Четырёхглазый

Хироцу Рюро. Полнолуние

Follia

Dell'uomo senza dirittura vai

Follia

Del guerrier senza paura vai

Follia

Del bambino pien di vita

Che giocando al paradiso

Dal soldato fu ucciso

Mio fanciullo vedrai

Vai vedrai che un sorriso

Nasconde spesso un gran dolore

Vai Vedrai follia dell'uomo

Cirque Du Soleil — Vai Vedrai

***

Cirque Du Soleil — Vai Vedrai

Хироцу сидел в офисе перед панорамным окном и без спешки потягивал из бокала коньяк. Подобное занятие не было для киллера чем-то выдающимся: очередное покушение на шефа привело к тому, что он, замаскированный под начальника, работал мишенью. Вопреки весьма невыгодной позиции Рюро сохранял относительно оптимистичный настрой и старался наслаждаться маленькими плюсами своего положения — вкусом отменного заграничного алкоголя и освежающим ветром из кондиционера, например. Впервые одному из старейших мафиози в Порту пришлось заниматься «косплеем», как говорила молодёжь, лет пять назад, когда Поль Верлен явился за братом. Глава «Чёрных ящериц» несколько суток вёл наблюдение за Мори-саном, чтобы убедительно сыграть на публику. Тогда случилось самое настоящее побоище, погибло много одарённых мафиози. Не секрет, что в поединке с французом полегла часть значимых для организации эсперов, однако Рюро, видевшему страшную битву своими глазами, повезло. С тех самых пор он и подрабатывал периодически дублёром, одурачивая врагов. Если не учитывать высоких рисков, босс платил за подстраховку весьма щедро, а деньги были нужны. Рак — это пожар в человеческом теле, ведь, если случается, не оставляет ничего: ни самого человека, ни должной памяти о нём, ни средств у его близких, ни эмоций у них же. Возникает болезнь внезапно и уничтожает всё, что окажется на пути, как самый настоящий огонь. Никто никогда не выбирает для себя такую участь осознанно: рак просто происходит и всё, ни как наказание свыше, ни как следствие развязного образа жизни, хотя бывают случаи. Рюро, в силу специфики своей «профессии», верил, что нечто подобное выпадет на его долю, ведь курил с юных лет, но был на удивление здоров. Дочь, жившая в другом городе вместе с супругой Хироцу и учившаяся там же, ещё до этих трагических событий понесла от какого-то прохвоста и родила мафиози совершенно прелестную внучку. Нерадивого папашу искренне переживавший за семью и ощущавший вину за то, что свою девочку не уберёг, уже дед отвадил лично, но расстраиваться не стал: не все якудза доживали до того мига, когда у их детей рождались дети, даже если те сами совсем недавно вышли из нежного возраста. Страшный диагноз жены стал громом среди ясного неба. Его женщине не повезло: начало болезни супруга Хироцу списала на недомогание от стресса, потому слишком поздно обратилась за помощью и сгорела, когда за считанные месяцы с третьей, ещё относительно обратимой стадии, болезнь перешла в четвёртую. Безуспешное лечение и похороны — в Японии жить, наверное, дешевле, чем умирать — прожрали дыру в семейном бюджете, хотя дочь Рюро на тот момент вышла из декретного отпуска. Выслушав историю подчинённого, Мори-сан тогда выделил и время на церемонию, и средства, а при попытке обговорить возвращение суммы махнул рукой и выразил соболезнования, всем своим видом показывая, что назад не примет ни иены. Лидер местной мафии вообще был странным человеком. Понять ситуацию и бесплатно помочь кому-то из независимых отрядов — вещь неслыханная для подполья Йокогамы. Врач всегда оставался себе на уме, но вот такие жесты, как бы удивительно это ни звучало, стабильно уместные, только подкрепляли его авторитет среди прочих. Независимо от ранга мафиози знали, что для своих Мори-сан постарается, и готовы были за него сунуться в любое пекло. Собственно там, в пекле, Хироцу и пребывал второй час. Жарился, так сказать, понемножечку в котле своих нервов. Незаметно булькал, но строго мысленно. Стекло, конечно, уплотнил Чуя, а Рюноске и несколько других членов отряда отслеживали активность на крышах по соседству. Серьёзной опасности ситуация не представляла, но то ли на Солнце была буря, то ли Луна застыла в какой-то странной фазе... Неведомое ранее дурное предчувствие отравляло тишину, и в звенящем от напряжения воздухе точно зависло нечто. «Полнолуние, — Рюро отпил из бокала ещё немного: Огай понимал, что мужчина не наберётся, а вот расслабиться ему было необходимо, потому к своим запасам подпускал Хироцу совершенно спокойно. — Староват я стал, чтобы любить такие светлые ночи. Обзор через панорамное окно отменный, пробить голову ничего не стоит, впрочем, ни Накахара-сан, ни Мори-сан никогда не относились к созданию планов безответственно. Будь что будет. Умру так — у моих девочек останутся и протекция, и содержание». Между тем коридора повеяло прохладой. Мужчина сделал маленький глоток и продолжил писать. Сидеть стало неудобно: волосы взмокли, шарф свернулся на шее тяжёлым горячим удавом, воротник белой рубашки впился в кожу и явно попытался придушить. Хироцу чуть-чуть ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки, благо, со спины это маленькое нарушение регламента не было видно, и вернулся к работе: он действительно разбирался с отчётами своих подчинённых, чтобы не тратить время впустую и беспокоиться меньше. В какой-то момент Хироцу ушёл в свои мысли, потому не сразу заметил, что наушник в ухе странно зашипел и затих. В отдалении послышались шаги. Рюро, основной задачей которого было не совершать лишних движений, аккуратно поправил волосы, незаметно постучав подушечкой пальца по уху. Со спины его трудно было отличить от Огая, поскольку оба были примерно одной комплекции, но при перемещении в пространстве любому, достаточно долго следившему за оябуном, разница становилась очевидна. — Хигучи-сан? Акутагава-сан? Тачихара-кун? — наушник больше не подавал признаков жизни. Неподалёку определённо кто-то был. Хироцу украдкой поглядел на ручку приоткрытой двери кабинета — Мори так делал, если Элис убегала поиграть в коридор. Металл бы наверняка отразил бы фигуру постороннего и потемнел, но ничего такого не произошло. «Это не по плану», — мысленно отметил бывавший в переделках наёмник. Кисти его слегка покалывало — способность согревала кожу между пальцами и собиралась на костяшках для удара: Рюро не мог ослушаться прямого приказа, однако намеревался продать свою жизнь подороже, если неизвестный нападающий подойдёт к столу. «Шаги. Быстрые, короткие, точно бежит кто-то мелкими ножками очень тяжёлым шагом. Чуя-сан, наверное», — медленно выдохнул якудза, мягко постучал подушечками пальцев по переносице. Хотелось, конечно, потереть кожу, но этого делать было категорически нельзя до завершения спектакля: на его лицо специально грим наложили, чтобы добавить бледности и скрыть седину на тот случай, если на бесконечно выразительный силуэт враги не поведутся. Рюро достал сигарету. Мори-сан курил, но по сравнению с подчинёнными делал это нечасто, однако сейчас лёгкие у Хироцу горели, а вставать ему строго запретили. Огай бы отнёсся с пониманием: смена выдавалась дурная, техника барахлила, что-то шло не так, но что именно, пока было не понятно. Мужчина тихонько щёлкнул зажигалкой, перекочевавшей из нижнего ящика стола во внутренний карман щёгольского пальто, подпалил кончик сигареты и с наслаждением затянулся. От дыма в лёгких в голове почему-то сделалось чуточку тише. Якудза едва-едва приподнял уголки губ. «Хорошо», — он прикрыл глаза от наслаждения. Луна, громадная, кроваво-красная, нависала над