THE HINT

Event

событие

Примерно за двенадцать часов до события E.

Снимки, сделанные дорожной камерой, до сих пор стоят у Джоша перед глазами. Дебби в своём белом платье, перепачканном землёй. Лицо неестественно бледное, взгляд — безумный. Она хохотала, глядя в камеру, явно рассчитывая, что её увидят. Джош увидит. Рано или поздно ему покажут. Выбралась из могилы — просто поиздеваться. — Как она вообще, блядь, это сделала, — Джош устало трёт переносицу. — У меня в голове ни хрена не укладывается. Теперь бессонница — их общая проблема. Минус обвинение в убийстве, плюс одна раскопанная могила. Джеймсон сказал, что гроб был сломан изнутри. Джозеф опять за рулём, хранит молчание слишком долго. Сосредоточенно пялится на дорогу. Забирает Джоша из участка — и на том спасибо. Забирает — дважды. Джош думает, что это дерьмовая традиция — оказываться под арестом. Джозеф и в этот раз не спрашивает, куда его везти — просто рулит. Сама мысль о том, чтобы вернуться домой, пугает Джоша до усрачки. Под глазами Джозефа залегли тени; раннее утро оставляет на нём новые следы. Джош подозревает, что выглядит не лучше — и что выглядеть лучше они не будут ещё какое-то время. Пока не разберутся со всем этим. — Не думаю, что это она, — вот что говорит Тайлер. Опять. Снова. В смысле, он это уже говорил. В общем-то, Джошу кажется, что в последние пару дней он только это и твердит. Разные выражения, смысл тот же. — Поясни, — коротко просит Джош. Несколько секунд Тайлер Джозеф собирается с мыслями, притормаживает, поворачивает; они продолжают ехать, и Джошу откровенно плевать, куда. Лишь бы не домой. И не обратно в участок. И не на кладбище. Может, попросить Джозефа высадить его у одного из отелей? Ему всё ещё нужна его помощь. И иногда Джозеф говорит здравые вещи. — Я её чувствовал, — Тайлер пожимает плечами. — Может, это и не годится для показаний в суде, да и вообще недоказуемо, но у неё — у её души, я имею в виду — чёртово грёбаное алиби. Так вы, копы, это называете. Не знаю, что там выбралось из могилы, но это... это не она. Всё опять упирается в вопрос доверия: верить Тайлеру Джозефу или нет. Джош верит. А потом — не верит. А потом — у него нет выбора. Джош путается в себе и путается в своих чувствах, Джошу кажется, что окружающий его мир просто свихнулся. Дебби умерла, покончила с собой, а потом выбралась из могилы. Есть от чего свихнуться. Джош долго хранит молчание. Тоже смотрит на дорогу; город, в котором он вырос, город, в котором он прожил всю свою жизнь, сейчас выглядит чужим. Улицы кажутся незнакомыми, мелькающие мимо пешеходы, возвышающиеся многоэтажки, торговые центры — всё кажется Джошу пугающим. Незнакомым, мрачным, зловещим; даже небо нависает тяжёлым предзнаменованием. В конечном итоге Джош просто поворачивает голову, чтобы посмотреть на Тайлера. Его лицо, такое же мрачное, зловещим, по крайней мере, не кажется. Просто они в одной лодке — Тайлер пообещал, Тайлер поклялся. Они в одной тачке — Тайлер держит свои обещания, чёрт знает, по каким причинам. Сосредоточенное лицо, плотно сомкнутые губы, сведённые вместе брови; Джозеф не отвлекается от дороги — и в то же время ловит каждое брошенное, кинутое вскользь слово Джоша. Работа детектива состоит в том, чтобы заглядывать в чужие головы. Голова Тайлера Джозефа — тёмная и полная загадок. Сюрпризов. — С тех пор... — начинает Джош, осекается, подбирая подходящее слово, но в итоге просто коротко мотает головой, думая, что Тайлер поймёт его и так. — Она возвращалась после этого? Говорила что-то? Хоть раз? — Нет. Коротко и ясно; никакого подтекста, никакого простора воображению. Джош вздыхает. Вопрос, зависающий в воздухе, вопрос, который стоит между ними, невидимый, невысказанный вслух, незаданный, связывает их невидимой нитью. Джош мысленно примеряется к нему, подходит к нему и так и эдак; с одной стороны и с другой, и никак не может подступиться. Никак не может схватить его воображаемыми голыми руками; он колется, он обжигает своей абсурдностью. Он кажется Джошу невозможным, как и вся эта ситуация — в целом. — И что ты думаешь? — Джош задаёт другой вопрос. Тот же вопрос, другая формулировка, позволяющая отвечать так, как вздумается Тайлеру Джозефу. Его выражение лица не изменяется, когда он слышит этот вопрос — и поворачивает голову к Джошу. Но от его ответа мороз пробегает по коже. — Я думаю, что ты в опасности. И, если смотреть шире, если... — Тайлер возвращает свой взгляд к дороге, сжимая руль пальцами сильнее, костяшки белеют; он пытается удержать контроль над машиной, он пытается удержать контроль над ситуацией. — Я думаю, что в опасности все, кого ты любишь. Семья. Друзья. Все, чья смерть тебя расстроит. Ледяной холод пробирается выше по позвоночнику, ползёт по рёбрам, обхватывает сердце ледяной ладонью. Сдавливает пальцами, сжимает, стискивает. В Колумбусе относительно спокойно — по крайней мере, не так, как обычно закручивается в конце сезона детективного сериала. Джош думает о своей матери, Джош думает о своём отце. Его сёстры и брат тоже могут быть в опасности. Это не то чтобы не приходило Джошу в голову — просто об этом стоило подумать пораньше. Об этом стоило подумать ему самому, но об этом думает Тайлер, чтоб его. Джош хранит молчание, судорожно размышляет; его мама, она всё ещё работает в хосписе, у отца частная практика, они живут в пригороде. Эббс должна быть в Пенсильвании, Джордан здесь, съёмная квартира в центре Огайо, Эшли с мужем... — Думаю, основная цель — это ты, — Тайлер облизывает пересохшие губы. — Но если тебя не будет в твоей квартире, если ты заляжешь на дно, то какой самый простой способ тебя выманить? Причинить боль тому, кого ты любишь. Думаю, что вся цель происходящего... в этом. Разрушить твою жизнь. Уничтожить тебя. Повесить на тебя убийство не вышло. Убить тебя... не знаю. Может, я несу бред... Дерьмо. Эшли с мужем собирались в поездку — Джош помнит короткий звонок Эш, её насмешливый голос, ласково укоряющий дырявую память Джоша. «Мы с Эббс уже обо всём позаботились. Я купила подарок за тебя — и даже подписала открытку, а она — за Джордана. С мужчинами в нашей семье вечно что-то не так. Просто приезжай — только не забудь, ладно?» Джош не забыл. Просто было не до того. — Какое сегодня число? — прикрывает поток размышлений Джозефа Джош, и тут же лезет в карман за телефоном; блага цивилизации, технологический прогресс всегда готов подсказать, пока процент зарядки не опустился к нулю. К абсолютному нулю, −459,67 °F, к чему постепенно приближается температура в машине. Джошу кажется, что тело предаёт его; холод сковывает конечности, лёгкие сдавливает, не удаётся даже вдохнуть. — Число? — переспрашивает Тайлер, удивлённо, непонимающе. Не догоняет. Джош тоже не догоняет — ему кажется, что он безнадёжно, бесконечно отстал от жизни, от событий, упустил из виду очевидное. «Я же тебе говорила: ставь напоминалки! За неделю, за две, за три дня, за день и в тот самый день!» Его важные записи: идиот, опять забыл. His Important Notes. Tosser… HINT. Смех сестры стоит у него в ушах. Раннее субботнее утро — не самое подходящее для звонков время, особенно, когда звонить надо сразу всем. Джош пишет сообщение; рассылка для всех членов его семьи, надеясь, что это — просто меры предосторожности. Что Дебби — или кто-то другой — не залезет в окно, не проникнет в дом и не подстережёт по дороге. — Дерьмо, — констатирует Джош, отправляя смску. Сообщение выглядит так, словно у него не все дома. Ну, сегодня тот самый день, когда дома собираются все. — Дерьмо тут уже довольно давно, — фыркает Джозеф. — Уточни хотя бы консистенцию. Джош не улыбается шутке, просто уголки губ компульсивно дёргаются. — Сегодня — юбилей моей матери, — сообщает Джош. — Мне нужно там быть. Днём. Он обещал матери приехать ещё с месяц назад. Он пообещал приехать туда с Дебби — тогда они ещё были вместе. Тогда она ещё не умерла. Интересно, мама знает? Должна была. Джош чувствует укол вины — он слишком мало звонил своим родителям. Он вообще отдалился от семьи — всему виной его работа. Джозеф кивает: самый естественный жест, разве что сжимает челюсти чуть сильнее. Напряжение — Джош чувствует, как он сжимается внутри, словно пружина. — Да, — говорит Тайлер. — Конечно. Я могу тебя отвезти. Как будто у Джоша нет своей машины, как будто водить самому ему не по статусу, словно он беспомощный, словно сам не в состоянии. Тайлер поворачивает голову, их взгляды снова встречаются на пару коротких секунд. — Пойдёшь туда со мной? — Джош предлагает это неожиданно даже для самого себя; слова вылетают изо рта сами, когда он видит его лицо, когда смотрит в глаза Тайлеру. Джош тут же сбивается на оправдания — перед самим собой и Богом, с которым у Джоша отношения из разряда «всё сложно», сложнее, чем с Дебби, которая умерла. — Если туда кто-то заявится, мне не помешал бы переводчик. В переводе с языка Джоша: мне не помешал бы друг. Изучающий взгляд Тайлера упирается в переносицу Джоша. О чём он сейчас думает? Почти наверняка — что это паршивая идея. Едва Джош успевает сформулировать эту мысль, Тайлер кивает. А потом возвращается к дороге. — Нам не помешало бы выпить сейчас, как минимум, тебе, — тихо замечает Тайлер. Всё, что остаётся Джошу — тоже кивнуть. Стакан виски или стопка водки — после всего, что он пережил.

Eerie

жутковатый

Примерно за одиннадцать часов до события E.

