THE HINT

Irrationality

иррациональность

Примерно за час до события I.

Тайлер выглядит уставшим. Уставшим, измученным, вымотавшимся. Напряжённым. Натянутые, как канаты, нервы; кажется, их можно коснуться. Будто тяжесть на его плечах можно ощутить физически. После общения с ведьмами Тайлеру не стало проще, обещание за ними приглядеть не принесло Тайлеру облегчения. Можно не спрашивать, как он, можно ничего не уточнять — и Джош хранит молчание. Единственное, что он позволяет себе — тот же небрежный жест, который позволил в присутствии Зака. Так его ладонь ложится на бедро Тайлера; короткое напоминание, что он — здесь, он рядом, он на стороне Тайлера что бы там ни происходило. Тайлер кидает быстрый взгляд — не ускользающий от внимания Джоша — в зеркало заднего вида. Убеждается в том, что там, на заднем сиденье, нет Зака. Нет вообще никого, для чьих глаз был бы предназначен этот жест. Кроме, разве что, мёртвых ведьм, но Джош не может ощутить их присутствия. Джош вообще не уверен, что они здесь, и не желает переспрашивать Тайлера. Достаточно и того, что их двое. — Спасибо, — тихо проговаривает Тайлер, пока они едут к нему. — За сегодня. С Заком. И вообще. Хватка пальцев на одну секунду усиливается; Джош пытается передать прикосновениями то, что не может облечь в слова. Сказанное вслух это прозвучит глупо. Сброшенное с плеча нервным движением выглядит тоже не очень. Не за что? Не стоит благодарности? Обращайся, изображу твоего парня в любое время? — Знаешь, сегодня он не показался мне таким уж мудаком, твой брат, — Джош не убирает руку, словно это может как-то помочь, словно через физический контакт он может поделиться своими силами, а ещё тем, что видел, и ещё тем, что испытал; все подмеченные детали, все выцепленные мелочи. — Это не значит, что я стал ему доверять, просто... Джош осекается, глядя на то, как Тайлер поджимает губы. Его ладонь машинально сдвигается чуть дальше, к колену, короткое поглаживание. Вроде как: всё ещё на твоей стороне, просто мне показалось, я решил поделиться. Нет, на заднем сиденье всё ещё никого нет. Джош пытается угадать, что сказали бы на это мёртвые ведьмы. Хватит разврата? Мёртвая Дебби на это только насмешливо фыркнула бы, мол, я только что умерла, алло! Мёртвая Дебби была бы рада, если бы Джош нашёл кого-то, с кем ему было бы хорошо. Джошу до сих пор не по себе думать о ней в прошедшем времени. Может, Джош и лезет не в своё дело, упоминая о Заке, но Тайлер точно так же лез в его отношения с Дебби. Разница лишь в том, что Зак и Тайлер могут поговорить и решить всё без его участия. Джош почти ждёт этого — завуалированной просьбы отъебаться и высунуть свой длинный нос ищейки из личной жизни Тайлера. — Ага, — хмыкает Тайлер. — Знаешь, это хуже всего. Казался бы таким же мудаком — я бы, не задумываясь, продолжал его ненавидеть. Там, на улице, начинает темнеть. Небо будто падает. Время сыграло с ними злую шутку; всё время казалось, что они движутся слишком быстро, но по итогу оказалось — слишком поздно. Пальцы Тайлера напряжённо сжимают руль, он вглядывается в дорогу перед собой. Шоссе, освещённое фарами. Пятна света, габаритные огни впереди едущих машин. — А сейчас? — Джошу кажется это важным, таким же важным, как вся эта заваруха с ведьмами, уж точно не то, от чего можно отмахнуться. Плечи Тайлера коротко вздрагивают, уголки губ чуть заметно вздёргиваются. — Всё ещё ненавижу, — признаётся Тайлер. — Просто теперь начинаю задумываться, а это бесит. Обычно люди говорят, что настоящий друг — это тот, кто говорит тебе, что ты делаешь херню, когда ты делаешь херню. У Джоша на этот счёт всегда было другое мнение. Дополненное, расширенное, с добавленным комментарием: вроде как, может, ты и делаешь херню, но я буду в этой херне с тобой. — Просто скажи, если на него надо будет повесить пару трупов или подкинуть наркоты, чтобы засадить на миллион лет, — усмехается Джош. Это, конечно, шутка. Тайлер, конечно, понимает, что это шутка — даже улыбается чуть шире и чуть дольше, чем до этого. А затем лицо Тайлера возвращается к привычному мрачному выражению с отпечатком бесконечного недосыпа. — И часто ты такое проделываешь? — Тайлер кидает на Джоша быстрый, внимательный взгляд, прежде чем возвращается к созерцанию дороги. Там, снаружи, начинает накрапывать мелкий дождь, дворники размазывают влагу по лобовому стеклу. Там, снаружи — промозгло и сыро, нависшие тучи навевают дурные предчувствия. Там, снаружи — вороны и мёртвые ведьмы. И живые ведьмы, что ещё хуже. — Никогда, — Джош пожимает плечами. Читай между строк, Тайлер Роберт Джозеф: ни разу не проделывал, но ради тебя я в эту херню ввяжусь. Считывает ли Тайлер, доподлинно неизвестно; сам он говорил Джошу, что не читает мыслей, только треплется с мёртвыми. Но он кивает, Тайлер, и на короткое мгновение опускает руку, накрывая ладонь Джоша своей. Сжимает пальцы — и тут же убирает ладонь. Тот же показушный жест, что был для Зака, только теперь на заднем сиденье тачки никого нет. Теперь этот жест — только для Джоша. — Слушай, детка, а ты сильно устал? Должно быть, в мыслях Джоша младший брат Тайлера всё ещё находится в машине. Другого объяснения слетевшему с языка обращению Джош не находит — и, если честно, даже не пытается искать. Хватит и того, что он подумал про Зака и показуху. Брови Тайлера взмывают вверх. Детка. В этот раз Тайлер не оглядывается на заднее сиденье. Даже не смотрит на Джоша. Только неопределённо хмыкает, коротко встряхивает головой, будто пытаясь перемешать собственные мысли, чтобы со дна поднялись те, что по теме вопроса, и пожимает плечами. — Куда едем? — вот что отвечает Тайлер; бьёт вопросом на вопрос и игнорирует собственную усталость. Не спрашивает, что Джош задумал, не пытается оценить свои силы и прикинуть, на что его хватит. Всё всегда упирается в доверие, и вот что делает Тайлер — доверяет чутью Джоша и его потребностям. — В участок, — Джош без колебаний выдаёт свои планы. — Хочу забрать дела. — А что, у вас нет электронной базы данных? Джош вздыхает, Джош закатывает глаза — копирует детектива Джеймсона. Его усилия стоят того — уголки губ Тайлера снова тянутся вверх, словно ростки, напившиеся дождевой воды и устремляющиеся к солнцу. Так-то лучше, Джозеф. — Она есть, но... физические данные кажутся мне надёжнее, — Джош дёргает плечом. — Правда, участок опечатан после сегодняшнего. — Предлагаешь мне нарушить закон, Дан? Звучит, как флирт; Тайлер и его кривоватая ухмылка, Тайлер и его хрипловатый от усталости голос. Тайлер и его синяки под глазами. Тайлер и его бедро под ладонью Джоша. Если Джош и думает о том, чтобы убрать руку, отдёрнуть, как от огня, то лишь на долю секунды. Потому что Джош почти тут же ухмыляется в ответ. — Сделаешь это со мной, Джозеф? Вот это уже точно — звучит, как флирт. Джошу бы прикусить свой длинный язык и перестать. Просто как факт: ему нравится, когда Тайлер улыбается. Ему нравится, что он может на него положиться. Разумеется, дело только в этом. Ни в чём другом. Несколько секунд Тайлер раздумывает, но сворачивает не в сторону своего дома. На секунду Джош оговаривается даже в своих мыслях — их дома. Мысли Джоша заводят его куда-то не туда; самое время давать заднюю. — Только мы вдвоём? — уточняет Тайлер, тут же внося предложение. — Можно захватить с собой Салиха. Криса и этого его дружка, патологоанатома. Сделаем вид, что мы группа криминалистов, — Джош не сдерживает смешок, и Тайлер добавляет; версия исправленная и дополненная. — Или устроим преступный сговор. Джош думает, что это не такая уж плохая идея: позвать остальных. Вдвоём с Тайлером проще, вдвоём с Тайлером куда комфортнее. Быстро зашли, быстро вышли. Вдвоём с Тайлером... Джош сглатывает, согласно кивает, доставая свой телефон. Почему бы и нет. Джош гонит прочь мысль о том, что они ещё успеют побыть только вдвоём — дома, на продавленном диване в гостиной Тайлера, за очередным старым фильмом, и на сей раз Джош постарается позаботиться о том, чтобы Тайлер уснул раньше него. Можно просто попросить его остаться — можно даже ничего не объяснять — потому что Джош точно не хочет объяснять ничего из того, что плохо понимает сам. Это тёмный лес, неизведанная территория. Это гаснущие фонари — один за другим на их пути — на несколько секунд и вновь загорающиеся. Должно быть, ведьмы; это скоро станет чем-то привычным, эта мысль даже не пугает, хотя должна бы. В трубке звучат длинные гудки, затем включается автоответчик. — Детектив Салих, — раздаётся голос Криса. — Оставьте своё сообщение после сигнала, и я перезвоню, как только смогу. Фраза остаётся неизменной с того самого момента, как Крис получил полицейский значок. Слово «детектив» Крис произносит на записи с гордостью. У Джоша неприятно сводит желудок; не брать трубку — частая практика, возможно, Крис просто не видит, отключил звук и понятия не имеет, что Джош пытается с ним связаться. Дурные предчувствия — одно дурнее другого. — Не отвечает, — комментирует Джош вслух, скорее для Тайлера — не то чтобы в этом была необходимость. — Сейчас наберу Ника. Палец касается экрана, Джош пролистывает список контактов. Есть шанс, что хотя бы Ник со своей привычкой пританцовывать в морге во время вскрытия под одну из песен Тейлор Свифт, стоящую у него в качестве мелодии на звонке, не отключил звук на телефоне и возьмёт трубку. — Не любишь оставлять сообщения на автоответчике? Большой палец Джоша замирает в воздухе, зависает. Голос Тайлера хрипловатый, вкрадчивый, вызывает волну мурашек. Те рождаются в районе поясницы, переползая вверх по позвоночнику, по шее, до самого затылка. Джош сглатывает; ощущение, будто его виски сжимает невидимая ладонь. Фантомные пальцы, массирующие кожу головы. Джош соврёт, если скажет, что это ему неприятно. Тайлер улыбается — самым краешком рта, это Джош может сказать, даже не глядя на него. Джош всё равно смотрит, косится, кидает быстрый взгляд. Так и есть. Уголка губ хочется коснуться, ткнуть кончиком указательного пальца. Джош представляет себе это так ярко: Тайлер угрожающе щёлкает челюстями, но вместо того, чтобы укусить его за палец, целует кончик. Хорошо, что обе руки Джоша заняты; в одной — телефон, вторая по-прежнему лежит на бедре Тайлера. — Ненавижу, — признаётся Джош. — Предпочитаю живое общение даже по телефону. Оставляя голосовые чувствую себя почему-то каким-то идиотом. Наговариваю в пустоту. Чушь. Проще перезвонить, если будет ещё актуально. Тайлеру Джош не перезванивал. Никогда, ни разу за всё их не такое уж долгое общение. Когда бы Джош ни набрал его номер — Тайлер поднимал трубку. Тайлер открывал дверь. Тайлер приезжал по первому зову. Тайлер поехал на встречу с Ведьмой, вселившейся в Дебби, вместе с ним, без всяких вопросов, колебаний и сомнений. — Признайся, ты просто любишь заставать людей врасплох, — Тайлер коротко смеётся, их взгляды встречаются. Тон его голоса вьётся верёвкой вокруг шеи Джоша. Это флирт. Это подкат. Это вызывает новые волны мурашек, это заставляет внутренности делать кульбиты, это вводит Джоша в ступор. He Is Nearly Trembling. Hint. Это Тайлер. Кончик языка Джоша скользит по пересохшим губам. — Тайлер, — произносит Джош. Словно тянет за нить, распуская ткань реальности. Пальцы на бедре Тайлера сжимаются, будто Джош пытается удержаться здесь, в машине, с ним. Будто Джош пытается удержаться от того, чтобы не сказать что-то, о чём он потом пожалеет. — М-м? Они всё ещё едут; не домой, к участку, мычание Тайлера звучит словно выражение наслаждения, пробный стон, прикрытый водяным знаком в виде насмешливой нотки. Мычание Тайлера — Джошу кажется, что оно звучит, как «дома поговорим». Ладонь сдвигается, смещается, большой палец проходится под коленкой, легко потирает; Тайлер смеётся так, словно ему щекотно. — Спасибо, — Джош говорит самое глупое, что только можно сказать в этой ситуации. Он хочет сказать — за всё. Хочет уточнить, что Тайлер сделал для него за всё это время куда больше, чем сцена в машине с Заком. Все другие сцены с Заком. Всё происходящее — всё Тайлер. Палец, наконец, опускается на экран, на нём высвечивается набранный номер и имя контакта: Ник Томас. Дурацкая фотка в медицинской шапочке и латексных перчатках; руки Ника на фотке подняты вверх, пальцы растопырены. Джош представляет себе очередную песню Тейлор Свифт, звучащую в машине. Джош прижимает телефон к уху, Тайлер, если и хочет что-то ответить, решает немного подождать. — Джош? Вы в порядке? — Ник берёт трубку после третьего гудка; вторая строчка припева. Это же Тейлор Свифт: любой припев, по мнению Джоша. В голосе Ника — волнение, зашкаливающая тревожность. Теперь они все ещё долго будут дёргаться от каждого звонка — когда всё это закончится. Сначала со всем этим надо покончить. — Мы собираемся проникнуть в участок, как насчёт составить нам компанию? — Джош хрипло смеётся. Это, должно быть, нервное, он всё ещё сжимает коленку Тайлера, а Тайлер всё ещё не убрал его руку. Тайлер всё ещё поглядывает на него. Ник фыркает в трубку. — Вы ебанулись, — констатирует он; облегчение пополам с обречённостью. — Когда? — Подъезжай прямо сейчас. Ник вздыхает и отключается — никакого ответа, но Джош не сомневается, что он будет. Они — Джош не успевает спросить, с ним ли Крис, но просто надеется, что да; перезванивать ему не хочется. — Почти уверен, что это выражало согласие, — Джош посмеивается; хочется разрядить обстановку, хочется заставить Тайлера улыбнуться — хотя бы краешком губ — снова. — И они будут там. Судя по взгляду Тайлера — тот сомневается, что брошенные трубки можно воспринимать как согласие, но не спорит. Долгое, тянущееся молчание, лента дороги, проносящиеся мимо дома и высотки, накрапывающий мелкий дождь, фонари и перебои с электричеством. Хорошо хоть, радио ни он, ни Тайлер, не включали — не хватало ещё жутких помех и замогильного голоса сквозь джазовые мотивы. Джошу жутко. Джошу жутко смешно. — Джош? — М-м? — Джош мычит точно так же, как Тайлер с пару минут назад; машинально перенимая его манеру и ловя себя на этом только после того, как издаёт этот звук. — Сейчас их здесь нет, — Тайлер не намекает, Тайлер констатирует факт. Тайлер говорит все те очевидные вещи, которые Джош и без того знает. — И? — Нет Криса, нет Ника, нет моего брата на заднем сиденье, — Тайлер делает паузу. — Нет даже ведьм, — тех, что из ковена Круз, — я не чувствую их присутствия. Только ты и я. Тайлер говорит это, не глядя на Джоша. Осторожно подбирается к самой сути, но так и не доходит до неё. Не доезжает, как не доезжает почти квартал до участка, паркуясь у торгового центра. Отличная мысль — не привлекать лишнего внимания, там, у участка, и так будет минимум одна тачка. Меньше машин — меньше вопросов. Тайлер пересмотрел очень много детективных сериалов, но, кажется, понятия не имеет, как прояснить то, что происходит между ним и Джошем. Ничего. Между ними не происходит ничего. Пока что. — Хочешь, чтобы я убрал руку? — Джош понимает, куда ведёт Тайлер, Джош облегчает ему задачу — разве что, самую малость. Сначала Тайлер качает головой, едва заметно, будто пытаясь не спугнуть что-то. Не нарушить это хрупкое «что-то». Кажется, Тайлер даже задерживает дыхание. Пальцы Джоша машинально сжимаются на его бедре. — Нет, — едва слышно произносит Тайлер. — А ты? Если бы Джош хотел убрать руку — он бы её убрал, но Джош не идиот. Тайлер спрашивает вовсе не об этом. Тайлер просто не хочет ложных надежд и недопониманий. Проблема Джоша в том, что он понятия не имеет, чего именно хочет. — А я думаю, что в моей жизни никогда не было человека, у которого бы я так нагло поселился, который продолжал бы брать трубку, когда бы я ни позвонил, — Джош тихо хмыкает. — Никогда не было того, кто убедил бы меня помириться с бывшей, даже когда она для меня мертва. Никогда не было человека, с колена которого я не хотел бы убрать руку, даже когда она начала затекать. Тайлер всё ещё не смотрит на Джоша, глядя ровно перед собой, хотя в уже припаркованной тачке с заглушенным мотором можно не следить за дорогой так тщательно, но по мере того, как он продолжает говорить, его лицо становится чуть более спокойным. Более расслабленным. Как будто он снова улыбается — только не губами. — Что, Дебби уже шлёпнула бы тебя по ладони? — Тайлер коротко смеётся. Это не то, о чём стоит сейчас говорить, вообще не та тема, которую стоит поднимать перед тем, как незаконно проникать в участок. ЦКЗ опечатали его до выяснения, с чем они столкнулись. Много бумажной бюрократии — Джош понятия не имеет, что они напишут в отчетах. Эпидемия булавочного гриппа. — Скорее, это её рука была бы на моём колене, — со смешком отвечает Джош. Если и шутит — то даже не наполовину, не больше, чем на треть. Тайлер, наконец, поворачивается. До закрытия торгового центра остаётся ещё пару часов — времени хватит, чтобы проникнуть в участок, быстро взять необходимое и свалить. Желательно, незамеченными. — У меня раньше тоже не было человека, вместе с которым я отправился бы убивать ведьму, — Тайлер хмыкает. — Ну, по крайней мере, живого. Это важное уточнение. Это смешно — и одновременно до смешного жутко. Это всё ещё флирт. — На удачу, Джозеф, ладно? — это просто порыв, которому Джош поддаётся; подаётся вперёд, быстро касаясь губами губ Тайлера. В прошлый раз это Тайлер целовал его на удачу — и Джош чуть не утонул. В прошлый раз их удача обернулась двумя детективами, патологоанатомом и барменом в придачу. В этот раз поцелуй длится дольше — Тайлер начинает отвечать почти сразу, прихватывая губы Джоша своими, а Джош не отстраняется так спешно, как планировал. И всё летит ко всем чертям, снова.

