Имя мне — Легион

У Нобу Судзуки была интересная способность: он мог контролировать электрический ток в устройствах, практически делая их разумными. И чем больше был контроль, чем больше он собственноручно собирал устройство. В четыре года он потерял родителей и попал в приют. Не то чтобы ему совсем было плохо, но ему было с чем сравнивать. Теперь ему приходилось соответствовать мальчишкам, которые там жили, чтобы не стать тем, о кого они тренировали свои кулаки и вымещали злобу на мир. Просто адаптация. Он обнаружил свои способности почти случайно — на одном из уроков, когда они готовили проекты по физике, он собрал простенький светорегулятор на симисторе. И какое же было его удивление, когда он смог управлять лампочкой, не касаясь диммера — лишь подключив устройство. Конечно, это сразу предопределило его жизнь. Появилась цель, мотивация, а там и средства. У него получилось поступить в неплохой университет на факультет робототехники, а там — получить стажировку в крупной компании с филиалами по всему миру. И он был настолько хорош, что его сразу после окончания обучения забрали в лондонский филиал. Он так стремительно поднимался по карьерной лестнице, что уже через два года не собирал собственными руками, а придумывал то, что будут собирать тысячи рабочих и что будет на рынке завтра. Его компания в основном занималась разработкой вспомогательных полуавтоматических роботов для медицины и науки, реже — для учений военных. Его собственный дом превратился в умное, абсолютно автономное жилище. Потому что когда дошло время для прокладки электрики — он надел рабочую форму и сам занялся всем. Собрал каждую розетку и точку света, и дом стал его крепостью, потому что он мог контролировать любое устройство, подключаясь к сети. Но контроль этот заключался только в жалких крохах — что-то включить или выключить, приглушить громкость или сделать ярче. Он знал, что способен на большее, если бы собственными руками собрал компьютер или маршрутизатор. Так что весь второй этаж его нового дома превратился в мастерскую, где он в любую свободную минуту проводил эксперименты со своей силой. В один хмурый день к ним в офис пришла журналистка, хотела взять интервью у идейного создателя автоматической машины для переливания крови, которая уже спасла не одну сотню жизней. Нобу увидел ее — светловолосую, с улыбкой и твердостью во взгляде, она держала диктофон в одной руке и папку с записями в другой, она была так искренне заинтересована и также искренне восторженна его идеями, заливисто смеялась над его немного неловкими шутками — и Нобу просто влюбился. С первого взгляда, в капризный лондонский день, в своем кабинете, что не видел клининг уже неделю, с кругами под глазами из-за бессонных ночей — он просто влюбился в эту девушку, и он собирался сделать все, чтобы она всю оставшуюся жизнь смеялась над его глупыми шутками так же заливисто и открыто. У него получилось. Мэри была очарована молодым инженером не меньше его самого и отвечала на все его ухаживания так пылко, что Нобу ощутил себя самым счастливым человеком на земле. А затем это чувство завладело им без остатка, когда Мэри сказала «да» и надела на его палец кольцо. А затем это чувство культивировалось во что-то совсем иное, когда Мэри сказала: «Ты станешь отцом, милый». Беременность оказалась очень сложной. С каждой неделей Мэри было все хуже и хуже, и врачи только разводили руками. У них не было внятного объяснения. Возможно, дело было в специфической способности их пока еще крошечного ребенка. Нобу проводил с Мэри каждую минуту, забыл про свои исследования и чуть не лишился работы. Нобу казалось, они справятся. Они же вместе, верно? Они со всем справятся. Ребенок умер при родах на седьмом месяце, едва не утащив мать за собой. Смерть их ребенка, такого желанного и выстраданного, ударила прикладом по темечку. Нобу, сцепив зубы и игнорируя собственную ноющую боль, сконцентрировал все свое внимание на супруге, потому что — она так и не справилась. Мэри умирала. Врачи сказали, что их малыш мог обладать способностью разложения или растворения или что-то еще из этой же области, а такая беременность всегда проходила сложно. И по статистике, при смерти младенца при родах мать медленно увядала из-за неспособности справиться с интоксикацией собственного организма. Нобу было плевать на статистику. Нобу было плевать на все — он