Есть ли в небе лисы?

Я сворачиваю трансляцию и утыкаюсь лбом в стол. Н-да. Идея казалась неплохой ровно до ее исполнения. Боже, такой бред. Какой нормальный художник будет искать вдохновение на сайтах с вебкамом? Тот, который окончательно загнал себя в клетку и больше не может и не хочет контактировать с обычными моделями, очевидно. Да и с мужчинами, в целом. Хотелось бы все это совместить, но как только я захожу в приложения для знакомств, меня обдает волной желания. Желания уйти нахрен в монастырь от всего этого. Я пыталась, честно. Но либо со мной уже что-то сильно не так после всего пережитого, либо с тамошними обитателями. После нескольких диалогов я решила начать с чего-то полегче. А что может быть легче, чем выбрать себе вебкам-модель, затащить его в приват и… А что и? Да ничего, собственно говоря. С моими таблетками секс и мысли о нем помахали мне ручкой и уплыли в неизвестном направлении. К сожалению, страх одиночества и стремление от него избавиться остались, но еще прибавилась тревожность от попыток нормально общаться с людьми. С мужчинами. Ну что я расскажу о себе? Хэй, меня зовут Ася, я свободная художница, пролежала полгода в психушке после того, как мой мужик мне изменил и чуть не задушил, а теперь я в разводе и ищу отношений, где меня будут любить, поддерживать, терпеть побочки, откаты, скачки настроения, неуверенность, тревожность и, ах да, у меня напрочь убитое либидо, поэтому наш секс будет похож на попытку подрочить себя об женщину, потому что меня ты до оргазма вряд ли доведешь, интересует? Так и вижу, как потенциальный женихи выстраиваются в очередь, отталкивая друг друга локтями, затевая драки и крича «Я доброволец!!!». Песня просто. Я листаю сайт дальше, захожу в очередной профиль. Описание ничего так, и я щелкаю на значок трансляции. Всего несколько секунд, и рука тянется за карандашом. Я рассматриваю мужчину в черной рубашке, расстегнутой на три пуговицы, который вальяжно расселся в красном кресле. Так, фон отличный. И не только фон. Маска тоже не подкачала, похожая на птичью, с длинным клювом. Лица из-за нее не видно, только рыжие волосы, зачесанные назад. Наверно в нормальном состоянии будет каре. Я подгребаю к себе ближе альбом, слушаю, как он отвечает на вопросы в чате. Все приглашения в приват отбривает, и от женщин, и от мужчин. Такое чувство, что просто потроллить из зашел. Закусив губу, печатаю: «Можно тебя нарисовать?» Сразу не отправляю, дважды стираю и набираю заново. В итоге палец все-таки жмет нужную кнопку, и слова улетают в чат. Жалею я об этом почти сразу. Надо было так сделать пару набросков. Погоня за вдохновением длится уже довольно долго, и я никак не могу за него ухватиться. Не получается, все выходит слишком безжизненное, совсем не то. Может, сейчас получится? Я не думаю, что готова сразу на вирт или еще что, но… Мужчина на видео садится ровно, рука тянется к ноутбуку, видимо. Я разочарованно вздыхаю. Значит, трансляция закончена? Отложив альбом, собираюсь уже закрывать страницу и искать дальше, но вдруг на экран выпрыгивает приглашение в приватный чат. Я рассеянно читаю его, смотрю на цену за час. Ну, сойдет. Пальцы начинают подрагивать, а в голове мелькает мысль о том, что я занимаюсь ерундой. Не слушая ее, принимаю приглашение. Поначалу ничего не слышно, и я уточняю, на чьей стороне проблема. Мой микрофон выключен, но могли и колонки залагать. Мужчина на экране вновь что-то делает мышкой и через пару секунд раздается: — Так? Я киваю, вспоминаю, что он меня не видит, потому что камера тоже отключена. Пишу: «Заработал)» — С твоей стороны ничего не работает, — замечает он, вновь откидываясь в кресле. — Жаль. Значит, ты хотела рисовать? Полагаю, обнаженным? Знаешь, это даже интересно. Он тянется к пуговицам на рубашке, расстегивает одну, пока я строчу: «НЕТ НЕТ НЕТ ПРЕКРАТИ РАЗДЕВАТЬСЯ» Он останавливается, хмыкнув. — Что такое? Передумала? «Нет, просто ты и в одежде красив, этого хватит, наверно Я еще раз спрошу на всякий. Можно тебя нарисовать?» — Почему бы и нет? — отзывается он, дразняще проходясь кончиками пальцев