Есть ли в небе лисы?

Разумовский — Нужно выждать, — говорит Волков, схватив Сережу за плечо. — Понаблюдать. Может, там и не она вовсе. Мы не можем действовать опрометчиво. К тому же, даже если там и Ася, не забывай: она тебя запомнила другим. Ты просто ее напугаешь и… — Я иду, — коротко говорит Разумовский, вывернувшись, и действительно решительным шагом направляется к дому. Может быть, Олег и прав, и надо было подождать, но Сережа не может себя заставить постоять на месте даже секунды. Он рванул сюда сразу, отложив все планы в России, едва узнав адрес. Казалось бы, всего лишь случайно найденная картина на просторах интернета, когда он от нечего делать подбирал обстановку для нового дома. Сережа сейчас даже не может сказать, почему так зацепился за это полотно. Да, стиль похожий, но мало ли художников, которые рисуют так же? Разумовский отлично понимает, что пытается угнаться за призраком, потому что он лично проверял все бумаги, искал любую зацепку, но раз за разом находил лишь подтверждение. Она мертва. Он собственными руками убил любимую женщину. И все же. Сережа заглядывает в магазин, но там никого похожего не находит. Покинув его, идет к неприметной двери почти у самого края здания, давит на кнопку звонка. Олег рядом лишь вздыхает. Поначалу ничего не происходит. Сережа упрямо ждет. И наконец слышит за дверью какое-то шевеление, замок щелкает, и она открывается. Разумовский шагает вперед, сердце, готовое вот-вот разорваться, замирает от растерянного взгляда карих глаз. Он ведь даже не придумал, с чего начать. Ася ничего не говорит. Она падает, и Сережа едва успевает подхватить ее. …Сережа слышит решительный и громкий стук в железную дверь. Он, выдохнув, кое-как встает с матраса. Тело одеревенело от холода и жесткой постели, но Разумовский все равно торопится подойти. Ему нужно узнать, спросить, вымолить прощение. Все это рвется из него одновременно, превращаясь в сумбурный поток. Олег, живой Олег, командует отойти к дальней стен. Сережа колеблется, и тогда Волков повторяет, приводя его в чувства. — Хорошо, — тихо отзывается Разумовский и делает, как велено. Олег ждет, пока он отойдет, потом открывает дверь и заходит, ставит на пол поднос с какой-то едой. Сережа шагает вперед, замирает от строгого и жестокого взгляда, спешит объяснить и умоляет простить его. Живой, конечно, живой. Это не может быть галлюцинацией, слишком жестоко, слишком… Слишком. Олег не мог бы так просто умереть, наверняка у него был запасной план, бронежилет, что-нибудь. Но он здесь один. Сережа смотрит ему за спину, на дверь. Никто оттуда не выглядывает, не доносится больше ни звука. — Олег, где она? — спрашивает Разумовский, посмотрев на мрачного Волкова. — Пожалуйста… Пожалуйста, скажи, что она жива, пожалуйста! Сережа не помнит, не может вытащить хоть что-то о ней, как бы ни старался. Последним в голове оседает то, как Ася обнимала его в спальне Венецианского замка, но когда это было? И что случилось дальше? — Олег, — вновь зовет Сережа, когда Волков не отвечает. — Олег, пожалуйста, я… — Нет, — качает головой наемник и отводит взгляд. — Нет. Не выжила. Нет. Нет, нет, нет. Волков не так понял, должно быть, ошибся. Может, он просто не нашел ее? И решил, что она не?.. — Ты зарезал ее, — говорит Олег. Сережа смотрит на него, моргает один раз, второй. В ушах звучит ее голос, умоляющий остановиться. Не такой, как обычно, игривый и ласковый, когда она просила его больше не покрывать ее плечи поцелуями на званном вечере, потому что на них уже все смотрят. То было не всерьез, Сережа знал, как ей это нравится. Нет. Другой голос, полный страха и боли, надрывный, молящий прекратить и… «Сережа, пожалуйста, перестань… Сережа…» Ноги подводят. Разумовский оседает на пол, вцепляется пальцами в растрепанные волосы, пытаясь выдавить из головы этот голос. Олег остается стоять у двери, опустив взгляд, и остается там, пока Сережа кричит, что такого не могло быть, воет от ужаса и боли такой нестерпимой, что кажется, будто она ломает ребра, рыдает, свернувшись на полу в комок. Это ошибка, это должна быть ошибка, не ее, только не ее, пожалуйста, только не ее… Когда Ася открывает глаза, то происходит что-то странное. Она совершенно не слушает ни его, ни Олега, тихо бормочет про то, что не понимает, как такое могло случиться, и поднимается по лестнице. Сережа переглядывается с Волковым, и они оба следуют за ней, пытаясь позвать ее и как-то привлечь внимание, но Ася лишь бродит по квартире, заглядывает в ванную, дважды, идет на кухню. Это… не совсем то, что он ожидал. Думал ли он, что она накинется на него с кулаками? Да. Ожидал и худшей реакции. Но вот это? — Ася, — зовет Волков, когда она проходит мимо него и выглядывает на лестницу. Девушка возвращается, опять проходит по комнатам, не обращая внимания ни на него. ни на Сережу. Разумовский впервые задумывается над тем, что из-за него ее рассудок повредился. Ася задумчиво открывает ящик на кухне и достает нож. — Ася, родная, что ты делаешь? — спрашивает Разумовский, теперь