
Метки
Драма
Психология
Романтика
Ангст
Дарк
Повествование от первого лица
Фэнтези
Кровь / Травмы
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Серая мораль
Слоуберн
Боевая пара
Хороший плохой финал
Драки
Магия
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания пыток
Отрицание чувств
Психологическое насилие
Воскрешение
Упоминания смертей
Война
Графичные описания
Предательство
Горе / Утрата
Антигерои
Эльфы
Религиозные темы и мотивы
Боги / Божественные сущности
Условное бессмертие
Сражения
Холодное оружие
Политические интриги
Глобальные катастрофы
Вымышленная религия
Религиозный фанатизм
Немертвые
Смерть животных
Геноцид
Магические клятвы
Религиозные войны
Паладины
Описание
Эрсель и Лорен служат разным богам, но имеют одну цель и даже не подозревают, что общего у них гораздо больше, чем кажется. Объединенные страшным секретом, они начинают свой путь, пройти который, не потеряв себя, может быть слишком сложно.
И когда схождение Первородной ознаменует конец света, полагаться можно лишь друг на друга, но если все секреты вдруг станут явными, можно ли переступить через правду?
Примечания
Приквел этой истории можно найти здесь:
https://ficbook.net/readfic/018a6cc3-71cc-77cf-a3cd-7f3988424d24
Посвящение
Тем, кто зажигает свет, когда вокруг один мрак.
3. Последний Вздох
05 октября 2024, 06:42
Лорен
Меня кто-то грубо толкал в спину, а я призывала блаженную тьму забрать меня обратно. Я лежала лицом на земле, руки онемели. Не чувствовала веса меча и это было тревожно. Пошевелив пальцами, поняла, что руки связаны. Слабость накатывала волнами, губы высохли и потрескались, во рту стоял привкус крови, а голова разрывалась от пульсации. Толчки в спину не прекращались, но я не спешила бросаться злобой, осторожно открыла глаза и увидела Эриду, сидевшую рядом. Она толкала меня ногами, пытаясь разбудить. — Где мы? — простонала я, пытаясь поймать образ Эриды в одну картинку. — Тише, — шикнула она. Её связали крепче всех, одна рука была неестественно вывернута. Наверное, вывихнута. Кто-то кричал вдалеке, но крики были не только для боли. Были и те, что для злобы. — Мы проиграли, Лорен, — Эрида покачала головой, на её глазах выступили слёзы. — Не знаю, как это могло произойти, но мы проиграли. Кайрат говорил, бой не будет серьёзным, и много солдат не нужно. Он говорил, что мы легко отобьёмся и вернёмся к братьям и сёстрам... — Где мы? — я быстро и решительно прервала поток слов, потому что Эрида начинала нервничать. — Это стоянка Культа. У подножья гор. Здесь был храм. Они ведут нас в Кровавые Воды. — Кто-то выжил, ты не видела? — Вроде бы Кайрат был жив, но я не уверена. Выжил генерал эльфийский. Его допрашивают. Слышишь? — и она бросила взгляд куда-то в сторону, а я не могла повернуться, чтобы посмотреть. И я слышала. Сначала эти звуки были просто фоном, а когда Эрида раскрыла их секрет, у меня внутри всё похолодело. Я невольно вспомнила, что почти так же кричали великаны, когда Культ напал на Ксанту. Прижав пылающий лоб к прохладной земле, выдохнула. — Они пытают его, а он молчит, — снова заговорила Эрида. — Меня тоже допрашивали, сломали руку. — Я могу только забрать боль, — прошептала я. — Не нужно, боль даст мне силы, подарит мне ярость, — она откинула голову назад. Я подумала, что она потеряла сознание, но ошиблась. — Он молчит, но это ненадолго. — Думаешь? Эрида кивнула. — Жрец боли здесь. Поведут дальше в Кровавые Воды, к главным. Разбили войско генерала, заняли дорогу на Белден, захватили Крепость, о которой эльф говорил. И захотят большего. А он ещё даже не начал кричать так, как должен. Это только начало, они найдут способ его расколоть. Такого, как он, не возьмут побои и угрозы. Они начнут срезать с него кожу, сначала на руках, а потом везде, где можно будет. И он заговорит. После такого всегда говорят… — Нужно что-то делать, — рассказ Эриды вгонял меня в тревогу, рисовал перед глазами страшные картины того, как культисты снимают с живых кожу, радуются, а жертва кричит. И я бы не спешила осуждать тех, кто не выдерживал подобное. Я не могла слушать дальше, потому перебила её, пытаясь отвлечь на другую тему. — Я сделаю, — Эрида посмотрела на меня безумными глазами. И я поняла, что именно. Это была великая жертва, самый отчаянный и самый яростный жест для паладина Кадара. — Нет, пожалуйста, не надо. — Выбора нет. Здесь только ты и я. Когда снова придут и заберут меня, ты сделаешь вид, что ещё не очнулась. И когда всё случится, будешь бежать. Найдёшь наших, расскажешь. — Эрида, я… — слёзы побежали по щекам, и я не хотела их сдерживать. Эрида улыбалась, словно шла не на смерть, а принимала величайшее благословение. — Мы не будем прощаться, Лорен. Только ты будешь помнить меня. Я молчала. Лежала неподвижно, хотя руки ныли от верёвок. Осмотревшись, увидела, что были и другие пленники. Люди, эльфы и даже великаны, но из паладинов действительно остались лишь мы одни. От этой мысли стало