Метросексуал

Они едут еще с полчаса. Игорь успевает выспаться, потом поднимает заспанные глаза и чуть встрепанную макушку. Смотрит на Серегу, потягивается. Инженер, наконец, начинает видеть его в скупом овале водительского зеркала. — О, вижу его. Привет, соня. — С добрым утром! — присоединяется полковник Жилин и салютует правой рукой, в уголках темных глаз залегают морщинки-смешинки. Кончиками пальцев он трогает края его улыбки. Следом в окно влетел теплый пушистый ветер, опрокинул Игоря, посмотрел в его глаза, задрал майку ему на животе. В этот миг Жилину показалось, что ветер — живой. И более того — у него есть разум. Сергей взял Игоря за подбородок, заставил смотреть себе в глаза безотрывно и пристально. — Что, сама Природа шлет тебе приветы, пока ты здесь со мной? — Какой ненормальный у меня мент. Шизуху постоянно ловит. Но, знаешь, мне нравится направление и ход твоих мыслей. — Это ты, голубчик, ненормальный. Ненормально красивый. — добавил он тише, привычно цепенея и ежась от черных апокалиптических глаз Игоря. — Это ты ненормальный, ментяра. Еще к ветру приревнуй. Полковник сконцентрировал в своем голосе весь яд, который накопился в нем за восемнадцать лет службы: — Так говоришь, преступный элемент, будто в любой момент готов меня бросить. Дикий лесной бог заметался в машине, как медведь в аркане. Он почти рыдал, его голос сорвался на хрип, а взгляд еще сильней почернел. Жилин кое-как перехватил его в воздухе и буквально спеленал своими руками. — Без тебя меня нет, мент. Я расписался под этой фразой своей кровью, когда ты меня тогда в подвале… Жилин крест-накрест закрыл ему рот ладонями. — Молчи, хороший мой. Господи, умоляю, молчи. — Полковник, если ты сейчас не заткнешься, я применю против тебя твое табельное. Игорь человек тонкой душевной организации. Зачем ты доводишь его до таких истерик? — Но скажи, дорогой друг. Как зацикленно не любить эти ресницы, эти плечи, эти губы, эти глаза, эти ноги? Как не донимать его ревностью и прочей дурью? — Сереж, скорее всего, в глубине души ему нравится, что ты на нем так зациклен. Я так думаю. — усмехнулся Инженер. — Ты будешь у меня семейным психологом. А то вот этот постоянно меня изводит, добивает постоянно. Инженер недоуменно пожал плечами, поправил квадратные очки с трещинкой в уголке. Но сказал без тени злобы в голосе: — Оба бешеные. И этот диагноз я поставил вам давно. * * * Они подъезжают к невзрачной пятиэтажке, выложенной по фундаменту синей прямоугольной плиткой. Инженер поправляет берет, входит в подъезд и взлетает вверх по лестнице. На мгновение Игорю показалось, что в воздухе запахло осенью. Но потом ощущение исчезло, августовский жар снова задымил над пыльными кронами. Облака махнули ему пушистыми лапами – и кислотным караваном поплыли в сторону болот. Во дворе только коты и голуби. Солнце легло на оранжевые облака совсем низко. Ветер стих. Полковник крутанул соски Игоря, привлекая к себе его внимание. Грубовато притянул за ремень, поцеловал. Игорь ойкнул, посмотрел неопределенно из-под веера черных ресниц, и ничего не сказал. Потом довольно быстро разомлел, расслабился в его объятиях, стал трогать себя за член и потягивать вниз яйца под тонкой тканью брюк, сползая вниз по сидению. Полковник вцепился взглядом в его губы, а гладил почему-то его волосы. — А мы с ним разве не пойдем, Серег? — Кого тобой можно напугать, ненормальный? Тобой только соблазнять можно. С минуту они смотрят друг на друга одичалым взглядом, в