Есть ли в небе лисы?

Я сижу на диване и отстраненно слежу за тем, как Сережа аккуратно перевязывает мою ногу. Закончив, он присматривается, нормально ли все получилось, при этом бережно держит мою ступню в ладони, другой рукой проверяет бинт. Разумовский кивает сам себе и поднимает на меня взгляд. Пальцы скользят по коже. Так нежно, будто самую желанную драгоценность. Сейчас я позволяю себе заметить это. Последние четыре дня я позволяю себе заметить очень многое. Взгляды, касания, тон, выражение лица. Одного лица, потому что Птица рядом особо не задерживается, переживая либо из-за того, в чем признался, когда мы сидели в машине, либо еще какой-то загон словил. По крайней мере, он трезв и жив. А вот Сережа проводит со мной довольно много времени. Мы вместе завтракаем, обедаем и ужинаем даже, смотрим кино, разговариваем, просто молча сидим в офисе, пока она работает, а я читаю. Заодно периодически ему приходится останавливать уже мои попытки загнаться по поводу Андрея. Сережа сам занимается перевязками, чтобы я могла не ездить никуда, следит за тем, чтобы пила прописанные лекарства. У меня мозг порой не срабатывает. Я много размышляю над ситуацией, над тем, что делать дальше. Две ночи подряд старший Разумовский сидел со мной, потому что я просыпалась от дурных снов, чуть ли не плача. Казалось бы, геморроя у него добавилось, но при этом Сережа выглядит чуть ли не счастливым. Конечно, переживает из-за моих травм и морального состояния, уже даже нашел подходящих психотерапевтов на тот случай, если я захочу обратиться. И все же он явно рад нашему временному сожительству. Временному, потому что Сережа и упросил меня остаться пока в башне, чтобы они могли за мной присмотреть после больницы и помочь, да и от Андрея я так буду подальше. Они, так Разумовский и высказал. Вот только они — это он и Олег. Сашу как ветром сдувает почти всегда, только пару раз в день он узнает, как я и не нужно ли мне чего. Мне-то нужно. Поговорить, например, о том, почему он затащил в постель похожую на меня девушку, называл ее моим именем и любимым прозвищем, которое сам же мне и дал когда-то. Я не совсем дура, догадываюсь о причинах, но очень хочется получить пару ответов на свои вопроса. И первый из них: какого хрена, чтоб тебя за ногу? Мы с семнадцати лет вместе! С семнадцати! В какой момент этот дундук понял, что относится ко мне не как к подруге? Почему не сказал ничего? Что вообще происходит в этой дурной рыжей башке?! Кстати. — Сережа, — зову я, и Разумовский отвлекается от складывания медикаментов в аптечку. — Вопрос есть. — Конечно, Ася, я слушаю, — кивает он, взявшись за крышку от контейнера с красным крестом. — Ты своих девушек тоже моим именем называл? Крышка застывает, так и не закрыв аптечку. Разумовский не успевает отвести взгляд, и я вижу там чуть ли не ужас. Опустив голову, он бормочет: — Нет, что ты. Нет. Их было двое. Трое, если считать ту овцу, которая кинула его институте. Они и не встречались, если уж на то пошло, она ему нравилась вроде бы, вот только решила поиздеваться указав на то, какой он задрот детдомовский. Я очень хотела приехать и повыдергивать ей все волосы, когда узнала, но сказал об этом случае даже не Сережа, а Олег. Разумовский после нее еще больше замкнулся и ушел в учебу, обсуждать отказался, только деликатно попросил не лезть в его личную жизнь. Надеюсь, что сучка теперь локти кусает. Две другие девушки не задержались долго, одну звали Маша, другую Эвелина. К слову, с последней я до сих пор дружу, они разошлись с Разумовским вполне мирно. Спустя месяц отношения