. Белые бинты, словно лоза, поднимались вверх, к плечу, обхватывали тонкую шею, грудину. Вглядываясь в безмятежное лицо спящего, Ацуши отчаянно кусал губу. Казалось, он должен был быть готовым к чему-то вроде вида раненного Акутагавы, мрачному тяжелому настрою Дазая и штатной спасательной операции, но оказалось — нет, он не готов. Он не готов ко слишком многому. Все это в купе с собственной внезапной беспомощностью просто-напросто выбивало почву из-под ног. Все слишком резко пошло наперекосяк. Ацуши обошел чужую кровать, посмотрел на стоящий там стул пустым взглядом и забрался под бок Рюноске, кое-как разместил рядом стойку капельницы и постарался сильно не тревожить спящего. Половина его тела находилась буквально в воздухе и малейшее движение грозило ему оказаться на полу, но он лишь обхватил здоровую руку брюнета и уткнулся ему носом в плечо. Тревога и тянущее чувство в грудине никуда не исчезло, но мысли в голове немного прояснились. Что ж, он узнал, кто реально представлял опасность. И что Нобу, у которого была цель лишить его, Ацуши, способности, а заодно и жизни, был лишь ширмой, за которой прятался Достоевский. Но вот теперь он мертв, а Ацуши вроде как жив, и можно было бы радоваться, что он вышел победителем из этой схватки — вот только жертвы, которые пришлось понести, оказались слишком велики, чтобы праздновать победу. Он не знал о Достоевском абсолютно ничего вплоть до сегодняшнего дня — но он, Ацуши, уже стал средством достижения его целей, и его уже, похоже, списали с баланса, так и не сумев нормально убить, впрочем. А в чем, собственно, состояла цель Достоевского? Просто вернуть предавших его когда-то людей? И заодно выманить кого-то из Порта на свою территорию? Это казалось… слишком мелким для того, кого назвали психопатом. Какую бы в действительности цель не преследовал Достоевский — он уже разворошил осиное гнездо, выведя из строя верхушку Исполнительного Комитета, выманил Дазая и Чую на свою территорию, увел едва не из-под носа Виктора с Плисецким, лишив Юри возможности использовать практически весь спектр его способностей — и это только часть того, что он знал. Сейчас Порт был чертовски уязвим и практически легкой мишенью. И можно было бы порадоваться, что он жив, а Рюноске относительно цел, и для них все закончилось малой кровью, вот только… Виктор и Юрий стали чем-то намного большим для него за это время, чем просто коллегами по черному ремеслу. Его до тошноты пугала мысль о том, что они, все четверо, могут не вернуться из России. Пугала настолько, что мысли о Тигре отступали на второй план. Ацуши судорожно выдохнул в плечо Рюноске, зажмурив глаза. Чужая неподвижная рука в его ладони была чуть теплой, и это было подобно якорю, что позволял держаться на плаву. Ему было трудно представить, каково было сейчас Юри. В один из долгих, довольно скучных вечеров, что он проводил в кабинете Чуи, тот сказал ему: «Человек, который попытается отобрать у Порта что-то, столкнется с такой силой в ответ, что ему стоит сто раз подумать прежде чем хотя бы пальцем пошевелить. Это и отличает нас от прочих разрозненных банд — мы сильны, пока мы вместе. Мы стоим за каждым нашим человеком, и это позволяет нам оставаться теми, кто диктует правила всем остальным. Если ты попадешь в опасность, и тебе нужна будет помощь — никто не оставит тебя справляться с этим в одиночку. Запомни это». Могут ли считаться два человека силой, способной скосить Достоевского? Но они не будут одни. Им не придется вытягивать все в одиночку.