Есть ли в небе лисы?

Сережа почти все время сидит на лестнице, Олег вытаскивает его оттуда минут на десять, когда понадобилась помощь, и потом Разумовский тут же возвращается. Только щеку трет, Волков сказал, что Ася нормально так его приложила локтем. Едва получается дождаться момента, пока Волков скажет, что все готово. Сережа открывает чертову дверь и шагает внутрь помещения, показывает, что в руках ничего не держит. Ася угрюмо смотрит на него, и в ответ на его приглашение демонстрирует средний палец. Это не новость. Разумовский берет ее под руку и ведет следом. На последней ступеньке он уже понимает, что будет, поэтому легко удерживает Асю, когда она пытается оттолкнуть его. Заодно и поскользнуться не дает. — Перестань. Это бесполезно. Я сильнее тебя. — О, я помню, не волнуйся, — мрачно отзывается девушка, дернувшись, но уже не так активно. Сережа больше ничего не говорит, доводит ее до нужной двери. Комната ей совсем не подходит, он знает, что Асе не понравится ее безликость и холодность. Это не страшно. Чуть позже Разумовский предложит ей выбрать любой декор, хоть всю комнату переделать под ее желания. Здесь или в любом другом месте, какое она выберет, Сережа отправится за ней куда угодно. Он и собирается сказать про то, что Ася может менять эту спальню, как ей вздумается, но получает пощечину, не успев и рта раскрыть. Вряд ли последнюю. Ладно. пожалуй, не время для разговоров про декор. Сережа трет щеку и произносит: — Обустраивайся. Олег чуть позже принесет тебе поесть, а после мы поговорим. Ася смотрит на него так, будто вторая голова выросла только что рядом с первой. — Что? Ты… Да иди ты в задницу! Я не буду с тобой разговаривать! Просто выпусти меня и… — Окна здесь из укрепленного стекла, разбить не получится, — продолжает Разумовский, решив предупредить сразу. — Пересмотри вещи, потом скажешь, чего не хватает. Я куплю. — Ты глухой? — изумленно уточняет Ася. — Я не останусь здесь! Как ты вообще нашел меня? И зачем вернулся? Я думала, ты мертв, я бы никому не рассказала о тебе! — Я просто хочу все объяснить, Ася, — говорит Сережа и с надеждой добавляет: — Ты поймешь, я обещаю. Он отступает и закрывает дверь. Проходит всего пара секунд перед тем, как ручка три раза опускается. Разумовский ждет дальше, и слышит через какое-то время глухой удар по окну, кивает сам себе. Стулом, надо полагать. Отступив назад, приваливается спиной к стене и садится на пол. Нужно дать ей немного времени. Сейчас основная злость пройдет, Олег уговорит ее поесть, и потом Сережа все расскажет. Разумовский закрывает глаза и запрокидывает голову к потолку. В глубине души он отлично понимает, почему так тянет. Знает, что услышит. Посидев еще немного, Сережа встает и идет за Олегом. …Волков стоит в дверном проеме. Сережа сует очередной букет в вазу, двигает ее ближе к столу с фотографиями. Олег молча смотрит. Вряд ли то, что Разумовский сейчас делает, можно назвать хотя бы относительно здоровым, но он так и не смог избавиться от этой идеи. В конце концов, у Аси сегодня был бы день рождения, и в те два, что им довелось отметить вместе, он всегда притаскивал в комнату кучу цветов, пока она спала. Глупо и банально, наверно, но ей нравилось, она вообще всегда радовалась подобным знакам внимания, Сережа знает, что Асю особо ими не баловали до него. Было сложно преодолеть ее нежелания принимать подарки, и да, он перебарщивал с ними, кто спорит, но со временем они нашли компромисс. Впрочем, Сережа его нарушал сразу, как только видел что-то, что бы ей точно понравилось. Он и сегодня принес подарок. В изящном бархатном футляре, который Разумовский оставил на столе, лежит колье из белого золота с подвеской в форме палитры с кисточкой. Краски выложены маленькими брильянтами. У Аси было такое, он лично дарил. Правда, она думала, что это серебро, и Сережа не спешил ее разубеждать, зная про дискомфорт относительно дорогих подарков. Сегодня… Он хотел подарить ей это колье еще раз. Она очень любила его. В следующий раз он придумает что-то оригинальнее. Сережа ставит вазу на стол и закрывает глаза. В следующий раз… — Ей точно понравится? — спрашивает Сережа, следуя за Волковым. — Ты уверен? — Тебе резко стало нечем заняться? — интересуется тот. — Так тут еще с десяток комнат неубранных, а клининг мы пока вызвать не можем. — Нам нужно еще всего две, — закатывает глаза Разумовский. — Я составлю список того, что она любит из еды. Скажешь, что для этого купить, я закажу. И еще нужно спросить у нее, что ей необходимо. Может, что-то для комнаты? Или из одежды? Или… — Слушай, найди себе занятие, пока она не поест, — морщится Волков. — Я понимаю, что ты ситуацию видишь