уже всерьез испугавшись за нее. — Послушай, подожди, давай… Она, даже не слушая его, быстро режет себе ладонь и вскрикивает, роняет нож. Сережа, подскочив к ней, берет за руку и просит Олега найти полотенце. Девушка смотрит на свой порез, поднимает взгляд на Разумовского. Он собирается попросить ее успокоиться и пообещать все объяснить, упасть на колени и клясться в том, что любит и никогда не тронет, но Ася вдруг отшатывается от него и начинает кричать. Сережа зовет ее, пробует разговаривать с ней, но все бесполезно, она лишь зовет на помощь и пытается вырваться. Разумовский, увернувшись от попытки ударить его, на мгновение отпускает ее руку, чтобы потом перехватить за талию, прижав к себе, и зажимает ей рот ладонью, потому что если она не замолчит, то вся конспирация полетит к чертям. Люди внизу вызовут полицию, и тогда он точно не сможет ей ничего объяснить, более того, он может снова потерять ее, рассекретить себя самого и Волкова заодно. Сережа пытается успокоить девушку, говорит с ней, но все бесполезно. Ася кусает его за руку, брыкается так, будто от этого зависит ее жизнь и, скорее всего, так и думает. Сережа отпускает ее, и в голову не приходит ничего лучше, кроме как достать пистолет. Обернувшись, Ася застывает, в ужасе глядя на оружие. Сережа за этот взгляд готов врезать сам себе, но так она хотя бы замолчит и даст ему шанс все объяснить. Вот только уже не здесь, потому что кто-то мог вызвать полицию. Сережа не может так рисковать, уж точно не жизнью и свободой Олега, больше нет. — Выслушай меня, — говорит он. Олег, кашлянув, зовет: — Серый. — Не сейчас. — Что, решил добить? — спрашивает Ася, криво усмехнувшись. — Мало того, что уже сделал? Нет. Не мало. То, как он предал ее, вряд ли можно исправить, да и сейчас он творит черт знает что. Но отступать уже поздно. Сережа не может повернуть назад, не может просто так взять и отказаться от нее сейчас, только не сейчас, когда увидел, лично убедился, что она жива. — Выслушай, — говорит он. …Разумовский сидит в углу своей подвальной камеры и слушает Волкова. Тот устроился на ступеньке перед входной дверью и пересказывает все, что ему известно об инциденте в Венеции. Прошел не один день перед тем, как Сережа дошел до состояния, в котором мог воспринимать эту информацию хоть как-то. Первая попытка закончилась на моменте, когда он узнал, что выпустил пять пуль в лучшего друга. Вторая надломилась на фразе «множественные ножевые». Сережа потом, лежа на полу в своем углу, долго перебирал в уме термины. Множественные — это сколько? От какого количества в протоколах ранения называют множественными? Он помнил нож в своей руке, крики, но… Как именно это было? Что он сделал? Говорил что-то? Или она умерла, думая, что… Сережа зажмуривается, Олег замолкает, выжидает несколько минут. — Если все так, как ты говоришь, то я должен был понять раньше, — продолжает Волков. — Еще тогда, когда увидел на ней синяки. Разумовский поднимает взгляд на него, хмурится, пытаясь понять, о чем он. — Синяки? — Да, утром, после… В общем, мне следовало задуматься. К тому же… — Я… Он что, бил ее? Олег на него не смотрит, глаза теперь устремлены в пол. Опять пытается сменить тему, считает, видимо, что сказал лишнего. Но тех слов уже не сотрешь, и Сережа не может просто выкинуть их из головы, снова и снова игнорирует старания Олега не говорить об этом дальше, просит объяснить. Ему нужно знать все. Волков, скорее всего, ошибся насчет ее смерти, она выжила, и Сережа найдет ее, как только ему разрешат выйти отсюда, найдет и все объяснит, будет умолять поверить ему и дать шанс все исправить. Так и будет, но сначала он должен точно знать. Поэтому спрашивает в очередной раз. — Да не бил он ее, — вздыхает Олег и откашливается, трет поврежденное горло. — Заставлял. — Что заставлял? Заставлял кого-то бить ее? Или что ты… — Ее заставлял, — угрюмо произносит Волков. — Слушай, я не думаю, что сейчас стоит об этом говорить. — Заставлял ее, — тупо повторяет Сережа, и тут до него доходит, о чем он очень жалеет. — Заставлял. Он?.. — Олег встает и открывает дверь. — Нет, подожди, подожди, ты же не хочешь сказать, что он… — Разумовский трясет головой, убирает с лица волосы. — Он насиловал ее? — Не знаю, — отстраненно говорит Олег. — Я видел утром синяки и подавленную Асю, которая не хотела возвращаться в вашу спальню. Я дурак, Серый. Надо было вмешаться, не слушать ее и сломать тебе нос. Ему. Я схожу за лекарствами и вернусь. — Подожди, — одними губами шепчет Сережа. — Подожди, я не… — Да, ты не. Я видел, как ты к ней относишься, когда приезжал еще до всего этого. Ты ее буквально боготворил. Помню. Поэтому и должен был понять еще тогда. Я вернусь минут через пять. Разумовский смотрит на закрывшуюся дверь. Нет, нет, он не мог так с ней, Волков что-то напутал. Сережа никогда в жизни не сделал бы ничего подобного без ее согласия, все, что происходило между ними, было исключительно обоюдным, любой эксперимент, любой риск, все, абсолютно все. Сережа любил ее, действительно