Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
Психология
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Дарк
Боевая пара
Второстепенные оригинальные персонажи
Смерть второстепенных персонажей
Здоровые отношения
Songfic
Дружба
Упоминания нездоровых отношений
Мистика
Традиции
Упоминания смертей
RST
Сновидения
Сверхспособности
Призраки
Обретенные семьи
Послевоенное время
Здоровые механизмы преодоления
Психоз
Осознанные сновидения
Проводники душ
Нейтрализация сверхспособностей
Описание
Куникида Доппо думает, что жизнь его идет своим чередом, пока ему во сне не является человек со странной просьбой не отказать его другу в рабочем месте. На следующее утро в офисе ВДА возникает Дазай Осаму. Странный человек остается, а распланированное до последнего мига существование зам.директора катится под откос...
Примечания
Работа в формате сборника связанных сюжетом отрывков. Метка Songfic подразумевает отсылки к конкретным композициям под настроение, метка «Нездоровые отношения» связана с Акутагавой Рюноске и некоторыми другими персонажами, попадавшими в психологически тяжёлые состояния, например, болезнeнную привязанность к кому-то ещё. В основном отношения здесь вполне нормальные.
AU — расширены возможности способностей Дазая Осаму и Фукудзавы Юкичи.
Броманс глав организаций и их замов.
Позднее будут добавлены Фитцджеральд/Олкотт, Стейнкрафт, может быть, обретут своё личное счастье Ацуши и Чуя. Пока история до них ещё не дошла, я не хочу смущать читателей, но они появятся. Конечно, шапка будет отредактирована.
24.06. 21. Незаметно для меня история стала миди...
11.07.21. ...или макси. Спасибо всем, кто это поддерживает.
13.07.21 Вас десять. Спасибо.
На сайте, похоже, глюк: с телефона курсив уплывает туда, где он не нужен, текст может «уползать» вправо и становиться по центру. С ПК этого не видно.
Посвящение
Тем, кто это читает. Вы удивительные.
21. Погоня за Нагасаки. 5/6. Куникида Доппо. Паутина
16 января 2023, 10:09
А потом ты уйдешь, ты уйдешь, а я останусь, Станет странное сердце, бестолковая усталость. И я буду бояться остаться один на один В этой комнате цветных пелерин.
Чайковская М. — В этой комнате цветных пелерин
***
Алёна Швец — Одиночество на вкус
Весна — детская ножка, с весёлым треском разломившая лёд на застывшей луже. Куникиде иногда казалось, что с таким же звуком бьются очки. С ним такое бывало и на тренировке, и в погоне: либо кто-то огревал детектива по голове, либо ему прилетало по лицу осколками, мусором, ветками деревьев, и вот, пожалуйста — по стеклу расползалась трещина или вовсе выпадала на землю раскрошившаяся линза. К середине июня Доппо всё чаще ловил себя на мысли, что его прежняя жизнь не просто закончилась, а осыпалась сотнями осколков без возможности восстановления. В Агентство приходило столько обращений, что казалось, будто небесную канализацию где-то под облаками прорвало и из людей разом полезла погань. Привидения, которых он, на минуточку, все двадцать с небольшим лет на Земле боялся до обморока, насылали ещё те сновидения. Выматывающее дело о Нагасаки неумолимо подползало к развязке. Директор периодически просил о подстраховке и уходил раньше положенного, чем ранее ни разу не пользовался, хотя, теоретически, мог. Катай воевал с хакерами и порой просил привезти еду, потому что ему стало буквально некогда её заказывать. Чуя только изредка присылал фотографии кактуса — судя по всему, он тоже поселился в офисе и не имел ни одной лишней минуты. Дазай творил Ками весть что, но, самое главное, эспер сам стал замечать нечто необычное в коллеге и не понимал, как поступить с этим. Впрочем, обо всём по порядку.***
27 апреля 20**
21:40
От Д.-в-Ш.: «Доброй ночи, Камикадзе. Прости меня, но так сложились обстоятельства, что встречаться завтра — плохая идея. Надеюсь, ещё не поздно сдать билеты на поезд в соседний город. Фактически я смогу приехать, но толку от меня никакого: после тренировки с мелким где-то на задании простыл. Постараюсь отсидеться дома, может, отпустит. Полагаю, увидимся в конце июля или в начале августа, когда меня понесёт. Я всё ещё твой должник, так что намерен накормить тебя скумбрией с рисом до отвала, чтобы в Агентство тебя вкатили, как один здоровенный моти. Поскольку я почти без голоса, похвастаюсь так. Это Кохай-младший. Кто-то вынес его в курилку, видимо, умирать, но я забрал себе и выходил. Пятна почти сошли, и, судя по шишкам сверху, он собирается цвести». К сообщению от Чуи прилагались фотографии. На первой Доппо увидел круглый неухоженный кактус с бурыми пятнами и следами пепла, густо обсыпавшего желтоватый пух, колючки и землю в замызганном горшке. На второй тот же кактус красовался на чистом белом подоконнике в новой кадке. Почищенный и обложенный блестящими декоративными камешками, он пушился остатками волосков и, точно подбоченившись, зеленел на фоне голубого неба, недешёвого стеклопакета и облепленной пластырями руки Накахары. На прочих изображениях растение постепенно преображалось: сходили следы ожогов, понемножку отрастали пух и колючки, а на самой последней картинке на толстом бочкообразном «туловище» набухли будущие бутоны.От К.:
«Доброй ночи.
В последние дни мы оба загружены. Не удивлён тем, что кому-то из нас это аукнулось. Выздоравливай.
Я сдам билеты, но, надеюсь, в августе найдём подходящее место для рыбалки. Ничего нет вкуснее свежевыловленной рыбы, как следует поджаренной на огне с пряностями. Когда почувствуешь, что началось, напиши или позвони. Постараюсь отпроситься, даже если за свой счёт.
Кохай-младший в отличной форме! Как ты его пересаживал, если у него такие огромные колючки?
Как самочувствие? Поправь меня, если ошибаюсь, но, пока ты при исполнении, развёрнутые ответы не пишешь».
Куникиде, в очередной раз ночевавшему в одиночку, действительно понравились заметки Исполнителя о новом жильце, однако такое длинное текстовое сообщение его обеспокоило. От Д.-в-Ш.: «Как-то так». Ниже прилагались новые фотографии. На первой была рука Накахары, облепленная ещё большим количеством пластырей и щедро политая йодом. На второй игрушечная такса, сложив передние лапки в молитвенном жесте и вывалив набок красный фетровый язык, лежала кверху брюхом, из которого живописно торчал синтепон. В стянутых прозрачной резиночкой конечностях был зажат игрушечный цветок. «Чтобы Чуя, привыкший по возможности всё делать сразу, да не зашил, когда у него так много свободного времени?» — Доппо застучал по клавишам, чувствуя, как внутри разрастается тревога. Происходящее сильно отклонялось от нормы.От К.:
«Нескромный вопрос: давно ты отлёживаешься?»
От Д.-в-Ш.: «Пару дней. Врач уже приходил, таблетки выписал. Я их пью по расписанию и по рекомендациям, но пока эффекта нет. Волноваться не о чем. В конце апреля со мной вечно что-нибудь случается. Это корпоративная традиция, все привыкли, включая шефа. В этот раз я всего лишь заболел».От К.:
«Всего лишь заболел так, что лежишь пластом несколько дней подряд?»
От Д.-в-Ш.: «Что естественно, то не безобразно. Сам-то когда в последний раз больничный брал?»От К.:
«Не помню. Мне нельзя: расклеиваюсь потом и с трудом собираюсь обратно. Ещё за общежитие и еду платить, что не так просто, с учётом расходов на соседа».
От Д.-в-Ш.: «Любопытно. Отпуск за свой счёт ты себе позволить можешь, а перерыв по болезни — нет. Камикадзе, у тебя там точно всё в порядке?» Куникида застыл над клавишами. Говорить правду ему не хотелось, но для Накахары, знавшего детектива всего ничего, тот был открытой книгой даже на расстоянии. Думать о том, насколько много информации из обстановки почерпнул Чуя, побывавший у него в гостях, стало неловко. Врать казалось откровенно постыдным. Скрепя сердце, Доппо стал формулировать максимально нейтральный ответ, но тут пришло следующее сообщение. От Д.-в-Ш.: «Молчишь? Стало быть, всё хреново, а расстраивать меня ты не собираешься, потому что, на твой взгляд, я нахожусь при смерти? Фиг тебе. Со мной бывали ситуации похуже. Говори прямым текстом. Сосед буянит?» «Лучше бы и правда буянил, а не шарахался от меня, как от прокажённого, хотя я тоже хорош: насмотрелся ужасов и отскочил от него, расстроил, наверное. У Дазая так себе с личными границами, но ко мне этот забинтованный липнет как жвачка к волосам. Игнорирование и отграничивание обижают напарника больше всего в последнее время несмотря на то что исходят от него же, а нам работать надо», — детектив постучал по мобильному и сам не понял, как отправил что-то, нервно глянул на экран и приоткрыл рот: грустный жёлтый смайлик утирал слёзы, лившиеся в три ручья. Самое поганое заключалось в том, что Доппо был с ним совершенно согласен и не присоединялся только по причине следования идеалам. По его скромному убеждению, реветь, если людям вокруг плохо, а ты, на минуточку, заместитель директора, следовательно, поддержка и опора для всех, включая начальника, свинство. От Д.-в-Ш.: «Мне приехать? Хочешь, морду ему набью? Обычно перспектива лечить зубы пугает бюджетников больше любых других угроз. Когда простужен, я летаю немножко криво, но на пару крепких ударов меня хватит, а остальное, как говорится, само отвалится, даже если со стеной». Доппо усмехнулся, мысленно на место Дазая поставив парочку привидений из заявившихся к нему, особенно то, наглое, французское, пичкавшее его запутанными то ли снами, то ли воспоминаниями, от которых собственная жизнь казалась невыносимо убогой. От Д.-в-Ш.: «Если ты собираешься выйти в окно, вспомни, что ты живёшь на втором этаже, внизу — шиповник, Йосано не понравится попытка подъёма среди ночи, а я буду сипеть морали до рассвета, если всё-таки доеду до тебя. Пошёл за ключами. На ближайшей парковке есть терминал?» Нужно было срочно что-то ответить, пока больной Чуя не завалился к нему и не слёг окончательно и бесповоротно утром.От К.:
«Прости, что не ответил сразу. Чай заваривал. Терпимо. Прорвусь».