На удивление, детектив Дан не задаёт никаких вопросов. Не спорит и не напоминает, что у них нет на это времени — хотя времени у них действительно нет. Не тот момент, чтобы расслабиться и передохнуть за стаканом. Возможно, его семья в опасности — если Тайлер прав. Тайлер вообще-то изо всех сил надеется, что ошибается, но у него дурное предчувствие. Ледяной на ощупь кристалл холодит кожу, продолжает это делать. Никак не нагреется до температуры тела. Вообще-то тёплым — даже не то, что тёплым, но не таким ледяным — он был лишь однажды. Когда Джош коснулся его, вертел в пальцах, когда в голову Тайлера лезли совершенно посторонние, неуместные мысли, и этот самый кристалл он предложил отдать. Передать. Тайлер связывает это с собственной обледеневшей душой и горячими руками Джоша. Тайлер помнит с кладбища, насколько его ладонь может быть обжигающей. Бесполезная штуковина, ничуть не помогает сконцентрироваться. Не делает ровным счётом ничего. Ну, или почти ничего. Всё дело в этом «почти», но если бы Дан спросил, Тайлеру пришлось бы очень долго объяснять, почему ему нужно именно сюда. В бар, у которого нет официальных часов работы, но который всегда почему-то оказывается открыт. Во всяком случае, каждый раз, когда Тайлер проезжает — или проходит — мимо. Там каждый раз — во всяком случае, Тайлер попадался только на него — работает один и тот же бармен. Светлые дреды собраны в пальму на голове, взгляд всегда слегка в расфокусе, на руках татуировки: короткие фразы неровным почерком. Он подарил ему этот кристалл, и сейчас Тайлер доверяется своему чутью, — не чутью копа, оно у него скорее чутьё насмотревшегося на презентацию в мировом кинематографе работы полицейских, — тому, которое заставило его с полгода назад ответить Мисси. Восьмилетке, которой никогда не исполнится девять, потому что она мёртвая. — Как ты объяснишь своей семье, что приехал со мной? — Тайлер облизывает губы. Чем меньше они будут сейчас говорить о странном баре, куда они едут, который открыт в девять утра — тем лучше для всех. В идеале — вовсе его не упоминать. Тайлер просто не знает, как объяснить: ему сюда надо. Тайлер не знает, что хочет найти и что хочет спросить. В последний раз, когда он здесь был, никаких призраков прошлого тут не было. Никаких признаков сверхъестественного. Только бармен со следами лёгкой усталости на лице. — Скажу, что ты со мной, — Дан пожимает плечами так, словно это что-то само собой разумеющееся. — Они не будут ничего спрашивать. Иногда Тайлер завидует семьям, в которых не надо ничего объяснять. Всё оставшееся время ему нормально и так — когда вокруг нет людей, которым нужно было бы даже кого-то с кем-то знакомить. Возможно, именно поэтому Тайлера тянет в бар — бармен, чьё имя начиналось на «Р», был, кажется, единственным человеком за очень долгое время, который... Который что? Сделал ему бесполезный подарок? Посоветовал ему не пить? — А они не решат, что мы с тобой, ну... — Тайлер неуверенно дёргает плечом. — Что я тебе вместо Дебби. Что хуже: обсуждать бармена или возможность того, что Тайлер и Джош мать его Дан могут... Они не могут. — Ты помнишь, какой сейчас год? — брови Дана взлетают вверх. — Всем насрать, с кем ты спишь. Тайлер следит за дорогой. Было бы хорошо, если бы это было так, но если бы оно было так, то оно бы так и было, а так как оно не так, оно и не эдак. Льюис, мать его, Кэрролл. Алиса в стане чудес. Только у Тайлера вместо Белого Кролика всегда были призраки. А теперь — Джош. Это новый уровень, босс здесь по-настоящему сложный. Вместо ответа Тайлер пожимает плечами. Если бы всем было насрать — но им не насрать. Не всем. Не настолько насрать, насколько хотелось бы. — А что насчёт твоей семьи? — интересуется вдруг Дан, обрывая размышления Тайлера. — Не собираешься их предупредить? Всё-таки теперь ты, вроде как... работаешь со мной. Подвергаешь себя опасности. И их тоже. Тайлер каменеет. Перед его глазами — петляющая дорога, улицы, заставленные высотками. Светофор горит красным. Намекает, что надо притормозить с семейной темой. — Нет, — коротко, тихо, отчётливо; Тайлер отрезает, давая понять, что не собирается продолжать тему. Предупреждать надо людей, которых ты любишь, людей, о смерти которых ты будешь жалеть. Будет ли Тайлер жалеть, если зомби-Дебби заявится на порог его отчего дома? Да, безусловно. И в то же время — нет. Это сложно. Возможно, сложнее, чем объяснить мёртвой восьмилетке, что она теперь мёртвая. Теперь Дан его разглядывает — внимательным, откровенно коповским взглядом. Обшаривает, пытаясь прочесть реальное положение вещей по его лицу. Заводить друзей из полиции было плохой идеей, но думать об этом стоило раньше. Они вообще-то не то чтобы друзья, просто вляпались в одну кучу дерьма: Дан не по своей воле, а Тайлер, вроде как, добровольно. Идиот. — Плохие отношения с семьёй? — интересуется Дан. Тайлер коротко качает головой. — Нет. У нас нет никаких отношений. Я не общаюсь с семьёй уже очень давно, — Тайлер кидает на детектива Дана косой взгляд. Неужели Салих не говорил ему? Неужели Дан ничего не узнавал про его семью? Он фактически ночевал в участке те трое суток, когда Тайлера задержали. И что, неужели он не докопался? Или забыл. Или очередная проверка — не врёт ли Тайлер. Он стискивает челюсти, ровно за секунду до того, как ладонь Дана касается его плеча. — Извини, — голос Дана звучит почти виновато. — Ну, моей семье будет плевать, даже если мы поженимся. Ладонь коротко сжимается на плече Тайлера, Тайлер переводит дыхание. Надо же. Он думал, что Джош куда более... гомофобен. Впрочем, зря, что ли, Дебби шутила про поцелуи? Нет, всё-таки зря. Стоит просто посмотреть на Джоша Дана, чтобы точно знать, что у него нет никаких шансов. Он коп, у него была невеста, ныне мёртвая, и... ... и его ладонь остаётся лежать на плече Тайлера. Ему приходится даже скосить взгляд, чтобы убедиться, что ощущения его не обманывают. Память услужливо подсказывает, что однополые браки легализованы по всей стране с пятнадцатого года. С матерью Тайлер перестал общаться куда раньше, но ему и так известно, что она думает об этой новости. Хинт, — всплывающая подсказка, — ничего, блядь, хорошего. Тайлер притормаживает, паркуется возле бара. Никакой вывески, если когда-то она и была, то сейчас на двери только часы работы — с полуночи и до полуночи. Двадцать четыре на семь. И бармен, чьё имя начинается на «Р», курит у входа. — Мы будем пить здесь? — уточняет Дан и хмыкает. — Знаешь, мы были здесь с Крисом. С приятелем. С коллегой. В ночь, когда Дебби умерла. Тайлер глушит мотор, отстёгивает ремень безопасности, косится на Дана. Бармен разглядывает подъехавшую тачку с кривой усмешкой, снова и снова поднося сигарету ко рту. — Я знаю только одно место, где наливают до полудня, — хмыкает Тайлер, почему-то стараясь говорить тише, будто этот бармен может его услышать. — Если тебя жрут дурные воспоминания, могу притащить стакан тебе в машину. Вместо ответа Джош решает всё же выйти наружу, разве что чуть сильнее обычного хлопает дверью. Тайлер морщится и тоже вылезает из машины, бармен приветственно поднимает руку. Побрякушка на руке: браслет с маленькими камушками, кошачий глаз или что-то вроде того. Светлая полоса рассекает каждый камень, завораживает, гипнотизирует. — Привет, — усмехается бармен. — Ко мне? Джош кивает первым: — Привет, Рой. Сообразишь нам чего-нибудь выпить? Ага, значит, всё-таки Рой, Тайлер же помнил, что как-то на «Р». Значит, Рой: белозубая улыбка, светлые дреды, медленный кивок. Он пожимает протянутую детективом руку, словно Джош здесь бывает достаточно часто, чтобы Рой мог его запомнить. Рой кивает и Тайлеру тоже: не надо быть гением, чтобы догадаться — им, значит, им обоим. — Разумеется, — щурится Рой, и его глаза становятся похожи на два камешка из его браслета на руке; разве что зрачки не вертикальные. — Чего именно? — На твой вкус, — машет ладонью Джош. Как будто ему сейчас всё равно, что именно пить. Тайлер наблюдает, как Рой быстрым движением тушит окурок о кирпичную стену, а потом толкает тяжёлую дверь. Двадцать четыре на семь, триста шестьдесят пять. Хинт, — всплывающая подсказка, — в этом году дней было триста шестьдесят шесть. Джош легко пихает Тайлера локтем в бок, когда Рой скрывается в помещении. — Видел, как он курит? Даже не затягивается, — шёпотом замечает Джош. Тайлер пожимает плечами. — Я вообще не знал, что он курит. Они переглядываются, Тайлеру кажется, что они думают одну и ту же мысль, но, возможно, Тайлеру просто хочется так думать. Что у них есть что-то общее, помимо кучки дерьма, в которое они вляпались. Рой кого-то ждал, и, кажется, именно их. Глупая мысль, притянутая за уши, и всё же Тайлер никак не может от неё отделаться. Он всё ждёт возражений со стороны Дана, но тот открывает перед Тайлером дверь; так по-джентльменски. В баре — мёртвая тишина; в баре никого, кроме Роя и теперь вот ещё их двоих. Тайлер неловко опускается за столик в середине зала — Джош садится напротив. Спиной к барной стойке, Тайлер не может видеть, что происходит, он снова пытается положиться на своё чутьё. Главное, сказать нужную фразу в нужное время. — Я как-то нашёл в сети, как этот бар называется, — делится с ним Джош не самой жизненно важной информацией. — Знаешь, как? «Логово Ягуара». Тайлер невольно улыбается — ровно на пару секунд. Он касается кристалла через слои ткани; он обжигает холодом даже так. Возможно, это всё полный бред, возможно, он просто заигрался. Психиатр в детстве тоже так говорил: «Ты никогда не думал, что они не существуют по-настоящему, эти обладатели голосов?» Тайлер облизывает губы, глядя на Джоша, и спрашивает нарочито громко. — Думаешь, она на самом деле выбралась из могилы, будучи мёртвой? Она перерезала себе глотку, — Тайлер проходится большим пальцем по своей шее. — А потом ей ещё наверняка провели вскрытие. Изъяли внутренние органы, подержали в руках сердце. Думаешь, после такого выживают? Джош не сводит с него взгляда — очень внимательного и очень мрачного. Его глаза темнеют тем больше, чем дольше Тайлер говорит. Под конец ему кажется, что Дан его сейчас ударит. Тайлер представляет: крепкая, горячая ладонь хватается за воротник куртки, дёргая Тайлера ближе к себе, губы шевелятся, кулак летит ему в лицо. Ни один мускул в лице Дана не шевелится — он лишь смотрит так, словно Тайлер умирает прямо сейчас. — Y-образный разрез, вскрытая грудная клетка, каждый орган в отдельной миске. Перепиленные рёбра. Такое невозможно пережить. Возможно, разговор с Даном — тоже. Так думает Тайлер, глядя ему в глаза, продолжая говорить, нарочито громко, надеясь, что Рой, бармен, услышит хотя бы слово. Надеясь, что он не сможет промолчать. Тайлер не может спросить напрямую — как подкатывать к человеку с вопросом, не знает ли он случаев восстания из могилы? Тайлер вздрагивает, когда Рой ставит две чашки с кофе на стол; негромкий стук, тихое звяканье. — Я решил, что кофе в этот час будет лучше всего, — Рой почти мурлычет, кивает Дану. — Твой с каплей ликёра. А что до тебя... Тайлер, друг мой, мёртвые не возвращаются. Они мертвы. Пустая оболочка. В общем, никогда не мешайте наркотические вещества с алкоголем. Рой улыбается напоследок, перед тем, как уйти. Джош всё ещё не сводит взгляда с лица Тайлера. Выбитые зубы, привкус крови во рту, искры перед глазами, звон разбитой посуды. Тайлер представляет, как Джош бьёт, пока его лицо не превращается в кровавое месиво. Заплывшие глаза и сломанный нос. Джош тянется через небольшой квадратный стол, тянется ближе к Тайлеру. — Ты когда-нибудь, — хрипло шепчет Джош. — Хотя бы раз. Называл ему своё имя? Кристалл обжигает кожу на груди холодом, Тайлер резко оборачивается, кидая взгляд на Роя; он стоит к ним спиной возле барной стойки. «Мертвые никогда не смогут сделать того, что могут живые, Тайлер». Have I Noted This? Тайлер шумно сглатывает. HINT.