Instincts

инстинкты

Примерно за сорок минут до события I,

ответвление первое.

— У вас каждый раз так? Ник провожает взглядом машину Криса. Кажется, он слишком устал — ведёт себя как-то странно. Впрочем, после всех последних событий, — особенно, с учётом сегодняшних, — было бы странным именно не вести себя странно. Зак лезет на переднее пассажирское; младший брат Тайлера, Ник предложил его подвезти. Это его голос вырывает Ника из ставших привычно тревожными мыслей. Это сказанная им фраза заставляет Ника обернуться, теряя машину Криса из виду — она скрывается, доезжая до конца квартала и сворачивая налево. В том случае, если Крис действительно отправился домой. В Нике говорит паранойя — но было бы странно, если бы не говорила, сразу после того, как труп, который он вскрыл, выбрался из могилы и попытался его убить. Бывшая Джоша, Дебби. Он был с ней знаком — шапочно, видел на общих посиделках, здоровался в местном супермаркете, смеялся над её шутками на вечеринке в честь дня рождения Криса, где Джош был вместе с ней. Он познакомился с ней ближе, чем хотелось бы, на своём рабочем месте. И уж точно после всего этого не желал встречаться с ней второй раз. Ник коротко качает головой. — Нет, чтобы вот прям так — это в первый раз, — он нервно смеётся, поворачивая ключ зажигания. — Обычно покойники остаются, ну, мёртвыми. И в участке никто не завтракает булавками. И Джош, он... у него была девушка. Дебби. Которая сначала умерла, а потом попыталась их всех убить, и теперь Джош готов кидаться коршуном на всех, кто косо посмотрит на Тайлера. И кто станет винить Джоша в том, что он переметнулся на другую сторону? В хмыканье Зака Ник чувствует понимание; это воодушевляет, это приободряет. Как будто Зак действительно понимает, что это такое: когда всё идёт кувырком. — Для меня это всё ещё звучит немного дико, — Заку явно хочется поговорить, Заку явно хочется выговориться. — Всю жизнь я слышал от матери, что мой брат — сумасшедший. Болен психически. Ненормальный. А теперь, похоже, безумным является мир вокруг, но не Тайлер. Ник хорошо знает, что это такое: когда от нескольких слов твой мир рушится, и ты готов поверить во что угодно: от дурацкого розыгрыша и до странных, диких ошибок, готов поверить, что всё это — дикий, сюрреалистический сон, готов поверить в самые безумные теории, но не в то, что это происходит на самом деле. Иногда ему кажется, что он до сих пор не до конца верит. Ему не помешал бы отпуск, им всем не помешал бы отпуск, Крис сегодня выглядел так, словно малость помешался. — Ты поэтому стал врачом? — обычно о таком не спрашивают, в нормальном обществе подобный вопрос считался бы бестактным, нормальные люди давно посоветовали бы Нику захлопнуть свой рот и не лезть в очерченные границы, вот только появление ведьмы — не говоря уже о целом клане, ковене, ведьм — эти границы стирает. — Типа, вылечить весь больной мир? Ник знает район, куда нужно везти Зака, примерно так же хорошо, как знает Тайлера. То есть: ни хрена не знает. Белые заборчики и идеально подстриженные газоны, новенькие дома и соседи, которые заявляются к тебе с запеканкой, когда переезжаешь. Когда Крис со своей новоиспечённой женой переехали в подобное место несколько лет назад, Ник посмеялся, что ноги его через этот порог не переступит. Слишком прилизано, слишком идеально — даже немного жутко. Как во всех этих фильмах ужасов, где в маленьком городке на чистенькой улице живут одни психи, с милыми улыбками кромсающие на куски забредающих туристов и чужаков. Вот кем Ник себя чувствовал — чужаком, не в своей тарелке. С этой точки зрения Тайлер — со своей ненормальностью, синяками под глазами и претензиями на разговоры с покойниками — выглядит более приемлемым вариантом, на порядок предпочтительнее. Ну, Ник тоже иногда разговаривает с мертвяками. Просто, в отличие от Тайлера, ему они не отвечают. — Нет, — Зак смеётся. — Мама грезила, что я поступлю в медицинский. А я чувствовал себя обязанным соответствовать её ожиданиям. Я тогда завидовал Тайлеру, знаешь. Он послал всех к чертям и жил, как хотел. А я из кожи вон лез, чтобы мама мной гордилась. До сих пор лезу. А что толку, если я не знаю, как лечить отравление булавками? Заку хочется поговорить, Заку нужно поговорить — не только о том, как лучше добраться до его дома и насколько сильно сейчас забиты дороги; Заку нужен кто-то, кто его не осудит. Кто-то, кто его не знает, кто-то, кто не на стороне Тайлера. Кто-то, кто не относится к нему, как к неразумному идиоту, как детектив Джеймсон. Кто-то, кто не ненавидит его — так, как Тайлер. Кто-то, кто знает о происходящем столько же, сколько сам Зак: примерно нихуя. — От этого таблетки от паразитов не спасут, — коротко хохочет Ник. В этом плане они на одном уровне — почти коллеги. Разве что пациенты Ника не жалуются — и не возвращаются. Ну, или, по крайней мере, так было — до недавнего момента. Всё становится похожим на сюжет фильма ужасов, на дурацкий сериал по Нетфликсу, из тех, что его бывшая подружка обожала смотреть по ночам, в то время, когда Ник в той же комнате пытался выспаться. Просыпался стабильно несколько раз за ночь от киношных воплей; каждый час на экране стабильно кто-то умирал. Расстались они не поэтому, но когда Рита съехала из холостяцкой квартирки Ника, он вздохнул с облегчением. — Как ты вообще со всем этим справляешься? — спрашивает Зак. Просит совета. Вполне искренне интересуется. Правда в том, что Ник не очень-то справляется. Он хотел предложить Крису пропустить пару стаканчиков сегодня вечером — в каком-нибудь любом другом баре, без этого бармена. С ним, конечно, спокойнее — и всё же Нику отчаянно хочется хотя бы на один вечер почувствовать себя в прежней, нормальной жизни. Без ведьм, без оживших трупов, без ехидных замечаний Элайджи, и чтобы Крис тоже стал больше похожим на себя прежнего. Крис нынешний и Крис недельной давности отличаются, как пациенты Зака и Ника. В нём как будто что-то умерло. — Планировал напиться с Крисом, ну, до того, как он уехал так поспешно, будто кто-то целился ему в зад, или как будто бар был наполнен мёртвыми ведьмами, — Ник снова посмеивается. — Так что, видимо, буду пить сегодня в одиночестве. Зак с любопытством кидает на него взгляд; друг семьи Салих, их мамы дружат, но Ник никогда прежде не встречал Зака. Ник и Крис познакомились на работе, быстро нашли общий язык и часто зависали вместе в свободное время. Ник и Крис, и ещё Джош — хотя Джошу явно больше нравилось тусоваться с Крисом, когда Ник не путался под ногами. — Надеюсь, для этого ты не собираешься вернуться в тот жуткий бар, — уточняет Зак с лезущей на лицо ухмылкой. — Потому что если нет, я не прочь составить тебе компанию. Это что-то вроде способа Ника завязать дружбу: предложить пропустить пару стаканов после работы. В этом плане Ник понимает Тайлера больше, чем тому кажется: он тоже окружён мёртвыми. Вариант «домой» не отменяется, просто отодвигается на несколько часов. Ник выворачивает руль: годится любой другой бар, желательно, с крупной неоновой мигающей вывеской, желательно, переполненный, желательно, чтобы у бармена не было дредов. Зак фыркает, когда Ник делится с ним этой мыслью, Зак согласно кивает. — Знаешь, чего я никак не могу понять, — вдруг морщит нос Зак, и Ник подмечает, что он делает это совсем как Тайлер, когда задумывается. — Почему Джеймсон позволил мне прийти? Кажется, несколько часов в компании трёх детективов, патологоанатома, бармена и экстрасенса — или кем там себя мнит Тайлер — плохо сказываются на враче. Возможно, это заразно: желание задавать слишком много вопросов. — Может, решил, что в команде не помешает нормальный доктор? — Ник смеётся. Пытаться разгадать мотивы Элайджи Джеймсона — всё равно что складывать кусочки пазлов из разных комплектов с закрытыми глазами. — Он, вроде как, ведьма, — Зак рассуждает вслух. — Бармен у вас тоже с приветом. У тебя медицинское образование. Здесь что-то другое. Ник задумывается, сворачивая в очередной раз; как назло, по пути ни одного подсвеченного бара, да и с фонарями тоже творится какая-то херня: они то и дело гаснут, а потом загораются снова. Ник предпочитает не задумываться, в чём дело. Пока на пути нет бледной девушки в короткой юбке, он просто едет дальше, игнорируя мелкие перебои электричества. — То, что вы с ним — семья? Ну, типа, не знаю. Ведьмы вроде ценят такие связи, — Ник предполагает, но не знает точно — расспрашивать Джеймсона не хотелось, уточнять у Тайлера, чтобы он переадресовал запрос к мёртвым ведьмам, хотелось ещё меньше. — Ну, правда, Джеймсон от своей отрёкся и сменил фамилию... Ну... Зак отвечает новым смешком — с этой версией тоже труба. Может, конечно, Джеймсон решил снова поиграть в героя, точнее, в этот раз, скорее, в семейного психотерапевта, но Нику слабо в это верится. В это не поверилось бы никому, кто знал бы Элайджу дольше пятнадцати минут и кто обменялся бы с ним больше, чем парой фраз. — Насколько высока вероятность, что он планирует какие-то... ведьминские штучки? Для врача, никогда раньше не сталкивавшегося со сверхъестественным и считавшего своего брата ненормальным, Зак удивительно хорошо справляется. В Нике, конечно, говорит паранойя, — и близкая дружба с парой детективов, — но он думает, что вечером надо поменьше пить и побольше расспрашивать. Так, просто на всякий случай. А ещё — держать рот закрытым почаще. — Слушай, я понятия не имел, что он ведьма, по крайней мере, до сегодняшнего дня, — Ник фыркает. — Но говнюком он был всегда. Делай, как говорится, выводы. Ник надеется, что такой ответ не вызовет подозрений в том, что он что-то заподозрил. Паранойя — второе имя Ника, вот как это называется. Ник облизывает пересохшие от волнения губы, а потом резко давит на тормоза, так, что их с Заком роняет вперёд, а потом вжимает обратно в сиденье. Вывод один — с вождением у Ника такая же труба, как и с версиями. — Какого хрена? — Зак выглядит скорее рассерженным, чем испуганным. Ник игнорирует сигнальные гудки сзади, паркуется возле тротуара, и достаточно долго медлит с ответом, чтобы Зак снова пришёл в равновесие. — Там, — Ник кивает на противоположную сторону дороги. — Полицейская тачка, в которой уехал Крис. Пустая, припаркованная на маленькой стоянке возле неприметных серых зданий полицейская тачка со слишком знакомыми Нику номерами. Зак непонимающе сверлит его взглядом. — И что с того? То есть, я понял, что он живёт где-то не здесь, но... — Зак осекается, делает глубокий вдох и уточняет. — Насколько это не в его характере? Может, что-то по работе? Никакой работы, вся деятельность их участка — тех, кого булавочная эпидемия не затронула — приостановлена до выяснения обстоятельств. Нет, Крис, конечно, имеет право на личную жизнь и свои секреты — Ник на правах его друга просто волнуется. Возможно, он волнуется слишком сильно. Возможно, в нём говорит паранойя — в последнее время только она и говорит, не хуже, чем голоса мёртвых, которые слышит Тайлер. — Мне это не нравится, — бурчит Ник и вздрагивает сначала от вибрации, а потом от пронзительного женского голоса. Тейлор Свифт надрывается из динамиков его телефона, реакция Зака немного неоднозначна — ему смешно и нервно одновременно. Паранойя заразна, социальные штуки, это доказано. Ладонь Ника слегка дрожит, когда он достаёт телефон; на экране высвечивается номер Джоша. Фотка с одного из официальных мероприятий в участке с пару лет назад: на Джоше белая рубашка и горделивое выражение лица, на фотке рядом с Джошем стоит Дебби. Ник представляет: Джош задыхается, Джош весь в крови, Тайлер заходится криком. Столпы пламени, реки крови, его собственный дружелюбный голос. «Привет, это Ник Томас, и я обязательно перезвоню вам, как только смогу. Проснусь или оторвусь от очередного трупа». Ник представляет, как Джош и Тайлер умирают прямо сейчас под бодрый голос Тейлор. Ник представляет: стеклянные глаза Джоша — детектив Дан на его рабочем столе в ожидании, пока Ник вскроет и его тоже; Тайлер Джозеф лежит второй по очередности, в холодильнике. Нику хочется заорать. «Hi, It's Nick Thomas...» HINT. — Джош? Вы в порядке? Они — теперь это Джош и Тайлер. В Нике говорит паранойя; пустая машина Криса навевает дурные предчувствия. Судя по голосу Джоша, впрочем, они в порядке. Просто ебанулись на голову и собираются проникнуть в участок, — прямо сейчас, — и ещё и ждут, что Ник с Заком составят им компанию. Ник уже собирается пошутить по этому поводу, юморнуть что-то насчёт проникновения, когда Зак подсовывает ему под нос свой телефон. Он разблокирован и открыт на одной из заметок, курсор мигает, Ник ошарашенно вглядывается в светящиеся буквы. «Здесь бордель», — вот что написано в заметке, которую Зак успел набрать, пока Ник болтал с Джошем. Вот и поговорили. Ник отключается без всяких объяснений — Джош с Тайлером целы, и, значит, их проникновение в участок подождёт. В крайнем случае — обойдётся без них. Ник слишком шокирован. — Ты уверен? — Ник тупо смотрит на старые серые здания; одно неприметнее другого. — Откуда ты вообще... — Глянул в даркнете, — нехотя тянет Зак. Для врача в городской больнице, лезущего из кожи вон, чтобы оправдать надежды матери, звучит как-то... откровенно так себе. Лучше бы Джеймсон завербовал какого-нибудь адвоката Дьявола, который бы сейчас сказал, что все имеют право на свои хобби и свои скелеты в шкафу. У Ника тысячи вопросов, но он задаёт только один, на который в глубине души уже знает ответ. — Мы туда пойдём? Ник думает, что ненавидит заведения без вывесок — и когда всё это закончится, он в жизни больше не перешагнёт таких порогов. Но пока это ещё не закончилось. — Надеюсь, — Зак нервно хихикает, — резинки у тебя найдутся. Презервативов в бардачке Николаса Томаса не водится, зато одноразовых резиновых перчаток — хоть завались; вот и всё, что можно сказать о его личной жизни.