От Д.-в-Ш.: «Камикадзе, не заговаривай мне зубы. Ты три минуты только смайлик выбирал и то не туда ткнул! Я не поверю, если ты опять уйдёшь за чаем вопреки отсутствию нужды топать на кухню».От К.:
«Я... Ладно, ты прав, но приезжать не надо. У меня полно поводов для беспокойства, я не хочу, чтобы ты откачал меня и сам едва не помер после этого. Худшее — спасать спасателей, да?»
От Д.-в-Ш.: «Камикадзе, ты сейчас общо описал годы моей жизни после того, как мне бок продырявили. Ещё один раз — один фиг ананас. Допустим, я сижу дома. Есть классная игрушка для мобильного с мячиками. Они здорово взрываются, и этот летящий во все стороны пух неслабо успокаивает, когда насилия хочется, но его нельзя применять для решения проблем. Отправить ссылку?»От К.:
«Не против. Уровни короткие?»
Во время набора этого сообщения Куникида растерял остатки гордости и вычеркнул из «Идеала» один из пунктов с особенной страницы у задней корочки блокнота. Дазай, частенько бессовестно воровавший записную книжку и зачитывавший фрагменты, связанные с будущей избранницей, до сих пор не заметил эту памятку, как бы случайно оставленную между парой старых чеков и полезных цитат, и слава Ками. У Доппо было всего лишь пятьдесят восемь требований к будущей супруге и ровно восемьдесят пять к себе самому. Почётную сорок третью строчку занимал постулат: «У меня слишком мало времени, чтобы тратить его почём зря». Рядом с ним, в скобках, был указан список совершенно бесполезных видов активности, куда входили почти все виды игр, кроме двух исключений — сёги с Фукудзавой и редких сеансов классических боёвок с Катаем. Туда же попадали препирательства с Дазаем, потому что веселился с них только последний, а вот Куникиде приходилось нелегко. От Д.-в-Ш.: «В самом начале — да, потом подлиннее, но не так, чтобы залипнуть в них напрочь и не отключать мобильный до утра».От К.:
«Спасибо».
От Д.-в-Ш.: «По моему нескромному мнению, после разводящего сырость смайла отправленное «спасибо» — чудовищный ответ. Повторяю, ты там вообще жив? Сигать с более высоких конструкций или ломать светильники весом своего тела не надумал?»От К.:
«Что тебе не нравится?»
От Д.-в-Ш.: «Только то, что я не верю ни единому слову. Ты ж прямой как палка, прости за откровенность, где не ждал. Мимикрия не твоё. Всё хреново, скажи честно?» Куникида стиснул одеяло в пальцах. Чуя оказался гораздо наблюдательнее, чем можно было ожидать от мафиози, или это у Доппо были нереалистичные представления об эсперах из преступных организаций? От Д.-в-Ш.: «Ты подбираешь слова — вечность пишешь короткие сообщения, хотя печатаешь, как дышишь, из-за придурка-напарника. Правда в том, что у тебя действительно всё хреново. Слушай, я, конечно, обломал тебя со встречей, но у нас, как организации, есть несколько конспиративных квартир. Если я поручу Сестрице проводить тебя на одну из них на недельку, чтобы ты отошёл от проблем в спокойной обстановке без загонов соседа и шефа, существует шанс, что ты это сделаешь?»От К.:
«Я должен быть при смерти».
От Д.-в-Ш.: «А чего так? Еда есть, связь есть, тишь да гладь, божья благодать. Я серьёзно. Дело не в наших организациях, просто... Не по-людски вышло».От К.:
«Болеть — это очень по-людски. Не переживай».
От Д.-в-Ш.: «Ты опять пытаешься меня утешить! Это никуда не годится. Придётся лезть в форточку и доводить тебя до смерти самому, чтобы отнести на место».От К.:
«Не надо!»
От Д.-в-Ш.: «Что тебе не нравится? Я всего лишь исполню желание твоего сердца — качественно пожелать в обмороке. Постараюсь без ЗЧМТ».От К.:
«Я... это лишнее, правда».
От Д.-в-Ш.: «Если ты, Магомет, к горе не пойдёшь, она не гордая, припрётся сама».От К.:
«Чего ты от меня хочешь?»
От Д.-в-Ш.: «Чтобы ты согласился или дал адекватное объяснение, почему идея плохая. Если последний, кто о тебе беспокоился, тот белый хакер, то я собираюсь поломать статистику и помочь. Не так много друзей у меня, чтобы пренебрегать ими».От К.:
«Я объясню, хорошо, но это прозвучит нелепо.
В общем, я начинаю сходить с ума, если сижу в изоляции. Выходить из квартиры наверняка будет нельзя, а внутри, скорее всего, и без меня поддерживают чистоту. Еду приносит курьер, чтобы постояльцы не шумели, по периметру здания дежурит охрана. Люди из неё обычно молчаливые. Ну, посплю пару суток, попью чая, почитаю книжки... Всё. Мне надо двигаться, чем-то заниматься, с кем-то разговаривать».
От Д.-в-Ш.: «Иначе чувство вины перед другими сожрёт тебя с костями, ага? Заканчивай с этим. Ты не солнце, всех не обогреешь, а взорвёшься и всё: был Камикадзе — нет Камикадзе. Помянем». Куникида уронил телефон и закашлялся, подавившись чаем. До близкого знакомства с Чуей он и представить не мог, до какой степени зам. главы Портовой Мафии проницателен в отношении людей. Из досье подобное не выудить: Накахара работал с теми, с кем поручали, и не сопротивлялся. Мозги у него функционировали отменно: потери на миссиях, в которых задействовали сильнейшего эспера теневой стороны города, были минимальными. Подчинёнными одарённый не разбрасывался, многие вещи контролировал сам, порядок, если верить сводкам о пропавших конкурентах, наводил по-тихому, вполне возможно, своими силами. Доппо однозначно описывал словом «дружба» их отношения и был доволен происходящим, даже если оно отчасти противоречило списку идеалов, припасённому и на этот случай. Для себя бывший педагог заключил, что его новый знакомый умеет входить в доверие к людям и отвечать взаимностью в зависимости от того, насколько те готовы подпустить его. Для Чуи двадцатка звучала примерно так: «Профи (1). Хозяин (2). Партнёр (3). Помощник (4). Советник (5). Друг (6). Уверенный (7). Нормальный (8). Живой (9). Верный (10). Осторожный (11). Элегантный (12). Гармоничный (13). Стабильный (14). Работящий (15). Наставник для кого-то (16). Думающий (17). Свободный (18). Адекватный (19). Одарённый (20)». В ней — ничего ни про Мафию, ни про негатив. Нет оскорблений. Заметка заняла минут десять, не больше, что было почти фантастикой, если не знать о личном списке Куникиды в восемьдесят пять пунктов, в которых всё это фигурировало в первых тридцати.От К.:
«У меня есть идея, но тебе может не понравится».
От Д.-в-Ш.: «Выкладывай».От К.:
«Ты же дома сейчас, верно? И лечиться будешь ещё долго».
От Д.-в-Ш.: «Ага. Стоп. Ты что ли?»От К.:
«Предлагаю сделать мне нормально, а тебе полезно. Помогу тебе встать на ноги, скажем, утром приеду, параллельно пересижу пару дней у тебя. Я навёл порядок у себя, дописал всё, что можно, дочитал книги из списка, репетиторства и преподавания нет, так что...»
От Д.-в-Ш.: «Допустим. Один нюанс: как я твоё появление охране объяснять буду?»От К.:
«Есть службы ухода за больными в Японии. Предупреди, что вызвал сиделку-парня, чтобы продукты таскал и можно было... Не знаю, на курьерах экономить и подчинённых не дёргать».
От Д.-в-Ш.: «Так. Я прямо сейчас предупрежу шефа, чтобы выслал хотя бы по факсу одну бумагу, и всё пройдёт нормально».От К.:
«Шефа?»