иначе, но для нее это не комната, а камера. Вряд ли она захочет бантики на стены клеить. Так, стой здесь. Я сам. Олег заходит к Асе в спальню, Сережа послушно не двигается с места. В дверь почти сразу что-то врезается. По звуку небольшое. Да, он понимает, что они с Асей сейчас воспринимают все происходящее по разному, конечно, понимает. Но скоро это изменится, Сережа уверен. Они поговорят, и начнут выстраивать мосты друг к другу заново, потихоньку будут преодолевать то, что оставил после себя проклятый двойник. У них получится, не может не получится. Разумовский точно знает, что такие чувства просто так не проходят, вообще не проходят. Они связаны, он понял это с самого начала, и им по силам преодолеть то, что случилось. Он все для этого сделает, что угодно. Ася освоится, и все будет хорошо. Сережа не собирается держать ее под замком, только до момента, как сумеет объяснить, что случилось. Потом и не нужны будут никакие замки, она не уйдет от него. Обещала когда-то, обещала именно ему, не крылатой мрази. Все будет хорошо. Олег выходит закрывает за собой дверь. На подносе вместо тарелок осколок разбитого зеркала. — Мы про него забыли, — бормочет Сережа и чувствует себя идиотом. Хорошо, что она не решила себя порезать. — Разбила в хлам, — сообщает Олег. — Я сейчас все уберу. Стой здесь и прислушивайся. Сережа ждет, когда Волков закончит с осколками, потом еще минут десять, собираясь с мыслями. Он не ждет, что она поверит сразу, нет. Ей понадобится немного времени, чтобы все это переварить, но это не страшно. Разумовский подходит к двери и нажимает на ручку. …Сережа переступает через оградку, не желая тратить даже три лишние секунды, чтобы обойти ее, шагает к простому серому памятнику с надписями. Олег останавливается рядом. и не торопит его, когда Разумовский застывает, не решаясь подойти еще ближе. Значит, здесь. Отвратительное место. Совсем неподходящее ей. Нужно все сделать по-другому, поставить новый красивый памятник, обязательно с фотографией, а еще цветы и оградку, Ася достойна того, чтобы… Ася была достойна жить. И лишилась этой возможности из-за него. Сережа может здесь возвести королевскую усыпальницу, но ничего не искупит того, что он с ней сделал. Разумовский преодолевает оставшееся до памятника расстояние, садится рядом с ним и бережно касается холодной каменной поверхности. Он должен был понять раньше, отправить ее прочь из Венеции тогда, когда на ум первый раз пришла эта мысль. Должен был. Но не сделал, потому что Сережа — чертов эгоист и портит все, к чему прикасается. Подумав об этом, он отдергивает руку, опускает ладонь на россыпь белых камешков под памятником. Он сделал это с ней. Что теперь толку думать о надгробиях и цветах?.. — Я говорю правду, — произносит Сережа, не отводя умоляющего взгляда от Аси, которая старается обойти его на максимально возможном расстоянии. — Дослушай, ты… — Нет! Нет. Я не хочу тебя слушать, не хочу во все это возвращаться. Просто отпусти меня домой, я не скажу никому. Я не для того имя меняла, чтобы снова оказаться в твоем деле. Сережа встает, следует за ней. Ася дергает ручку, но дверь запереть он не забыл. Ловить ее по всему дому не сильно хочется. — Ася, я просто хочу… — Нет! — прерывает его девушка и колотит по двери ладонью. — Я не буду слушать твои бредни, выпусти меня отсюда! Разумовский останавливается рядом, перехватывает пластиковую бутылку, которой она пытается его ударить, и кидает куда-то в сторону кровати. Ася толкает его снова и снова, Сережа не дает ей как следует стукнуть его коленом, опять получает по лицу. И едва успевает сжать ее руку до того, как она вонзит ему в плечо осколок зеркала. Этого он не ожидал, совсем. Пропустив очередной тычок в ребра, прижимает тонкое запястье к двери. — Не дергайся, — бормочет он и лишь недовольно шипит, когда ее свободная ладонь бьет его по лицу. Опять. — У тебя кровь уже идет, Ася! — И пусть! — злится девушка. — Какая разница?! Не делай вид, что это не именно то, чего ты хотел! Сережа не обращает внимания на то, что другой рукой она продолжает его колотить, и с максимальной осторожностью забирает у нее осколок. Ася вздрагивает и разжимает пальцы. Теперь порез остался и на второй ладони. Разумовский кидает ее неудачное оружие на пол и мрачно смотрит на девушку. — Не делай этого, — как можно спокойнее говорит он. — Можешь пытаться навредить мне, но не себе, пожалуйста. — Да пошел ты на хрен, Разумовский! Ты мне и так жизнь искалечил, тело, меня, все! Все, что было! Оставь меня в покое! Правда. Все правда. Сережа давит в себе болезненное стремление сказать, что он все исправит. Ей эти слова не нужны сейчас, как и его попытки объяснить. Ася