одиноко. Время шло, и ничего не происходило. Были слышны крики, стоны, молитвы, но в этой мелодии страданий не было движения. Это был болезненный штиль, лишённый прогресса и всякой надежды. Время тянулось медленно. Чтобы отвлечься от дурных мыслей в предвкушении локальной катастрофы, я старалась незаметно выкрутить руки из пут верёвок, но ладони онемели так сильно, что я не могла двинуть и пальцем. Наверное, стоило бы научиться пользоваться магией без рук, тогда обычные приёмы для обездвиживания на меня бы не работали. Только сейчас это уже не имело значения. Сумерки спускались медленно. Крики порой затихали, порой разрастались с новой силой и чем дольше это продолжалось, тем сложнее было это выносить. Скоро всё затихло, и я знала: эта тишина не для покоя, а для группировки сил перед новой волной боли. Чужие, шаркающие шаги приблизились, кто-то схватил меня и развернул, а я максимально расслабилась. Я верила Эриде и уважала её выбор. И хотела жить. Потому не оставалось другого выбора. Грубая рука потрепала меня по щеке, приподняла голову и больно уронила обратно. — Подохнет подруга твоя скоро. А там и ты следом за ней, — низкий голос раздался прямо над головой, в нос ударил запах крови. — Делай, что должен, — уверенно ответила Эрида. — И я буду. Кровь ещё только начала проливаться этой ночью. — Ну, тогда посмотрим, как языком чесать будешь там. Генерал ваш тоже скоро запоёт. Наш жрец уже готов снимать ему кожу, а потом и тебе. А я попрошу сделать это своими руками. — Если доживешь. Он поднял Эриду и повёл на новый допрос. От беспомощности хотелось рыдать. Слова молитвы отказывались складываться в единое целое, и я позволила отчаянию захватить себя полностью. Смела все плотины, все преграды. Если повезёт, магия сама начнёт себя проявлять. Бесконтрольно и хаотично, но это тоже был шанс. Сердце отбивало рваный ритм, я едва дышала и даже не пыталась больше останавливать ни панику, ни страх, ни ярость. Тем временем Эрида уже была готова свершить задуманное. Одно резкое движение показало, что каким бы крепким не был тот культист, Эриде он уступал. Просто она позволяла ему чувствовать себя сильнее. Быстрым ударом Эрида сломала ему нос, выпуталась из верёвок, которые уже давно её не держали, и выхватила у него из ножен меч, пока культист зажимал лицо рукой. Всё происходило слишком быстро. То был чёткий расчёт и теперь лишь нужно было следовать плану. Вот смеху будет, если я не смогу освободиться. Эрида успела убить культиста прежде, чем на неё выбежал другой. Мечи со звоном столкнулись, и Эрида победно захохотала, уходя от удара. Даже со сломанной рукой она была опасна, потому что её покровитель уже готовил её к последнему акту ярости. Забирал у неё боль и чем сильнее была боль, тем больше мощи получала Эрида. Выгодный навык для любого воина, как не посмотри. А я, наконец, почувствовала запах гари. Верёвки тлели на руках, пальцы прошила волна уколов. Напрягшись, сумела их разорвать, но руки всё ещё слушались с трудом. Культисты сбегались на звуки драки, а Эрида брала их внимание на себя. Её меч был вестником смерти, последним приговором жестокого суда, который она несла. Кровь оседала на её лице и волосах, взмывала в воздух влажными облачками, чтобы осесть на уставшую, почти такую же мёртвую, землю. Поднявшись на ноги, я едва не упала. Бедро недовольно отозвалось, сбивая шаг, но я успела добежать до мертвеца и выхватить у него меч. Меч, который мне было сложно держать, и я на ходу стала разминать пальцы. Вспышка огня полетела в спину культисту, который загорелся прежде, чем успел понять, что случилось. Я двигалась окольным путём, проходила мимо других пленников. Они умоляли меня, просили о помощи, и я не смогла просто бросить их. Разрезала путы двум и пошла дальше. Если хотят жить, справятся и сами, а я могла напроситься на проблемы. Пленники кричали, становились частью хаоса и это было удобно. Даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. От перебежек моей ноге легче не стало, но зато руки отошли, а потому выходя в открытую схватку, я уже была к ней готова. Уклонилась от выпада, подсекла ноги и рубанула по шее. Кровь фонтанчиком поднялась в воздух, и культист завалился на спину. Я не видела, как жизнь покидает его взгляд, потому что сразу же прикрыла Эриду, которую окружали слишком активно. Она одна была опаснее всех, кого я когда-либо знала. Дрожь земли едва не сбила меня с ног, я оступилась, хватаясь за обрушенные колонны храма. Стены были дырявые, прятаться негде. И, казалось, бежать некуда. — Лорен! — крикнула Эрида и наши глаза встретились. Всего на жалкое мгновение. — Беги! Я развернулась и помчалась вглубь руин, петляя между поваленных камней. Разводы крови на стенах не внушали приятных мыслей, в закоулках комнат лежали тела, расползались пятна крови, и я думала: найду ли я среди этого хаоса кровь тех, кого когда-то знала? Очередной поворот и я столкнулась лицом к лицу