по длинному клюву маски. — Рисуй. «Отлично Расскажи пока что-нибудь о себе, как ты тут вообще оказался? Не будем же молча сидеть» — Не будем. Рисуй с одним условием. Включи камеру и свой микрофон. Я застываю с карандашом в руке. Твою ж мать. «Мне так будет не очень комфортно» — Тогда я выйду из привата, — пожимает плечами он. — Я хочу тебя видеть и слышать. Да и хрен бы с тобой. Я двигаю мышку к красному крестику. Смотрю на экран. Взгляд цепляется за обнаженную кожу в вырезе рубашки, за пальцы, что сейчас держат бокал с чем-то янтарным, за клюв маски. Включаю сначала микрофон. — Так не честно, — говорю, нахмурившись. — Разве не я должна диктовать условия? — Не тот сайт, душа моя, — отвечает мужчина. — Не тот профиль. Мне плевать на деньги и штрафы, так что могу выйти, если что-то не понравится. — Тогда ты выйдешь. Потому что я к встрече не готовилась. — Рискну. Включи камеру. Я хочу тебя видеть. Застонав от разочарования, тянусь к настольному зеркалу, что стоит за ноутбуком. Ну, радует, что прошли те времена, когда я валялась в кровати и не мыла голову несколько дней, отболело. Отлечили. Но макияжа нет, волосы просто чистые, без прически, а еще на мне длинная черная футболка, на которой изображена мультяшная белая мышь с сыром, и обычное, совершенно базовое белье. Но его он вряд ли увидит. Ладно, хрен с ним. Так или иначе трансляция прервется, пусть. Я щелкаю на значок камеры. Пара секунд тишины, а потом мурлыкающее: — И что же ты пыталась скрыть от меня, мышка? — Не важно. Значит, ты не против, если я сделаю пару скетчей в процессе беседы? — Делай, — машет он рукой. — Как я могу тебя называть? Он ставит стакан на столик рядом, и я понимаю, что это тоже часть образа. Он бы вряд ли смог что-то выпить в такой маске. — Зови меня Птицей, — отвечает, неспешно расстегивая еще одну пуговицу. Я настороженно смотрю на него. — Что такое, мышка? Здесь жарко. — Понятно. — Я берусь за карандаш и, бросив еще один взгляд на экран, делаю первые штрихи. — Если тебе не нужны деньги, то зачем ты здесь? — Ради веселья. Мне скучно, мышка. Ты бы не дала мне скучать, будь ты рядом? По голосу такое чувство, что он улыбается. Я киваю: — А то. — Что бы сделала? — завлекающим тоном протягивает Птица. Выпила бы снотворное и легла спать. — Скажи, что тебе нравится, — бормочу я, поглядывая на экран в чисто рабочих целях. И замечаю, что рубашка расстегнута совсем. Подвисаю на несколько секунд. — Что захочешь, мышка, — шепчет он, наклоняя голову набок. — Ага. То есть если бы я решила привязать тебя к кровати и отыметь вибратором, ты бы радовался? — Может быть, — снисходительно говорит Птица. — А ты? Если бы я сделал так же с тобой? — Пищала бы от восторга. И спустя минут пять зевала бы, потому что, как уже говорилось, либидо меня оставило, как все остальное. Птичке пришлось бы нехило постараться, чтобы хотя бы подвести к краю. — Не слышу энтузиазма в голосе. Не нравятся игры со связыванием? — резюмирует он. — Обожаю. — Так не пойдет, душа моя, — вздыхает он и выпрямляется, чтобы снять рубашку. Какого хрена? — Расскажи, что нравится. Я хочу знать. Не много ли хочет? Хочет слышать, видеть, знать. Кто из нас тут на работе? — Слушай, давай по чесноку, — устало говорю, наблюдая за тем, как он лениво расстегивает ремень. В былые времена я бы подобрала другое слово, «томно», например, но не сейчас. — Я на колесах, и от них побочки. Чтобы завести меня, тебе пришлось бы попотеть. Давай я тебя нарисую и… — Что за таблетки? — уточняет он, возвращаясь в кресло. Ремень все-таки расстегнул. — Антидепрессанты, — угрюмо отвечаю и вновь утыкаюсь в альбом. — И еще какие-то в том же духе. — Понятно. Я жду, что трансляция прервется, но он продолжает сидеть и смотреть на меня. Или не на меня, хрен разберешь в этой маске. — А как нравилось раньше? — спрашивает Птица. Как нравилось, никто не делал. Я вожу карандашом по бумаге и думаю, что сказать. Молча сидеть точно не хочется, а о погоде он говорить явно не настроен. — С чего бы ты начала, окажись рядом? — не унимается Птица. Ладно, черт с ним. Я продолжаю набросок