В тёмном, тёмном лесу...

      Хотелось ли ей, воспитанной и скромной девочке, оттолкнуть того, кто облизывал её шею?       Нет, нет и ещё раз нет.       Она закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям: как кружится голова, и как приятна сила мужских ладоней, сжимающих её тонкие запястья. Его губы делают ей щекотно, и она поёживается, высвобождаясь. Но он не даёт Гермионе вырваться, впиваясь в плечо зубами, засасывая кожу — сочетание боли и удовольствия заставляет её стонать, вопреки желанию. Гермиона прикусывает губу, улавливая в его голосе усмешку: — Не ожидал, что нежный цветочек будет таким страстным. Может, ты любишь грубее?       Он мог бы заметить, как пылают её уши, но темнота скрыла эту деталь. — Так-так-тааак! Гермиона Грейнджер и Виктор Крам!       Свет, резко включённый и бьющий по глазам, заставляет их поморщиться и отпрянуть друг от друга.       Таким бесцеремонием отличается лишь один человек — её лучший друг Рон. Немая сцена длится недолго. Виктор быстро приходит в себя и собственнически обнимает Гермиону. — Ты что-то хотел, Уизли? — Нет, ну что вы, как я могу! — в его голосе внезапно звучит вызов.       «Да он чертовски пьян!», — Она вспомнила, что в прошлом году чуть не дошло до больницы, когда Рон перебрал эля, а сейчас в нём бушует целая смесь из напитков — один крепче другого.       Виктор всё ещё улыбался, не понимая причины назойливости парня, тайно поглаживая её кончиками пальцев — как это заводит, если бы он знал. И ведь знает! Он настоящий котяра, опытный и искушенный в этих вопросах.       Рон, опасно пошатываясь, приближается к парочке почти вплотную, и с трудом выговаривает, обдавая их перегаром: — А может... я против? — Против чего? — Гермиону начала забавлять эта ситуация. Она могла бы понять его ревность, если бы на шее Рона не красовались следы от губной помады, а свитер не блестел от косметики какой-то девочки, плотно прижимавшейся к нему явно не в дружеском порыве. — Против всего! — он окинул их презрительным взглядом, добавив. — А на твоем месте, я бы заткнулся!       А вот это уже не смешно. Виктор резко схватил его за одежду, Рон вырвался, отвёл руку назад и неумело ударил, вскользь попав Краму в плечо. Через секунду перед лицом Грейнджер замелькало: два парня сцепились в один разъярённый клубок. Она закричала: — Не надо! Перестаньте!       Это больше похоже не на драку, а на избиение. Виктор разбил противнику нос, кровь летит во все стороны, Рон завалился на пол, повиснув на Краме и увлекая его за собой. Грейнджер пыталась оттащить Виктора от друга, но в этот момент Уизли злобно зашипел на неё: — Убери руки, ты, шлюха! — Кто?! — Грейнджер потеряла дар речи от этой несправедливой формулировки.       На их крики сбежались одноклассники, парней растащили. Итоги неутешительны для Рона: помимо распухшего носа, Грейнджер видит назревающий фингал под его глазом. Крам снова улыбается, на его футболке кровь Уизли.       Глупо и странно. Рон немного протрезвел и извиняется. Но ей это уже не надо. Детская дружба — наивная и чистая — осталась где-то далеко. Она тянет Виктора за руку, и они уходят на улицу, в холод, под пушистый, тихо падающий снег.       Такая зима в Лондоне — большая редкость. Им приятно вдыхать свежий воздух. Вокруг полно людей. Фейерверки расцвечивают воздух, и им очень хорошо. Они много смеются и уходят всё дальше и дальше, забираются в какие-то дебри, держатся за руки. — Я считала, что все футболисты тупые. И с ними не о чем поговорить, — Гермионе первый раз так легко с посторонним человеком, парнем. Она хочет рассказать ему всё, а он не останавливает и жадно смотрит на то, как двигаются её губы, из которых вылетает морозное облачко. На неё так не смотрел никто. Очень пошлый взгляд, дающий понять, что они не просто мальчик и девочка, встретившие вместе Новый год, они те, кому не нужен этой ночью больше никто.       Виктор касается её губ, согревает дыханием руки, целует пальцы и слушает, слушает… У него странная улыбка — как у хищника. Она не пугает, но делает его лицо более жёстким. — Ты знаешь… Я ведь пришёл только ради тебя. Помню, как ты отчаянно болела за своих на трибуне, а потом не подошла ко мне, как это сделали другие. Девчонкам из вашей школы было наплевать, что их парни проиграли, а для тебя всё это было всерьёз. Ты чуть не плакала от досады. Я уже тогда хотел, чтобы все ушли, и только ты и я остались на вашем грёбаном школьном стадионе. Тода я даже не знал, как тебя зовут. Спросил у Рона. Он оказался моим фанатом, мечтал, чтобы я расписался на его шмотках. А сегодня он просто сошёл с ума. Мне кажется, он хотел немного другого финала.       Гермиона рассмеялась. Ей не было жаль Уизли. Она даже порадовалась, что он получил наконец-то по своей наглой физиономии. В конце концов, вся их дружба сводилась к тому, что он задевал её своими словами, потом извинялся, говорил, что это не со зла. Но она-то видела, что яд капал с его языка. Теперь картина немного прояснилась. Наверное, он был влюблён всё это время. Но не мог переступить невидимую черту их дружбы. А может стыдился быть с ней, девочкой, которая не интересуется модой, тусовками, которая погружена в мир книг, мечтаний и не замечает ничего вокруг. Он пустой внутри. Тянулся за Гарри, которого многие любили и уважали, искал девочек поярче, чтобы другие с завистью провожали взглядами их пару. Грустно, что Гарри теперь придётся возиться с этим человеком. Поттер совсем другой — настоящий друг, простой и отзывчивый. Она видела, что он провожал её сегодня, понимая, как сильно ей нужно это свидание, не осуждая и не читая нотаций. Именно к нему она придёт и расскажет всё, что сегодня произойдёт.       Крама слегка знобило. Под курткой — одна футболка. Он не рассчитывал на долгие прогулки, надеясь на алкоголь и теплую компанию. В одном из переулков, узком и пустом, Грейнджер сама прижала его к стене дома и, встав на цыпочки, поцеловала. Жар, разлившийся по его крови, нельзя было списать ни на один из известных ему допингов. Так сладко он ещё никогда не целовался. Сжал её хрупкое тело чуть сильней, она даже вскрикнула, шутливо стукнув его по груди. Где-то вдалеке раздавались хлопки петард, а ей всё больше начинал нравиться этот январь. — Прости! Не рассчитал силу, — он смотрел виновато, а Гермионе было хорошо. Она обхватила его за шею и показала всё, на что была способна — завтра на его губах будут синяки. — Ты теперь моя девочка! Понимаешь? — она не ждала этих слов, но и не удивилась. Такая прекрасная ночь не могла закончиться просто так. Ей хотелось в это верить. — Согласна? — Конечно! — она не могла произнести ничего другого.       Правда, задела фраза, сказанная им вскользь. О том, что у него должно быть всё лучшее. Не оценивал ли он её как вещь в своей коллекции? Но волшебство этой ночи заставило интуицию Гермионы притупиться. Более того, она хотела вообще выкинуть из своей головы этот вечно звучащий рациональный голосок: «Подумай… Вдруг это обман, морок. И завтра ты пожалеешь».       Они изучали друг друга, расстёгивали пуговицы на одежде и забирались холодными руками внутрь, жадно ища прикосновений к телам. Если бы Виктор захотел, она отдалась бы ему прямо на улице, раздвинула ноги, не задумываясь. Но он не торопил события. И Гермиона понимала, что так — правильно. Так нужно. Дома она оказалась через два часа. Вбежала, счастливая, на свой этаж, открыла дверь и, скинув одежду, пробежала в свою комнату только для того, чтобы увидеть сквозь прозрачные занавески, как он стоит и смотрит на её окна, которые она показала перед прощальным поцелуем.       В душе всё пело! Он придёт завтра, они замечательно проведут каникулы. Но самое главное — он будет приходить к ней в школу. Пусть все это видят. Она — девушка самого красивого и крутого парня. И пусть знает и видит ОН.       Всю ночь она победоносно, сверху вниз, взирала на страдания Драко Малфоя. Он был несчастен, раздавлен. А она, плавно и грациозно, выходила из здания школы и садилась в тачку к Краму. В реальности она бормотала себе под нос: «Так тебе и надо!»       Пробуждение было не менее приятным. Её мать постучала в комнату и сообщила, что курьер доставил огромный букет жёлтых роз.       Гермиона любила розы. Цвета бордо.