с культистом. Он хищно оскалился, наступая, а я перехватила меч удобнее. Узкий коридор и слабость лишали манёвренности, повышали шанс поражения. И всё же, так глупо сдаваться было бы просто унизительно. Потому я издала странный клич и бросилась в атаку. Первый удар был хорош. Культист качнулся, выдерживая вес моего удара, а я сразу же нанесла второй и в тот момент не думала, что выматываю себя, а не его. Искры от удара пронеслись перед глазами, он увёл меч в сторону. Я успела парировать, пустив ему в лицо вспышку огня. Короткий и внезапный удар в бедро дезориентировал. Горячая влага вырвалась из-под старой повязки, и я оступилась. А потом он ударил по лицу и губы лопнули, голова качнулась слишком сильно, врезаясь в стену. Всё поплыло, а когда мир немного прояснился, я едва успела уйти от удара. Он откинул мой меч себе за спину и теперь я была безоружна. Он уже замахнулся, но не ударил. Резко схватил ртом воздух, стал захлёбываться кровью и завалился вперёд, прямо на меня. Я тихо выругалась, пытаясь скинуть с себя тело, но его кто-то быстро оттащил. Эрсель! На его лице растекались извилистыми пятнами синяки. Губы разбиты, он слизывал кровь, но она снова выступала. С носа тоже шла кровь, у него была перебита переносица, а на лбу алело пятно счесанной кожи. И то были только видимые увечья. Он хрипло дышал — наверное, ему ещё и пару ребер сломали. По крайней мере остался при своих конечностях, уже неплохо. Опираясь спиной на стену, генерал держал в руках окровавленный меч, а потом вдруг выронил его, падая на колени. Я вскочила, бросилась к нему. Его взгляд был расфокусирован, разбитые губы дрожали. — Там нет выхода, я проверил, — с усилием проговорил он. — Назад нельзя, — я говорила быстро, ожидая удара Эриды в любой момент. — Там… разлом. И тропа в горы. — Тогда пошли. Я помогла ему встать, и мы вернулись туда, где я видела пробитую стену и лужи крови. Выбравшись наружу снова, я увидела Эриду. Даже тех культистов, кто остался, было недостаточно, чтобы сдержать её мощь. Она, видимо, сражалась до последнего, чтобы убедиться, что я успела уйти. А потом закричала, вонзив меч в землю. Почва дрогнула, и я ощутила этот толчок даже на таком большом расстоянии. Судороги мучили её тело, а по коже начали расползаться красные прожилки. Вены Эриды пылали божественной мощью. Ухватившись за рукоять меча, она вскинула голову к мрачным небесам и снова закричала, крик перешёл в смех, полный боли и безумия. Культисты не могли атаковать её, потому что Кадар создавал такую сильную волну давления вокруг неё, что невозможно было просто находиться рядом. Даже я почувствовала, как из ушей по шее побежали ручейки крови. Она должна была вот-вот взорваться и уже не было ничего, что могло бы остановить процесс. — В реках крови я познаю единство с Тобой! — на последнем дыхании закричала Эрида, раскинув руки в стороны. И яркая вспышка ослепила меня. Казалось, небо сейчас расколется надвое, пойдёт кровавый дождь, и я задохнусь от его металлического запаха. Земля дрожала, и я не могла устоять на ногах. Чужие руки подхватывали меня, вынуждая идти. Силовая волна толкала в спину, выбивая воздух из лёгких, а следом за звуком пошёл жар. Огонь, которым пылала Эрида, вырвался, сметая лагерь Культа с лица земли, разрывая её тело. Когда всё уляжется, от неё не останется и следа. Это не обеспечивало нам полную безопасность, но давало фору в погоне. Я упала, не в силах осознать происходящее. Воздух быстро выгорал, а надо мной тяжело дышал Эрсель. Он закрывал меня собой, прижав к обломкам стены. Я чувствовала запах крови, исходивший от него, и слушала крики культистов, которых выжигала последняя жертва Эриды. Небо заурчало в последний раз, по земле прошёлся мощный толчок, и всё затихло. Эрсель отстранился, схватил мою руку, но я не могла толком сообразить, что он от меня хочет. — Идём, — кинул он, потянув меня прочь. Я знала, что можно уйти из Кровавых Вод через Больные Хребты. Тогда дорога выведет нас на территорию бывшей Империи, а там и Аварель будет. Вздохнув, я поднялась, пошатываясь. И побежала за Эрселем, пока культисты не очухались. Ноги подгибались на коварных камнях, каждый шаг отзывался болью в голове, но я игнорировала боль и усталость, стараясь не выпускать из виду спину Эрселя. Он двигался быстрее, хотя тоже был не в лучшей форме и мне не хотелось давать перед ним слабину. Иногда мы останавливались, чтобы отдышаться. Я не слышала ни лая гончих псов, ни криков преследователей, но это не означало, что за нами не гнались. Похоже, Эрсель знал, куда бежать или просто хорошо ориентировался, в то время как я могла только следовать за ним, занятая лишь тем, чтобы не упасть лицом на каменистую тропу. Скоро горный пейзаж стал более выразительным, а тропа резко стала уходить вверх, забирая и без того иссякшие силы. Я тяжело и надрывисто дышала, и не я одна. Мой спутник начал оступаться, его шатало. Едва лагерь культистов