городом и слегка клонилась к морю. «Рановато мне ещё на тот свет. Внучку надо хотя бы до колледжа дотянуть, дочери тяжело будет без меня», — почти умиротворённо размышлял мужчина, отложив ручку на подставку: Мори-сан терпеть не мог пятен на документах и оставлял письменные принадлежности грифелем или наконечником строго вверх, чтобы даже случайно не задевать столешницу. Это Элис могла разбрасывать мелки и фломастеры где угодно, но сам Огай придерживался порядка во всём, начиная с рабочего места и заканчивая шкафом с одеждой. Хироцу однажды довелось увидеть гардеробную, и его искренне поразило, насколько аккуратно были размещены вещи там. Надо ли говорить, что кровать в той самой спальне босса, где чуть более десяти лет назад произошёл маленький дворцовый переворот, утром была заправлена так, будто на ней никто и не ночевал. Часы в кабинете мелодично отбили полночь. Никого не дождавшись, мафиози вернулся к заполнению бумаг, списав странные звуки на разыгравшееся от нервов воображение. «Скорее всего, Чуя-сан прошёл вертикально по стене, чтобы проверить свои же барьеры. Он частенько так делает. В коридорах хорошая акустика, не удивительно, что я услышал это», — Хироцу поправил очки. Без монокля работать оказалось сложнее, но Мори позаботился о подходящих линзах для своего дублёра. Убрав стопку заполненных документов, Рюро с хрустом размял плечи и вчитался в очередной рапорт. Дверь скрипнула. Шаги раздались ближе. Хироцу, не поднимая головы, вытащил из ящика стола второй бокал, налил в него коньяка, как виски — примерно на два пальца — и подвинул угощение к краю столешницы. Боссы могли не вставать в присутствии подчинённых, но сейчас якудза находил это довольно безрадостным. — Накахара-сан, пока всё спокойно, но у меня отказал наушник. Не могли бы Вы, — он поднял глаза, чтобы кивком поприветствовать Исполнителя, и обомлел. — Guten Abend. Tut mir leid, ich bin nicht Chuya-san, — мягким, почти детским голосом ответил пришедший, точнее, пришедшая. Рюро зажмурился, потряс головой, но гостья не исчезла. Перед ним стояла хрупкая девушка лет в лучшем случае двадцати, едва прикрытая замызганным синим халатом, которые обычно используют хирурги в операционных. Неестественно бледная, с криво обрезанными, изгвазданными кровью волосами, она неловко переминалась на полу, шевеля удивительно длинными ровными ногами, пальцы на которых были частично обклеены отстававшими кусками пластыря. Из-под одного такого, оторвавшегося, виднелось тёмное пятно мозоли. Особа тем временем потёрла одну стопу об другую, вывернув её каким-то невообразимым для большинства нормальных людей образом, и продемонстрировала мафиози пару смутно знакомых пятен на кипенно-белой, чрезмерно светлой для европейца и тем более для азиата коже. Наклонила давно нечёсанную голову к плечу, схватила себя узкими изящными ладонями за острые локти. Приглушённый свет в кабинете выбелил её руки окончательно, и на фоне такой невозможной прозрачности невероятно грубыми узорами проступили... Нет, не татуировки, о которых якудза подумал в первую очередь, а глубокие грубые швы, скреплявшие явно вспоротые самым чудовищным образом предплечья. «Ками... Эти пятна на руках и на ногах... Они трупные. Она такая белая, потому что мёртвая. Тряпка сверху, по сути, нужна, чтобы просто прикрыть наготу и другие следы, например, от аутопсии. Стоп. Я не сплю. Я определённо не сплю, значит, в коньяке что-то было. Никакой иллюзионист сюда не пройдёт через поле, Чуя поймёт, что у нас чужие, а девушка стоит здесь. Следовательно, она уже была в комнате. До всего. Что теперь делать? Если я отравлен, никто из медиков не сунется в здание, чтобы не разрушить, так сказать, атмосферу», — нервно обдумывал Рюро, пока мурашки бегали у него по позвоночнику. Говорить с незнакомкой было страшно, но наушник не оживал, и ввиду незавидного положения ничего другого не оставалось. «Ладно. Я бывал в передрягах похуже. Одна галлюцинация явно не опаснее объятого жаждой мести Поля Верлена», — Хироцу собрался с мыслями, вспоминая, что учил в молодости. Немецкий язык в Токио тогда уже преподавали, и приличное образование киллер получил до начала очередной войны. Если бы только кто-то предупредил, что академические знания понадобятся так внезапно! — Guten Abend, — начал он максимально нейтральным тоном и протянул руку для пожатия. В Германии женщины были в этом смысле равны мужчинам, необходимо было поддерживать хорошее настроение собеседницы, мало ли. Глюки из чужой страны — не то, с чем обыкновенные японские убийцы имеют дело каждый день. — Freut mich, Herr Hirozu. Verstehen Sie Deutsch? — касание можно было бы cчесть приятным, не будь кисть так холодна. — Ja, Frau... Entschuldigung, — здесь Рюро запнулся, потому что пришедшая не представилась, — was ist Ihre Familienname? — Wir haben keine Zeit. Sitzen Sie dort, bitte, — призрак настойчиво потянул его за руку под стол, неожиданно внимательно смотря своими жутковатыми, подёрнутыми синеватой плёнкой глазами. Хватка показалась железной. — Warum? — попытался сопротивляться Хироцу. В наушнике зашипело до рези в ухе, но снова всё стихло. — Wir haben keine Zeit! Sitzen Sie dort, — привидение вскочило на стол и силой попыталось запихать сопротивлявшегося якудза под плотную лакированную по краям столешницу, в спешке сбив стопку с документами на ковёр. — Ich arbeite. Warum? — настойчиво повторил дёргавшийся эспер, готовясь опробовать способность на привидении. То отпустило его, но, глубоко вздохнув, точно это было нужно, упёрлось руками в бока, встало на оставшиеся листы и ткнуло холодным пальцем в грудь Рюро. — Sie haben eine Tochter, eine Enkelin und ein Leben. Ich habe kein Leben. Sie, — загнув три пальца на одной руке, девушка показала другой на окно, — haben fünf Scharfshützengewehren. "Warum!" Мурашки снова пробежали по спине Хироцу. Информаторы говорили максимум о трёх снайперах, но призрак утверждал, что винтовок больше почти на половину. Пока он напряжённо думал, ночная гостья подёргала его за шарф и потыкала его рукой в себя. По неизвестной причине кончики белоснежных перчаток окрасились в алый, пальцы начали проваливаться в мягкую холодную плоть. — Mögen Sie mich auch? — тихо сказала она и нервно огляделась. — Nein! — мафиози отдёрнул руку. — Dort! — рявкнул призрак. «Хироцу-сан, ложитесь! — неожиданно ожил наушник. Босс был не на шутку встревожен. — Немедленно! Ещё одного из информаторов убили, Чуя проверяет соседние здания, мы не знаем предела, на котором его способность работает достаточно эффективно, а снайперов больше. Быстрей! С техникой нынче беда!» На этот раз Рюро решил не испытывать судьбу и забрался под стол. Похоже, гостья давала исключительно хорошие советы. Призрак заглянул к нему, подёргал его за лацкан пальто, за шарф, за прядки у парика и показал на себя, мол, отдавайте. Не без доли садизма отодрав накладную шевелюру и проявив чудеса гибкости, выворачиваясь из верхней одежды, якудза протянул нужное, уже не уточняя, зачем, и, к своему бесконечному изумлению, увидел, как барышня деловито подтянула свой незамысловатый саван под пальто, приладила к плечам длинную металлическую линейку, которой шеф прижимал к столешнице планы зданий, застегнула все пуговицы, чтобы вещь не спадала, повязала на шею шарф, прицепила парик к своим волосам, используя канцелярские скрепки и, глубоко вздохнув, медленно выпрямилась на облепленных пластырями пальцах, за счёт высоты ступней добавив себе сантиметров десять роста.

