Есть ли в небе лисы?

Убедить Сережу, что переселиться в шестую палату мне жизненно необходимо, было непросто. Изначально я не собиралась озвучивать настоящую причину, но ничего другого в итоге придумать не смогла к его приходу, поэтому сказала все, как есть. Разумовский особо не удивился, но и не обрадовался, что понять вполне можно. Я здесь нахожусь по весьма конкретной причине, и стресс мне противопоказан, если уж на то пошло. Я заверила его, что стрессану гораздо больше, если не выясню, в чем дело, а заодно напомнила, что после Кутха меня едва ли напугает призрак. Это Сережу тоже не особо убеждает, но я продолжила настаивать на том, что надо, и все тут. Отказать мне Разумовский и в мирное-то время едва ли может, а сейчас и подавно. Он отлично знает, что никакая местная тварь не сможет справиться с тенями Ивори, поэтому о физическом вреде можно не волноваться. Насчет морального… Я больше боюсь того, что будет через пять месяцев, чем призраков. Итак, теперь я, довольная, сижу на одной из кроватей в шестой палате, а заведующий, видимо, запасается корвалолом и ищет политическое убежище, потому что отлично понимает, что произойдет ночью. Не знает он только того, что у меня в рукаве козырь. Большой и страшный. На всякий случай мне посоветовали не переносить все вещи из предыдущей палаты, и я согласилась. В шестой важна только ночь, насколько понимаю, так что пусть. — Ты уверена? — в очередной раз спрашивает Сережа, присев рядом со мной на кровать. — Абсолютно, — радостно киваю, отлично понимаю, насколько у меня сейчас придурковатый вид. — От естественной смерти всякая хрень потом не заводится. Я хочу знать. — А я хочу пощады, — вздыхает Разумовский, но вопреки словам улыбается. Встав с кровати, я подхожу к нему и глажу по щеке. — Сочувствую, котенок. Он поднимает удивленный взгляд. — О чем ты? — Сочувствую тому, что ты проснулся однажды утром и понял, что женился на сумасшедшей. — Такого не было, — мягко возражает Сережа и бережно притягивает меня к себе, усаживает на колени. Поцеловав в висок, добавляет: — Я знал заранее. — Эй! Я с притворным возмущением толкаю его в плечо, а он смотрит кристально-честными и невинными глазами. Выдают только губы, которые вопреки усилиям, вновь растягиваются в улыбке. Тут уж удержаться сложно, да я и пытаться не собираюсь, целую его, прижимаясь теснее. Сережа кладет ладонь мне на живот, уже более заметный, чем раньше, осторожно гладит. Нет, это не пончики в два часа ночи. Ну, может быть, немного. Очень хотелось. — Все хорошо, — говорю я, положив свою руку поверх его. — Есть некоторые плюсы в том, что большой и злобный демон крайне заинтересован в том, чтобы мой род продолжался. «Ты слишком часто этим пользуешься. Я начинаю думать, что в темнице было неплохо». — Тебе, наверное, пора, — замечаю, глянув на Сережины наручные часы. — Ты писал, что на сегодня запланировано несколько совещаний. — Я отменю, если хочешь, — шепчет он, коснувшись губами моей щеки. — И останусь с тобой. — У меня уже запланировано ночное рандеву, извини, любимый. И Ева не оценит. Иди домой. Со мной все нормально будет. «Смело с твоей стороны так думать. Мне нужно, чтобы ты жила, но не обязательно целиком»,— насмешливо заявляет демон. Закатив глаза, демонстрирую теням за Сережиной спиной средний палец. — Звони, если что-то пойдет не так, — просит Разумовский, и я быстренько соглашаюсь, встаю с его колен. — Я пока посмотрю, что там насчет этой естественной смерти в картотеке больницы. — Ты просто золото, — счастливо заявляю, а Сережа вновь меня обнимает, жмется щекой к животу. Погладив его по волосам, добавляю: — Спасибо. — Будь очень осторожна, — говорит Разумовский и теперь тоже поднимается на ноги. Коснувшись губам лба, добавляет: — Я люблю тебя. — Следующий поцелуй достается животу. — И его тоже. Выпроводить Сережу получается только через полчаса. Я сама не особенно хочу с ним расставаться, но