закрыли горы, он резко остановился и его стошнило. Наверное, неплохо ему по голове настучали. Одним богам известно, как он вообще сумел заставить себя бежать. Он осел прямо на землю, устало выдохнул и повернулся ко мне. Я замерла, цепляясь за утёс и окинула его быстрым взглядом. А Эрсель смотрел на меня в упор, изучая. — Что? — не выдержала я. — Так ты маг, да? Ещё и паладин. — Проблемы с этим? — Нет, — ответил он, покачав головой. Прежде аккуратные, красивые волосы теперь были покрыты пылью и кровью, падали на его лицо, частично закрывая следы побоев. — Эрсель, да? Или лучше тебя командиром звать? — всё ещё держась за выступ скалы, я слегка развернулась, опираясь уже на спину. — Учитывая обстоятельства, зови Эрселем. А ты? — Лорен, — бросила я. — Лорен... там остались мои солдаты. И твои тоже. — Они уже мертвы. — Ты не видела. — А я не глупая. Он поднял бровь, выразительно и требовательно. Рана на лбу некрасиво сморщилась, треснула и по виску Эрселя побежала кровь, а он даже не обратил внимания. — Маленькая группа мобильная, незаметная. После жертвы Эриды там остались раненные, нет уверенности, что твои солдаты вообще живы и в состоянии идти. Ты выглядишь, как подушка для битья, и я не лучше. Перевес сил не на нашей стороне. Мы не сможем никого вытащить, не рискуя жизнью. А кому ты мёртвый нужен? Оно тебе так надо? Тащить за собой толпу калек, которых не можешь защитить и вылечить, сложно и опасно. И так нас быстро догонят, единственный выход был бы… — Бросать раненных, — закончил Эрсель, пожав плечами. — Я думаю, не нужно объяснять, почему это плохая идея? Особенно, если кто-то из брошенных нами на пути останется жив. — Я понял, к чему ты. — Отлично. Это касается и нас. Эрсель нахмурился. — Если не сможешь идти, я пойду одна. — А если ты не сможешь? — Тогда пойдешь только ты. Я только попрошу найти Братство и передать им, что случилось. Взамен за то, что мы спасли тебе жизнь. Он улыбнулся одними губами и ничего не сказал. Некоторое время мы молчали, нога пульсировала после бега, кровь стекала под доспех, но я упрямо не смотрела вниз, чтобы ненароком не поддаться слабости. Эрсель сидел на валуне, закрыв лицо ладонями. Я тоже хотела сесть, но оступилась и едва не упала. Он бросил на меня быстрый взгляд и сказал: — Ты ранена. — С чего ты взял? — я попробовала отмахнуться. — Это был не вопрос. И за тобой след тянется, кровавый. — Я могу идти. — А у них есть гончие. Кровь чуют хорошо. — У нас нет времени на остановки. — Если только в целях безопасности. Истечешь тут кровью, брошу тебя одну. Хотела этого, что ли? — Ладно, отойдем немного и можно будет спрятаться. Раньше здесь рядом были шахты, многие засыпало, когда ими перестали пользоваться, но некоторые ещё стоят. — Закрытое пространство лишает путей отхода. — А для открытого у нас на двоих слишком мало глаз, чтобы смотреть во все стороны. — Ну я-то не ранен. — Зато палитра синяков на лице у тебя завидная. Всех зубов досчитался? И голова, наверное, вообще не болит? И не тошнит тебя, да? Эрсель закатил глаза, но ничего не сказал. А я победно заулыбалась, вмещая в эту улыбку всё своё коварство и запас злорадства. Он встал и пошёл впереди, а его высокая фигура невольно привлекала внимание. Длинные, русые пряди имели сероватый отлив, развевались на ветру. Лишь подойдя ближе я разгадала тайну того оттенка. Эрсель седел. То ли от возраста, то ли по иным причинам. Седина не бросалась в глаза, но я вдруг всерьёз задумалась, что возможно, я зря так фамильярничала и огрызалась, ведь он мог быть древнее всех, кого я когда-либо знала. Как будто на пороге конца света это было важно. Эрсель был крупнее, чем положено эльфу. Наверное, это из-за того, что его основным оружием всегда был тяжелый меч. На оливковой коже рассыпались веснушки, что имели странноватый оттенок из-за синяков на скулах и подбородке. У него были изящные, тонкие брови с красивым, выразительным изгибом. И это была самая яркая часть его внешности. Крупноватый нос начинался с неглубокой переносицы и выходил в небольшую горбинку, слегка расширялся, переходя к вздёрнутому кончику. Подбородок был слишком маленький и аккуратный для мужчины, вроде него, как и ровная, такая же мягкая линия челюсти и неприметные скулы. Если бы Эрсель улыбался, как это делают живые люди, у него была бы красивая, широкая улыбка, но вместо этого он лишь изгибал свои бесцветные, тонкие губы, демонстрируя всему миру привычную, заученную усмешку. Имитация, что стала частью его самого уже давно. В нем было вдоволь женственных черт, но это никак не нарушало общую картину. В его ореховых глазах плескались тени прожитых веков, которые разбавляли горячую жажду жизни смирением. Этот мужчина ничему не удивлялся, ничто не трогало его душу и сердце, ко всему он относился со странным, холодным спокойствием. Тем не менее, в тех глазах не было усталости, лишь покой и покорность судьбе, что повторяет себя годами. То был