Тень у престола

      На площади людно, шумно. Толпа шныряет туда-сюда, мужики ругаются за прилавком лишь бы поделить меж собою место да побольше себе урвать. Женщины спорят, кто сколько за рыбу отдал и у кого эта рыба свежее. Рой ухмыляется увиваясь вокруг толпы, рыба у всех ведь тухлая, сам он её по реке в мешочек ловил, а после торговке за семь медяков да втюхал. Вот же лыбилась старая, вот потешалась, будто он ей мешочек не рыбы подохлой, а золото мира принес.       В воздухе висит смесь разномастных запахов: свежего хлеба, подгнившего лука, совсем гнилой тыквы и мяса с легким душком, если зажарить как следует, то может и не пронесет. А коль пронесет, то точно уж не до смерти.       Рынок — гнилая душонка, но какая же, сволочь знакомая. Вот и околачивался Рой тут часто, скорей по привычке, чем из нужды. Людей много, разговоров ещё побольше, а уж кто в чём сознается за кружкой дешёвого пойла или под крик зазывалы — только успевай нюх да уши держать наготове.       Раньше всё это казалось ему огромным, да что там, он едва головой к столам тогда доставал. Сейчас же обычное всё, хлипкое да сухое, одним пальцем тронь — и развалиться. Старик говорит, это Рой подрос за те годы, высокий стал, тощий, но жилистый, как верёвка. Руки всегда готовы — одна к мечу, а другая и к кулаку. Это уж как прийдется. Гонял его страшно старик, и в ямах, та да и после. Теперь, когда Рой атакует — дядьке чаще приходится пятиться, а когда пропускает удар — будто не больно почти.       Он дальше пошёл, нечего тут стоять, разве что вонь от противной тухлятины нюхать. Двинулся вглубь. Там ряды посерьёзнее будут — ткань, пряности, да и, конечно, оружие. Вот и мастер Грэд в уголочке стоит, перекрикивается с каким-то купцом в безразмерной накидке из шелка. Рой слышал, что тот даже в сам Красный замок товар свой часом возил, да ещё и кому — не затычке какой-то, самому принцу Деймону что-то делал.       Турнир, говорят, уже близко, а там и праздник новый придумают — у королевы скоро наследник, мол, выплюнется. Вот эти богачи уже языки себе да и чешут, что с того выгорит, как там будет и как. Сколько выторговать можно под шумок великого действа, что надежнее будет продать. — Турнир, говорят, опять будет громкий, — крикнул Грэд, размахивая рукой, — Порочный принц на арене покажется.       Рой усмехается краем губ. Трепотня всё это, пустое. Порочный принц, Деймон Таргариен, да плевать Рой на этих Таргариенов с высокой горы хотел, но не глухой же — знал, что меч у принца не с показухи, бьётся он страшно, как зверь. И самому на такое посмотреть уж страшно охота, хоть краем глаза, хоть из-под днища телеги, хоть с краешка и угла.       Он слушал всё это, не полностью, так… в полуха, а глаз держал на двух стражниках в броне начищенной крепко — разит аж глаза. Да и идут неспешно, будто котяры хитрые, нюхом выискивая, кого бы тут обобрать.       Вот они, «Золотые плащи», ходят тут, будто солнце с жопы им светит. Холеные, чистенькие, а уж сытые-то какие, Семеро упаси. Их в казармах, как на убой кормят говаривал Рою старик, но чтобы в казармы эти пробраться из тебя едва ли кишки не достанут, пока пройдешь эти семь кругов преисподнего ада. Раньше так точно было. Пока Деймон Таргариен ещё у их власти стоял.       Рой отошел себе тихо в стороночку, нечего и стоять у таких на пути, приткнулся к углу стены, едва ли не вдвое сгорбился, чтобы лишнего внимания не огрести, только стреляет жадными зеньками исподлобья. Глаза скользят по угрюмой и жидкой толпе, но в самом деле никого здесь уже не видят. Всё одинаковое, спешащее, быстрое.       А потом видят.       Её.       