От Д.-в-Ш.: «Он кровно заинтересован в моём более раннем возвращении, так что переживёт, поверь».***
На пути в квартиру, расположенную в одном из элитных районов города, Куникида, нервно поправлявший самый приличный из своих костюмов и одёргивавший спортивную сумку с запасной одеждой, миновал пять различных постов охраны и пережил все грани осознания финансовой пропасти между отдельными слоями населения Йокогамы. Мафиози высшего звена жили дорого. Это чувствовалось во всём. Высотку окружали идеально подрезанные деревья, между которых петляли выложенные аккуратными плитками дорожки, обильно усыпанные цветочными лепестками, газоны вовсю зеленели. В холле можно было танцевать, лавируя между бонсаев в белых горшках. Из курилки пахло довольно приятно даже для того, кто не курил. Чуя, одетый с иголочки, встретил его на ресепшене. Устало хлопая покрасневшими глазами и периодически вытирая одноразовыми платками нос, Накахара кивнул дежурившим около поста амбалам, поздоровался максимально обезличенно для поддержания легенды и поманил друга за собой, усиленно делая вид, что это постороннее лицо, нанятое им для работы, но сам перекинулся парой слов с консьержем во избежание дальнейших вопросов и получил на руки какой-то конверт. В лифте поднимались недолго в полной тишине, прерываемой только пением Уитни Хьюстон. Исполнитель придерживал на плечах накинутый точно в спешке пиджак, усиленно прикрывал шляпой усталое лицо и из последних сил дышал ровно, не давая организму зайтись хриплым кашлем в кабине. Куникида молча потел под пиджаком и старался запомнить дорогу наверх, но удалявшийся от прозрачной стенки цветущий сад внизу приковывал внимание к себе. Только за совершенно заурядной дверью, снабжённой всего-навсего пятью новенькими блестящими замками, Накахара позволил себе расслабиться, вместе со шляпой оставив в коридоре рабочий пафос, кивнул Доппо на тапки-таксы и, упёршись в стену, закашлялся. Пережив приступ, якудза качнулся, вытер рот салфеткой и махнул рукой вглубь помещения. — Прости, нынче из меня совершенно никакой хозяин. Я заказал еду с доставкой на дом, привезут через полчаса, Камикадзе. Ты отлично держался с местными. Если что, серебряный оракул, которым можешь дней пять ещё пользоваться, лежит на столе в кухне, в файле. Его носишь с собой и предъявляешь вместо пропуска, когда захочешь выйти из квартиры или забрать покупки. Пароль от вай-фай там же, на листке блокнота, на карточке — деньги. Дверь в гостевую спальню открыта, бельё чистое. Я пока с бумагами разберусь, раз полегчало, — мафиози подобрался и, держась стены, прошёл в гостиную. Квартиру Чуи, не такую большую, как ожидал Куникида, можно было смело назвать дизайнерской, но чересчур новой, будто необжитой: в интерьере, насыщенном хромом, серо-синей пастелью, отдельными деревянными вставками и полезной бытовой электроникой, недоставало личных вещей. Ни фотографий, ни зачитанных книг с закладками, ни разнокалиберной посуды, ни пуфиков. В комнате, обозначенной Накахарой как помещение для встречи гостей, особую ценность представляли заваленный бумагами стеклянный столик, на краю которого взгромоздился широкоэкранный ноутбук, да сам хозяин, складывавший испорченные платки в подготовленный для них пакет и пытавшийся упорно трудиться. На подоконнике панорамного окна с очень толстыми, явно защитными стёклами одиноко стоял здоровенный цветущий кактус с жёлтым пухом и монструозными колючками. «У твоего «мелкого», мягко говоря, непростой характер, если ты вот это назвал в честь него», — подумал Доппо, но не стал лезть. Своё жильё Чуя поддерживал в чистоте. Несмотря на отвратительное состояние его здоровья в гардеробной, на которую бывший учитель наткнулся в поисках кухни, вещи были рассортированы чуть ли не по цветам, а отпариватель, закреплённый на подставке, явно остывал после недавнего использования. Шляпы оказались развешаны по отдельным крючкам и разложены по индивидуальным коробкам. Острее всего экономический разрыв Куникида ощутил в ванной, когда пошёл мыть руки. Мало того, что свет включался по голосовой команде, так тут ещё и можно было делать зарядку прямо на коврике, не рискуя снести полки рукой или ногой. В душевой кабине с выбором режима подачи воды и специализированной подсветкой спокойно помещались двое, а третий мог составить им компанию в ванне с гидромассажем или чем-то наподобие него. В шкафу над стиральной машиной, правда, нашлась маленькая аптека с сейфом под явно запрещённые препараты, изрядным количеством противоядий и здоровенным пакетом бинтов. «Напарника бы порвало на тысячу маленьких Дазаев при виде такого богатства», — усмехнулся детектив, припомнив свою собственную аптечку, укомплектованную существенно больше всех остальных в Агентстве, и продолжил поиски полотенец. После шкафчика с хозяйственными средствами он наткнулся на бритву и на запас импортной косметики под трюмо, а выше, в другом отделении, совсем незаметном, обнаружил искомое, правда, осталось ещё мыло: Чуя едва ли был в порядке, раз убрал вообще всё на автомате. Мыло почему-то лежало в полупустом холодильнике возле пакета молока. Здесь же находились несколько баночек солений, готовая еда для разогревания (Куникида в жизни не стал бы есть подобное, потому что не хотел умереть от гастрита) и то ли сыр, то ли какой-то фрукт, завёрнутый в плёнку с прикрепленной надписью на французском и указанной датой. В морозильной камере были запас вонтонов и немного замороженных овощей. «Никуда не годится», — вздохнул Доппо. Не то чтобы он, бюджетник, мог позволить себе дорого питаться, но вообще-то зам. директора готовил вполне прилично и никогда не ленился запастись едой, даже если собирался болеть. Особенно если собирался болеть. Сбивал температуру, запасался, отписывался всем заинтересованным лицам и только потом забирался в кровать с целью жалеть себя дней пять, ведь теперь можно. Курьер, видимо, кто-то из мафиози совсем низкого ранга, принёс ещё больше коробочек. Подточив в одиночку кусочек, кажется, ресторанной скумбрии с рисом, нежной, сочной, но немного недосоленной, одарённый помыл посуду и, сложив тарелки в шкаф, заглянул в гостиную: на первое приглашение Накахара просто пожелал ему приятного аппетита и заверил, что придёт позднее. — Есть не планируешь? — поинтересовался он, однако ответа на услышал, так что, тихонько постучав и снова не получив никакой реакции, Куникида прошёл внутрь. Чуя, сложив руки на столе, спал ровно в той позе, в которой потянулся за бумагами, и собирался пустить слюнку на заполненный документ. Экран ноутбука погас, одиноко мелькала лампочка, свидетельствовавшая о разряженной батарее, часть бланков уползла на пол. «Это вообще никуда не годится», — нахмурился Доппо и, сняв пиджак, закатал рукава рубашки.***
Хозяйскую спальню детектив так и не нашёл, потому, осторожно развернув Исполнителя на левый бок и вынув его ноги из-под стола, раздел того до нижнего белья в гостиной. Помаявшись с тем, как правильно вписаться в коридор с довольно увесистой ношей, Доппо отнёс больного к себе. Уложил на постель, укутал одеялом, закрыл шторы на окнах, чтобы свет не мешал, забрал свою сумку, разгрузил её на машину в ванной, сложил одежду Накахары в корзину и принялся за составление списка покупок. Чуя не в первый раз болел, потому на столе помимо пропуска и пароля от сети вай-фай мафиози оставил одну из своих карточек с подписью: «Для оплаты заказов и прочего. Лимит не ограничен». Взяв со стола её, оракул, а из своих вещей — ручку и блокнот, Куникида устроился в свободном кресле и сосредоточился. Необходимо было накормить друга, по всем признакам человека исключительно непритязательного, чем-то лёгким и питательным, однако на будущее приготовить более сытные блюда с учётом того, что в квартире — двое взрослых мужчин. Бывший педагог не стал мелочиться. В продуктовую корзину вошли как мясо, так и морепродукты, а ещё большое количество свежих овощей и фруктов. Алкоголя было немного, только для соусов. Чай и кофе из закромов Чуи устраивали Доппо по качеству, сладости одарённого, правда, не интересовали, но он решил их сделать тоже, ведь больные бывают внезапно капризны. Завершив список, Куникида выдохнул, заварил чай в найденном на кухне френч-прессе и, прихватив в аптечке жаропонижающее и термометр, отнёс чашку в спальню. К моменту его возвращения Накахара окуклился: замотавшись в одеяло по самый нос, он лежал на кровати и тоскливо поглядывал на дверь. — Сдаётся мне, — Доппо поставил напиток на тумбочку и протянул мафиози градусник, — что «получше» выглядит иначе. — Ты просто «хуже» ни разу не видел, — киллер виновато улыбнулся, но включил электронный термометр и послушно воткнул его подмышку. Короткий громкий писк оповестил их обоих о том, что ситуация явно вышла из-под контроля. — Не всё так плохо: нет даже тридцати восьми. — Мне вызвать врача на дом? — Куникида забрал градусник и передал Чуе, слегка развернувшему свой одеяльный кокон, чашку с таблетками. — Спасибо за чай, что до врачей... Это бессмысленно. Мне периодически бывает плохо, потом становится легче. Если будет нужно, я сам, — мафиози кивнул, приняв напиток, и сразу же отпил немного. — Ты продержишься пару часов, если я схожу за продуктами и приготовлю еду? — бывший учитель серьёзно поглядел на друга. — Я обещал, помнишь? Без шуток. — Да, конечно, но сколько проблем я тебе создам, страшно подумать, — якудза покачал головой, смахнул со лба чуть повлажневшие волосы. Лицо его казалось непривычно бледным, скулы же, наоборот, горячечно краснели. — Помогать кому-то ещё — это мой способ справляться с собственными бедами, Чуя. И, пожалуй, это единственный из идеалов, который остаётся незыблемым, — Доппо сжал губы. Ситуация ему категорически не нравилась. — Я правильно понял, что ты не решаешь свои проблемы и уходишь в чужие, чтобы ощущать себя