Intruder

нарушитель

За двадцать минут до события I.

Тайлеру кажется, что он спит. Тайлеру кажется, что он вот-вот проснётся. Откроет глаза, весь взмокший, весь влажный и липкий. Упрётся взглядом в потолок в своей комнате, будет глотать ртом воздух, думая, что так больше нельзя. Так точно больше нельзя; Тайлер отстраняется, разрывая поцелуй. Сердце заходится, сердце разрывается, сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, проломив рёбра. Тайлеру кажется, что его сердце хочет сбежать — прочь из тела, прочь из машины, прочь с этой планеты. Пару секунд глаза Джоша остаются закрытыми; они всё ещё остаются закрытыми, когда уголки его губ слегка приподнимаются. Джош его бьёт его же оружием. Джош целует его на удачу — Джош целует его, потому что хочет его поцеловать. Джош поцеловал его только что. Кристалл на шнурке примерзает к коже, примерзает к груди, охлаждая всё тело — это неплохо работало бы летом, но не сейчас, когда температура на улице и так заставляет вжимать голову в плечи. Тайлер онемевшими от холода пальцами глушит мотор, вытаскивает ключ зажигания, Тайлер тянется к дверной ручке. Тайлер облизывает губы — у него во рту всё ещё привкус поцелуя. Фантомные ощущения: Тайлеру кажется, что язык Джоша всё ещё ласкает его язык. — Нам надо идти, — говорит Тайлер, кажется, лишь только для того, чтобы что-то сказать, чтобы нарушить тишину, чтобы разбавить это неловкое молчание. Джош ему в этом не помогает; Джош отвечает кивком. Джош Дан молчит всю дорогу, возможно, потому что ему тоже надо переварить случившееся. А может, есть какая-то другая причина, заставляющая его держать свой рот закрытым. Может, он морально готовится к проникновению. Может, он думает, что целоваться с Дебби было приятнее. Может, он гадает: ждут их в участке ведьмы или нет? Тайлер понятия не имеет — Тайлер даже не пытается это выяснить. Тайлер не задаёт идиотских вопросов из разряда «О чём ты сейчас думаешь?» Тайлер тоже хранит молчание, пока они пересекают пешком оставшийся до участка квартал. Они идут; может, и не держатся за руки, но держатся достаточно близко друг к другу, чтобы это можно было считать вторжением в личное пространство. Тайлер думает, что думать об этом нужно было раньше, до того, как Джош прочно занял старый диван в его гостиной. До того, как впускать Джоша в сердце: чуть ниже кристалла, немного левее. — Машины Ника ещё нет, — негромко произносит Джош, обшаривая взглядом парковку перед участком. Здесь нет ни машины Ника, ни той полицейской тачки, за рулём которой был Салих; Тайлер не помнит номера, но может делать выводы из напряжённого, сосредоточенного выражения лица Джоша. Он не то чтобы нервничает — просто снова ждёт самого худшего. Тайлер встаёт рядом с ним; их плечи соприкасаются. Много слоёв ткани между ними и горячее плечо Джоша — Тайлер ощущает жар. Тайлер всё ещё ощущает ладонь Джоша на своём бедре и чуть ниже — на колене, будто Джош продолжает его лапать, даже когда убирает руки, даже когда не прикасается к нему вовсе, даже когда Тайлеру кажется, что ему это всё привиделось, почудилось, приглючилось. — Мёртвых тоже нет, — Тайлер коротко пожимает плечами; это выглядит, как нелепая попытка потереться плечом о плечо Джоша. — Ни ведьм, ни кого бы то ни было ещё, — короткая пауза в несколько секунд, после чего Тайлер добавляет, — хочешь их подождать? Джош отрывается от созерцания участка, поворачивая голову к Тайлеру. Его плечи едва уловимо вздрагивают — Тайлер скорее чувствует это, чем может разобрать в опустившейся на город темноте. Напряжение на его лице тоже дрожит, так дрожит вода в трясущемся стакане. Так трескается маска. Так Джош фыркает: — Ведьм и мертвяков? Его голос; лёгкое подтрунивание, полушутливый тон, в котором слишком много — Тайлеру кажется, Тайлер придумывает, Тайлер принимает желаемое за действительное — какой-то нелепой нежности. Тайлер говорит до того, как понимает, что именно говорит. — Можем подождать и их, если ты настаиваешь, Дан, — он щурится, он прищуривается, он добавляет почти одними губами то, что добавлять не собирался и не планировал. — Всё для тебя. Тайлер думает, что поцелуй паршиво повлиял на его мыслительный процесс. Мозговая деятельность оставляет желать лучшего. Сознание затуманено — а Рой ещё советовал ему не пить. Лучше бы намекнул держаться подальше от полицейского участка и не водить дружбу с детективами. Тайлер думает, что не поверил бы ещё месяц назад, если бы кто-то рассказал, как всё обернётся. Он в шаге от того, чтобы втюриться в детектива полиции, который пытался его посадить, который пришёл к нему за помощью, когда обнаружил свою мёртвую бывшую в своей квартире, в своей постели. Ладно, ещё меньше, чем в шаге. Расстояние меньше половины фута, окей? — К чёрту, — Джош коротко мотает головой. — Пойдём. Позвонят. Найдут. На долю секунды Тайлеру кажется, что Джош сейчас протянет ему руку в наивном детском жесте: пойдём со мной. На долю секунды — окей, больше, чем на долю — Тайлер готов вложить свою ладонь в его ладонь. Меньше доли секунды; Тайлер ухмыляется уголком рта и говорит: — Догоняй. Будто они пришли сюда не выносить из участка все дела Джоша, которые он вёл за последние полгода или вроде того, — интересно, это будет считаться ограблением или нет, — а явились сменить локацию для флирта. Джош не обгоняет его, Джош даже не равняется с ним; Джош идёт следом. Джош будто дышит ему в спину, Тайлер думает, что именно так поступает Смерть. Главное — не оборачиваться. Дверь в участок, конечно, закрыта, — не просто опечатана и залеплена лентой, которую Тайлер отдирает с одного конца, — по-настоящему закрыта, заперта. Тайлер думает, что этого стоило ожидать, разумеется, лишь после того, как дёргает на себя дверную ручку — и когда дверь отказывается поддаваться. Тайлер ощущает, как Джош встаёт за его спиной; физическое ощущение чужого присутствия, мурашки обволакивают затылок. — Только не говори, что ты планировал взломать замок или подсадить меня в оставшееся открытым окно, — Тайлер не оборачивается, Тайлер, конечно, просто шутит, Тайлер ухмыляется. — Забыл сказать, — тон голоса Джоша такой же насмешливый, такой же тёплый, как нагретое к середине августа озеро, в котором Тайлер купался в раннем детстве. — Мы зайдём с чёрного хода. Догоняй. Джош Дан забыл сказать, что он засранец, вот о чём думает Тайлер, пока ухмылка сама собой появляется на его лице. Тайлер разворачивается, чтобы почти упереться в Джоша — тот не сдвигается с места. Тот улыбается, глядя в глаза Тайлеру. Тот тянет руку мимо Тайлера, касается его плеча, продолжая ухмыляться; тот набирает код на цифровой панели. Несколько цифр, судя по попискивающему звуку, их семь. Раздаётся короткий щелчок, писк становится громче, Джош хватается — через Тайлера — за дверную ручку, приоткрывая дверь. Всё та же ухмылка на его лице, Джош кивает туда, за спину Тайлера, мол, давай, заходи. Тайлер ощущает себя попавшим даже не в клетку, угодившим даже не в капкан. Это мышеловка, которая захлопывается в режиме реального времени, просто съёмка слегка замедлена. Щелчок, — меньше секунды, — и железный механизм переломает ему хребет. Тайлер уверен, что ухмылка Джоша действует именно так. — Тебя не вычислят по коду? — уточняет Тайлер, когда проскальзывает внутрь, когда Джош заходит следом за ним, после того, как они оба оказываются в тёмном помещении. Свет, конечно, выключен, фонарик с собой Тайлер, конечно, не взял; вся его голова была забита горячим языком Джоша Дана. Тайлер представляет себе почему-то свою сестру, Мэдисон; когда она была маленькой — корчила рожи каждый раз, когда речь заходила о поцелуях. Высовывала язык и уточняла: «Фу!» — Коды индивидуальные, — Джош кивает. — Просто я использовал не свой. Ну, если и вычислят, ему ничего не грозит: идеальное алиби — выходные на больничной койке. Тайлер коротко кивает, раздумывает секунду или две, но потом всё-таки спрашивает: — Я должен знать, кого именно мы подставляем? Он спрашивает это без подвоха, без усмешки; он спрашивает, будто они уже в преступном сговоре. Взлом и проникновение. Тайлер думает: надо будет прогуглить, какой за это светит срок. Ну, или просто спросить у Джоша. Джош хмыкает. — Ответ тебе не понравится, — короткое предупреждение, Джош продолжает почти сразу. — Шефа полиции. Джош говорит это; в темноте, может, и не видно, какое довольное у него выражение лица, но Тайлер слышит это по голосу. Тайлер легко может представить себе его ухмылку; Тайлер успел изучить его лицо в самых мелких деталях за эти несколько дней. Тайлер думает, что это паршивый знак, Тайлер не может не фыркнуть в ответ. — А я должен знать, откуда у тебя индивидуальный код входа шефа полиции? — он спрашивает это, снижая голос до шёпота, едва сдерживаясь от смеха. Такие глупые глупости, такие идиотские вопросы. Такой откровенный флирт, даже когда он не подразумевается, как флирт. Джош тянется к его уху, Тайлер ощущает его горячее дыхание, пока пару секунд Джош медлит с тем, чтобы выдать свой ответ. Придумать или сказать правду — пару секунд, обращающихся в вечность, делают разницу между этими двумя понятиями несущественной. Тайлер проглотит и это; Тайлер проглотит что угодно, вылетающее сейчас из его рта. — Случайно попался на глаза, — Джош смеётся ему прямо в ухо. — Случайно