Та самая девка. Черноволосая, тощая, будто жердь. Волосы спутаны, на щеках вроде бы грязь, или это синяк здоровый? но глаза… глаза у неё — серые, будто сталь, холодные, словно ножи из них режут. Рой её помнит, как не запомнить такую. Это она, чертовка, пыталась с прилавка тогда кусочек урвать. Рука у неё мелкая, быстрая, но не настолько, чтоб лавочник не поймал. Тогда она убежала, а Рой стоял в стороне, смотрел, как её гнали, будто собаку зачуханую. Теперь вот идет она снова.       Прислоняется возле лотка, худая, как кошка среди голодной улицы, волосы чёрные до синевы, лицо острое, угловатое. А глаза то какие цепкие, настороженные, как у того, кто привык уже ждать беды. «Опять тырит», — мелькнуло вдруг в голове, — « Тырит, и не умеет». — Вот дурёха, — пробормотал он себе под нос, спрыгнув с ступенек наземь. — Так ведь спалится, как пить дать.       И спалилась, но не у тех, где надо. Здесь один другого на верх из дерьма не тянет, а утопить поглубже — это каждый горазд. К девке сбоку уже пристроились двое. Один, здоровый и рыжий, сгреб её прямо за руку, а второй — мелкий, но злой, кривой и лохматый, уже старался выудить добычу запрятанную за полу. — Ты чё это, мелюзга? — рычал рыжий, тряся её будто тряпку. — Воруешь, да? Аяяй! Отдай-ка нам, мы обратненько унесём, а коль нет — к Плащам ща доставим. — Пусти! — огрызнулась она, дёргаясь, но безсмысленно. — Ничего я не крала, отстань! — Ага, так мы тебе и поверили, я сам видал, как стащила, сучка — хитро оскалился мелкий. — Давай сюда, что взяла, или хуже будет.       Рой прищурился. Он знал, что мог бы просто и мимо себе пройти. Не его это было дело. А она ему кто? никто. Но глядя, как здоровяк выкручивает ей руку, а мелкий шарит у неё возле пояса, он почувствовал, как внутри закипает. Толстяк, Жир, Малёк, такие же наглые, так же противно скалящиеся… — Эй, уродцы! — будто с нехотя рявкнул он медленно придвигаясь поближе— Чё, баб гонять нравится, да?       Они обернулись, а девчонка застыла, бежать бы ей дуре, а она стоит и глядит. — А ты кто туи будешь? Сразу видать, что не наш — кисло прорычал рыжий, а кулаки так и сжались. — Я? — ухмыльнулся Рой, сплюнув под ноги мелкому. — Я тот, кто морду тебе набьёт. — Да ты себя видел, тощий? — фыркнул мелкий пятясь за спину рыжему. — Волтер таких одной левой за раз разматывает, а те потом кровью харкают! — Ну, давай, попробуй чтоб харкал, — сказал Рой, наклоняя голову и уже готовясь к удару.       Мелкий — здесь лишь для виду, собаченка на задних лапках. Рыжий — видно хозяин, здоровый правда, но пока раз развернется — Рой со спины обойдет.       Здоровый уже замахнулся, но Рой тощий и попроворнее. Он увернулся, а потом врезал ему в поросячий нос, да так, что тот аж присел, а костяшки на пальцах тонко и глухо заныли. Мелкий рванул было ближе, но не со злостью, а так, для вида, но Рой молча подставил ногу, и тот рухнул на землю мордой. — Вали, Рыжий, пока кровь с носа не залила, а то и харкатся придется.       Рыжий уже не ответил, только что-то мычал, пока Мелкий старался зажать ему нос, то ли кровь приструнить, то ли пытался вправить.       Рой повернулся к девке, что так и стояла вцепившись руками в пояс. Видать, если бы колотили — тоже б добычи не отдала. Упрямая, значит. Лучше была бы хитрее.       Он молча сгреб её за руку и потащил в сеть из улиц и переулков. — Ну что? — спросил тихо, когда от рынка стал доносится лишь отдаленный шум. — Спасибо скажешь? — Че, думаешь им не отдала, так тебе отдам? Поэтому затянул на темную улочку? Не дождешься. У меня ножик есть, пикнуть не пикнешь, как выпотрошу!       Она подошла к нему ближе, эти серые, как небо в грозу глаза сузились, стали, как мелкие щелочки. Раз-два, и, кажется в глотку уцепиться. Вот же какая, таких Рой ещё не видал. — Да ты что, дурёха, думаешь, мне крохи твои нужны?       Она прижалась к стене и фыркнула: — Кто ж таков будешь? сыночек королевский ты что ли, раз брать тебе не охота? Всем охота. Все жрать хотят.       