не хочет его слушать, но он подождет. Нужно время, чтобы она успокоилась, и тогда его попытки будут успешны. Пожалуйста, пусть они будут успешны. Сережа подбирает осколок и выходит из комнаты. Олег. стоявший в коридоре, тихо матерится, заметив, что Разумовский держит в руке. — Кровь не моя, — говорит он, опустив взгляд. — Она снова порезалась. — Сейчас принесу аптечку. Волков уходит, а Сережа роняет окровавленный осколок на пол. Нужно время, еще немного времени. У них все будет хорошо. Он нашел ее. Главное, что он нашел ее. Завтра Ася его выслушает. Нужно просто подождать. …Разумовский наблюдал за ее квартирой четыре вечера подряд. Свет в окнах не зажегся ни разу. На пятый день он решается и, нятнув капюшон пониже, заходит в парадную вместе с каким-то мужчиной. Тот поднимается дальше, а Сережа останавливается на четвертом этаже. Олег не знает, где он, думает, что вышел пройтись. Волков уже не контролирует его так сильно, только по-прежнему требует, чтобы Сережа держался подальше от оружия. Ножами в квартире пользуется только Олег. Разумовский не возражает, у друга есть все основания для подобных мер. Сережа подозревает, что Волков знает, куда он ходит, но решил не дергать лишний раз, отлично понимая, что Разумовский все равно это сделает. Отмычки много шума не создают, он управляется с ними быстро. Переступив порог, осторожно закрывает за собой дверь и прислушивается. Сережа специально пришел днем, чтобы не было нужды включать свет и привлекать излишнее внимание. В квартире никого нет, но он в этом и не сомневался. Тонкий слой пыли на полках говорит о том, что здесь никто не живет, только убирают периодически, потому что ее все-так не так много, как должно было бы быть. Разумовский, не снимая обуви, проходит вперед, заглядывает в гостиную, потом в студию и спальню. Ничего не изменилось. Обойдя квартиру полностью, Сережа возвращается в студию, где на мольберте стоит готовый холст, пустой. Если бы не пыль, то можно было бы подумать, что Ася вот-вот придет домой. Но она не придет. И дом ее в последние месяцы был уже не здесь, потому что они съехались. Ася и так почти все время проводила в Сережиной квартире, и он решил, что не помешает обозначить их совместное проживание официально. Тогда Разумовский думал, что у них есть будущее, строил планы, решал, как сделать ей предложение так, чтобы точно запомнилось. И разрушил все до основания. Сережа не может вернуться за ее вещами в квартиру, потому что рискует привлечь внимание, да и вряд ли там что-то осталось. Поэтому надеется найти что-нибудь памятное здесь. А пока лишь сидит перед пустым холстом. Что-то общее у него с ним есть… Ася его слушать не желает от слова совсем. Стоит Сереже зайти в комнату, как она швыряется в него книгами, зажимает уши и кричит, иногда поет или материт его. Разумовский не настаивает, понимает, что ничего хорошего лишнее давление на нее не принесет. Заметив, как Сережа мрачно потирает ушибленное плечо, Олег интересуется, не стоит ли принести Асе книгу потолще, на что тот бормочет, что если она захочет, то получит ее. Поскольку Волкова она хотя бы не сразу посылает на три буквы, общается с ней в основном он. Сережа каждый раз на него наседает перед входом в комнату, требуя, чтобы Олег узнал, нужно ли Асе еще что-то, но девушка ничего не просит. И очень плохо ест. Разумовский постоянно требует от Волкова готовить то, что она любит, любила раньше, однако тарелки не оустошаются даже наполовину. И это плохо. Ася выглядит изможденной, куда ей голодать? Сережа волнуется, что это ухудшит ее здоровье, но пока не знает, что можно сделать. Только продолжает ежедневно придумать, что еще можно девушке принести. Пока Ася устраивает акции протеста, Разумовский изучает ее телефон. Он бы задумался, можно ли, но раньше она всегда разрешала, более того, отлично знала, что Сережа иногда лезет в ее соцсети. Ворчала для проформы, но по большей части ей было все равно, ведь грань он не переходил. Если, конечно, исключить то, что для нормального человека это неприемлемо. Впрочем, где они, а где нормальные люди. Прошерстив мобильник от и до, он понял точно, что она безумно одинока. Сережа отлично знает, как для нее это тяжело, Ася привыкла быть в центре внимания, любит общаться с людьми и заводить новые знакомства. Но сейчас ничего нет. Кроме какого-то Себастьяна, который прислал несколько сообщений уже после того, как они уехали. Там он много извинялся и заверял, что все равно считает Асю прекрасной, никакие шрамы этого не изменят. Объяснял, что девушка застала его врасплох. Поначалу Сережа едва подавил вспышку гнева, решив почему-то, что этот человек отверг ее, когда дело дошло