любил. Нет, нет, почему в прошедшем времени? Ведь Ася жива. Конечно, жива. Разумовский любит ее, даже чертово кольцо выбрал! Он бы никогда… Он — нет. А другой? Сережа подтягивает колени к груди, закрывает лицо руками, глухо скулит от мысли о том, что мог сотворить подобное с ней. Тошнота подкатывает к горлу. Он все исправит. Найдет ее и все исправит, объяснит. Ася жива, он уверен, что Ася жива, по-другому не может быть. Сережа все исправит, обязательно исправит, что угодно сделает, лишь бы она простила его, хотя бы шанс дала. Вернувшись, Олег думает, что рвет его от побочек… — Я не в тебя выстрелю. А в любого, кто зайдет сюда или попробует. Слова, жестокие и совершенно неподходящие, заставляют ее замолчать. Сережа жалеет о них сразу же, но обратно их уже не возьмешь. Ася замолкает, да, но от того, как она опускается на пол у стены и закрывается руками, хочется прострелить себе череп. Сережа опускает оружие, проклиная себя за то, что подобная идея вообще пришла, подходит ближе. Ася, съежившись, дрожит, не поднимая головы. Разумовский делает глубокий вдох. Жива. — Послушай меня, — просит он, и девушка смотрит на него, видит, что он подошел ближе, и отползает назад, будто может спрятаться в углу. — Ася, просто давай поговорим. — Просто уйди, — надломленно произносит она и закрывает глаза, даже уши зажимает. — Я не стану тебя слушать, уходи! Я не скажу никому, что ты здесь был, уходи, уходи, уходи! — Не кричи, — напоминает Сережа. Голос звучит не так, совсем не так. Из него буквально сочится ненависть к себе за то, что она так реагирует на него. За то, что сделал с ней. И Разумовский не знает, как начать этот разговор, как убедить ее, что пришел не для того, чтобы навредить. Он просто стоит и смотрит на нее, сжавшуюся в углу. Больше всего на свете ему сейчас хочется сесть рядом, обнять ее и успокоить, стереть слезы с лица, но каждое его действие, любое слово только все усугубит. Здесь им не удастся поговорить, Ася не станет его слушать, а задерживаться в этом месте они с Олегом не могут. Слишком велик риск. Да и после случившегося выпустить ее из виду хотя бы на пару минут кажется невозможным. Но что тогда? Дом в Майами. Он его пока не продал. Отсюда вроде не так уж далеко? Уж точно не дальше, чем из Питера. Решение не лучшее, но сейчас кажется единственным. — Олег, найди чемодан и собери ее вещи, — говорит Сережа, не оборачиваясь. — На пару слов, — мрачно отзывается Волков. Разумовский уже знает, что услышит, но все равно идет, сунув пистолет обратно за пояс. Он его и с предохранителя-то не снимал. Собственно говоря, патронов в нем тоже нет, Олег бы ему вряд ли доверил заряженное оружие. Ствол Сережа получил для подстраховки, на случай, если они нарвутся на неприятности в пути и нужно будет блефовать. — Ты охренел? — тихо и очень зло спрашивает Волков. — Ты что устраиваешь? Мы для этого тащились сюда из Питера? Чтобы вместо того, чтобы объяснить по-человечески, ты напугал ее до смерти? Отличная работа, Серый, давай просто убьем ее! Последняя фраза звучит слишком громко, и Сережа беспокойно оглядывается на Асю. Она, поймав его взгляд, опускает голову, ткнувшись в колени. — Тише, Олег, не пугай ее, — шепчет Разумовский. — Я. Я не пугай ее? Ты точно охренел, — бормочет Волков. — Ты что удумал? Зачем чемодан? — Поедем с ней в Майами, тут не так далеко вроде. — Ясно. А ты ничего сделать не забыл? Спросить ее, например? — Ты же видишь, в каком она состоянии, Олег. Ты видел, что было, когда Ася открыла дверь. Она решила, что умерла, Олег, и это явно приходило ей в голову, раз так легко появилось и сейчас. Слушай, мы не можем сейчас просто уехать и оставить ее, и задерживаться здесь не можем. Я… Я просто хочу объяснить. — И поэтому мы ее похитим, — констатирует Волков. — Это, конечно, все исправит. — Не исправит, но… Я не могу ее оставить, Олег, — чуть слышно признается Сережа. — Пожалуйста. Она немного успокоится, и тогда я расскажу, разложу все по полочкам. Мы не можем привлекать внимание, а ее крики могли уже это сделать. Я… Я нашел ее, Олег. Нашел. — Да вижу я, — вздыхает Волков. — Понял. Сам чемодан ищи, я ей руку перевяжу. Тебя она вряд ли подпустит. Серый. — Наемник останавливает Разумовского, взяв за локоть. Сережа-то уже собирался рвануть искать сумку для вещей. — Если я замечу, что ей становится хуже от этого всего, то ты заткнешься и дашь Асе уйти. Будешь вымаливать прощение по телефону, сообщением, письмам, да хоть голубиной почтой, но ты дашь ей уйти. Это понятно? — Понятно, — кивает Сережа. Олег отходит к Асе, а Разумовский отправлятся шарить по шкафам. Сумка находится быстро. Раскрыв ее, Сережа перекладывает вещи с полок, старается сделать это аккуратно, несмотря на дрожащие руки. Жива. Он оказался прав, и она жива, он с самого начала был прав, несмотря на все доказательства, которые нашел. Ася жива, здесь, рядом с ним, и пусть сейчас она все еще боится его, но Сережа ей все расскажет, и тогда девушка поймет, обязательно поймет. Разумовский мельком просматривает книги на