Embarkation

посадка на борт

Примерно за одиннадцать — и менее — часов до события E, ответвление первое.

В баре тихо. Было тихо, когда Тайлер и Джош пили свои напитки, — кофе Джоша Дана с капелькой ликёра, — а теперь тишина становится почти объёмной. Почти осязаемой. Скорее всего, до вечера сюда не заглянет никто — и всё же Рой понятия не имеет, когда вернётся. Телефон в его руке — старый, ещё кнопочный, древняя, как дерьмо мамонта, модель. Нормальный у него тоже есть, но здесь, в баре под названием «Логово Ягуара», он предпочитает пользоваться старым. Одноразовым, предоплаченным. Просто на всякий случай. Номер Рой набирает по памяти, он не забит в контакты. В контактах вообще нет ни одного номера — в целях безопасности и тренировки памяти. Трубку снимают после первого же гудка — словно его звонка ждут. — Андре, душа моя, — Рой ухмыляется. — Есть планы на вечер? Можешь меня подменить? Молчание. Божественная тишина. Полный простор для сосредоточения. Андре, должно быть, пытается это переварить. Рой просил его подменить лишь однажды, точнее, просил даже не он, просили за него — когда он лежал при смерти. Старая история десятилетней давности. Рой предпочитает работать один, предпочёл и в тот раз — это вышло ему боком. Не только это — просто тогда он поплатился особенно сильно. — Конечно, — наконец, отвечает Андре, и тут же спрашивает; судя по голосу — сгорает от любопытства. — У тебя там что, кто-то умер? Рой поднимает взгляд на столик, за которым сидели Тайлер с Джошем. Столешница тщательно протёрта, чашки убраны, ничто не намекает на то, что они здесь были. Кроме, разве что, запаха — от Тайлера несёт могильным холодом, а Джош попахивает заточением. Надо проветрить, поджечь какую-нибудь палочку из благовоний. Рой облизывает губы — позже. Он сделает это позже, когда вернётся. — Скорее, восстал из мёртвых, как грёбаный Иисус, — усмехается Рой. Шутка, которая не является шуткой. Андре фыркает в ответ — будто понимает, о чём идет речь. Андре принимает Роя со всеми его шутками и странностями; настоящий, чёрт возьми, друг, их у Роя не так уж и много. — По заветам Ходячих Мертвецов советую тебе стрелять восставшему Иисусу в голову, прежде, чем поинтересуешься, нахрена он вернулся, — хохочет Андре. — Буду к семи. Такими и должны быть настоящие друзья, разве нет? Подавать патроны для дробовика и приезжать по первой просьбе в случае чего. «Случаев чего» у Роя меньше, чем пальцев на одной руке; для Андре это не слишком напряжно. Рой не любит просить. Рой не любит напрягать. Рой любит быть один — и одновременно с этим любит людей, просто на расстоянии. Просить помощи Рой тоже не любит — зато вполне охотно оказывает её сам, даже когда не просят. Тайлер-Тайлер, и во что он ввязался? Мама не говорила, что мёртвые до добра не доведут? Рой качает головой, думая об этом. Тайлер и Джош — как глупые дети, играющие на стройплощадке. Или стоящие посреди дороги в тёмной одежде в ночи. Скоростное шоссе, несущиеся на них грузовики. Ну, Рой здесь — всего лишь бармен. Тот, кто прокалывает водителям грузовиков колёса. Метафорические грузовики, метафорические водители, метафорические колёса. Шоссе будет настоящим. Надо подготовиться — не каждый день сталкиваешься с подобным. Некромантия? Демоны? Ведьмы? Упыри. Перевёртыши. Подменыши, хотя те предпочитают детей. Ещё с десяток существ, о которых ныне слагают только страшные сказки и легенды; статьи в толстых книжках в библиотеке. Рой всего лишь бармен. Он даже не пьёт — только наливает и слушает. И ещё, конечно, он не спит. Два заклинания: связывающее и оглушающее. Пару защитных штук. Судя по чашкам, из которых пили Тайлер и Джош — проклятия на них нет, и это уже хорошо. Плохо всё остальное. Выбравшиеся из могилы мертвяки — это очень, очень плохо, кто бы там не выбрался. Это плохо начинается и плохо заканчивается; дети развлекаются, а разбираться с последствиями приходится Рою. — Когда ты там, говоришь, собираешься вернуться? — уточняет Андре, пялясь на спортивную сумку Роя, забитую, переполненную, пухлую от того, что в неё запихано. Андре: тёмные очки и бейсболка козырьком назад. Мятые шорты и розовая футболка на размер больше нужного. Андре: постоянное постукивание пальцами по любой доступной поверхности, включая собеседников. Рой пожимает плечами: — Вернусь, когда вернусь. Возможно, завтра. Как заебёшься — позвони Люку. Андре знает негласные правила: бар должен быть открыт в любое время суток, даже если будет пустовать весь месяц. Андре кивает; правила этой игры просты. Андре его друг, и, хотя ему любопытно, однажды он уже проглотил шутку в качестве ответа на свой вопрос: «Зачем?» Заходят как-то в бар псих, коп и мёртвая девчонка... Одноразовый телефон Рой оставляет в баре; с собой берёт обычный. Модель, может, и не последняя, но, по крайней мере, так Рой не будет бросаться в глаза. Копов лучше вызывать с обычного телефона. Рой почему-то не сомневается, что в конечном итоге придётся их вызывать — ну, или службу спасения. Девять-один-один, оператор, у меня проблема: здесь человек горит. Огонь убивает всё, сверхъестественное и не очень. Для верности можно полить бензином — и всадить контрольную пулю в висок. Желательно, серебряную. Рой бармен, он обойдётся разбитой машиной — в конце концов, это не первая; это не первый раз, когда он подчищает концы. Просто в этот раз всё чуточку серьёзнее, и впереди целый длинный насыщенный день, и в конце этого дня оживший мертвец снова умрёт. Она. Рой вспоминает: Тайлер сказал, что это она. Девушка. Женщина. И судя по окаменевшему выражению лица Джоша, когда Тайлер говорил это, какая-то близкая женщина. Всё-таки некромантия. Или — хуже. Пара книг с пожелтевшими от времени страницами на заднем сиденье, незажжённая сигарета в зубах. В машине темно и почти так же тихо, как в баре, мотор не заведён, ближайший фонарь в десятках футов. Подсматривать и подслушивать совершенно некому. Рой щелкает зажигалкой, внимательно глядя на пламя. Губы шевелятся, Рой читает по памяти, Рой читает про себя. Это даже не заклятье, не заговор, так — детская шалость. Разложенная карта Огайо на коленях, прожжённая дыра рядом с Колумбусом. Рой ведёт пальцем по чёрной линии — одному из шоссе. Чёрная пересекается с голубой; в месте пересечения — вместо бумаги — чёрная ткань штанов. Прожжённая, выжженная, мёртвая. — Ну, по крайней мере, мертвец всего один, — вслух говорит Рой, и тут же сам себя поправляет с улыбкой на губах. — Одна. Гендеры — не его дело, он бармен, его дело — подливать. Его личность льётся сквозь всё это. His Identity Navigates Through. HINT. Рой распускает собранные в пальму на макушке светлые дреды, чуть взмахивает головой, позволяя им упасть на плечи. Сегодня предстоит тяжёлый вечер, а после — ещё и такая же непростая ночь. Мост самоубийц Рой недолюбливает; слишком много запаха смерти, давящее ощущение тоски и безысходности. По ощущениям: словно ложишься в свежую могилу и умоляешь похоронить себя заживо. Вода должна быть ещё ледяная; Грин Ривер в этом месте глубокая, тёмная, чертовски опасная. Рой доезжает туда на своей старенькой тачке; номера насквозь фальшивые, сама машина числится в угоне. Рой не успевает даже доехать до моста, когда видит её — впрочем, вонь от неё ощущается за милю. Ведьма. Она сама или внутри неё — ведьма. Рой морщится; стоило взять с собой целую упаковку вонючек-благовоний. Этот запах не смыть под горячим душем целой бутылкой ароматизированного геля; никакая мыльная пена не отмоет печать магии. Магии — и ещё смерти. Всё-таки внутри. Смерть примешивается позже. Смерть — и ещё дети, один из которых стреляет в голову ведьмы. Дети, Господи, куда они лезут? Пуля не то что не заговоренная — она даже не серебряная. Рой вздыхает, но даже не думает превысить скорость. Во всяком случае, пока не видит воочию саму ведьму в свете фар его машины. Ведьму, другую машину, и двух... а, нет, трёх детей. Просто двое из них слишком близки. Лучшие друзья, да, точно. Стреляет тот, что младше всех — ему немного за тридцать. Тот, который постарше, кричит, что это бесполезно — его голос Рой откуда-то знает. А ещё — слишком знакомый запах, едва, впрочем, уловимый из-за вони ведьмы. Ведьмы, которая продолжает на них — на этих глупых, неразумных детишек — идти. С пулей в голове. А потом — с ещё одной. И ещё с третьей — в сердце. Оно не бьётся и не качает кровь, какой толк в него стрелять? Младшенький не имеет об этом ни малейшего понятия, Рой, щурясь, разглядывает — тот, что старше всех, хватает его за руку, сдавливая запястье. Рой чувствует боль в собственном. Короткая обжигающая вспышка. Рой втапливает педаль газа в пол — ведьма даже не оборачивается. Она не может. Ей что-то мешает. Кто-то. В этот раз — это даже не Рой. В этот раз дело Роя — наехать на ведьму. Ну, и ещё — переехать её. А после — полить бензином и сжечь тело. Можно не солить, фанатам «Сверхъестественного» врали. Соль не очищает даже мозги — уж точно не та, которую продают в супермаркетах.