взгляд человека, который уже давно изучил все оттенки этой судьбы, все хитрости жизни и больше ничего от них не ждал, лишь предугадывал то, что может случиться. Та же покорность скользила в его облике, словно природа заранее знала, что Эрсель будет именно таким. Все в его внешности оставалось сдержанным: и цвета, что можно найти на его лице, и сами чувства, которые он, за столько лет, просто принимал как должное, но больше не был их рабом. Эрсель был похож на предрассветный штиль — умеренный, постоянный, но немой в своём постоянстве. Казалось, у природы просто не хватило на него красок, а потому она создавала его из того, что осталось. Его глаза, кожа и волосы имели некую гармоничность, но только потому, что в них не было никаких контрастов, и лишь седина, что посеяли среди его русых волос годы, слегка разбавляла эту однотонную картину. Эрсель не был красивым, в его чертах скользила женственность, но столетия в служении украсили его чело морщинами, сделали взгляд жёстче, добавили характеру стали, а потому он постепенно терял изящность, превращаясь в каменное изваяние и телом, и душой. Наверное, в мире уже не было ничего, что заставило бы его очнуться от своего умиротворенного оцепенения. Что бы взбудоражило его кровь, причинило бы ему боль, если сам Бунт Стихий виделся ему больше закономерностью, чем трагедией? Женственные черты его лица теперь выглядели, как скрытая насмешка или хороший обман, просто потому что люди с такими лицами не могут быть настолько холодными. Эрсель встретился со мной взглядом, и я стушевалась. Он видел, как пристально я его рассматривала, но никак не отреагировал. Для него это была незначительная деталь, не стоящая ни комментариев, ни внимания. По крайней мере так я думала, глядя на него тогда. Мы шли молча. Я молилась своему богу, но даже у богов, видимо, есть предел. Боль не утихала, а меня начало трусить. Когда над головой уже загорелся рассвет, мы зашли глубоко в горы, и теперь лишь ветер свистел на вершинах этих мрачных холмов. Тропа уводила на запад, и я шагала машинально, не обращая внимания на кровавый след, что тянулся за мной. Озноб больше не терзал меня, но лишь потому, что я перестала ясно соображать. Эрсель останавливался, ждал, пока я переведу дыхание, бросал на меня тревожные взгляды и мы шли дальше. Он не говорил, даже не пытался. И бросать тоже не собирался. Я оступилась, поскользнувшись на камне и ухватилась за Эрселя, едва не сбив его с ног. Он помог выпрямиться, наши ладони на мгновение соприкоснулись, и он нахмурился. А через пару мгновений протянул мне свой плащ. А я увидела синяки на его шее. Видимо, в пылу допроса его душили — не на смерть, а чтобы напугать. — Это они сделали? — севшим голосом спросила я, указывая на его шею. Эрсель лишь угрюмо кивнул, но вдруг добавил: — Я ничего не сказал, если ты об этом переживаешь. — Болит? — я проигнорировала его недовольство и выпад на опережение. — Нет, не очень. — Я могу… — Не надо, себе прибереги. Мы почти вышли к тропе, ведущей к шахтам. А ты уже едва идешь. — Холодно, — я лишь пожала плечами, будто это слово могло всё объяснить. — А тошнит? — вдруг встрепенулся Эрсель. Прислушавшись к ощущениям, я выдала: — Зверски. Эрсель тяжело выдохнул и подошёл. Закинул мою руку себе на шею, заставив облокотиться на него, обхватил крепкой хваткой за талию, и мы пошли дальше, не проронив ни слова. К обеду мне стало хуже. Голова гудела, желудок норовил вывернуться наизнанку. В ушах бился пульс, и я едва дышала. Озноб снова стал проблемой, приходилось вынужденно жаться к Эрселю — его тепло хоть немного разбавляло мои муки, и я не чувствовала себя льдинкой посреди вечной мерзлоты. Он что-то говорил, но я не слышала. А потом мир сделал выпад и вместо земли перед глазами раскинулось мрачное небо, порезанное очертаниями гор. И лицо Эрселя. Побитое, уставшее, почему-то встревоженное. А мне уже было плевать. Да, сейчас он меня оставит. Я отдохну и пойду дальше, а если не пойду, разве это плохая смерть? Горы — это красиво, умереть в таком месте было бы приятно. Ветер бы обдувал моё лицо, а сердцебиение потерялось бы среди этих скал, лишь иногда бросая эхо в уши этим безмолвным, каменным изваяниям. Всё же лучше, чем отдавать богам душу среди вони разлагающихся тел, под крики тех, кто ещё не смирился со своей участью. Я увидела, как шевелятся губы Эрселя, но не слышала слов. В ушах шумел прибой, кричали чайки, слышался смех Айрис. В нос ударил аромат моря и свежей рыбы. Смех Айрис был то ближе, то дальше, она звала меня, и я тянулась к ней, просила подождать. Но она не ждала.***
Эрсель
