Четырёхглазый

Hey, hey, hey,

This is what you wanted

And you got it, now you hate it,

'Cause it's a disappointment.

Placebo — This Is What You Wanted

***

Аигел — Посмертие

«Мы не боги, а частные детективы. Нет смысла спешить. Ты в любой момент можешь отказаться от этого дела, если поймёшь, что ситуация выходит из-под контроля», — голос из воспоминания пригладил волоски на загривке, те самые, короткие, едва-едва успевшие свернуться колечками. По-хорошему Дазаю стоило подстричься, но щёлканье ножниц у горла холодило глубокое, свернувшееся под Исповедью беспокойство. Подпустить чужих настолько близко у бывшего мафиози не вышло бы при всём желании, потому до появления Йосано Осаму закрывал глаза на отросшие прядки, топорщившиеся и встававшие дыбом раз за разом. Возможно ли заменить прикосновение звуком? Недавний якудза уверовал, что да, хотя не решил, являются тёплые мурашки результатом воздействия способности или просто реакцией его расшатанных нервов. Сомнения и связанный с ними анализ стали постоянными спутниками одарённого, но позволили ему более трезво смотреть на вещи и буквально тащить себя назад, как бы тошно ни было. Ковром из сотен старых газет и вырезок был устлан пол. Осаму мыл его каждое утро: там, на досках поверх паласа, он проводил большую часть свободного времени. На детектива выли крупными иероглифами заголовки, скрипели острыми гребнями строчек коротенькие новостные статьи и шипели содранные впопыхах старые объявления. На столике, переданном Танидзаки, ярко горел экран ноутбука с открытым окном словаря для перевода. Реклама, растянувшая ухмылку на половину статьи, азартно скалилась, высунув красный язык в обрамлении крупных влажных букв-зубов: «Только сегодня, только у нас! Минус пятьдесят процентов на все виды разноцветных шпагатов! Пенька, десять метров, минус двадцать процентов! «Висельное древо»: нет ничего, что бы мы не связали! Поторопитесь, мы решим все проблемы! Раз — всё кончено для Вас!» От высокой кружки поднимался к полотку беловатый пар. Справа почему-то меньше. «Как будто кто-то коснулся губами и отпил, — Дазай потёр глаза, сделал глубокий выдох, медленно набрал воздуха в грудь и замер, воскрешая в голове наставления и инициируя очередную проверку реальности. — Всё в порядке. Здесь никого, кроме меня. Я отпил сам и повернул кружку: меня раздражает нарисованное чёрное солнце на ней. Так я его не вижу, хотя оно есть». Солнце было. Рампо рассказал, что его изобразила в рамках эксперимента Йосано, правда, тогда в посылке оказалась лишь чёрная краска по стеклу и с остатками красной одарённая не могла многого добиться, но когда это останавливало Акико? Днём толстощёкий образец её ручной работы был очаровательным, но в вечерних сумерках приобретал совершенно иные характеристики, и заметил это не только Осаму: данную кружку для гостей на общей кухне толком никто лишний раз не трогал. Результат пробы пера напоминал внебрачное дитя «Чужого» и «Хищника» перед прыжком: тварь ехидно ощерила кривоватый рот, а пухловатые щёчки её лихорадочно горели от голода, и брюхо, видимо, вспухло по той же причине. Оно хотело есть. Жаждало крови. Вот и приценивалось к пальцу на ручке, чтобы отхватить его. «Приплыли. Типичное такое божество майя. Пирамиду, сердца и жертвоприношения хочешь? Не раньше меня, ведь это даже не твой район», — рассеянно улыбнулся Дазай, растрепал волосы. Виски ныли, лёгкий массаж не помог. «Очень рискованное задание неформального плана», — сказали Вы. Я только теперь понимаю, почему, но всё-таки хочу поймать эту дрянь, из-за которой моя крыша начинает подтекать. Нагасаки, ну надо же. У него (или неё?) нетипичное чувство юмора, да я пострашнее буду». Осаму сделал глубокий выдох, переложил пальцы на сенсорную панель, подальше от кружки, перетянул курсор вправо, чтобы крестиком закрыть рекламу, но просмотрел её ещё раз, перепроверяя прочитанное мимоходом: «Только сегодня, только у нас! Минус пятьдесят процентов на все виды цветочных горшков! Щебень, десять мешков, минус двадцать процентов! «Весеннее дерево»: нет ничего, что бы мы не сеяли! Поторопитесь, мы решим Ваши проблемы! Раз — и всё уже у Вас!» «Померещилось», — выдохнул одарённый, захлопнул ноутбук и уткнулся в бумаги. За сутки он пытался переложить пасьянс по-разному, однако сортировка в различных порядках — по буквам, по датам, по именам, по гороскопу (бывают маньяки со странными предпочтениями), — не работала. Информации было то чересчур много, то слишком мало, и, что самое раздражающее, она никак не связывалась в единое целое. «Найди Нагасаки», — хотел бы Дазай спросить у своего начальника, как именно составить «вечность» из пяти произвольно выбранных символов на паре тысяч языков, если каждый значит какую угодно этого слова, но гордость пока не позволяла сдаться.

***

На дворе — апрель. Всё кругом оттаяло, зацвели деревья, школьники и студенты запаниковали в преддверии экзаменов. Девушки весёлыми стайками высыпали на улицы в самых симпатичных нарядах, а у молодого человека не было сил, чтобы энергично предлагать им совместный суицид, поскольку жизнь его бесповоротно изменилась за жалкие пару месяцев и встала в колею жёсткого расписания. Соло-попытки самоубийства пришлось сократить до одной регулярной — в понедельник. Дазай ныл по этому поводу ежедневно, безмерно раздражая остальных, но в глубине души радовался, даже не подозревая, что делает это не только он. По вторникам и четвергам погибать было нельзя, ведь они с Куникидой ходили на йогу, среду он задолжал Акико, а самоубийства по пятницам и воскресеньям, особенно если Танидзаки внезапно расщедрятся на пиццу — моветон. Также беседа с Эдогавой Рампо помогла Осаму расставить все точки над i и принять решение ни в коем случае не прекращать общение с директором субботними вечерами на маленькой кухне. Как-то так исторически сложилось, что лишнего времени на смерть буквально не осталось. К психотерапевту Дазай нагрянуть так не рискнул, но нет худа без добра: одарённый открыл для себя Фукудзаву Юкичи как не только добродушного босса, но и участливого слушателя. Впервые за короткую, но чрезвычайно бурную жизнь у недавнего Исполнителя возникли два часа на тотальную откровенность со всеми подробностями из прошлого и настоящего. Более долгих разговоров не выходило: часто во время импровизированной исповеди не хватало голоса, да и способность начинала беспокойно трепыхаться. Осаму оказался не готов завести речь о своём напарнике, но был уверен, что однажды и до этого дойдёт. Вопреки внешним холодности и отстранённости собеседник из мечника вышел изумительный. Начиналось всегда одинаково: двое здоровались на пороге маленькой квартиры, уходили на кухню, включали глушитель или радио так, чтобы речь была не слышна посторонним, и устраивались напротив. Дазай собирался с мыслями, цеплялся за какую-нибудь ерунду, но постепенно переходил к сути, а глава Агентства задавал вопросы, внимательно воспринимал речь, изредка делал какие-то пометки в розовом блокноте с нарисованной на нём кошкой. Из-за синей домашней юкаты со странными разводами в голубоватых вечерних сумерках мужчина казался не то призраком, не то большой тенью древней статуи — непременно дракона, здоровенной белой ящерицы, притаившейся среди камней во дворе императорского дворца. Мимо ходили тысячи людей, а тварь лежала себе и столетиями дремала под их говор, обернувшись длинным узорчатым хвостом. Шли годы, менялись властители, дворец понемногу разрушался, а страж по-прежнему хранил чужие секреты. Тень тоже была молчаливой, но, в отличие от дракона, двигалась — мягко скользила по земле. Осаму привык к практически бесшумным перемещениям хозяина, когда тот поднимался, ставил чайник на плиту и потом разливал напиток по их чашкам. В то время как Йокогама обрела очередного частного детектива, маленький буддийский храм в горах наверняка потерял толкового священника: на некоторых описаниях держать лицо было сложно даже тем боссам, коих мафиози в прошлом стабильно отправлял к праотцам. Не один, конечно, в подходящей компании, и всё-таки. Позднее Дазай понял, что настолько сдвинутый, как для обывателя, уровень эмоционального дискомфорта должен был его насторожить, но особенности Юкичи сделали его, напротив, только более привлекательным. «У Вас чудовищное терпение для простого сотрудника органов охраны правопорядка и запредельный уровень без принятия ситуации без её оценки для среднестатистического психотерапевта. Добавим совершенно отбитое отвращение к кровавым подробностям. Вы точно не криминалист-профайлер, или как там ещё в Америке говорят? Многовато шрамов для клерка и для обычного военного, впрочем, едва ли Вы солгали, пока рассказывали о предыдущем рабочем месте. Вы за прямоту и однозначность, иначе бы рядом с Эдогавой, добивающим окружение спонтанной генерацией крайне личных выводов о каждом встречном, свихнулись. Будем честными: сколько ни прячь катану в ножны, она останется боевым оружием. Вы до сих пор опасны не меньше, чем я. Закономерно спросить: кто же Вы такой? Ни бравый вояка, ни крутой психолог, ни перегоревший на работе педагог, а вроде всё вместе и сразу», — Осаму рассеянно смотрел на движения скрытых плотной тканью крепких рук, на маленький заварочник в огрубевших ладонях, на глиняные посудины без ручек, заменившие кружки, на мечи, аккуратно размещённые на подставках у стены, и не мог понять, как этот человек вообще вписался в тесную японскую квартирку и не сошёл в ней с ума от размеренной жизни.