полках, сует в сумку шкатулку с украшениями, блокноты с набросками и косметичку. Берет с тумбочки таблетки, вчитывается в этикетку с назначением. Обезболивающее? У нее головные боли? Или болит что-то еще? Сережа хватает следующий флакон, в нем оказывается снотворное. Значит, Ася плохо спит? Впрочем, он-то чего удивляется? Разумовский укладывает все лекарства в сумку, еще раз осматривает шкаф. Одежда только женская. Значит ли это, что другого мужчины у нее нет? Или есть, но они не съезжались? Может, Ася еще и поэтому так реагирует? Боится, что Разумовский двинется и навредить ее новому возлюбленному? Сережа морщится. Отвратительное слово, ужасное, потому что оно только для него. Она сама так говорила, убеждала, что любимым называла в своей жизни одного Сережу. А если теперь нет? Что тогда? Не важно. Об этом надо будет думать, когда они поговорят. Закрыв шкаф, Разумовский сгребает в сумку одежду, которая валялась на кресле, бегло осматривает ее. Максимально простая, базовая. Почти вся однотонная, никаких ярких цветов. Ася так не одевается. Ей нравится совсем другой стиль. Решила поменять его просто так? Или по какой-то конкретной причине? Аксессуаров тоже предельно мало, совсем не так, как раньше. Почему? Нехватка денег? Ася была вынуждена отказаться от предыдущей карьеры из-за произошедшего, возможно, и заработок существенно снизился. Ничего, это как раз Сережа легко исправит. Вернувшись в большую комнату, Разумовский собирает оставшиеся вещи, приносит из ванной еще косметику. А вот и картины, стоят у стены. Сережа не может отказать себе, тянется к ним и осторожно рассматривает одну за другой. Дрожь прошивает тело до кончиков пальцев, когда он видит свой портрет. Самооценка у Разумовского всегда была отменно, но ему все равно кажется, что он никогда не был таким красивым, как Ася рисовала его. Сережа скользит взглядом по изображению, отмечая мягкие цвета и общую спокойную атмосферу. Каждый мазок пропитан чувствами, хорошими и теплыми, и раз она так… Второй портрет иной. Сережа видит это, отлично видит. И понимает, что вот таким Ася его и запомнила. Ухмыляющимся, отвратительным, с ножом в руке. Смотреть на него больно, а думать, что она это видела наяву, еще больнее. Раньше, чем здравый смысл подаст голос, Разумовский тянет эту картину к себе, подальше от других, от того нежного и спокойного образа, кидает его на пол и наступает на перекошенное от злого удовлетворения лицо с желтыми глазами. Гнев, вспыхнувший, тут же спадает. Он, отшатнувшись от картины, смотрит на Асю, как раз в тот момент, когда она отворачивается, зажав рот рукой. Проклятье. Сережа ногой отпихивает портрет. Он прекрасно понял, что это ей напомнило, и теперь ненавидит себя еще больше. Хотя куда уже? Он же лично выпотрошил ублюдка, который посмел так ее напугать, не доверил это дело даже саду, потом что хотел сам. И теперь сделал то же самое. Похоже, единственное, что ему сегодня удается хорошо, — быть феерическим мудаком. И предстоит стать им еще раз, потому что он отлично понимает, что в таком состоянии Ася может попытаться сбежать и навредить себе же. Это будет хотя бы не самое худшее, в чем он виноват перед ней. — Просто выслушай нас, — говорит Олег. — В Венеции он себя не контролировал… — Все готово, — прерывает его Сережа. Сейчас совсем не время для этого, она только испугается еще больше. Позже, когда он отвезет ее в дом, там они поговорят. Он протягивает Асе футболку. — Твоя рубашка в крови, переоденься. Если я что-то забыл, потом куплю. И еще. Сережа, заранее проклиная себя, достает из кармана наручники. — Повернись. Ася только молча смотрит на них. — Это лишнее, — произносит Волков, прожигая Сережу очень недобрым взглядом. — Пока не лишнее. Олег, не спорь, — просит Разумовский. Пока так, для ее же безопасности. Сереже все равно перед ней на коленях ползать, будет просто еще одна причина. — Нужно уходить и быстро. Кто-то уже мог вызвать полицию, услышав ее крики. Разумовский, видя, что Ася и не собирается брать футболку, сует ее девушке в здоровую руку. Она смотрит на нее, хмурится, собирается возразить, видимо. А потом поднимает на Сережу такой злой взгляд, что у него в области сердца что-то надрывается. Это хуже той истерики, что была в начале, гораздо хуже. Так смотрят на того, кого никогда в жизни не простят. Ася кидает футболку на столешницу и начинает расстегивать рубашку. Карие глаза все еще впиваются в Сережу подобно иглам, все это выглядит, как какой-то вызов. Разумовский опускает взгляд ниже. И понимает причину. … — Можешь не говорить мне, что я занимаюсь ерундой, — отстраненно произносит Сережа, перебирая данные на экране монитора. — Я все равно не прекращу. — Не говорю, — вздыхает Олег и подтягивает стул поближе, садится. — Я просто пытаюсь понять, что ты ищешь. — Все. Особенно отчет о вскрытии. — И что дальше? — Буду анализировать. И искать дальше. Волков молчит, лишь откидывается назад и складывает руки на груди. Да, Сережа занялся эти сразу же, как пришел в себя. Олег считает, что он