Её звали Эридой. Паладин Кадара, подаривший мне ещё один шанс на бессмысленное существование в оковах долга. Жертва ужасала. И восхищала тоже. Сложно сказать, чего в том акте было больше, но отрицать величие зрелища невозможно. Я жалел её. Как умел. Женщина, пережившая столько испытаний за один день, заслуживала уважения. И живого сострадания. Никто не мог помочь ей, даже боги. Оставалось просто смотреть, как она приносит жертву Кадару. Никогда не видел ничего подобного. Эрида просто взорвалась. Думаю, боль и гнев позволили этому произойти. Со мной выбралась вторая. Ей повезло больше, чем всем остальным. Она не видела то, что видели мы. Её не били, и честь осталась при ней. Хорошо, что хотя бы так. Кто-то один должен был запомнить произошедшее без деталей. Мне же нужно было просто попытаться забыть это как можно скорее. Лорен, как она потом представилась, была магом. Настолько редкое явление, что уже граничило с чудом. Наверное, потому мне и казалось, что она пылает. Потому что так и было. Редкая стихия в теле обычной полукровки. Да, она была обычной. В сравнении с сотнями женщин, что я видел, она не особо выделялась. И с её обычностью было легко. Я видел в ней человека, привыкшего к жизни солдата. Это проще, но и грустно тоже. Как я и сказал, женщины не должны становиться в один ряд с мужчинами. Она общалась со мной, как воин. Практичная, не требовательная, чего ещё желать? А ещё почему-то очень знакомая. Её лицо взывало к прошлому, но я никак не мог вспомнить, кого она мне напомнила. Мы не были знакомы прежде, неоткуда браться сходствам. А они были. Лорен тоже меня рассматривала. Так, что становилось неловко. Будто она видит всю мою подноготную прямо у меня на лице. Внимание плохо на меня влияло, я становился нервным. А её била дрожь. Рана после боя воспалялась, кровоточила. Ей тоже досталось, пусть и меньше, чем другим. Она отказалась возвращаться. Чудно́, но в другой раз я бы безропотно согласился, и совесть бы меня не мучила. Сейчас же бросать их всех казалось преступлением. Я вспомнил своих солдат, которых резал культист. Я чувствовал их боль взаправду — такова особенность жрецов страданий. Они пытали не только тело, в этом вся суть. Боль, что я испытывал, сидела в голове, в самой душе. Сложно бросать людей после такого. Лорен была права, а у меня не осталось сил спорить. Когда я услышал ультиматум, не сдержался — передёрнуло. Я бы не удивился таким словам от кого-то из своих, но от Лорен это звучало совсем иначе. Бросить, если не сможешь идти — прекрасный прагматизм. Я бы не осудил тех, кто так поступал, но сейчас это не казалось хорошей идеей. В то время разделяться было бы глупо. Вряд ли она это понимала. А если и понимала, старалась показаться жёсткой, чтобы я сам её не бросил. Эта мысль стала чем-то вроде момента просвещения. Так ведь все и было — она ранена, едва идёт и знает, что эльфы выносливее. Она боялась. Я получил подтверждение этой догадки позже, а пока лишь согласился, хотя уже знал, что не брошу её. Нет, конечно, дело было не в попытке пощекотать достоинство — я вспомнил, кого она мне напоминала. Учесть факт, что выживать без компании всегда тяжело — и мы связаны. Ровно до тех пор, пока в этом есть нужда. Когда она упала, я едва успел её подхватить. Тяжёлая. Если ещё и с доспехом, то я начинал сомневаться в эльфийской выносливости. Меня самого трясло, еще несколько раз стошнило, хотя думалось, уже нечем. Постоянно кружилась голова и по правде сказать, уже было не совсем ясно, смогу ли я сам выжить. Ноги подгибались, и скоро я упал, едва успев уберечь свою покладистую попутчицу от крепкой связи с каменистой тропой. Она горела, а я не мог найти в себе сил подняться. Лежал и смотрел в небо, еле дыша. Ребра саднило, а вес паладина, придавившего мой левый бок, не облегчал судьбу. Казалось, я слышал свист и топот копыт вдалеке, но не сумел различить. Звон в ушах оглушал слишком сильно. А вот с удачей заигрывать не стоило бы. Я заставил себя подняться, подхватил свою «ношу» и пошёл глубже в горы, специально уходя с тропы. Кровь Лорен впитывалась в одежду — хорошо. Если на земле не останется следов, собакам проще сбиться. Это были уже не те гончие, что раньше водились в Белдене для надзора за рабами — жалкие выродки, не стоившие ни гроша. Выбирать было не из чего больше, потому тогда в ходу были и такие. И тем не менее, кровь они действительно чувствовали и лучше не оставлять им зацепок. Лорен говорила со мной, бредила, а я не слушал. Сам сражался за сознание. Наконец, нашёл хорошее место в разломе горы и сперва занёс туда паладина, а потом меня опять вырвало. Я упал на колени, а затем вдруг улыбнулся — если повезёт, можно сбить след. Не без труда поднялся, стал углубляться в разлом — искал траву, от которой собакам становится дурно. Людям тоже, но только если есть. После долгих минут поиска пришёл к выводу, что лучше не заходить дальше — если потеряю сознание, там и останусь. Трава все же нашлась. С трудом поджег ее, а когда дым ударил в нос, потерял сознание, упав спиной на ноги Лорен.***