поняли, что друг другу не подходят, как мне рассказали. И вот сейчас мне кое-что интересно. Я достаточно вымотана эмоционально, чтобы спокойно спросить: — Когда ты понял? — Что понял? — уточняет Сережа, затравленно глянув на меня. — Что относишься ко мне не как к подруге. — Я сейчас. Он встает, дрожащими руками сгребает аптечку со стола и несет в сторону жилой части. … — Та-а-ак, правда или действие? — спрашиваю, повернувшись к Сереже. — Правда, — говорит он, вздохнув. Я кое-как подавляю довольный визг. Отлично, не прошло и десяти минут от начала предложенной мною игры, как план удался. На самом деле, играть в эту игру всего лишь вчетвером кажется немного глупым и неинтересным, но замысел заключался не в развлечении. Есть один конкретный вопрос, который мне нужно задать Сереже и не спалиться при этом. Я долго обдумывала, как намекнуть, грубо говоря, подкатить со своей симпатией к старшему Разумовскому и при этом не вогнать его в неловкость, а себя в депрессию, если ответ будет не таким, какой хочется услышать. При прямом вопросе уже вряд ли получиться отвертиться, все сразу станет ясно. А тут просто часть игры. Я гений? Я гений. — Какие девушки тебе нравятся? — наконец интересуюсь, закончив притворяться, что задумалась. Сережа бросает на меня быстрый взгляд, краснеет. — Что? — улыбаюсь и развожу руками. — Это игра, Разумовский. Я еще не самый откровенный вопрос задала. — Можно подумать, ему есть, о чем откровенничать, — закатывает глаза Птица, спрыгивая с подоконника. Тусоваться на заброшенной стройке мне неожиданно понравилось, и мы приходим сюда уже в третий раз. Ловим момент, так сказать, пока на улице не воцарился привычный городу промозглый дубак. Волков, сидящий на лестнице на ступеньку выше меня, хмыкает в ответ на замечание Птицы. Сережа, пристроившийся на большом цементном блоке, шоркает по полу ногой, гоняя камешки и говорит: — Ладно. Например… — Он задумывается, что-то прикидывая в уме. — Карина из «Б». — Савченко? Губа не дура, — заявляет Птица, присвистнув. — Не именно она, — поправляет Сережа, мрачно глянув на брата. — Типаж. Твою-то налево. Я вспоминаю высокую фигуристую брюнетку, которая выглядит так, будто над ней потрудился хороший пластический хирург. Вот только сделала это природа, Карина только умело подкрашивает результат. М-да. Поневоле хочется оттянуть вырез кофты и глянуть вниз, сравнить. Хреновенько. — Отличный выбор, — сообщаю, стараясь не показывать разочарования. Обидно даже. Даже очень. Блин. Мне с Кариной не сравниться и близко. Я ей дышать в подбородок буду, даже если каблуки напялю. — Меня тоже модельки высокие заводят, — мечтательно протягивает Птица. — Ты ноги-то видел, Сереж? Просто представь эти ноги вокруг своей талии. Хотя, тебе-то чего… — Отвали, — беззлобно машет рукой старший Разумовский. — Ладно, Волков, колись давай, раз уж начали. — Саша, ухмыльнувшись, смотрит на Олега. — Че у тебя за вкусы? Чихуахуа или мопсы? Тот пожимает плечами, вертит в руке мятую пачку сигарет. — Вы дебилы, — говорит он. — А я женюсь на Асе. Птица застывает, не донеся до рта зажженную сигарету, Сережа давится воздухом. Я обнимаю ногу Волкова, рядом с которой сижу, и согласно киваю. — Поддерживаю. Ася Волкова. Звучит? — Звучит, — отзывается Олег, похлопав меня по плечу. — Слышь, ты, псина, — рычит Саша, швырнув сигарету на пол. — Передавай привет Карине из «Б», — усмехается Волков, за что удостаивается парочки крепких матерных выражений. — Ладно, Сереж, ты ответил же, твоя очередь теперь, — перебиваю их перепалку я. Сама продолжаю обнимать ногу Олега… К чести