хотел лишь того, чтобы Мэри жила. Жила с ним, улыбалась, чтобы у нее были силы взять его за руку, а не только бессмысленно смотреть в пустоту из-за психологической травмы и медленного разложения собственного тела изнутри. У них было не так много времени. Нобу связывался с лучшими врачами клиник по всему миру, показывал медицинскую карту, часами обсуждал возможное лечение, но всегда получал лишь один ответ — извините, мы не можем взяться за ее случай. Потому что статистика выживаемости все еще плоха, потому что нет проверенного метода лечения в таких случаях, потому что врачи не хотели рисковать репутацией своей клиники ради такого случая. Нобу не отчаивался. Как он мог отчаиваться, если от него зависела уже не только его жизнь, но и жизнь Мэри? Он любил ее так отчаянно и сильно, что мысли сдаться даже не возникало. Он продолжал искать — и ему продолжили отказывать в клиниках. Тогда он попробовал обратиться к нетрадиционным методам лечения, к обратной стороне официальной медицины — подпольным кабинетам, где способные эсперы работали за сумасшедшие деньги. И как-то он связался с Уиллом. Он осмотрел Мэри, сказал: — Я могу перенести чью-то способность к Мэри с переливанием крови. Эта способность должна обладать быстрой регенерацией, чтобы это имело смысл. И есть условие: человек должен быть сильно ослаблен или при смерти, потому что забрать способность при явном сопротивлении не получится. После переноса способности носитель умирает. Что ж. Готов ли он пожертвовать чьей-то жизнью ради Мэри? Практически собственными руками убить кого-то ради нее? Она не говорила уже несколько недель. Вместе с Уиллом они принялись искать человека с подходящей способностью. И это оказалось сложнее, чем думалось вначале, потому что — никто не собирался раскрывать перед тобой все грани своей способности, не так много было эсперов, обладающих регенерацией и не все подходили по группе крови. Через несколько недель поисков они нашли кое-кого. Уилл ввел его в искусственную кому, подключил к трубкам, и кровь мужчины постепенно перекачивалась к Мэри. Но все оказалось бестолку — его регенерация оказалась настолько слаба, что они выиграли максимум полгода. Нобу почти отчаялся. А потом к нему в дом пришел человек и протянул папку. — Помнишь его? — спросил мужчина. Нобу пригляделся — действительно, даже спустя столько лет он узнал Накаджиму Ацуши из-за его волос и глаз. Ведь это именно он тогда напал на него в приюте и чуть не разодрал в клочья. Нобу просмотрел содержимое папки и его сердце застучало где-то в горле. Способностью Ацуши был Зверь Лунного Света, что обладал невероятной силой и скоростью, практически мгновенной регенерацией. И он был носителем четвертой группы крови. Это должно было сработать. Мужчина, что представился Благодетелем, рассказал также о проблемах, связанных с мальчишкой. То, что он абсолютно не управлял своей способностью и оттого очень опасен, его организм перерабатывал обычные дозы снотворного и к нему сложно подобраться, потому что он, буквально, раздирал всех на пути к своей свободе. И буквально недавно он присоединился к Портовой Мафии Йокогамы и стал практически недосягаем. Это было сложно. Слишком сложно. Но Нобу уже не мог отступить — он слишком далеко зашел, и прямо сейчас у него в руках был шанс на спасение Мэри. Он не мог остановиться. — У меня есть план, — сказал тогда Благодетель. Когда Нобу спросил, зачем вообще помогать ему, Благодетель улыбнулся — жестко оскалился, глянул на него мертвыми глазами. У Нобу неприятные мурашки по рукам от этого мужчины. — У всех свои причины делать те или иные вещи, верно? Я дам тебе возможность, дам тебе своего Менталиста и его помощницу, и ты сделаешь все, что зависит от тебя, чтобы спасти Мэри. Ты ведь именно этого хочешь? Да, именно с этой мыслью он засыпал и просыпался. Именно с этой мыслью он каждый раз касался мертвенно бледной руки своей супруги. Ради семьи идут на сумасшедшие поступки, и Нобу был готов сделать этот. — Отлично, — сказал Благодетель. — Вот мой план. И Нобу впервые за много месяцев вернулся в свою мастерскую. Продолжил собирать роботов, чтобы вдохнуть в них жизнь с помощью своей способности. У него ушло чуть больше двух месяцев, чтобы собрать необходимое количество. Он был готов вернуться в Японию, чтобы найти своего старого приятеля по приюту Накаджиму Ацуши и отобрать его способность.