Entertainment

приём

Примерно за десять и менее часов до события E.

Единственное, чего хочется Джошу — принять душ и завалиться в постель. Проспать часов двенадцать, а проснувшись, обнаружить, что всё, случившееся за последнюю неделю — просто дурной сон. Запутанный, абсурдный, исключающий всякую логику. Джош окидывает Тайлера взглядом, будто раздумывая, стоит ли превратить и его в часть кошмара, или же оставить в своей совершенно новой жизни. Если бы это только было в его власти, если бы это только было в его силах. Они заезжают за вещами Джоша — сразу после бара. Тяжёлый разговор, заключающийся в одной реплике Джоша и коротком, сдержанном кивке Джозефа. Утренний кофе в заведении Роя вымотал их обоих. Джош так и не понял, чего именно хотел добиться Джозеф этой своей выходкой — но точно не того, что вышло в итоге. Рой остался Роем — невозмутимым, улыбающимся, говорящим всё такое же странное. Бар явно убыточный. Этого бара даже не должно здесь быть. Джозеф выглядит так, словно планирует откусить себе язык, чтобы больше никогда не сказать ничего такого — случайно или нарочно. Во рту Джоша прочно поселяется привкус крови, когда он думает об этом. Джозеф выглядит так, словно сожалеет о случившемся — и о том, чего не случилось — всем своим существом. Джошу приходилось видеть такое и раньше: раскаяние на дне зрачков. Сейчас он наблюдает за этим снова, в прямом эфире, Джозеф отправляется мысленно туда же, куда уже отправились его гениальные идеи и амбиции — в грёбаное пекло. Ему жаль; жаль, что он сказал всё это, жаль, что это не принесло никаких результатов. Ноль прогресса, ниточка обрывается, призрачная и невидимая для остальных. Зацепка растворяется в воздухе. В квартиру Джоша они поднимаются вдвоём, Джозеф сгребает вещи Джоша: бельё и рубашки, брюки и свитера; сам Джош собирает всё нужное в ванной. Бритва, зубная щётка, полотенце, расчёска, баночка с кремом Дебби, где осталось пара капель на донышке, и всё никак не доходили руки её выкинуть. Тяжёлое, гнетущее молчание, Джошу кажется, что он слышит карканье воронов над головой. И ещё эти давящиеся звуки, с которыми Тайлер жрёт сам себя, пытаясь проглотить, не жуя. Там, в квартире, Тайлер протягивает ему ключи — тот запасной комплект, который Джош вручил ему несколько дней назад, когда Дебби лежала в этой постели, мёртвая и голая. Брызги крови во всей спальне, Джош как-то отстранённо прикидывает, во сколько ему встанет вызов клининговой службы — из тех, что специализируются на уборке мест преступлений. Там, в квартире, Джош коротко качает головой — оставь пока себе. Джош злится. Джош понимает. Джош не понимает, но понимает, Джош запутывается, Джош распутывается; злость на фоне жужжит. Надоедливый шум, раздражающие звуки. Тайлер без споров опускает ключи обратно в карман своей куртки. Вещей получается слишком мало — и слишком много. Джош хочет пошутить, что не собирается переехать к Тайлеру насовсем. Джошу хочется что-нибудь сломать или разбить: всё, что способно разбиться и сломаться в этой квартире. Вместо этого ломается Тайлер; внутренне, изнутри, не глядя на Джоша, не говоря ничего. Некоторые слова, типа «мне очень жаль», не могут ничего изменить. Как холодный душ не может прибавить бодрости дольше, чем на десять минут, и то, если ты все эти десять минут стоишь под душем. Джош сдаётся на пятой. Джош сдаётся, когда они едут в машине, к его родителям, это гнетущее молчание начинает пожирать и его тоже. Чужое чувство вины с отвратительным кисловатым привкусом блевотины. Однажды уже прожитое, однажды уже переваренное. Может, Тайлер и не помнит, говорил ли бармену Рою своё имя, и не собирается делиться, почему вообще вкинул ему кусок информации о происходящем с Дебби — Джошу плевать. — Моих сестёр зовут Эшли и Эбби, — Джош нарушает молчание на двадцать первой минуте в машине. — А брата... — Джордан, — Тайлер выпаливает это так быстро, словно это какой-то тест, очередная проверка, которую он почти наверняка провалит, даже если знает правильный ответ. — Джордан Дан. Я помню. С секунду Джош пытается сообразить, откуда Тайлер может помнить это, а потом вспоминает. Он сам ему сказал. Сам предложил прикрыться именем его младшего брата. Они непохожи, Джордан и Тайлер: ни внешне, ни внутренне. Джош думает, что никогда не встречал никого, похожего на Тайлера Джозефа. — Две сестры и один брат, — уточняет Джош, закрепляет информацию. — И ещё мама, её зовут Лора. И отец, Билл. Это все, кто будут. Мама не любит больших сборищ. Плюс мы с тобой. Джордан будет с женой, они только поженились и не расстаются больше, чем на несколько часов. Эшли скорее всего будет с мужем, а Эббс... не знаю. Тайлер кивает так же быстро, мол, запомнил, усёк. Чувство вины всё ещё жрёт его, Джошу кажется, он слышит эти звуки; отвратительное чавканье. Оно остаётся на фоне, даже когда Тайлер говорит: — У меня наоборот. Два брата, одна сестра. Первое, что говорит Тайлер о своей семье. Тот самый момент, когда Тайлер готов говорить обо всём, о чём не хотел бы говорить в обычном состоянии. Сейчас, в этом его состоянии, Джош в лёгкую мог бы его расколоть в допросной. Они всё ещё в тачке Джозефа, на Джоше чистая футболка и свитер, подаренный мамой на прошлое Рождество. Они всё ещё в тачке Джозефа, а Тайлера даже не надо раскалывать: своей внутренней консистенцией он сейчас больше тянет на желе. — С ними ты тоже не общаешься? Тайлер мотает головой. — Это... сложно, — Тайлер облизывает губы, нервно дёргает плечом, цепляется за руль. — Они считают меня психом. Как моя мать. Как мой отец. Трудно винить их в этом. Трудно — но Тайлер винит. Часть Тайлера винит их в этом, и Джошу трудно обвинять в этом эту часть Тайлера. Семья Джоша для него — всё, даже когда у него нет времени на них. Джош не представляет себе, кем бы он был без их поддержки, без звонков Эббс, без сообщений Джордана, без смеха Эш. Без постоянных напоминаний матери, что она всегда будет на его стороне, и тут же ругающей его за какую-то мелочь, будто Джошу снова пять. Наверное, он стал бы кем-то вроде Тайлера. Может и не психом, но кем-то близким к этому. Вопрос, который так и не был задан, снова повисает в воздухе. — Он сказал: оболочка, — тихо говорит Джош. — От неё осталась оболочка. Что если в неё кто-то вселился? Кто-то или что-то. Поэтому она ничего не помнит. Не помнила. И вселилось снова, после вскрытия. И выбралось из могилы. Джош не продолжает, не уточняет: и теперь это идёт за мной. Это вроде как что-то совсем очевидное. Тайлер кидает на него взгляд; от таких взглядов должны биться стёкла. Острый, пронзительный, губы Тайлера чуть заметно подрагивают, будто он вот-вот расплачется. Господи, Джозеф, возьми себя в руки, соберись. Джозеф как будто слышит его; уголки его губ чуть дёргаются, ухмылка выходит жалкая. — Ты просто пересмотрел фильмов ужасов, — говорит Тайлер. Это порыв. Иначе Джош объяснить себе это просто не может. Джош, впрочем, объясняет себе это уже позже, после — когда его ладонь оказывается на бедре Тайлера, сжимая пальцы. — А ты — детективов, — бросает Джош, будто пытаясь отвлечь его от этого нелепого жеста поддержки. Тайлер шарахается от прикосновений, если не касается сам. Тайлер и сейчас — вздрагивает. Тайлер кладёт свою ладонь поверх его ладони за секунду до того, как Джош собирается её убрать — прижимает, припечатывает, вдавливает в своё бедро. И они едут, до тех пор, пока не приезжают. Чем ближе