***

Равенство мягкими витками стелилось за Юкичи по полу, белёсо мерцало, исчезало за дверным косяком, стоило ему куда-то направиться. Оно всегда тянулось от его кистей вдаль, к прочим, изредка пульсировало, а порой подозрительно резко дёргалось. Поначалу Дазай, старавшийся обуздать Исповедь, суеверно переступал провода, пока не поймал на себе внимательный взгляд старшего эспера. «Всё нормально, не первый год живу. Это безболезненно. Нет, не запнёшься, даже если очень захочешь», — интерпретировал Фукудзава. Без пяти минут преемник Мори нервно прыснул, но стал двигаться более решительно, хотя продолжал обходить контакты: так было спокойнее. При общении с посторонними экс-якудза старался держать фокусировку на уровне около сорока процентов на случай потенциальной угрозы, но порой поднимал выше, чтобы осваиваться. В офисе от подобных трюков быстро начинала болеть голова, однако само наличие контролирующего чужие способности эспера помогало собираться и проверять на прочность своё терпение в безопасных условиях.

Lumen — Небо в огне

Проверка — то, во что превратилось существование Дазая. Одним даром дело не ограничилось. Четыре разговора спустя Юкичи вызвал подчинённого к себе в кабинет и предложил нечто вроде альтернативных способов реабилитации, разумеется, в индивидуальном порядке и полной секретности для других. В случае проблем Портовая Мафия искренне не собиралась переезжать, вот и Осаму по старой памяти не собирался, потому дал согласие с лёгким сердцем. Мори-сан, наверное, гордился бы решительностью своего потенциального преемника, относись она к работе, но то ли новый начальник оказался колдуном в шестом поколении, то ли Осаму проникся своим знакомым и ужился с некоторыми его привычками так же, как остальные детективы, то ли звёзды на небе сошлись. В итоге он забыл очертить границы и за это поплатился нервами. Отныне в рамках бесед Дазай тренировался сталкиваться и уживаться с неприятными воспоминаниями. В его конкретном случае это означало, что общение с начальством сопровождалось каким-то несложным, на первый взгляд, занятием. Например, в периоды лихорадочной подготовки Агентства к праздникам одарённому приходилось раскрашивать самодельные плакаты, рисовать на бумаге пейзажи и расписывать вручную сувениры для коллег, используя только раздражающую комбинацию алого, золотого, чёрного, зелёного и белого. Где конкретно Юкичи брал инвентарь вроде имевших множество оттенков красок, хороших кистей и других материалов, Осаму не знал. Смысл странных хобби заключался в изменении ассоциаций. Задача Дазая состояла в том, чтобы доводить дело до конца вопреки всему и в процессе поддерживать диалог. По завершении работы следовало сделать краткий отчёт о том, что получилось, что не получилось и почему это произошло. Казалось бы, раскрашивать кружку каким-то простеньким узором из нескольких мазков кистью для создания цветка и ещё пары линий для стебля — что может быть проще? Если честно, всё, что угодно, если перед Вами палитра из минимум тридцати оттенков только кроваво-красного разной свежести и задействовать для цветка нужно не менее пяти из них. Ах, да: для стебля Вам потребуется смешать жутковато-бирюзовый с чёрным и, скользя длинной острой кисточкой, напоминающей иглу, прочерчивать традиционный узор с завитушками, как на старинных гравюрах. Бывший якудза с трудом удерживался от попыток схватить ближайшую катану со стойки и отправить к праотцам чудаковатого начальника, ибо тот нарывался — любую попытку саботировать работу пресекал, с сочувствующим видом спрашивая, почему ничего не выходит. Дазай надувался, сверлил Юкичи злым диковатым взглядом, от которого боссы соседних группировок падали в ноги и умоляли о пощаде, но тот не реагировал и невозмутимо гнул свою линию. Одарённый пробовал наорать на Фукудзаву, но от него немедленно потребовали отчёт о ситуации, и, поскольку мечник на время занятия садился спиной к двери, а под окном на клумбе росли примечательные кусты шиповника, шансов на побег у Осаму не осталось. Первая кружка получилась кривовато расписанной и едва не прилетела доморощенному психотерапевту в голову. Рассерженный Дазай, схватившийся за свежеокрашенное место у ручки, был пойман директором за запястье в последнюю секунду до причины своего потенциального увольнения. Уже оттирая пальцы тряпкой с растворителем, он бурчал, что поддерживать беседу и рисовать одновременно незнакомый узор ему сложно, потому что концентрация ни к чёрту. Фукудзава выслушал претензию, ничуть не изменив выражение лица, и спокойно предложил заменить орнамент на произвольный рисунок. И вот тут дело закипело. Вместо цветов по второй кружке замаршировали забавные крабы, по третьей развалилась сосискообразная пушистая лисица с подведёнными по последней моде глазами. На четвёртой выгнул спину частично покрашенный зелёнкой рыжий кот, за которым тянулась цепочка ярких отпечатков лап. (Фукудзава украдкой глядел на эту кружку, явно присматриваясь к коту. Возможно, хотел оставить себе, но не рискнул даже заикнуться об этом). На стенках пятой Осаму пытался нарисовать нечто сродни налитому в неё виски, и для работы задействовал внутреннюю поверхность. Он всё время таращился на краски, продолжая разговор, подбирал оттенки, с головой уходил в процесс и иногда увлекался настолько, что выбалтывал чужие имена, описывал вполне конкретные места и детали операций, но Юкичи, делавший пометки в блокноте, никак не комментировал это и не прерывал речь. Мечник, конечно, фиксировал в своих записях часть сведений, а позднее садился с Рампо и устраивал мозговой штурм. Глава Агентства осознанно искал те самые случаи, чтобы представлять, какой ещё ущерб ему придётся ликвидировать и от кого именно защищать своих, если дойдёт до открытого противостояния. Особенно волновало Фукудзаву отсутствие упоминаний о некоторых эпизодах, описанных фактически правой рукой Мори — Эдогава тоже хмурился, но делился своими выводами. Выводы эти тянули на гриф «Секретно». В итоге на каждом этаже зданий организации появились мини-арсеналы, о которых предупредили всех сотрудников, кроме Дазая: не хотели нервировать ещё больше. Для готовых кружек директор прибил полку в коридоре между первым и вторым этажом главной лестницы, куда выставлял подсыхавшие работы на всеобщее обозрение. Парни обычно не реагировали на это, а вот девушки приходили на мини-выставку и даже выкладывали фото-опросы в неформальном чате ВДА, где голосовали за лучшую кружку и пытались предсказать, что взбредёт загадочному художнику в голову в следующий раз. Поскольку подписи не было, никто не знал его имени, а Фукудзава умел хранить тайны. Дазай, заглядывавший в неформальный чат, не спешил открываться, однако ажиотаж вокруг посуды забавлял его и ненавязчиво поглаживал эго эспера. Возможно, узнай он, что инициаторами шумихи вокруг работ стали Акико и Наоми, поддержал затею и написал множество мини-гипотез для постоянных публикаций Джуничиро, а полку прибили в самом людном месте по настоянию Доппо, придирчиво выбиравшего наиболее удачно освещённую площадку, то посмотрел бы на всё другими глазами, но он пребывал в счастливом неведении. В ход пустили небольшие вазы. Их использовали в качестве неформальных подарков для деловых партнёров, сотрудничавших с ВДА, поэтому Фукудзава предложил для росписи либо абстракцию, либо пейзажи. Дазай пробовал и то, и другое, и в итоге остановился на последних. Абстракция не всегда передавала настрой Осаму так, как он хотел, а вот ветреная осень, с листопадами, с пожелтевшими травами, со звенящими от прохлады утрами и туманными вечерами... Это и сам эспер успел прочувствовать, и другие смогли. Хотел бы он провести такую осень где-нибудь подальше от Йокогамы с давними друзьями, но, увы, некоторые вещи кончаются раньше, чем успеваешь насладиться ими. Готовые вазы перед отправкой адресатам сохли полкой ниже, под кружками, но в обзоры не попадали: на них местные не претендовали, однако фотографии стабильно набирали несколько десятков сердец и улыбающихся смайликов. Какой-то энтузиаст притащил табуреты в коридор и разместил их так, чтобы сувениры было удобно рассматривать. К сидениям через некоторое время добавили пару кривоватых бонсаев-сосенок, принесли серый коврик крупной вязки, а потом прижали его к полу декоративными камнями. Так спонтанно сложилась новая зона отдыха, в которой частенько сладко сопел, развалившись на стульях и выставив пузо вверх, кот Харуно. Осаму ощущал смутную неловкость, глядя на стену почёта и оптимальную точку обзора на неё каждый раз, когда проходил мимо. Японцы, бесспорно, во всём были педантами, но вот такие мелочи, ранее незначительные, смущали его теперь. Эспер всего лишь следовал чужим указаниям, и, хотя понимал их суть, не верил, что они сработают: с начала своеобразной практики и полгода не минуло.