***

Ацуши был… на пляже? Да. На мягком, ласковом песке — еще не горячем, но приятно теплом. Казалось, он может почувствовать грани каждой песчинки под своей спиной — острые, с плавным изгибом, со странными пупырышками, будто кратеры давно потухших вулканов, шершавые, словно язык соседской кошки. Ацуши счастливо зажмурился, подставляя лицо утреннему солнцу. Было спокойно — внутри и снаружи. До ушей доносился влажный шум накатывающих волн, что белой пеной разбивались о песчаный берег и пальцы ног. Отчетливо пахло свежестью, солью и чем-то странным, как будто спиртом. Здесь пахло спиртом, а еще — болезнью. Нет. Ацуши потянулся всем телом, подставляя голый живот под пока еще нежное солнце. Над его головой шелестела мясистыми сочными листьями пальма, и он, прищурившись, увидел темнеющие сферы кокосов. Нужно будет обязательно за ними подняться. Как-нибудь попозже. Сейчас хотелось только предаваться лености. На душе было тихо, в голове — шум стихии. Ни одной мысли не формировалось в голове, и это было странно, странно, странно, что-то не так... Ацуши улыбнулся сам себе, одним глазом вглядываясь в безоблачное, бесконечное небо. Пролетела чайка, истерично вскрикнула и исчезла. Все погрузилось в первозданную тишину. Кто-то коснулся его руки. Блондин перевел взгляд на нарушителя его уединения — это была девушка, черноволосая и черноглазая, с улыбкой на полных губах, капельками соленой воды на шее и ключицах, с талией, что можно обхватить двумя руками, в крошечном мокром купальнике, что скорее демонстрировал, чем прикрывал. С мокрых иссиня-черных волос капала морская вода в раскрытую ладонь Ацуши, и остролицая незнакомка нежно улыбнулась, блестя знающими темными глазами. Ему ведь такие нравятся, да? Да? Вот если бы волосы чуть покороче, взгляд чуть поострее… — Хочешь искупаться? — улыбнулась девушка. — Пока нет, — ответил Ацуши, и голос ему показался глухим, будто он разговаривал из-за невидимой стены. — Давай еще немного побудем на пляже? Девушка кивнула. Ацуши закрыл глаза, наслаждаясь безмятежностью момента, но его постоянно возвращали в действительность действия девушки рядом. Она касалась его руки, мягко гладила предплечье, играючи чуть засыпала его песком и легко массировала кожу. Острые грани, чуть шершавые, как язык соседской кошки, и вот сотня потухших кратеров. Было приятно. Вдруг чужие кончики пальцев коснулись груди, и Ацуши непроизвольно дернулся. — Что ты делаешь? — спокойно спросил блондин, не открывая глаз. — Просто касаюсь тебя, — игриво прозвучал ответ. — Разве тебе не приятно? Ацуши нахмурился. Что-то было не так. То ли солнце вошло в зенит и стало жарче, то ли чужие пальцы были слишком теплыми. — Приятно, — сказал Ацуши, закусив губу, чувствуя, как внутри начал шевелиться непонятный дискомфорт. — Только… не трогай, ладно? Послышался мягкий, чуть недоуменный смех. — Почему? Вдруг стало очень больно, будто что-то острое застряло внутри него и ранило нежное нутро от каждого вздоха. Он резко сел, широко раскрыв глаза… Ацуши открыл глаза. Зрачки неконтролируемо сузились от яркого света лампы, и на секунду Ацуши показалось, что его глаза сейчас выжгут этот свет. — Он меня слышит? — Да. Ацуши смотрел словно сквозь мутную, белесую вуаль на мир перед ним. Все казалось нечетким, лишенным границ и фактуры. Он насухо сглотнул, ощущая невыносимую жажду, медленно моргнул, едва не забыв вновь открыть глаза — веки казались тяжелыми, будто