П.И.Чайковский — Трепак (из балета «Щелкунчик»)

Балансируя так, она сделала реверанс, вышла в самый центр комнаты, повернулась к окну спиной и, демонстрируя потенциальным убийцами затылок, стала уверенно приседать, немыслимым для большинства людей образом становясь на многострадальные ноги, выпрямляя их и забавно подскакивая. Плащ откровенно облеплял бёдра покойницы на каждом движении и тем самым, кажется, выражал всё, что «босс Портовой Мафии» думал о киллерах на крышах, а точнее о том, что их ожидало их в ближайшем бесперспективном будущем. Не стерпев издёвки, снайперы открыли огонь. Вместо реалистичного падения на пол призрак стал двигаться ещё интенсивнее, сочетая приседания с бодрыми размахиваниями руками и демонстрацией двух выпрямленных пальцев вверх. Кажется, подобный жест где-то в Англии считали очень неприличным. Далеко-далеко крыл крепким немецким словом, порой даже Хироцу незнакомым, всё, включая своих, несомненно, замечательных подчинённых, Мори. Сам же киллер, нервно потягивая коньяк из бокала, замер под столом, прислушиваясь к довольно адекватным для текущей ситуации комментариям шефа, поминавшего всех связных и техников в позах, исключительно трудных для принятия, и отдавшего приказы заинтересованным лицам. Вместе с танцовщицей восстал из мёртвых старинный патефон, который боссу вручили заботливые «Ящерицы» в самом начале карьеры. Со скрипом завертелась ручка сбоку, поехала по пластинке игла, и послышался отрывок из балета П.И. Чайковского «Щелкунчик». Выглянувший через узкую щель между массивной столешницей и панелью, обычно скрывавшей ноги босса, десяток мелких кукольных чашек и двух плюшевых медведей с дочерью-способностью, Рюро, придерживая гарнитур ненаглядной Элис и стопку уже заполненных документов, лицезрел самую настоящую пляску смерти. Ночная гостья, залитая лунным светом, мягко кружила по комнате между свистящих пуль и, улыбаясь на каждый промах, элегантно кланялась потенциальному убийце. Её стройные сильные ноги, обмотанные теперь бинтами внизу, ступали на пальцах, отбивая по паркету каждый крошечный шаг. Окутанные плащом руки двигались столь плавно и легко, будто девушке линейка не мешала. Красные концы шарфа описывали круги своими разлохмаченными хвостами, местами пострадавшими от выстрелов, когда та поворачивалась. Пали жертвами стрельбы репродукции картин на стенах. На тяжелых бархатных портьерах зияли дыры. Большой стеклянный шкаф лишился двух третей полок. Около локтя притихшего в укрытии якудза со звоном подскакивали приборы игрушечного гарнитура, потому пришлось прижать их серым плюшевым медведем. Били из чего-то явно дальнобойного и, похоже, с патронами заморочились: незадолго до этого полнолуния металлические роллеты сдали на ремонт, так как механизмы требовалось смазать и пересобрать, а стёкла, призванные защищать от огня, уже приказали долго жить. Хироцу пока спасало то, что в затенённом углу под столом он не бросался в глаза, ведь явившаяся ему танцовщица отвлекала всё внимание на себя. Уворачиваясь от выстрелов, привидение лихо кружилось, не забывая тянуть носочки. Однажды спасаясь, оно, задрав пальто и саван, уверенно взмахнуло выпрямленной ногой.

(*)

Замызганное больничное бельё и огромный, точно вспоротый и небрежно зашитый живот на секунду показались на свет, но тут Рюро кто-то повернул к себе с усилием, не давая рассмотреть раны подробнее. Хироцу попытался отпихнуть очередного самозванца, не глядя на него, и, наткнувшись на нечто острое подушечками и поранив их, приподнял голову, почти активировал способность, но костистые жёсткие пальцы не дали ему ударить — пребольно сдавили само сухожилие, вынуждая отложить идею до лучших времен. Перед Хироцу на полу сидел... Этот. Определённо человек, с виду непримечательный растрёпанный японец в замызганной серой одежде, если бы не пять «но»: бледная стылая влажная кожа, испачканные, заржавленные бинты, свисавшие на пол и источавшие тошнотворный густой запах крови, лишённая шевронов мокрая насквозь форма старого образца, которую Рюро, заставший, по несчастью, войну и демобилизованный из-за контузии, носил сам, нелепый жёлтый шарф то ли со странным фиолетовым узором, то ли со следами укусов и последнее, главное. Невероятно противоестественным и откровенно мерзким отличием твари был широченный, растянутый до самых ушей рот, обнажавший полную зубов приоткрытую пасть — её-то и задел случайно мафиози. Существо усмехнулось, медленно увлажнило суховатую синеватую кожу губ длинным тонким мясистым языком, слизнуло каплю крови с клыка и прищурилось. Выше крыльев довольно ровного носа его лицо казалось даже приятным: аккуратное, светлое, с выразительными бровями и манившими девушек, наверное, при жизни глазами, под шапкой густых пушистых волос, некогда остриженных по моде, оно, безусловно, могло быть притягательным, если уродство ниже закрывал издевательский шарфик.

(**)

Нечто поглядело на Хироцу внимательно, не пытаясь ни прикрыться, ни придвинуться — сатанинские чёрные масляные глаза едва-едва шевельнулись, обозначая, что оно продолжало наблюдать. Худое, острое, как клинок, завёрнутое в тёмную грубоватую материю, окутанное торчавшими из-под рукавов бинтами, растрёпанное, юное, очередное привидение, ёкай подери и его, и танцовщицу, продолжавшую дразнить снайперов, очень напоминало кое-кого, оставившего Портовую Мафию на произвол судьбы. В наушнике тем временем снова заругались. «Хироцу-сан, я, конечно, пребываю в полном восторге от Ваших действий. Готов даже выдать пару премий Вам за храбрость, но, будем честными, Вам придётся выжить. Уходите оттуда. Кто-то из снайперов сменил место. Чуя-кун и Рюноске-кун сняли двоих, Хигучи-кун загнала ещё одного, однако насчёт других я не уверен. Вы их разозлили, а мы только подлили масла в огонь. Уходите с позиции, повторяю, как угодно, хоть стенку пробивайте, хоть пять, Ками с ним, с ремонтом, но уходите», — заговорил Мори. Хироцу с трудом открыл рот, издав крошечный выдох, как вдруг ощутил, словно что-то облизало его горло изнутри. На секунду стало невыносимо тяжело дышать, голова закружилась, во рту было нестерпимо сухо. Рюро опёрся на руки, попытался сказать что-то, но не смог издать не звука, а потом, не веря ушам, услышал сбоку своё собственное: «Позвольте». Костистые руки подхватили его и аккуратно опрокинули на пол, под голову удобно устроив второго медведя Элис. Существо бережно извлекло наушник и вставило себе в ухо, пощёлкало чем-то и голосом якудза, начавшего терять сознание от безумия, происходившего в этой комнате, спокойно заговорило, не забывая пыхтеть от натуги: «Тачихара-кун, проверь здание А, верхний блок. Там была одна из этих подсобок, в которых недавно протекла крыша. Я не смогу долго тут отплясывать, возраст уже не тот, но буду дурить им головы, пока ещё хватает дыхания. Отправь Гин в ближайший торговый центр, пусть осмотрит площадку за билбордом с неоновой рекламой газировки. Оптимально прикрытие Хигучи-сан, Вам могут устроить чересчур тёплый приём. Похоже, китайские крысы умыкнули наших рабочих и заняли их места. Чую-сана — к шефу. Если данные информаторов не были точны, а они не были, объявленная на оябуна охота не закончится на моих танцах. Мы ни на что не годимся, как якудза, если не можем защитить босса». Завершив передачу, тварь подхватила сотовый телефон и набрала SMS Коё: «Крысы — среди рабочих и среди информаторов. Подрежьте крылья Шираюки-сану, пока не улетел. Хигучи пробила его покупки. Кабели». Следующее сообщение предназначалось Полю Верлену. Тот жил в подземельях, принадлежавших Портовой Мафии, к счастью, расположенных ближе всего к серверным: той части оных, которую не демонстрировали широкой общественности. Помещения подходили почти идеально, там было прохладно и безлюдно, правда, порой случались проблемы с кондиционированием. «Возьмите нож. Увидите того, кто пытается починить один из серверов — бейте. Нужен живым. Потом объясню. Я Ваш должник», — значилось в нём. Отложив телефон в нагрудный карман жилета Рюро, призрак поднял голову. Находившийся на грани обморока Хироцу, не сводивший с него взгляда, запоздало осознал, что на заднем плане что-то раздражающе шипит. Стоявшая посреди комнаты, а теперь изящно переступавшая осколки толстого оконного стекла покойница показала второму, похоже, явившемуся с ней за компанию зубастому мертвецу на патефон. Тот примирительно поднял руки и резко повёл ими вверх, приоткрыл рот. Комнату озарило тусклое зелёное сияние какой-то проснувшейся способности — с шипением пришёл в себя наушник, игла на патефоне перескочила на дорожку, и из угла донёсся, кажется, «Танец рыцарей». Поклонившись своему спутнику, девушка подхватила с пострадавшего от выстрелов кресла для гостей уцелевшую подушечку и, подбоченившись, замаршировала на лобное место, высоко подняв реквизит над головой.