к месту назначения, — родовому гнезду семейства Дан, — тем сильнее напрягается Тайлер. Джош понимает: сложные отношения с его собственной семьёй, предвзятое отношение к родственным узам, зависть и сожаление. Всё и сразу. Всю дорогу Тайлер ухитряется рулить одной левой рукой, продолжая удерживать ладонь Джоша. Остаток пути они проводят в молчании, просто оно не настолько гнетущее, как раньше. Недостаток сна и тишина, Джош облизывает губы. У него нет подарка, но Эш говорила, что купила что-то за него. Его сестра, которая всегда готова ему помочь и за него вступиться. Она первая вылетает из дома, ещё до того, как Тайлер заезжает на подъездную дорожку. — Джош, Господи, Джош, — повторяет она, кидаясь ему на шею, едва он вылезает из машины. — Я слышала про Дебби, мне так жаль, мне безумно жаль... Ты в порядке? Как ты? Эшли, она отстраняется, чтобы взглянуть ему в лицо, и суёт в карман его куртки небольшой свёрток в подарочной упаковке. Не обманула. Она никогда его не обманывает. Эш выглядит чертовски обеспокоенной и напуганной. — Ты сказал, чтобы мы были осторожнее... — её голос тоже звучит встревоженно. — Что всё это значит? Что происходит? У тебя неприятности на работе? Ты написал Джордану и Эббс, и папе, но мама упорно молчит, и я надеюсь... — Эш, — наконец-то прерывает её Джош. — Я здесь. И я в состоянии вас защитить. Но сегодня мы будем праздновать. Во всяком случае, кобура при нём, табельное оружие — тоже. Художественный кинематограф советует стрелять зомбякам в голову. Надо научить Тайлера стрелять, вот о чём думает Джош в день рождения своей матери. Дерьмо, что и говорить. — Это Тайлер, — Джош чуть отстраняет Эбби и поворачивает голову к Джозефу, который тоже уже выбрался из машины и теперь стоит, неловко засунув руки в карманы куртки. — Тайлер Джозеф. Эшли смотрит на Тайлера — немного непонимания, плюс недоверие, плюс волнение, щепотка всё ещё не выветрившегося сочувствия. Эшли умная девочка, она его сестра, она в состоянии сложить два и два. И она складывает. Она, наконец, отходит от Джоша и протягивает Тайлеру руку, а когда он выставляет свою для рукопожатия, тянет его к себе, заключая в объятия. — Добро пожаловать в семью, Тайлер, — Эшли улыбается, берёт Тайлера за руку и утягивает его в сторону дома. Джош только ухмыляется краем губ, коротко качая головой — это его сестра. Мать лишь кидает на Джоша многозначительный взгляд, но ничего не спрашивает. Во всяком случае, никаких вопросов вслух, никаких вопросов при остальных. Его бывшая девушка мертва, с Джоша едва сняли обвинение в убийстве — и теперь он тащит к семье какого-то Тайлера. Ну, на то она и семья, чтобы принимать её членов такими, какие они есть, со всеми причудами. Просто Джошу повезло с семьёй, а Тайлеру — нет. Грёбаная лотерея. Джордан улучает минуту, чтобы спросить Джоша, какого чёрта творится. С ним. Вообще. Кладовка, бокалы, немного вина, подвал, Джордан буравит Джоша взглядом. Пыльные коробки, пыльные бутылки. Джош думает: одобрила бы винный погреб семья Тайлера? Джошу не следует думать о семье Тайлера сейчас. Джош говорит брату, что всё в порядке, Джош тут же вздыхает и говорит, что ни черта не в порядке. Джордан молча кивает, скрещивая на груди руки. Его младший брат, он вырос, но работа Джоша ничуть не изменилась: он защищает его. Его и обеих сестёр, и теперь к ним прибавились ещё родители. Тайлеру приходилось защищать себя, возможно, и от младших братьев и сестры — тоже. Джош говорит Джордану, что это всё из-за Дебби. Говорит, что происходит какая-то чертовщина. Говорит, что расскажет больше, когда разберётся в этом дерьме сам — хотя Джордан и тогда ему вряд ли поверит. Джош натужно и неискренне смеётся, Джордан качает головой. Тяжёлый разговор, пыльная бутылка в руках. Тайлер за рулём — вряд ли он будет пить. Джош решает ограничиться соком из чистой солидарности. — Я могу остаться здесь на несколько дней, — говорит Джордан. — В смысле, мы. Мы — Джордан и его жена. Джош расшифровывает на автомате. Джош додумывает, собирает пазл из недостающих кусочков: Джордан тоже пытается защитить родителей, хотя ещё понятия не имеет, от чего. Джош прикидывает: Джордан уже думает, как именно убедить Ронью, свою жену. Джош думает, что Тайлер делает для него примерно то же самое: пытается защитить. Джош находит для Джордана единственное слово: — Спасибо. Джордан кивает; они семья, ему не нужно ничего объяснять. Но однажды Джошу придётся объясниться с Тайлером. Джош думает об этом, когда телефон в кармане его штанов начинает вибрировать. Незнакомый номер. Поразительная настойчивость. — Что-то серьезное? — спрашивает Джордан. — Это из участка, — Джош врёт, доверяя чутью. Там, в гостиной, Тайлер смеётся над шутками Эбигейл, он размахивает руками, что-то ей рассказывая, и выглядит чертовски... довольным. Насколько можно судить по тем семи секундам, в которые Джош выхватывает его взглядом. Джош отвечает на звонок только когда выходит на улицу. — И долго ты собираешься от меня бегать, милый? — в трубке звучит голос, который Джош слишком хорошо знает. Тот же голос, тот же смех, разве что чуть более хриплый. Голосовые связки должны были быть перерезаны вместе с горлом или нет? Надо будет спросить у Томаса, патологоанатома. Надо будет заглянуть в отчёт о вскрытии ещё раз. Оболочка повреждена. Дебби вообще-то должна быть мертва. — Мы расстались, дорогая, — Джош криво ухмыляется. — Это вообще-то было твоё решение. Ах, да, точно. Ты же не Дебби. Она умерла, а ты — та мразь, занявшее её место. Там, в окне дома, через стекло Джош разглядывает свою семью. Смеющуюся маму, которая надевает серёжки-подвески на ощупь; подарок Джоша, который купила за него Эшли. Саму Эшли, которая шепчет что-то на ухо Уиллу, своему мужу, и смущается, когда он целует её в щёку. Эбби подкладывает ещё салата в тарелку Тайлера. Джордан держит Ронью за руку. Отец разливает вино. Тайлер хорошо сюда вписывается. — Какой ты догадливый, — Дебби, — её оболочка, мразь, убившая Дебби, — смеётся в трубку. — Как насчёт того, чтобы, наконец, поговорить начистоту? Приходи один, и никто больше не пострадает. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то из твоей семьи случайно оступился и свернул себе шею? Или кто-то из твоих друзей. Например, тот, твой новый друг, как там его? Хотя я могу убить и кого-то из старых… Ох уж эти её настойчивые озорные угрозы. Her Intense Naughty Threats. HINT. Знать бы наверняка, что она блефует — но это другая игра, в которой мёртвые могут выбираться из могил. Её правил Джош не знает. И Тайлер этих правил не знает тоже. Спрашивать совета не у кого. Прямо сейчас, глядя на свою семью, Джош думает, что не хочет, чтобы пострадал кто-то ещё. Интересно, это и был её план? Его? Как зовут эту тварь, вселившуюся в Дебби? Самое время узнать. — Куда подъехать? — коротко спрашивает Джош. Конечно, это ловушка. Но какие у него ещё варианты? Джош криво усмехается; Тайлер оборачивается, глядя прямо на него через стекло окна. — Езжай по шестидесятому шоссе ровно до моста через Грин Ривер, — Дебби — то, что от неё осталось — почти мурлычет. — Я буду ждать тебя там. У тебя час, милый. В трубке раздаются противные короткие гудки, Джош продолжает прижимать её к уху, застывает в той же позе, в которой провёл последние пару минут. Тайлер продолжает смотреть на Джоша; всё упирается в доверие, всегда, каждый раз. В этот раз доверие упёрлось в желание защитить.