кто-то затянул на каждой ресничке килограммовый вес, и он тянул его вниз, обратно в теплое забытье. Горло саднило, словно после долгого крика. Ацуши оглянулся, пытаясь внять, что происходило вокруг, и осознал себя прикованным к койке — металлической, накрытой тонкой простыней койке, что обычно в муниципальных больницах мелких городишек были. Его руки и ноги были прикованы железными толстыми браслетами к поручням койки. Ацуши попробовал пошевелиться, высвободить руки, но ни один мускул не дернулся. Он лежал неподвижно, и тело его предало — оно больше не подчинялось его командам. Ацуши постарался совладать с панически сжавшимся горлом. Выдох со свистом вышел из-за стиснутых зуб. Над ним, в потолке, мигнула лампа, и Ацуши показалось, что это предостерегающе мигнуло его сознание. Какая-то мысль скреблась на задворках его мозга, но она все не хотела показываться, воплощаться. На Ацуши не было верха. В его руку, на сгибе локтя, была введена игла, что трубками уходила в небольшую на вид машину квадратной формы, а от нее — снова трубками и иголкой — к женщине. Ацуши осознал, что пялился на женщину, лишь немного повернув голову. Она была… словно плохая восковая копия человека. Слишком бледная, серовато-землистая кожа, глубоко запавшие глаза с чернеющими кругами под ними. Нездорово острые скулы и линия лица. Почти все ее волосы выпали, а те что остались — были настолько тонки и ломки, что оставались на ладони, стоило лишь прикоснуться к ним. Ее тонкая фигура лежала на такой же койке, но без наручей, бессмысленный взгляд был устремлен в пустоту. В тонкую, едва ли не просвечивающуюся руку была введена игла, и та казалась ирреально огромной по сравнению с хрупкой женщиной. Ацуши снова почувствовал запах болезни — тяжелый, удушающе сладкий запах разлагающегося тела. Он забивал его рецепторы, как вездесущий песок на пляже. Он был таким вязким, назойливым, что его невозможно было игнорировать. Он свербил в носу и вызывал рвотный рефлекс, как давно разложившаяся падаль. Но женщина — она моргнула — была жива. Внезапно свет загородили и прямо над ним показалось чье-то незнакомое лицо. — Здравствуй, Ацуши, — сказал мужчина. — Извини, что заставляю тебя пройти через это. Но все это — цена жизни моей Мэри. Ацуши попробовал сфокусировать взгляд. Мужчина перед ним, черноволосый и худой, не выглядел, как безумец. Его глаза не блестели лихорадочным огнем жажды чужой жизни на руках. Он пах отчаянием и одиночеством так же ярко, как его супруга мертвечиной. — Знаю, что должен рассказать тебе, ради чего ты умрешь, — продолжил мужчина, Нобу. — Моя супруга неизлечимо больна, и только ты способен облегчить ее страдания и вернуть жизнь. Твоя кровь, твоя способность — все это теперь станет частью Мэри. Думай о том, что ты смог спасти чужую жизнь, и твоя собственная не прошла зря. Ацуши разлепил сухие губы, с трудом сглотнул, сказал чуть слышно: — Она уже мертва. Мужчина отпрянул от него, словно это он источал трупный смрад некроза. Нобу больше ничего было ему на сказал — как-то разочарованно поджал губы и отошел к машине, что стояла между Ацуши и Мэри. Что-то нажал. Сказал: — Активируй свою способность, Уилл. Кто-то опустил руку на плечо Ацуши. По прозрачной трубке, что крепилась к игле в вене блондина, засочилась кровь. Исчезала в негромко тарахтящей машине и появлялась с другой стороны, направляясь к женщине, у которой из двух рук торчали трубки. Ацуши сначала