котором где-то на задворках затаилась боль. Солнце светит прямо в окно, прожигая дыры-бреши в зеркальных, кармически связанных сознаниях. Они оба молчат — и будто даже грустят, между ними стеклянной амальгамой пульсирует накаленный воздух. Потом Жилин как дурной пес трясет головой, сбрасывая с себя наваждение неизвестной природы. И шепчет Игорю в его сладкие приоткрытые губы, почти касаясь их своими: — Нельзя, хороший мой, нельзя. — Но когда нельзя, ментяра, хочется еще сильней. — Ненормальный мой, больше ни слова. Дай мне свои руки. Все, вдыхаем, выдыхаем, и оба успокаиваемся. Через мгновение, похерив все на свете и посыпав сверху подболотниками, Сергей лезет языком ему в рот. Игорь кратковременно морщится, память подкидывает гештальт, что он, Игорь Катамаранов, не любит чужой язык во рту. В глазах встают слезы, в груди становится горячо и больно. Потом Игорь улавливает периферийным зрением, что его целует Жилин — и расслабляется в его руках. — Прости, дорогой. Я должен каждую секунду помнить, насколько для тебя болезненна эта тема. Когда-нибудь мы коснемся ее вплотную, проговорим. Всему свое время. Игорь воткнулся лицом Жилину в плечо. Его трясло. Сумрачных глаз дикого лесного бога не было видно, черт тоже. Полковник ждал, пока он успокоится, гладил по плечам и волосам. Потом коротким движением руки перевернул на сиденье, задрал майку, и голодными поцелуями покрыл его пацаний живот с единственной складкой над пупком. Красивой даже. Не смотря на то, что они лежали в машине один на другом, спина мента была прямая как столб. В уголках темных глаз залегли светлые морщинки-смешинки. Мент смотрел на него с иронией, а когда увидел, что глаза Игоря зажглись ответным теплом, немедленно «отдал честь» правой рукой: — Твоя милиция всегда на страже твоего покоя. — Знаю, ментяра, знаю. Иди поцелую. Они целовались минуту или две. Жадно лизались на заднем сидении в машине Инженера. — Сколько тебе лет, сладкий? Ты уже давно совершеннолетний, а у тебя все такое же юное тело. Как в старших классах. Когда мы любили друг друга, но еще не понимали этого. До сих пор не могу поверить, что это все Мое. А кто с этим не согласен — тому несколько пуль в рот… Игорь обхватил его ногами. Он пропускал между пальцами его волосы, а сам почему-то смотрел на губы. — Но я, в общем-то, тебе не завидую, Серег. Ну и доставалось же тебе, особенно на первых порах. Как ты это терпел? — Сказали тебе простым милицейским языком: ты идеальный. Любил, вот и терпел… — Пусть буду идеальный. Слово родной милиции для меня закон. — ржал Игорь, отрывисто целуя его в губы. Они полежали еще какое-то время друг на друге. Потом Катамаранов осторожно взял полковника за отворот кителя: — Ты уверен, что сказал все? Я чувствую — из тебя рвутся недоговоренные слова. Жилин встал с Игоря, поморщился. Его взгляд окаменел, омертвел и потерял оттенки смысла. Лицо не выражало почти ничего, но за этим кататоническим ступором скрывалась целая буря. — Если бы ты знал, товарищ метросексуал, как сильно я тебя люблю. Ты меняешься. Становишься лучше, как дорогое флорентийское вино. А моя дикая, безумная любовь к тебе остается неизменной. Тело Катамаранова внезапно сделалось горячим, будто внутри него установили нагревательный элемент. Мышцы на животе вздрагивали. Зрачки расширились. Над верхней губой появилась испарина. Жилин поочередно проталкивает ему в рот пальцы сначала правой, потом левой руки, наблюдает за ним. — Хочешь меня, сладкий? Игорь