до постели. Но довольно быстро успокоился. Не похоже, что дело именно в этом. Будь все так, никакой Волков не удержал бы его от расправы, потому что никто не смеет даже смотреть на нее как-то не так, не то что отвергать. Больше переписок у Аси нет, только с иногда она обменивалась сообщениями с сестрой, остальное все рабочее. Осознав это, Сережа даже жалеет, что в диалоге с Себастьяном выше одни отказы от его попыток флирта. Ася не привыкла быть одинокой, это тоже наверняка сказалось на ее состоянии. Сережа зачем-то проверяет и баланс на ее счету, с ужасом понимает, что там лишь немного больше того, что он ей заплатил за картину. Крайне удручающе, особенно, если вспомнить, как старательно сам Разумовский приучал ее к роскоши. На четвертый день попыток наладить контакт терпение Аси окончательно лопнуло, судя по всему. Пока они с Олегом услышали, что в комнате происходит что-то не то, девушка успела разломать тумбочки, какую-то картину, спинку кровати, стол и почти стул. Олег рявкает, чтобы Сережа оставался в коридоре, а сам забегает в комнату, опасаясь, видимо, что Разумовского Ася попросту прибьет теперь. Спустя пару минут Волков, еще мрачнее, чем до этого, начинает выносить поломанную мебель. Сережа, присвистнув, мысленно аплодирует художнице. Не слабо. Губы изгибаются в улыбке, и он ничего не может с ней поделать, только прячет от Олега, который говорит, что вот ни хрена не удивлен. Разумовский кивает. Меньших неприятностей он от своей женщины и не ждал. …Сережа опускает с кресла одну ногу, а вместо нее подтягивает другую, продолжает меланхолично листать каталог. Он нашел несколько неплохих картин, но еще ни разу не наткнулся на какую-нибудь, которую мог бы назвать идеальной. Посредственность, одна посредственность. Жаль, что особняк уничтожили, а имущество пустили с молотка. Там были настоящие шедевры. А это? Вот одна, стоимость — крыло от самолета, но глазу зацепиться не за что. Сережа планирует задержаться в этой квартире, пока его планы относительно Чумного Доктора не начнут претворяться в жизнь, и смотреть на голые стены ему не хочется. Но ничего запоминающегося на глаза не попадается. Нужно будет зайти на сайт знакомой галереи, возможно, там найдется что-то интересное. А пока он щелкает на очередную страницу каталога. И замирает. Кружка, из которой он собирался выпить остатки кофе, выпадает из ослабевших пальцев. Разумовский, вскочив на ноги, чуть ли не лицом в экран влипает, сохраняет изображение, рассматривает его с разных ракурсов, увеличивает. Заходит в профиль художника. — Олег!.. Сережа долго прислушивается, стоя у двери, но никаких звуков не раздается. Спит, устав после погрома? Или просто затихла? Собрав остатки смелости, Разумовский осторожно открывает дверь и заходит в комнату. Ася лежит на кровати, съежившись, глаза закрыты, одеяло сбилось в ногах. Дыхание спокойное, ровное. Сережа подходит ближе. Книга ему в лицо не прилетает, из чего он делает вывод, что все-таки спит, и преодолевает оставшееся расстояние до кровати. Аккуратно подцепив одеяло, накрывает им Асю. Взгляд скользит по обнаженным ногам, вверх по рукам, на которых даже в темноте видны шрамы. Сережа садится рядом с кроватью на колени, рука тянется, чтобы коснуться бледной, чуть впалой теперь, щеки. Он вовремя себя останавливает и просто смотрит, повторяет мысленно, что все будет хорошо, и они справятся. Обязательно справятся. Несколько месяцев назад он так же сидел у ее могилы, а сейчас Ася здесь, живая. Да, он начал совсем не так, сделал все неправильно, но Сережа постарается, исправит, только бы выслушала. … — Серый, без обид, но это звучит как бред, — устало говорит Олег, указывая на экран, где Разумовский вывел сразу несколько картин загадочного художника. Художницы. Пожалуйста, пусть будет художница. — Ты не понимаешь, — твердит Сережа, подскочив в монитору. — Я точно знаю ее стиль, я из тысячи угадаю ее картину. Олег, это она, говорю тебе, она! — Опять, — бормочет Волков, потерев лицо ладонью. — Серый… — Я отследил ее и уже заказал билеты в Новый Орлеан. Мы летим завтра. О документах не волнуйся, это я тоже решил. Потом… — Серый, это просто картина. Кто угодно может так же нарисовать. Подумай. Ты собираешься лететь черт знает куда, имея лишь непроверенную едва ли достоверную информацию. Тормозни. Давай обсудим, продумаем план и… — Это она, — отрезает Сережа, метнувшись к двери. — Я уверен. Она. Волков что-то тихо бормочет, призывая на помощь чуть ли не высшие силы, но Разумовский больше даже слушать никакие аргументы не желает. Он знает, что прав. Она не умерла. Сережа еще в самом начале был в этом уверен, но позволил себе подумать, что