С.С. Прокофьев — Танец рыцарей (из балета «Ромео и Джульетта»)

Снайперы не заставили никого ждать: незнакомке пришлось снова отскакивать, отвлекая на себя огонь, пока второй призрак, сцапав ножку от стула, перекрывая грохот выстрелов, начавших свистеть совсем рядом, сосредоточенно долбил в ей по полу, явно привлекая к себе внимание и однозначно срывая план. Понимание того, что из этой заварушки ему не выбраться, наконец-то лишило Хироцу здравости. Именно по этой причине он собрал всю силу, которая была, и попытался врезать привидению. Последним, что якудза запомнил, была летящая в лицо рукоять традиционной катаны, скрытой под плащом изгвазданной формы.

***

Tsuneo Imahori — A grain of sand in sandwich

Первым, что Хироцу увидел по пробуждении, была испачканная пылью физиономия Накахары, беспощадно костерившего кого-то через наушник. Слева брезжил рассвет, сверху орала сигнализация, в коридоре явно бегали, и рычавший на техников Чуя отлично вписывался в эту какофонию. Заметив, как старший мафиози заморгал, он выдохнул и что-то спросил, но командир «Чёрных ящериц» показал рукой, мол, не слышу, не понимаю. Эспер заругался сильнее, позвонил кому-то. Мори, скорее всего. Со лба на нос раздражающе ползла тёплая капля. Хироцу её смахнул и одурело оглядел повлажневшие от крови перчатки, попытался встать — одарённый выругался и прижал его обратно, показал, что вставать нельзя, потом тыкнул в голову себя и показал на голову Рюро, своей потряс так, будто участвовал в рок-концерте. «Сотрясение. У меня рана и сотрясение. Как тогда, давно ещё, у одного из наших. Харады-сана. Ками, как же я забыл... Нет, не забыл, не поверил ему, выходит, напрасно, — якудза помахал кистью, мол, лежу-лежу и веду себя прилично, а сам похолодел от пришедших в голову воспоминаний. — Мы только начали работать на Мори-сана. Ночью погнались за демоном на машине. Задал он нам жару — народу поразбивалось много. Харада, один из тех, кто пережил погоню за Фуриосой, изрядно набравшись, рассказывал, что почти все его погибшие позднее товарищи из других групп, которых всё-таки довезли в больницу и попытались вылечить, твердили одно и то же. Незадолго до того как их машины разлетались к ёкаю об какое-нибудь дерево, фары высвечивали женщину в синих тряпках, тянувшую вперёд тонкие руки с растопыренными пальцами, точно пытавшуюся остановить их этим жестом. Я-то решил, что это глюк у всех был, удивился. Впрочем, события того времени сильно выбивались из рутины, я на них списал этот «коллективный психоз». Харада-сан отделался лёгким испугом: в последнюю минуту затормозил, как увидел её. Твердил потом, что ещё её встречал — приснилась ему однажды и показала его голову на блюде прямо перед заданием. Перепугался, из информаторов души вытряс, уехал только с подкреплением, без которого бы точно убился. В итоге записался к Ямаде-сану, мир его праху, и, как раз когда тот тигра у меня на спине закончил, велел набить себе куртизанку в синем, хотя к борделям вообще не относился никак, и добавлять по лотосу, как увидит её. Недавно на соседний остров мотался, чтобы второе предплечье дозабили. Сколько там цветов-то? Не меньше двадцати уже! Зато работает по эту сторону закона больше меня и травмируется очень редко». Чуя тревожно поглядывал на задумавшегося Рюро. Взял свой телефон, набрал в черновиках: «Болит что-нибудь? Медики уже едут». Хироцу покачал головой, с шипением схватился за висок — там нещадно стреляло. — Хватит с меня «косплея», — тихо сказал он и постарался усмехнуться. — Мори-сан цел? Исполнитель закивал, на телефоне написал коротенькое: «Да. Он меня послал к Вам, как всех переловили. Вы в отличной форме для таких-то пируэтов в почти пятьдесят!» — Это всё, — голова закружилась сильнее, пространство пошло рябью, перед глазами заскакали чёрные точки, — женщина, Накахара-сан, и этот... С зубами. Ищите... Женщину в синем. Изумлённого лица Чуи, который, собственно, и проломил под Хироцу пол в том месте, куда второе привидение долбило ножкой стула, когда эспер пришёл на грохот, он уже не увидел.

Каджи Мотоджиро. Тетрадь

No we're never gonna survive Unless We get a little crazy...

Think Up Anger — Mutiny

***

Tsuneo Imahori — Big Bluff

Весенняя неразбериха — дело для Портовой Мафии стандартное, связанное, в основном, с квартальными отчётами: Мори-сан бывал жесток к тем, кто вовремя не сдавал документы ему, потому что и так умирал над стопками при проверки и умирать дополнительно после того, как отмучился, не любил. Каджи в этом смысле был человеком слова: обещал сдать за неделю до конца отведённого срока — и сдавал, папочка к папочке, стопочка к стопочке. То, что в ночь перед днём Х и две недели до неё он, как настоящий учёный, горестно подвывая и жалуясь на жизнь заспиртованной кобре, которую когда-то нарёк Брунгильдой, стучал на стареньком ноутбуке без остановки часа по четыре, сверяя в своей толстенной рабочей тетради и небезызвестном приложении для работы с таблицами все цифры без исключения, даже те, что после запятой (до четвёртого знака), было случайным совпадением, не более. Потерпеть какие-то жалкие шестьдесят часов нудной работы четырежды в год во имя науки — посильная плата, сравнительно малая для любого, бывавшего в действительно патовых ситуациях. Ещё зимой, когда Коё-сан благостно щебетала что-то довольное при встречах, поскольку была морально поглажена Мори-саном — справедливо отметим, что быть поглаженным так боссом ему и самому нравилось — и довольна всем, хотя продолжала «влачить свое бытие во мраке и тишине по ту сторону закона», Мотоджиро исполнилось двадцать семь. До этого почтенного для известных якудза возраста он дожил благодаря своевременному вмешательству Адмирала Вселенной: тот в голодные послевоенные годы взял его на подработку и помог потом устроиться так, чтобы закончить высшее образование во вполне приличном месте. Если учесть, что мать рано умерла, а весьма чёрствый отец, перемещавшийся с полевым госпиталем в качестве хирурга, пропал без вести — Каджи мысленно говорил «погиб», не собираясь тешить себя иллюзиями на этот счёт — во время боевых действий, то оставшийся без средств к существованию и совершенно ненужный родне пацан должен был сгинуть в подворотнях от голода и болезней, но его увлечённость наукой, страсть к учёбе и какой-то паранормальный внутренний огонёк задели Огая, к порогу подпольной клиники которого он фактически приполз, и всё закончилось довольно неплохо. Мори не мог заменить прибившимся к якудза подросткам родителей, но его спонсирования и наставничества хватало любому, готовому работать достаточно усердно. Каджи начал уборщиком, но при случае сумел пересобрать полуразвалившуюся колымагу одного из тогдашних главарей, потому что технику вообще-то любил и, собственно, так зарабатывал в автомастерской, пока не нашёлся более толковый механик. Постепенно от починки грубых механизмов он перешёл к мелким и точным, позднее стал работать с медикаментами на учёбе, а также платами, чипами ломавшихся из-за криворуких студентов приборов и всерьёз занялся изучением катализа, а с ним — пиротехники. Создал свой первый «лимон» и подорвал его по неопытности — обнаружил, что одарённый. Карьера после этого в гору не пошла, зато ему выделили свой угол, ангар для испытаний и перестали привозить на ремонт автомобили. Репутацию Мотоджиро намеренно сколотил вполне отталкивающую, чтобы за помощью обращались строго по необходимости и он мог, не накапливая избыток документации, спокойно работать, потихоньку изучая то, что ему нравилось. Адмирал Вселенной был бесконечно симпатичен ему: вполне понимал речь Каджи, не выносил мозги почём зря и вертел весь мир так, как ему было угодно, поддерживая своих на плаву — отсюда и кличка. Даже мафию легализовал прямо под носом у Правительства. В общем, золото, а не босс. Если кто-то и погибал, то происходило это довольно дозированно, не как у прежнего лидера организации, так что Каджи всё устраивало. Решение Дазая поискать счастья где-нибудь ещё казалось ему странным, за исключением одного памятного случая.