врезался в память. Случайно почему-то вспомнил. Как сказать, что ты засранец, не говоря открыто: Джош проделывает это прямо сейчас. Пальцы Тайлера машинально цепляются за край его куртки, сжимаются. Тайлер делает глубокий, прерывистый вдох. Сердце готово выпрыгнуть из его груди, снова. Когда Джош отстраняется, его губы неловко проезжаются по скуле Тайлера. — А что насчёт камер на входе? — уточняет Тайлер. Он их не видел, но не сомневается в их наличии. Камеры на входе, камеры на парковке, запись в прямом эфире. Он не сомневается, что Джош успел продумать и это — но всё равно спрашивает. — Дурацкая система, — объясняет Джош вместе с коротким прикосновением, поглаживанием по его плечу. — Отключились, когда изымались записи, а подключить их обратно не смогли, потому что айтишник блевал кровью и булавками. — Случайно повезло, — подытоживает Тайлер с нервным смешком. Он даже не знает, от чего нервничает больше — от этого короткого касания или от того, что вообще-то совершает преступление. Тайлер думает, что даже если их поймают, а у него будет шанс повернуть время вспять и отказаться от этой затеи, ответить, что он слишком устал, чтобы затевать ограбление полицейского участка на ночь глядя, он всё равно согласится снова. Просто потому что это Джош — и просто потому что Дан слишком упрям и всё равно пошёл бы сюда. — Ты помнишь, где находится мой стол? — тихо спрашивает Джош. — Сможешь найти в темноте? Тайлер думает, что точно заблудится, он путался бы и в собственной квартире, не будь она такой маленькой. Ориентирование на местности — это явно не его; удел Тайлера ограничивается гугл-картами, джи-пи-эс навигаторами и уточняющими маршрут вопросами. Тайлер кивает, лишь парой секунд позже задумываясь, увидел ли этот жест в темноте Джош. — Найду, — Тайлер старается, чтобы в его голосе звучало как можно меньше сомнений. — А ты? Его попытка сымитировать уверенность в собственных силах, похоже, с треском проваливается. — Прямо по коридору, затем налево, — уточняет Джош. — Стол в самом углу, тот, на котором больше всего пыли и нет кофейных чашек. Маленькая пластиковая табличка: детектив Дан. Посветишь себе телефоном, если что. Заберёшь папки с моего стола. Их должно быть четыре штуки. Если будет меньше — забей, бери, что есть. Я буду в архиве. Это дальше по коридору, до самого конца, я оставлю дверь открытой. Как закончишь — приходи, я буду там. Тайлер думает, что разделяться сейчас — паршивая идея. Тайлер не горит желанием таскаться по опустевшему участку в одиночестве — пока Джош будет рыться в архиве. Закрытые дела, заброшенные, сунутые в коробки. Пыльные полки, огромные стеллажи — так Тайлер представляет себе архив. Картонные папки с делами, картонные коробки, забитые этими коробками полки — от пола до самого потолка. Что если Джош решит сыграть с ним злую шутку и оставит его здесь одного, покинув участок? Всё упирается в доверие, и в этот раз тоже. Тайлер коротко касается руки Джоша пальцами. Джош и его горячая кожа, Тайлер и его ледяные конечности. Джош сцепляет их пальцы, переплетает на несколько долгих секунд. — Хорошо, — Тайлер ненавидит себя за то, что именно этот короткий жест помогает ему решиться. И за следующую произнесённую фразу ненавидит себя тоже. — Только не забудь меня здесь, когда будешь уходить, а то придётся искать компромат на тебя в твоём же столе. Тайлер приправляет свои слова новой кривой усмешкой, высвобождая свою руку. Тайлер не видит, — точно не может разглядеть этого в темноте, — просто знает, что Джош улыбается. Чувствует это. — Тайлер, — Джош окликает его, зовёт его, бьёт его в спину его же именем. — Другой коридор. Правее. Судя по голосу — Джош едва сдерживается от смеха. Судя по голосу — Джош сходит с ума от волнения. Судя по голосу — Джошу идея разделяться сейчас не нравится точно так же, как и самому Тайлеру. Так будет быстрее — хороший аргумент. Тайлер напоминает себе это, пока идёт по коридору, пытаясь вспомнить, куда сворачивал в самый первый раз. Тогда его голова была забита совсем другим, тогда ему было не до того, чтобы запоминать дорогу и расположение комнат в полицейском участке. Тогда он слепо шёл за детективом Даном — с тех пор прошло меньше месяца, детектив Дан сбросил шелуху до просто Джоша, но Тайлер всё так же слепо следует за ним. Дьявол всегда в деталях. Как мелкий шрифт на последней странице любого договора. Мобильник с тридцатью с лишним процентами зарядки Тайлер достаёт ещё в коридоре, просто чтобы не пропустить и не перепутать нужную дверь. Яркое пятно света пляшет по бетонным, выкрашенным в белый стенам, пляшет по полу, пляшет по распахнутой двери. Кажется, сюда. Столы и стулья; большое помещение, доска с фотками в лучших традициях детективных сериалов. Тайлер хмыкает себе под нос, выискивая стол Джоша. Пару стульев здесь опрокинуто, то и дело пятна крови, затоптанные кровавые следы. Пахнет железом и блевотиной, пахнет страхом и тухлятиной. Тайлера передёргивает. Свет фонарика пляшет по столам, Тайлер ищет нужную пластиковую табличку. Луч сначала выхватывает стол Салиха — на долю секунды Тайлеру становится интересно, что там. Сын маминой подруги, с которым они, вопреки желанию их матерей, так и не подружились. Тайлер думает, что шансы на это даже не нулевые — отрицательные, даже сейчас. Тем более — сейчас. Тайлер помнит, стол Джоша был где-то рядом. Тайлер помнит — четыре папки на его столе. Текущие дела — этого Джош не уточнял, Тайлер просто догадывается. Луч фонарика дрожит, пляшет по соседнему столу, Тайлер выхватывает взглядом печатные буквы: Мисси Карпентер. Мёртвая восьмилетка, которая их с Джошем и познакомила. Тайлер просто надеется, что она ушла — что обрела покой, после того, как её тело нашли и похоронили по-человечески. По крайней мере, с тех пор она не возвращалась — и ничего больше не просила от Тайлера. Подушечки пальцев скользят по папке, прямо по сделанной от руки надписи с именем. Тайлер не собирается открывать папку, Тайлер не имеет никакого желания туда заглядывать в поисках подробностей. То, что папка здесь, очевидно, означает, что убийцу Мисси всё ещё не нашли. Ну, у Джоша есть оправдание: ему было немного не до этого все последние дни. Буквы расплываются перед глазами на долю секунды — перед тем, как взгляд удаётся сфокусировать снова. Кристалл на груди обжигает, но не ставшим привычным холодом — просто обжигает. Тайлер машинально тянет руку к груди, нащупывая его сквозь слои ткани. Через куртку и футболку, он кажется невозможно горячим. Тайлер, видимо, упустил момент, когда он нагрелся. Тайлер читал: так бывает с повышением температуры воды, если она закипает медленно. Можно свариться заживо и не заметить этого — или заметить слишком поздно. Ну, по крайней мере, куртку ещё не прожгло. Зато тухлятиной стало пахнуть сильнее. Как будто в комнате кто-то сдох и усиленно разлагается — быстрее, чем ожидалось. Тайлер зажимает нос пальцами, но тут же убирает руку. Вдыхает воздух в попытке найти источник, найти, где пахнет сильнее всего. Четыре папки остаются на столе Джоша, пока Тайлер медленно обходит комнату по периметру. Тайлер пытается сделать то, что пытался втолковать ему Рой несколько часов назад, утром. Сосредоточиться. His Instincts Never Trick. Hint! Расстёгнутая молния, Тайлер вытаскивает кристалл на чёрном шнурке наружу, обхватывает его ладонью. Простая стекляшка, не делающая толком ничего. Ничего — только воспоминания о Джоше, видения о Джоше, мысли о Джоше, ассоциации с Джошем. Пальцы стискивают кристалл так сильно, что, кажется, вот-вот раздастся хруст. Тайлер останавливается у одного из столов, где тухлятиной тянет сильнее всего. Ему не нужно светить на табличку, чтобы узнать, чей этот стол — и даже не потому, что имя ему ничего не скажет, просто он уже знает, чей это стол. Тот, который он нашёл первым. Стол Криса Салиха. Должно быть, он забыл внутри рыбу или что-то в этом духе. Кристалл, кажется, вот-вот вплавится в кожу ладони, прикипит. Тайлер старается проигнорировать это ощущение, опускаясь на корточки. В одной руке телефон в качестве источника света, в другой кристалл; Тайлер не желает выпускать ни одну из этих вещиц из рук даже на секунду. Тайлер дёргает за ручку средний ящик стола, выдвигая его почти рывком. Содержимое блестит под лучом света так, что ослепляет его на доли секунды. Содержимое ящика воняет с такой силой, что Тайлер всерьёз думает, что сейчас задохнётся. Содержимое ящика состоит из, кажется, сотни тысяч булавок — ящик заполнен ими доверху, маленькими, острыми, смертоносными, местами испачканными в чём-то буром. Воняющими тухлятиной. Тайлеру кажется, что его сейчас вывернет — немного желчи поверх булавок не испортит общего впечатления. Тайлер отшатывается, Тайлер встаёт на ноги, выпрямляется, Тайлер удерживается за соседний стол — стол Джоша — чтобы не упасть. Ноги подкашиваются. Ноги с трудом его держат. Тайлер думает, что самое время сделать то, чего он не делал все эти дни — уже несколько недель как. Луч фонарика пляшет по стенам — Тайлер забывает отключить его в настройках телефона, занятый тем, чтобы набрать номер Джоша. — Тебе нужно это увидеть, — выдыхает Тайлер. — Я думаю, что Салих как-то замешан в этом дерьме.

Inception

начало

Примерно за час до события I,

ответвление второе.

