Есть ли в небе лисы?

Я смотрю на себя в зеркало, улыбаюсь. От этого выражение лица лучше не становится, только больше какой-то вымученности добавляется, и не помогает ни легкий макияж, ни красивое синее платье с открытыми плечами. Я вообще не люблю синий, он делает меня еще бледнее, чем обычно. Закусив губу, опускаю взгляд вниз, где закатанный рукав до локтя совсем не скрывает большую татуировку на предплечье. Она крупнее, чем должна была быть, и состоит из нескольких элементов, что тоже не обычно. Может, все дело в этом? Из-за того, что печать отличается, я и не чувствую всей этой хваленой соулмейтовской дури? Или Вселенная ошиблась. Напутала одну единичку в дате под меткой. И все, бамс, рядом не тот человек. Тряхнув головой, опускаю рукав и отхожу от зеркала, беру клатч и иде в коридор, где меня ждет темноволосый мужчина, которому посчастливилось заиметь себе точно такую же метку. Улыбаюсь, поворачиваюсь вокруг своей оси и спрашиваю: — Как тебе? — Нормально, — кивает он и кривится, пройдясь взглядом сверху вниз. — Но вот эти белые цветы лишние. — Мне нравится, Андрей, — пожимаю плечами и сажусь на пуфик. Платье узковатое, поэтому не очень удобное. — Я просил тебя надеть просто синее, — говорит он. — Я не люблю однотон. На самом деле, мне просто было жизненно необходимо сделать что-то в пику ему. Потому что я не понимаю, где эта долбанная связь, о которой все трындят, не понимаю, почему почти не испытываю ничего к тому человеку, хотя это единичные случаи, не понимаю, почему рядом со мной должен быть именно он. Не понимаю, почему так часто думаю о другом. Я приняла связь еще три месяца назад, скрепив ее первым поцелуем со своим соулмейтом, как и надо было, но ничего не изменилось. Я почти год думала о том, что моя печать какая-то не такая, поломанная, слишком не как у всех, и вот наконец встретила человека с ее копией. Зачем-то поспешила принять связь. Но ничего не произошло. Я не люблю его. И есть подозрение, что в итоге окажусь в числе тех, кто отказался от связи уже после ее принятия и прожил всю жизнь один или в других отношениях, может быть, и крепких, но без того огня, который может дать сопряжение со своим соулмейтом. Ведь если не подошел идеальный по всем параметрам партнер, то какой смысл тогда вообще во всем этом? Не знаю. Я убеждаю себя, что надо потерпеть, не могла Вселенная так ошибиться. — Поможешь? — спрашиваю я, подцепив босоножки за задние лямки. — Платье узкое. — Аська, серьезно? Мы еще не дошли до той стадии, когда я перед тобой на коленях буду ползать. Мы до этой стадии и не дойдем, елки-палки. Стоит мне представить — сразу охота помыться и уйти в монастырь. — Давай собирайся, а не то опоздаем. У меня большие планы на вечер, так и знай. — Он треплет меня по волосам и ухмыляется. — Пора укреплять связь. Придурок. Связь не укрепляется от того, что люди трахаются, она возникает сразу и в полную силу. Видимо, не всегда. Я молча натягиваю босоножки, извернувшись, застегиваю. Встав, сую Андрею ключи от машины, потому что вести ее в этой обуви будет равносильно самоубийству. Мы выходим на улицу, и Андрей берет меня за руку. Я давлю в себе желание отодвинуться. Ну в самом деле же, ну что такое? Мы ведь предназначены друг другу, я с детства думала о том, как будет здорово, когда встречу своего соулмейта, прыгала до потолка, когда у меня появилась метка. И вот приехали. Андрей говори о том, что надо будет поскорее пожениться, а меня дергает от одного лишь касания. Может, стоит закрыть глаза и просто переспать с ним сегодня? Хватит уже бегать. Вдруг это действительно что-то изменит? Ага. Мое желание жить. Я не хотела идти на сегодняшнюю презентацию, совсем, вот только мой агент пообещал отправить меня на Невский рисовать карикатуры. Это наш такой междусобойный код, говорящий о том, что застрелись, но сделай, ибо надо. Не спорю, я в последнее время не сильно активно появляюсь на таких мероприятиях. Во-первых, Андрей