подумал, что его зрение решило пошутить с ним, но нет — вместо темной венозной крови по трубке струилась жидкость цвета расплавленного серебра. Ацуши медленно моргнул — раз, другой, но видение не исчезло, а затем он почувствовал резкую, выворачивающую наизнанку боль под ребрами. Тело выломало на кровати, сквозь сцепленные зубы послышался звериный рык, челюсть вытянулась, подчиняясь неконтролируемой трансформации. — Менталист, успокой его! — послышался звук, словно сквозь толстый слой ваты. Свет снова загородили, и на мечущуюся голову опустились горячие ладони. Тело затихло, застыв в полутрансформации, сознание Ацуши вернулось на пляж. Нобу проверил иглу в руке блондина, судорожно утер пот со лба. Им нужно было перекачать два литра, не меньше, используя способность Уилла, чтобы вместе с кровью перенести и способность Ацуши. Обычно человек умирал после взятия полтора литра крови. Боги, кто бы знал, как трудно было разработать подходящий именно его телу парализатор, как-то совместить его со снотворным, и чтобы все это не повредило Мэри при переливании — биологического материала Ацуши в виде волос и ногтей, что наскребла Роза, помощница Менталиста, было недостаточно, и Уилл разрабатывал средство на их страх и риск. Слишком малая доза — он очнется раньше, слишком большая — он мог умереть. Но они угадали с дозой практически идеально. А машина, созданная им, очищала кровь от парализатора и снотворного. Все вышло, все шло по плану. Нобу снова утер пот со лба. Подошел к Мэри, касаясь ее холодной щеки. Никаких изменений, сколько бы он ни всматривался, пока не было, да и быть не могло так быстро. Нужно было просто подождать. Около двух часов им хватит, чтобы взять достаточно крови, и тогда, уже с рассветом, они смогут вернуться в Лондон. Все шло по плану. Ацуши чувствовал, как мягкие волны качали его тело в объятьях невесомости. Рядом была все та же черноволосая девушка, и это почему-то раздражало. Ее длинные волосы путались у него между пальцев, ее смех ввинчивался в виски неприятным ультразвуком, слишком горячие руки касались его лица, головы — и все это казалось неправильным, неприятным. Ацуши всматривался в ее лицо слишком пристально, и видел в чужих глазах лишь себя. Она была неживая, а он — очень даже. И мысль скреблась непонятная, бесформенная в затылке, и вытащить ее было невозможно, словно ее замуровали. Менталист отнял руки от головы Ацуши через десять минут, судорожно выдыхая от напряжения. Сознание парня было податливым, как подтаявшее мороженое, и с легкостью выдавало его желания, и Менталист паразитировал на них, выкручивая на максимум, добавляя в него детали, которые точно не оставят равнодушным. Но что-то все равно было не так. Его сознание, сначала так легко принимающее его, вдруг встало на дыбы, принялось сопротивляться и выталкивать. Ему нужна была передышка, чтобы все обдумать и вернуться в голову мальчишки с новой идеей. Ацуши распахнул глаза, судорожно задышал, хватая ртом воздух. В глаза снова била ненавистная лампа, к его плечу была прижата чужая рука, а в голове вопил дурной голос что-то неразборчивое, несуразное, в груди отчаянно ныло, рвалось, словно кто-то зацепился за его ребра якорем, а теперь тянул изо всех сил. Трансформация снова дрожью прокатилась по телу, но его уже утащила другая картинка Менталиста. Он был дома, в башне. Ванную комнату наполнял приятный, пряный пар, вокруг него была вода мятного, свежего