от одержимых палат лучше буду держать его подальше. До десяти вечера медсестры заглядывали ко мне постоянно, каждая со скорбной миной, будто уже вот-вот их поведут на расстрел. После десяти появилось ощущение, что на дверь повесили табличку «Не беспокоить». Отложив книгу, я встаю с кровати и иду выключать верхний свет, после чего возвращаюсь под одеяло. Закрываю глаза и жду. Сначала ничего не происходит. Через какое-то время по щеке, будто ветер проскальзывает, сдвигая прядь волос. Я не смотрю, продолжаю делать вид, что сплю. Ничего не происходит еще примерно пару часов, и я успеваю заснуть на самом деле. Будит меня Ивори своим шепотом в голове и советует посмотреть в сторону окна. Я приоткрываю один глаз и вижу силуэт. Вроде женский. Так. Жду еще немного. Открываю второй, сажусь. Девушка не шевелится, только крепче вцепляется длинными белыми пальцами в подоконник. Откинув одеяло, встаю и пробую позвать ее. Имени мне не сказали, а Сережа пока еще сообщений не присылал, так что просто пытаюсь поздороваться. Она не реагирует. Приблизившись, говорю: — Я могу помочь. Просто скажите. что… Она оборачивается, вся бледная, с черными провалами глаз и широко открытым ртом, чересчур широко. Делает ко мне один лишь шаг, и тут же в нее врезается стена теней, из которой появляется демон. Он хватает ее за шею, и она сразу исчезает. Вздохнув, уточняю: — На кой? Демон мрачно смотрит на меня, отряхивает руку. Я оглядываюсь, но палата вновь пуста. — Ну, оно хотя бы не из вентиляции вылезает, — резюмирую, вернувшись в кровать. — Мне как-то спокойнее от того, что это призрак. Напугать она меня не сможет, так что рано или поздно выйдет на контакт. — Или нет. — Или нет. У нее всего две недели, чтобы я могла решить ее проблему. — Если не соберется, то мы всегда можем ее просто извести. — Давай не спешить. Может, Сережа еще что-то выяснит. Я еще жду некоторое время, но ничего больше не происходит. До утра я сплю спокойно. *** Без призрачных явлений обходится и следующая ночь. Заведующий отделением выглядит как игрок в покер, который вот-вот словит тильт. Персонал поглядывает на меня с интересом и настороженностью. Подозреваю, что после первой ночи и ставки делают о том, когда избалованная и явно чокнутая блондинка выбежит из палаты на грани инфаркта. Блондинка выбегать не торопится, чем изрядно путает карты спорщикам. Вместо этого я в сотый раз читаю небольшую сводку, которую раздобыл для меня Разумовский и пью латте на кокосовом, сидя на кровати в шестой палате. На соседней койке валяется Шура, закинув руки за голову. Информация не особо интересная, и подвох в ней я найти не могу. Сережа вскрыл базу данных больницы, и там написано все то же, что и было мне озвучено Татьяной Ивановной. Зацепиться не за что, смерть естественная, остановка сердца. Никто не хватился, претензий не писал, исков не подавал. Анастасия Павловна Дроздова одинокой не была, но ее кончина ни у кого сомнений не вызвала, все-таки у девушки были серьезные проблемы с сердцем. Вот только жила она с ними с самого рождения. Почему сдетанировало именно тогда в этой палате? Да, я понимаю, что это уже больше паранойя, потому что накрыть может когда угодно и где угодно. И все же, все же, все же. — Я так и знал, кстати, — заявляет Шура, отвлекая меня от изучения скудных данных. Опустив телефон, смотрю на него. — Что тебе движа не хватит, и ты найдешь какую-нибудь хрень. Вуаля. — Он обводит рукой палату. — Тебе движа не хватило, и ты нашла хрень. — Оно само, — вяло отмахиваюсь и кладу телефон рядом. — Я просто пытаюсь разобраться. — Да ясное дело, что не сама умерла, — вздыхает Шура. — Тряхнуть персонал, да и все. — По поводу чего? — уточняю я. — Нельзя же цепляться к каждому и с ходу вываливать все подозрения. — Тебе нельзя, а мне можно. — Ты работаешь на Разумовского, тебе тоже нельзя. Пойдут сплетни. — Что может быть интереснее того, что твои дети от меня? С