ошибся. Дурак, какой же дурак! Надо было не сдаваться и искать дальше, а он так быстро сдулся! Ничего. Ничего, зато теперь он нашел ее. Нашел, точно знает, что нашел. Она жива. Жива, и скоро Сережа сможет поговорить с ней, объяснить, умолять о прощении. Скоро, совсем скоро. Нашел… Погромы уже не кажутся такими веселыми. Особенно после того, как Сережа получил деревянной полкой по колену. Раньше он не знал, что Ася у него такая меткая. Хуже становится только тогда, когда она находит способ затопить ванную. Олег остается перекрывать воду, а Разумовский забирает брыкающуюся девушку в свою спальню, где она, черт ее дери, пытается сбежать через окно. Второй этаж! Только кости себе переломает. Сережа, не придумав ничего лучше, пристегивает ее наручниками к стойке от балдахина, только после этого пытается как-то отдышаться. Зато она не паникует. Теперь она просто в режиме гадского Халка. — Ну и что дальше? — интересуется Ася. — Убьешь здесь? Или заставишь переспать с тобой? — Я никогда тебя не заставлял, — шепчет Сережа, привалившись к стене. — Ты… — Я никогда тебя не заставлял! — не выдержав, громко повторяет он. Злится совсем не на нее, а на то, что теория Олега, похоже, правдива. — Твою мать, Ася, я любил тебя! Я люблю тебя! — Шикарная любовь, — соглашается Ася, повертев запястьями. — Я ее отлично прочувствовала. Все восемнадцать раз. — Ася… — Я не желаю слушать про злобную личность! — зло обрывает она. — Если это все, то либо отпусти меня, либо убей уже! — Я не стану тебя убивать, — бормочет Сережа и, окончательно вымотавшись, садится на кровать рядом с ней, за что тут же огребает пяткой по бедру. Да и черт с ним, заслужил. Как она не поймет? Почему продолжает думать, что он убьет ее? Разумовский за все это время никак ей не навредил, даже закрываться особо не пытался, зная, что поделом ему, тут Ася в своем праве. Но все попытки поговорить раз за разом летят в трубу. — Я просто… Не могу отпустить тебя. Пойми… — Не пойму, — рявкает она и отворачивается. Сережа, кивнув, ничего больше не говорит. Позже, когда Ася остается в другой спальне, Олег цепляет его за локоть и тащит на кухню. — Помнишь, что ты мне обещал? — спрашивает Волков, скрестив руки на груди. — Да, но… — Без но. Ей хуже. Послезавтра ты ее отпускаешь. — Олег, хотя бы несколько дней еще, — без особой надежды просит Сережа. — Она… — Послезавтра. Ты открываешь гребаную дверь, заказываешь билет, куда скажет, один билет, Серый. И отпускаешь ее. После можешь хоть завалить Асю письмами, но это конец. Ты обещал. Разумовский опускается на стул, глядя в пол, кивает. Завтра. …– Так, останавливайся, — приказывает Олег. Сережа качает головой, и тот уже строже повторяет: — Останови машину. Сейчас. Разумовский, матерясь, сворачивает к обочине. Волков отстегивает ремень безопасности, мрачно смотрит на Сережу и требует: — Пошел вон с водительского места. Давай, прочь. Мы так до аэропорта не доедем. Закатив глаза, он открывает дверцу и выходит на улицу, меняется с Олегом. Боже, да всего-то пару раз чуть не врезались. Три. Ладно, почти четыре, но в последнем не Сережа был виноват. Разумовский садится, под строгим взглядом Волкова пристегивается. Сцепляет дрожащие руки в замок. — Шумахер, чтоб тебя, — бормочет Олег, покачав головой. Сережа не спорит, гнал сильно. Но иначе не мог. Скоро, совсем скоро. Он знает, что Волков не верит в то, что это действительно Ася. И все равно Сережа не отступает. Она там. Жива. Он ее нашел. Лишь бы выслушала… Виски отвратный. Нет, дорогой, элитный и так далее, Сережа его просто не любит. Но сейчас все равно пьет. Завтра. Олег сказал отпустить ее. Уже завтра, но как Разумовский сможет это сделать? Здесь у него еще есть хотя бы микроскопический шанс, но когда она уедет? Все рухнет. Все, о чем он думал, пока мчался в Новый Орлеан. Впрочем, какая к херам разница? Ася и здесь не простит его, нигде не простит. Сережу нельзя простить за то, что он сделал. Горько усмехнувшись, он допивает остатки виски в стакане и встает. Последний раз. Вдруг?.. Разумовский, тряхнув головой, идет в коридор и останавливается возле нужной двери. Не дав себе толком подумать, заходит в комнату. Ася, сидящая у изголовья кровати, опускает книгу и угрюмо смотрит на него. Сережа ждет, когда в голову ему прилетит очередной приключенческий детектив, но она не спешит. — Опять будешь рассказывать про злую личность? — деловито спрашивает девушка. — Я просто хотел увидеть тебя, — негромко признается он. — Зачем? — Подтвердить, что это не мои галлюцинации. Что ты действительно жива, — перечисляет Сережа, подняв взгляд в потолок. Если у нее найдется, чем перерезать ему горло, он даже не дернется. — Прости, я… Знаю, что