цвета. Волосы чуть вились от влаги, заплетались в легкие кольца на затылке, нос забивало что-то неясное, нечистое… Нет. Легкий плеск, круги по мятной воде, и Ацуши увидел, что не один. Напротив него, в большой ванне, сидел кто-то. Блондин пригляделся, но увидеть лицо все никак не получалось — оно было размытым, нечетким, как следы на песке у кромки воды. Он видел худые плечи, длинные руки, обхватившие сами себя за предплечья, острые коленки, прижатые к груди. Это мог быть кто угодно. Ацуши нахмурился. Что-то опять начало нервировать, отчаянно стучась в мозг. — Привет? — на пробу сказал Ацуши. — Привет, — нейтрально произнес голос. И это было также неправильно, как длинные черные волосы, запутавшиеся в его пальцах. Ацуши откинулся на борт ванной, несильно ударяясь головой и плитку стены. Голос в голове стал отчетливее, словно кто-то подошел совсем близко к двери и выкрикивал что-то из-за нее. Ацуши снова ударился головой о стену. А затем снова, снова и еще раз, разбивая стеклянные стены чужой иллюзии. Голос в его голове был тихим утробным рычанием. В кромешной тьме в его ладонь ткнулся мордой Тигр, шепнул: «Борись за меня». Ацуши вынырнул словно из глубокой воды, вырываясь из-под рук Менталиста и Уилла. Выдрал один железный браслет и потянулся за другим, но Нобу был готов — он запустил в него дротик с конской дозой парализатора, что подействовало уже через две секунды. Тяжелое тело вновь обмякло, веки сомкнулись. Нобу поправил иглу в потревоженной руке, Уилл занял прежнюю позицию. — Почему твоя способность на него не действует? Почему он до сих пор сопротивляется? — зло спросил Нобу, тыкая пальцем в Менталиста. — Я не знаю, — чуть растерянно отозвался тот. — Что-то буквально вытолкнуло меня. Я не знаю, имеет ли смысл еще пробовать. Нобу раздраженно вздохнул, утер пот со лба, проворчал: — Значит, придется держать его на парализаторах. Надеюсь, машина справится с очисткой. Ацуши чувствовал, как его сознание уплывало — словно снова погружалось в глубокую пучину воды, где было ничего не слышно, ничего не видно, ничего не тревожило. Он видел, там, наверху, как Тигр топтался у кромки его сознания, как ярко горели его золотые глаза. Ацуши протянул руку вверх, но лишь зачерпнул горсть воды. Он не мог сопротивляться той колоссальной силе, что тянула его на дно, отрывала от Зверя. «Мне так жаль», — шепнул он, чувствуя, как его ребра ломаются и оттуда вытаскивают крошечную маленькую искру ослепительно белого цвета. Там, на поверхности, погасли глаза Тигра. Нобу всматривался в лицо Мэри — как ее щеки постепенно теряли землисто-серый оттенок, как дыхание медленно выравнивалось, словно она лишь уснула, переживая легкий недуг, и совсем скоро проснется. Мужчина ощущал, как в душе поднималось ликование столь истовое, что грохот сердца едва не заглушил звуки возни сверху. — Нет, нет, нет, — отчаянно забормотал Нобу, хватая супругу за тонкое запястье. — Этого не может быть… Дверь в их подвальное помещение, казалось, выбили с ноги. Все крохотное пространство черной лаборатории заполнили люди, вооруженные до зубов. «Нет, нет, нет, — бормотал Нобу про себя, когда его ударом Расемона отшвырнуло к стене, и мир на мгновенье померк от яркой, ослепительной боли в затылке. — Благодетель обещал, что нас не найдут здесь». Но их нашли. И это стало последней связной мыслью, прежде чем его мир превратился в ничто, а он сам — в горсть сожженного тряпья и костей.