постоянно таскается со мной, и в режиме нон-стоп зудит о том, что я занимаюсь не тем, выгляжу не так и вообще все это бред. Во-вторых… Во-вторых мне хочется забиться в нору и подвывать. Спасает только одно. Один. Его я ищу глазами сразу, как только мы с Андреем заходи в зал. Замечаю как раз тогда, когда мой спутник пытается приобнять меня за плечи и притянуть к себе. Я шагаю вперед, заявив: — Нужно со всем поздороваться. Идем. Интересует меня здесь только один человек, который стоит в другом конце зала и на мой взгляд отвечает мягкой улыбкой, немного робкой, но такой, что хочется поскорее улыбнуться в ответ. Что я и делаю. Перед тем, как подойти к нему, останавливаюсь поприветствовать еще троих гостей, а потом и самого виновника презентации, популярного автора, представляющего сегодня нам свою новую книгу. Я не удосужилась прочитать хотя бы аннотацию, а это уже говорит о многом. Я таких оплошностей не допускаю обычно, но в последнее время чувствую себя настолько паршиво, что даже важные вещи вылетают из головы. Хорошо, что на сей раз получается отделаться общими фразами и комплиментами. — О, вон и этот, — недовольно бормочет Андрей, кивнув в ту сторону, куда я и стремлюсь. — Шизик, который за тобой таскается. — Он мой покупатель и друг, — говорю я, проглотив несколько очень нелицеприятных высказываний. — Подожди здесь. Несмотря на недовольство, Андрей за мной не идет. Он придурок, но кое-какие умственные способности есть и у него. С их помощью моему спутнику вполне по силам понять, насколько важным покупателем является Сергей Разумовский, стабильно приобретающий у меня картины на любой выставке, а иногда и по личному заказу. Платит он, не торгуясь, и всегда гораздо больше, чем заявлено, напрочь игнорируя мои попытки возмутиться. Пожалуй, истинная удача в день встречи с Андреем заключалась в том, что тогда же я познакомилась с Разумовским, деловое общение с которым очень быстро перетекло в дружеское. Это редкость для него, как я потом узнала, даже нонсенс. Сергей довольно закрытый человек, и ему вполне комфортно наедине с собой, он не особо стремится к знакомствам. Может даже показаться, что с ним совсем не о чем поговорить, но это очень поверхностное впечатление. Внутри неловкого и замкнутого Разумовского скрывается столько всего, нужно лишь потерпеть и дать ему привыкнуть, почувствовать себя спокойнее. У меня раньше не было подобных людей в окружении, но я довольно быстро нашла с ним общий язык. Он и сам очень старался идти на контакт, это было видно. И сейчас я выдыхаю с облегчением, отвечая на легкое объятие. Отстраняюсь быстро, чтобы потом не получать ушат помоев в свою сторону от Андрея. — Привет, — говорю я, еле-еле подавив желание взять Разумовского за руку. — Привет, — отзывается он, нервным движением поправляя пиджак, улыбается. — Ты чудесно выглядишь. — Спасибо, — киваю и признаюсь: — Не люблю синий. — Я тоже, но это платье на тебе смотрится очень хорошо. Принт хорошо подобран. Он замолкает и рассматривает меня внимательнее, взгляд становится беспокойным. — Ася, как ты? Тебе нехорошо? Мне ужасно, Сереж. Я связана с человеком, от которого все больше воротит с каждым днем, а тянет меня совсем к другому, и это отвратительно с моей стороны. По отношению к обоим. Можно ли быть более ужасным человеком? Да, я понимаю, что есть вещи гораздо хуже, но от чувства вины так просто не отделаться. Лучше бы, наверно, прекратить общение с Разумовским, но у меня нет никаких сил отказаться от того островка спокойствия и уюта, куда я неизменно попадаю рядом с ним. — Ты долго, — раздается сзади недовольный голос Андрея. Я вздрагиваю, на секунду закрываю глаза, пытаясь подавить гримасу, полную горечи. — Добрый вечер, — крайне прохладно произносит Разумовский. На моего спутника смотрит лишь мгновение, потому сразу переводит взгляд, полный все того же беспокойства, на меня. — Ася, мне нужно будет обсудить с тобой один дизайнерский проект. Я