Есть ли в небе лисы?

Я открываю дверцу машины и еще некоторое время сижу в ней высунув ноги наружу, собирая моральные и физические силы, чтобы встать и пойти в сторону входа в башню Vmeste. Последняя пара месяцев меня окончательно измотала, настолько, что пришлось обратиться к специалисту, когда поняла, что сама не вывожу. Времени от начала приема лекарств прошло слишком мало, и пока у меня только добавилось усталости от побочек. Предыдущий геморрой тоже никуда не делся, поэтому с кровати я себя каждое утро соскребаю с большим трудом. И это при том, что Сережа взял часть проблем на себя. Я ему очень благодарна, но и вину не могу побороть, ведь у него и так работы выше крыши всегда, пусть он и утверждает, что ему не сложно. В конце концов, я окончательно выбираюсь на улицу, закрываю машину и тащусь в башню. Вяло махнув администраторам и охране, иду сразу к лифту. Сил на светские беседы у меня сейчас нет, и это говорит о многом. Возможность потрепаться с сотрудниками в рабочее время, пока Разумовский не видит (он все равно видит, но делает вид, что нет), я обычно не упускаю. В офисе меня ждет сюрприз. Не самый приятный, но весьма неожиданный. Сюда редко допускаются посторонние, потому что это фактически часть нашего дома, да и Сережа предпочитает вести любые переговоры онлайн или в конференц-зале. По этой причине незнакомый мужчина в кепке, стоящий перед рабочим столом, несколько удивляет. В кресле вальяжно восседает Птица, отчего ситуация настораживает еще больше. Он держит людей от себя еще дальше, чем Сережа, ибо они его страшно раздражают большую часть времени. Всегда, если честно. Незнакомец, мазнув по мне оценивающим взглядом, усмехается и кивает в знак приветствия. Либо кого-то не учили вежливости, либо мы знакомы, но я не помню. В одном лишь списке контактов у меня сотни номеров, так что возможны оба варианта. — С возвращением, душа моя, — протягивает Птица, не глянув в мою сторону. — Подойди, взгляни. У нас тут папарацци. Странновато, но сил удивляться я не нахожу, так что просто направляюсь к его столу. Пернатый двигает ко мне несколько фотографий. Первое, что бросается в глаза, — откровенно порнографический смысл. А потом и мое лицо. И еще одно, мужское и незнакомое. Нахмурившись, ворошу снимки. На всех практически одно и то же, снято как будто бы с камеры видеонаблюдения или что-то вроде. Взяв одну из фоток, изучаю поближе. Однако. — Что скажешь в свое оправдание, мышка? — интересуется Птица. Я смотрю на него. На секунду мне даже кажется, что он поверил в этот бред и сейчас всерьез ждет объяснений. Всего на одну секунду перед тем, как понять, что сарказм направлен не в мою сторону, но эта секунда высасывает из меня остатки энергии. Но я привыкла к светским вечеринкам, где полно людей, которых видеть и знать не хочется, а улыбаться им надо, и умею держать лицо в подобной ситуации. Чего мне это стоит — отдельный вопрос. — Скажу, что Марго справилась бы лучше, — прохладно отвечаю, швырнув фото к остальным. — Пожалуй, — кивает Птица и встает. — Да, уверен, что лучше. Он обходит стол, двигаясь к теперь уже озадаченному незнакомцу. Ну просто хищник, загоняющий жертву. — А теперь поговорим серьезно, — обещает пернатый. Я иду к двери в жилую часть как раз тогда, когда спина вскрикнувшего фотошопера встречается со столом, а рука Птицы оказывается на его шее. Во-первых, он вряд ли убьет визитера. Во-вторых, за попытку нагадить пусть хоть из окна вышвыривает. Тряхнув головой, переступаю порог и оказываюсь в коридоре. Да не грохнет Птица этого дурака. Напугает так, чтобы впредь неповадно было, может, двинет по морде. Я бы, наверно, попыталась урегулировать ситуацию чуть более мирно, но папарацци выбрал не самый удачный период для такого финта. Пусть теперь беседы ведет со злющим Птицей. Кинув сумку в спальню, отправляюсь на кухню, где сразу подхожу к шкафчику. Оттуда достаю таблетницу, рассчитанную на неделю. Пустую. Черт бы ее побрал. И меня заодно. Понедельник же, надо было вчера загрузить. Я выгребаю с той же полки несколько коробок и лист с назначениями, выставляю все это на столешнице. Но ничего не делаю. Такое чувство, что не могу даже пальцем пошевелить, слишком много усилий на это требуется. Я понимаю, что легче станет, просто не сразу, но… Как дотерпеть-то? Мне кажется, что предел уже не просто рядом, он позади, причем давно. От мыслей отвлекает открывшаяся дверь. Глянув на Птицу, вновь утыкаюсь взглядом в коробки с лекарствами. — Что ты с ним сделал? — спрашиваю, рассеянно перебирая их. — Напугал, — отвечает пернатый, остановившись рядом. Он обвивает мою талию руками, прижимает к спине и продолжает: — Угрожал. Для закрепления материала немного… физически воздействовал. Хотел закопать в лесу по пояс в землю, но сегодня мне лень, поэтому я просто спустил на него твоего цепного пса. Я бы пошутила, наверно, если б была в норме. Обязательно бы что-то такое придумала. Еще хочется спросить, кого именно он имеет в виду. Но хочется ли? Пожалуй, нет. » — Ив?»