лучше? — Накахара прищурился и посмотрел на своего временного помощника как бы с высоты прожитых лет. Из-за сумрака в комнате под его глазами залегли глубокие тени, овал лица заострился, рот показался суше и уже. Куникида окаменел: под этим внимательным препарирующим взглядом стало тяжело сидеть. Что-то похожее он определённо видел на фотографиях, но не помнил, где. — Нет. Я стараюсь занимать руки и обдумывать ситуацию параллельно. Так получается менее нервно, однако мы позже это обсудим, если ты не против, — бывший учитель выдохнул и поправил очки. — Хочешь чего-нибудь? — Я всеяден, если ты об этом. Бобы забродившие, правда, есть так и не научился, да и морских гадов в живом виде... Коё-сан как-то пробовала меня угостить, до сих пор не забыл это ужас: шевелящиеся во рту щупальца, бедный лобстер, которого живьём в кастрюлю устраивают, а он на тебя этими чёрными бусинками таращится... Б-р-р-р, — Чуя скукожился, продолжая шумно втягивать чай. Жуткая аура отступила куда-то в темноту и осталась там, словно монстр из шкафа в детстве. — Никаких лобстеров, — кивнул Доппо, помнивший цены на живые деликатесы и осознанно не включавший их в список. От подобных покупок он рисковал получить травму психики, пытаясь пересчитать свою зарплату в морских раков, мучительно умиравших в кипятке. — Спасибо. Прости, что так получилось, я никакой, — под конец фразы голос почти пропал, Чуя зашёлся кашлем. — Постарайся пока поспать, я скоро вернусь, — Куникида было встал и развернулся, чтобы уйти, но почувствовал, как его подёргали за штанину. — Разбуди меня часов хотя бы в семь по приходе. Надо добить бумаги, чтобы сдать, там сроки горят, — прохрипел Накахара и снова закашлялся. Бывший учитель кивнул и удалился на кухню. Перед уходом он оставил около постели термос с чаем, а список покупок дополнил содой, травами и чаем, потому что приличная заварка, обнаруженная в шкафчике, подходила к концу, а полоскать горло, похоже, было нечем. Уже только когда он, полностью экипированный, выходил из квартиры, эспер осознал: друг напомнил ему старую фотографию Мори из показанного Рандо дела.***
У Мацуо Соры, охранника из холла той самой высотки, жизнь давным-давно не задалась: семья рухнула после вскрывшейся интрижки с фитнес-тренером. Жена ушла без скандала, но забрала с собой сына и, что самое отвратительное, нашла себе состоятельного ухажёра почти сразу. Вскоре по работе понизили: разжаловали и отправили сюда охранять жилища сутками. Клуб посещать более не получалось, а любовницу интересовали только его финансы. Сегодня сломался холодильник и пиво на вечер скисло вместе с лапшой. Словом, Сора просто не представлял, что ещё могло стрястись. Как это часто бывает с людьми, белый полярный лис подкрался незаметно: из лифта в коридор вышел приглашённый Накахарой-саном лично человек, поманил его в сторонку и на недружелюбный взгляд вытащил из-под пиджака серебряный оракул, подписанный Мори. «К Дазай-сану однажды обратился один псих с такой бумажкой. Одна стычка — и прощай подразделение. Не хочу!» — вспотел якудза. — Если правильно помню, эта бумага позволяет попросить поддержку у кого угодно из Мафии и получить её. Вы умеете водить, Мацуо-сан? — вкрадчиво уточнил человек. Выглядел незнакомец нелепо: костюм, явно сшитый на фабрике, простые рубашка с жилеткой, строгий галстук, очки-прямоугольники, странная стрижка и дешёвые ботинки в сочетании с огромной сумкой для покупок и рюкзаком. Сора мысленно фыркнул: его туфли стоили дороже всей одежды этого урода. — Да, — усмехнулся он, глянул сверху вниз и осёкся: худощавый бюджетник подобрался, точно змея перед броском. Колючие, как крыжовник, глаза смотрели в его собственные неожиданно строго и агрессивно. Копчиком почуяв, что ему несмотря на косую сажень в плечах могут устроить тёмную, якудза поспешил поправить себя. — Простите, а как к Вам? Мужчина тут же расправился, взгляд его потеплел, он поклонился невероятно вежливо. — По фамилии. К-кимура. Прошу прощения, не представился, — коротко заметил он. — Личный помощник Накахары-сана. «Ого. Чуя-сама кого попало звать не будет», — охранник сразу приценился, с запозданием осознав: собеседник был вполне приятен, хоть и выглядел простовато. — Рад знакомству, Кимура-сан. Чем могу быть полезен? — прослыть грубияном пред нанятым членом Исполкома работником не стоило, пусть тот и был здесь инкогнито. — Нужно купить продуктов на несколько дней. Не всё продаётся поблизости, и я не смогу дотащить столько сумок один. Требуются и транспорт, и свободные руки, потому что Накахаре-сану нездоровится, — терпеливо пояснил человек. Оракул он убрал, проверил только, чтобы документ держался на месте, чем добавил себе в глазах охранника почти десять баллов мгновенно. — Сразу бы сказали. За Накахару-сана — хоть на край земли, но мне нужно позвонить сменщику, мало ли, — отозвался якудза. — Это минут десять с учётом сдачи поста, если Кубо не унесла нелёгкая на другой конец города. Бюджетник кивнул и удалился в холл с толстым блокнотом, в котором, похоже, проверял список покупок, очень напоминая Саю, бывшую жену Соры. Супруга так же садилась с записями и просила его что-нибудь перехватить по пути с работы, но у Саи не было серебряного оракула, потому она раз за разом получала от ворот поворот. Мацуо считал, что Настоящий Японский Муж не должен заморачиваться такими мелочами, и вот, пожалуйста, в холодильнике — шаром покати, грязные рубашки скопились в корзине для белья, мусор, оказывается, смердит на всю квартиру, если его не вынести вовремя, и в месте, которое раньше было домом, стало невыносимо тихо. Кубо сорвался с потенциальной гулянки и потребовал проставиться при случае. За небольшой «привет» из прошлого — малая плата, и задание почти идеально безопасное и спокойное.***
Через полчаса в продуктовом у Мацуо появилась одышка: Кимура, как одержимый, носился туда-сюда между прилавков и подбирал то травы, то соусы, то ещё Ками весть что. Якудза едва поспевал за ним и периодически поправлял в большой корзине собранные продукты, в которые до сих пор не вошли ни мясо, ни рыба. В последний раз такое количество пряностей, овощей и заправок он наблюдал при их с женой совместном походе по магазинам и не подозревал, для чего всё это надо. Вычеркнув четверть пунктов после оплаты снеди на кассе, Кимура помог донести запасы до машины, сгрузить сумки на заднее сидение и повёл Сору назад, не запыхавшись за время беготни и не сунув за пазуху проклятый блокнот. Соре хотелось плакать совсем немножко, но Настоящие Японские Мужики не плачут, даже когда идут за посудой и лавируют между полками, потеряв цель. Не хотят совершить самоубийство в отделе с ножами и вилками. Не смотрят с надеждой на дверь, если нашедшийся экзекутор почти до неё дошёл, а потом куда-то повернул и начал спорить с продавцом. Они терпят. Ещё через полчаса личный помощник Чуи определился с выбором и за счёт Мацуо донёс до автомобиля обёрнутые упаковочной плёнкой горшки для запекания без происшествий. Сора уставился на него, ожидая пощады, но Кимура-сан показал оставшиеся пункты в записях, и надежда умерла.***
«Купить еду не беда, беда — доставить её домой, особенно если Вы живёте в высотке», — думал намаявшийся за день якудза, тащивший половину поклажи в пакетах к лифту. Майка под его рубашкой давным-давно взмокла, пот, наверное, проступил и на пиджаке. Вторую половину запасов ассистент Накахары-сана добросовестно нёс сам в рюкзаке, в сумке через плечо и в руках: заметив, что после нескольких часов на побегушках кисти у мафиози дрожали, Кимура не стал доверять ему посуду, и на том спасибо. Сгрузить вещи у дверей Чуи оказалось сравнимо только с внезапным прекращением мучительной головной боли. Сора осел на пол, рядом с пакетами, пока энергичный не в меру бюджетник открывал дверь и, переобувшись в тапки, методично переносил покупки внутрь квартиры. Чуя-сама на вышел их встречать, следовательно, он был не в лучшей форме, впрочем, сам Мацуо не мог похвастаться ничем. «Как моя Сая-тян справлялась одна? Она таскала больше в несколько приёмов и возвращалась при этом с работы, а потом готовила ужин и садилась за отчёты», — осознал он с горечью и впервые за время их расставания ощутил не приевшийся гнев, а жгучий стыд. Его тронули за плечо. Справа выглянула причина стресса с блистером таблеток и большой кружкой воды. — Мацуо-сан, мне позвать врача? Что-то с сердцем? — обеспокоенно уточнил он. «Ты чего это, солнце? Заболел? Иди полежи, перетрудился», — Сая, если волновалась, хмурилась и похожим образом поджимала губы. Жена давала отдохнуть всегда, хотя сама не просила о подобном, а ей наверняка было это нужно гораздо больше. — Нет, просто устал, сейчас встану и пойду. Спасибо за воду, Кимура-сан, — ответил охранник. — Что-то случилось? — забрав опустевшую кружку, смешной, бессмертно-работящий бюджетник наклонил голову. Линзы очков блеснули, отразив свет ламп в коридоре, сделав его лицо строже и старше, словно этому суетливому юнцу, подбиравшему лучшие продукты на рынке, резко стало лет сорок, не меньше. Заметив, что Сора собирается вставать, мужчина протянул ему руку. — Как Вы думаете, всё ли можно исправить? — схватившись за опору, Мацуо, хрустнув всеми суставами, выпрямился и с благодарностью кивнул. — Почти всё, если заинтересованные лица живы. Вопрос в том, сколько усилий Вы готовы приложить и насколько сильно хотите измениться, особенно если для достижения цели придётся делать много того, что Вам не нравится, — ответил Кимура после того, как чётко сформулировал фразу. — Если, например, чьё-то доверие было утрачено, умножьте продолжительность самого долгого и неприятного дела в Вашей жизни на пять или на десять, чтобы морально подготовиться. — Почему так долго? — опешил Сора. — Потому что Вам так покажется, — тихо заметил собеседник. — Простите, я должен идти. Если захотите поговорить, я, скорее всего, спущусь завтра в холл около полудня с бумагами. — Я буду ждать, — Мацуо поклонился, наверное, достаточно глубоко, поскольку заслужил ответный поклон.***