за воздух цепляется, потому что и сам искал, но обнаружил лишь те же факты, которые ему озвучил. Мертва. Множественные ножевые. Тело доставлено в Россию, могила на кладбище Санкт-Петербурга. Разумовский на это останавливаться не собирается, он будет шерстить документы дальше, пока не найдет доказательства. Она жива. Сережа уверен, что жива, не могла умереть. Он отвлекается на сообщение, пришедшее на телефон, который Волков только недавно принес ему. Открывает диалог, смотрит фотографии. Увеличивает, разглядывает надписи. — Что там? — спрашивает Олег и заглядывает ему через плечо. — Ты… Серый, какого хрена? — Я нанял человека. Он сфоткал, — бормочет Разумовский, рассматривая очередное изображение. — Мне… Мне нужно было. — Снимки могилы? Серый, ты… Сережа не отрывает взгляд от простого квадратного памятника, без фотографии. Почему нет фотографии? Если бы она действительно умерла, поставили бы фотографию. Так ведь? Значит, нужно искать дальше. — Я знаю, — тихо говорит Сережа, положив телефон на стол. — Все нормально. Я найду… Сережа отступает на шаг, увидев длинный шрам под болезненно выпирающими ключицами. Ася не останавливается, расстегивает рубашку дальше. На живот, под торчащими ребрами, еще один. Сережа не дурак, он понимает, что это от проникающей раны. Под одеждой не было та видно, но сейчас он замечает, насколько она похудела, Ася никогда не была такой худой, это выглядит так, будто она почти не ест. Девушка, усмехнувшись, кидает в него рубашку, которую он даже не ловит. Ткань падает на пол, где-то рядом с его сердцем. Олег, выругавшись, отворачивается. Сережа перебегает взглядом от одного шрама к другому, и даже не может из подсчитать, количество не укладывается в голове. Множественные ножевые. Он так и не узнал, сколько их было, нигде этой информации не было. Множественные ножевые. Он нанес их… все? Он? Как?.. Как это было? Он связал ее и резал или… Или. Страшная догадка вспыхивает в голове. Она пыталась защититься руками. Он резал ее ножом, пока она пыталась защититься руками и умоляла его остановиться. Он. Разумовский. Нет, тот, другой. Он. — Нравится? — ядовито уточняет Ася, схватив футболку. — Ты отлично постарался. Только вот дело не закончил. Хотя, если тебя это утешит, то в машине «Скорой» у меня остановилось сердце. Откачали, конечно, но ты не переживай, ты был очень близок. Остановилось… сердце? Он не нашел этого в отчетах, видимо, не заносили в электронный вариант. Ася поворачивается спиной и вытягивает руки. Столько шрамов. Столько ран было. Он сделал это с ней, его рука держала нож, и он резал им любимую женщину, резал до того сильно, что у нее остановилось сердце. После всего, что было, после того, как она без колебаний последовала за ним в проклятую Венецию. Он и ее не пощадил. Олег толкает его в плечо. Сережа, опомнившись, подходит к Асе и, закусив губу, чтобы не разрыдаться позорно прямо здесь, осторожно берет ее за руку, надевает на нее браслет. Кольцо. На ее безымянном пальце кольцо. Он помнит это кольцо, он сам его выбирал и собирался сделать предложение, когда все закончится. Потому что еще не знал, как именно все это закончится для нее. Откуда оно у Аси? Сережа не помнит, как преподносил его. Он бы не стал делать это тихо, нет, он бы устроил все так, чтобы она это событие не забыла, потому что знает, как ей хотелось всего такого. Но он не помнит, как дарил кольцо. Сережа, тряхнув головой, надевает второй браслет, тщательно проверяет, не давят ли наручники на нежную кожу. Запястье кажется очень тонким, и эта косточка сбоку… Ася совсем не ест? Разумовский вновь опускает взгляд на кольцо. Когда? И если она не сняла его, значит?.. Может быть, в глубине души Ася понимает, что это был не он? Все еще любит его? …Сережа садится на ступеньку старого дома в Кельне. Прошла всего неделя, как ему стало лучше после приступов, после того, как Олег забрал таблетки. А взамен принес новые документы. Копия свидетельства о смерти. Копия отчета о вскрытии. Копия из больничного дела. Ничего нового он не нашел. Сережа смотрит на все эти листы, вчитывается, а строчки плывут перед глазами. Он и сам понял. Перед тем, как его накрыло. Вряд ли от таблеток, зря Олег беспокоится. Разумовский не помнит о том, как именно проходили приступы, понимает только, что это касалось уцелевшей личности. Безобидной хотя бы, и на этом спасибо. И вот теперь перед ним еще документы. Сережа облазил все, цеплялся за любые заметки в прессе и соцсетях, все, что угодно, лишь бы найти ее. Вот только найти ее легко, достаточно лишь взять телефон и открыть фотографии серого надгробного камня. И все. Там, под землей, и лежит женщина, которую он любил больше жизни и которая любила его, по наивности своей доверилась ему. Листы падают, съезжают по ступенькам вниз, на выщербленную дорожку. Сзади слышатся шаги, рядом садится Волков. — Мне жаль, Серый, — негромко говорит он. — Я бы хотел, чтобы ты оказался прав. Разумовский кивает, потому что ни слова произнести не может. Олег молча притягивает его к себе