Сережи, он недолго пытался скрыться в другой части этажа. Возвращается он минут через пятнадцать, первым делом идет к автоматам и достает оттуда банку вишневой газировки, приносит мне. Сев рядом, сцепляет пальцы и некоторое время молчит. Глядя на его несчастный вид, я чувствую, как злость постепенно утихает. — Я не в укор, — на всякий случай предупреждаю, открывая банку. — И без какого-то плохого умысла. Твой ответ не заставит меня хуже к тебе относиться, Сереж. Ты и отвечать-то не обязан. — Почти с самого начала, — чуть слышно признается Разумовский, не глядя на меня. 0 Прости. — Охренеть, — шепчу я, когда смысл сказанного доходит до мозга. — Ты же… Вы же… И он тоже? Сережа кивает. — Мне жаль, Ася, что ты узнаешь об этом вот так, — тихо говорит он. — Но почему вы молчали? — Не… Не нашлось момента, наверно, — бормочет Разумовский. — С семнадцати лет?! Боже, — выдыхаю, закрыв лицо ладонью. — Сюр какой-то, ребят. Вы хоть примерно представляете, насколько всем бы проще жилось, наберись вы смелости сказать об этом? Подожди, а как вы… Как с друг другом насчет этого? Ссорились? — У нас был уговор, — признается Сережа, опустив голову еще ниже. — Что если ты вдруг выберешь кого-то из нас… — Вдруг, елки-палки. Вдруг. Ой, Ася, мне нравятся девушка как Карина из одиннадцатого «В». — «Б». — По фигу. У нее такие ноги, она такая красивая, такая вся из себя. Вдруг, етижи-пассатижи. Вдруг, Сережа, да? Вдруг намек из космоса получу, видимо. — Не нравилась мне Карина, — расстроенно бурчит Разумовский. — И вообще никто. Кроме тебя. Я пытался, но… Не могу. У Птицы лучше получается забываться. — Саша вливает в себя столько вискаря, что странно, как еще помнит собственное имя. Так. Ладно. Что за уговор? Сережа встает и принимается ходить по офису, останавливается возле рабочего стола, принимается перекладывать бумаги, цепляет канцелярскую резинку. Кот, честное слово. — Мы договорились, что если ты выберешь кого-то из нас, то второй отступит, — наконец говорит он. Мысль о том, чтобы швырнуть в него банку с газировкой, кажется как никогда соблазнительной. Пагубное влияние моего агента, у которого вечно со стола вещи летят в стенку или дверь. Или я так на него действую? — Ну охренеть теперь, — резюмирую, поставив банку на стол. — А каково мне будет вбить между вами клин, вы не подумали? — Подумали, — отзывается Сережа, сгорбившись. Он стоит ко мне спиной, и я не вижу выражения лица, но представляю, что сейчас оно красное как мой лак на ногтях. — Прости, пожалуйста. — Что придумали? — Что примем любой твой выбор. С кем-то одним, с двумя сразу, ни с кем из нас. Лишь бы ты была счастлива. Последнее он произносит совсем тихо и очень горько. Это действует как холодный душ. Злиться на Сережу всегда было сложно. Слишком светлый человек, который готов отдать своим близким все на свете, но ничего при этом не берет для себя. И толку сейчас нет дрюкать его за то, что вот так вот случилось в итоге. Оно уже случилось. Я хотя бы поверила, что они относятся ко мне как к сестре и спокойно строила свою жизнь дальше. Они же наблюдали за тем, как я была с другими. Сложно представить, каково это. — Сереж, — зову я, но он не оборачивается. — Сядь рядом, пожалуйста. Мне сложно к тебе подойти. Разумовский без вопросов возвращается к дивану и устраивается на краешке. Я, подвинувшись ближе, беру его за руку и говорю: — Не будем больше ругаться, ладно? Вернее, я не буду. Это не приведет ни к чему. Я пока не готова как-то реагировать или что-то делать со свалившейся информацией, мне нужно время. — Конечно, Ася, никто тебя не