Есть ли в небе лисы?

Разумовский возвращается почти через два часа. Я знаю точное время, потому что считала секунды, пытаясь не окоченеть от страха. Довольно быстро стало понятно, что выхода из подала мне не найти, как и чего-то, чем можно защитить себя. Причина проста: тут ни черта больше нет. Разумовский открывает дверь, заходит, сразу поднимает руки, показывая пустые ладони. На скуле алеет кровоподтек, который в скором времени станет ярче и заметнее. Ага, значит, мне не показалось, локтем я ему хорошо зарядила, пока он меня в подвал тащил. — Идем, — говорит Сергей и отступает от двери, чтобы я могла пройти. Ответом ему служит средний палец. Вздохнув, Разумовский подходит и цепляет меня за локоть, заставляет следовать за ним. Едва мы минуем лестницу и выходим в коридор, я пытаюсь вырваться, но Сергей только крепче сжимает мою руку. — Перестань, — устало просит он. — Это бесполезно. Я сильнее тебя. — О, я помню, не волнуйся, — ядовито сообщаю, дернувшись уже из принципа. Разумовский молча идет вперед. Я, плюнув на бесполезные трепыхания, осматриваюсь, пытаюсь запомнить путь. В особняке царит запустение, тут явно давно никто не жил. Интересно, дом ему принадлежит? Или чужим людям, и он просто вломился сюда со своим дружком? Или вообще убил хозяев? Мы поднимаемся на второй этаж, проходим чуть дальше по коридору и останавливаемся возле обычной белой двери. Разумовский толкает ее, а я застываю, не в силах сдвинуть ноги. Что там? Здесь он меня убьет? Или будет пытать? Или… За дверью оказывается обычная, современно обставленная спальня. Светлая, в противовес остальному дому, не пыльная, здесь недавно убирались. Разумовский подталкивает меня вперед, сам преграждает путь к двери. Я обвожу взглядом комнату. Возле двуспальной застеленной кровати стоит мой чемодан. Поворачиваюсь к Разумовскому. Тот цепляет мои руки за цепочку и расстегивает сначала один железный обруч, потом второй, убирает наручники в карман. И тут же получает звонкую пощечину. Один раз я уже попала ему по лицу, второй вряд ли сильно усугубит мое положение. — Обустраивайся, — говорит он, потерев щеку. — Олег чуть позже принесет тебе поесть, а после мы поговорим. — Что? — удивленно переспрашиваю, качая головой. — Ты… Да иди ты взадницу! Я не буду с тобой разговаривать! Просто выпусти меня и… — Окна здесь из укрепленного стекла, разбить не получится. Пересмотри вещи, потом скажешь, чего не хватает. Я куплю. — Ты глухой? Я не останусь здесь! Как ты вообще нашел меня? И зачем вернулся? Я думала, ты мертв, я бы никому не рассказала о тебе! — Я просто хочу все объяснить, Ася, — отвечает Разумовский и отступает обратно в коридор. — Ты поймешь, я обещаю. И резко закрывает дверь. Слышится щелчок замка, а я тупо смотрю на нее. Тряхнув головой, дергаю за ручку. Мудак опять меня запер! Что в башке у этого шизика происходит?! И зачем ему нужна я? Что он там объяснять собрался? «Прости, я что-то палку тогда перегнул»? Нет уж, надо выбираться. Я обхожу спальню, проверяю еще одну дверь, где оказывается просторная ванная. Вход туда только один. Вернувшись в комнату, останавливаюсь перед окном. Блефовал? Оглянувшись, беру стул и со всей силы швыряю его в стекло. Ни единой трещинки. Гадство. Ладно. Я пытаюсь отломать у стула металлическую ножку, но не получается. Зарычав от раздражения, беру его целиком, разворачиваю и пытаюсь разбить стекло так. Выдыхаюсь быстро. Поехали дальше. Немного передохнув, хватаю стул и иду с ним в ванную.Там тоже есть большое окно, пробую разбить и его. Ничего. Гадство. Осматриваюсь. Зеркало. Зеркало! Снова в дело идет стул, на сей раз удачно. Я подбираю из раковины два подходящих осколка. Один прячу под подушку. Немного подумав, достаю и сую под матрас. Второй держу двумя пальцами, чтобы не порезаться. В крайнем случае, если не выйдет с нападением, вскрою себе вены. Последний вариант мне сейчас не очень нравится, адреналин неплохо так повышает желание жить. Но если не останется выбора… Лучше так, чем принимать участие в его очередной игре. Дальше я обшариваю шкафы и тумбочки, проверяю чемодан. Возле него меня и застает Олег, притащившийся в подносом. Пластиковым. На нем вода в бутылке и едва на одноразовым тарелках. Вилок нет, только ложка. Волков чудом уворачивается от банки с кремом для лица. — Извини, сегодня я на косметические процедуры не настроен, — бормочет он и идет к столику у окна, ставит на него поднос. Развернувшись, ловит флакон с пенкой для умывания. Ставит ее туда же. — У меня рефлексы лучше, Ась. Волков направляется в ванную, возвращается мрачный. — Где еще осколки? — спрашивает он. Я достаю один из чемодана, прижимаю к себе. Олег качает головой. — Ты так только порежешься. Отдай. — Отпусти меня, — прошу я. — Тебе-то это все зачем? Ты же видишь, что он не в