ничего уже не исправить. Прости, что я не могу отпустить тебя. Эти шрамы… Я никогда не смогу искупить их. И не важно, кто именно сделал это, вина все равно моя. Разумовский переводит взгляд на Асю. Она хмурится, упрямо поджав губы. Дурак. Какой смысл? Ни одно его слово не сделает ситуацию лучше. Он для нее всегда будет таким, как на том проклятом портрете. — Не обращай внимания, ma petite, — говорит Разумовский, взявшись за ручку двери. — Я пойду. — Сережа, подожди. Он, вздрогнув от того, как она произнесла его имя, останавливается. Сердце, кажется, останавливается тоже. — Ты… Побудь со мной, пожалуйста. Сережа сглатывает, смотрит только на дверь. Опасается, что виски сыграл с ним очень злую шутку, но все-таки отвечает: — Конечно, Ася. Что ты хотела? Он слышит, как она встает с кровати и идет к нему. На самом деле ожидает удара книгой по затылку, но Ася лишь берет его за руку и ведет кровати. Сережа смотрит на их сцепленные пальцы как но новое чудо света. Сев, разглядывает уже Асю, которая забирается на кровать с ногами, уточняет: — Что-то случилось? — Нет, я… — Она робко ковыряет нитку в пододеяльнике. — Почему этот второй так со мной обошелся? — Ты могла все испортить, — быстро говорит Сережа, спешит, потому что это первый такой вопрос, который она задала ему за все время. Если… Если Ася все-таки решила разобраться, то он должен ответить максимально четко и ясно. — Он считал тебя нашей слабостью, но на самом деле, это касалось только его. Голос подводит, и Сережа закрывает глаза, делает глубокий вдох, но все равно заставляет себя продолжать говорить: — Если бы он не подавил меня полностью, я бы ни за что не позволил ему… Клянусь, Ася, я… — Тише, тише, — говорит она и двигается ближе. К нему. Осторожно касается плеча, и Разумовский не может отвести взгляда от ее маленькой руки с россыпью шрамов. — Тебе не нужно сейчас говорить об этом, если не хочешь… Я… И тут происходит что-то совсем уж невообразимое, поэтому Сережа начинает понимать, что действительно перепил, и его очень сильно глючит. Ася обнимает его. Сама. Обнимает. Разумовский хочет ущипнуть себя за что-нибудь, но боится даже дернуться. Чувствует, как ее тело легко подрагивает, будто ей холодно. Обнимает. Сама его обнимает. — Я тебе верю, Сереж, — тихо говорит она, прильнув к нему теснее. Разумовский готов поклясться, что у него опять галлюцинации. Он отодвигается, как бы сильно ему не хотелось продлить момент ее близости, сейчас нужно видеть Асино лицо. Это какой-то план? Издевка? — Веришь? — шепчет он. Девушка не отвечает. Вместо этого Ася целует его. Целует так, как умеет только она, мягко и так сладко, так… Как раньше. Будто и правда?.. Верит? Верит. Она ему верит и прямо сейчас, здесь, не просто прикасается к нему, целует его. Сережа, чуть слышно застонав, не может сдержаться, он обнимает ее, прижимает к себе и отвечает, приникает к ее губам, будто нет ничего более желанного. Не будто. Действительно нет. Сережа так хочет, чтобы поцелуй не заканчивался, чтобы она не одумалась вдруг и не начала кричать на него, потому что он не знает, как теперь сможет выпустить ее из своих рук. И все же когда Ася отстраняется, он не препятствует, только смотрит на нее, пытаясь найти сожаление или отвращение. Девушка, чуть улыбнувшись, касается губами его подбородка, целует щеку, потом вторую, чуть лизнув. Сережа и не заметил, как глаза опять на мокром месте оказались. Сейчас ему все равно, ведь она обнимает его, наконец-то после такой долгой и безнадежной разлуки обнимает его. Это на самом деле. Не сон и не галлюцинация, все по-настоящему. Ася верит ему, не отталкивает. И так ласково гладит по щекам. Он знал, что она поймет, что ей просто нужно время все осмыслить. И Ася действительно поняла, поверила. Сережа ведь уже даже не надеялся, опять недооценил свою любимую девочку, дурак. Все правильно, им нельзя быть порознь, они не смогут. Он не сможет. Ася ложится на кровать и тянет к нему руки, робко просит: — Иди ко мне. — Ты уверена? — на всякий случай уточняет Сережа. — Уверена. Я очень хочу, чтобы ты был рядом. Хочет, чтобы?.. Разумовский не медлит, сил на то, чтобы теперь быть от нее даже на таком маленьком расстоянии, нет. Ася обнимает его и целует снова, с готовностью подставляется под ласкающие ее руки. Сережа теряет голову, всегда с ней так, с самого начала. Касается ее губ сначала медленно и аккуратно, но не удерживается, пробует языком нижнюю. Ася вздрагивает, приникает к нему ближе, открывается навстречу, совсем не против углубить поцелуй. Сережа пробует ее лишь слегка, не желая напугать, спускается ниже, прильнув к шее. Ася вплетает пальцы в его волосы, и он