торопит, — произносит Разумовский с нежностью погладив мои пальцы. — Никто и не требует от тебя реагировать. Я все понимаю. Мы… Мы могли бы сделать вид, что ничего не произошло? Нет. Уже вряд ли сможем. Но ради Сережи я говорю: — Конечно. Мы обсудим все позже, когда будем готовы. Так что скаже Саше, чтобы перестал по углам от меня ныкаться. Разумовский поднимает виноватый взгляд. — Он не только поэтому, Ась. — А почему еще? — Он… сделал кое-что. …Я, забрав у Сережи электронку, жду момента и выскальзываю из банкетного зала. Платье длинное и не особо удобное, приходится подобрать его, чтобы не споткнуться о подол. Оглянувшись, я пытаюсь вспомнить, где тут выход из здания, но вдруг кто-то хватает меня за локоть и затаскивает в какую-то комнатку, на двери которой висит табличка «Служебное помещение». Пикнуть не успеваю, как мне зажимают рот. Паника не появляется только из-за того, что в тусклом освещении вижу ухмыляющегося Птицу. Тот прикладывает палец ко рту, прося быть потише, а потом убирает ладонь. С совершенно невинным видом поправляет мои волосы. — Что ты делаешь? — мрачно спрашиваю, глядя на него снизу вверх. Вообще, атмосфера крайне странная. Тесное, плохо освещенное помещение, Саша стоит ко мне очень близко, прижимая к стене. Пальцы проходятся по моей щеке. — Ворую невесту, — сообщает он. — Так что стой смирно. — Саш, ну что за цирк?.. — Цыц. Он отстраняется и выглядывает в коридор. Некоторое время ждет, потом протягивает мне руку. Я сую в нее сначала электронку. Саша убирает ее в карман и повторяет жест. На сей раз вкладываю в его ладонь свою. Птица, крепко сжав, открывает дверь и вместе со мной выходит, направляется в противоположную от банкетного зала сторону. Я уточняю, где он собирается невесту прятать, на что Разумовский лишь хитро улыбается и толкает дверь на лестницу. Ресторан находится в весьма живописном месте чуть ли не посреди леса, рядом с озером. Считается довольно элитным, и изначально я планировала другой, когда подсчитала затраты. Об этом узнал Сережа и все оплатил, заявив, что это подарок на свадьбу. — Не думала, что ты приверженец традиций, — говорю я, когда Птица неизвестно откуда взявшимся ключом открывает дверь, ведущую на крышу. — Это шикарная традиция, мышка. Так, сейчас. Он стаскивает куртку и надевает ее на меня, сам остается в белой рубашке, откровенно не классической, и брюках, которые я изначально приняла за спортивки из-за двух полос по бокам. Оказалось, что нет. — Замерзнешь в своем платье. Идем. Да, черная кожанка определенно подходит к пышному свадебному платью. Зачем только послушала Андрея? Хотела ведь другое. — Какой выкуп будешь просить? — интересуюсь, вместе с Птицей направляясь к ограждениям. — Миллион баксов, — заявляет он. — Не заплатит — себе заберу. — А Марина против не будет? Или как зовут девушку, с которой ты пришел? — Ревнуешь, мышка? — спрашивает Птица, улыбнувшись. — Конечно. Страшно подумать, что когда-нибудь другая будет вытаскивать твою задницу из ментовки. — Это навеки твоя прерогатива, душа моя. — Ну спасибо. — Кстати, вон там, — Птица перегибается через перила и указывает вниз, — моя машина. Прямо под выходом. Если передумала, то можем спуститься, и я тебя на самом деле украду. — Очень смешно, Саша, — улыбаюсь и толкаю его в плечо. — А это не шутка, — пожимает плечами он. — Я все для тебя сделаю, ты же знаешь. — Знаю, — тихо говорю, а улыбка становится только шире. Я берусь за перила и смотрю в сторону озера. Птица обнимает меня рукой за плечи, прижимает к себе. Ладно, чуть-чуть можно. Понятно, что с появлением Андрея в