за плечи, и это становится последней каплей, потому что сдерживаться Сережа уже не может. Он ревет уткнувшись лицом Волкову в колени, теперь как никогда ясно понимая, что натворил. Разумовский и раньше знал, что ошибки нет, но отчаянно цеплялся за призрачную надежду, лишь бы не думать о том, что он убил ее. Он убил ее, убил собственноручно, зарезал ножом, и теперь все, что осталось, — могила на кладбище Санкт-Петербурга. Куда он даже пойти пока не может, да и вряд ли когда-нибудь сделает это. Не имеет права, не достоин даже прикосновения к надгробному камню. Его месть Грому прошлась по нему самому не слабее, чем по майору. Интересно, Игорь в итоге осознал иронию, когда узнал о ее смерти? Сережа не может взять себя в руки и даже не пытается. Грому стоило убить его в Сибири. Если он думает, что проявил милосердие, то глубоко ошибается… — Я остановлюсь, перестегни ей руки спереди. Проверь браслеты. Волков кивает, и Сережа знает, что ему нет нужды уточнять, зачем нужно проверять браслеты. Не из-за опасения, что Ася сможет как-то вывернуться. Он просто хочет знать, что они не натрут ей запястья. Да и держать ее всю дорогу с руками за спиной никто не собирался. Дверцу она не откроет, он заблокировал, а разбить стекло так просто не сумеет, Сережа успеет остановить машину, если заметит. К тому же… Он полагает, что Ася действительно не станет делать глупости и привлекать внимание после его угроз. Противно было пугать ее, но какой у него выбор? Он уже напортачил, как только можно было, из-за того, что не послушал Олега и попер в лобовую. Нужно было выждать, как-то подготовить ее к встрече. Но больше ждать Сережа не мог, да и как к такому можно подготовить? — Что дальше? — устало спрашивает Ася. — Что именно тебя интересует? — отзывается Разумовский, глянув в навигатор. — Когда ты меня убьешь? — уточняет она, фыркнув. Боже. Конечно, она думает, что он хочет этого. Можно подумать, Сережа приложил достаточно усилий, чтобы разубедить ее. Скорее, наоборот. — Я не собираюсь тебя убивать, Ася, — отвечает он, громко и четко. — Что, замучаешь до такой степени, что сама откинусь? Как уже почти сделал. Этого она не произносит, но фраза буквально висит в воздухе, доводя Сережу до исступления от злости на себя. — Нет. Я не собираюсь тебя мучить или вредить как-то. — Куда мы едем? — спустя пару минут опять спрашивает Ася. — В Майами, — честно признается Разумовский. Там красиво, тепло, есть пляжи, а на территории особняка еще и бассейн. Ей точно понравится. Они поговорят и… — Ты двинулся, Разумовский? Это же черт знает где! Сколько туда добираться? Неделю? Он думал примерно так же, если честно. Потом проверил. — Всего двенадцать часов. Плюс-минус. Завтра уже будем на месте. — А что там? Твоя очередная злодейская база? Слушай, ну если так надо, прибей меня где-нибудь поближе. Опять. Сережа крепче сжимает руль. Ничего. Он повторит, и еще ни раз, будет говорить это столько, сколько ей понадобится. — Я. Не. Собираюсь. Тебя. Убивать. Мы поговорим. Обсудим, что произошло, и тогда… Ты поймешь. — Я понимаю, что ты чокнутый ублюдок, — заявляет Ася, и он отстраненно думает, что она права. — Вряд ли я пойму что-то еще. — Мне бы тоже понять, — тихо говорит Волков, многозначительно глянув на Сережу. — Нахрена вот это вот все. Потому что Разумовский к нему не прислушался. Да, ничего нового. Но он исправит. Нужно только добраться до дома. … — Зачем опять? — спрашивает Олег, заметив, что за фотографии листает в телефоне Сережа. Разумовский пожимает плечами. — Это новые, — негромко отвечает он. — Я нанял того человека еще раз, чтобы… Чтобы цветы на могилу отнес. Там стояли, но не герберы. Она их очень любила. Разноцветные. Волков садится рядом, забирает у него телефон. — Серый. Поговори со мной. Иначе я вот-вот решу, что тебя опять кроет. — Меня не кроет. Не больше обычного. Разумовский подвигает к себе ноутбук, но что с ним делать, не знает сейчас. Он все это время отчаянно искал информацию, а теперь? — У меня нет никаких разрушительных планов, если ты об этом, — отстраненно произносит Сережа. — Да и в принципе никаких. Я… — Он осекается, рассматривает клавиши. Чуть слышно признается: — Я вообще не знаю теперь, зачем все это. Я бы, наверно, пулю себе пустил, но… — Так, — мрачно начинает Волков. — Но я так с тобой не поступлю, — заканчивает Сережа. — Я понимаю, чего тебе стоило меня вытащить, да и тогда, в Венеции… Пистолет был в моей руке. — Нажимал не ты, — спокойно говорит Олег. — Если бы это ты так паршиво стрелял после моих уроков, то, уж извини, но я бы не стал тебя вытаскивать. Это был бы удар по моему самолюбию. Разумовский отворачивается и кивает. Вроде бы смешно, но губы в улыбку никак не тянутся. По крайней мере, он проговорил это вслух… Сережа останавливает машину и оборачивается, чтобы разбудить Асю, но она и так проснулась. Теперь смотрит в окно, в сторону заправки. Ясно. Не надо быть гением, чтобы понять, о чем она думает, и чем это в итоге им троим аукнется. — Расклад такой, — говорит Разумовский, добавляя