Encounter

столкновение

Примерно за один час и менее до события E.

Тайлер вслушивается в болтовню Эбби, о том, как Джош приполз домой, — в буквальном смысле, приполз, — когда его напоили в Академии на первом курсе. Утверждал, что полностью кристально трезв и уснул на ковре перед диваном в гостиной. Снял кроссовок с ноги и подложил себе под голову. Эбби ухахатывается, рассказывая это, Эшли подхватывает — пересказывает его оправдания утром, а Джордан вспоминает, что вместе с Джошем явился ещё и Крис, только тот вовсе уснул во дворе дома на лужайке, и проснулся от системы автоматического полива. Джош там же, во дворе дома сейчас, разговаривает по телефону. Тайлер поворачивается, вытягивая голову, чтобы посмотреть на него; их взгляды встречаются. Губы Джоша шевелятся. Интересно, о чём он говорит? Тайлер представляет: разговор с приятелем. «Моя бывшая умерла, меня обвинили в её смерти, но уже всё в порядке». Представляет: «Начальство отправило меня в отпуск до конца месяца, восстановиться». Представляет: «Но я всё равно пытаюсь выяснить, что произошло». Джош криво ухмыляется; Тайлеру чудится: «Работаю сейчас с одним психом». — Ему позвонили из участка, — говорит Джордан; Тайлер оборачивается на него, и тот пожимает плечами. — Он так сказал. — Он много чего говорит, — Эбби продолжает хихикать. — И никогда не говорит о чём-то важном. О том, что он встречается с Дебби, мы узнали только когда они съехались. Через полгода после того, как они съехались. Тайлер отпивает немного апельсинового сока — комментировать этот факт он не хочет. Следующий, от Эшли, тоже. — И о тебе он тоже ничего не рассказывал! Не нужно быть экстрасенсом и телепатом, чтобы угадать следующие реплики. Вопрос: давно вы вместе? Ещё несколько фраз о его мёртвой бывшей, и следом — утверждение, что они никогда не думали, что Джош перейдёт на ту сторону. Тайлер представляет: прогрессивное, толерантное семейство; от кисло-сладкого привкуса ноют дёсны. Вопроса, насколько у них всё серьёзно, никто из них не задаст: достаточно, раз Джош притащил его сюда, в родовое гнездо, познакомить с семьёй на юбилей своей матери. Тайлер глотает сок мелкими глотками, готовясь отвечать на этот ворох ещё не заданных вопросов, которые вот-вот прозвучат. Говорить с мёртвыми проще. Отвязаться от них — проще. Сделать вид, что они не существуют — чуточку сложнее, но и это в его силах. С живыми подобное не прокатит. Ни одного вопроса так и не звучит; входная дверь хлопает. Джош возвращается, спасая Тайлера от вопросов, на которые у него нет ни малейшего желания отвечать. — Можно одолжить твою машину? — спрашивает Джош небрежным тоном, подходя к Тайлеру; негромко, вполголоса, он склоняется, опираясь ладонью о его плечо, он оказывается так близко; как будто его родные и без этого не считают, что они... — Мне нужно в участок. Это ненадолго. Эбс подкинет тебя до города, если что, но скорее всего, я успею вернуться раньше. Джош бросает его на съедение волкам. Не волкам, конечно; оставляет со всей своей семьёй. Оставляет, чтобы он присмотрел за ними, потому что он единственный, кто знает, что происходит. Кристалл на груди жжёт холодом, Тайлер неловко трогает его через ткань рубашки; верхняя пуговица кажется такой холодной, замороженной. Обледеневшие пуговицы, ткань, припорошенная снегом. Тайлер запрокидывает голову, чтобы посмотреть на него: Джош стоит за его спиной. Его ладонь сейчас кажется чертовски тяжёлой, чертовски горячей, единственной реальной вещью в этой комнате. Остальное — призрачные декорации. — Вы такие милые, — это звучит совсем рядом, это Эбби, и, кажется, она говорит искренне. Лицо Джоша — спокойное, расслабленное, уголки губ чуть приподняты. На дне зрачков — тьма. Тайлер вспоминает собственный глюк в квартире Дана — лицо Джоша под водой. Пугающе бледное, безжизненное. Тайлер тянет руку, цепляет пальцем ворот его свитера. — Я еду с тобой, — выдыхает Тайлер. Джош улыбается, коротко качая головой, но руку Тайлера он не убирает. Ему стоило бы поговорить с Тайлером наедине, увести его отсюда для этой просьбы, но он то ли слишком растерян, чтобы думать об этом, то ли думает, что Тайлер... Что Тайлер — что? Не поведёт себя, как псих? — Я ненадолго, — повторяет Джош. — Надо кое-что сделать. Час, может, два, и... Тайлеру не привыкать выглядеть сумасшедшим. Он поднимается со своего стула, медленно, плавно, выпрямляется; только сейчас думая о том, что они с Джошем одного роста, только сейчас обращая на это внимание. — Я еду с тобой, — повторяет Тайлер. — Можешь врать им что угодно, только мне врать не смей. Тебе нужна помощь и нужен я, и... Они стоят почти вплотную друг к другу, буравят друг друга взглядами, и улыбка застывает на лице Джоша, пока Тайлер продолжает говорить. — Тайлер, — Джош зовёт его, повышая голос, будто пытаясь напомнить, что они здесь не одни. Ну, ему точно стоило подумать об этом раньше. — Джош, — Тайлер отвечает тише, но тем же тоном. Несколько секунд они неотрывно смотрят друг на друга, а потом Джордан нарушает молчание. Джордан Дан, тот, кем должен был представиться Тайлер, в случае, если его застукают в квартире Джоша. — Ты можешь взять мою машину, братишка, раз уж мы остаёмся здесь, — говорит Джордан, а потом хрипло смеётся. — Но, знаешь, думаю, Тайлер всё равно будет у тебя на хвосте, так что не жги лишний бензин и соглашайся. — Я же говорю, — добавляет Эбби. — Милые. Такие милые, что Тайлера начинает тошнить, Джош медленно кивает, не сводя с него взгляда. — А что там было про враньё? — уточняет Лора, которая сразу попросила Тайлера звать её просто Лорой; никакой миссис Дан. — Это про то, что он только на час или два, — находится Тайлер. — Трудоголик. Джош вводит свою семью в заблуждение, он ничего не говорит о том, кто ему Тайлер и в каких они отношениях; он даёт им возможность додумать самим. Зачем он это делает — чёрт его знает, у Дана свои причины и свои демоны в голове. Джош вздыхает, коротко цепляя его руку чуть ниже локтя, большой палец надавливает на место сгиба. Дыхание Тайлера сбивается. Кристалл жжёт холодом. — Побудешь тут с тобой... трудоголиком, — фыркает Джош. — Пойдём тогда. Джош извиняется перед матерью, целует её в щёку и говорит, что ей очень идут новые серёжки. На лице Эшли расплывается широкая улыбка; они все обнимают Джоша, они все лезут обнимать Тайлера следом. Дурацкая привычка; один Билл — никаких мистеров Данов — протягивает Тайлеру руку и хлопает его по плечу. Они прощаются с Тайлером, как с новым членом семьи. Это неловко, это странно, это поселяет в душе Тайлера глухую тоску. — Ну и к какому участку тебя везти? — ворчливо спрашивает Тайлер, заводя мотор. Семейство Дан высыпается во двор, так, словно провожает их в последний путь. Джош занят натягиванием на лицо широкой улыбки; он машет им ладонью. Парой часов тут не отделаешься, — Джоша, вроде как, ждут обратно, — все, вроде как, понимают, что он не вернётся. Сегодня — поправляет сам себя Тайлер. Не вернётся — только сегодня. Джош молчит несколько долгих секунд. Гнетущая тишина, Тайлер морщится: — Только не ври, — предупреждает он, прежде, чем Джош раскроет рот. «Только не мне». — Мост, — выдыхает Джош после паузы. — Мост через речку. Грин Ривер. Знаешь, где это? Тайлер задерживает дыхание. Мост через Грин Ривер, единственный мост через неё, местные называют его мостом самоубийц. Мёртвые называют его мостом доверия — они прыгают в ледяную мутную воду, доверяя себя объятиям смерти. Тайлер прекрасно знает, где это — и лучше бы забыл. — Кто тебе звонил? — отрывисто спрашивает Тайлер. Он уже знает. Кристалл, кажется, примёрз к его груди, отрывать придётся с кожей. Дан не смотрит на Тайлера, они оба пялятся на дорогу, будто там есть что-то поинтереснее. Тайлер уже знает ответ в глубине души, и всё равно спрашивает. Предчувствие предсказывает: ничего хорошего их не ждёт. — Дебби, — наконец, выдыхает Джош. — То, что вселилось в неё. Это даже звучит абсурдно. Это звучит морозом по коже. Это звучит, выламывая кости и размалывая внутренности в кашу, в кровавый фарш. К горлу поднимается тошнота, Тайлер сглатывает; кислая, сладкая слюна. — И ты всерьёз собирался ехать туда один? — Тайлер поворачивает голову к Джошу, окидывая его ледяным взглядом. Волнение в голосе скрыть не удаётся. — Оно сказало, что если я приеду один, больше никто не пострадает, — Джош пожимает плечами, всем своим видом выражая безразличие. Тёмная голова Джоша Дана, Тайлеру хочется по ней стукнуть. — Ты же понимаешь, что это ловушка? — спрашивает Тайлер. Он знает, что Джош знает. Они оба знают — и знают, что другого выхода нет. Джоша в это дерьмо макнули, Тайлер влез в него добровольно. — Ты же понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты со мной ехал? — Джош отвечает вопросом на вопрос. Тайлер думает, что на мосту Грин Ривер часто водились мёртвые. На чьей стороне они будут, когда Тайлер с Джошем встретятся с тем, что вселилось в тело Дебби? Вопрос, на который он не хочет знать ответа. — Ты же понимаешь, что только идиоты играют в благородство? — Тайлер хмыкает. Тайлер не отсекает, кто является инициатором, его рука тянется сама, Джош крепко хватается за его пальцы. Это выходит само собой, так же, как сам собой слетает смешок с губ Тайлера. — Ну, — тянет Джош. — Значит, нас таких двое. Тайлер сжимает его руку до боли, будто пытается переломать Джошу кости. Мост через Грин Ривер находится примерно в двадцати милях от города. Тайлер постоянно сбегал сюда: приезжал на велике, когда был подростком, на машине, когда стал чуть старше. Приезжал, пока не перестал приезжать: тут вечно кто-то был. Мёртвый полностью или мёртвый внутри. Здесь его никто не считал сумасшедшим, здесь он был своим. Во всяком случае, до тех пор, пока не перестал хотеть быть здесь своим. Стать нормальным у Тайлера тоже не вышло, и вот он снова возвращается туда, вместе с детективом Даном. Джошем, который всё ещё сжимает его руку. Дебби стоит посреди моста. Дебби, её оболочка. Дебби и дьявольская улыбка на её лице. Дебби и короткая юбка, Дебби и длинные кожаные сапоги, Дебби и полупрозрачный топ. Вряд ли её похоронили в этом, Тайлер думает, где же и каким же образом Дебби — то, что в неё вселилось — приоделась как шлюха. Ночная бабочка. Дебби где-то достала телефон и вряд ли пришла сюда пешком — но Тайлер не видит других машин. — Притормози, — просит Джош, сжимая его руку. Тайлер послушно давит на тормоз, но скорость не замедляется. Нога втапливает педаль тормоза в пол до упора, но тачка едет ещё быстрее. — Какого чёрта... Тайлер! — голос Джоша срывается. Машина несётся; стрелка на спидометре шкалит. Время замедляется. Тайлер сглатывает, давя на тормоз снова и снова — но машина не слушается. — Я не управляю ей, — Тайлер разрывает их руки, Тайлер вцепляется в руль обеими руками, но машина катится ровно по прямой. Прямо на Дебби. Она улыбается, так, словно только этого и ждёт. Она поднимает правую руку и делает движение ладонью, будто отмахивается от назойливой мухи, смахивает всплывающее перед глазами невидимое окно виртуальной реальности. Всплывающую подсказку. Хинт. Машину разворачивает влево, через заграждения. Ловушка — это было очевидно. Странно только, что Дебби решила убить их только сейчас. Джоша. И Тайлера заодно. За компанию. Это то, о чём думает Тайлер, пока машина падает в реку. И ещё — о том, что кристалл обжигает. Только больше не холодом. Они падают в воду; глубокая, полноводная речка, хренова Грин Ривер. Мост самоубийц. Мост доверия. Всё упирается в доверие. Тайлера подбрасывает от удара о воду, Джош матерится — несколько новых слов для того, чтобы запомнить; не тот способ, которым Тайлер предпочёл бы увеличить словарный запас. Они падают в воду, на самое дно реки, на самое дно ебучей паники. Мутно, темно, холодно. Машина быстро заполняется водой, Тайлер в панике пытается отстегнуть ремень безопасности. — Давление должно выровняться, когда воды станет больше, — торопливо говорит Джош. — Не паникуй. Мы ещё не умираем. Никакой паники. Кроссовки промокают в один момент, вода ледяная. Кристалл горячий. Уровень воды поднимается. У Тайлера сводит пальцы, когда он, наконец, освобождается от ремня. — Важный вопрос, — Тайлер старается дышать глубже. — Твой ствол будет работать после того, как мы выберемся из воды? Страх подступает к горлу вместе с горечью и тошнотой. Не сейчас. Не так. Тайлер не собирается умирать — так. — О, у нас тут новенькие! Тайлер слышит чей-то противный смех. Мёртвые. Ледяная вода доходит до пояса. Джош нервно смеётся. — Который из стволов? — Джош находит в себе силы ухмыльнуться Тайлеру. Эта ухмылка в темноте, Тайлер смотрит на нее, стараясь сосредоточиться на губах Джоша. Возможно, у них есть шанс выжить. Точно — у него. Тайлер помнит: мертвенно-бледное лицо Джоша под водой. Тайлер помнит: он не дышал. — Иди ты в задницу, — фыркает Тайлер, а потом тянется, коротко чмокая Джоша Дана в губы — почти невинный поцелуй. — А это — на удачу. Сердце трепещет. Heart Is Naturally Tingles. HINT. Невезение — штука в их случае заразная. Тайлер надеется, что удача — тоже. Он помнит: ему нужно спасти Джоша, в том случае, если видение окажется пророческим.