моей жизни тактильность с Разумовскими пришлось сократить, потому что теперь уже мужу не будешь объяснять про друзей детства и «это ничего не значит». Но сейчас мне очень хочется постоять так, глядя на тихую гладь озера. — Ты действительно с ним счастлива, мышка? — тихо спрашивает Птица. — Да, — просто отвечаю я. — Влюблена и счастлива. Все хорошо, Саш, не переживай. — Ладно. Разумовский разворачивает меня к себе лицом, продолжая обнимать. Это кажется несколько… интимным. Я смотрю на него, прохожусь взглядом по знакомым и любимым чертам. На секунду дольше нужного останавливаюсь на губах. Накатывают отголоски привычного сожаления о том, что все не зашло между нами за границы дружеских отношения. Я их отгоняю, им сейчас в голове совсем не место. И все же, когда светло-карие, почти янтарные, глаза смотрят так… — Если он обидит тебя, мышка, я его убью, — обещает Птица, осторожно коснувшись губами моего лба… — Ты охренел?! Птица, сидящий в углу дивана, фыркает и складывает руки на груди. Если бы мне не было больно ходить, я бы уже носилась по офису из стороны в сторону как в одно место ужаленная. Потому что это просто финиш уже! — Он первый кинулся, — сердито заявляет Птица. — Саш, вот скажи, ты совсем дурак? — обреченно спрашиваю, швырнув в него подушкой. — Ты теперь и за избиение сесть решил? — Не нагнетай, — морщится Птица. — Сережа все уладил. — Сережа молодец, — закатываю глаза я, всплеснув руками. — Спасибо, — бормочет старший Разумовский, который в последние полчаса пытается мимикрировать под местность за рабочим столом. — Сережа так-то ему тоже двинул один раз, — мрачно напоминает Птица. Я поворачиваюсь и удивленно смотрю на старшего близнеца. Тот делает вид, что документ в его руках супер важный. — Ладно, предположим, — вздыхаю и вновь обращаю внимание на Птицу. — Один раз, Саша. Явно не Сережа Андрея на больничную койку отправил. — Да что ты мне предлагаешь? — окончательно злится он и вскакивает. — Что я должен был сделать?! Мудак кинулся на тебя! Посмотри на это с моей стороны, в конце концов! Он чуть душил мою любимую женщину! Осознание сказанного приходит к Птице позднее. Я оторопело смотрю на него. Нет, Сережа говорил, но все равно очень странно слышать это от Саши. Максимально странно, если честно. Но… Неожиданно приятно, чего уж скрывать. Меня так и не называл никто, Андрей отделывался банальным «зай». Да, а теперь он избитый в больнице. Я пытаюсь почувствовать негодование, правда, но я больше за Сашку испугалась. Вдруг Андрей напишет заявление? Сереже тогда придется строить МВД новое здание, а то и сразу улицу под них делать. Собственно, как я и говорила, я сама в этой истории не очень хороший человек, раз думаю в первую очередь, как бы одного из моих придурков не посадили, а не о том, что он нещадно поколотил моего мужа. — Ладно, по хер, — бормочет Саша и хватает с дивана свою куртку. — Я не собираюсь нотации слушать. Сделал, что посчитал нужным. Он направляется к двери. Глянув ему вслед, спрашиваю: — Почему ты ничего не сказал? О том, что влюблен в меня? Птица останавливается, сердито зыркнув на Сережу. Ну да, а то я не заподозрила, когда он подружку-наркоманку моим именем называл. Старший Разумовский ей, кстати, оплатил лечение в наркологической клинике. — Надо было, — говорит Птица, фыркнув. — У нас же каждая вторая семнадцатилетняя девчонка мечтает о романе с детдомовским наркоманом, которого соскребала с пола наркопритона. Саша оборачивается, делает реверанс, издевательски улыбаясь, и выходит из офиса. — Ты удивишься, — бормочу я, глядя на закрывшуюся дверь.