Очнулся совсем скоро — значит, по голове не так уж сильно и настучали. Трава догорала, а меня снова мутило. И от травм, и от голода тоже. Удалось найти еле живые стебли радана — помогает при ранениях. Если бросить в воду, можно промыть ногу своей благословенно молчаливой спутницы. На самом деле, я хоть и радовался, что она молчит, но лишь слегка. Когда она лежала без сознания и кого-то звала, я чувствовал себя одиноким. И понимал: если станет совсем худо мне, мы оба погибнем. Отправляясь на поиски хоть чего-то пригодного, я думал про дом. Про Исфер и сына. Я не видел жену сколько?.. Год, наверное. Был шанс поехать домой, но я не хотел. Так я хотя бы знал, что она в покое. Иногда отец передавал благословения, но даже из его уст они звучали фальшиво. В воображении появлялось лицо Исфер и то самое выражение на нём — то, что было специально для меня. Я посылал ответную формальность и на этом все кончалось. Она не просила вернуться, не узнавала, как все идет. Просто следовала правилам приличия. Можно ли винить её за это? Она сделала больше, чем другой женщине позволила бы гордость. По крайне мере, Исфер перестала говорить мне в лицо, что ненавидит меня. Время сгладило углы, но наш брак по-прежнему не был похож на то, что я себе представлял, когда был молод. Мне казалось, я смогу добиться любви своей жены, смогу полюбить её. А в итоге научился любить одиночество. Наш сын — лучшее, что случалось с нами. Исфер переступила через себя, чтобы у нас появились дети. Правила решают все. Когда её родители отдали её за меня, она уже была обязана подарить наследника. Я не считал, что она обязана, пытался завоевать её сердце, а потом просто сдался. Наши семьи напоминали о долге и Исфер сдалась. Думаю, это был один из переломных моментов в наших и без того сложных отношениях. Связь без любви все равно что насилие. Мы прожили вместе три века, и лишь единожды она принадлежала мне. Я и не нуждался — за каждым из нас были свои грехи. Я не винил её за связи на стороне, не пытался ограничить её, даже не интересовался. Единственное, что я не смог игнорировать — неуважение. Это обернулось проклятиями и долгими месяцами в слезах. Я находил утешение в сыне, Исфер тоже. Хотя бы здесь мы сошлись. Со временем многое забылось, сгладилось и в целом стало не так плохо. Если не попадаться Исфер на глаза, все становилось проще. Когда Беллас покинул Аварель, Исфер пыталась найти точки сближения — ей было слишком одиноко, но я уже не имел стремления что-либо менять. Слишком привык к её ненависти. Мы стали лучше общаться, но не стали мужем и женой в должном понимании. Проблемы помогли подружиться, но не полюбить. Когда-то я мог бы, но когда за плечами столько лет обвинений, злости и потерь — просто забываешь, что вообще способен любить. Я думаю, я ещё способен. Наверное, Исфер сказали, что я погиб. Её бы это обрадовало больше, чем расстроило. Радость заключилась бы в свободе, а грусть — в нужде возвращаться в отчий дом. Её бы выдали замуж снова и уж кому, как не мне, знать, что я далеко не самый мерзкий муж, который у неё мог быть. В Авареле женщина не имеет права выбора, не может отказаться. Единственная воля, что позволена им — воля войны. Если женщина солдат — свободнее других, но пленница наравне с мужчинами. Так вот вопрос, кто из нас вообще свободен? Аварель установил власть армии уже давно и даже те, кто не служил, жили как солдаты. Долг, приказ, обязательства, мнение семьи и общества. Чепуха такая, что глаза сами закатываются. Если бы хоть раз мнение общества об отдельном эльфе что-то реально изменило, мир бы лопнул в тот же миг. Возвращаясь, поймал себя на мысли, что не хочу домой. Должен, но не хочу. Готовил отвар для паладина и убеждал себя, что это момент слабости. Я всю жизнь прожил в Авареле, сейчас это самое безопасное место в мире, но почему-то узкая пещера и еле живая Лорен внушали мне мысли куда более приятные, чем дорога домой. Здесь я принадлежал себе и самой природе. Великая Мать не забирает суть живого, лишь направляет. И я не думаю, что Мать приказала эльфам превратить страну в большой аванпост. Да, без этого мы бы не продержались так долго, но… всегда вопрос в цене. А я уже давно устал платить цену, которая мне не по карману. Я очерствел и забыл, что не все в мире сводится к службе. Есть и другие вещи. Типа гор и чистого неба, покоя в молчании и людях, которые видят тебя, а не твои титулы. Какое-то время пришлось потратить на попытки убедить себя в необходимости снимать доспех Лорен. Я не хотел, чтобы она очнулась и неправильно меня поняла. Даже касаться других людей было странно. Ото всех я ждал реакции, как от Исфер — станут откидывать руки, кричать и кривиться. Проще держать дистанцию. А Лорен от моей неуверенности легче не становилось. И вообще, казалось бы, я слишком стар, чтобы быть неуверенным. Под тяжкий вздох стал распутывать ремни её доспеха, сначала на ногах — осмотреть рану. Не особо длинная, но глубокая полоса рассекала её бедро, выворачивая мышцы наружу. Кожа покраснела, но явных признаков заражения не было. Хорошо. Может, она даже поживёт какое-то время еще. Промыл рану, а её