***

Весне до душевных перипетий Дазай дела не было. Она уверенно наступала на Йокогаму: воздух прогревался, цвели деревья, припекало солнце и, конечно же, шли дожди, после которых становилось более прохладно. Лужи расчерчивали дороги красно-золотыми линиями и ловили последние блики закатов, как в самый злополучный день жизни экс-убийцы. Обычно в подобные вечера Дазая с работы провожали остальные. Чаще прочих — напарник, а другие — как повезёт, даже хозяйка Ми-чана подключилась (смешная, добрая, немного близорукая Кирако Харуно), но однажды Доппо не повезло застрять в пробке на другом конце города, а прочие коллеги, как на грех, разошлись. Осаму просидел в офисе в полном одиночестве полчаса, пока не понял, что напарник не вернётся допоздна, и тогда, заперев дверь своими ключами и включив сигнализацию, решился выглянуть на улицу, но сразу распахнул чёрный непрозрачный зонт. Свежий ветер ударил в лицо одарённого. Запахло озоновой свежестью, с моря потянуло солью. Расплавленное солнечное золото текло на землю с неба и рассыпало розовые блики по влажной серой дороге. Издали слышалась музыка с локального фестиваля. Где-то у контейнеров с мусором мелькнула чёрной тенью толстая лоснящаяся кошка, которую кормили всем офисом и, судя по рассказам Джуничиро, пускали в холл зимой, чтобы не замёрзла. Если бог и существовал, как явление, то, наверное, он от души врезал кулаком по зеркалу мироздания и обрушил сияющие осколки на асфальт, и те горели, но... Щекотно-пушистые концы кистей. Прохладный бок кружки в руках. Резкая горечь ацетона и уайт-спирита на коже. Липкость на подушечках пальцев. Краска. Тысячи тысяч оттенков и вариантов сочетания пигмента. Заброшенный особняк со следами беспощадной бойни поблек. «Вдох-выдох. Выдох. Выдох. Медленнее. Я здесь, а не там». Шероховатость керамики и тяжесть посуды в ладони. Красно-золотые карпы в импровизированном пруду. Сочетание бирюзового и черного, чтобы передать стебли кувшинок и очертания водорослей, хвою на соснах, траву. Сотни оттенков тьмы, которые лучше всего видно на свету. Солнечные лучи, падающие на бок вазы. Если угол правильный, то листопад перестаёт быть статичным. «Вдох-выдох. Выдох. Выдох. Медленнее. Руки сейчас сухие и чистые. Одежда в порядке. Никаких выстрелов. Море и люди. Гомон праздника в отдалении. Наверняка там же есть бесплатные угощения». Напротив — прозрачные глаза с серебристым отливом на дне. То ли синие, то ли зелёные, то ли серые — это зависело от освещения. Глаза-хамелеоны, такие же неоднозначные, как их обладатель. Фукудзава баюкал в ладонях глиняную чашку. Отпив немного через край, мечник отстранённо заметил: «Для того чтобы не свихнуться на самом деле, следует придерживаться четырёх правил. Правило первое, главное: в любых непонятных ситуациях сначала сосредоточиться на простых физических ощущениях, вроде дыхания и осязания, и дать себе отчёт в том, что происходит в моменте. Зрение можно задействовать, но не сразу. От страха мерещится всякое. Правило второе: если в моменте существует прогноз чего-то ужасного, сосредоточиться на ощущениях, сравнить то, что грядёт, с тем, что есть. Подождать. Сравнить ещё раз. Проверить, совпадает ли прогноз с реальностью. Правило третье: если ни первое, ни второе не помогло, обращаться за помощью к знакомым. Немедленно. В войне за адекватность все социально-приемлемые средства хороши. Правило четвёртое: при получении помощи начинать с первого. Люди — дело замечательное, но за твоё восприятие мира отвечаешь только ты». Дазай набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и целенаправленно уставился в ближайшую красную лужу. Осколки бытия больше не могли его ранить, если он того не хотел. «Кто тебе сказал, что ничего не получится?» — вспомнил эспер, сделал вдох поглубже, сложил зонт, улыбнулся своему усталому отражению в воде и без спешки двинулся в сторону своего нового дома. Ветер ерошил его отросшие волосы, щекотал прядками шею. Наверное, настало время навестить Йосано. Уже в общежитии одарённый опустился на свободный от сопевшего Ми-чана стул среди бонсаев, вытянул ноги, замер, глядя на яркие бока кружек, и рассмеялся. Захохотал, давясь воздухом, долго, громко, до слёз. Нарисованная лисица невероятно иронично глядела на него рыжими глазами в удивительно знакомой манере. Он бы, наверное, охрип, но почувствовал на коленях что-то тёплое. Наоми, услышавшая странные звуки внизу, спустилась к эсперу, обошла его по кругу, села на пол напротив, мягко постучала по бедру и, не увидев реакции, положила ладони на колени. — Дазай-сан, чаю? — она глядела снизу вверх, поглаживая его ноги. По кругу, мягко, но настойчиво. — Ну-ну, тише, завтра горло разноется. Я понимаю, у Вас что-то случилось, но вот так реагировать — заболеть как делать нечего. — С чего ты так решила? — Осаму утёр рукавом глаза — совсем расклеился, даже неловко стало; на то, чтобы вернуть теплоту и спокойствие в голос, потребовалось почти полминуты молчания. — Братик тоже так смеялся, когда его после вступительного экзамена из той цистерны вытащили, — девушка наклонила голову. — Какой цистерны? — Осаму прищурился. — Вам не рассказывали? Я поделюсь, но Вы пообещайте, что не будете Джуничиро говорить ничего, хорошо? Даже упоминать при нём не станете, поняли? — Наоми протянула мизинец. «Дитё дитём», — подумал бывший якудза, но протянул свой мизинец, зацепился. — Торжественно клянусь, что не буду даже случайно упоминать ничего такого, а то не видать мне парного суицида с красивой женщиной, как своих ушей! — Да будет так! — подмигнула школьница и, расцепив пальцы, поманила его на общую кухню. По дороге она внимательно прислушивалась, оглядывалась, проверяя, чтобы Танидзаки-старшего не оказалось поблизости. Уже заваривая чай, Наоми заговорила.

(*)

— Всех новичков проверяют на то, чего они стоят. В этом заключается суть вступительного экзамена: в работе местным важно не потерять человечность, а подтвердить её наличие можно только в критической ситуации. Я слышала, что это как-то связано с даром директора, но не верю. Чтобы способность срабатывала при реализации морально-этических условий — о таком даже Танеда-сан ни слухом, ни духом! Он был пьян, я у него на одном из местных праздников эту информацию выудила, так что ему тоже не рассказывайте, ладно? Так вот. На вступлении братика попросили поймать карманника, чтобы доказать, насколько он местным подходит. Тот вредный вор обносил старушек, потому что они догнать не могли его, когда замечали всё, представляете? Братик вора нашёл, замаскировался под старушку и уже собирался брать на горячем, но... Дазай-сан, Вы помните дело о «Падшем ангеле»? — Мацумото, найденную с переломанными рёбрами? Как забыть, — детектив принял чашку из рук девушки и благодарно кивнул. Случай был действительно странным: сначала из подворотни услышали жуткий сдвоенный вопль, перешедший в вой, леденивший душу настолько, что потенциальные свидетели ещё пять часов носа на улицу не показывали. Убийца сбежал, жертва погибла. Рампо глянул на фото с места преступления и резко отклонил расследование. Дазай отчасти понимал, почему: ввязываться в дрязги с Огаем — себе дороже, однако что портовые с отравителями не поделили? Экономической подоплеки не было, убийство казалось бессмысленным. «Мори-сан дряхлеет мозгами: почём зря валит партнёров. Хига годами по скидке удобрения доставляли, их усилиями Каджи всегда обходился не так дорого мафиози, что произошло? Жуткую смерть дочки заместителя главы клана босс не мог не спланировать, да зачем только Чиби в эту грязь окунул? Чуя и так был бесконечно лоялен», — Осаму воспроизвёл перед своими глазами труп: тонкокостная, белая, нежная, окровавленная Юу, бережно уложенная на большой чистый кусок картона в некогда прекрасном новёхоньком кимоно, истошно кричала в небо и у мусорных контейнеров смотрелась дико. — Да, его. Карманник был братом убитой, а клан Хига... Хига... Короче, они не оставляют свидетелей, но, уверена, Вы-то в курсе, — Наоми села рядом и одёрнула школьную юбку. — До облавы братик случайно засветился на одной из камер видеонаблюдения около принадлежавшего клану магазина, ювелирного на стыке улиц в паре кварталов отсюда. Там ломбард, этот... Около которого татуировщика Ямаду убили, вот! Было ещё резонансное дело о пяти головах: одну из мелких группировок подчистую вырезали, а конечности оставили на пороге главного из местных отделений полиции. Убийцу не нашли, более того, не смогли установить, был ли это заказ. В общем, плохо, что Рампо-сан тогда на экзамены уехал, так бы всех на чистую воду вывел. После бойни Хига выкупили угол квартала, но недавно ушли оттуда: дела не заладились. «У Хига? Серьёзно? Не верю», — Осаму насторожился, но вида не подал. — Пытались застрелить? — мягко перевёл в нужную сторону беседу Дазай, мысленно качая головой. — Что? Нет, хуже. Братика запугали тем, что придут за мной, он сам сдался. Хига топили его, как лягушку, в промышленном резервуаре с водой: только зацепится за край, тут же металлическим прутом по рукам! Несмотря на помощь Йосано-сан предплечья у Джуничиро в шрамах, вот он и носит длинную кофту. Если бы Рампо-сан не поднял всех по тревоге, включая директора, знавшего тот район очень хорошо, то я бы здесь работала вместо брата, — Наоми тяжело вздохнула. — Погоди... Ты говоришь, за края цеплялся. Резервуары обычно открытые, нет нужды цепляться. Расслабился — и плыви себе, — осторожно уточнил эспер. — Цистерна это была, с крышкой впритык к воде. Они закрывали её, а братик мешал, — усмехнулась Наоми. — Сначала — пальцами, потом — предплечьями.

(**)

Стресс был столь велик, что он забыл всё от страха. Не напоминайте ему, ладно? — И не подумаю, — Осаму, тонувший по ночам, «застегнул» рот вполне знакомым детям жестом. — Ещё один вопрос: ты про экзамены сказала. Сколько лет Рампо-сану? Я так и не понял, а досье его хорошо защищают. — Двадцать пять в октябре. Вы тоже подарок ему ищете на день рождения за полгода? — с радостью переключилась на новую тему Наоми. — Сколько?! — пустая чашка вылетела из рук бывшего мафиози и разлетелась на множество осколков. Танидзаки-младшая захихикала. — Сразу видно, что Вы новенький. Ничего, это пройдёт! Только посуду не бейте, особенно такую тонкую, которую Куникида-сан любит, а то придётся украшения из коридора сюда таскать. Их разносить точно нельзя! Рампо-сан, кстати, сластёна, хотя в последнее время много средств тратит на краски и керамику для того художника. Вообще-то он не очень привередлив, не волнуйтесь! Можно даже сладкими пирожками из рисового теста угощать, главное, чтобы начинки было побольше! Дазай затих окончательно. Он, с тоской думавший об Анго, ни разу не пришедшем к нему в общежитие, и об Одасаку, похоже, в упор не замечал, сколько делают окружающие для него, и впервые явственно ощущал себя крайне неблагодарным. Это следовало исправить. Вообще много чего следовало, наверное. Понять бы, как именно.