открываю новый конференц-зал, и рассчитываю получить проект как можно быстрее. Если я отвлеку тебя сегодня вечером, чтобы дать первичное ТЗ, ты не будешь против? — Она будет против, — раздраженно заявляет Андрей, положив мне руку на плечо. — У нас планы. — Чудно. Я спрашиваю не вас. Ася? — Я… Давай я завтра приеду в офис. Сразу со всеми образцами, хорошо? Разумовский смотрит на Андрея несколько очень долгих секунд, потом на меня. — Конечно, Ася. Я могу прислать водителя, чтобы ты не тащила все это одна. — Не делай из нее немощную, — фыркает Андрей и берет меня за руку, тянет в сторону. — Идем. Разумовский хмурится, я качаю головой, глядя на него умоляюще. Вмешательство будет совсем лишнее. Он остается стоять на месте, а мы уходим. Я почти не слушаю возмущений Андрея, рассеянно осматриваю зал и гостей, ища кого-нибудь, чтобы зацепиться и не проводить остаток вечера в компании одно лишь своего с… спутника. Это мне удается, я завязываю разговор с пожилой парой аптекарей, а потом еще с кем-то и еще, и еще. В конце концов, уловка действовать перестает. Андрей довольно грубо вытаскивает меня за локоть из очередной беседы и заявляет, что нам пора домой, он устал ждать. Я сжимаю свободную руку в кулак, чувствуя, как к горлу подступает паника. Я не хочу. Я не смогу просто закрыть глаза и позволить ему прикасаться к моему телу, делать с ним что-то. Я не хочу, не хочу, не хочу. — Хорошо, — говорю, освободив запястье. — Только в туалет схожу. Подожди меня у выхода. — Давай резче, — бросает Андрей и идет в указанную сторону. Мне кажется, что я схожу с ума. Этого всего просто не может происходить на самом деле. Люди, которым посчастливилось найти соулмейтов, в девяносто процентов случаев светятся от счастья, ведь партнеры подходят им идеально. Что со мной не так? Почему? Я совсем ничего не понимаю, чувствую себя в тесной комнате, и стены с каждым шагом все больше сжимаются вокруг. До уборной не дохожу, останавливаюсь в коридоре, привалившись к стене, закрываю глаза. Как это будет, если я решусь отказаться от Андрея? Хоть что-нибудь почувствую? Я устала сражаться с собой, заставлять и думать, что ну вот-вот, еще потерпеть, и все будет. Не будет. Это не мой человек, а Вселенная — редкая сука. — Ася? Я вздрагиваю, несмотря на то, что голос совершенно точно не принадлежит Андрею, испуганно смотрю в ту сторону. Там только Разумовский, но едва ли это лучше. Я должна привыкать к своему соулмейту, а не засматриваться на другого. — Все в порядке? — спрашивает он и шагает ближе. — Тебе плохо? — Голова закружилась, — отвечаю и опускаю взгляд в пол. — Скоро пройдет. — Где Андрей? — Разумовский оглядывается. — Я сейчас позову и… — Не надо, — быстро говорю, поморщившись. — Не надо. Я просто постою немного. Все нормально. Сережа рассеянно ерошит волосы, смотрит в сторону зала. Будто решившись, подходит еще ближе и интересуется: — Ася, ты хочешь уехать отсюда? Я отвезу тебя домой. — Я не хочу домой. Андрей наверняка туда явится, если я сбегу сейчас. — Поедем куда скажешь, — говорит Сережа и протягивает руку. На другой конец страны, желательно. — Поехали, — тихо отзываюсь я и касаюсь его раскрытой ладони. По коже будто ток проходит, но это не больно, скорее, приятно. Разумовский осторожно сжимает мои пальцы. — Только можно не через зал? — прошу я. — Конечно. Сейчас найдем запасной выход. Я позвоню водителю и скажу, чтобы подъехал с другой стороны. Поймав одного из работника ресторанного комплекса, мы уточняем у него направление. Тот сначала говорит, что туда гостям нельзя, но потом вдруг меняет свое мнение. Подозреваю, что такое благотворное влияние оказывают щедрые чаевые, сунутые ему Разумовским. Парень лично провожает нас к пожарному выходу, и мы покидаем здание. Черная машина уже стоит рядом, и я спешу залезть внутрь, чтобы точно не наткнуться нигде на Андрея. Свинство, знаю, но мне нужно немного времени без его внимания, зачастую очень навязчивого. И уж