***

У Исполкома было вполне привычное для местных собрание, на которое подрывника вызвали как участника операции, активно обсуждаемой на тот момент остальными. Четверо Исполнителей и шеф, прижавший тяжёлой металлической линейкой и двумя степлерами карту местности к столу, уже приступили к планированию, а он в блокноте подсчитывал примерное количество необходимой взрывчатки с учётом запаса на случай неприятностей и прикидывал затраты средств и времени на транспортировку: раньше Альбатрос помогал всё по-тихому доставить и разместить где нужно, но его не стало, потому приходилось справляться и с этим. Кресло между Тузом и Чуей, обыкновенно занятое Осаму, раздражающе громко надувавшим здоровенные пузыри из мятной жвачки, пока мимо не свистел в сторону висевшего на стене дартса скальпель, пустовало. — Чуя-кун, ты не встречал коллегу в последние дни? — осторожно уточнил Огай, не отрываясь от карты, заполненной местами пометками госпожи Озаки. — Нет, босс. Если чёртов Дазай опаздывает, то это его решение. Правда, подчинённые его жаловались моим, что начальник одичал совсем на этой неделе и пару раз открывал огонь, когда не следовало, а так — ничего необычного, — покачал головой прищурившийся Накахара. — Он ружьё захотел. Весьма любопытный экземпляр, — заметил Туз, переглянувшийся с шефом. Этот неприятный тип, грабивший временами даже своих, прикусывал язык в присутствии Каджи, поскольку подрывник был способен устраивать проблемы не хуже самого Мори. — Охотничий дробовик. Доставка, правда, запаздывала ввиду последних трагических событий, вот он и выкупил оружие у одного из моих головорезов, а заказал только дробь. — Легче. Где Дазай, а где дробовик! Он из ПП мажет. Пушка с такой отдачей... Не на его руки, а бывших военных в его отряде, насколько помню, нет, — Накахара скептично фыркнул. — Если и бить, только с очень близкого расстояния в неподвижную мишень одним выстрелом, главное, чтобы плечо не вылетело из сустава к ёкаю или ключицу не сломало. С этого придурка станется... Опять невесть что затеял. — На больничный захотел? Он недавно оттуда, — удивился босс. — Пошлю своих пташек, — ласково, но напористо вставила Коё. — Не стоит. Изуми-кун и Акутагава-кун не готовы к забегу по пересечённой местности и бою на ножах против такого безумца, как он. Будьте благоразумны, Озаки-сан, — приглушённо вторил ей Поль. — Видимо, опять неспячка. Зачастил он за экспериментальной настойкой номер двадцать, — потёр макушку Мотоджиро. — Каджи-кун, это та, с которой даже Хироцу на боковую отправляется через пять минут? — Огай повернулся к подрывнику с исключительно озабоченной физиономией, но тот уловил скрытую в напряжённой позе угрозу. — Заходил пару раз. Выпивал полрюмки и падал на софу в комнате отдыха. Пока не просыпался, я дежурил рядом. В лабораторию и в бар ему нет хода без меня, так что отравление исключено, Мори-сан, — отрезал учёный. Справедливости ради скажем: концентрация этой крепкой смеси была давненько рассчитана им на рост Исполнителя, потому никакой опасности действительно не было. — Я заинтересован в том, чтобы организация процветала, не меньше каждого из присутствующих. — И где же он тогда? — оябун недовольно покосился на часы — старенькие, военного образца, со множеством царапин. Другой бы заменил их на новомодный хронометр или инкрустированный бриллиантами роллекс, но этот мужчина любил подобные обжитые вещицы.

Харизма — Люди гибнут за металл

Тут двери хлопнули. Коё-сан на автомате опустила кисть на рукоять своего тяжёлого красного зонта, Поль прищурился, задевая кобуру под пиджаком, Чуя крепко выругался, а Каджи только удивлённо помахал вошедшему. Дазай — с головы до ног перемазанный строительной пылью, кровью, грязью и Ками весть чем ещё, источавший смрад главной городской свалки, с впечатляющими фиолетово-синими мешками под глазами — волочил за ремень явно не подходившее ему увесистое ружьё и какую-то сумку, по пути пачкая всё, что придётся. Покачав лохматой головой и приветственно оскалившись, он шлёпнулся в кресло, из сумки вынул чью-то то ли оторванную, то ли отстреленную руку, сощурившись, потёр ею левое плечо и шмякнул эту, несомненно, полезную вещь прямиком на карту. В конечности даже Мотоджиро опознал объект намеченной операции: помогли приметное тату с лотосами, карпами и свивавшимися в браслет обнажёнными барышнями (Туз, как натура чувствительная к нарушениям эстетического плана, скривился) и увесистое кольцо-печатка. Мори с интересом уставился на преемника. Обычно после подобной порчи нервов Исполкома следовало фееричное объяснение происходившего, но на этот раз Осаму широко зевнул, скинул с ног чавкавшие от воды туфли — Чуя на испорченную обувь смотрел с такой жалостью, с какой никогда не глядел на напарника — и, подобрав мокрые ноги в немножечко дырявых носках, склубочился в кресле под своим замызганным пальто. Все молчали. Шеф нервно пошевелился, ещё внимательнее уставившись на опоздавшего. Накахара пыхтел, но держался. — Там, в мешке, остальные части от его Исполнителей. Надоели по крыше топать! — глухо каркнул Осаму и снова зевнул, подтянул ружьё левой рукой, сощурившись и переклубочившись, когда правое плечо упёрлось в бархатную спинку кресла. — Если это всё, разрешите доспать оставшуюся часть собрания. — Дазай-кун, если правильно помню, сейчас ты обитаешь на главной городской свалке, — осторожно начал босс, — в пустом контейнере для транспортировки грузов в рамках эксперимента по умиранию от этого. На куче таких же контейнеров, верно? В окружении множества других пустых контейнеров. У тебя там нет света, воды и радио. Поясни мне, пожалуйста, — Осаму сонно приоткрыл левый глаз с наливавшейся под ним гематомой, пока шеф делал драматичную паузу, — с чего ты решил, что именно наша текущая цель не даёт тебе спокойно жить? Вопрос был совершенно здравым. Дазай порылся в мешке и вытащил чьи-то полголовы и руку. — Это снайпер был. Их снайпер, видите тату? Он пристреливался к моему скромному жилищу, стучал по крыше холостыми несколько дней, а до этого, видимо, топал по ней же на ходулях. Я нашёл следы-вмятины: мелкие тяжёлые ножки, но короче, чем у Чиби, хотя куда уж короче, — сонно вещал преемник, пока Накахара медленно закипал, — у меня и у других. Надоел топать. Я сделал чучело, отправил его на боковую, а сам пошёл на охоту. В нём во-о-от такая дырка теперь. Как у этого, но не в голове, а в шее. Интересно, я быстро умру, если буду спать без надувного матраса? — Нет, Дазай-кун. Тебе надоест мёрзнуть раньше, чем это случится,— как любимого, но вовсе неразумного ребёнка увещевал шеф. Каджи мысленно им гордился: обычно люди мочились со страху при виде такого Исполнителя или хотя бы поджимали губы, как Коё, но у начальника ни один мускул не дрогнул, кроме тех, что отвечали за почти умилённую улыбку. — А других, стало быть, положил, чтобы никого больше не отправили? Тот кивнул и уставился на Огая большими грустными глазами. Все знали, что сейчас последует концерт с хитами «Где же ты, моя пилюля для мгновенной смерти, где же ты, моя родная» и «До двадцати одного и не думай, дитя моё», потому морально подготовились. Чаще всего исполняемое Чуей «Знаешь ли ты, проклятый Дазай» и нежное «У дороги Чиби», за которыми следовало уверенное «Разбежавшись, уши оторву» от госпожи Озаки, завершалось на этом празднике мафиозной жизни ариями Элис «Только тронь меня, Ринтаро» и босса «А я и не знал: Элис-тян может быть жестокой». На этом собрание было распущено, однако в три ночи к Каджи, следившему за перегоняемой органикой в лаборатории, постучали. Мотоджиро снизил температуру нагревания у того, что гнал, а сам прошёл к выходу. Дазай, благоухающий детским клубничным шампунем, вперился в него пустым взглядом. — Опять топают? — философски уточнил Каджи, памятуя о том, как слышал глюки с недосыпу, пока одновременно получал высшее образование, работал и участвовал в операции, для которой много чего надо было собирать по ночам. Осаму закивал и выразительно потыкался лбом в косяк. — Ел что-то? — Мотоджиро помнил, насколько трудно подниматься после настойки на голодный желудок. Дазай капризно закивал, хотя в животе у него забурчало. — Обезболивающие пил? — руку явно шеф обработал и пристроил в специальную повязку, чтобы преемник не тревожил конечность, а после замечаний Чуи вопрос был вполне разумным. — Да, — собеседник нахмурился. — Жди здесь. Остановлю эксперимент и поставлю вонтоны на огонь, — отрезал подрывник и закрыл дверь. Минут за пятнадцать он выполнил все нужные операции и прибежал к входной двери, чтобы запустить отмытого гостя на порог. В жилище учёного действовали строгие правила. Поскольку лаборатории находились в непосредственной близости от пары жилых комнат, он не брал заказы на наркотические средства и яды, но мог позволить себе, со всеми предосторожностями, пиротехнику и настойки вроде той, в которой плавала Брунгильда. Вход посторонним сюда был категорически запрещён до тех пор, пока рабочий процесс не завершали во избежание несчастных случаев или намеренных отравлений. Любой, кто нарушал правила, рисковал напороться на растяжки с бомбами очень сердитого Каджи. Всякий, вторгавшийся на территорию Мотоджиро злонамеренно, становился чехлом для бомб на ближайшей миссии с вероятностью процентов в девяносто. Оставшиеся десять процентов приходились на несчастные случаи, имевшие место быть. Исключение — босс, но тот соблюдал чужие личные границы. Дазай пробрался между стеллажей с книгами в небольшую комнату отдыха, совмещённую с кухней, и устроился за столом, пока хозяин варил и жарил нехитрое угощение. Осаму смёл всё — Каджи не вредил своим, если те не лезли к нему без веских причин, и травить бы не стал. — Что босс давал? — уточнил он, когда довольно миниатюрный якудза перед ним схомячил добавку, выпил бульон через край тарелки и нехотя пробурчал название. — Получишь рюмку двенадцатой, но только утром, когда таблетка выведется из организма. Попробуй спать так. Тем, кто сунется сюда, не завидую, — он протянул Исполнителю плед. Тот снова вперился в Каджи этим своим раздражающим взглядом, но Мотоджиро проигнорировал его, забурчав под нос арию Мефистофеля на французском, и устроился у стола, чтобы обсчитать рабочую поверхность новых катализаторов и прикинуть состав сплава корпуса для увеличения поражающей способности лимонов. — У тебя крыша близко? — зевнул Осаму. — Нет, а чего это? Привидений боишься? Они антинаучны. Даже в НЛО смысла больше, — Каджи отвлёкся от дел. — Ни один из моих экспериментов не показал, что от человека остаётся что-то кроме ошмётков после взрыва. Я записи делал, замедленная съёмка на мощную камеру не помогла. Никаких призраков. — Тот, кто топал сегодня... Мне кажется, это женщина. Она не из убитых. Я пытался найти её по базам — пусто. Вот и вся наука, — Осаму положил ладонь под щёку. — Может, показалось. Чего только люди не замечают с трёхдневного недосыпа, — пожал плечами Каджи. — Спи давай. Я покараулю, всё равно считать тут ещё полночи и на приборах записывать, прокорродирует новая сталь или нет. — Всё-таки странно: я уверен, что видел нечто синее мельком, — Дазай зевнул опять и закопался под плед. — На свалках полно синих пакетов, в том числе — медицинских. Улетел какой-нибудь, особенно если здоровый, погремел содержимым по крыше, вот и всё. Здесь тихо, да и потом, ну, допустим, кого-то действительно нелёгкая принесёт, он напорется на растяжки. Мы услышим, поверь, — ухмыльнулся Мотоджиро, поднял голову — Исполнитель, разморенный теплом и накормленный до отвала вонтонами, уже сопел.