Чайковская М. — В этой комнате цветных пелерин
Чуя вымотался из-за болезни. Он не проснулся, пока Куникида шуршал пакетами с продуктами, пока Доппо их рассовывал по пустым полкам холодильника и шкафчикам, пока бывший учитель распаковывал горшочки для запекания мяса в духовке и мыл их, пока он заваривал чай, готовил отвары для полоскания горла и разливал их по бутылкам — с таким кашлем носоглотка должна была гореть. В одном, правда, проницательность не подвела Накахару: Доппо сбежал к нему в квартиру от двух вещей, хотя сейчас, когда детектив покрутил ситуацию со всех сторон во время закупок, понял, что от одной. Он дважды столкнулся с настоящим совершенством и остро почувствовал своё несоответствие в обоих случаях. Ни одно пособие по самопомощи не давало советов кроме жалости к себе и попыток успокоиться. По самооценке били и первое, и второе, и третье, и суммарное, итоговое.***
После отступления горячки Накахара открыл глаза в гостевой спальне и не сразу сообразил, как оказался там только в исподнем, потому, как истинный якудза, он немножко забеспокоился: разбил стакан, поднял в воздух способностью осколки стекла, справедливо решив, что прибьёт даже этим кого угодно, пошатнувшись, поднялся с кровати, обернул себя пледом на манер тоги и, тихо-тихо приоткрыв двери, проследовал в коридор. В воздухе витали запахи. В кухне звякали крышки кастрюль, звенели ложки, стучал по доске нож, что-то булькало и источало очень соблазнительные ароматы, которые обычно сопровождали визиты Акутагавы в квартиру. Чуя, приняв всю полноту ответственности за кохая, рано понял, что ключ к сердцу Рюноске тот же, что у прочих уличных — приличная еда в больших количествах, потому готовил для младшего, если предшествовавшая встрече миссия не выжимала его досуха. Стряпня принесла результаты: не то чтобы вредный одарённый стал ручным псом, но со своими проблемами стал ходить к Чуе гораздо чаще. Теперь кто-то готовил для самого Исполнителя. Опухший нос давал некоторые представления о том, какая трапеза предстоит. «Камикадзе, точно. Напугать его только не хватало», — мафиози, тихо звякнув стеклом по дереву, опустил осколки на верхнюю полку шкафа, сделал глубокий выдох и так раскашлялся в коридоре, что, похоже, добился обратного своим ожиданиям. — И-извиняй, Камикадзе, ловкость нынче не моё, — прохрипел Чуя пристыженно. Собеседник нервно улыбнулся и махнул рукой в комнату, приглашая его к столу, накрытому незнакомой посудой. Выражение лица Доппо чем-то очень сильно не понравилось хозяину квартиры: давно он не видел такой знакомой смеси меланхолии и истерического воодушевления. — Слушай, у меня ж вроде есть посуда, хотя да, ты прав. Столько мисок точно не было, — впечатлённый количеством закусок эспер тихонько опустился на стул: Доппо полностью сервировал стол в лучших традициях. Рис был разложен строго на чёрных тарелках, горячее в горшочках или глубоких тарелках, прикрытых крышками, парило, салаты сгрудились на мелких блюдцах в специальном коробе. Суп стоял справа. — Как настрой? — уточнил друг максимально нейтрально. Пока Исполнитель пытался прикинуть затраты на все продукты и набор нормальных приборов, коих из-за Порчи он не держал в квартире, рот его полнился слюной, а организм испытывал воодушевление. Заболевший Чуя при прочих равных условиях есть не хотел, но сказать, что не голоден, когда ради тебя кто-то так старался, было настоящим плевком в лицо и Куникиде, и себе. В желудке отрезвляюще забурчало. — Боевой, — хмыкнул мафиози, но тут же потянулся к шкафу и извлёк оттуда пузырёк спирта. — Составишь мне компанию? Руки мыть будешь? Ты это, перевыполнил задачу, я прямо предвкушаю, но не уверен, что влезет всё. — Суп влезет — неплохо, — пожал плечами Куникида. — Остальное куда? — Чуя напрягся. — С закусками стоит закончить сейчас, горячее — остудить и запасти, — Доппо посмотрел на подоконник: там стояло ещё что-то и явно остывало. — Я, к сожалению, не могу позволить себе сидеть здесь долго. Думаю, пара дней — и назад. — Интуиция? — Исполнитель прищурился, пальцами поглаживая горячий бок глиняного горшочка. — Она самая, — Доппо строго поправил очки. Чуя мысленно хмыкнул: видел он уже одного примечательного типа, скрывавшего за таким нехитрым жестом и усиленным заполнением бумаг нервозность. Скользкий был: то ли двойной, то ли тройной агент, как крышей не поехал — ёкай его знает. — Приятного аппетита? — Взаимно. Если ты хочешь о чём-то поболтать, Камикадзе, имеет смысл сделать это сейчас, пока я ещё относительно здесь, — Накахара, как был, в флисовой тоге, устроился на стуле, помыл руки спиртом, прокашлялся и придвинул к себе поближе горшочек. Приоткрыл крышку, принюхался и засунул первую в рот ложку. Куникида напряжённо на него поглядел и толкнул по свободному краю стола упаковку одноразовых платков. Сначала Чуя не понял, чего это он. Во рту оказались мясо и капуста, даже чуточку хрусткая, в самый раз для корейской кухни, а потом в лицо плеснуло огнём и носоглотку пробило от количества специй. Из носа бы потекло ручьём, но Накахара прикрыл нижнюю половину лица салфеткой, нервно замахал на себя пачкой платков, прокашлялся опять и вернулся к тарелке. — Камикадзе, когда люди влюбляются, они с солью перебарщивают, — в уголках глаз скопились слёзы, зато внутри всё моментально согрелось, а мозги, кажется, закоротило, поскольку Чуя сунул в рот следующую ложку, подумал, добавил ещё одну и ещё одну. — Я горю, но я хочу есть это дальше. Почему так вкусно? — Так и должно быть. От супа быстрее отпускает. Ты сам сказал, что Ваш шеф одобрит любые некалечащие практики, чтобы вернуть тебя в строй, я не противоречу приказу, — хитро улыбнулся Доппо самыми уголками губ, но улыбка вышла потускневшей, точно те столовые приборы, на которые контрабандного золота осадили больше, чем надо. — Сам-то не заболеешь со мной? — ложка до обидного быстро застучала по дну чашки, поэтому Чуя подтащил к себе закуски и честно смёл свою половину. После острого супа свежие овощи и водоросли заходили особенно хорошо. — Знаешь, я уже, наверное, — Куникида ел понемногу, на салаты кивнул, мол, заканчивай с ними сам, надо будет — нарежу ещё. — Ночные ужасы, ага? — мафиози, если того требовала ситуация, отменно держал лицо, потому мастерски скрыл за внешним голодом то, как ловил каждое слово. — Я подумал, если мне чуть-чуть полегче, я поработаю немного, после фильм включим на фон, а ты поделишься, если оно, конечно, не попадает под условие об организациях. Эспер напротив, вечно прямой, резко ссутулил спину, пытаясь стать меньше и скрыться за горой тарелок. На другого Накахара бы попёр, как танк, чтобы загнать в угол и выбить информацию, однако нормальные отношения — дело тонкое. — Я не знаю, как сформулировать корректно. Оно попадает частично, — врать Куникида в отличие от Чуи, кажется, не умел совсем, но нечто столь явно выбивало его из колеи, что Исполнитель быстро начал прикидывать, какую из бутылок вина открыть: надлежало не только не смутить Доппо вкусом, но и не отвадить ценником. В итоге обед закончился в слегка напряжённой тишине: мафиози, не брезгуя настроем, покормил организм и действительно вернулся к заполнению бумаг. Друг его, предварительно выгнав хозяина квартиры с кухни и перемыв посуду, заварил какой-то чай, принёс к журнальному столику поднос с чашками и проконтролировал приём таблеток, а сам принялся читать книгу, присев рядом. Минут через пятнадцать нервы зам. главы Агентства сдали: видано ли дело, рядом кто-то разбирал бумаги без него! Он забавно скосил глаза раз, другой, с переменным успехом навис над стопками, не зная, куда деть кисти, и сразу отвернулся одним усилием воли. Накахара глубоко вздохнул, выбрал самую безопасную для Порта документацию и выдал загоревшемуся энтузиазмом одарённому. — Будь добр, рассортируй, если совсем скучно, — ненавязчиво предложил Исполнитель, краем глаза поглядывая на соседа: тот немного расслабился, заскользил по краям отчётов пальцами, и тут из коридора послышалась трель звонка. — Ты кого-нибудь ждал? — Доппо поправил очки. «Ещё бы: только взялся за работу, а её отнимают», — мысленно усмехнулся якудза. — Нет, может, госпожа Озаки кого-то послала из своих с продуктами, — Чуя, переодетый в пижаму, чтобы не стыл, поднялся, прокашлявшись, добежал до двери, глянул в глазок и похолодел. Коё явилась навестить его лично. Сестрица ненавидела долго ждать, и маячивший за плечом «Золотой демон» подтверждал её решительный настрой.***