уже готов мурчать от удовольствия. Будто и не было тех ужасных событий. — Я люблю тебя, — шепчет Сережа, покрывая поцелуями нежную кожу. — Я люблю тебя, Ася, я так безумно люблю тебя. Когда понял, что ты жива… — Знаю, мой хороший, — с нежностью произносит Ася. Твой, хочется сказать Сереже, конечно, твой, только твой. Но прервать ее не решается. — Все это время, когда думала, что ты мертв… Это была не жизнь. — Не уходи от меня, — умоляет он, прижимая ее к себе. — Не уходи, не бросай меня. Обещаю, я сделаю все, чтобы мы были вместе, обещаю, Ася. Сережа, скользнув ладонью под ее футболку, касается кожи, гладит выступающие ребра, и сам не замечает, как ведет руку дальше. Это кажется таким привычным, что он и не думает, пока Ася не дергается под ним, и на сей раз точно не от удовольствия. Она упирается ладонями в его плечи и шепчет: — Нет. Я… Нет, Сережа, нет. Я не готова. Нет. — Прости, — отзывается Разумовский и сразу убирает руку. Он и не собирался, не сделает ничего подобного против ее воли. Никогда. — Прости, любимая, я просто соскучился. Я не трону тебя, пока не разрешишь, клянусь. Он хочет подняться, чтобы дать ей больше пространства, объяснить, что совсем не хотел пугать, но Ася удерживает его. — Останься со мной. Пожалуйста, солнышко, не уходи. Сережа никогда не мог ей сопротивляться, и сейчас ничего не изменилось. Он ложится рядом, внутренне умирая от того, как она его обнимает, как отвечает на поцелуй, как гладит по волосам и говорит, что очень скучала и больше не хочет без него. Он знал. Сережа знал, что Ася не уйдет от него. Позже он расскажет ей, как старательно и долго искал, расскажет, что мечтал сдохнуть, когда понял, что она умерла. Они вместе посмеются над тем, что он купил такое же колье ей на импровизированную «могилу», а потом Сережа предложит Асе забрать его. Вместе, они будут вместе, иначе никак. Что бы ни произошло, они не расстанутся больше. Потому что он нашел ее. *** Сережа просыпается один. Ему даже не нужно проверять ванную, дверь в коридор открыта. Ушла. Захотела пить? Но бутылка воды стоит на полу. Решила, что ей можно, и пошла осматривать дом? Конечно, ей можно, но лучше бы предупредила. Сережа встает и спускается на первый этаж, прислушиваясь к тишине. И видит открытую входную дверь. Волкову требуется всего пара минут на то, чтобы собраться, и вот они уже летят по дороге, нещадно обгоняя машины и нарушая правила. Ася не знает, но в кармане ее штанов маячок, да и в Вольво тоже. Тачка находится быстро, Олег говорил, что там бы не хватило бензина на то, чтобы доехать хотя бы до центра. Так и случилось. Машина пуста, и они едут искать дальше, ориентируясь на Сережино приложение, но когда цель уже очень близка, телефон садится. Олег тормозит у ближайшей точки, и остается только разделиться. Разумовскому везет. Да и Асе тоже, если уж на то пошло, потому что он находит ее до того, как два ублюдка успевают с ней что-то сделать. Одного из напавших на нее парне Сережа бьет, даже толком не глядя, тот просто мешает ему добраться до другого, который держит Асю за горло. Хватает удара в бок, чтобы он разжал пальцы, и Сережа буквально отшвыривает его в сторону. Олухи. Даже за ножом не следят. Сережа не церемонится с ними, сначала полосует по горлу одного, потом занимается вторым. Все заканчивается очень быстро, несмотря на жгучее желание растянуть казнь за то, что посмели прикоснуться своими ублюдскими пальцами к его любимой женщине. В иной ситуации Сережа заставил бы их ползать по асфальту, а потом задушил их же кишками, но явно не сейчас. Не тогда, когда перепуганная насмерть Ася рядом. Да и не до них. Сережа складывает нож и подходит к ней, опускается рядом, внимательно осматривает. — Ты в порядке? Они не успели?.. На щеке ссадина. И так удачно сзади одна из тварей стонет. Сережа оборачивается, пробормотав: — Я сейчас, ma petite, подожди пару секунд. Ася закрывает глаза, и теперь Разумовский позволяет себе немного больше, потому что ни одна мразь не смеет даже касаться ее, не говоря уже о том, чтобы бить. Мысль о том, что именно они хотели сделать с Асей, только больше распаляет. На пару минут позже и… Сережа делает глубокий вдох, сует сложенный нож в карман. Не сейчас. Нужно заняться Асей. Он возвращается к ней, осторожно касается сгорбленной спины. — Это я, Ася, все хорошо, — говорит Сережа, и сам отлично понимает всю иронию своих слов. Ведь потому что это он, все и происходит. — Сейчас. Разумовский ставит ее на ноги, сдергивает с себя пальто и укутывает в него девушку, наверняка продрогшую под дождем, берет на руки. Ася, тихо всхлипнув, жмется к нему, цепляется за футболку. Еще и босиком. Сережа давит порыв