***

Think Up Anger — Mutiny

Примерно полгода спустя с организацией случился отряд французских самоубийц, гибель целого подразделения, принадлежавшего Осаму, побег последнего, психоз Акутагавы, но ни в одной ситуации не было ничего интересного для подрывника. Теперь же... Пережив отрицание за перечитыванием бумаг на месте обнаружения, пропустив гнев, поторговавшись с самим собой в течение пары недель, погрустив о своей потенциальной преждевременной смерти и приняв как факт, что начальство — золото, но только в глазах дураков, Каджи приступил к слежке за объявившимся в городе Дазаем. Тот вёл себя странно: ловил карманников, шарился по архивам и всё время сидел с ноутбуком. Наняв за кругленькую сумму нескольких шестёрок для наблюдения и пару хакеров, учёный получил доступ к истории запросов и к электронной почте, просмотрел последние сообщения, с ужасом понял, за кем охотится бывший Исполнитель, и решил его остановить, пока не стало поздно для всех заинтересованных лиц. Взрыв в библиотеке, унёсший жизнь госпожи Миуры, пришлось планировать в спешке — из-за китайцев, едва не отправивших к праотцам Хироцу, Каджи неделю собирал лимоны для диверсии на одном из их кораблей в качестве ответного сюрприза. В мае он запоздало осознал, что забыл о главном прозвище Осаму на тёмной стороне Йокогамы. «Демонический вундеркинд» всегда получал то, что хотел, продвигаясь вперёд с чудовищным напором, если надо было, то шёл напролом и прямо по головам врагов. Каджи работал в каком-то смысле тоньше: привыкший тщательно планировать миссии, чтобы не убиться случайно и не попасть в руки полиции, он уничтожал места для чужих манёвров.

***

Конец весны и начало лета того злополучного года для служителей закона выдались адскими: город сотрясла волна взрывов, до того нелепых и непоследовательных, что всё управление полиции не знало, куда бежать и за что хвататься. «Нормальные» террористы хотели чего-нибудь, выдвигали требования, оставляли послания, разносили значимые для Йокогамы объекты и, хотя бы взяв заложников, устраивали переговоры, но этот... Этот не хотел ничего. Изредка взрывая конкретных людей и городские хранилища информации безо всяких предупреждений или угроз, неизвестный выбирал себе в качестве мишеней не городских богачей или чиновников, а совершенно рядовых, на первый взгляд, граждан. Точное число жертв определить оказалось трудно. Группа следователей не могла поначалу доказать, что перед ними вообще убийство, пока прибывший на место преступления в сопровождении какого-то клоуна Эдогава Рампо не назвал их идиотами и практически не ткнул носом в данные о проверке отопительной системы в квартире одного из несчастных. Детали от крошечной самодельной бомбы нашли уже потом, но в груде строительного мусора и осколков ничего интересного не обнаружили. По словам экспертов, осмотревших предоставленные улики позднее, штучку эту собрали из дешёвых подручных материалов едва ли не на коленке, наверняка в кустарных условиях, потому о своём авторе она почти ничего не говорила. Инспектор Сатори, прибывший на место происшествия, огрёб от городской легенды больше прочих, когда начал спорить насчёт несчастного случая, но под тяжёлым, пустым взглядом сопровождавшего детектива человека быстро заткнулся. Будучи в ярости, он прислушался к коротенькой беседе, произошедшей между удалявшимися из разгромленного помещения консультантами, чтобы вставить свои пять иен и опустить кого-то из двоих, но не вышло. — С этого дня берёшь запасной ноутбук и работаешь на нём, — растеряв всякую беззаботность, произнёс Эдогава. — Твой оставим на чердаке. — Слежка всё-таки была? Он? — мягко уточнил собеседник. — Да. Нет. Портовая Мафия. Теперь я уверен. Бомба вроде такая дурацкая, но сам посуди: экономичная, неприметная, с какой-то впечатляющей поражающей способностью, закреплённая намертво в отсутствие хозяина на подводе газа к плите так, что никто ничего не заметил. Место преступления сравнительно чистое, старушки... Старушки, угостившие нас пирожками, не видели ничего примечательного, кроме студента, оравшего посреди двора в поисках своей девушки, пока того местные не выпроводили. Готов поспорить, тот студент либо шестёрка, либо сам преступник: на вопли из окон всегда кто-то выглядывает, отсюда не выглядывал, то есть... — Преступник понял, когда жертвы нет, и пришёл, а в подъезд, например, проник при помощи универсального ключа, в квартире замок смешной — я такие взламывал минут за пять, если был пьян, — покачал головой второй, долговязый, в длинном песчаного оттенка плаще. — Что-то зачастил он к нам... Почему бы просто не убить меня? Столько проблем решится сразу! — Ему не надо тебя. Прервись пока, я, — Рампо поправил кепи, — понимаю, что тебе интересно, но тот, с кем мы сейчас имеем дело, от привычных нам случаев отличается двумя особенностями. Он бесконечно продуманный, и, скорее всего, он действует не один. Мы отдадим твои ноутбук и телефон Катаю. Пусть осмотрит ещё раз. Лично. По винтику пересобирает, я не знаю. Эта бомба... С высокой вероятностью скажу, что показательно безликая, как та, из архива, где погибла госпожа Миура. — Рампо-сан, ещё один вопрос. Вы сказали про пирожки, — напомнил второй. — Вкусные были. Пошли обратно, там ещё есть. Заодно про убитую узнаем от самого достоверного источника, — поманил его детектив.