С Куникидой много всякого случалось, но такого — ни разу. Его буквально впервые в жизни запихнули в шкаф с воплем: «Нет времени объяснять, сиди тихо и не выходи, ни за что не выходи, пока не приду, слышишь?» Чуя куда-то нажал, что-то заскрипело, и детектив рухнул навзничь, однако приземлился на мягкую поверхность. Скрип повторился — перепуганный Накахара, наверное, запер его от греха подальше, осталось ещё понять, где именно. Эта комната отличалась от прочих удивительной дезорганизованностью. Всё видимое пространство усеивали мелкие белые и жёлтые клочки чего-то. Доппо прищурился, подхватил пару хлопьев, помял их и засмеялся в локоть: тёмно-зелёный ворсистый ковёр обсыпало смесью поролона и синтепона. Убедившись, что никуда не врежется, Куникида подобрал ноги и сел. Как оказалось, он упал на широкую пушистую дакимакуру в форме очень длинной кроличьей таксы. Морда её утыкалась в стену за спиной эспера, а коротенький хвост забавно торчал вверх. Рядом нашёлся шнурок от лампы, за который одарённый, не долго думая, дёрнул и изумлённо приоткрыл рот. Доппо с первых часов в гостях у Чуи понял, что не видел хозяйской спальни. Он и не наделся: мафиози не собирался показывать кому-то интимное пространство, тем более — человеку из потенциально вражеской организации, однако, по воле случая, Куникида всё же туда попал. Дороговизна буквально каждой детали в новенькой хромированной квартире натолкнула детектива на мысль о просторной кровати из красного дерева и безумно винтажном зеркале, может быть, горе подушек, атласных покрывал или даже об одеяле с электрообогревом, кружевном белье на люстре, которое бы стоило не меньше двухмесячного жалования самого бывшего учителя, но... Вокруг впечатляющих размеров кровати, застеленной кое-как, сидели, стояли, лежали десятки игрушек-собак. На узкой тумбочке, возле ночника, где и находился идеалист, грустно притулился запылившийся швейный набор, там же стояли швабра-пылесос, совок с веником и большой пакет синтепона. Над кроватью, втиснутые на узкую полку, собрались пособия по педагогике и дрессировке, подпёртые с краю энциклопедией о драгоценностях и мелкими книжечками с рассказами на английском и французском. Сбитое комом одеяло и потрёпанная простыня частично сползали, прикрывая сейф с оружием, поставленный под кровать, и распотрошённую коробку с лекарствами. На противоположной стене, над постелью, висели табели с отмеченными днями и месяцами — на план нападений не походили, больше на список дней рождений и организационных праздников, потому что где-то Чуя добавил инициалы и приписки о предпочтениях. «Напоминание о важных датах, чтобы не просто не забывать — вести отсчёт и готовиться к ним. Чуя гораздо серьёзнее моего напарника относится к таким событиям», — Куникида покачал головой и снова присмотрелся к собакам. Одна часть этих бесконечно выразительных игрушек сидела ближе к стене, а другая — напротив, словно ожидая чего-то и почти скуля от того, что до неё так и не дошли руки хозяина. Доппо не выдержал, потянулся потрепать забавного пса за ушами, и тут одно отвалилось. Бывший учитель присмотрелся внимательнее и заметил, наконец, прорехи на пушистых боках и животах. В голове сразу всплыл момент, в котором Накахара по привычке сгрудил подушки возле стены и испугался, осознав, что натворил в чужой квартире. «Вот тебе и страшная японская мафия. Хочет собаку, но не может позволить себе. Дело не в деньгах, скорее во времени, которого нет. Закапываться в плюшевый приветливый кокон, который не только делает жизнь уютной, но и спасает от травм, оптимальное решение», — Доппо покачал головой и слабо улыбнулся. Единственная комната в доме, буквально под завязку набитая Чуей, оказалась гораздо проще и понятнее всего в дорогой высотке, но говорила она о бесконечном одиночестве обладателя. Друг, правда, не давал вестей о том, когда выпустит его: видимо, сестрица, обеспокоенная здоровьем дорогого человека, не давала ему прохода и охала где-то поблизости. Чтобы не маяться от безделья, пока Накахара мужественно сносил её беспокойство, бывший учитель покопался в коробке с нитками, нашёл подходившие к отвалившемуся уху и, подтянув собаку, принялся за ремонт игрушки.***
Noize MC — Выдыхай
Мысли об идеалах в последнее время стали мучительны для Куникиды ещё по одной личной и одной профессиональной причине. Проблема заключалась не в недостижимости идеала, вовсе нет, скорее в стойком осознании, что некоторые вещи нельзя исправить. Совершенство — юноша невозможной для Японии красоты — сидело перед ним на стуле. Ножницы в руках Рандо — холёных, сахарно-тонких пальцах с изящным маникюром — осторожно остригали локоны того удивительного оттенка блонда, который не встретить в Азии. Золото, напоминавшее шампанское в хрустальных бокалах на престижных светских раутах, беззвучно опадало на клетчатую клеёнку, расправленную под столом. Артюр, напевая под нос губами спавшего Доппо незамысловатую песенку на французском, хлопотал вокруг своего подопечного. Правильнее, конечно, отметить, что подчинённый фактически принадлежал не Рембо, а той правительственной организации, в которой призрак работал, но... Ками, как красив был этот ребёнок! Фарфоровая кожа, длинные ресницы, аккуратное в целом сложение и совсем новенькая одежда, а теперь ещё и укладка по последней моде превращали обычного живого человека из плоти и крови в нечто совершенно иномирное, эфемерное, чересчур лёгкое для земли. Тонкие ножки в широких штанинах отглаженных шортов и белых рукавах свободной рубашки-паруса казались нежнее, чем на всех виданных детективом картинах. Сон ото сна ребёнок взрослел. Мальчик сопровождал своего наставника всюду: на прогулках, в театрах, в кино, в библиотеках, в музеях, даже по дому ходил следом наподобие верного пса. Он стремительно осваивал информацию, предложенную старшим эспером, занимался спортом, хорошо ел — после двадцатого названия сыра Куникида устал считать, сколько их встретилось на пути бедняги — и, конечно, бывал на тренировках способности, демонстрация коих искренне задела Доппо. Сила, под стать обладателю, оказалась впечатляющей. С маленькими объектами юный одарённый справлялся превосходно — нечто тёмное, сродни гравитационному манипулированию Чуи, находилось под полным контролем хозяина. С вещами больших размеров возникали проблемы, которые с возрастом уменьшались, а сам юноша — почти бог в представлениях древних греков, белокурый, статный — неустанно совершенствовал свои навыки под контролем Рандо. Из красивой картинки выбивался один нюанс: совершенно пустой, точно с поволокой, взгляд. Подростку, о котором Артюр заботился, было глубоко безразлично внимание старшего, лившееся на того словно из рога изобилия вместе со временем, подарками, занятиями. Да, он делал абсолютно всё, что от него требовалось, даже выглядел вплоть до последней запонки согласно ожиданиям окружавших его людей, но внутри у этого совершенного существа явно чего-то не хватало, и оно, не понимавшее, что же не так, становилось запущенней в этом смысле от ночи к ночи. Каждое пробуждение после показанных Рандо успехов чуда, взятого оным из некого тайного места, приводило к одному и тому же. Доппо нёсся на тренировку, делал записи или просто нёсся на тренировку, возвращался, останавливался в ванной напротив маленького зеркала и... не смотрел на себя дольше, чем требовало бритьё. У Куникиды Доппо, не окончившего из-за скандала колледж, не было богатых родственников, которые с удовольствием баловали бы его. У Куникиды Доппо — самое обычное образование, без целой команды частных преподавателей и опытного друга-учителя в юности. Он всё делал сам, ведь младшим детям в семье требовалось и любви больше, и внимания, и денег. Умел вертеться. У Куникиды Доппо выдался в жизни тяжёлый период ссоры с семьёй. После происшествия в колледже родня не хотела знать о нём ничего, вот и не совался домой, а жил в общежитии. Окончательно отказался от идеи встречи с родственниками после того, как стал детективом: чем меньше известно, тем выше вероятность, что на родственников не станут охотиться враги. У Куникиды Доппо первая работа появилась до двадцати, а первые долги за жильё — сюрприз! — и того раньше. Тогда-то он и попробовал преподавать. Не вышло: не ужился в коллективе — сцепился с преподавателями старой школы и вылетел, как пробка. У Куникиды Доппо наставник самопроизвольно прибежал на звуки стрельбы тогда и только тогда, когда из-за эспера чуть не погибли мерзкие, виновные в издевательствах над ним и над Катаем люди, которые, тем не менее, не заслуживали казни. Ел Куникида Доппо то, на что хватало его личных средств, и порой затягивал пояс потуже из-за соседа, куда ж без Дазая? Тренировался на свободных спортплощадках или на чердаке. Покупал для занятий дешёвую одежду и обувь, которую часто чинил и периодически менял. На хорошие фирменные кроссовки копил полгода. После появления Осаму бросил. Способность у него была совсем крошечная, как бы косноязыко это ни звучало, способная творить чудеса, если перманентно включать мозг и искать выход из ситуации. Управление даром с помощью блокнота зависело от двух величин: каллиграфии и памяти. Пишешь криво — вещь кривая. Представляешь недостаточно тщательно — в лучшем случае не призовёшь и израсходуешь впустую страницу, в худшем — создашь нечто неисправное, например, гранату без чеки в момент активации. Да, одного взгляда хватало, с оговоркой на то, что зрительная память у Куникиды была более чем вместительная, воображение — яркое и живое, а Фукудзава носил ему множество мелких предметов и давал тщательно изучать их, особенно оружие, заставлял заучивать и пытаться писать стихи, чтобы запоминать объекты и места преступления быстрее и лучше. С ещё одной оговоркой на проблемы со зрением: на коррекцию отложить из-за напарника не представлялось возможным. Проблема самоубийц — это проблема окружающих их неравнодушных людей тоже. За любой попыткой должна следовать остановка или, если затормозить вовремя человека не удалось, спасение. Тем же утопленникам необходимо вызывать скорую, поскольку вывести пострадавшего из запущенных утоплением метаболических процессов может только врач, а не обыватель. Обыватель хорошо, если выловит, или придержит у берега тушку, уважение ему и низкий поклон, если согреет. Здорово, если приведёт в чувство. Реальность гораздо грязнее и мрачнее, чем может показаться, ведь не существует безболезненного варианта уйти насовсем, что бы ни писали в старомодных романах. И за каждой попыткой — реабилитация. Уход — чудовищное количество заботы, времени, сил и денег: ни бинты, ни таблетки, ни пластыри не сыплются с неба, как манна небесная. Наведение порядка в доме и специальная (после ряда травм) еда. Одежда, которую необходимо отмыть и высушить, если своему хозяину она ещё нужна после. Большую часть расходов Фукудзава, понимавший, насколько непростое явление предстоит пережить коллективу, взял на себя, но он не мог разорваться между работой и бытом, чтобы окружить Осаму вниманием