Elijah

Элайджа

Примерно за один час и менее до события E, ответвление второе.

— Как она, нахрен, могла сбежать? В участке шумно. Здесь всегда шумно, поэтому Элайджа предпочитает работать в отдельном кабинете. Отдельного кабинета у него здесь нет, потому что на его предпочтения клали с прибором. Участок маленький и шумный; проститутки, обвиняемые, пострадавшие, скомканные заявления, шутки, запах кофе. Стол Элайджи завален бумагами, он пытается рассортировать их — выравнивает по углу стола. Беспорядок его раздражает. Нераскрытые дела его раздражают. Коллеги Элайджу раздражают тоже. Особенно — эти двое. — Ты мне скажи, ты же её вскрывал. Одному из них здесь даже не место. Салих хрустит яблоком, что принёс ему Томас. Если спросить Элайджу, он бы не рискнул брать яблоко из рук патологоанатома, не уверенный, насколько тщательно тот вымыл руки после работы. Конечно, Томас обязан быть в перчатках, но, зная Николаса Томаса... Элайджа, на свою беду, знает. Он знает каждого здесь, лучше, чем хотелось бы. Элайджа пытается сосредоточиться на документах: вот он, отчёт о вскрытии. Два голоса, как переплетённые две змеи вокруг жезла на Кадуцее, лезут к нему в уши. Проникают в черепную коробку. Поселяются там и звучат, отвлекая, перетягивая его внимание. — Я её вскрывал, — Ник Томас кивает. — После такого, знаешь, ну... обычно людям окончательно хана. Ну, и чтобы ты понимал, до вскрытия она была уже холодной больше суток. Крис Салих заливисто смеётся и откусывает от яблока; сок брызжет, Элайджа морщится. Сердце, лёгкие, печень, почки. Состояние мозга. Черепушку тоже вскрывали — стандартный протокол. Умерла от перерезанного горла, глотку себе вскрыла сама — это если в переводе на обычный язык. Обильная потеря крови. Остановка сердца. Тут и не медику понятно: сто процентов мертва. Двести процентов — после вскрытия. — И всё-таки, как это возможно? — Крис не унимается. — Восстание зомби, первые звоночки? Потерянная сестра-близняшка? Скорее, фильм ужасов. По законам жанра, Салих умрёт первым. А вот Томас, скорее всего, доберётся до финала. Элайджа ставит на то, что Томасу размажет череп в сцене после титров. В крайнем случае — во второй части франшизы. — Ну, как найдёте её, дайте мне знать, проведу повторное вскрытие, — Томас смеётся и отпивает кофе из бумажного стаканчика Криса. В такие дни, как сегодня, Элайдже едва хватает сил не выстрелить в воздух и не попросить всех заткнуться — хотя бы на пару минут, чтобы он мог сосредоточиться и не упустить ничего важного из виду. Важно то, что дело закрыто: Дебби Райан убила себя сама. Упс, такое случается. Дебби Райан выбралась из могилы и съебалась в неизвестность — ну, такое случается куда реже. — Вообще-то, — уточняет Салих, чавкая яблоком; звук, вообще-то, отвратительный. — Её никто не ищет. Ну, собственно, нет тела — нет дела, она совершеннолетняя взрослая женщина, зачем её искать? Формально ей нечего предъявить, кроме этого самого вопроса. Да-да, вот этого самого, который Томас сейчас... Элайджа морщится за секунду до того, как Томас спрашивает: — Какого хрена?! Работать с идиотами столь же тяжело, как и в окружении этих идиотов. Салих сливает Томасу весь расклад; все грязные, забрызганные яблочным соком бюрократические подробности. И яблочный огрызок кладёт сверху. Фу. Томас только головой качает; цокает языком, прихлебывает остывший кофе. — Всё равно, — говорит Томас. — Если объявится, позови. Есть у меня к ней пару вопросов. Какого хрена, ага. Элайджа это уже слышал. Нет тела — нет дела. Нет вопросов. К Томасу у него вопросов тоже нет — отчёт составлен вполне подробно. Вопросы к Дану, которого шеф попросил отдохнуть ещё недельку-другую, могут подождать, пока он вернётся. Вопрос к Салиху и его длинному языку, который не мешало бы укоротить садовыми ножницами, и... Звук уведомления на телефоне Салиха; мерзкий писк, от которого Элайджу передергивает. И ещё — хочется выстрелить в телефон Салиха. А потом — пустить пулю между глаз самому Салиху, потому что ставить подобные звуковые уведомления в общественных местах — это преступление против человечества. А говорят ещё, ведьмы — зло во плоти. Просто ангелы по сравнению с Салихом; они хотя бы убивают быстро. — Она не объявляется, зато Джозеф покинул город! Пальцы возбуждённо тыкают в телефон, Салих увеличивает двумя пальцами изображение карты. — А, этот, психопат, говорящий с мёртвыми? — Томас делает вид, что припоминает что-то такое: да-да, точно, Крис говорил ему это всего-то триста пятьдесят тысяч раз за последние несколько дней. — Откуда ты знаешь, что он покинул город? — Следилку поставил, — гордо отвечает Салих. — Жучок с джи-пи-эс датчиком на тачку. Крутая штука. Элайджа сжимает челюсти так сильно, что, кажется, его зубы вот-вот раскрошатся. Молчать. Ему надо хранить молчание. Доказывать дебилам, что они дебилы — опускаться на их уровень. Элайджа набирает полную грудь воздуха. Вот так: глубокий вдох, глубокий выдох... — Ты в курсе, что это незаконно? — Элайджа не выдерживает на выдохе. — Не, погоди, а когда ты успел? — Томас отмахивается от Элайджи, как от какой-то мухи. Надоедливого, назойливого насекомого. Томас, сидящий на краю стола Салиха и пьющий его кофе. Томас, который даже не коп. Патологоанатом. Вскрыл пару трупов и вышел на перерыв потрепаться с живыми. Элайджа бы предпочел работать с мёртвыми: они хотя бы молчат. А ещё не сбегают — ну, по большей части. — В момент, когда Джош попросил Джозефа забрать его из участка, — Крис фыркает. — Не меня, не Джордана, не кого-то ещё, блин, а этого психопата. Я проследил за ними — и оп-ля, Джозеф у меня на крючке. Всё в личных целях, я не собираюсь использовать это в суде. Это уже — в сторону Элайджи. Это — и поднятая вверх правая рука. Левая, которая должна в идеале лежать в этот момент на Библии, ложится на фотки с места преступления. Мёртвые проститутки, уже трое за последние полгода. Их убийца может спать спокойно: Салих занят более важным делом, преследуя из чувства банальной ревности нового дружка лучшего друга. Песочница, а не участок. — Вообще-то, это он может подать на тебя в суд за незаконную слежку, — Элайджа расплывается в улыбке. И добавляет про себя: если Джозеф это сделает, Элайджа приложит все силы, чтобы ему в этом помочь. Просто потому что может. — Пусть сначала его найдёт, — фыркает Салих. Возможно, придётся немного помочь Джозефу и с этим тоже. Свидетельские показания, чистосердечное признание. Салих выкрутится, отделается выговором — но и то хлеб. — Куда, говоришь, он там едет? — уточняет Элайджа, самым невинным голосом, на который только способен. — Шестидесятое шоссе, — сверившись с телефоном, сообщает Салих. — Чё, ты с нами? — С нами? — переспрашивает Томас. Господи, тяжело работать с дебилами. — А чё, твоя работа собирается куда-то уйти, снова? — Салих смеётся и пихает Томаса в плечо. Элайджа окидывает взглядом четвёртый лист из протокола вскрытия; ничего нового отсюда он не узнает, каждую строчку он успел выучить почти наизусть. Дело закрыто. Дебби Райан — живая мёртвая Дебби Райан Шрёдингера. Надо будет спросить по этому поводу мнение Джозефа. Так, чисто для себя — посмеяться. Элайджа встаёт со стула и накидывает плащ — он считает себя выше того, чтобы отвечать Салиху, и точно выше того, чтобы ехать с Салихом и Томасом в одной машине. Просто у его тачки оказывается спущено колесо; проколотая шина и нет времени с этим разбираться: так Элайджа оказывается на заднем сиденье машины. Приехали: он сидит в одной тачке с этими двумя идиотами, едет за Джозефом, который наверняка покинул город вместе со своим дружком Даном. А ведь они точно отправились за ведьмой — и к гадалке не ходи. Сюда приводят поспешные решения — к ведьмам. В этом самом конкретном случае — к одной ведьме. Героизм — новая тенденция, вот о чём думает Элайджа. Не тот плащ, который он предпочитает носить, если честно. Heroism Is the New Trend. HINT. — Вот дерьмо, — Салих сверяется с телефоном. — Сигнал пропал. — Остановился? — уточняет Томас. Салих медленно качает головой, проверяет соединение, обновляет страницу. Пропал. Совсем пропал. А вот ведьма — наоборот. Объявилась. — Не останавливайся, — просит Элайджа, когда видит её. Дебби. Свет фар высвечивает её лицо; она смеётся, стоя прямо на шоссе, идёт по встречной полосе. Ну, силы сводят с ума, власть сводит с ума, недаром все ведьмы — немного, как бы выразился Томас, припизднутые. Они мнят себя всемогущими — а потом сталкиваются с кем-то вроде Салиха, который вдаряет по тормозам и вылезает из машины. А вот это уже — по-настоящему дерьмовая затея. Более дерьмовая только та, где Элайджа вылезает следом за ним — и Томасом. — Прочь, — шёпотом говорит Дебби, и её шепот подобен раскату грома. — Мисс Райан? — уточняет Салих. Салих уже забыл о Джозефе и своём дружке Дане. Точнее, не забыл — но ведьма-то может и испариться. Ах, да, точно. Салих не знает, что она ведьма. Так случается, когда работаешь с дебилами, которые не видят дальше собственного носа. — Я сказала — ПРОЧЬ! Элайджа едва успевает прикрыть Салиха; иначе того просто снесло бы ураганным порывом ветра. Буйство эмоций. Эйфория. Почти что истерика. Ведьмы сильны в этом — сила плещется в них и ищет выхода, сила сметает их самих, сила портит их оболочки. Сила срывает им крышу. А ещё — лишает их логики, почти всегда. Иначе она бы заметила, что машина, на которой они приехали — полицейская. Или не лишает, потому что они уже стали свидетелями чему-то, чего видеть не должны были. Уже приехали туда, где не должны были быть. Приехали. Дебби идёт прямо на них; Томас в ужасе шепчет, что на шее Дебби — небрежный разрез, зашитый им своим. Свою работу он узнаёт по грубому стежку. Профессионал своего дела, что и говорить. Салих выхватывает пистолет в том же приступе Паники с большой буквой «П». Фильм ужасов, не иначе. Салих стреляет в воздух; предупредительный выстрел, Дебби не останавливается, конечно, это ей и в голову не приходит. Зато ей в голову приходит пуля, точно между глаз, и как только Салих не промахивается с такого расстояния с настолько трясущимися руками. — Это бесполезно! — кричит Элайджа. Тяжело работать с теми, кто тебя не слышит — никогда не слушает. Ещё один выстрел — прямо в лоб. Ровная круглая дырка, как у индийской женщины. Ухмылка, правда, скорее, как у Кали. Салих стреляет ей в сердце, как будто надеется, что оно у неё ещё есть. Дебби, конечно, до лампочки, она продолжает идти. Элайджа хватает Салиха за руку, выкручивая запястье — рука — пистолет — выпущенная пуля, три штуки, чуточку расплавленные, мозг-мозг-сердце; кривая линия, Элайджа проводит её в уме. Элайджа оплетает её в уме, по памяти; как не делал уже почти тридцать лет. Это как ездить на велосипеде. А потом ведьму сбивает тачка, появившаяся будто из ниоткуда. Сбивает и переезжает, останавливаясь ровнёхонько перед Крисом. А мог бы и его прихватить заодно, блин. — А ты ещё кто нахрен такой? — вырывается у Томаса, когда водитель, переехавший ведьму, вываливается из машины. Принесла нелёгкая. Дреды, кольцо на мизинце, браслет на руке, драная футболка и чёрные штаны. Джинсовая куртка с нашивками из прошлого века. Татуировки по всему телу, которые скрывает одежда. И, конечно, клык на шее. Не трофей — дар. Элайджа про таких слышал — сказки в детстве. — Я? — уточняет он, дёргая себя за кончик длинного светлого дреда. — Я всего лишь бармен. А там, — он кивает в сторону реки, — Джош. И Тайлер. И им нужна помощь. И звонок в службу спасения. Ведьма, там, перееханная тачкой, она пытается подняться на ноги — это не очень легко с переломанным позвоночником, но она пытается. Элайджа склоняет голову набок. — Там, — говорит он. — Сзади. — Я разберусь, — бармен машет ладонью, мол, пустяки, приятель, я знаю, что делаю. И, судя по канистре с бензином, которую он достаёт с пассажирского сиденья — действительно знает. — Стоять, нахрен, — вырывается у Криса, и он снова поднимает пистолет. Элайджа со вздохом хватает его за руку, опуская её силой. — Ты его слышал. Твой приятель Дан, вперёд, на помощь. Это приказ, — чеканит Элайджа. Вообще-то Элайджа даже не выше его в звании, но Салих подчиняется. Это срабатывает: человек в панике доверяется тому, кто знает, что делает. Ну, или кого он знает. Подчиняться приказам проще, чем осознавать действительность. Что за идиоты... Салих сначала идёт — первые пару десятков футов, а потом срывается на бег. Ну, по крайней мере, направление правильное. К речке. Томас медлит пару секунд, а затем присоединяется к нему — сразу бегом, как будто ведьма наступает ему на пятки. — Справишься? — уточняет Элайджа, кивая на Дебби. Бармен кивает. — Я — да, а тебе стоит присмотреть за ними. Они наверняка забудут позвонить. Ну, знаешь. Служба спасения. Переохлаждение. Он тонет. Бармен рассказывает всё это, щедро обливая ведьму бензином. Огонь — неплохой выбор, хотя сработать можно было бы гораздо чище. В крайнем случае у Томаса прибавится работы — будет лишний труп, когда он вернётся в свой подвал к мертвецам. Элайджа уходит неспешным, неторопливым шагом, сохраняя достоинство; набирает девять-один-один на ходу. Там, на берегу Грин Ривер, Джозеф в отчаянии давит на грудь детектива Дана. Оба — мокрые, только Джозеф насмерть перепуган. Салих в ужасе опускается рядом на колени, Томас проверяет пульс, зажимает Дану нос, открывает Дану рот. Ну, хоть у кого-то медицинское образование, правда, на приём к нему Элайджа попадать бы не спешил. — Только попробуй, — Джозеф почти скулит, с силой давя на его грудь; четкие, размеренные, ритмичные толчки. — Только, блядь, попробуй достать меня после смерти. Только заговори со мной. Только... Томас делает Дану искусственное дыхание. Пытается. От ужаса у Томаса перехватывает горло. Элайджа цокает языком: жизнь в Дане ещё теплится. Немножко. Чуть-чуть. Элайджа подходит ближе. — Не умирай, — просит Джозеф. — Не смей умирать. Кристалл на шее Джозефа, там, под курткой, начинает гореть — может, таким идиотам, как Томас и Салих, этого и не видно, зато видно Элайдже. Джозеф его зовёт, Дана. Джозеф его призывает. Элайджа ухмыляется — хищная, акулья ухмылка. Дан начинает кашлять.