***

Стоит заметить, что далеко не все встречи с директором проходили гладко, особенно после того как Осаму привык к рисованию, и ему добавили ещё один сеанс в неделю. Всё бы ничего, но теперь бывшему Исполнителю приходилось начинать учиться готовить, а для этого — резать фрукты и ягоды. Гранатовый сок тёк на пальцы. Перед глазами плыло, руки тряслись, точно с перепоя, дышать было нечем. Распотрошённый плод тошнотворно алел на большой тарелке около ножа, вызывая огромное количество вполне конкретных образов. Фукудзава оглядел закипавшего Дазая. — Облизывай и рассказывай, как на вкус, — сказал мечник, кивнув на испачканные ладони собеседника. — Я Вас ненавижу, — процедил Дазай, однако образцово-показательно собрал сок с пальцев языком, стараясь сделать всё максимально приближенным к порно и выбесить Юкичи, чтобы тот прогнал его. — Что-то кисло-сладкое, отдаёт железом. Вы редкостная тварь, знаете? — Железом? — проигнорировав оскорбление, старший прищурился, подхватил нож, отрезал ещё кусок от граната и положил на один край тарелки. Достал столовую ложку, опустил её на столешницу перед собой, аккуратно уколол палец на левой руке, дал каплям стечь в неё, а потом передал «угощение» невольно зависшему экс-мафиози. — Пей. Как это, железом, всё верно? — Да, — без пяти минут преемник Мори зачарованно смотрел на красную жидкость. — Если честно, я сомневаюсь в Вашем психическом здоровье, но, думаю, мы можем договориться. — Нет, не можем. Безобидная профессиональная деформация, нашёл, чего пугаться. Распробуй, потом отвечай, — строго произнёс воин, начавший обрабатывать руку над пустым блюдцем. — Безобидная, — эхом повторил одарённый, но нужное сделал. Замутило, он уткнулся лбом в столешницу. Фукудзава поднялся, вынул из холодильника бутылку минеральной воды и поставил возле локтя эспера. — Запей. Прополощи рот. Подержи у лба, может, станет легче. Так... Теперь — закусывай гранатом. Вдумчиво. Ну? Отошедший подчинённый собрался с силами и сделал нужное. Перепачкался ещё больше. — Да. Кисло-сладко, недозрелый, наверное, фрукт, — Дазай выдохнул через нос. — Неплохо. — Чем кровь отличается от граната? — терпеливо продолжил собеседник, подтолкнул ещё кусок. — Более металлическая. Более вязкая. Солоноватая, — Осаму подхватил добавку, вгрызся в плод. — Есть ли в крови косточки? — уточнил Фукудзава. — Если никому зубы не выбивали, то нет, — эспер потянулся за оставшейся половиной. — Верно. Пятна от крови и пятна от граната разные? — начальник смотрел внимательно. — Фруктовый сок оставляет фиолетовые разводы, кровь — бурые пятна, если не застирать ткань, — Дазай оглядел рубашку. — Может быть, ещё получится её спасти. — Кто знает, — пожал плечами Юкичи. Прогресс появлялся очень медленно и будто неохотно: при нарезке кисти дрожали меньше, произвольная речь о серьёзном стала даваться легче. Одарённый вплотную подошёл к черте, когда захотелось не только выговариваться, но и делиться историями о Сакуноске и Чуе, как о единственных людях, видевших его особенности и воспринявших их адекватно. Директора, правда, больше волновало конкретно его состояние, а с ним возникла очередная заминка несмотря на все старания Агентства.

***

Нагасаки — обжигающая боль после удара в челюсть. Не смертельно, но самолюбие ранит. Разыскать хотя бы одну толковую зацепку по делу о не получалось никак. 143 миллиона результатов в окошке браузера, огромный пласт истории Второй мировой войны, трагедия одного из японских городов и ничего. Странное прозвище: одновременно переполненное информацией и катастрофически пустое. Немногие люди из теневого мира, не пославшие Дазая дальним лесом, развели руками. Они явно не понимали, о ком шла речь, но обещали потрясти стариков в своих кругах. Так у Осаму появились два значимых вывода. 1. Нагасаки не объявлялся довольно давно. Возможно, пребывал в городе до того, как он сам стал якудза, то есть, более десяти лет назад. Для теневой стороны Йокогамы — колоссальный срок. 2. Либо информация засекречена, либо этот гад её основательно подчистил. Из второго вывода следовало, что Нагасаки дураком не был. Дазай обратил внимание на отдельные детали и стал рассматривать их более подробно. Он раскрутил идею о сброшенной американцами бомбе со всех сторон, нашёл списки пострадавших от катастрофы и проследил истории их семей. Ничего. Тупик. Переключившись, Осаму невольно углубился в конспирологию, чуть не обнаружил убийцу Кеннеди для Отдела, но вовремя остановился — и так два года на чиновников потратил. Случайно поймал известного в городе карманника по кличке «Толстяк» и передал его Танеде-сану в благодарность за помощь с поиском нового рабочего места. Сантоку, кстати, найти стало невероятно сложно: он практически жил в офисе, почти не появлялся в городе, следовательно, дела у его подчинённых были плохи. Знакомые не давали ответа: старейшие информаторы недоумённо разводили руками на осторожные расспросы коллег, резко заинтересовавшихся историей создания организаций и позывными прежних лидеров. Только один босс какой-то мелкой группировки от упоминания Нагасаки сжался в суеверном страхе и посоветовал даже не пытаться разыскать этого человека, если голова на плечах помощнику дорога, а потом сбежал в отпуск на соседний остров и экстренно перевёз туда же всех членов своей маленькой семьи.