и заботой, как получилось когда-то с Йосано. Рассказами о выживании в те времена Рампо с Куникидой не делился. Доппо догадывался, что местным пришлось несладко, но от дурдома, творившегося с мозгами соседа, ему хотелось порой орать и плакать, потому что он не просто не понимал, с какой стороны подойти к решению задачи, а даже не мог прочитать условие, поэтому чувствовал себя идиотом, бьющимся лбом о стену. С Чуей было легко. Тот, хоть и жил в пафосной квартире, носил дорогую одежду, гонял кучу людей в хвост и в гриву, в душе оставался простым и практичным. Накахара адекватно — для человека с таким местом в иерархии преступного мира — реагировал на острые эмоциональные ситуации, умел поддерживать и, возможно, разбирался в людях не хуже директора, а ещё всегда, насколько это было допустимо, шёл навстречу. Бегать за ним почти не приходилось, заботу он принимал с тихой благодарностью, правда, эсперу требовалось некоторое время. Дазай, похоже, заразил Куникиду своим безумием, а отражение в зеркале — плечистый очкарик со странной растрёпанной стрижкой — добивало обладателя. Во снах совершенство стремительно училось и, по мере необходимости, безжалостно валило людей без усилий и угрызений совести. Брызги крови пачкали идеально отглаженный щёгольский костюм с узорчатым платком или галстуком настолько редко, что обладатель спокойно вешал его в шкаф после работы. Куникида за подозреваемыми частенько бегал, а задержания обычно напоминали квест, где лучшая часть — не уделать одежду пятнами от мазута или травы и не порвать её. Вы вообще видели, сколько стоят добротные классические брюки на человека ростом около метра девяносто? Чувства вины у совершенства не было. Оно, совершенство, не страдало по ночам и крепко спало без сновидений, а днём пребывало в перманентной красивой меланхолии. Куникида вставал, тренировался, готовил завтрак, мыл посуду, нёсся на работу, разбирался с офисными делами, коих находилась масса, бежал через магазин проверять соседа, гладил, стирал и зашивал одежду, если надо, готовил еду на завтра и после этого, если не нужно проверить Катая, шёл к двери, которую как-то вынес и обломал Дазая с удушением на ручке оной. Не спрашивайте, как это выглядело. В прочих случаях Доппо падал спать мёртвым сном, пока к нему не заявлялись призраки прошлого или незваные гости, вроде Рандо, и на страдания не оставалось ни секунды. Заместитель директора гнался за идеалом себя, к которому совершенство подошло вплотную. Оно бесило, бесило, бесило этим неимоверно. Окружённое вниманием и заботой, безжалостное существо жило в странном мире, противореча идеалам Куникиды, но продолжало оставаться совершенством вопреки всем различиям. После такой красоты и силы видеть в зеркале собственное тело, скроенное гораздо топорнее, стрижку, смешно растрёпанную от макушки в стороны и висячую ниже, грубоватое скуластое лицо в очках, широкие кисти, местами сбитые и затёртые до мозолей, казалось чем-то бесконечно разочаровывающим. Способность та же... Бывший учитель отдавал себе отчёт, что не повторит и половины трюков совершенства, потому что его дара недостаточно.***
Dierks Bentley feat. S. Carey — Hold The Light
'Only The Brave' — вбил в поисковик Накахара в первый вечер. Бумажная работа закончилась, суп с закусками заполнили желудок, температура спала от своевременного приёма лекарств, в доме царили чистота и уют, а сбоку Куникида, недавно поправлявший простыню на стене и помогавший настроить проектор, водрузил большую чашку с сухофруктами и орехами и вытянул ноги на расправленном диване в гостиной. Столик вынесли в гостевую, потому места хватало с избытком. Чуя, нашедший кино в хорошем качестве с японскими субтитрами, устроился в своём обложенном подушками углу, привалившись боком не возражавшему соседу, сдвинул импровизированный попкорн к их бёдрам и, закинув руки на одну из собак, расслабился. Он вообще не помнил, когда последний раз смотрел фильмы с кем-то, не думая совсем о том, как выглядит со стороны и какое впечатление производит, но казалось, что года четыре с лишним назад. Было хорошо, тихо. Мобильные, переведённые в беззвучный режим, лежали на спинке дивана. Исполнитель иллюзий не строил: друг его предупредил, что картина будет немного пафосной и, возможно, тяжёлой. По трейлеру стало понятно: почти никто не доживёт до конца истории, только вот люди на экране жили. Обычные нерафинированные мужики сплотились в команду, призванную тушить пожары где-то в США, за много миль от сидевшего в безопасной и комфортной квартире Чуи, и не было в этом ничего такого для обывателя, но не для мафиози. Портовая Мафия состояла из таких же обычных, на первый взгляд, людей, со своими особенностями и привычками, со своими амбициями и семьями, со своими бедами. Да, хватало иерархического деспотизма, всё же организация была преступной, но... Они жили. Они были. Они помогали друг другу создавать и обустраивать то место, где пребывали, делая его если не безопаснее, то хотя бы чуточку понятнее и приемлемее. Часто мафиози умирали так же страшно, как эти несчастные девятнадцать пожарных. Чуя смотрел на бушующее пламя, на горящего медведя, на пролетевший мимо спасительный самолёт, на оказавшихся в полыхающем аду людей, укрывшихся почти бесполезными полотнищами, и вспоминал, как горел и задыхался сам, как сцепился насмерть с Верленом, как говорил до этого с лежавшим на полу умирающим Альбатросом, ещё недавно живым и весёлым.(*)
События пятилетней давности вставали перед его глазами ярко, словно случились вчера. Труп Липпмана, публичного лица Портовой Мафии, оказался в багажнике. Переломанный, перекошенный, как упавшая с полки дорогая фарфоровая игрушка. Он, самый приятный лицом из них шестерых, выступал на публике и слыл законодателем мод всея Йокогама. Высокий, статный, бесконечно соблазнительный и красивый, он криво свисал на землю и истекал краснотой. Помятый фантик одежды едва прикрывал пропоровшие плоть белоснежные кости. Их, Флагов, разрушенный закуток. Хрусткое стеклянное крошево под ногами, запах разлитого алкоголя, ленты, конфетти и невыносимый смрад крови. Четыре тела на полу, одно — Альбатрос, сосед сверху, чью квартиру Чуя выкупил в личное пользование и превратил в небольшой музей для остатков своей памяти. Он умер прямо на руках Накахары, завещав тому мотоцикл. Смерть получилась вдвойне жуткой, ведь мафиози не просто переломали, как других — в месиво превратили живот, а ноги раскрошили. Док, которого Альбатрос так хотел спасти, не видел этого кошмара, потому что слепо таращился на стену. Нижняя половина тела отсутствовала. Причиной смерти, наверное, стал болевой шок. Позднее набравшиеся сотрудники ритуальной службы, присутствовавшие на похоронах, шёпотом передавали, что Айсмена, толкового киллера, самого спокойного из их компании, попытались поднять с пола, и тут всё, что ниже плеч, потекло из-под костюма, и им пришлось лопатами перекладывать это на носилки, чтобы... Чуя смотрел и переживал снова. Смотрел — и горел. Пианист, разорванный своими же струнами, изо всех тянул руку к двери, чтобы закрыть её изнутри. «Никто не должен был увидеть, особенно я, правда?» — подумал якудза и застыл на сцене, где новичок в рядах пожарных, выживший по чистой случайности, входит к близким всех погибших, чтобы рассказать тем правду.(**)
Чуя вообще-то не плакал. Не до слёз было — внутри всё живое, наверное, умерло там, посреди бойни, потом пришлось бегать, чтобы разбираться с прошлым и пытаться отомстить французу, после — лечиться и реабилитироваться, провожать Ширасэ в Лондон, но... Он не плакал, нет. Вообще не плакал нормально и не горевал на публику, жизнь среди Овец и позднее в Порту закалила в этом смысле, однако, когда на экране замелькали фото тех, настоящих людей, Накахара затих и вытер глаза, одурело осознав, что щёки-то мокрые, и давно, похоже, а во рту, напротив, сухо. Миску сдвинули и его, Чую, моментально сгребли в охапку. Сосед мелко подрагивал, и это подрагивание резонировало с тем, что зарождалось у Чуи в груди, а мафиози, уткнувшись в детектива, тихо подвывал, слыша ответный стон. По ком горевал сосед, Исполнитель не догадывался, но похожее бывало. Часы отбили полночь. Флаги умерли ровно пять лет назад в день, который официально считали рождением Накахары, как члена Портовой Мафии, двадцать девятого апреля. По экрану бежали титры, а в голове хозяина квартиры пролетали события первого года в Порту. Вот сумасшедшее задание с Альбатросом. Они переплывают залив на скорость, проигравший будет ловить рыбу на ужин, потому что вертолёту хана, а деньги сохнут вместе с одеждой. Альбатрос ругается, зубоскалит и вертится ужом, пытаясь стащить с мокрого, но шустрого Чуи ремень, ведь готовит он, хотя друг не выделывается и собирает более или менее пригодные в пищу водоросли и мидий. Вот Липпман, схватив за руку, волоком тащит в магазин с ценниками, способными до обморока довести любого бюджетника, и щебечет, щебечет, щебечет что-то про юристов и дизайнеров. От тех Чуе перепало: знаменитый чокер стал подарком друга, к слову, не единственным. Их, ожерелий, было несколько, каждое хранилось в спальне, в особом отделении шкафа рядом со швейцарскими часами и перстнями. Вот они с Айсменом играют в бильярд. Накахара осваивает кий, заучивает приёмы, подбирает лучший угол для удара. Шары катаются по зеленоватому полю удивительно умиротворяюще. Именно этот киллер позднее пытался научить его пить и читать с лиц набравшихся собеседников то, что может быть полезно. С последним дело пошло в гору, хотя организм плохо справлялся с горячительными напитками. А вот общий сбор, на котором будущего Исполнителя представили Доку: слегка одиозному и диковатому, но бесконечно талантливому врачу, стремившемуся к богу. Эспера он успел подлатать пару раз, да и не только его, показал, по каким признакам