Метросексуал

Рабочий день полковника Жилина таял как кусок ягодного мороженого на деревянной ложечке. Скоро домой, хотя еще нескоро зажгутся вечерние фонари, под которыми так приятно гулять с Игорем по узким тротуарам, соприкасаясь ладонями и не думая ни о чем важном. Город задыхается в августовском зное. В коридоре пахнет пылью, в кабинетах старыми бумагами. Вдали шумит фонтан, но затрагивает своим существованием лишь орган слуха, не даря спертому воздуху свежести. Облака в небе сложились в улыбку Бога, черные птицы кружат над парком бесформенной тучей. Синий голубь смотрит в окно и стучит по стеклу острым клювом, словно призывает кого-то. Подлетел воробей — и тоже уставился в окно. Жарко здесь. — Родственники твои пожаловали, хороший мой. Сегодня воробей и голубь, а бывало и белки прибегали. Природа скучает за тобой. А я тебя себе забрал. Сергей поднимает майку, и целует Игоря в живот. Затем прислоняется к нему лицом в необъяснимом стихийном порыве. Игорь гладит его волосы, откинув фуражку в сторону. — Иди, Серег, там к тебе Инженер приехал. — сообщает Катамаранов, сидя на краешке стола. — А я твои тома Льва Толстого тут поохраняю. — Все-то ты знаешь, бабка Ванга. — говорит Жилин, его глаза так и лучатся счастьем. Полковник поднимается с кресла-вертушки, шагает по кабинету походкой лучшего представителя власти, и закрывает с обратной стороны дверь. — Друг мой, требуется твоя экспертная помощь. — издали начинает Инженер, улыбаясь во весь рот. По его лицу читается, что он рад видеть полковника милиции незабываемого городка Катамарановска. — У меня тут левачок, шабашка. Соорудил сыворотку, обещают честно заплатить. Ну чтобы нам с Особой было что покушать… Сам понимаешь, зарплаты в НИИ лилипутские. Договорные документы есть, не бойся. Если откажутся позолотить ручку — подстрахуешь, потопчешься рядом, порисуешься своими красивыми погонами. И всем красивым собой. Прыгай ко мне в машину, поехали. — Но со мной Игорь. — Поехали все вместе. Через секунду, когда Инженер договорил, Катамаранов появляется на ступеньках участка. Он деловито идет к ним навстречу, вертит головой по сторонам, и сияющей космической пылью осыпается на заднее сидение зеленого «Москвича». — Привет, Инженер. Заводи ласточку. Да знаю я. Едем вытряхивать из заказчика твои деньги. Инженер недоуменно похлопал глазами, и провернул ключ в замке зажигания. Жилин ничему не удивился. Лишь предсказуемо полез в задний ряд сидений старенькой машины, где уже развалился Игорь. — Подвинь свою красивую попу, сладкий. Катамаранов, нахмурив брови, быстро прожигает полковника своим черным апокалиптическим взглядом, проковыривая новые дыры-бреши в его сознании. Полковник побледнел, будто бы уменьшился в объеме, и виновато поежился. И тут Инженер окаменел, впадая в ступор от вида Катамаранова. Только сейчас он понял, как сильно Игорь преобразился. Если бы они с Особой родились намного позже – они назвали бы его «метросексуалом». Красивый. Ухоженный. Волосы и лицо как после салонных процедур. Модные серые брючки на карманах и на молниях. Усы уменьшились в объеме, стали тонко-изящными, как у молодого гусара. У Игоря идеальное тело, но не спортивное в стандартном понимании: как у воздушного гимнаста или циркового канатоходца что ли… Боже, боже. Какое-то футуристичное сочетание пацаньей угловатости и атлетичной мягкости всех мускулов... На бледной апокалиптической шее спайка железных полусфер с распятием посредине, которое, верно, билось в его грудь, когда этот полубог ходил. А сам Игорь весь какой-то плавный, медлительный и мягкий. Ультимативно сводящий с ума. До шума и электрического треска в голове. — Игорь, дружочек. Это правда ты? — Чего смотришь? Лучше потрогай: соболиный мех. Инженер протянул руку в сторону заднего сидения и неловко коснулся его темных сияющих волос. Сильно отросших в сравнении с его обычной стрижкой. — Правда: соболиный мех. — Как после процедуры ламинирования. — Я изобретаю сыворотки, а вот этот фавн, наш школьный друг, похоже, изобретает новые слова. Нет в Советском Союзе никакого кх… триминирования. — У Катамаранова есть все. И даже больше. — устало говорит Игорь, скидывая обувь и поднимая колени к груди. — Специально мне свои щиколотки голые показывает. Бешеный. — сообщает Жилин, щипает его за пятку и отворачивается в окно. Инженер видел сон наяву. У Игоря был вид модели, сошедшей с самых дорогих подиумов. Или экстравагантного музыканта. Молодой Девид Боуи, только черноволосый. — Серега, что ты ему сделал? Ну что он такой