Placebo — This Is What You Wanted

Часто к вечеру одарённый тёр макушку: переполненный мыслями череп гудел настолько, что Дазаю хотелось залезть на стену. Нагасаки выскальзывал из его рук раз за разом, но одарённый осознанно запретил себе перманентное бодрствование и продолжил настойчиво ложиться спать с напарником, если не в одном помещении, то хотя бы в одно время. Для этого Осаму внимательно прислушивался к шорохам за стеной. Осознав, что по ту сторону картона всё стихло, он выключал свет, заворачивался в одеяло и накидку, гладил пальцами обматывавшие запястья контакты и постепенно проваливался в темноту. Экс-мафиози больше не тонул, как раньше, однако радоваться оказалось рано: кошмары перекроило. Море не могло поглотить свою недавнюю жертву, но теперь кошка уплывала, а тонкое невесть что окутывало уже видоизменённого эспера и жалило его до полусмерти. Одарённый отчаянно вырывался, пока тело окончательно не сводило от паралича. Дождавшись наступления этого момента, плотоядная тварь, запутывая будущий обед ещё больше, резкими рывками вытаскивала его к поверхности. Ужас и обречённость от подъёма навстречу неминуемой гибели не давали покоя. Спать нормально стало невероятно сложно, но поднимать Фукудзаву не хотелось: глава Агентства и так участвовал в его жизни существенно больше, чем должен был, и терпел все выходки. Наплевав с высокой колокольни на третье и четвёртое правило, Дазай решил справляться своими силами. Из очередного цикла утопления выдернул громкий стук в дверь. Куникида услышал возню и пришёл уже с подушкой, пледом и мобильным телефоном. Говорить ничего не стал, просто лёг рядом и дал устроиться под боком, как в самый первый раз. Осаму закрыл глаза, прислушался к его дыханию и со смесью грусти и благодарности осознал: сосед никак не успокоится сам. Возможно, требовательный напарник, завернувшись в одеяло за стеной в своём тихом углу, отгороженном от комнаты ширмой из рисовой бумаги, не спал вообще и отчаянно ждал шанса нагрянуть в гости, а Дазай не звал. Внутри укололо. Не от шевелений способности, просто по-особенному больно потянуло. Невралгия, наверное. В апреле работы прибавилось: из-за локальных фестивалей воры вышли на охоту. Карманники тащили всё, что плохо лежало и ярко блестело на туристах, взломщики обчищали дома, пока хозяева развлекались на прогулках. Иногда приходилось после полусуток на ногах строчить отчёты и методично перепроверять написанное. Куникида печатал, он вычитывал, иначе количество ошибок в одной строчке с иероглифами могло удивить видавшего рапорты пострадавших от чужих способностей военных Фукудзаву. Оба предпочитали не ночевать в одиночку, но со временем даже это стало проблемой. Как правило, Дазай выныривал из видений резко, впечатывался коленями или локтями в соседа, а до этого часто крутился и порой пинался, оставляя россыпь совершенно неэротичных синяков. Доппо не лучше: начинал неразборчиво бормотать, иногда на английском, а не на японском, умолять кого-то о чём-то. Нет ничего удивительного в том, что после очередного выматывающего дня едва заснувший Доппо истошно заорал. Осаму моментально вскинулся и отскочил к тумбочке с пистолетом, снял его с предохранителя раньше, чем мозги проснулись, на автомате встал в македонскую стойку и прицелился. На вопль напарника прибежали Рампо и Акико — последняя выбила дверь плечом. Каким чудом Дазай не открыл огонь по ним — загадка века, но, к счастью, обошлось. Куникида, мокрый, как мышь, трясшийся, как осиновый лист, положил было руку на его предплечье, мол, опусти ствол, всё в порядке, но тут в голове у него прояснилось. Зрачки сжались в точки. Поэзия, видимая процентах на шестидесяти фокусировки (Дазай только потом понял, что сделал на чистых инстинктах, не раздумывая), не просто задрожала — завизжала, как мел, соскользнувший по доске неудачной гранью, и бросилась под одежду. Нервно вздохнув, Доппо прижал руку к груди, неосознанно накрыв ладонью самую толстую чернушку, и отшатнулся от соседа. Чернушка издавала странные звуки, даже не писк, что-то тихое и заунывное, будто ей прищемили ухо. Дазай тупо уставился на оружие в своих руках. На коллегу. Снова на оружие. Пистолеты и револьверы сами по себе никогда напарника не пугали. Акико и Рампо затихли — тоже не ожидали такой встречи, но восприняли явно легче, видимо, не в первый раз попадали под прицел. Доппо низко поклонился, извинившись за подъём перед всеми, подхватил вещи и сбежал к себе. Там принял душ, переоделся в сухую пижаму, вышел к ним на кухню, где поднятые по тревоге эсперы выпили чая с ромашкой всей компанией. Он проигнорировал вежливые расспросы Акико и категорически отказался говорить, что видел во сне. Эдогава молчал, сидя между ним и Дазаем, боком практически врастая в бывшего учителя. Разошлись ни с чем. Йосано потирала плечо, местный гений щурился точно от боли, неуверенно перебирая одревеневшими ногами, Куникида нервно оглядывался, а Осаму, страшно растрёпанный и невыспанный, с усмешкой подумал, что они действительно подходят друг другу. Только зевавших полуголых Танидзаки в обнимку не хватало для полной картины: «Дурдом на выезде. Холст, масло. Психиатр сейчас подойдёт с третьего этажа». Дазай, отчётливо помнивший свой вступительный экзамен, готов был поставить на то, что кто-то умер на руках у довольно чувствительного коллеги. Эдогава на секунду надел очки, глянул на Куникиду сквозь них, посерьёзнел моментально и покачал головой, отказавшись озвучивать выводы, хотя обычно безо всякого стыда выворачивал чужие секреты наизнанку. Осаму счёл это крайне дурным знаком и забыть неприятную ситуацию не смог, проворочался до утра, то обмозговывая случившееся, то проваливаясь в персональную утопию. Только перед выходом на работу его буквально подкосило осознанием: Поэзия не просто тряслась под одеждой — скулила и всхлипывала. «Если теория Фукудзавы верна, то Куникида плакал, потому что до слёз испугался меня, а я не сделал с этим ничего. Йосано пыталась разговорить его, Рампо заварил чай на всех и грел его собой, отвлекая от случившегося», — внутри болезненно дёрнуло, Исповедь пришла в движение: фантомные пальцы дополнительно сдавили грудь. Дазай от души врезал левой рукой по дверному косяку, пытаясь избавиться от поганого ощущения, которое не испытывал при работе на Мори. До этого инцидента напарники успели стать завсегдатаями Страны Кошмаров и привыкли к тому, что надо будить соседа, если тот странно себя ведёт. Когда Осаму просыпался раньше, то растрясал подозрительно вздрагивавшего партнёра, молчавшего об увиденных ужасах — ни один из них не рассказывал ни о чём, а стоило, наверное. Если происходило обратное, бывший учитель тёр спину и макушку окаменевшего от напряжения коллеги, чтобы тот наконец-то расслабился и успокоился. Доппо понятия не имел: неведомая тварь не могла отобедать Дазаем в эти ночи. Куникида заметил однажды: «Я проснулся, а ты дышишь через раз. Так не должно быть. Сходи к врачу». Дазай честно дошёл до Йосано. Та вздохнула, задумалась и выдала раствор с низким содержанием барбитуратов. Жидкости в пузырьке было недостаточно для отравления, потому идея показалась ей хорошей. К сожалению, голова после микстуры была тяжёлой, поэтому вскоре одарённый убрал бутылочку в ящик стола. Оба продолжали ночевать в одной комнате, но экс-якудза чувствовал: всё бесповоротно изменилось. Технически они по-прежнему будили друг друга, а до этого пребывали на одном матрасе, но... Дазай не видел Поэзию совсем: обычно та сопела рядом со своим одарённым на подушке и даже скатывалась на Осаму, прижималась к щеке толстым тёплым бархатистым боком и тут же таяла, конечно, потому что спросонья эспер не контролировал Исповедь. Ещё Куникида больше не засыпал первым рядом с коллегой — это маленькое наблюдение ощущалось крепкой оплеухой, более страшной, чем любое отрезвляющее потрясание бренным телом бестолкового самоубийцы на работе. Качество расследований дуэта снизилось, упала скорость поиска виновных и разбора бумаг. Фукудзава осторожно вынес им на рассмотрение предложение о визите в пару специализированных центров, где трудились его знакомые сомнологи, и столкнулся с отчаянным сопротивлением и своего заместителя, и нервничавшего от сомнительной перспективы новичка. Настаивать не стал, но чуть было не отправил обоих на неделю отдыха в принудительном порядке. Осаму впервые задумался, кому из них двоих хуже от проблем соседа. Выводы расстроили: чертовщина в жизни Куникиды началась с момента появления стажёра на пороге Агентства, и доламывать по-своему бесконечно доброго (за исключением незначительных проблем с агрессией) человека бывший мафиози не захотел. Обещал ведь Одасаку измениться, а выходило... Да ничего не выходило хорошего пока. Назрела необходимость поставить точку, и сделал это именно Дазай. Видит Ками, подобное стоило бывшему киллеру огромных нервных усилий, поскольку выныривать в реальность к Куникиде было намного приятнее, чем он когда-либо себе представлял. Обошлось без скандала: экс-якудза просто посмотрел на коллегу, которому утром поставил на лице яркий синяк локтем, отбиваясь от твари в очередной раз, покачал головой и закрыл дверь прямо перед носом Доппо, стараясь верить, что так действительно лучше. Сам сполз на пол и уткнулся носом в колени. Половина широкого футона казалась ему отвратительно пустой. Осаму не видел, что по другую сторону двери на полу в коридоре, копируя его позу, устроился напарник. Рациональная часть мозга твердила идеалисту, что всё ровно так, как и должно быть, а вот эмоциональная, отвечавшая за содержание «Идеала», требовала материализовать кусок проволоки и вскрыть замок, потому что бросать своих в беде — последнее дело.

***

Канцлер Ги — Крыша

Весна плохо влияла на мозги. Мафиози вели себя подозрительно тихо. Мори не наносил визитов после зимнего, когда его беглый преемник отлёживался за стенкой, не посылал информаторов и наёмных убийц. Следивших за красным кирпичным зданием наблюдателей осталось не более двух, хотя прежде Дазай, от которого эти люди скрывались, насчитал не менее десятка. Зачем именно прежний босс так тщательно контролировал перемещения местных, Осаму не понимал, но старался не обдумывать: только паранойи ему не хватало. Агентство, правда, не далеко ушло. Рампо стал чаще готовить завтраки и явно серьёзнее относиться к работе, а после неё, удивляя «стариков», сломя голову куда-то нёсся. Дважды в неделю, примерно за пять минут до его исчезновения, в неизвестном направлении скрывался директор, так тихо и незаметно, что его отсутствие сотрудники обнаружили по чистой случайности: юката висела в шкафу, там же на полке остались дзори и таби. Куда и в каком виде пропадал Юкичи, возвращавшийся домой в привычной одежде, никто не представлял, потому что разгуливающего обнажённым мечника не заметить было невозможно. Йосано-сан бесконечно гуглила на рабочем месте. Эдогава объяснил, что доктор ждёт акцию на бинты, потому проверяет сайты аптек, но Дазай не поверил ни единому слову: Акико щёлкала мышкой, как одержимая. Похоже, врача что-то встревожило, однако делиться проблемами одарённая не торопилась. Просто арсенал медика пополнил более увесистый пистолет — Осаму взломал ящик стола шпилькой и огрёб от вернувшейся за забытым кошельком девушки. У Танидзаки случилось сезонное обострение: Наоми не давала прохода брату, но местных их бесконечные объятия совершенно не смущали. Осаму сонно наблюдал, как родственники нежатся по утрам, оглаживая руки друг друга, и, честно говоря, не мог осуждать их, зная, от чего сестра отвлекает иллюзиониста. Уж точно не после пережитых кошмаров. Его бы самого кто так пригрел! «А ты его локтем в подбородок или пулей в мозги, да?» — ласково-ядовитым тоном уточнил внутренний голос, задействовав интонации Мори. По наступлении тепла Харуно постоянно теряла кота, который возвращался ближе к ночи пыльным, но очень довольным. Чуть раньше Ми-чана по пожарной лестнице взбирался к себе Рампо. Дазай не хотел расстраивать беднягу тем, что вместе с половиной офиса, затаив дыхание, наблюдал, как тот среди ночи целеустремлённо заползает в своё окно со спортивной сумкой наперевес и кроссовками чуть ли не в зубах, потому что голые ноги ступают тише. Осаму готов был подстраховать детектива, если рама случайно захлопнется или стопа соскользнёт по железу в сумерках. Лететь, конечно, было невысоко, но сломать конечность или приземлиться в шиповник, в стратегических целях посаженный внизу, представлялось едва ли радужной перспективой. Относительно стабильно работали они с Куникидой да местный гений, компенсировавший свои побеги колоссальным повышением эффективности. Их дуэт старался, но выглядели что они, что детективное светило не очень. Рампо, похоже, на нервах недосыпал и забывал поесть, однако ежедневно вытаскивал Осаму в кафетерий за тарелкой супа и кружкой чая, откладывая в сторону даже самые интересные случаи ради этого, если больше было некому. Дазай пристально следил за ним и чувствовал нечто странное: вроде внешне тот же Эдогава, что в начале их знакомства, и всё-таки не совсем. Лишь через неделю наблюдений до уставшего от ночных смертей, дневной беготни и выворачивавших душу наизнанку сеансов с Фукудзавой недавнего убийцы дошло: пластика стала другой. Мальчишескую угловатость заменила взрослая уверенная плавность, сутулость сошла на нет, но Рампо умело маскировал новые привычки накидкой на размер больше и более свободными штанами, правда, про подтянутые из-за нагрузок икры забывал — наверное, тоже замотался. Доппо часто хмурился, смотрел на коллегу странно, задумчиво-тоскливо, и не то чтобы избегал, но лишний раз не касался, даже заслуженных тумаков раздавал меньше. Осаму пытался поддеть его, выбесить, но подколки не трогали хронически уставшего соседа, которого спасавшийся от своих демонов Дазай за зиму, похоже, доконал: заместитель директора взял три дня отгулов в конце апреля. Все одарённые, заставшие исторический момент подписания соответствующих бумаг, потрясённо уставились на новичка после. — Это первый раз за всё то время, пока Куникида здесь работает. Не знаю, поздравлять тебя или соболезновать тебе, — выразила общую мысль Йосано. Рампо молча протянул нестерпимо-сладкую конфету в знак поддержки и оставил свой личный номер телефона на визитке: от предложения помощи светило детективной мысли не открещивалось, однако увеличивать нагрузку Эдогавы Дазаю было неловко — работал тот больше всех, просто реже ездил куда-то, чтобы всё успевать и не теряться в городе, растрачивая драгоценное время в дороге.