***

Последний взрыв прогремел пятого июня. В результате пожара были утеряны бесценные документы времён Великой войны, находившиеся в местном музее. Никто не погиб, поскольку здание незадолго до происшествия закрыли на ремонт. Более ничего не случилось, потому что Катай отследил хакеров, нанятых Каджи, и все они достались на откуп Сатори-сану. От Куникиды, успевшего в тот день сначала столкнуть на землю Дазая, решившего наведаться за бумагами ночью, и пуститься в погоню за мелькнувшим в переулке силуэтом, его спасла стая весёлых прикормленных собак, перепугавших Осаму до визга, сбивших детектива обратно на тротуар и зализавших его там почти до смерти, пока ругавшийся напарник «колдовал» для мохнатых вымогателей колбасу буквально из бумаги.

***

Cirque Du Soleil — Vai Vedrai

Каджи, растрёпанный, задыхавшийся, весь в мыле, влетел в лабораторию и, едва не запнувшись о собственную растяжку, растянулся на ковре, отходя от шока. Когда-то давным-давно он участвовал в эстафетах, потому тело по старой памяти пережило марш-бросок через восемь кварталов, но на отдыхе нагрузка дала о себе знать резью в животе, острой болью в ступнях — сандалии-скамеечки не были приспособлены для таких забегов — и тошнотой. Переживая далёкие от приятных ощущения, подрывник перевернулся на спину и, уставившись в потолок, постарался успокоиться. Едва не попался — и вот это было просто отвратительно, однако слабым утешением ему стала мысль о хакерах, которые не сдали нанимателя и, наверное, успели скрыть улики. В любом случае, в следующий раз, если таковой состоится, Мотоджиро предстояло действовать ещё быстрее и продуманнее. Без слежки это казалось исключительно сложной задачей, но на долгую разработку плана времени не было: Дазай уставал, но упорно продолжал погоню. Сегодняшний инцидент показал, что на опережение идти не получится. Отдышавшись, подрывник медленно поднялся, немножко размялся в попытке расслабить мышцы, опустился на стул и придвинул к себе одну из многочисленных тетрадей, стоявших на полке над столом у стены. Здесь, в рабочей зоне — закутке между лабораториями с полигоном и жилыми комнатами, зажатом между двумя высокими шкафами и коридором так, чтобы учёный мог контролировать это пространство целиком — он хранил текущие ведомости и лабораторные журналы, коих насчитывалось два. Журнал для нужд Мафии — впечатляюще толстый относительно чистый гроссбух с кучей вклеенных бумажек и схем, с бесчисленными контактами поставщиков тех или иных деталей, заказами на изготовление сюрпризов для конкурентов и не только — и личные рабочие записи — бюджетная тетрадь в клетку формата A4, на страницах которой среди набросков, чертежей на скорую руку и графиков пестрели коротенькие отчёты о проведённых за сутки опытах, пришедшие в голову идеи, местами подгоревшие из-за неудачно плюнувшей из стакана кислоты — стояли тут рядом. Вынув последнюю, перевернув её вверх ногами и открыв чистые листы на обратной стороне, Мотоджиро принялся зарисовывать очередную схему и, весело щёлкая калькулятором, прикидывать количество расходников, и тут раздался какой-то странный звук. Каджи пошевелился, махнул рукой — будто кто-то его видел — и отвернулся к заметкам. Звук повторился. «Стекло звенит. Снова. Это из лабы. Неужели воры? О, ребята, вы сами напросились», — спрятав гроссбух во встроенный в стол (своими руками) сейф, учёный подхватил личные записи с ручкой, сунул под мышку, в правый карман халата положил лимон, хранившийся тут вот на такой неприятный случай, он снял обувь и тихонько двинулся в сторону лаборатории. Каджи тихо приоткрыл дверь и мягко скользнул на четвереньках вперёд, между рабочими столами и сушильным шкафом для стеклянной посуды. На полу лежала, сияя острыми осколками в слабом лунном свете, разбитая круглодонная колба, источая мерзкий гниющий аромат недавно перегнанной им органики. Химик поднялся беззвучно и только было собрался бросить бомбу в сторону источника звуков — бить стекло, конечно, не хотелось, но поднятые роллеты на окне и безобразие на полу свидетельствовали о наличии в помещении лишних свидетелей, а таковые мафии были не нужны. Нечто прошуршало сверху, со стороны шкафа. Каджи медленно поднял голову. Обезображенная физиономия зубастого, худющего создания в бинтах и военной форме, напомнившая ему изображения банши из шотландского фольклора, беззвучно заорала — уши зарезало, голова заболела. Где-то рядом со звоном разлетелось что-то ещё, треснул прямой холодильник, закреплённый в штативе. Эта тварь сидела на четвереньках на потолке и выла, грозя перебить весь инвентарь. Такое самоуправство Мотоджиро, как единственное имевшее право здесь что-то бить лицо, терпеть не собирался. — Затих! — рявкнул учёный и впихнул лимон в чудовищный рот существа, порезав руки о кромки зубов, а сам лихо перескочил через стол: способность спасала от взрывов лимонных бомб, а вот от разлетающихся осколков защищала так себе. Снаряд взорвался, взвыла сигнализация, что-то, с лязганьем уронив роллеты и, наверное, получив ими по наглой морде, бросилось в окно, и Каджи было бросился за ним, но его мгновенно сбили на пол и потащили за ноги в противоположную сторону под вой сирены и мигание всех красных и синих лампочек, какие он стаскал к себе с раскуроченных мафиози полицейских машин. Каджи развернулся и постарался отбиться, и тут затих. На него крупными, стылыми глазами смотрела замызганная женщина в синей больничной не то рубашке, не то тряпке. Выругавшись, химик заизвивался ужом, вырвался из железной хватки, оставившей синяки на его щиколотках, и рванул в сторону коридора, к телефону, лежавшему на условно рабочем месте, и сейфу с реактивами, куда запихал записи о Мори, но на него упали сверху и стреножили, прижав намертво к полу чем-то холодным. — Schweigen,— произнёс треснувший, почти детский голос ему на ухо и показал ровно туда, куда он стремился. — Ansonsten... Там появился этот, с зубами, без единого следа от взрыва. Он встал около шкафа и открыл рот, имитируя беседу, и тут форма его набухла, а в воздухе откровенно завоняло кровью и гнилью. По бинтам на пол потекла отвратительная смесь сукровицы и гноя. — Der Tod, — прошептала ему на ухо та, что вжала в пол. От неё тоже тянуло кровью. Каджи покивал головой. — Gut, — ласково произнесла эта особа и с силой передавила ему артерию, чтобы химик потерял сознание. Последней для Мотоджиро стала паническая мысль о том, что Дазай, ёкай его покусай, был прав и что ему самому потом, если очухается, надо проверить скрытые камеры в лаборатории, установленные на случай вот таких вот экстремальных ситуаций.