точно я не хочу сегодня идти у него на поводу и прыгать в кровать, лишь бы он был доволен. Не смогу. — Не придумала, куда хочешь поехать? — спрашивает Разумовский, усевшись рядом. — Давай куда-нибудь на набережную. — Хорошо. Сережа, обсудив направление с водителем, просит того поднять перегородку. Медлит, но все-таки спрашивает: — Ася, ты хочешь поговорить об этом? — О чем? — О том, что с тобой происходит. Что расстроило сегодня. Это из-за Андрея? У тебя… не ладится с ним? — Нет, у нас все в порядке, — говорю я, отвернувшись. — Просто устала. Много людей, душно. Ага, и вдруг решила сбежать подальше от своего соулмейта, но у нас все отлично. Разумовский не настаивает. Когда я вновь смотрю на него, он словно к чему-то прислушивается. О том, что он в своей голове не один, я знаю. Всегда думала, что личности не общаются между собой вот так просто, но оказывается, бывает. Я все же не врач и слабо представляла себе, как это происходит. С вторым, Птицей, мы общаемся не так хорошо, на уровне шуток, граничащих с откровенным флиртом, безопасным, который никогда ни к чему не ведет. Сейчас я не спрашиваю, что там у них за мысленный диалог. Я слишком устала и не могу разобраться даже в своей голове. Мы действительно приезжаем на набережную, как я и просила. В последнее время не так уж часто мои желания исполняются так четко. По пути Разумовский покупает нам кофе и даже заходит за виноградной электронкой. Он не курит, это мне. Дома она не влезла в сумочку. Казалось бы, ничего странного, так ведь? Но почему выть хочется долго и громко? Еще крепче это желание становится после того, как мы садимся на парапет, и Сережа, не слушая возражений, набрасывает на мои плечи свой пиджак. Случной задевает пальцами кожу. И так хорошо от этого крошечного контакта, так хочется попросить обнять меня. Я держусь. Выключаю телефон, не желая больше отбиваться от звонков или слышать, как одно за одним приходят сообщения. Завтра извинюсь. Осталось придумать, где провести эту ночь. — Что у тебя за проект? — спрашиваю я, оторвавшись от созерцания темной, почти черной воды. — Расскажи в общих чертах. — Он не один, на самом деле, — говорит Разумовский. — Там несколько помещений. Сроками я тебя не ограничиваю. — Ага. Сдам тебе его через год, по-другому запоешь, — улыбаюсь, рассматривая его профиль, частично скрытый волосами. — Если тебе так будет удобно, — пожимает плечами Сережа. — Удивительно, как твоя башня стоит построенная, а не на стадии котлована до сих пор. — Я делаю поблажки только тебе. — признается Разумовский, опустив голову так, чтобы волосы совсем закрыли от меня его лицо. — Давай сначала расскажу про конференц-зал. Мы сидим там больше часа, а я все не могу насмотреться на него, а желание коснуться давится кое-как. Внутри так тепло от его близости, это чувство не сравнить с тем, что я ощущаю рядом с Андреем. Слишком хорошо, будто на открытые раны вдруг льется лекарство, которое залечивает их мгновенно. Он такой… Как солнце, за которое я отчаянно цепляюсь, брошенная в беспросветной тьме. В конце концов, приходится вернуться в машину. Ветер становится холоднее, а Разумовский наотрез отказывается снова надеть свой пиджак. Сдавшись, я утаскиваю его обратно в салон. И опять встает вопрос о том, куда поехать дальше. И опять я не знаю, что ответить. Мне стыдно доставать Разумовского, ведь уже довольно поздно, и он наверняка устал и хотел бы уже лечь спать. При этом я очень не хочу домой, как и к сестре или родителям. Содрогаюсь представить, как буду объяснять им свой ночной визит. — Гостевая комната свободна, — вдруг говорит Разумовский, когда молчание затягивается. Я удивленно смотрю на него. Сережа отводит взгляд, сцепляет пальцы в замок. — Я ни о чем не буду спрашивать. Если хочешь, мы просто поедем в башню. Никаких разговоров о причинах. Только если ты сама решишь. Обещаю. Я открываю рот, чтобы отказаться. Честно. Но вместо этого произношу: — Да, пожалуйста.