***

Вообще-то Куникида говорил, что отправится восвояси, ещё в начале марта: хотел повидать знакомого из другого города, но отгул казался совершенно нереальным. В отпуск Доппо обычно выгонял босс чуть ли не метлой, и вот бывший учитель собирался отбыть рано-рано утром. Без Дазая. У экс-якудза оставались дела в Йокогаме, но напарники расстались на плохой ноте, если закрытую перед носом дверь можно считать таковой, не обговорили это толком... Благородное самопожертвование больше не казалось благородным. Чернушки уходили под рукава и не показывались оттуда, пока Дазай не удалялся метров на пять от коллеги, и всё внутри при взгляде на опускавшиеся бахромчатые ушки Поэзии драло. Дурное предчувствие не покидало Осаму, бессонно таращившегося в монитор. Ночью с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля Дазай перерывал Интернет, пытаясь решить головоломку. Приличных слов для описания сказочной химеры директора не осталось: Нагасаки скользил между пальцев, как сигаретный дым. Сине-серо-чёрно-алые хвосты чего-то ядовитого всё время мерещились детективу на границе реальности и сна — эта тварь жила в водорослях, откуда тревожно веяло сладостью мёда и кровью, но доплыть до неё не давали свисающие сверху ядовитые щупы. Эспер сидел около ноутбука и бесплодно перелистывал страницы, читал письма в электронном почтовом ящике, только бы не отключиться. В корзине для спама обнаружился ответ из городского архива. Молоденькие служащие не смогли сказать ничего толкового, но одна из девушек, которой он предлагал двойное самоубийство, разыскала прежнего библиотекаря, жившего в Йокогаме во времена террора. Та согласилась поделиться информацией — не фотографиями и газетными заголовками, а необычайными слухами тех времён. Пожилая госпожа Миура собиралась приехать двадцать девятого и обсудить с ним подробности. Она оказалась не робкого десятка: помимо сладостей к чаю потребовала захватить с собой боевой пистолет и приготовиться палить на поражение, если во время беседы хоть один непрошенный гость появится в пределах десяти метров. В голове всплыл совет Эдогавы. Кажется, настало время идти к людям. Закрыв крышку ноутбука, детектив поднялся с места, укутался хаори с отрезанными завязками и тихо вышел в коридор. Не рискнув поднимать коллегу, он грустно посмотрел и на дверь, и на пушистый оранжевый коврик перед ней, сделал глубокий выдох и двинулся дальше.

***

За пару дней до этого

Blackpink — How You Like That

Йосано — розовые боксёрские перчатки. Помните об ударе, а не о цвете. Йосано — острая женственность. Тонкая талия, точёные ноги, королевская осанка, уверенно поднятая голова и ироничная усмешка на губах. Смотрите, но не трогайте, иначе рискуете проверить, почему её боятся. Не госпожа Озаки с её сдержанной соблазнительностью, не холодная и подчёркнуто-мужественная Гин, совсем другой зверь. Йосано — наркоз, текила и соль. «Не отдавай, любимый, жизнь свою», её способность, пахнет именно так, и лёгкие духи от Mary Kay, кажется, Thinking of You, сладкие, цветочные, не противоречат образу, а только дополняют его. Йосано — самые элегантные аксессуары: тонкие чулки, кружевное бельё, блестящие туфли на высоком каблуке, крохотные сумочки, не считая рабочего саквояжа, и — внимание — увесистый тесак. Дазай как-то попробовал им помахать — спустя пять пародий на удар руки запросили пощады. Йосано — висящая в комнате боксёрская груша, которую то лупят, то душат ногами, когда качают пресс, и бережно зашитая кожица на виноградине. Йосано — полное отсутствие стеснительности, когда дело доходит до лечения и она возвышается над пациентом в своих кружевах, и трогательно краснеющие скулы, стоит Рампо принести ей печенье на пробу или Фукудзаве тихо сказать что-то одобрительное. Йосано — победа. Винная терпкость на языке и такие же необычные винные глаза. Когда-то они были просто тёмными, но выгорели из-за плещущейся внутри способности. Йосано — запущенный в полёт на особо энергичном броске через плечо Куникида (на маты, конечно же — мимо он ещё не заслужил) и пластыри с ёжиками на сбитых костяшках оного, если по неосторожности кожу стешет на тренировке, а пугать клиентов вредно и для Агентства, и для идеалов. Как говорится, папина дочка. В самом лучшем смысле. Йосано — дикий страх перед Мори, на смену которому приходит отчаянная решимость защищать до конца, стоит рядом оказаться кому-то слабее. Беречь так, как однажды не уберегли её.

Бабочки трепещут, блузка вздувается парусом, закись азота наполняет помещение. Звенят упавшие на пол ножи. Руки трясутся, тело дрожит, а она усилием воли успокаивается и идёт к нему. Ангел здесь, а не на показе Victoria's Secret, хотя этот бренд много потерял ввиду её отсутствия на подиуме.

Йосано — чернота в венах и чистота в сердце. То, чем сам Дазай, на его взгляд, не будет никогда, как бы ни старался. Тем не менее, она почему-то поверила в него и сочла решение Куникиды хорошим совсем не из жалости, поэтому каждую среду эти двое собирались вместе вечерами, чтобы посмотреть кино, пропущенное из-за работы. Фильмы ужасов не особенно нравились Осаму, романтические комедии невзлюбила уже Акико, и в итоге одарённые остановились на боевиках. Пошли с классики, а именно с историй о главной японской знаменитости среди одарённых — Фукучи Оочи, приятеле главы Агентства, пережившем сотни передряг. Плакали от смеха: едва начался первый акт, доктор стала комментировать огрехи в боевых сценах, где бесконечно маскулинный актёр, на котором бутафорская дорогая форменка трещала по швам, энергично рубил воздух мечом, обязательно стоя к камере своей лучшей — филейной — частью. Каждую перестрелку разносил Дазай, понимавший, что половина участников уже должна была слечь из-за рикошета, а лучшая часть главного героя — прохудиться. Общий вывод был такой: слава Ками, оригинал, куда менее пафосный, не видел этого отечественного позора, и — слава Ками — он не имел ничего общего внешне с раскачавшимся красавчиком из кино. На смену второсортному экшену пришли американские блокбастеры. Просмотр «Звонка» завершился спором о том, насколько часто вылезающая из колодца барышня травмируется, положены ли ей выплаты от работодателя за это и существует ли у Самары топ-десять профессиональных рисков. Первую строчку этого списка заняло падение из телевизора, расположенного под потолком, вторую — застревание в слишком узком мониторе компьютера, третью — наступание голой ступнёй на разбившуюся при побеге неудачника от неминуемой смерти клавиатуру. Порядок определяли частота случаев и травматизм в итоге, только поэтому первая и третья позиции не поменялись, хотя встречу пятки и деталек от «Лего» каждый несчастный владелец конструктора считал одной из самых мучительных вещей в мире. Наверное, из очень самодостаточной Йосано-сан могла бы получиться потрясающая спутница не вполне цельного изнутри Дазая. Правда о том, почему этого не могло произойти, заключалась в паре простых вещей. Акико уже стала Дазаю очень близка как друг, но он не был готов подпустить её ближе. Умирать быстро и скоропостижно она не собиралась, и вообще-то доктор всея Агентства намеревалась выйти замуж за того, кто принял бы её целиком и при этом смог бы защитить. Следовательно, любовь всей жизни должна была быть как минимум не слабее её и морально, и физически. Под этот критерий не попадали местные, за исключением Фукудзавы, которого, кажется, женщины за слоями ткани не видели вовсе.

***

Сеансы вечером по средам, на взгляд Осаму, представляли собой воплощение жестокости всего мира. После них нельзя было порешить себя, потому что ждёт Акико и новый фильм, после наступит четверг — там йога с Куникидой, а дальше пятница! Ну кто убивает себя в лучший день недели! И суббота, когда ещё один сеанс вечером! В общем, одно сплошное неудобство, ведь к понедельнику столько всего случится, что и думать забудешь о смерти, а вот в среду — плохо. Руки ходили ходуном, все силы при нарезке ягод и фруктов Дазай затрачивал на то, чтобы держать нож ровно и не заезжать им по своим пальцам. Измотанный работой, издёрганный гипотезами о Нагасаки, не имевшими подтверждения, подбитый ссорой с соседом и острой необходимостью поддерживать общение, он едва не ревел, но пилил черешню, ел её потом и пытался объяснить больше себе, чем Юкичи, что с этими ягодами не так. Тащиться к Доппо детектив себе запретил, хотя всю неделю бросал долгие грустные взгляды на него и ловил ответные. Поэзия иногда выходила из карманов, но тут же, прижав рожки-ушки, забиралась обратно. В дверь поскреблись. — Фукудзава-сан, можно я войду? — Йосано говорила совсем тихо. Юкичи перевёл взгляд на подчинённого: только от его воли зависело, пустили бы одарённую в гости или нет, всё-таки время на подобной дискомфортной встрече от и до принадлежало гостю. Перемазавшийся в соке Дазай махнул рукой и опустил голову на скрещенные руки. Ками, как же он устал: одним позором больше, одним меньше, какая разница? Акико прошла внутрь почти бесшумно, извинилась за вторжение, села за спиной явно страдавшего эспера и крепко его обняла, навалившись сверху. — Станет полегче — попробуй снова, а я тут побуду, — негромко заметила она. Осаму выдохнул, сосредоточился на чужих руках, обвивших грудь и живот. От ладоней шло мерное тепло, из-за спины доносился слабый аромат лайма и спирта. Выровнять дыхание и медленно оторвать себя от столешницы получилось через минуту. Через ещё две — нащупать нож и вернуться к работе. Врач распрямилась вместе с ним, не со зла по-кошачьи притёрлась грудью к лопаткам, здорово отвлекая от полезшей в голову чертовщины. Исповедь было потянулась к ладоням одарённой и тут же, лениво махнув «удочкой», ушла на дно: Акико, несмотря на проблемы с агрессией большие, чем у Куникиды, ни разу не была угрозой жизни и здоровью носителя — бесилась, пугала, но даже пальца на тесак не клала. Фукудзава заботливо передвинул гостье свободный табурет, который та подтянула к себе ногой и устроилась на краю сидения, и не подумав отпустить Дазая, старательно разделявшего ягоды пополам и вынимавшего из них косточки. — Если вы оба не против, я буду присутствовать тоже так, как сейчас, — заметила женщина, глядя из-за плеча Осаму на горку аккуратно рассеченных ягод в миске поверх измочаленных. — Тогда я хочу стрижку, раз уж не могу умереть. Хотя бы красивым буду, когда момент настанет, — согласился Осаму, не давая себе раздумывать. Дораздумывал уже, вообще-то, и почти расклеился, а ведь до этого справлялся. — Сказал бы пораньше, стричь было бы меньше, — буркнула Акико. «Четыре правила, которые действительно созданы для того, чтобы их соблюдать. Как же я Вас ненавижу, Фукудзава-сан, за то, что Вы бываете правы гораздо чаще, чем бы мне хотелось», — грустно дополнил мысленно эспер, поедая результаты работы и угощая ими Йосано.