в список грехов еще один. — Мы заходим, и ты ведешь себя смирно и тихо. Идешь в туалет, потом смотришь товары, выбираешь, что хочешь перекусить или почитать, что угодно. Если попробуешь привлечь внимание или устроить что-то подобное, я вырежу всех, кто там будет в этот момент. Поняла? Олег смотрит на него, приподняв бровь, как бы спрашивая, чем он там резать собрался. Ножей при нем нет, вообще ничего острого нет. Зато на Асю его слова действуют, он отлично знал, что сработает. Она не поставит под угрозу чужие жизни. Сереже стыдно, безумно стыдно за то, что он говорит ей такое, но потом он расскажет, что угроза была пустышкой, потому что никакого оружия у него даже нет. Он расскажет, и она будет подшучивать над ним, уточнять, можно ли ему доверить хотя бы вилку. Да, Сережа уверен, что Ася так и спросит, а еще улыбнется. Может быть, даже потреплет его по волосам. Он только ей разрешал это, только под ее пальцами готов был мурчать подобно коту. Но сейчас нужно действовать по обстоятельствам. — Ася, — зовет Разумовский. — Ты поняла меня? — Она поняла, — жестко обрывает его Олег и мрачно смотрит перед тем, как выйти. — Уймись. Сережа глушит мотор и тоже покидает салон, ждет, когда Волков снимет наручники и проверит порез. Кивнув, Олег касается Асиной спины, и они идут в сторону заправки. Сережа держится чуть позади и смотрит. Смотрит на нее, просто не может не смотреть. Она все та же, только выглядит очень бледной и изможденной, будто толком не спит и не ест. Сережа вспоминает снотворное на ее тумбочке и приходит к выводу, что это впечатление недалеко от правды. И все равно не находит в себе сил обратить внимание хоть на что-то, кроме Аси. Он нашел ее, нашел тогда, когда уже потерял всякую надежду и смирился с тем, что девушки больше нет, похоронил ее. — Берем это, — говорит Разумовский Олегу, который не отходит далеко от двери туалета. Сережа берет две пачки печенья с вишневой начинкой и роется на полках дальше. — И вот это. Вон ту газировку еще, она ей точно понравится. Так, нужна вода. И давай еще сок. В доме вряд ли есть продукты, поэтому я сделаю заказ на доставку еще на подъезде к городу. И… — Серый, — прерывает Волков и кивает на корзину в его руках. — Остановись. Если Ася съест столько сладкого, то у нас появятся проблемы повесомее, чем истерика. — Да, я… Просто хочу, чтобы ей было комфортно. Знаю, что эта поездка вряд ли такой станет для нее, но все равно. Он отходит от стеллажа и останавливается рядом с Олегом, не может сдержать широкой улыбки при мысли о том, что скоро все станет хорошо, нужно только пережить этот период. Потом Ася узнает, что произошло, и они смогут все спокойно обсудить. Главное, что девушка будет рядом. — Она жива, Олег, — тихо произносит Сережа, чувствуя себя совсем дураком из-за этой улыбки. — Жива. Я… Я ее нашел. — Сам не осознал еще, — кивает Волков. — Я, если честно, думал, что ты опять гонишься за призраками. А оно вон как. Но, Серый, тебе не кажется, что… Все несколько сложнее с ней. Все эти шрамы еще. Такое просто так не проходит. Там явно было жестко, нужно быть осторожнее. — Да, я понимаю. — А делаешь обратное. Сбавь обороты. — Конечно, ты тормози меня, если что. Я просто очень нервничаю. Боюсь, что что-то может пойти не так. Отдашь ей печенье? Вот это, она любит вишневую начинку. Волков милостиво не говорит, что вишневую начинку она может уже не любить. Как и Сережу. Когда дверь открывается, Разумовский отдает корзину Волкову и следует за Асей, напоминает про то, что ей можно выбрать что угодно. Девушка игнорирует его, и он не настаивает, вместе с ней возвращается к машине. Застегивать наручники ему не хочется, но лучше перестраховаться сейчас. Хотя бы до дома. Сережа не может пока ослабить контроль, допустить осечку. Ася не смотрит на него, молча садится в машину. Разумовский занимает свое место, настраивает зеркало заднего вида. Ему все равно на то, что через несколько минут придется делать это снова, зато так он может ее видеть. Ася сидит, повернув голову в сторону окна. Шрамы, столько шрамов. У нее очень много закрытой одежды. Это из-за них? Конечно, из-за них. Ничего, позже Сережа предложит ей поискать клинику, если она захочет их осветлить, или будет каждый день целовать каждый, если нет. У них все получится, главное, что они будут рядом и помогут друг другу исцелиться. Олег кидает пакет в багажник, а потом садится рядом с Асей, предлагает воду и печенье, обещает заняться готовкой после приезда. Пачка печенья летит обратно в него. — Ты серьезно сейчас? Не делай, пожалуйста вид, что вы не две мрази, перебившие кучу народу, а мы тут вообще в туристической поездке. — Ася, просто поешь, ладно? — спокойно просит Олег. — Иди в задницу, Волков. Я отлично знаю, что ты его цепная псина и выполнил для него всю грязную работу, до сих пор выполняешь. Ему тебе надо было приказать разобраться со мной, ты бы не промазал, да? Перерезал бы горло, и дело с концом. Сережа вздрагивает, настраивает зеркало обратно, чтобы спрятаться от презрения