в ответ согласно кивнул. Почти автоматически развел ноги. И сильнее приоткрыл губы. — Тогда давай, сладкая попа. Первым пришел в сознание Игорь. С полуснятыми штанами он попытался вынырнуть из-под Жилина, но силы, как всегда, были не равны. — Ты охерел, мент? Ты все зальешь здесь своим шлангом. Мент напирал сверху. Игорь отпихивал его от себя ногами как мог, но это призрачное слабое мельтешение, как в большинстве случаев, не имело эффекта. Пока Игорь не грызанул его руку в районе локтя — страж порядка не отстал. — Ах ты ж лиса кусачая. Ну-ка быстро блядь успокоился, чудо с красивой жопой. Следы зубов на руке, дослужился блядь до ручки… Ты подумал как я с ними на работу пойду? Дай закурить, преступный элемент. Ладно, не буду насиловать тебя здесь. Игорь достает сигарету, облизывает языком и губами фильтр, и с невозмутимым видом засовывает полковнику в рот. Жилин давится синеватым дымом, готовый разорвать Катамаранова на микробы и атомы. Потом он поддевает ногтями соски Игоря, неизменно торчащие под черной майкой, а сам почему-то смотрит на губы. В его глазах начинает темнеть, появляется странная рябь, как на старой кинопленке. Временами сознание играло с ним злую шутку. Подкидывало то ли сны наяву, то ли видения, то ли образы. И ему казалось, что из сосков Игоря идет слабый дым. Наверное, он сходил с ума. Или уже давно сошел. — Будешь выебываться — я тебе их сигаретой пропалю. — Буду выебываться. — обещает Катамаранов, и ехидно улыбается. Серега тянет к нему руку— и по выражению его лица не понятно: хочет он погладить или ударить. Катамаранов целует руку несколько раз, не разрывая зрительного контакта с темными глазами полковника. Потом Игорь сталкивает с его головы фуражку, и они намертво врастают друг в друга до изменения сознания, до скончания времен. Так и сидят, слипшись. Ничто насильно не разъединит. Пока Катамаранов не простонал ему в ухо: — Сереж, пососи мне. Мы быстро управимся. Полковник вытянул шею вперед, мгновенно цепенея от его гипнотических черных глаз, в которых в тот момент ужились безумие, мольба и похоть. Катамаранов быстро высвободил член из штанов, потом начал бить им Серегу по щекам, по губам, по языку. Обрисовывал контур его губ своим крепко стоящим хуем. — Какая красивая флейта. — Какой красивый музыкант. Катамаранов, потыкавшись в его губы, въезжает в его рот членом. Жилин отсасывает ему, приподнимая нёбо, втягивая щеки и зажав яйца Игоря в неплотно сомкнутый кулак. Игорь толкается в его рот бедрами, стараясь не издавать ни звука. Ближе к оргазму полковник засовывает обслюнявленный большой палец ему в задницу, вибрирует внутри. — Это что еще блядь за мелочь? — хрипит Катамаранов перед оргазменной судорогой. Потом Сергей целует его в живот, они плотно сосутся, лижутся как ненормальные, гоняя на языках сперму Игоря. Затем полковник по-солдатски одевает его на скорость, а сам не знает, какие небеса призывать и какими сыворотками с радиоактивных болот унять пожар в штанах. Инженер застал их одетыми, помятыми и обнимающимися. Раздвинул шторки в «Москвиче», которые на момент своего ухода точно не задвигал на окнах. — Темно тут у вас. — сказал он растерянно — Получилось, ребят, без вашей помощи. Домой едем. Жилин поднимает на него чуть хмурый взгляд, и обратно утыкается в плечи Игорю. Затем Игорь толкает его в бок, и они разлепляются — лениво обнимаясь. Две одинаковые пары глаз единовременно смотрят на Инженера, изредка моргая. — А вы красивые, черт вас