и предполагаю: — Наверно, села бы на тебя сверху. — Что на тебе кроме футболки? — Белье. — Отлично. Что дальше? Пожав плечами, беру другой карандаш. — Забрала бы стакан, попробовала бы… виски? — Да. — Попробовала бы виски. Потом сняла бы маску, сделала бы вид, что хочу поцеловать, но вместо этого бы немного подразнила. — Я бы подал тебе стакан вновь, а потом бы взял за волосы, чтобы не увернулась больше, и слизал бы виски с твоих губ языком. Миленько. Я ровняю линию, которая мне не очень нравится. — Сомневаюсь, что удержался бы от того, чтобы сразу не залезть тебе под майку. Это футболка, елки зеленые. Я, закусив кончик карандаша, прикидываю, как лучше продолжить набросок. — Я бы целовал тебя очень долго, — негромко продолжает Птица. — Не отпущу, пока не начнешь скулить от нетерпения и ерзать. И все это время моя рука будет в твоих волосах, держать. — А вторая? — зачем-то спрашиваю, пытаясь уловить момент, когда мы перешли от «бы» до такого уверенного «будет». — Второй я буду гладить твое тело, но ничего больше. Заставлю тебя умолять о большем. Карандаш мажет мимо, линия получается кривая, совсем не та. — Я… — Прокашлявшись, говорю: — Ладно. Что потом? — Потом я сниму с тебя майку. Буду целовать обнаженную шею и кусать кожу на ключицах. — Я не люблю, когда там кусают. — Я сделаю это один раз. Ты скажешь, что не нравится, и я больше не стану. Нахмурившись, черчу следующую линию. Медленнее, чем обычно. — Я спущусь поцелуями ниже, заставлю выгнуться, чтобы мне было удобно. Языком коснусь соска, сначала аккуратно, а потом добавлю зубы, заставлю забыть о сдержанности.Ты громкая в такие моменты, мышка? — Может быть. — Будешь громкой. Я не оставлю выбора и буду терзать твою грудь, наслаждаясь стонами. Мне нравится твой голос. В тот момент понравится еще больше. Долго выдержишь перед тем, как снова просить? — Вряд ли. Звучит заманчиво. — Ты будешь чувствовать, как сильно завела меня. Ты можешь увидеть и сейчас. — Что? Я удивленно смотрю на экран. Твою ж налево. Нет, то, что Птица рубашку снял, я помню, но когда успел полностью расстегнуть брюки? Да еще и реально возбудиться? Мне этот диалог больше немного нелепым показался, а сейчас я смотрю на то, как он проводит пальцем по эрегированному члену. Зрелище… Интересное. Я немного опускаю скетчбук, чтобы было лучше видно. Замечаю флакон смазки на столике. Логично, на сухую вряд ли так уж приятно будет. Что за чертовщина в голову лезет? — Я вновь возьму тебя за волосы, — говорит Птица, и сейчас его голос крайне довольный. — Заставлю опуститься передо мной на колени. Тебе нравится оральный секс, мышка? Я заторможенно киваю. Такой понравился бы. — Что ты сделаешь, оказавшись на полу? — Я… — Слотнув, кладу карандаш на стол. Взгляд скользит по обнаженному торсу, возвращается к предмету наибольшего интереса. — Я начну с языка. Обведу головку языком. Глядя тебе в глаза, буду дразнить так, пока у тебя терпение не лопнет. Ты сожмешь волосы и подтолкнешь дальше. Я возьму его в рот, буду двигаться, но все еще медленно. — Тебе нравится дразнить меня, душа моя, — протягивает Птица, неспешно водя рукой по члену. Я сажусь ровнее, свожу ноги. — Потрогай себя, ну же. Ты хочешь, я вижу. Как глубоко ты можешь взять? Я запускаю руку под футболку, не особо решительно касаюсь груди. Сюр какой-то. Птица проводит пальцем по стволу, от головки вниз. — Вот так, — говорю, когда он достигает нужной точки. — Умница. Но я заставлю тебя взять еще немного, на грани. Ты ведь будешь послушной, мышка? Я киваю, взгляд не отрывается от того, как его рука вновь сжимает член. Нет-нет, это надо заканчивать, это какой-то бред. Я не готова отыгрывать оргазм на камеру, да и вряд ли получится. Показаться может все, что угодно, но стоит сейчас залезть под белье, и все закончистя, возбуждение испарится очень быстро. — Опусти руку ниже, — командует Птица, будто повторяя мои мысли. — Давай. Можешь даже снять майку. Ну же, мышка, ты обещала быть послушной. Опусти руку ниже, и… — Извини, я… Было здорово, спасибо, пока. Выпалив это на одной ноте, я захлопываю крышку ноутбука.