***

Сейчас

Awolnation — Sail

Ножницы негромко щёлкнули над ухом. Дазай прищурился, тяжело выдохнул, но ничего не сказал. На заднем плане подбитые солдаты еле тащились мимо запряжённой лошадьми коляски в «Унесённых ветром». Скарлетт О'Хара верила, что охмурит какого-нибудь незадачливого мужчину, и то ли уже инвестировала в это дело зелёные шторы своей матушки, то ли ещё нет. Фильм был выбран такой, который они оба смотрели — точнее, Накахара смотрел давным-давно и (незаметно, по мнению Чуи) ревел, когда Мелани Гамильтон умерла, а Дазай дрых, съехав со спинки дивана на плечо соседа после миссии, но это не имело ни малейшего значения сейчас. Красивые костюмы, ненавязчивая музыка, старая, как мир, история любви вредной кокетки, оберегавшей свой дом с истинно макиавеллистским напором, и ироничного пижона, оказавшегося удивительно адекватным для своего времени — что могло быть лучше? «Куникида, пришедший в гости. Чернушки, переставшие шарахаться от меня. Живые Ода с семьёй», — от размышлений Осаму отвлекли пальцы, заскользившие по лбу. — Я, конечно, понимаю, что Рампо сказал тебе не киснуть в одиночестве, а Фукудзава-сан поддержал эту идею, и вот мы оба здесь. Подозреваю, ты безумно устал, потому что привычным способом стресс не сбросить. В одиннадцать ночи тебя внезапно принесло на стрижку, на тебе хаори президента, и мы упорно смотрим кино, хотя сегодня не среда. Мне следует спросить, что случилось? — Акико большой кисточкой смахнула с его лица часть отрезанных волосков. — По весне мы все слегка сходим с ума — это сезонное, к лету само проходит, но с тобой творится что-то не то. — Решил сменить имидж, Йосано-сан. Никогда не поздно, да? — Дазай растянул губы в улыбке. — Утром опять забуду обо всём. — Сегодня жарко, а я едва сняла накидку, чтобы обмотать тебя простынёй для стрижки. Вымыться надо и убрать всё лишнее, иначе будешь, как разбойники из мультика, только петь про мечту, а не реализовывать её, — доктор прищурилась, не поверила ему. — В каком смысле? — экс-мафиози поднял голову. — На тебе были кофта, штаны, плотные носки, тёплая накидка, а на улице жарко. Объективно неплохо бы навестить душ, красавицы любят мужчин под стать, — развела руками врач. ...Куникида на выдохе мягко откатился назад: ягодицы — вверх, спина — струной, грудь раскрыта. И без этого длинные ноги, обтянутые чёрным трико для гимнастики, казались ещё длиннее несмотря на немного смешную позицию из-за скошенных внутрь стоп. Опущенное к полу лицо раскраснелось, волосы растрепались, но кому какое было дело? Он выполнял традиционное «Приветствие солнцу» уже десятый раз, и половина женщин в зале облизывала взглядом его подтянутое сильное тело, позабыв о своих упражнениях. Моральные силы Дазая кончились ещё два круга назад, и тот повалился отдыхать на коврик с чувством выполненного долга, пока инструктор пытался вдохновить новичков, чтобы дотерпели до двенадцатого цикла. Последние три Осаму держался на чистом упрямстве и о новых подходах думать не хотел: всё болело, а ему предстояло дожить до конца курса силовых, в который почему-то превратилась йога. Тем временем подол футболки напарника немного задрался и съехал к груди, обнажив завышенную талию спортивных штанов и верхнюю часть пресса. Куникида плавно согнул руки и через планку (корпус прямой, хоть верхом садись, как на скамейку) принял стойку наподобие самой нижней позиции отжимания. С кончика его носа сорвалась капля пота. Очки начали сползать, и Дазай, не долго думая, аккуратно поправил их, подтолкнув чуть выше на переносицу за мостик. Напарник медленно поднял взгляд, коротко кивнул, выразив благодарность, и ушёл в глубокий прогиб на, кажется, очередной собачьей позе, только головой вверх. Глаза на свету были прозрачно-зелёными, но автоматически сфокусировавшаяся аж на восемьдесят процентов Исповедь внезапно показала владельцу нечто запредельное.

Бархатистая тушь, не считая сидевших около коврика отдельных капель, скользила по открытым рукам, по ключицам, по шее, произвольно формируя тёмные завитки, и свободно растекалась по полоске кожи на пояснице, явно продолжая узор на ягодицах и бёдрах. Доппо зажмурился, сделал вдох, приоткрыл глаза, глубокой беззвёздной ночью радужек, слившихся со зрачками, посмотрел на Осаму и слизнул испарину над верхней губой совершенно чёрным языком.

Где-то сзади у кого-то из рук выпала бутылка с водой. Дазай покраснел до корней волос и срочно ретировался к кулеру. — Куникиду-куна это не спасло, Йосано-сан, — усмехнулся гость. — Пока он не перестанет хотеть в жёны пятьдесят восемь пунктов из блокнота вместо реальной женщины, его ничто не спасёт, — Акико развела руками. — Плыви, рыбка наша золотая. — Куда именно, Йосано-сан? — невинно похлопал ресницами Дазай, но, заприметив упёршую руки в бока девушку, попятился к санузлу, который был в её распоряжении. — Я уж и не помню... Нет! Не надо на меня так смотреть! Плыву-плыву-плыву! — Интенсивнее, — сахарно улыбнулась та, глазами обещая все кары небесные.

***

Placebo — Chemtrails

Вообще-то экс-якудза стал ходить на йогу, чтобы побесить соседа, как Чую, но втянулся в момент, когда инструктор заставил всех принимать парные стойки, и Поэзия буквально стекла с коллеги на него самого. В тот день напарники, зацепившись за руки друг друга, наклонились к полу, чтобы потянуть спины после сдачи отчётов и связанного с этим процессом многочасового сидения у мониторов, и проснувшаяся тушь стала творить нечто странное. Фукудзава Юкичи относительно одарённых не ошибался: способности действительно очень точно отражали душевный настрой, и дар Куникиды в этом смысле был крайне однозначным. После первого удачного дела Поэзия устраивала шаманские танцы не только вокруг ног своего непосредственного хозяина, но и рядом с ботинками Дазая, потом стала забираться на них или пытаться прогрызть их, если Осаму доводил напарника до точки кипения, но дальше не лезла: Исповедь нейтрализовала сердитых чернушек. Когда Доппо спал, его способность собиралась в здоровенную мохнатую зверушку неведомой природы, тихо сопевшую на подушечке поверх блокнота. Это неведомое чёрное существо отличалось от иных форм существования дара острыми зубами, коими реально тяпнуло как-то протянувшего пальцы к «Идеалу» хулигана до крови, пусть и растворилось в процессе. Словом, Поэзия была ершистой и совершенно не стеснялась отстаивать личные границы владельца, как бы Исповедь ни пыталась её тормозить или обнулять послойно, чтобы отстала. ...Они обхватили друг друга за локти и, синхронно вдохнув, медленно провисли до пола. Дазай задышал через раз, так как у него моментально заныли плечевые суставы, Доппо еле слышно застонал — за несколько дней у монитора его спина и шея закаменели и взвыли сиреной даже после хорошей разминки. Им обоим было больно и неудобно, но тут кисти Осаму, его загривок, плечи и руки накрыло нечто тёплое. Одарённый притих. Исповедь внутри беспокойно заворочалась, однако хозяин загнал её поглубже и максимально увеличил фокусировку. Виски заболели — инструктор попросила эспера опустить голову, но тот скосил глаза на плечо. Поэзия растеклась, своим широким истончившимся телом заползла на него, накрыв самые болезненные точки, и задышала в унисон с Доппо. Мягкие ушки-рожки и лапки, уменьшившиеся до размеров волосков, скользили по коже, задавая перемещение всего её каплеобразного существа. — Ты нормально? — беспокойно уточнил напарник. — Более чем, хотя руки тянет и поясницу колет. Сам жив, Куникида-кун? У тебя щёки горят, а лицо белое,— Дазай слабо приподнял уголки губ. Ему захотелось проверить ещё одно из положений теории Фукудзавы. — Отпускает понемногу, но мне нужно больше времени. Если больно, прекращай так висеть, — пропыхтел сосед. Поэзия тем временем подтянулась выше и перетекла по позвоночнику ближе к крестцу. — Обычно партнёра, подходящего по росту, нет, я ухожу к шведской стенке в углу и там тяну плечи. «Ты хочешь обо мне позаботиться. Действительно хочешь», — ошарашенно подумал Дазай. Руки болели, но медленная миграция туши по спине туда-сюда помогала расслабиться. — Инструктор говорил, можно покачиваться вверх-вниз или вправо-влево, Куникида-кун, но руки лучше положить на плечи. Давай попробуем. Я встану ближе, перехватимся и начнём, — между словами приходилось делать паузы, но Дазай не останавливался. Подшагнули эсперы друг к другу одновременно, перестроились и по команде экс-якудза мелко запружинили к полу. Сначала плечи заболели только больше, а потом на смену дискомфорту стало накатывать тепло, и тут произошла вторая необычная вещь: Осаму услышал тихий расслабленный смешок соседа и практически ощутил, как тот улыбнулся. Поэзия расширилась ещё и легла на них обоих. — Я тоже рядом, — тихо сказал вслух Осаму, ощущая тёплые пушинки на щеке. — Что? — Ничего, Куникида-кун. Ничего важного.