возьми. Все нормально? — подмигивает он Игорю. Катамаранов в ответ согласно кивает. - Я вот эту черную майку просто сожгу. Но сначала порежу на мелкие лоскуты. — обещает Жилин. - Чего так? – спрашивает Инженер. - А ты посмотри на него в этой майке. Не могу же я его, голубчика, так сказать, у каждого столба… — Хочешь, сниму ее, Серег. Если она тебе так не нравится. — простодушно говорит Игорь. — Ты, ненормальный мой, спи. А мы с Инженером продолжим сеансы психотерапии. Жилин, раздвинув его волосы, целует Игоря в лоб, и осторожно укладывает к себе на колени. — Понимаешь, я безумно его любил еще с тех пор, когда он таскался с грязным лицом и в рваной фуфайке. Бегал за ним как подстреленный по лесам и болотам. А что теперь? Будет по мне топтаться вот этими длинными ногами, ей-богу даже не ойкну. Не пискну, не поморщусь. Мол, дорогой Игорь Натальевич, потопчись по мне еще. Полковник приподнимает его под руки — и глубоко целует в губы, мягко надавив ладонями ему на затылок. Игорь удивленно смотрит ему в глаза, часто моргая. — Игорь от слова ИГО. Османское. Посмотри в его чернющие невыносимые глаза, дорогой друг. * * * Предвечерние часы медленно текут среди пышущих жаром полей и дорог, когда предметы постепенно теряют резкость и четкость. Когда мокрый камень лежит на берегу реки – и слепит глаза луговых птиц плоским квадратным прожектором. — Там речка, речка! Пошли, погуляем. — просит Игорь. — Нет там никакой реки. Они втроем выходят из машины. За высокой акацией действительно оказалась река. Инженер стоял чуть в стороне от них. Жилин стоял чуть позади Игоря. Смотрел до рези в глазах на его узкие плечи — и испытывал невероятную жажду, невероятную нужду в Игоре. А протянуть руку можно и нельзя одновременно. Из-за косматых буро-зеленых кустов показался белый лебедь. Следом показался такой же белый. И они медленно поплыли по солнечной дороге вдаль — в сторону заката. Жилин вдруг переменился в лице, его нижняя губа дрогнула. — Угомонись, Жилин. Это лебеди, а это — мы. Я с тобой навсегда. Глаза полковника блеснули от слез, он отворачивался, старался быть сильным, но этот факт не укрылся от всевидящих глаз Игоря. Дикий лесной бог быстро воткнул мента в свое плечо, загородил фуражкой, чтобы тот стоял и успокаивался. — Видишь, какой у меня ненормальный мент, Инженер. Фуражка что ли у него радиоактивная? Дослужился блядь до шизухи. Во всем видит знаки, что я хочу его бросить. В эти секунды закапал теплый дождь, а когда они уходили, небо озарилось звонкой, широкой радугой. Жилин смеялся и плакал одновременно. — Обломайся ты, Катамаранов. Видишь — твоя Природа благословляет меня. Она на моей стороне. Я теперь под защитой сил природы. Разнотравье оживало буквально на глазах. Или всегда было живым. — Ну что ж, на сегодня хватит нам впечатлений. Правда, Игорь? — подмигнул Сергей. И тут словно зашумел Океан. А Жилин незримо дирижировал им — и загадочно улыбался. Инженер за сегодня сто раз уже сошел с ума с этими двоими. Разнотравье, раскинутое вдаль на километры, ударило в нос запахом цветов, заглушило голоса птиц, вылилось у ног шумным океаном. Высокие колоски метались от теплого ветра, хлестали им щиколотки — и будто обнимали их тела. И они пошли по океану трав к щуплому зеленому «Москвичу» у дороги. Такие разные, но навсегда родные: метросексуал, инженер и мент. — Поехали уже, я докину вас домой, ненормальные бешеные мои. Приезжайте к нам с Особой в гости. Через пять месяцев у нас пополнение.