Её звали Руби. Это было её настоящее имя, не то, которое она шептала в уши клиентов. Ярко-розовая помада, пухлые губы, которые она постоянно облизывала. Придвигалась ближе, одёргивая короткую юбку, хлопала слишком длинными — явно накладными — ресницами и окутывала запахом своих духов. Такие сладкие, намекающие, что с ней будет так же — сладко. Незабываемо. Руби. Магия слетела в момент, когда она узнала, что он коп. Она не отшатнулась, она не испугалась, она просто со вздохом сунула руки в карманы куртки, откидываясь на спинку сиденья в машине. В этот момент она показалась Крису ещё красивее. Расслабленное лицо безо всяких масок, если не считать слоя косметики. Руби как-то показывала свою косметичку: все баночки, скляночки, тюбики и коробочки. Единственное, что Крис сумел идентифицировать с точностью — розовая помада; он так и сказал, ткнув пальцев, что это — помада. Руби расхохоталась, запрокидывая голову, демонстрируя жемчужно-белые зубы. — Блеск для губ, — вот что она тогда сказала Крису. Но про себя Крис всё равно продолжил звать эту штуку помадой. Руби говорила, что их, мужчин, было легко обмануть, и она с удовольствием этим пользовалась. Но она не обманывала Криса. Когда магия слетела, в тот самый первый раз, когда Руби узнала, что он коп и здесь совсем не для того, чтобы снять её и заплатить за секс — она стала по-настоящему красивой. Уставшей, настоящей и очень красивой. Магия слетела — так говорил себе Крис, но на самом деле в ход пошла другая магия. Крис смотрел на неё, разглядывал по-новому, она больше не притворялась. — Есть сигарета? — спросила Руби тогда. — Пока не закурю, клянусь, ничего говорить не буду. Крис замотал головой: он не курил. Ему было чуть больше тридцати в тот момент; это не было первым его делом, и даже не первым случаем, когда ему надо было допросить проститутку, просто он никогда не встречал такую, как Руби. Крис знал, что нужно было делать в такие моменты: пригрозить сроком за проституцию, арестовать её и увезти в участок; у таких, как она, никогда не бывает денег на нормального адвоката. Такие, как она, тратят деньги на наркоту, чтобы пережить и забыть очередную «смену». Таких, как она, ночь в камере заставляет пересмотреть свои принципы, если, конечно, они вообще у них ещё остались. — Какие ты куришь? — почему-то спросил Крис. — Скажи, я куплю. Она распахнула глаза, чтобы взглянуть на него; немного удивления пополам с толикой насмешки. — Ментоловые, тонкие, длинные, — она показала примерный размер своей длинной сигареты большим и указательным пальцем. — Но сгодятся любые. Любые. Крис держал это в уме: любые, ментоловые, тонкие. Обязательно длинные. Ещё капучино и пару хот-догов с горчицей — это то, что он взял на заправке. Hotdog Is the New Tribute. Hint! — Только не сбеги отсюда, — попросил Крис, прежде, чем уйти и запереть машину. Когда он вернулся, — с целым блоком сигарет, двумя стаканчиками кофе и хот-догами, — Руби всё ещё хохотала. Смеялась и смеялась, и никак не могла остановиться, её плечи подрагивали, и это, чёрт возьми, был не тот призывный, завлекающий смех, которым Руби и ей подобные пытались воздействовать на мужчин. Она смеялась, потому что ей было смешно — и потому что никуда не могла сбежать из запертой машины. — Надеюсь, на свиданиях ты проявляешь большую фантазию, — сказала Руби, кивнув на хот-дог. Она уже не смеялась, но продолжала улыбаться своими розовыми губами. На хот-доги и кофе Руби глянула с изрядной долей скептицизма, но протянула к ним руки до того, как забрать сигареты. Позже она заявила, что это было бы просто невежливо: отказаться от еды, которой тебя угощает коп, даже если это хот-дог с чёрствой булкой и резиновой сосиской, даже если горчица такая острая, что на глазах выступают слёзы. В конце концов, ей не привыкать брать в рот то, что не вызывает ни малейшего желания. У Руби был необычайный, специфический юмор, она шутила про «работу» и своих клиентов, и каждый раз делала это так легко и непринуждённо, что Крис не мог испытывать отвращения — даже когда очень хотел. — Вообще-то я женат, — сказал Крис, пожимая плечами. Магия спала: она проститутка, он коп; они лопали хот-доги, запивая их дешёвым кофе из бумажных стаканчиков. — Да я знаю, — кивнула Руби, вгрызаясь в булку. — У тебя кольцо на пальце. Давно? Крис глянул на свою ладонь, где красовалось кольцо на безымянном пальце; Крис и не подумал его снять. Крис забыл о его существовании, Крис сроднился с ним и перестал его замечать, он слышал, что такое иногда происходит, когда постоянно носишь кольцо. С его женой произошло примерно то же — Крис слышал, что и такое случается, даже чаще, чем думается. Не то чтобы очень уж долго, но достаточно для того, чтобы Крис не хотел думать об этом в тот самый момент. И тогда вместо ответа Крис задал свой вопрос. — Как тебя зовут? — спросил он, делая осторожный глоток кофе. — По-настоящему. Свой хот-дог он решил приберечь на случай, если Руби захочется ещё. Она представилась ему, как Марлен, наверное, чтобы вызвать ассоциации с Марлен Дитрих, хотя совсем не была на неё похожа. Она была похожа на себя — и не похожа на себя настоящую. Крис разглядывал её и понимал, что хочет узнать её больше, хочет узнать её всю. Руби пожала плечами, проглотила кусок сосиски и призналась, как признаются в каком-то грехе: — Руби. Простое короткое имя, должно быть, казалось ей глупым, должно быть, казалось ей не таким красивым и не таким привлекательным, как Марлен. Руби — Крис думал, что это имя подходит ей настоящей, Руби без масок, не считая слоя косметики, Руби, не использующей свою магию. Это была другая магия, но Крис даже не заметил, как попал под её чары. — Мою жену тоже зовут Руби, — почему-то сказал Крис. Она снова засмеялась, как будто Крис сказал что-то очень забавное, действительно смешное, дурацкое, глупое. — Удобно, — кивнула она с важным видом. — Не придётся запоминать и не надо бояться перепутать. Как будто это всё решило: что Крису будет, что путать, и будет, чего бояться. Магия спала; в ход пошло что-то хуже, чем попытка развести Криса на анал, заработав побольше денег. Руби откусила ещё от булки с сосиской, покрытой горчицей, прожевав, проглотила, облизала свои розовые губы и кивнула на тот хот-дог, что был в руках Криса и сказала: — Ешь, — дёрнула плечиком и добавила, решая его судьбу. — Не так уж и плохо. В этот самый момент, в эту самую секунду, годы назад — Крис в неё влюбился. В Руби, в проститутку, которую звали так же, как его жену. Крис превышает скорость и нарушает правила; Крис хорошо помнит, куда надо ехать. Он часто сюда наведывался, Крис курировал почти все дела, которые касались проституток: задушенные и мёртвые, брошенные на трассе, те, что были пойманы во время рейдов, те, что попадались на продаже наркотиков. Сотни и тысячи дел, Крис ввязывался в каждое, чтобы быть ближе к одной из них. Руки Криса дрожат, внутренности сводит от необходимости, от невыносимого желания, от отчаянной потребности увидеть Руби прямо сейчас. Они не виделись чуть больше пары месяцев: именно этим закончилась очередная попытка прекратить их отношения. Тогда Руби сказала, что ей надоело, Руби сказала, что девочки начинают спрашивать, тогда Руби сказала, что Крису лучше побыть какое-то время с другой Руби. Официальной. Девочки — её девочки — к этому моменту уже перестали задавать всякие вопросы. Они просто с любопытством пялились на Криса каждый раз, когда он показывался в их поле зрения. — Они знают, что я трахаюсь с копом, — пожала плечами Руби, это было задолго до этого, это было ещё до того, как они в первый раз переспали. — Просто думают, что я занимаюсь этим ради дела. Крис мотнул головой, тогда он ни черта не понял; спустя несколько лет он так и не приблизился к тому, чтобы понять Руби. На то она и была — Руби. Очаровательная, непосредственная, настоящая и недостижимая. — Мы же не трахаемся, — возразил Крис. Руби пожала плечами. — Разве я говорила, что трахаюсь с тобой? Юмор у Руби был специфический. Она смеялась над тем, как Крис пытается вникнуть в него и вникнуть в её шутки, она целовала его до того, как он успеет что-то прокомментировать. Крис понятия не имел, трахалась ли Руби с другими копами. Крис предпочитал не спрашивать. Всё, что сказала Руби, когда отсмеялась и когда закончила его целовать: — Не хочу превращать это в работу. Иногда Крису казалось, что это не работа; это — взаимовыгодный обмен. Иногда Крису казалось, что Руби спала с ним, чтобы получить что-то взамен. Информацию, защиту, ощущение безопасности. Глупую иллюзию того, что она желанна и любима — не на один час. Они редко трахались; Крис помнит все разы наперечёт. Меньше десяти. Крис помнит: дешевый отель, в котором Руби обычно предпочитала снимать один и тот же номер, но с Крисом всегда брала другой. Крис помнит: его собственная машина, в которой Руби седлала его бедра. Крис помнит: однажды он привёз её к себе домой на целую ночь, пока та, другая, официальная Руби уехала, улетела к родителям на неделю. Крис застал её бродящей ночью по тёмному дому; Руби ничего не трогала, только разглядывала. Обстановку, книжки, фигурки и фотки в рамках. Два дня спустя после той ночи Руби сказала, что наигралась, что с неё хватит, что какое-то время им с Крисом лучше не видеться. Каждый долбанный раз Крис с ней соглашался, каждый раз, когда она говорила, что им стоит прекратить. Так же, как соглашалась с ним Руби каждый раз, когда Крис, не глядя на неё, говорил, что ему нужно проводить больше времени с женой. Все их размолвки всегда заканчивались одинаково: кто-то из них не выдерживал. Крис приезжал по дурацким поводам, а позже без всяких дурацких поводов. Руби попадалась нарочно, Руби делала всё, чтобы оказаться под арестом — и чтобы в конечном итоге толстая папка с её именем снова оказалась на столе Криса. Не то чтобы он убирал эту папку с глаз долой с тех пор, как началась эта связь. Крис помнит: однажды они занялись сексом в участке. Трахались в кладовой среди тряпок и швабр посреди ночи, Руби дышала ему в ухо, пока он втрахивал её в стену. Крис едет не за сексом. Прямо сейчас желудок Криса скручивает от тоски. Он слишком давно не видел Руби, он слишком давно не слышал её смех. Он слишком давно не ловил её взгляд, он слишком давно не прикасался к ней. Крис едет; ему достаточно будет просто увидеть Руби, хотя бы мельком, хотя бы издали, достаточно будет вдохнуть запах её духов: сладких, как клубника со сливками. Крис вдавливает педаль в пол; он на полицейской машине, кто в здравом уме остановит его за нарушение правил? Чем ближе он подъезжает, тем сильнее становится желание её увидеть. Поговорить. Просто поговорить, даже если Руби скажет: уезжай. Даже если в этот раз она не отступится от своего решения, Крису просто нужно её увидеть. Это другая магия, это что-то похуже зависимости от разнузданного секса или алкоголя, или наркотиков. Крис не произносил этого вслух, как не произносила Руби, но это витало в воздухе каждую их встречу. Что-то вроде любви, игнорирующей пропасть между ними — социальное положение, финансовая составляющая, прочее, прочее; Крису было на всё плевать, когда он был вместе с Руби. Крису было даже плевать на Руби, на ту Руби, официальную. Это сложно; это всегда было сложно и это оставалось сложным, поэтому Крис старался молчать. Крис довольствовался их нечастыми встречами и никогда не обсуждал эту, другую Руби — ни с Джошем, ни с Ником, ни с кем бы то ни было. Это было удобно, отвечать на вопрос, почему Крис такой хмурый, правду: всё, мол, дело в Руби. Это было даже смешно; Крис не врал, просто вводил в заблуждение. Крис не хотел. Крис запутался: в себе, в своих чувствах, в своих желаниях, в светлых волосах одной Руби и в тёмных — другой. Это сложно: Крис просто хотел посидеть в машине. Подождать, когда Руби выйдет — или дождаться, пока она вернётся. Прочувствовать стук каблуков по асфальту, ощутить, как учащается сердцебиение только от того, как она встряхивает волосами. Понять, что у него встал — просто потому что он увидел её, похожую на ангела, впервые за слишком долгое время. Крис не выдерживает в машине и минуты; проходит секунд двадцать или вроде того, и тоска становится почти невыносимой, его тянет внутрь словно магнитом, сопротивляться этому невозможно. Широкие, торопливые шаги; Криса здесь знают, Крис здесь примелькался, здесь даже знают, что он коп — и что не представляет для них угрозы. Это Крис — тот, кто предупреждал их о грядущих рейдах. Это Крис — тот, кто советовал им затаиться в необходимое время. Это Крис — тот, который приезжал к ней. — Где Руби? — хрипло рявкает он на одну из девочек. Ноги едва держат его, подкашиваются; Крис опирается ладонью о спинку кресла, предназначенного для посетителей. Руби советовала никогда на него не садиться, мол, Крис и представить себе не может, сколько спермы впитала его обивка. Крис не собирается думать, кто ещё на нём трахался. Девочка отшатывается; Крис уже видел её раньше, раз или два, или больше, все остальные лица смазываются, сливаются. Все остальные лица не представляют собой ничего, за что стоило бы зацепиться. Все, кроме лица Руби. — Кто? — переспрашивает она, дёргая себя за закрученный светлый локон. Крис почти слышит хруст лака для волос. — Руби, — повторяет Крис, а затем поправляется. — Марлен. Где она? Крису кажется, что его сейчас стошнит; голову кружит, Крису нужна Руби. Крису достаточно её увидеть, даже просто услышать, Крису хватит знать того, что она в соседней комнате. — Её здесь нет, — отрезает женский голос. Прокуренный и разозлённый. Крис оборачивается на звук, Крис всё ещё держится за спинку кресла; лучше даже не представлять, сколько человек перегибалось через эту спинку. — Мне нужно её увидеть, — Крис рявкает, если только можно угрожать с умоляющими интонациями; это болезнь, это зависимость, это магия. Это любовь. — Где она? Владелица голоса — высокая, худая, жилистые плечи, почти полное отсутствие груди. Крис зло думает: ебут и таких, ещё и платят за это. Её Крис тоже видел, но понятия не имеет, как её зовут; её Крис тоже вытаскивал из-за решётки, выбивал сделку, добивался условного. Её настоящее имя и то, которым она представлялась клиентам — просто выветрились из памяти. Все имена сливаются в одно, все имена перестают иметь значение кроме одного-единственного. Руби. — Её здесь нет, — отрезает та, высокая, у неё короткая стрижка под мальчика и волосы то ли седые, то ли специально выкрашенные в серый цвет. — И копам больше здесь не рады. Тем более, в такой компании. Единственное, что слышит Крис, единственное, что он разбирает, единственное, что имеет значение, так это первая фраза. Та, в которой седая стерва говорит, что её здесь нет. Руби здесь нет. Все остальные слова — белый шум. Зависимость набирает свои обороты. Крис отрывает ладонь от кресла, она кажется липкой, она кажется грязной; Крис делает пару шагов по направлению к той, которая говорит с ним. Если она знает, что её здесь нет, должна знать и другое. — Где она?! — Крис кричит, Крис тянется, чтобы схватить её. Она отмахивается, она хватает своими тонкими длинными пальчиками его запястье. Это происходит в одну секунду, это растягивается на целую вечность. Это похоже на взрыв. Это опаляет, это выжигает всё внутри; это невозможно больно. Она отдёргивает руку, вскрикивая, словно успела обжечься, просто схватив его за руку. За запястье. Крис смаргивает, Крис не понимает, Крис поднимает руку, чтобы убедиться, что его ладонь не превратилась в пылающий факел. Рукав его куртки задирается, обнажая запястье с намотанным на него черным шнурком, который несколько часов назад повязал Джеймсон, сказав, что Крису теперь не угрожают никакие ведьмы. — Ты в порядке? — Что он сделал?! Они сбегаются к ней, — остальные девочки, — кидаются, трогают её плечи, разглядывают её руку. Её пальцы — красные, обожжённые. Крис соображает мучительно медленно, отступая на шаг. Шнурок? Это из-за шнурка? Это… — Ты ведьма? — выдавливает из себя Крис. Зачем он вообще приехал сюда? Ведьма. Здесь работает ведьма. Он приехал к Руби, точно. Ведьма сказала, что её здесь нет. Ведьма… — Держите его! — визжит седая стерва, тряся покалеченной рукой. Всё происходит слишком быстро. Всё происходит слишком медленно. — Взять их обоих. Крис просто не понимает: он приехал сюда один. Крису некогда выяснять, он просто хватается за кресло, опрокидывая его на пути девочек — или молоденьких ведьм. Крис не хочет об этом думать, как не хочет уточнять, зачем ведьмам зарабатывать на жизнь проституцией. С Руби вполне сталось бы сказать, что это всё для души — и рассмеяться. В голове Криса звучит её воображаемый смех, пока он сбегает вниз по лестнице, по ступенькам, к машине. Где ключи? Крис на ходу проверяет карманы; карманы пусты. Крис отчаянно дёргает дверную ручку; машина заперта и нет времени, чтобы… — Крис! Крис вздёргивает голову, на той стороне дороги он видит Ника. Он подзывает его к себе, двери его машины призывно открыты, и Крис не думает — Крис просто бежит. Скрип колодок, визжащие шины, длинный тормозной путь; под колеса чужой тачки Крис не попадает только каким-то чудом. Крис оглядывается; девочки, ведьмы, ведьмы в своих коротких юбках и шортах, ведьмы в кофточках, едва прикрывающих грудь, такие красивые и такие безликие, и ни одна из них — не Руби. — Валим отсюда, — Крис хватает Ника за плечо. — Быстро. Давай! На то и нужны друзья: чтобы иногда не задавать никаких вопросов. Крис тоже не спрашивает, как Ник и Зак здесь оказались, он просто тяжело дышит в попытке прийти в себя; ему кажется, что он пробежал с десяток миль. Долбанный марафон. Ник давит на газ, стремительно покидая район, и чем дальше они от борделя Руби, тем легче становится дышать. Воздуха всё ещё недостаточно. — У тебя что, — Зак поворачивается с переднего сиденья. — Астма? Ник не выдерживает; должно быть, они отъехали достаточно далеко, чтобы Ник позволил себе хоть как-то это всё прокомментировать. — Я думал, что ты поехал к Руби. Криса разбирает смех, но он смеётся совсем не так, как смеялась Руби; она всегда говорила, что его смех больше тянет на булькающий, закипающий чайник. — А потом, — говорила она. — Раз — и всё. Сердечный приступ. Инфаркт. Трахайся аккуратнее.