— устало зову, закрыв глаза. » — Делать мне больше нечего, »— откровенно сонно отзывается демон. Складывается ощущение, что мое замутненное сознание действует и на него. Спросить все равно особо не у кого. — Сам виноват, — нарочито грустно вздыхает Птица. — Так смело заявился ко мне со своим компроматом. Теперь пусть так же смело встречается с последствиями. — Пусть, — киваю я и высвобождаюсь из его объятий. Сгребаю коробки и таблетницу в одну кучу и переношу ее за стол, сажусь. Лист остался на прежнем месте. Я смотрю на на него, потом на лекарство перед собой. И не хочу вставать. Я вообще ничего не хочу, только спать, но не могу себе этого позволить. Вытряхнув маленькие контейнеры из большого, открываю два отсека на одном. И все. Сижу дальше. Птица отодвигает стул рядом, опускается на него и кладет перед собой лист с печатным текстом, забирает у меня таблетницу и лихо все открывает. Я смотрю на то, как ловкие пальцы по очереди выдавливают таблетки из блистеров, а потом распределяют по ячейкам, зацикливаюсь на этом зрелище, будто на видео со слаймами. Закончив, Птица кладет передо мной открытый контейнер с надписью «ПН» и приносит воду. Я проглатываю таблетки и молчу. Он не торопит, берет за руку и гладит пальцы. Осторожно, чтобы не навредить снова потрескавшейся коже. — Представление было лишним, — тихо говорю, захлопывая таблетницу. — Я понял, — произносит Птица, придвинув стул ближе. — Думал, что тебя это развеселит. — Развеселило бы. Но не сейчас. Он переставляет стул еще ближе, притягивает меня к себе и гладит по волосам. Я вспоминаю, как ощущаются когти в таком же положении. Это немного согревает уставшую, замученную душу. — Не говори, что ты решила, будто я купился на некачественный фотошоп, — негромко просит Птица. Я тянусь к нему, ткнувшись носом в шею, вдыхаю терпкий парфюм и отвечаю: — Всего секунду. Но… Мне паршиво, Птиц. Я воспринимаю все слишком остро сейчас. — Прости, мышка. Это было глупо. Но я всегда могу заставить его бежать марафон по горящим углям, если захочешь. — Ты знаешь, кому-то такое даже нравится. — Будет бегать, пока не сдохнет. Больше всего оценит Гром, когда возьмется за это дело. Я даже подкину ему пару загадок, чтобы не было так скучно. — Давненько он не заходил к нам, открывая дверь с ноги. — Пожалуй. Птица встает, тянет меня за собой. Всматривается в глаза, скользя по щеке подушечками пальцев. — Что мне сделать, мышка? — Ничего, — качаю головой и утыкаюсь лбом ему в грудь. — Не знаю. Я устала. Мне не кажется, что это слово передает всю степень того, что я чувствую сейчас. Я не просто устала, я вымотана, я на грани. Я стою на очень тонком стеклянном куполе, и под ногами уже расползаются трещины. Один крошечный шажочек может как приблизить меня к безопасности, так и легко уронить вниз вместе с острыми осколками. Я не понимала раньше, как можно так обессилеть от одной лишь работы. Да, сейчас ее очень много, но я же люблю этим всем заниматься. Почему же тогда больше всего на свете мне сейчас хочется вообще ничего не делать? — Пойдем, — говорит Птица и, не дав даже шагу ступить, подхватывает на руки. — На сегодня твой список дел окончен. — Там еще полно пунктов, — слабо возражаю, обнимая его за шею. — Я займусь ими. — Эти дела не решаются марафоном по горящим углям, ты в курсе? — Думаю, — мурлычет Птица мне на ухо, — я посмотрю по обстоятельствам. Усадив меня на кровать, он стаскивает мои джинсы и рубашку, оставляя лишь белье и футболку, а потом подталкивает, чтобы забралась под одеяло. Сам ложится поверх него, вновь притягивая в объятия. Я вздрагиваю, когда чувствую, как по пояснице проходятся теперь уже настоящие когти, жмусь ближе к нему, но пока не закрываю глаза. Я не уверена, что не засну в ту же секунду. Кровать кажется слишком теплой и мягкой, а рядом с Птицей лежать еще уютнее. Осторожное скольжение когтей по коже успокаивает, будто даже дышать становится легче. — Спи, мышка, — шепчет он, коснувшись губами моего лба. — Ты совсем устала. Я больше не сопротивляюсь, позволяю векам опуститься.