в ее взгляде. От ненависти в голосе никуда не деться, и она имеет на нее полне право. — Успокойся. Это просто еда, а не объявление войны. Ты не можешь двенадцать часов ехать без воды и пищи. — Зачем? — горько уточняет Ася. — Все равно в конце у меня один исход. — Нет. Никто тебя не убьет, ни я, ни он. Я клянусь тебе, Ася, он тебя пальцем не тронет. Звучит унизительно, даже очень. Но может быть, она хоть Олегу поверит сейчас? — Ага. Конечно, верю. Конечно, верю, что конченный псих меня не тронет после того, как самолично изрезал ножом и бросил умирать в луже крови. А до этого? Он рассказывал? Как перед нападением сделал мне предложение, а потом подарил сердце в коробке. Знаешь, чье, а? Одного из твоих наемников, которых ты привел ему на заклание. За то, что я на него как-то не так посмотрела. Конечно, я верю тебе, Олег, какие сомнения. Сделал ей предложение. Кольцо на пальце. Он сделал ей предложение перед тем, как напасть. Другой сделал предложение, подарил кольцо, которое Сережа так тщательно выбирал. И это была откровенная издевка и над ним, и над ней. Разумовский сжимает руль. Будто остального было мало, тварь и это извратила, вывернула наизнанку, сделала то, о чем он так мечтал, но не успел до тюрьмы, а потом кинулась на Асю с ножом. Он резал ее, надев на палец обручальное кольцо. Сережа даже примерно не может представить глубину предательства, которое довелой ей пережить. Из-за него. И ее ненависть сейчас абсолютно заслужена. Это совершенная, самая изощренная пытка, и ему некого винить в этом, только себя. Сереже казалось, что он готов ко подобным чувствам с ее стороны, знает, какими будут первые попытки поговорить и все выяснить, но сейчас он понимает, что нет. Такое ощущение, будто ребра выворачивает наружу. Волков садится на свое место, собирается застегнуть ремень и застывает. Сережа кожей чувствует, что Олег на него смотрит, поэтому опускает голову еще ниже. — Что ты?.. — недоуменно начинает наемник, но Разумовский не дает договорить, грубо, так чтобы не было слышно надлома в голосе, бормочет: — Поехали. Отвернувшись, стирает соленую влагу с лица. Он все исправит. Это вряд ли будет быстро, но Сережа все исправит, будет повторять ей свою историю раз за разом, пока она не поверит ему. А потом вышвырнет проклятое кольцо в океан и преподнесет ей другое. Все будет в порядке, они справятся. Она всегда говорила, что вместе они со всем справятся. Сейчас нужно просто заставить себя дышать ровно. Он все исправит. …Сережа сует в рамку очередную фотографию и ставит ее на стол, поправляет кисточки, чтобы смотрелось красиво. Ей понравится. Понравилось бы. Кивнув, Разумовский двигает вазу чуть в сторону. Да, так лучше. Если бы он мог достать то кольцо… Но оно сгинуло в том клятом замке, а покупать новое, наверно, глупо. Сережа отходит, берет со стула букет свежих цветов, белых, опускает их в вазу. Нужно еще купить гирлянду, она любила их по комнатам развешивать. Да, он найдет длинную с лампочками-шариками. Разумовский окидывает взглядом композицию, слышит шаги позади. Олег в комнату не заходит и никак не комментирует то, что Сережа превратил ее в склеп. Может быть, понимает, может быть, не хочет лишний раз лезть в душу. Разумовский ему в любом случае благодарен. Сережа опирается ладонями на стол, закрывает глаза. Чуть слышно шепчет: — Прости меня. Я не могу пока прийти на могилу. Но хотя бы так… Разумовский почему-то не ожидает проблем уже возле дома, но у Аси свое мнение по этому поводу. Она удачно толкает Олега в поврежденное плечо и пытается сбежать, но Сережа быстро нагоняет ее и тащит к дому. Девушка сопротивляется, отчаянно дерется, словно он вот прямо сейчас собрался ее убивать. Разумовский затаскивает ее в дом, судорожно пытается придумать, как быть дальше, потому что ни одна из комнат в доме не готова, здесь уже несколько месяцев никто не жил. Да и нужно проверить спальню, убрать оттуда все предметы, которым она может себе случайно навредить. Ася, извернувшись, пытается пнуть его, врезается пяткой в колено. Сережа, ругаясь сквозь зубы, тащит ее вниз, в единственное место, где у нее точно не получится ничего сделать. Он уверен в этом, потому что подвал этот делался для него, на всякий случай. Разумовский толкает ее внутрь, быстро захлопывает дверь и сразу включает там свет. Проходит всего несколько секунд, и Сережа видит, как дергается ручка, слышит, как Ася колотит по двери и просит выпустить ее, обещает, что не расскажет о нем никому. — Потерпи чуть-чуть, — тихо просит он, прижавшись к холодной поверхности лбом. — Совсем чуть-чуть, пожалуйста. Ася замолкает, перестает биться в дверь, но Сережа слышит, как она плачет. Если бы можно было ненавидеть себя сильнее, он бы ненавидел. Совсем немного, они подготовят комнату, и он отведет ее туда. А потом все расскажет, и вот тогда уже можно умолять о прощении. Сережа зажмуривается. убеждает себя, что в этом подвале ничего страшного нет, он не мрачный и не темный, и это совсем ненадолго. — Прости меня, — едва слышно шепчет он.