Enchantment

колдовство

Событие Е.

Умирать в огне — это что-то со времён Инквизиции. Всегда мучительно. Отходить от этого — всё равно что просыпаться с отвратительным похмельем, но болит не только голова. Фантомные волдыри на фантомной следующей коже. Она стискивает зубы, чтобы не застонать. Поддаваться боли — это для слабых. Она — не такая. Она — ведьма. Даже проигравшая, она остаётся ведьмой. Она остаётся собой. Она продолжит своё дело, как продолжают род. — Ты очнулась? Голос. Тихий, почти ласковый. Её сестра — её сестра во грехе. Она здесь. Присматривает. За ней и за теми, кто за ней. И ещё за тем, кого им нужно убрать. Теперь их стало больше. Ведьма встаёт; это даётся ей с трудом. Тело — её новое старое тело — сопротивляется. Ноги едва гнуться. Инквизиторы знали, как справляться с ведьмами — обезоруживая их хотя бы на какое-то время. Удивительно столкнуться с тем, кто помнит, как это делать. Она подходит к своей сестре; ладонь опускается на её плечо. Сестра подсматривает. Чаша с водой, на гладкой водой поверхности — лица. Зрение её подводит, она полагается больше на внутреннее. — Теперь их семь, — говорит её сестра, и в её голосе — волнение. Почти что тревога. Она ведьма, как и её сестра. Тревога — это не для них. Пальцы с силой сдавливают плечо. — Покажи, — голос звучит требовательно, и так же сухо, как лающий кашель. Сестра проводит рукой над чашей с водой — и парой капелек крови. Картинка меняется. Тайлер Джозеф сидит у больничной койки, он держит ладонь Джоша Дана в обеих своих. Джош смеётся и говорит, что не умирает. Ну, то есть, больше не умирает. Шутка кажется удачной только ему, на лице Тайлера явно вымученная улыбка. Элайджа Джеймсон и Крис Салих стоят возле койки, Крис озабоченно спрашивает, как Джош себя чувствует. Сухим. Джош чувствует себя сухим. Тайлер тоже в сухой одежде — штаны и джемпер Роя ему немного велики, но они хотя бы сухие. Предусмотрительный бармен взял с собой даже комплект сменной одежды. Бармен. Рой повторяет, что он всего лишь бармен, когда Элайджа уточняет, не хотят ли они все, наконец, рассказать начистоту, что тут происходит. Ник начинает заикаться, он стоит возле самой двери и почти отпрыгивает, когда она открывается. — Как-то вас здесь многовато, — уточняет доктор. Белый халат, планшетка с данными пациента в руке. — Полиция, — уточняет Элайджа, доставая значок. — Всё ещё много, — не сдаётся доктор, и тут же говорит, — привет, Крис. Они пожимают друг другу руки под удивлённые взгляды всех, собравшихся в палате. Ведьма хмурится. Почти всех — Тайлер не сводит глаз с Джоша. — Вроде как, наши семьи дружат, — поясняет Крис, когда Элайджа начинает сверлить его взглядом. Док поддакивает, хотя ему самое время заняться Джошем — но Джош не умирает больше. Какая жалость. Больничная пижама и тонкое одеяло, физраствор, положили до утра под наблюдение, Джош хочет выписаться и свалить туда, где чувствует себя в безопасности. В квартиру Тайлера. — Колумбус — не такой уж большой город, знаете, детектив, — док неловко улыбается, и Элайдже приходится отступить, давая ему доступ к Джошу Дану. — Вообще-то, очень маленький, если так посмотреть. Слишком тесный. Тайлер, наконец, поднимает голову. — Привет, Зак, — выдыхает Тайлер. Зак Джозеф поджимает губы. Не надо быть ведьмой, чтобы понять, о чём он думает. Что он думает о своём брате. Всплывающая подсказка: «He Is Nutcase Totally». HINT. Пальцы Джоша с силой стискивают пальцы Тайлера. Пальцы ведьмы с силой стискивают плечо её сестры во грехе. — Они умрут, — провозглашает ведьма. — Все до единого. Их больше, их всегда было больше, и они были везде. Они и сейчас — везде.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