Innocence

непричастность

Десять минут спустя события I.

— Тебе лучше взглянуть на это самому, — вот что сказал Тайлер по телефону. На это — на заполненный булавками ящик стола Криса Салиха. Пляшущее пятно света от дрожащих, трясущихся ладоней; в какой-то момент Джош не выдерживает, перехватывая руку Тайлера. Цепляет пальцами запястье, сжимает, забирает телефон из его хватки, чтобы посветить и рассмотреть все детали самому. У Тайлера ледяные пальцы и выражение лица такое, словно его сейчас вывернет. Джош тупо пялится на груду булавок. — Ты в порядке? — Джош опять задаёт один из самых дурацких вопросов, которые только можно задать. Судя по виду Тайлера, судя по его голосу, судя по его трясущимся рукам, судя по тому, как он держится за край стола, чтобы не упасть — ни хрена он не в порядке. Тайлер откашливается, прикрывая рот рукой. Кажется, едва сдерживается от рвотного позыва. — Нормально, — мотает головой и тут же осекается. Как будто никогда не напивался до состояния, когда любое лишнее неосторожное движение грозит новой попыткой избавиться от содержимого желудка. Джош, может, и бесчувственная скотина, — так его называла Дебби в подобные моменты, — но уж точно не идиот. Ни хрена Тайлер не в порядке, глупо было даже спрашивать. Глупее этого — только врать Джошу в лицо. С этой точки зрения они друг друга стоят. — Как ты вообще нашёл… — Джош не знает, как спросить, Джош не знает, стоит ли вообще спрашивать. Неприязнь к Крису у Тайлера, может, и не дотягивает до ненависти к его собственному брату, но надо быть слепым, чтобы не заметить, что они друг друга недолюбливают. Джош не слепой и не идиот. — Ты разве не чувствуешь? — Тайлер коротко машет ладонью перед собственным носом. — Запах? Они воняют тухлятиной. Я искал источник. Джош не чувствует. Вдыхает носом воздух, вдыхает полной грудью, принюхивается изо всех сил. Пахнет железом, пахнет кровью, пахнет пылью. Никакой тухлятины Джош не чует. Он медленно качает головой, будто нехотя, точно зная, что за этим последует. Разочарование тоже не пахнет, зато ощущается всей кожей. — Не чувствую, — подтверждает Джош, поднимаясь на ноги. — Тебе воняет? Давай выйдем отсюда. Джош действует машинально, автоматически: щёлкает содержимое стола несколько раз на телефон Тайлера — просто потому что он уже у него в руке. Задвигает ящик ногой, подхватывает со стола картонные папки — нетронутые, конечно, кому нужно взваливать на себя кусок чужой работы — и кивает Тайлеру, мол, давай, валим отсюда. Луч света пляшет, Джош зажимает картонные папки под мышкой, отдавая Тайлеру телефон. Пальцы всё ещё ледяные, Джош удерживает руку Тайлера в своей чуть дольше необходимого. — Пиздец, как оттуда несло, — признается Тайлер уже в коридоре, по пути в архив; Джош идёт первым, показывая дорогу, Джош то и дело на него оглядывается. Тайлер потирает переносицу двумя пальцами, Тайлер всё ещё паршиво выглядит, насколько можно судить в полутьме. Голос его звучит тоже — так себе. Куртка Тайлера расстёгнута, кристалл болтается на груди в такт походке. Походка у Тайлера тоже — не очень, не шатается лишь потому что коридор слишком узкий, и Тайлер старается идти ровнее. Точно не напивался — очень палевно так идти, тщательно выверяя каждый шаг, будто следя, не выпрыгнет ли кто-то из темноты. Будто кто-то может прятаться в этих тенях. Скорее уж — они сами делают это. Прячутся в узких тоннелях. Hiding In Narrow Tunnels. Hint! Ну, выпивкой от Тайлера не разит. Джош не идиот. Джош просто молчит слишком долго. Дебби ненавидела все эти приёмчики: слишком долгое молчание, слишком длинные паузы, которые Дебби должна была заполнять сама. Дебби бесило это; в каждой их ссоре Джош вёл себя, как коп, как детектив, и она часто говорила, что её просто достало это. Она говорила: существует презумпция невиновности. Она спрашивала снова и снова: почему, мол, она должна доказывать, что она ни в чём не виновата? Ну, Джош её ни в чём и не обвинял. Просто молчал в ответ на все её объяснения и оправдания. Тайлер не объясняет и не оправдывается. — Ты мне не веришь, да? — глухая усмешка, которая действует на Джоша, словно пуля в спину. Джош останавливается посреди коридора, замирает, как вкопанный, Тайлер останавливается в футе от него. Всё упирается в доверие, снова, опять; здесь и сейчас. Джош оборачивается, разворачивается всем корпусом. Он не чувствует никакого запаха, не ощущает ничего такого. И Тайлер бы тоже не должен — он, в конце концов, сам говорил, что только разговаривает с мёртвыми. Только слышит их — и ничего больше. В голосе Тайлера глухая обречённость, усталое «я так и знал». Никакой обиды — это больше тянет на понимание. Чувство солидарности, от которого Тайлера и самого подташнивает: он бы себе тоже не поверил. Джош тянет руку: его ладонь ложится на щёку Тайлера. Слишком интимный жест, слишком странное поглаживание; просто порыв. Последствие поцелуя на удачу в машине. — Вряд ли у тебя при себе было такое количество булавок, — Джош хмыкает. — К тому же, ты не знал, что пойдёшь туда один. Вряд ли ты их пересыпал — слишком много мороки, неясные мотивы, это заняло слишком много времени. Я бы услышал шум. Последнее — скорее, преувеличение, едва ли Джош мог бы услышать что-то из архива, но Тайлеру знать об этом необязательно. Тайлер доверчиво подаётся навстречу его руке, подставляется, на пару секунд прикрывая глаза. Джош рассматривает его лицо в полутьме, пока луч фонарика от телефона танцует по полу возле их ног. Джош наблюдает, как уголки губ Тайлера вздрагивают. — Ты убеждаешь меня или себя? Как будто пули в затылок, напичканной несколькими словами и выпущенной изо рта Тайлера меньше минуты назад было недостаточно. Тайлер добивает его в сердце — оно сжимается. Острое чувство вины, глупое чувство вины — Джош ничего не сделал. В этом всё и дело — Джош ничего не сделал, хотя собирался защищать Тайлера. Сейчас было бы неплохо защитить Тайлера от него, и еще от себя самого. От целого мира. Большой палец проходится по скуле. — Я не верю, что ты искал это специально, как и не верю в то, что ты сфабриковал это, — Джош тщательно подбирает слова, это звучит так же паршиво, как выглядела походка Тайлера. — Твоя очередь. Ты веришь, что это он? Тайлер распахивает глаза. Недоверие пополам с непониманием. Ладонь Джоша всё ещё там, где она должна быть, где ей так комфортно и удобно — на щеке Тайлера. Тайлер делает полшага вперёд, тянется ближе. Джош думает, что целоваться на месте преступления, на месте бойни, на месте колдовства, как-то не очень правильно. А ещё — Джош думает, что ему наплевать на это. Тайлер, кажется, всё-таки читает его мысли, потому что иначе не объяснить то, что он облизывает пересохшие губы в эту же секунду — быстро, судорожно. Джош пялится на кончик его языка, мажущий по нижней губе. Даже странно: Дебби изо всех сил пыталась вызвать у него чувство вины, но вызывала только раздражение, когда старалась проделать это. Тайлер не пытается сделать ничего, но у него получается то, чего не смогла добиться его бывшая за все эти годы. Джош задумывается: значит ли это то, что они с Дебс просто не подходили друг другу? Значит ли это то, что Джош просто больше совместим с Тайлером, чем с ней? Значит ли это, что он гей? — Ты спрашиваешь это у меня? — уточняет Тайлер. На секунду Джош забывает, о каком именно вопросе идёт речь. Его разбирает нервный смех, короткий и хриплый, ему так сильно хочется притянуть Тайлера ближе к себе — ещё ближе. Сказать: прекрати. Сказать: перестань. Напомнить: они в одной лодке. Повторить: он ему верит. Сказать — потому что он не озвучил этого прямо. Всё дело в контексте. — Ты тоже его знаешь, — Джош пожимает плечами. — Мне нужно твоё мнение. Человека со стороны. Ладонь скользит чуть дальше — на ухо, за ухо, ложится на затылок. Ещё немного, и всё полетит к чертям. Тайлер почти трётся о его ладонь. Ещё немного, и Джош опять его поцелует; здесь уже никакой удачей не оправдаешься. Вопрос на пару миллионов долларов: верит ли Тайлер в то, что Крис Салих может быть причастен к произошедшему. Являться первопричиной булавочной эпидемии. Виновником того, что большая часть его коллег оказалась сейчас на больничных койках — с теми или иными повреждениями. В основном, глотки, трахеи и внутренних органов. Зак сказал, там, ещё в больнице, что возможны летальные исходы. Они не общались достаточно долгое время — во всяком случае, в этом их показания сходятся. Показания, ага. Джоша тоже подташнивает — от самого себя и собственных подозрений. — Человек со стороны интересуется, можно ли где-то здесь выпить воды, — Тайлер тянет с ответом. С одной стороны — вид у него и правда неважный, с другой стороны — это всё выглядит так, словно Тайлер тянет время. Это всё выглядит так, будто у Джоша профдеформация. Возможно, без будто. Джош коротко качает головой. — Вообще, есть, но я бы на твоём месте не рисковал тут пока пить, даже если от воды не будет вонять. Тайлер вздрагивает; он словно только сейчас вспоминает, где именно находится и что произошло. Кивает — судорожно, быстро, соглашаясь с его словами. Кивает — трётся о руку Джоша, которая продолжает лежать на его затылке. Лежать так, словно Джош в любой момент потянет его к себе для поцелуя. — Я думаю, мы знаем, с какого места всё началось, — хмыкает Тайлер. — И это всё, что мы знаем. Если ведьмы материализовали булавки в чашки кофе и желудки, кто мешал им материализовать булавки сначала в ящик стола Салиха, предварительно убрав оттуда всё остальное? Вряд ли это попытка подставить его, но ещё меньше я верю в то, что он как-то причастен. Он для этого… — Слишком добродушен? — уточняет Джош. — Слишком идиот. Надо быть слепым и глухим, чтобы пропустить неприязнь Тайлера к Крису. Джош зрячий и слышащий, и определенно точно не является идиотом. Но точно будет им, если поцелует Тайлера прямо сейчас. Он отстраняется — медленно, нехотя, напоследок проходясь по его щеке ладонью снова, поглаживая, потирая. — Дай мне ещё несколько минут, — просит Джош. — Я закончу с папками — и мы отсюда свалим. Джош добавляет про себя: свалим и купим тебе воды. Или кофе. Или всё, что захочешь; буквально всё, что угодно. Джош вручает Тайлеру картонные папки: те четыре с его стола, плюс тот десяток, что он успел собрать. В архиве нет окон, свет можно включать почти без опаски. Джош старается действовать быстро: чем раньше они свалят отсюда, тем лучше. Странно, что Ника всё ещё нет. Джош думает, что если Крис всё-таки был с ним, предложение поехать в участок могло ему не понравиться. Неприятное предчувствие сдавливает желудок, пока Джош копается в делах. Коробки и картонные папки; ему повезло, что у него хорошая память. Ему повезло, что он помнит почти каждое из дел, каждое из тех, что сдавал в архив, каждое из тех, которые сам распихивал по коробкам. Надо будет отправить благодарственную открытку шефу за нехватку кадров — иначе пришлось бы искать дольше. — Думаешь, ведьмы на это способны? — Тайлер спрашивает, прислоняясь к стене спиной, наблюдая за действиями Джоша. Джош оборачивается; у Тайлера взмокший лоб и всё ещё не очень здоровый вид. Интересно, можно ли отравиться враждебной магией? — Мёртвых ведьм, чтобы проконсультироваться, в округе всё ещё не наблюдается? — Джош хмыкает, возвращаясь к коробке. Чем быстрее он закончит, тем быстрее они выберутся отсюда. В идеале — вообще отправить Тайлера на улицу, на свежий воздух, в машину. Джош почему-то уверен, что пока Тайлер способен стоять на ногах, он добровольно не покинет участок. Не оставит Джоша здесь одного. Можно даже не пытаться. Можно даже не тратить время. — Не наблюдается, — Тайлер вздыхает. — Не знаю, рад я этому или нет. С одной стороны — без них как-то спокойнее. С другой, знаешь… Джош знает. Было бы неплохо иметь парочку ведьм на своей стороне просто для защиты. Джош думает, что вообще-то у них есть как минимум одна ведьма на их стороне, с которой можно связаться. — Надо спросить Элайджу, — хмыкает Джош, протягивая Тайлеру свой телефон, снимая блокировку отпечатком пальца. — Джеймсона. Или Круза. Тут уж как посмотреть. Как ведьма, он может сказать что-то дельное. Или — послать нахер, потому что мы звоним в нерабочее время. Или — устроить нам выволочку за то, что мы проникли в участок. Отправь ему фотки. Или позвони. Или и то, и другое. Отличная идея: отвлечь Тайлера и занять его делом. Джош думает, что можно было бы спросить у Роя — он тоже может знать что-то об этом, но номера Роя у него нет. Джош думает, что надо исправить это в самое ближайшее время — обменяться всем номерами. Лишь бы обошлось без общей группы в соцсетях, куда Ник будет присылать глупые приколы, а Джеймсон наверняка выкатит правила поведения в первые же десять минут. От Роя, бармена, следует ожидать рецепты коктейлей, а от Зака, почти наверняка, напоминания о том, что следует мыть руки перед едой. Джош по привычке будет отмалчиваться, Крис почти наверняка будет закидывать всех каверзными вопросами. Ну, парочку таких Джош задал бы сейчас ему самому. — Отправил фотки, — отчитывается Тайлер. — Со своего телефона. Жду минуту и звоню. Тебе ещё долго? Джош откладывает очередную папку; ограбления, убийства, изнасилования. Висяки и раскрытые дела. Разбой и нападение, банальная поножовщина. Вряд ли хоть что-то из этого связано с ведьмами, но, может, Тайлер обнюхает каждую папку и тоже скажет что-то дельное. Джош оборачивается, снова. — Совсем хреново? Тайлер качает головой. — Нет, — выдыхает он и признаётся после недолгой паузы. — Да. Четыре месяца. Не полгода, но Джош думает, что пока хватит и этого. Он сгребает все отложенные в стопку папки. Джош думает, что надо было всё-таки отправить Тайлера к машине. Джош думает, что Тайлер всё равно бы не пошёл. Джош думает, что не отпустил бы его одного сам. Щелчок выключателя, Джош обнимает Тайлера одной рукой — не то чтобы Тайлеру было действительно необходимо на него опереться, Джошу просто хочется. Мобильный Тайлера — двадцать пять процентов зарядки, Джош замечает это краем глаза, когда экран загорается — оживает. Мобильный Тайлера стоит на беззвучном, и это, кажется, первый раз за всё их совместное времяпровождение, когда он вообще звонит. Несколько раз ему звонил Джош — и сейчас сам Джош задаётся вопросом, когда в последний раз номер Тайлера набирал кто-то ещё. Он, вроде как, риелтор, ему должны звонить по работе. Голос Роя — почему-то звонит именно он — звучит в пустом коридоре достаточно громко, чтобы Джош мог разобрать не только слова, но и насмешливую, почти издевательскую интонацию. — А что случилось по пути домой с вами? Никакой угрозы в голосе Роя не звучит, только кошачьи привычки играть со своей добычей. Джош думает, что когда кошке надоедает эта игра, она просто перегрызает мышке горло или добивает мощным ударом большой лапы. — Мы нашли это в ящике стола Криса в участке, — выпаливает Тайлер. — Я их почуял. Воняло тухлятиной. Джош слышит тяжелый вдох, Джош почти уверен, что Рой считает про себя, чтобы оставаться таким же спокойным. — В следующий раз запру в подвале, — обещает Рой. — Езжайте обратно в бар. Я сделаю тебе чай, успеет остыть до приемлемой температуры, пока вы едете. И, Тайлер, передай Джошу, чтобы не пускал тебя за руль. Тайлер открывает рот, Тайлер закрывает рот. — Я всё слышал, — откликается Джош, достаточно громко, чтобы Рой услышал тоже, достаточно громко, чтобы его голос разнёсся немного пугающим эхом по пустому коридору. Достаточно жутко. Достаточно смешно. Тайлер прижимается к его боку — и Джош думает, что этого достаточно.