теперь… Как полубог. — Ничего не сделал, голубчик. Игорь Натальевич у нас как стихия океана. Свободная и дико своевольная. Дикий весь от макушки до пяток. Захотел выглядеть так — вот и выглядит. Мой старенький черно-белый «Зенит» скоро навернется. Фотографирую его сутками напролет. Дома все в его портретах. Ну и в живых белых лилиях, как без них… И знаешь что? Я сам уже боюсь своих мыслей… Дерзкую меховую жилетку ему на голое тело, ботиночки на заклепках, немного косметики – и он порвет все подиумы. И все, улетит в далекие края. Бросит меня к чертовой матери. Найдет способ стать выездным… — Этого слова пока нет в мире, но оно обязательно появится: метросексуал. — вклинился в разговор Игорь, продолжая безмятежно смотреть в окно. Его отросшие волосы рассыпались по плечам от легких толчков ветра. А сам он выглядел настолько сюрреалистично на фоне серенькой советской обстановки, будто ехал на коне в графское поместье, а не в инженеровом стареньком «Москвиче» к заказчикам-барыгам. — Может, я уже сам своими радиоактивными сыворотками злоупотребляю? Это не Игорь… — Никто иной как Игорь Натальевич, голубчик. Если бы мы жили во Флоренции в эпоху раннего Возрождения, я подпихнул бы его под краски и кисть Боттичелли. А сам сторожил бы под дверью с арбалетом, чтобы Мастер не посягнул… Чтобы от него осталась великая память последующим поколениям… Жилин понимал, что ему обязательно нужно проговорить это вслух. Когда он выпустит наружу безумные слова, наслоившиеся ему на ребра со стороны сердца, ему станет легче дышать. — Не говори мне, Инженер, что в эпоху Возрождения стандарты красоты были другие. Перед ним растает кто угодно. А разница между мной и другими в том, что я видел эту дикую и чистую красоту изначально. Под слоями грязи и уродливой одежды. А другие видят только теперь. Игорь молчал, вцепившись ногтями в сиденье. Ел губами спичку. Но потом схватил полковника за грудь, и крепко поцеловал в губы второго кармического бешеного. Наступая по всем фронтам. Не оставив пути к отступлению. Запустив руку ему в штаны, где пульсировали широкие синие вены. Инженер всего этого не видел, он покупал сигареты «Космос» в магазине через дорогу. — Ненормальный мой. Ненормальный. — Ты еще безумнее меня, Жилин. — Откуда в этих, прости Господи, святых мощах столько дурной силы? Так вдавливаешь меня в разные поверхности, что мне нечем дышать. По съехавшему галстуку и маниакальному блеску в глазах Жилина, да и по его мокрым губам, Инженер понял, что они целовались. Игорь выглядел все так же фешенебельно. Фешенебельнее самого Ричарда Сапогова. Потом будто бы сто бурь улеглись сами собой. Инженер периодически поглядывал на них в зеркало дальнего вида. Игорь, разомлевший и тихий, чуть сполз по кожаному сиденью и смотрел на пробегающие за окном киоски Союзпечати. По сути, инженер видел только головы двух кармических бешеных. Но очевидно (по рисунку плеч понятно), что Игорь держит полковника за руку. — Нет, Жилин, скажи, что это не сон! И это тот Игорь, которого я знаю давно? Который валялся в канавах? — Он, голубчик. * * * Затем город рассыпался в космическую пыль — и исчез за поворотом. Они долго ехали через жаркое летнее поле. Казалось, протяни в окно руки — и поймаешь в них ветер. Или солнце. Или летающих стрекоз с бликующими всеми цветами радуги стеклянными крыльями. Игорь рвался наружу. Он хотел ощутить ногами, ступнями, дыханием, кожей, резиновой подошвой горячую августовскую землю. — Останови, кучер. Я схожу под куст. — просигнализировал Игорь, поправляя на плечах отросшие волосы. — А змеи тебя не покусают? — моментально вскинулся Жилин — Хотя ты сам как ядовитая змея, Катамаранов. Выкатывайся из машины. Я с тобой. Они идут в направлении кустов. Игорь впереди, полковник чуть позади. Высокие сорные колосья хлещут им ноги. И, очевидно, более ласково трогают голые щиколотки Игоря. — Охранник блядь. – говорит он, справив свою маленькую потребность. Бросая на Сергея поплывший взгляд из-под веера ресниц и застегивая на штанах молнию. Полковник жадно наблюдает, как Игорь прячет в штаны свой привставший хуй. — Иди я тебя хоть поцелую, бесовское отродье в портупее, пока Инженер не видит. Тут кусты выше нас, не бойся. Пока мы с тобой ехали, я за тобой скучал. Игорь гладит себя по лобку, по крепнущему члену, ждет чего-то, смотрит диким взглядом. Его зрачки расширены, а над верхней губой проступает испарина. - Да вам хоть луну с неба, Игорь Натальевич. Хоть трактором по мне ездить начни, даже не пискну… А я тебя бросать