этим сложно спорить. Некоторых писак не останавливает даже откровенная схожесть Евы с отцом и рыжие волосы. Впрочем, мы привыкшие, так что не особо внимание обращаем. Адекватные люди этому не поверят, а с другими нам и так не по пути. — Ладно, давай с другой стороны. — Шура в подтверждение своих слов переворачивается на бок. — Забей на инфу Разумовского. Что могло случиться? Если не естественная смерть, то?.. — Убийство, — пожимаю плечами я. — Это и ежу ясно. Либо халатность. Что-то такое. Возможно выяснить, кто тогда был на смене? — В теории, — задумчиво бормочет наемник. — По их внутренним журналам пройтись? Или в отдел кадров вломиться? Я без понятия, как это тут работает. Че там у них где хранится и записывается? — Мне-то откуда знать? Те данные, наверно, в архиве где-то. — Давно не взламывал архивы, — мечтательно протягивает Шура. — Давай пока без крайностей, — предлагаю я. — Посмотрим, что будет сегодня ночью. — Посмотрим. Кстати, вы там малому имя все еще не придумали? — Нет, — отвечаю, хотя прекрасно знаю, что имя у этого ребенка есть с того дня, как узнали пол. — И нет, я не буду называть сына Дезмондом. — А Кратосом? — Бери Лешу, и идите на пару в задницу. Наемник мученически вздыхает. Мы еще полчаса посвящаем бесполезному, но приятному трепу, а потом Шура уходит, наказав мне писать и звонить, если вдруг что. «Если вдруг что» — это в его понимании вообще что угодно. Я, клятвенно пообещав сообщать обо всем, ложусь на капельницу. Ночи удается дождаться с трудом. Хочется приплясывать от нетерпения, настолько сильно мне хочется верить, что сегодня хоть что-то будет. Сережа приезжает вечером, тоже не усидев на месте. Его бы воля — он бы тут на соседнюю койку лег. Разумовский до сих пор не жалует больницы, и совсем не горит желанием меня здесь оставлять одну. Периодически он вспоминает, что теперь я никогда одна не бываю, но это не умаляет его беспокойства. Наконец в десять часов я укладываюсь спать. Честно стараюсь не заснуть, но необходимость держать глаза закрытыми делает эту задачу невозможной. В конце концов, я сдаюсь, полностью положившись на реакцию демона. Вот только он не предупреждает меня вовремя. Я просыпаюсь от какого-то царапанья, раздающегося снизу. Замерев, понимаю, что это вроде под койкой напротив или около того. Будто когти пытаются разодрать что-то металлическое. Звук громкий и очень напоминает то, что я уже когда-то слышала, тот скрежет сложно забыть. — Ивори, — тихо зову, но ответа нет. Только царапанье становится яростнее. Это сон. По своей воле демон бы меня не оставил, от моего выживания зависит его свобода. Тоненький голосок где-то на подкорке шепчет о том, что у него же теперь есть еще Ева. Ему не обязательно стеречь мою жизнь. Он может дать мне умереть, и тогда будет связан с моей дочерью. Но он так не сделает. Я встаю, осматриваюсь. Конечности кажутся тяжелыми, я словно марафон пробежала. Говорю же, сон. На мне ночная рубашка, белая, я такие не ношу обычно и спать ложусь либо в пижаме, либо в футболке Разумовского. Либо вообще без всего. Сначала было стремно, но в итоге ты привыкаешь, что из каждой тени на тебя могут смотреть. В конце концов, ему же хуже. Пусть сколько угодно любуется россыпью выжженных символов у меня на спине. Я-то думала, что это будет татуировка, как та, что на руке. Царапанье не стихает, и я подползаю к изножью, выглядываю, что там происходит под соседними койками. В плитку впивается бледная рука с острыми на вид когтями, высовываясь из-под кровати. Ясно. Я становлюсь на пол, пытаюсь отыскать тапочки, но их нет. Вот лишать меня леопардовых кроксов было необязательно. Неспешно подхожу к кровати. Призрак затихает. Я опускаюсь на колени, заглядываю под койку. Раз это что-то вроде сна наяву, то опасаться мне нечего, ребенок в безопасности. Значит, могу творить дичь и не опасаться последствий. Но там пусто. Наклонившись еще сильнее, вижу длинные