различать действие определённых ядов. Предупредил по поводу Хига. Давно ещё. Как же давно! Он не ошибся ни в чём, этот славный аккуратист. Пианист, в свою очередь, помог адаптироваться на новой должности и наловчиться определять поддельные купюры, каким бы ни был искусным мастер, изготовивший реплики. Мастер-фальшивомонетчик, бегать за коим приходилось даже Мори, казался самым чудным в их компании, но в итоге с ним-то и было легче всего говорить о всяком. Всегда, а ещё — молчать. Разумеется, одними дружескими встречами и заданиями дело не ограничивалось. Все эти маленькие события не имели флёра значимости, а просто случались, точно перемена ветра. Теперь же каждое воспоминание — на вес золота: и ценное, и тяжёлое. И ко дну тянет, и вытаскивает из любой переделки. Вот Адам. Человек с механическим сердцем в груди. Будь в мире больше людей вроде этого андроида, мир был бы существенно лучше, добрее, спокойнее. Розовые пузыри из жвачки, русские горки на чужих руках, путеводная звезда во мраке. Буквально протянутая рука помощи. Вот Ширасэ. Когда-то английская королева пощадила предавшего её лорда, чтобы напоминал об ошибках, а они расстались сравнительно мирно, всего-навсего спаcли друг друга и разбежались на разные концы света. Ныне то ли друг, то ли самый близкий враг неплохо устроился и порой посылал открытки. Флаги были, а остался — он. Остался, чтобы рассказать. Опалённый Порчей Чуя, обязанный унести секрет в могилу, ведь Поль Верлен был всё ещё жив.***
Двадцать девятое апреля началось для Доппо странно. Ночь в кои-то веки выдалась безмятежной, правда, под ложечкой сосало: призраки точно затаились, дав ему передышку перед чем-то по-настоящему жутким. Куникида, впрочем, был благодарен им за тишину, потому что Чуя задремал прямо на нём. Исполнитель свернулся у бока и, сопя куда-то в руку, которой загородился от света, свистел тихонько. Дёргать его, пережившего встряску за фильмом, казалось кощунством. Детектив лежал почти неподвижно, скосив глаза на мерно покачивающийся бок и отливающую золотым макушку. Вчера всё было точно так же, но в какой-то момент Накахара замер, словно гончая, и, глядя не то на беснующееся пламя, не то сквозь него, сжался, то ли защищаясь, то ли готовясь к броску. Дыхание не вполне здорового Чуи участилось и, с хрипом вырываясь из грудной клетки, стало отрывистым. Он провалился в происходящее, как Алиса в кроличью нору, а вынырнул к титрам и сразу рухнул в тихую истерику, перешедшую в громкую. В силу профессии Доппо успел насмотреться на страдавших от горя людей. Это печальное зрелище не приносило ему никакой радости никогда, ведь смерть даже самого мелкого и непримечательного человека оборачивалась для его близких трагедией, стоявшей наравне с сокрушительным тайфуном. Курящие в сторонке третью сигарету подряд мужчины, обливающиеся слезами женщины, тоненько всхлипывавшие дети, рвущие на себе волосы жены, сереющие от боли мужья с пустыми глазами, старики, с жалобными воззваниями к богам сгибавшиеся в три погибели, родители, падающие на колени рядом со столом в прозекторской или рвущиеся за ограждение на месте преступления. К такому нельзя было привыкнуть, наверное, вот Куникида и не пытался, а себе устраивал дни эмоциональной разгрузки с выворачивающим наизнанку душу кино. С Чуей, которому не везло реветь именно при детективе, определённо случилось что-то страшное, но он молчал. Доппо и не лез. Ни в душу, ни в тетрадь. Так не поступают с друзьями и родными, где бы те ни служили. Было муторно. Огонь, охвативший простыню на стене, и тот жуткий умирающий медведь напоминали мир с момента появления в нём чертовщины: прошлое нагоняло и било, а Куникида нёсся без оглядки и старался не замечать, что происходит с ним, но уже чадил на других. Впервые стало стыдно за ситуацию с Дазаем: как более опытный и ответственный, он должен был объясниться и начать диалог. Не важно, кто прав, а кто — нет. Напарник не заслужил ни молчания, ни пустоты, ни побега от него в чужую квартиру, пусть и выставил за дверь сам. Правда о Дазае, идеально подходившем Агентству, заключалась в одном: в общество такие люди не вписывались, потому что не умели взаимодействовать с прочими нормально и своевременно, особенно когда нуждались в том. Ждать от них помощи и шагов навстречу в такой вещи, как извинения, то же, что биться головой о стену — череп расколется раньше. Осознав, что под рукой шевелятся, Куникида решил позволить им обоим разойтись комфортно, поэтому притворился спящим. Чуя же, неловко отцепившись, поправил пижаму и, аккуратно подняв себя в воздух способностью, неторопливо поплыл в ванную комнату, чтобы умыться, перед тем зашторив окно и накинув на идеалиста, начавшего задрёмывать в более комфортной позе, плед, спрятанный в подушечном гнезде. Завтрак и обед прошли в уютной тишине. Обоим надо было подумать, каждому — о своём. Детектив опять съездил за покупками с господином Сорой, представившись вторым именем, припас побольше еды, понимая, что Чуе после их встречи предстоит вернуться к напряжённым будням, а тот, собравшись с мыслями, попросил сопровождать его вечером на прогулке. Отказать Доппо не смог.***
The Irrepressibles — In This Shirt
— Ты никогда не спрашивал, верую ли я во что-то. Так вот, считай, что в людей, — глухо проговорил Чуя, торопливо шагая по одному из главных городских кладбищ. Обычно из-под дальнего дерева то Доппо, то директор забирали Дазая в холодное время года, но нынче маршрут оказался другим: эсперы повернули направо и, петляя между могилами, выбрались в христианскую часть последнего пристанища большинства местных жителей. Камни здесь частично поросли мхом, но Накахара явно знал, куда шёл, потому что вёл Куникиду, тащившего сумку с благовониями, термосом, виски и цветами на плече. Речь замотавшегося шарфом эспера звучала приглушённо из-за тёплой шерсти, но сюда они двое добрались на отчаянно ревевшем мотоцикле, а без защиты горла Накахара рисковал испортить результаты труда друга. С узкой площадки открывался лучший вид на море, из когда-либо лично увиденных Доппо в Йокогаме. Здесь висела удивительная тишина, нарушаемая только плеском волн внизу и шелестом старых вишен, отгораживавших этот закуток от остального мира. Закат тёк с неба в воду и открывал взгляду неописуемой красоты панораму: утёс, увенчанный белоснежными стелами, падал в кроваво-золотую бесконечность сияющего моря. Сахарная вата розоватых облаков мягко проплывала чуть-чуть выше, отбрасывая тени на воду. Напротив пяти аккуратных надгробий стояла низкая скамеечка, на которую Чуя, присевший на корточки возле памятников, водрузил их поклажу. Недолго покопавшись в запасах, эспер расставил благовония по выемкам, поджёг их зажигалкой и облил камень припасённым вином. — Добрый вечер, ребята. С гордостью заявляю: в нашем полку прибыло, — улыбнулся мафиози и указал рукой на замершего детектива, невероятно отчётливо осознавшего, кому его представляли, и поклонившегося почти до земли. — Брось, Камикадзе, брось. Они бы не оценили, у всех с официозом было плохо. Будь ты с ночной стороны города, я бы рассказал тебе всё, как есть, а так... Давай помолчим. Давай просто помолчим. Спасибо, что не унёс отсюда ноги. Не все любят ходить по кладбищам. — Довод на тридцать: хорошая компания, — тихо сказал смутившийся Доппо и, отряхнув одежду, протянул другу термокружку. Ту самую, с отпечатками пальцев. К Чуе со свободной стороны был прижат термос, чтобы тот не мёрз, к Куникиде — пустая сумка. Их растрёпанные ветром волосы горели на солнце, а костюмы, испещрённые тенями, падавшими от деревьев, сливались с камнями. К вечеру стало прохладнее, Накахара плотнее запахнул кожаную куртку, надетую специально для поездки, и крепче обхватил свою чашку, прищурился. Куникида не знал, что будет дальше, он даже на одну ночь ничего не мог загадывать, но вдруг понял: мы уже горим и однажды окончательно разлетимся искрами, но, пока мы здесь, пока мы дышим, мы можем... почти всё. Надо только действовать и никогда ничего не ждать, потому что роковое однажды, когда, вспоминая нас, кто-то будет смотреть на закат, всегда рядом. Нет конкретного срока. Нет времени на мысли о том, как бы скорее присоединиться к тысячам исчезающих вспышек. Нет ни единого мига на бесконечную рефлексию, на круговорот сомнений, на всю эту липкую сетку паутины сравнений и нескончаемых «если». Мы уже горим, и, пока это не закончилось, надо думать и действовать. Мы не навсегда, и с каждой секундой пламя разгорается сильнее.***
Синие сумерки накрыли их, начавших мёрзнуть, когда благовония докурились, а Накахара тихонько подёргал соседа за рукав. — Знаешь, я всё же кое-что расскажу. Я не то чтобы фаталист, но... Каждый из них, ушедших из-за меня, когда-то дал мне один ценный совет, — прошелестел Чуя. — Тот, справа, сказал держать ухо востро с одним из прежних Исполнителей, потому что не бывает таких бедных французских овечек в Исполкоме. Тот, что рядом с ним, просил не ходить по кварталам соседей в поисках приключений себе на сердце, ведь оно одно. Тот, кто лежит по центру, говорил завязывать с Кобейном и не пытаться догнать его, потому что не Курт мне нужен. Тот, что за ним, левее, утверждал, что за океаном нам не рады. Всегда был немного подозрительным, что возьмёшь с него, звезды видят разное, особенно такие яркие. Мафиози устало улыбнулся и повернулся к Куникиде. — Из всех их рекомендаций сбылись уже три, наверное, и, я уверен, четвёртая не за горами. — А что тебе сказал пятый? — прошептал Доппо. На сердце у него стало внезапно тяжело. — Он-то? — усмехнулся Чуя. — Этот гороховый шут заявил: «Оставайся на плаву, золотко, ибо большинство окружающих тебя тонуть не могут по определению». Бывший учитель нервно усмехнулся, уловив отсылку. — К чему бы это? — Хотел бы я знать, Камикадзе. Руки береги, без перчаток обветрил всё. Нам пора.