собрался, Игореша. Речь готовил, что лучше ужасный конец чем ужас без конца… Они целуются недолгое время. Полковник ест его губами как голодный волк, прислоняет к тополю с изогнутым стволом, в обезоруживающем жесте соединив за спиной его бледные апокалиптические руки. Потом отлепляется от него, и мягко дует на отросшие волосы. — Пошли, хороший мой, пошли. Они идут обратно к машине. Высокие сорные колоски хлещут их длинные ноги, солнце поднялось в максимальный зенит, подарило темным волосам Игоря красноватый оттенок. И коньячный подтаявший янтарь его черным, как уголь, глазам. — Остановись, не беги. Дай еще раз посмотреть на тебя... Но Игорь почти бежал по суховатой августовской траве. Жилин как маниакальный телохранитель мчался вслед за ним. Инженер наблюдал за двумя кармическими бешеными из открытого окна зеленого «Москвича». — Вот. Выгулял змею! Ядовитую змеищу. Которая раньше скипидар хлестала. * * * А потом опять начался город, ударил в нос запахом календул с кружевных клумб и выхлопной гарью автобусов. В открытых окнах закачались универмаги, продуктовые магазины, палатки с квасом. — Инженер, остановись. Серег, купи нам мороженого. Мне ягодное в бумажном стаканчике. А вам, наверное, ваш любимый пломбир. Губы полковника милиции свело мелкой дрожью, хотя он старался не смотреть. Игорь ест с наслаждением. С радостью. Как в детстве. Шарик рубинового мороженого срывается с деревянной ложечки — и, тая, течет по правому краю у него под губами. У него под улыбкой. Серега неловко подхватывает струю пальцем, и проталкивает палец ему в рот. — Ну вот, даже мороженое нормально не можешь поесть. Невыносимый. Он отворачивается в сторону окна. Натягивает фуражку на глаза. Целовать Игоря нельзя. * * * Они с полчаса ехали по узкой дороге в одну колею, темный асфальт плавился под колесами, дышал жаром в окна. За поворотом открылся широкий проспект, прислонивший к своему левому боку пушистый сквер и аллею памятников. Игорь успел заснуть, его убаюкал-укачал мерно движущийся «Москвич». Или теплые, любящие руки Города. — А где Игорь, полковник? Ты куда его дел? За шапку сухарей толкнул цыганам? Что-то я его не слышу. И, честно говоря, не особо вижу. — Так вот же он, голубчик. Спит у меня на коленях. Светофор переморгнул красным цветом, машина остановилась у пешеходного перехода, а в кроне клена зашумели воробьи. Инженер обернулся назад, коротко посмотрел на Игоря. — А хорошо ему так, с отросшими волосами. — Да он весь невероятно хорош. От макушки до пяток. — Где-то работает? — Не работает мой голубчик. Я ему запретил. Сказал сидеть дома, встречать меня в красивом фартуке и выращивать цветы на окне. Жилин хохотнул, его темные глаза так и лучились счастьем. Уголки губ Инженера тем временем ползли вниз. — Так есть же, прости Господи, статья за тунеядство. — Так я его на липовую работу оформил. Сам понимаешь, мои погоны… Такой красивый мой голубчик, что больно на него смотреть… Все смыслы моего Бытия — здесь. В этом худом, почти невесомом человеке. В нем теплится вся моя Жизнь. Как в яйце кощеевом. — Какой-то он весь прям спокойный при тебе стал. Больше не бешеный? — Бешеный, в основном, в постели. — снова хохотнул Жилин. И на всякий случай огляделся по сторонам. Будто кто-нибудь из посторонних мог слышать их в машине, мчащейся на скорости по проспекту. — А как, прости меня Господи, насчет полного подчинения? Помню, ты с самого начала требовал с него как ненормальный... У вас почти до драк доходило. Сергей гладит Игоря по губам, по волосам, по ключицам, по шее. Осторожно, лишь бы не разбудить. — Подчиняется, как тут не подчиниться? Я с наручниками и вооруженный весь до зубов. Да, иногда сволота и грубиян. Но я всегда любил его в сто раз больше, чем он меня. И сейчас люблю. А этот преступный элемент вьет из меня веревки. Он наклонился и поцеловал Игоря в закрытое веко. Игорь продолжал спать. — Вот она – загадка тысячелетия. На коленях у меня лежит. В это сложно поверить, но Мой Сорт Бога, вопреки своей дикой и неукротимой натуре, во всем отдает первую роль мне. Я такой счастливый. Счастливее меня нет никого на свете. Спасибо за все вот этому ненормальному, который лежит у меня на коленях. Жилин отодвинул его отросшую челку, и поцеловал в лоб. - Вот он, самый прекрасный преступник в мире. На коленях у меня разложился. Такой ангел, когда спит… Но столько крови из меня попил, ты бы знал. Через секунду в окно залетел теплый ветер. Поиграл с темными волосами Игоря. Поцеловал невесомыми губами его эльфийское, апокалиптическое лицо.