царапины на металлическом дне кровати. Только сейчас понимаю, что в палате давно стоят новые, современные койки. Я выпрямляюсь и вздрагиваю от того, что дверь резко распахивается, грохнувшись о стену. Театральненько. Я точно знаю, что открывается она в другую сторону, но ладно. Вздохнув, выхожу в темный пустой коридор. Лампы на потолке еле светят. На стене рядом яркий кровавый отпечаток ладони, дальше еще один. Сначала я иду в другую сторону и, убедившись, что там ничего, возвращаюсь, следую за нехитрой навигацией. Постоянно отвлекает какой-то шепот, в отдалении периодически слышатся крики. Я заворачиваю за угол, и там вновь кровавые отпечатки. Весь пол тоже измазан. К чему это? Вряд ли больница решилась бы поставить «естественную смерть», если бы тут кого-то выпотрошили. Да и техническо это было бы сделать сложно, в отделении полно народу. Выругавшись, наступаю прямо в кровь, мерзко-теплую, и шагаю дальше. И чуть было коньки не отбрасываю, когда мимо проносится что-то черное и со всей дури впечатывается в одну из дверей. — Базовые настройки у вас всех, что ли? — бормочу я, продолжив путь. — Не напугаешь — не объяснишь? Остановившись возле двери с кровавыми разводами, я дергаю за ручку. Заперто. И смысл? Я оборачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с призраком. Она широко открывает рот и… Я просыпаюсь. — Что? — спрашивает демон, вмиг соткавшись из теней. — Кошмар, — бормочу я и сажусь, тру глаза. — Дурацкие эти призрачные пугалки. — Они закольцованы в своем ужасе, — пожимает плечами Ивори. — Они бы и рады контактировать иначе, но слишком слабы, чтобы преодолеть это. Что было? Я пересказываю сон, попутно проверяю, на мне ли моя пижама. Леопардовые кроксы тоже на месте, и я спешно обуваюсь, накидываю сверху халат. Запахнув его, иду к двери. Как только берусь за ручку, тени впитываются в кожу, и в комнате становится ощутимо светлее. В коридоре пусто, на посту тоже никого. Интересно. — Будь начеку, — прошу я Ивори и выхожу из палаты. «Скажешь еще какую-нибудь очевидную вещь?» — Например, не кидайся на людей, — шепчу и пытаюсь вспомнить, куда там надо было идти. Так, по этой стене, дальше, дальше, теперь налево и вон та дверь. Я останавливаюсь, оглядываюсь. Никого. Тени, скользнув по плечам, оседают на руках черными полосами, кружат вокруг пальцев, готовые сорваться и действовать. Я нажимаю на ручку. Дверь оказывается не заперта. Распахнув ее, готовлюсь… К чему-то. Тени раздраженно сбивают с ближайшей полки стопку чистого белья. Ничего другого здесь и нет вроде, но я все равно захожу на всякий случай и проверяю. Нет, только доска, да утюг выключенный, несколько столов, кушетка. И все. Н-да, призрачная навигация — отстой. Я иду к двери, но она вдруг громко захлопывается, и в комнате гаснет свет. Застыв, чувствую, как вокруг меня взметается теневой вихрь. Рука демон обвивается чуть выше груди и притягивает ближе. Я слышу, как из угла доносится тихий плач. В дверь с другой стороны кто-то стучит, дергает ручку, а я все пытаюсь разобрать слова между всхлипами. Все это было бы безумно страшно, если бы не Ивори рядом, но… Страшно становится, когда мне удается услышать, что именно говорит призрак. Дверь открывается, тени рассыпаются по телу. В помещение врывается дежурный врач и медсестра, наперебой пытаются выяснить, что произошло, как я здесь оказалась. — Хожу во сне, — коротко отвечаю и мимо них отправляюсь в коридор. — Ася Юрьевна! — следует за мной по пятам врач, Денис, вроде тоже Юрьевич. — Подождите, мне нужно вас осмотреть, убедиться, что ребенок и вы сама в порядке. Он, скорее всего, думает, что иначе ему голову открутят. Что ж, вероятно, по этому я не качаю права и не сопротивляюсь, позволяю измерить пульс, давление и все остальное. И думаю. «Время вырывать позвоночники»,— раскатисто мурлычет Ивори у меня в голове. «Тебе предыдущего не хватило?»— спрашиваю я, но понимаю, что он прав.