Ichor

кровь бога

Событие I.

— Как давно? — голос Элайджи — хриплый, низкий, на выдохе, он делает паузу, прежде, чем продолжить. Делает паузу, чтобы глотнуть воздух ртом, пока Рой занят изучением его шеи. — Как давно ты спал с кем-то, кто знает, кто ты? Ведьма. Ведьма под ним, ведьма с горячей кожей, горячим сердцем и живой магией под плотью. Рой сосредотачивается на вопросе, терзая губами кожу. Кто-то, с кем можно не сдерживаться. Кто-то, кому можно не врать, кто-то, кому не нужно объяснять, почему свет отключается сам собой; сначала мигает, а потом бар погружается в темноту. Рой задумчиво цепляет кожу клыками. — Дай-ка подумать, — насмешливо тянет Рой, тянется ниже; плечи, ключицы, грудь. — Те, кто в порыве оргазма кричат: «Боже!», не считаются? Когда-то это были только жрецы. Приближённые, заглядывающие не в рот — в пасть. Когда-то это были те, кто ему поклонялись, те, для кого заполучить семя молодого Бога было честью. Слишком просто, слишком скучно, слишком приторно. Рою давно перестали служить, Роя давно перестали помнить; Роя это вполне устраивает. Забытое божество, шагающее по Земле. Иногда он с кем-то спал; чаще это были люди — те, для кого его имя значило не больше, чем набор звуков. Чаще Рой стирал им память, оставляя лишь приятное послевкусие после длящейся чуть дольше, чем нужно, ночи. Продолжений почти никогда не следовало — Рой не любил отвечать на глупые вопросы. И всё же даже Боги иногда ошибаются — даже Боги иногда слабы. Чаще мужчины, чем женщины: с последними приходилось тщательно следить, чтобы не возникло осложнений в виде плода. Время для юного Бога всегда было неподходящее; Рой так и не почувствовал в себе желание стать отцом кому-то конкретному. Рой опекал всех и сразу — жителей деревни, жителей города, посетителей бара, случайно встретившихся туристов, девицу с форума, которая жаловалась на бывшего. Люди такие несовершенные, такие глупые, такие отчаянные — и такие привлекательные. В последний раз кто-то знал с пару веков назад — и он не был человеком. С оборотнями всегда проще всего, они были ближе ему, чем хотелось бы. С ними было легче найти общий язык. Агрессивные, такие же отчаянные, такие же напористые. Иногда — чуть менее глупые, а порой — ещё большие идиоты. С последнего раза Рой зарёкся спать с кем-то, кто знал бы, кто он такой. Даже Боги иногда обещают себе: больше никогда. А потом сдёргивают штаны с ведьмы, чтобы в следующую секунду уложить эту самую ведьму на барную стойку. — Скрытный Бог, — в голосе Элайджи — восхищение; в голосе Элайджи — вожделение. — Упрямая Ведьма, — в тон ему отвечает Рой. — Наглая и хитрая. Ухмыляется, усмехается, скалится; склоняется над ним. Упрямая, продумывающая на пару шагов вперёд, в детстве Элайджа наверняка учился играть в шахматы, двигая фигурки силой мысли. А потом — отказался от собственного Ковена. Закрытый склеп, запертый ящик Пандоры, мёртвые, неупокоенные ведьмы, которых Элайджа выпустил и натравил на другой Ковен. Стратегия вызывает восхищение; результат всё ещё непредсказуем, Элайджа в любом случае останется в выигрыше, чья сторона бы ни выиграла. На стороне одного Ковена — непредсказуемость. На стороне другого — живая сила, живая магия. Война будет короткой и не сказать чтобы кровавой — в ход, скорее, пойдёт огонь. Достаточно одного воспламеняющего заклинания, чтобы всё полетело к чертям. Рой нависает над Элайджей, Рой рычит ему в живот. — Ты ещё скажи, что тебя это не заводит, — Элайджа смеётся, запрокидывая голову; его смех — хриплый и возбуждённый. Когда он сам в последний раз спал с кем-то, кто знал, кто он такой? Другие ведьмы, люди, прочие твари. Рой скалится, верхняя губа приподнимается, обнажая клыки, Рой поднимает голову. Лампочки над их головами взрываются. — Я не буду врать, — Рой фыркает. — Уж точно не про чёртовы спецэффекты. Элайджа тянет с него футболку, — слишком длинную, сидящую на нём мешком, — Элайджа даже не касается ткани. Фантомные прикосновения, реальные прикосновения, Рой прерывисто выдыхает. Рой облизывается; слишком хищный жест — его добыча лежит прямо перед ним. В следующую секунду Рой нависает над ним, на барной стойке, в следующую секунду — Элайджа обхватывает ногами его бёдра, скрещивает лодыжки за его спиной. В следующую секунду ногти впиваются в кожу, оставляя длинные кровавые борозды, почти моментально затягивающиеся. В следующую секунду — никаких лишних тряпок, только горячая кожа, прижимающаяся к горячей коже. — Рой, — Элайджа выдыхает ему на ухо, насмешливо, язвительно, задыхается, дышит его именем, дышит его запахом, дышит его магией. Можно не скрываться. Можно не врать. Можно не сдерживаться. Стекло лопается, когда Рой берёт его. Берёт по собственной слюне, зацикленной заклинанием на неиссякаемость. Берёт — грубо, жёстко, несдержанно. Берёт, как животное, берёт, как божество, которым является — и о котором Элайджа знает. Берёт, как того, кто никогда не будет служить ему и никогда перед ним не склонится. Берёт почти как равного. Без почти. Магия просачивается в магию. Магия сплетается с магией. Магия перемешивается с магией. Hexed Iridescence Next to Them. Hint! Стаканы, бутылки, бокалы, миски и чашки: лопаются один за другим. Взрывная волна замедленного действия. Рой ускоряется, Рой замедляется, Рой лижет шею Элайджи — длинный шершавый язык. Прикосновение не фантомное, прикосновение нереальное, прикосновение даже не человеческое. Элайджа горячий внутри, горячий и тесный, наполненный магией, наполненный жизнью. Силы становится больше — она стекается к нему всё их соитие. Рой трахает его, наблюдая за светящимися нитями энергии; магии всё больше, с каждым толчком. Судьба одного из Ковенов предрешена. Мертвые неупокоенные ведьмы становятся не более, чем воспоминанием — в прямом эфире. Всего лишь течение времени, всего лишь прихоть Вселенной. Жизнь. Жизнь вместе с силой стекается в последнего оставшегося в живых члена Ковена — в Ведьму, сегодня вновь признавшую свои истоки. — Как долго ты это планировал? — Рой вбивает: каждое слово с каждым толчком, целую фразу на целый толчок; Рой трахает его, Рой вытрахивает из него ответ, Рой трахает его магию. Это пьянит, как людей пьянит алкоголь. Всего лишь бармен. Элайджа задыхается, Элайджа раздирает ногтями его спину, Элайджа задыхается от восторга — от силы, своей и чужой, от новых возможностей. Магия, так много магии, она почти ощутима физически. Как мелкие светлячки, заполнившие бар. — Чистой… воды… импровизация… — Элайджа выдыхает; по слову на толчок, по слову на каждый прилив силы. Её становится слишком много. Ещё немного — и она разорвёт физическое тело Элайджи. Разорвало бы, не будь Рой таким милосердным. Не будь Рой таким жадным. Не будь Рой заинтересован в повторении этой ночи. Жизнь иногда выдаёт сюрпризы, принимая самые неожиданные повороты даже для него; иногда даже Богам бывает слишком скучно, чтобы они могли от этого отказаться. Рой дотрахивает его до оргазма на всех уровнях — физическом, магическом, эмоциональном. Рой вытрахивает из него все слова, все лишние мысли, всё лишнее. Губы впиваются в губы, Рой целует, Рой кусает, Рой пьёт: выпивает всю лишнюю магию, в момент, когда физическое тело Элайджи вздрагивает в оргазме; мышцы сокращаются, мышцы расслабляются. Элайджа стонет ему в рот — беспомощно, сладко. Стонет его именем, настоящим именем; никакого «Боже». У Богов тоже есть свои слабости. От магии сильно даёт в голову, как от пяти стопок текилы подряд на голодный желудок — для людей. Элайджа распахивает глаза, смотрит на Роя; нечеловеческое лицо. Элайджа смотрит — сквозь время, сквозь пространство. Элайджа смотрит на него настоящего, и Рой настоящий ухмыляется ему всей своей ягуаровой пастью. И тогда Элайджа совершает движение бёдрами, насаживаясь на него до упора. Ещё несколько толчков, чтобы дойти до божественной разрядки; просто потому что хочет этого. Просто в благодарность за то, что остался жив. Просто потому что тоже хочет повторения. Или ему просто хочется взглянуть, как изменится лицо Бога во время оргазма. Любопытная ведьма, наглая, хитрая, слишком продуманная; Рою так нравится. — Жёстче, — выдыхает Рой. Так ему тоже нравится. До мурашек, до магических всполохов, до зарождения новых вселенных в сердцевине розетки на шкуре ягуара — Рою это нравится. Несколько движений, прежде, чем Рой кончает сам, прежде, чем Элайджа снова вздрагивает, вцепляясь в его плечи. Взмокшая кожа, засохшая кровь, разметавшиеся дреды. Элайджа смеётся ему в ухо — хрипло, полузадушенно, пьяно. Кончики пальцев поглаживают спину. Рой рычит — почти лениво, почти урчит, Рой трётся лбом о плечо Элайджи; Боги иногда выражают свою привязанность очень странными способами. В баре темно, все лампочки взорваны; Рою, впрочем, никогда не нужен был свет, чтобы видеть в темноте. В баре разгром — весь пол покрыт осколками и чем-то липким, взрывная волна снесла всё, кроме стёкол на окнах. Охранное, защитное заклинание стоило ставить не только по