Он соврал бы, если б сказал, что ему не охота жрать. Всегда охота, но он теперь не голодал. А коль не голодаешь — воровать это не по-людски получается. А ещё и у девки, да дядька если б узнал — шкуру с него спустил, а после и не покаялся.       Рой стоял, опершись на стену кривого дома, глядел, как она отряхивает юбку и прячет, то что стащила, получше. Ох, какая она— злая, будто цепная, но глаза серые, цепляют, и нет в них ни жалости, ни теплоты. И синяк на щеке, налитый такой, здоровенный. Он такие видал, сам не раз с такими ходил. От таких больно бывает, да так, что зубы стираешь, лишь бы не заорать. — Да сказал же, не надо мне твоего.— Рой фыркнул, обошёл её кругом, чуть склонив голову на бок, как пёс, что подбирается к косточке. — Я ж тебя, дурища, спас, а ты мне нож в зубы суёшь. Благодарить надо, а не шипеть, как гадюка.       Она громко расхохоталась. А смех-то какой, звонкий такой, заливистый. — Ты это, рыцарем себя возомнил?       Рой тоже хмыкнул с до ужаса важным видом. — Да нет пока. Но буду ним, как пить дать. Я ведь оруженосец уже. Подношу меч рыцарю… это… как его там… Рыцарю чистых колодцев! Ты же меня не знаешь, а я с моим сиром уже на войну ходил. Был в самом аду, кровь, кишки — видел всё, поняла? А ты тут с ножичком этим трясёшься.       Она прищурилась, но нож всё-таки опустила. — Войну выиграл? — усмехнулась. — Сказочник. — Ну, может, не выиграл, но видел-то всё, — Рой фыркнул, оглядел её с ног и до головы. — Ты, смотрю, тоже битая. Кто? Папенька? Отчим? Или от матушки получила?       Она резко вскинула голову, глаза будто молнией вдруг сверкнули. — Тебе какое дело? — Никакого, — отозвался Рой — Знаю просто, что больно.       Она отвернулась, будто пряча лицо от него, но он всё равно заметил, как дёрнулся подбородок. — Не твоё дело, ясно? — Ясно. Но ножичек убери, а то, глядишь, ещё сама себя и порежешь. Она хмыкнула, на миг глянула на него хмуро, с искоса, будто взвешивая себе что, а потом, ничего не сказав, развернулась и пошла прочь растворяясь в людской толпе.       Рой проводит её слишком пристальным взглядом, пока тонкое очертание не скрылось за острым углом, а потом выдыхает: — Вот же бесовка какая. Слово не так — загрызет.       Уже собирался идти, но тут взгляд зацепился ещё за что-то. Мешочек, маленький, тёмный, будто тряпье, в пыли весь вывалян, но с алым шнурочком. Он нагнулся, поднял. Была это ладанка, такие септоны за пару медяшек дают и эта такая же, вышита грубыми нитями.       Криво, просто, но так старательно. На ней буквы какие-то.       Рой повертел находку в руках, высматривая да щурясь. Читать-то он не умел — буквы для него, как мухи — в глазах мельтешат, но не складываются. Но вещица наверное важная. И чья — понятно без слов.       Он огляделся, заприметил неподалёку толстого господина — пузо туго затянутое в поясок, на пальцах перстни блестящие, лицо такое, будто весь мир ему должен. «Ну, этот точно читать умеет», — решил себе Рой.       Подскочил к нему, умасливая, как мог: — Слушайте, господин, помогите сиротке вы неученому, а? Тут буквы какие-то… Прочитайте-ка, сударь. Не побрезгуйте уж.       Тот сперва глянул с таким противненьким видом, будто Рой ему с тарелки кусок украл, но всё же поморщившись взял себе в пальцы ладанку. — М-да, — протянул господин, прищурившись. — Рея написано, пшел прочь, голытьба. — Рея? — тихо повторил он, и губы его невольно тянутся в самодовольной ухмылке. Рой верил в приметы. А такая примета — верняк. Найти чужую вещицу — значит, дороги и переплетутся. Не завтра, так послезавтра, а не на рынке, так где ещё как. «Её точно. Ну, раз на мне сталось — значит, судьба. Свидимся ещё, девка. Это уж как пить дать». Он пошел к старику, а мысль эта тихонько грела мелкую душу.