***

Ic3peak feat. ZillaKami — Trrst

В ванной у врача было чисто и уютно, единственное — шпингалет заедало, и слегка разбухшая от влажности дверь закрывалась через раз. Акико этого хватало, так как посторонние к ней не ходили, а сама она к другим не совалась. Осаму снял с себя спальную одежду, сложил её стопкой, влез в душевую кабину, закрыл дверцу и поспешил намылить себя, благо, полотенца висели на батарее, и их было достаточно, чтобы промокнуть кожу и быстро одеться. Намываясь каким-то ароматным гелем под стук капель о пластик, он и не услышал, что рядом завозились, и тут раздался грохот. Дазай, смывший пену с себя и конденсат со стенки, совершенно нагой, растрёпанный, замер в прозрачной коробке, с запоздалым ужасом понимая, что дверь ударилась о сушитель, на котором лежали полотенца, импровизированная пижама осталась на полу под батареей, а на него уставились две пары глаз: винные, тревожные — Йосано, бутылочно-зелёные, очень виноватые — Эдогавы. «Нет, Ками. Нет. НЕТ. Они узнали. Это конец. Меня выставят вон», — Осаму паниковал молча, судорожно соображая, что делать. Он-из-Мафии уже вытащил бы пистолет и убил свидетелей, но времена изменились. По ту сторону закона его не то чтобы ждали, после смерти Оды словам Мори эспер не верил, и теперь... Теперь его не спрашивали. Наверное, это карма за все секреты, которыми он воспользовался в своих целях, как Исполнитель. — Ну, красавец? — усмехнулся одарённый, даже не пытаясь прикрыть ирэдзуми, и сел на пол. Не заметил, что в глазах скопилась влага. — Дазай, — тихо начала врач. Она нахмурилась, но взгляда не отводила. — Вы не ошиблись, Йосано-сан. Как Вам тату? Все ли Ваши догадки подтвердились? Назвать примерное число убитых? Рассказать про то, что я с ними делал? Хотите подробностей о Мори-сане и его приказах? Как его правая рука, я охотно озвучу всё-всё-всё, например, его планы на Вас — вот их с особенным удовольствием, — Осаму понимал, что его несёт, но ушах шумело, нутро болело, Исповедь передавила внутренности. Просто хотелось врезать напоследок за преданное доверие, которое только-только начало отрастать, и, наверное, по этой причине он прослушал начало вопроса. — ...все, кто их нанёс, мертвы? — севшим голосом уточнила Акико. — Что? — Дазай поднял голову и оскалился на коллегу — на улыбку это выражение его лица не было похоже. В тишине раздался хруст, когда Рампо стиснул руку в кулак, медленно выдохнул и расслабил пальцы. Внешне как был собой, так и остался, но от взгляда его хотелось забиться подальше. — Она спрашивала: люди, эсперы и прочие формы жизни, которые пытались тебя убить, мертвы все или нам тут ждать гостей? Не сам же ты так в себя стрелял, пытался вспороть шею и грудь. Из-за тату не вполне понятно, насколько давно образовались шрамы. Мы с первого дня в курсе по поводу твоего места в иерархии, — сухо напомнил Эдогава. — Один жив, однако нейтрализован, — Дазай ощущал себя так, будто ему на голову вылили ушат холодной воды. — Не придёт. Ему это больше не надо. — Прекрасно. Йосано-сан, у меня в комнате на верхней полке лежат свободные плюшевые штаны и старая толстовка на пару размеров больше. Возьми их, а ещё — пляжные шорты и гетры Наоми. Та отдала их насовсем, так что не обидится. Этого хватит на первое время. Принеси их, пожалуйста, сюда. Пока ты в пути, мы кое-что обговорим, а потом все вместе пойдём на кухню и вскроем большой пакет зефира. За полночь зефир всегда вкуснее. Хорошо? — Рампо поглядел на девушку и протянул ей ключи от комнаты. Акико кивнула и, подхватив связку, ушла. Стоило двери закрыться, главный детектив Агентства вытащил самое большое полотенце нелепого жёлтого цвета из шкафа, остальные перекинул через плечо и двинулся на Осаму, используя кусок махровой ткани точно щит. — Вставай, сушиться будем. Куда в кабинку вжимаешься? — тихо заговорил сыщик. — Что, Йосано моральный ущерб причинять — самый смелый, а последствия принимать и через рот словами разговаривать — «пожалуйста, не надо»? Объясняю в первый и последний раз: если хочешь поругаться, идёшь ко мне или к Фукудзаве-сану. С Танидзаки надо аккуратнее. Джуничиро досталось, сестра до сих пор его растрясает, он только недавно на человека стал похож. Не трогай их, ладно? Наоми, конечно, нервами крепкая, но всё-таки девочка. Школьница. Хочешь выораться — идёшь к нам, понял? Мы-то переживём. Дазай вздрогнул, когда полотенце опустили на него сверху — тяжёлое и мягкое. Небольшие ладони стали тереть макушку одарённого, взъерошили волосы через ткань, а потом резко потянули полотно вниз — так он оказался лицом к лицу с Эдогавой, смотревшим теперь глаза в глаза. — Тебя вроде гением считали в Порту. Потрудись запомнить кое-что ещё, — бутылочная зелень впилась в бывшего Исполнителя, у которого мурашки от этого пронизывающего взгляда по позвоночнику побежали. — Тебе нет дела до добра и зла, пусть так, но вот про семью — в некриминальном смысле — ты точно знаешь. Если всё нормально, семья — это святое, согласен? Согласен. Хорошо, так вот, Акико — член моей семьи. Если ты ещё хоть раз посмеешь намеренно растравить её раны... — То что же? Вы не боец, Рампо-сан, и без должной охраны Вас не ждёт ничего хорошего, — усмехнулся недавний мафиози, с холодком за грудиной ощущая, что его продолжает нести. — Верно, но у меня тоже есть дар, работающий двадцать четыре на семь, и я использую его на полную катушку, чтобы защитить своих. Если это значит вскрыть мотивы и чувства любого, кто угрожает дорогим мне людям — да будет так, ибо он напросился, — ёмко заметил Эдогава. — Если мне придётся препарировать тебе душу без анестезии, я сделаю это без колебаний. Будешь ты орать, скулить, умолять меня замолчать в процессе или нет, значения не имеет, потому что станешь мне заклятым врагом в момент удара по семье. Как считаешь, такая перспектива — достойная причина сначала думать, а потом говорить? — Вполне, — Дазай кивнул. Натяжение ткани тут же ослабло, старший детектив опустил пятки на пол и отошёл, разом став компактнее. — Тогда о чём мы договорились? — В случае непонятных ситуаций обращаться к Вам или Фукудзаве-сану за помощью и не разносить Йосано-сан, — ответил Осаму, на автомате отчитываясь, как при беседе с Юкичи. В горле у него пересохло. — Если не получилось, подумать дважды перед тем, как орать на местных. — Верно. Предупреждая твой следующий вопрос, скажу, что с Куникидой надо мягче тоже. Он не по приколу за свою записную книжку держится, и, кстати, директору Доппо очень дорог не только как талантливый подчинённый, но и как близкий друг. Разговаривать с ним словами через рот — в самый раз, мысли читать он не умеет, не Чарльз Ксавье, хоть и по мировоззрению чем-то похож, — Рампо протянул полотенца поменьше. — Мы к тебе вломились, потому что ты затих — на вопросы не отвечал, на стук не реагировал. Думали, утопился или поскользнулся да головой об пол. Испугались. Так, вытирай остальное сам и выходи, я и без того полвечера пробегал. Чистое сейчас принесут.

Imogen Heap — Welcome to Hogwarts

— Сначала навещу городской архив и побеседую с госпожой Миурой, потом пообщаюсь с напарником, — покачал головой Дазай. — Ты последние новости не читал? — Рампо, собиравшийся было к двери, стремительно развернулся к собеседнику. — Нет, — Осаму поглядел заторможенно. — Что-то важное? — Там прогремел взрыв четыре часа назад. Погибли пять человек: охранник, уборщица, два реставратора и та самая госпожа Миура. Я её знал лично, на опознание ездил, потому и задержался. При жизни добрая была женщина, помогала мне к вступительным готовиться, пока я не решился профиль поменять, — тихо ответил гений. — Этого не может быть. Она не приезжала в город, мы договорились о встрече двадцать девятого, — Дазай моментально отбросил все свои терзания в сторону. — Рампо-сан, она что-то знала об этом мутном деле, и её убрали. У Нагасаки остались сообщники, кем бы он ни был, и теперь этот человек откроет охоту на нас. — Сомневаюсь насчёт Нагасаки, если честно, но проверю. Что до госпожи Миуры: она прибыла заранее, чтобы собрать материалы. Сколько её знал, всегда так делала, потому что педантичная была до мозга костей. Тело нашли над столом — засиделась допоздна, подбирая газеты, но те сгорели. Мне очень жаль, — сыщик осмотрелся. — О, Йосано вещи оставила. Так. Одевайся, идём на кухню, пока чай заваривается, я позвоню Катаю. Нам придётся проверить технику у него хотя бы дистанционно, мало ли, кто-то взломал телефоны или ноутбуки. — Вас не пугает наличие сообщников у Нагасаки? — Дазай переоделся в чистое и показался из ванной. — Меня пугает то, что Катай ничего, скорее всего, не найдёт, — покачал головой Рампо. — Нагасаки годами к нам не лез, наши трупы ему ни к чему. Это кто-то другой, и мотив мы не знаем, следовательно, не можем делать прогнозов, а если так, то, возможно... — ...Ему нужен именно я, — закончил Осаму.