периметру, но кто же знал. — Это мой, — выдыхает Элайджа, сжимая пальцами плечо Роя. — В плаще. Там, внизу. Я возьму, если ты с меня слезешь. Если ты из меня выйдешь. Акулья ухмылка, язвительный тон, задыхающийся в попытке отдышаться голос. Типичный Элайджа, нетипичная ведьма. Рою нравится. Тишину разрезает телефонный звонок — только сейчас. Рой тоже смеётся — со стороны это больше тянет на рычание. — Лежи, — Рой легко шлёпает Элайджу по бедру; тот не удерживается от стона, когда он выходит из его тела. Их не задело осколками: защитный барьер и магический кокон, но сейчас Элайджа со своими трясущимися руками едва ли способен связать простейший узел силы, куда уж ему какие-то заклинания. Рою с этим проще — он Бог. Острые осколки, впивающиеся в кожу, не могут причинить ему вреда. Он находит телефон Элайджи по звуку; внутренний карман плаща светится из-за экрана. Удивительно, как он вообще работает после всего этого. Неудивительно — еще одно заклинание, старое, истрепавшееся, но всё ещё действенное: можно смело ронять телефон вниз с небоскреба, экран даже не поцарапается. Практичная ведьма. Рою нравится. На экране телефона высвечивается имя: Ник Томас, в скобках дополнено — патологоанатом. Рой отвечает на звонок, прижимает телефон к уху. — Крис трахался с ведьмой, — без прелюдий и предупреждений выпаливает Ник. Рой оглядывается на Элайджу, прикрывая нижнюю часть телефона ладонью, шепчет одними губами. — Трахать ведьму — это что, какой-то новый тренд, которому я положил начало? В обычных обстоятельствах Элайджа бы не разглядел в темноте движений его губ, несмотря на чёткую артикуляцию; не расслышал бы выдохов, даже в абсолютной тишине пустого бара. Сейчас, прямо сейчас, после секса — их связь всё ещё слишком сильна. Элайджа ощущает его слова на магическом уровне, впитывает кожей, так же, как Рой может почувствовать его ответную ухмылку, даже если плотно зажмурится и забудет на секунду, что он Бог. Ну, даже Боги иногда о таком забывают. — Я говорил: сжечь. Сжечь, а не трахать, — напоминает Рой. Элайджа вызывает магический огонь на кончике указательного пальца; его новые силы — он к ним ещё не привык. Вместо пламени размером с то, которое высекает зажигалка, у Элайджи получается поминальный костёр времён викингов. Рой тушит его острым движением ребра ладони, Элайджа хихикает, сдавленно, так, словно он пьян или под кайфом. Это должно пройти спустя какое-то время. Надо было трахать его подольше. — Да нет, — Ник тушуется. — Это давно было. Он просто только узнал. Рой цокает языком, он пялится на голого Элайджу — красивая ведьма, немного безумная ведьма, всё та же язвительность, всё та же акулья ухмылка. — Он с тобой? — уточняет Рой, и, дождавшись утвердительного бурчания, продолжает. — Приезжайте. Сейчас. Рой отключается, не желая слышать отговорок, он встряхивает головой: дреды бьют по плечам. Так много силы, так много разрушений, так много жизни. Весь бар насквозь пропах магией и сексом. Надо прибраться до того, пока эти двое — трое, Зак тоже с ними — приедут сюда. — Не запирай их в подвале, — Элайджа тихо хихикает. — Они выпьют всё твоё вино и выжрут весь твой коллекционный виски. Рой недоумевающе смотрит на него те три секунды до того, как мобильный Элайджи в его ладони снова начинает звонить; на экране высвечивается — Джош Дан, в скобках дополнено — так себе детектив. — Ага, — Элайджа кивает, так, как будто вздрагивает всем телом, в момент упираясь подбородком в грудь. — Были. — А, — тянет Рой. — Провидцы. Точно.

Impostor

самозванец

Примерно час спустя после события I,

ответвление третье.

Чай для Тайлера; от бумажного стаканчика идёт пар, картонный ярлычок качается подобно маятнику. Кофе для Джоша — зерно чуть-чуть пережарено, немного молока сверху и одна ложка сахара, стаканчик такой же бумажный. Элайджа пьет свою водку из горла; запасы алкоголя в подвале не пострадали. Немного вина для Криса; всё тот же бумажный стаканчик. Высокая пивная жестяная кружка для Ника — тёмное пиво, какая гадость. Сам Рой заваривает себе какой-то отвар из трав. Зак обхватывает губами соломинку, отпивая из своего стаканчика. На кончике языка вместе с металлическим привкусом возникает вопрос: откуда он знает и как давно он знает? Зак не спрашивает. Зак молча вслушивается в то, как Ник пытается пьяно вникнуть в происходящее. — Погоди, мёртвых ведьм на нашей стороне больше нет? — переспрашивает он. — Ковен на Ковен, типа, как стенка на стенку? Элайджа возносит в воздух кучку осколков и растворяет их в воздухе. — Пух! — Элайджа выпендривается. — И нет Ковена. А я — есть. И сила — моя. Вся сила моя! — Пей, — напоминает ему Рой. — Это должно тебя заземлить. Элайджа послушно делает большой глоток из бутылки. Тайлер кашляет, отпивает свой чай, Джош снова кладёт ладонь на его плечи, будто это может помочь. От этого сердцебиение у Тайлера учащается, у Джоша, впрочем, тоже. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Туктук-туктук-тук. Зак с шумом втягивает через соломинку содержимое стакана; он пустеет слишком быстро. Мерзкий звук раздаётся, когда с остатками жидкости в соломинку попадает воздух. — Ещё? — Рой поднимает голову. Зак качает головой. Он не спрашивал, откуда Рой знает, не уточнял, как Рой догадался. Не уточнял, знает ли Элайджа тоже. Не хочет знать, в курсе ли остальные. Не хочет вводить их в курс. — Я на диете, — шутит Зак. Глаза Ника расширяются, как две огромные монеты, он поворачивается к нему, тычет пальцами в его стаканчик. Единственный бумажный стаканчик, закрытый крышкой. — А что у тебя за коктейль? — Белки и протеины, — Зак предпочитает скучную версию, немного отходящую от правды. — Откуда ты вообще знаешь, что он любит? — Ник переключается на Роя. Рой широко ухмыляется, показывая клыки. — Я бармен, это моя работа — знать, кто что пьёт. Зак давится воздухом, хотя дышать ему необязательно. — Они все тут припизднутые, — сообщает Ник, тыкая локтем в бок Зака. — Мы вдвоём нормальные. Крис спал с ведьмой, Крис влюбился в ведьму, и теперь пялится в бумажный стаканчик с вином, даже не притрагиваясь к нему. У Криса — момент ступора и осознания. Сердце бьется медленнее, чем у всех остальных. Крис на грани того, чтобы положить собственную голову на плаху. Как больное животное, которое интуитивно выбирают хищные звери, чтобы задрать. Зак невольно сглатывает. — Диета — паршивая идея сейчас, — замечает Рой. — Я налью тебе ещё. И это не вопрос. Рой идёт в подвал, шаги удаляются, у него странный сердечный ритм, как будто у него два сердца, одно из которых звучит эхом. Тук-тук-туктук. Почти красиво. Почти мелодия. Зак таких ещё не встречал. Зак не спорит, выкидывая пустой стаканчик в мусорку. Они сидят на стульях в кругу возле одного стола; шесть человек. Говорящий с мёртвыми Тайлер, Джош, обнимающий его за плечи, Элайджа, последняя ведьма из своего Ковена, Крис, который трахался с ведьмой, — спасибо хотя бы, что с другой ведьмой, — Ник, который пытается въехать в происходящее. — А вы уже трахались? — спрашивает Ник. Кажется, в пиво было добавлено что-то ещё, а может, Ник просто не умеет пить. — Они — нет, — уточняет Элайджа, размахивая бутылкой. — Зато они трахались, — тут же отвечает Джош, мстительно кивая в сторону Элайджи, встревает, и его сердце колотится в бешеном ритме. Ускоряется. Рвётся из груди, отчаянное, смелое, стремящееся на баррикады. Огромное сердце для целого Тайлера. — У него засос на шее, которого не было. Ник бледнеет, снова пихая Зака локтем в бок. — Мы одни тут нормальные, — шёпотом повторяет он. Элайджа цокает языком, манит пальцем, отодвигая от Ника его кружку с пивом. — Ты, — широко ухмыляется Элайджа. Как акула. Они тоже приманиваются на кровь. Зак замирает. — Чё? Ник боится даже повернуть голову, Ник боится даже пошевелиться. Зато Тайлер ничего не боится — в руках Джоша можно позволить себе и не такое. — Скажи им уже, — Рой показывается из подвала с новым бумажным стаканчиком в руке. Новая соломинка, новая крышка, новая унция крови. Зак шумно сглатывает; может, крышка и обманет обычного человека, но не Зака. Не того, кем он стал. — Секреты не доводят до добра. — От бармена слышу, — Элайджа пьяно хихикает. Зак переводит взгляд на Тайлера; Тайлер смотрит прямо и мрачно. — Пей-пей, — Рой садится за их стол, устраивая ладонь на предплечье Элайджи. — Видишь, ты уже почти не путаешься во времени. Пей-пей, это поможет. И тебе, — Рой ставит бумажный стаканчик напротив Зака, — тоже. Тайлер смотрит на Зака; обречённость, ожидание, сердце бьётся так спокойно и ровно. Их сердца бьются в унисон сейчас, Джоша и Тайлера. Зак им почти завидует. Heartbeat Is a Nonpareil Treasure. H-I-N-T. Зак тянет время и руку за бумажным стаканчиком — пару глотков для храбрости, пару глотков, чтобы заглушить голод. — Вампир, — выдает Элайджа после очередного глотка. — Обычный кровосос. Просто какой-то странный. Глаза Тайлера расширяются, Ник с шумом отодвигает свой стул подальше. Зак выдавливает из себя: — Извини.