***

Утром, когда он пришёл в себя почему-то на столе в частично разгромленной лаборатории, Каджи обнаружил, что на его щиколотках остались почти чёрные, болезненные синяки от хвата. Точно такой же, правда, поменьше, обнаружился на шее. События предшествовавшего дня плыли, точно в тумане. Проковыляв на нашедшихся рядом гэта, подрывник, отлично помнивший, как оставил их за пределами лаборатории вчера, вышел на середину помещения, чтобы оглядеть разрушения, и, держась за гудевшую от ночи на неудобной поверхности голову, замер. Тот, кто его волок между столов, в хаосе не заметил разбитую колбу и наступил прямо в вонючую жижу, а потом прошёлся по свалившейся на пол в неразберихе тетради. Чернила частично расплылись, отчего расчёты потеряли былую стройность, но там, на бумаге, отпечатались следы чьих-то маленьких ступней. Вдохнув поглубже и погасив приступ паники, пообещав себе сожрать в одиночку ведёрко самого вкусного мороженого и закусить его лимонами в сахаре, Каджи подобрал журнал, бережно обернул страницу хранившейся неподалёку упаковочной плёнкой, засунул свою тетрадь в тот самый сейф, где держал треклятые бумаги о приключениях Огая Мори, и вернулся обратно, чтобы оценить ущерб. Пострадала посуда, две недели экспериментов пошли псу под хвост, роллеты требовалось закрепить — это означало, что придётся задабривать Чую, как самого надёжного в подобных делах помощника. Предстояло предупредить заказчиков о неожиданностях с катализаторами и попросить об отсрочке по заказу. За тёплую ночь в холодильнике, отключившемся из-за короткого замыкания, погибли молоко и йогурты на неделю, разбрызгала колу нагревшаяся банка. На руках у Каджи были документы, за которые ему хотели оторвать голову все знакомые и коллеги, а ещё за химиком могли охотиться Агентство и — безуспешно, разумеется — полиция. — Ну, Брунгильда, ничего, прорвёмся, — Мотоджиро погладил банку с заспиртованной рептилией, — бывало и хуже, да? Со стороны стола донёсся «Имперский марш» из кинофильма «Звёздные войны». — Или не бывало, — растерянно поглядел на колбу подрывник. Эта чёртова мелодия означала только одно: его вызывали на ковёр к боссу.

***

Depeche Mode — In Your Room

— Каджи-кун, — в залитом горячим летним солнцем кабинете Мори подсвеченная золотом пыль медленно кружилась в воздухе. Голос шефа, сидевшего в полутени за новым, привезённым на замену пострадавшему столом, мягко покачивался вместе с ней, отбивая вместе с часами ритм. Мотоджиро старался держаться спокойно, но спина его одревенело выправилась, а вот голова опустилась ниже привычного. Комкая в пальцах края растрёпанного, подпалённого на экспериментах халата, подрывник старался смотреть только на свои испачканные ноги и дышать размеренно, но у него не получалось. Шеф, по привычке устроивший локти на стол, положил подбородок в лодочку ладоней, не отрывая от пришедшего взгляда. — Каджи-кун, — бархатно проурчал он. Учёный не ощущал в этот момент ничего, кроме горячей капли пота, неторопливо скользившей по позвоночнику под футболкой. В голове его было непривычно пусто. Радостно орать код общения с миром — если реальность буквально основана на базовых законах физики и химии, то можно менять её за счёт верно подобранных слов — не осталось сил. В затянувшейся паузе антикварные часы где-то возле нового шкафа, заменившего уничтоженный по весне, отбили девять утра. Набрав в грудь воздуха, Мотоджиро чуть-чуть поднял голову и напоролся на затягивающий, всезнающий, близкий к демоническому взгляд Мори. — Каджи-кун, — с ленцой проговорил оябун. Под глазами его из-за огромного количества работы, связанной с полезшими в разборки китайцами, залегли глубокие сине-фиолетовые тени. Якудза и сам пришёл с такими же: гнаться за Дазаем, удирая от ВДА и собирая много-много лимонов, чтобы на вырученные деньги привести в чувства разнесённую в пух и в прах Таямой начинку компьютера, особенно специальное ПО, было непросто. — Не мог бы ты прямо здесь и прямо сейчас вспомнить основные ценности и принципы работы нашей организации? Капля доползла до резинки белья. За ней потекла вторая. «Не надо было трусы надевать. Без трусов погибать нелепо, я бы точно уцелел, а так... Чёрт, нужны были те, с лимонами. Раз помирать, так хотя бы красивым», — вспыхнула искрой мысль и пропала. — Своевременное планирование, работа по заказу, согласование действий с заинтересованными лицами, отсутствие крупных конфликтов с ВДА, отсутствие лишних жертв и бессмысленных трат, применение тактики устрашения только в случае необходимости, поиск и уничтожение строго при отсутствии альтернатив, — спокойно перечислил Каджи. Перечисление нормальных частей реальности не раз помогало ему собраться. Знал ли об этом шеф? Может быть, знал. Золото дураков, порой присутствовавшее в углях, отлично связывало мышьяк, а невезучие китайцы, которые этот уголь потом жгли, дышали чадом и тяжело болели. Чёрный дым, как он есть, смертельно ядовитый, обжигающий и неуловимый. — Ты забыл, пожалуй, только две, — мягко напомнил Мори. Полуприкрытые роллеты не давали солнечному свету целиком наполнять кабинет и затеняли стол, отчего темнота под чужими глазами казалась более насыщенной. — Приоритет сохранности города и, собственно, нас, — закончил учёный. — Неплохо, — кивнул Огай. — Каджи-кун, как ты думаешь, музеи, библиотеки, жилища обычных, никак не задетых нашей деятельностью людей неким образом связаны с моим предыдущим вопросом? Каджи сглотнул комок в горле. «Вообще-то да. Это ж не я от Правительства ушёл, чтобы возглавить подполье, а теперь вполне могу без головы остаться, если на меня не только китайцы, но и местные выйдут с оружием. Ах, забыл: я сказать-то Вам об этом не могу, потому что Вы меня первого пустите под нож», — опустив голову ещё ниже и медленно втянув воздух через рот, Мотоджиро усмехнулся. — Как-нибудь. Я действовал в интересах организации, потому что она в приоритете, тут даже наука никаким боком не вписывается, — подрывник почувствовал следующую каплю на спине. — Если так, могу я рассчитывать на прекращение этих действий сейчас сугубо в интересах Портовой Мафии? — Огай бесшумно поднялся, видимо, осознав, что долгого зрительного контакта не дождётся, обошёл стол и навис над подчинённым справа, заговорил на грани слышимости. Почти интимный шёпот в пыльные волосы над ухом учёного заставил того замереть, терпкая смесь запахов одеколона, табака, антисептика и сладостей Элис перекрыла остальные, характерно-ремонтные, не оставившие помещение после погрома. Каджи вцепился в брюки и закивал. — Чудесно. Думаю, ты можешь идти, — сыто проурчал Мори. На скромный взгляд самого Мотоджиро, больше, чем пирит, босс напоминал только густую чёрную жидкость наподобие воды, расширявшуюся при замерзании и клубившуюся над резервуарами токсичным облаком испарений, поскольку объяснить иначе способность этого человека становиться больше в острые эмоциональные моменты и буквально тяготить своим обществом он не мог. — Да, Мори-сан, — Каджи поднялся, глубоко поклонился и стремительно удалился из кабинета. Уже сидя на тахте в коридоре, приспособленной как раз для подобных ситуаций, якудза, не рассчитывавший выйти живым из этой комнаты почти под крышей здания, еле дышал. Тут в плечо его что-то потыкало. Стоявшая рядом Хигучи, малость пыльная и уставшая, улыбнулась и протянула шоколадный батончик и бутылку воды. Мотоджиро плохо помнил, как сточил угощение, как дошёл в её сопровождении до лифта, как ею же был усажен в такси, оплаченное через приложение, и отправлен «домой». До него вообще ничего ещё два дня не доходило, кроме одного: так, как он пытался, начальство защищать не стоит. То, что кто-то из замучивших «Чёрных ящериц» полицейских через пару недель остался без машины, без квартиры и без запаса наличных в банковской ячейке в результате нескольких точных мелких взрывов — совершенно случайное совпадение. Банковские ячейки — дело невероятно ненадёжное.