***

      Наконец входная дверь распахивается, ударяясь о стену. Она слышит звук падающих на пол ключей, мат и выходит посмотреть, что происходит. Виктор явно не знает, сколько сейчас времени. Да и выглядит немного странно. Алкоголем от него не пахнет, но движения слегка раскоординированы. Он оживлён, наваливается на неё, сжимая в объятиях. Давно Гермиона не видела его таким радостным. — Детка, всё получилось! Я сделал это! Мы будем богаты. Он нам поможет. Я даже не думал, что кто-то ещё помнит мои спортивные достижения. Да и делать ничего особенного не надо. Я просто должен появляться рядом, сниматься в рекламе и выполнять небольшие поручения.       Виктор подхватил её на руки — он так часто делал это до их брака — пошатнулся и чуть не уронил. Она вырвалась и попыталась привести его в чувство. Он сорвал куртку, отшвырнул её подальше. — Смотри! Красота!       По мнению Гермионы никакой красотой тут не пахло. Левое предплечье обвивала черная змея. Татуировка была свежая, ещё не полностью набитая. — Зачем? — только и смогла прошептать. — Он так хочет. Это важно.       Виктор раскрыл пакет, с которым пришёл, запустил внутрь руку и вверх полетели пачки денег. Они рассыпались в воздухе, падая на Гермиону и разлетаясь по всему коридору. — Теперь у нас начнётся совсем другая жизнь.       Она даже не могла себе вообразить, насколько он был прав.