постоянно трясло. Она горела. Лихорадка или её собственная магия? Как знать. Когда последняя пластина доспеха стала на место, я замер, так и не успев затянуть оставшийся ремень. От дела отвлекли звуки. Кто-то приближался. Я быстро встал, оценил ситуацию. Драться в лоб было бы глупо, меня пришибить сейчас сможет даже щуплый сопляк. Забрать Лорен некуда. Я выглянул, осмотрел тропу. Вдалеке мелькали огни — Культ искал меня. Уже и так понятно, что я одно из звеньев цепи. Генералы пропадали, погибали, а мне так повезло быть одним из них. Да и с культистов кожу с самих поснимают, если узнают, что упустили генерала. Они искали, разделялись. Двое шли прямо к нашему убежищу. Пока я судорожно соображал, Лорен лежала неподвижно. Я видел, что она дышит, но выход был один. Придётся драться. Возможно, даже нечестно. Спрятался слева от входа, за большим валуном. Справа был обрыв, грозивший стать моей погибелью, если все пойдёт плохо. Или не моей… С ними была собака. Всё-таки не настолько они и бесполезные. Пёс харкал, роняя густые комки слюны на тропу, один культист шёл впереди, другой замыкал. Оглядываются, бдительные такие. Удобно. Они должны были увидеть Лорен — я даже огонь не тушил. На подходе один дал знак второму, и они почти вприпрыжку побежали к разлому, а я притаился. Не слушал ни разговоры, ни о чем не думал. Прокручивал в голове свой, возможно, самый тупой план и готовился к рывку. Когда первый дуболом стал приближаться к Лорен, а второй осматриваться, я выждал момент и кинулся на него. Послышался сдавленный хрип, когда я навалился всем весом. Нащупал нож на его поясе и резко толкнул к обрыву. Сил не хватало, потому пришлось толкать дважды. Все случилось быстрее, чем я ожидал. Думал об этом гораздо дольше, чем делал. Раздался вопль, и харам, направлявшийся к Лорен, уже успел развернуться, а потом меня сбил с ног их слюнявый пёс. Пасти щёлкали над лицом, а я пытался откинуть от себя животное, как вдруг вспомнил, что успел выхватить нож. Один удар в ухо, и собака почти завыла, но я сжал челюсти рукой, чтобы не издавала лишнего шума. И на том моя удаль вся вышла. Как только пёс упал мне на грудь, а я даже не успел перевести дыхание, чужая нога с размаху заехала мне по лицу. Я поперхнулся собственной кровью, а харам кинулся на меня. — Сука ушастая, — вскрикнул он, занося ногу для нового удара. И не ударил. Я перехватил его лодыжку и потянул. Культист упал, а я из последних сил залез на него и сжал пальцы на мясистой шее. Он пытался достать меня руками, хватал за волосы, даже вырвал пару прядей, а я начал злиться. Вот она, сама жизнь! Я хотя бы что-то почувствовал. От злости начал бить его головой о землю, но харам так быстро умирать не хотел. Он ударил меня по сломанным рёбрам, и пальцы разжались. Я упал на бок, попытался доползти до ножа, но не успел. Культист схватил меня за ноги, пытаясь взять верх. Я понимал — если у него получится, сломает мне шею за несколько секунд, а потому стал отбиваться, но безуспешно. В итоге просто злобно рыкнул, подхватил ближайший камень с размаху стукнул харама по виску. Побежала кровь, а я ударил снова. Этого хватило, чтобы культист отключился, а я скорчился на земле — сломанные ребра сбивали дыхание, отзывались ослепляющими волнами боли. Когда слегка попустило, все же добрался до ножа и перерезал хараму горло. Вот и все геройство. Нож забрал себе, дохлого культиста бросил к первому. Пришлось пинать его к обрыву, а потом он и сам съехал по склону, затерявшись во тьме. Собака отправилась следом. Попытался растереть кровь на пыльной тропе, не получилось. В итоге просто плюнул, потушил огонь и поспешил к Лорен — на вопли и скулёж псины уже могут идти другие. А других я уже не положу. Подхватил паладина и потащил вглубь пещеры. Темнота сомкнулась вокруг, а Лорен так и не очнулась, даже когда я тащил её по каменистой поверхности. Нести уже не мог, сам еле стоял. Надеялся, что пещера достаточно глубокая, а культисты в равной мере тупые. Нечасто выпадает такая удача, но разве я не заслужил хоть горстку везения? Забившись в угол, закрыл Лорен собой и притих. Опирался лбом о камни и пытался удержать сознание. Снаружи было слышно крики, скулёж собак и ругань, но я уже не боялся Культа. Я боялся лишь глупой смерти, а здесь только такую и можно найти. Лорен, хвала Матери, не бредила. Нашёл наощупь её руку и осторожно сел, сжимая горячие пальцы. Они рыскали в округе до самого утра. Хорошо, что я успел украсть барахло культиста. Зато теперь была хоть какая-то еда. Выйдя на свет белый, я едва не побежал обратно во тьму — казалось, они ждут за каждым углом. Откинул от себя ребяческие страхи, порылся в сумке, нашёл воду. Какое чудо. Помыл ногу Лорен, осторожно вытер её тело и упал на самодельный лежак. Ей не полегчало, она стала холоднее. Сквозь череду тяжких вздохов и самобичевания обхватил её обеими руками, пытаясь согреть. И уснул сам, чтобы к вечеру все началось сначала.