поцеловать ее в макушку и спрашивает: — Ноги поранила? — Да, — едва слышно говорит она. Больше он ничего не спрашивает, несет ее к машине. Ася молчит, не плачет, только продолжает цепляться за него и дрожать. Волков, которого они встречают по дороге, без сомнения замечает на нем пятна крови, смотрит ему за спину. Сережа пожимает плечами. Олег не спрашивает, идет рядом и открывает дверцу. Разумовский помогает Асе сесть. Хочется тоже к ней, но он не такой уж дурак, отлично понимает, что она сделала. Ася не захочет его рядом. И все равно Сережа не может не спросить чуть позже: — Это был обман? Она молчит, и тогда он повторяет: — Ася. Перед побегом. Это был обман? Девушка ничего не говорит. И так все понятно. Ком в горле не дает дышать, потому что он же поверил. Поверил, что она могла бы… — Ясно, — тихо констатирует Сережа, больше уже для себя. — Жестоко, дорогая Ася, очень жестоко. Ты… Разумовский замолкает, пытается справится с голосом. — А знаешь, когда ты кусалась и пиналась, было и вполовину не так больно, — замечает он и смеется, потому что а почему нет? Разве не смешно? Вот вам и прославленный террорист или как там его называют. Она только пальцем поманила, и он уже оказался у ее ног. И самая ирония в том, что сделай она это снова, реакция будет та же. — И я ведь заслужил, я с этим даже не спорю, но черт бы тебя побрал, Ася, это так больно! Сережа, стукнув кулаком по двери, тут же ругает себя. Ася и так испугалась, куда он-то еще? — Я же… Я же поверил тебе. Я тебя умолял не бросать меня! И ты… Сережа не продолжает, не может. Слезы душат, и винить он может лишь себя. Ася все сделала правильно, так ему и надо. Заслужил и больше. — Останови машину, — говорит Разумовский, не поворачиваясь к Олегу. — Серый… — Останови. Машину. Сережа вылетает на улицу сразу же, как только Волков тормозит. Нечего им видеть это, но и сдержаться Разумовский не может. Обманула. Так просто обманула, боже, как же легко он повелся. И так целовала. Разве может человек, который так целует, обмануть? Как же ей, наверно, было противно прикасаться к нему. А он, дурак, еще и под майку ей залез. Она и без того, наверно, еле держалась. Сережа-то думал, что Ася наслаждается его прикосновениями и поцелуями, в итоге только добавил дров в ее травму от того, что было раньше. Надо было задуматься, но он был пьян и не понял ничего. Поверил. Но все было ложью, а Сережа ненавидит себя лишь сильнее. Так больше не может продолжаться. Разумовский садится в машину, и Олег вновь выруливает на трассу. В тишине они добираются до дома, и Сережа опять берет Асю на руки, не желая слушать возражений. Усадив ее на диван, просит на нем же и остаться, а потом идет за аптечкой. Вряд ли она убежит. Поранилась, испугалась, до сих пор в шоке, это видно. И все же на диване он Асю не находит. По грязным следам видно, что пошла она на лестницу. Возле комнаты, где он хранил фотографии, следов больше и на полу валяется его пальто. Увидела. Чтоб тебя. Сережа находит девушку в ее комнате, ставит на пол аптечку и идет за водой. Аккуратно смывая грязь со ступней, поднимает взгляд на Асю. Она смотрит в пустоту над его головой. Сережа отодвигает тазик, не удержавшись, целует ее пораненную ступню. Девушка и не замечает. Разумовский тянется за бинтами. И понимает, что нужно ее отпустить. Выходит из спальни лишь пару минут, чтобы сбегать за льдом, а вернувшись, видит, как Ася делает шаг со спинки кровати, и свернутая в жгут простынь на ее шее затягивается. *** Сережа сидит в кресле и смотрит на девушку на своей кровати. Он принес ее сюда и укутал в одеяло. С тех пор не уходил, а она не просыпалась. Разумовский лишь изредка посматривает на нож, который лежит на столе рядом. Он должен ее отпустить. Отпустить. Сегодня. И Сережа знает лишь один способ сделать это правильно. По-своему правильно. Ася просыпается и садится, сонно осматривается. Удивленной не выглядит. Сережа приносит ей бутылку воды. — Ты потеряла сознание почти сразу, — сообщает он. — Мы успели вытащить тебя, серьезных повреждений нет. Она отдает ему воду, смотрит настороженно. Разумовский ставит ее на стол, берет нож. Олег не знает, что он выкрал его. Волков бы не дал сделать то, что нужно. Сережа должен отпустить ее, теперь уже бесспорно. И он отпустит. — Знаешь, я пытался объяснить, нормально, — говорит он, подходя к кровати. — Думал, что ты поймешь, пересилишь злость и боль, которую он тебе причинил. Которую я причинил. И в итоге я проснулся один в постели, поверив, как дурак, в то, что все еще может быть иначе. А ты просто обманула меня. Разумовский останавливается, наклоняется над Асей и резюмирует: — Значит, будем действовать по-другому.