себе, это… — Сейчас как раз в себе, — говорит Волков и подходит, протягивает руку. — Давай сюда. Я медлю, потом все-таки протягиваю ему осколок. — Не порезалась? — Тебе ли не насрать? — горько спрашиваю, захлопнув крышку чемодана. — Нет, мне не насрать. Ася, про шрамы… — Заткнись, — отрезаю я и отворачиваюсь. — Не буду говорить ни с кем из вас. Волков не спорит, молча уходит. Я встаю, забираю со стола воду. Поесть бы надо, да и выглядит все нормально, даже вкусно, но… А вдруг подсыпали что-то? Яд? Наркотик? Что-то, что сделает меня тупой и покладистой? Нет уж. Я внимательно осматриваю бутылку со всех сторон, ищу проколы в крышке или в самом корпусе. Да вроде нет. В то, что Разумовский просто поговорить собрался, я не верю. Слишком много сложностей. Но что ему нужно? Я сажусь на кровать и жду, думаю, пытаюсь нащупать хоть какую-то ниточку, которая поможет составить план. В процессе меня прерывает Волков, который убирает осколки из ванной, а потом и само зеркало. Когда он уходит, я выжидаю минут десять, потом перекладываю сохранившийся осколок под подушку. Немного поразмыслив, встаю и сую его в задний карман джинсов, прикрываю футболкой. Вовремя, потому что Разумовский появляется довольно быстро. Зайдя, берет стул, который Олег вернул из ванной, садится напротив кровати. Я двигаюсь ближе к подушке. — Я хочу поговорить о том, что случилось в Венеции, — сообщает он. — А я нет. Ты слетел с катушек и пытался всех убить. Конец истории. — Не совсем. Но про слетел с катушек — правда. Он начинает объяснять про то, что после первого тюремного заключения у него началось расстройство личности, что появился в его голове злой двойник, который с каждым днем все больше захватывал власть над телом и сводил его с ума, заставлял делать все эти ужасные вещи со мной, а в конце окончательно подавил. Нет, Разумовский не снимает с себя ответственность, ему надо было заметить раньше, отправить меня домой, сделать что-то. Я смотрю на него все более и более ошарашенно. В конце концов, когда он доходит до момента, когда в замок ворвалась полиция, я прерываю его и уточняю: — Ты дурак? Ты действительно думаешь задурить мне голову этим дерьмом? — Ася, это правда. Я… — Ты — поехавший маньяк. И я не собираюсь просто сидеть и ждать, пока ты расправишься со мной. — Я говорю правду, — с нажимом повторяет Разумовский. — Дослушай, ты… — Нет! — Я обхожу его и качаю головой. — Нет. Я не хочу тебя слушать, не хочу во все это возвращаться. Просто отпусти меня домой, я не скажу никому. Я не для того имя меняла, чтобы снова оказаться в твоем деле. Разумовский встает, а я уже останавливаюсь возле двери, дергаю за ручку. Заперто. Сука рыжая, чтоб тебя. — Ася, я просто хочу… — Нет! — выкрикиваю я и бью ладонью по двери. — Я не буду слушать твои бредни, выпусти меня отсюда! Сергей подходит, и я пытаюсь ударить его бутылкой, которую все еще держу в руке, но он легко отбирает ее, швыряет в сторону. Я отталкиваю его, хочу зарядить коленом в пах, вот только он и это блокирует. И тогда, извернувшись, я достаю осколок. Ладонь режет сильная боль, а я замахиваюсь. Разумовский, ошарашенный увиденным, успевает перехватить мою руку и прижать ее к двери. — Не дергайся, — шипит он, опять получив свободной ладонью по лицу. — У тебя кровь уже идет, Ася! — И пусть! Какая разница?! Не делай вид, что это не именно то, чего ты хотел! Он не реагирует на попытки ударить его, свободной рукой осторожно достает у меня из пальцев осколок. Мне уже настолько больно, что я не сопротивляюсь. — Не делай этого, — просит он, швырнув осколок на пол. — Можешь пытаться навредить мне, но не себе, пожалуйста. — Да пошел ты на хрен, Разумовский! Ты мне и так жизнь искалечил, тело, меня, все! Все, что было! Оставь меня в покое! Сергей заставляет отойти от двери, отталкивает подальше и, быстро подобрав осколок, уходит. Напоследок обещает прислать Олега, чтобы обработал руку. Я сажусь на пол, обхватываю себя руками. Это кошмар, это какой-то кромешный ад! Теперь он решил притвориться, что все в Венеции творил не он! Серьезно?! Ублюдок серьезно ждет, что я поверю?! — Тварь, — выдыхаю, завалившись на пол. — Какая же ты тварь, Разумовский… *** Все повторяется и на следующие день, и дальше. Разумовский пытается завести свою песню про раздвоение личности, Волков делает вид, что ничего не происходит. Телефон мне никто не дает, ноутбук и подавно. Спасибо, что Олег хотя бы книги приносит. От них же его друг потом уворачивается, когда притаскивается поговорить. Я его игнорирую. Зажимаю уши, кричу, пою, что угодно, лишь бы не слышать насквозь пропитанные ложью слова. На четвертый день этой вакханалии я понимаю, что убивать меня как-то не торопятся. И решаю подкинуть поводов. Начинаю с мебели. Оказывается, тумбочки ломаются очень хорошо и весело, точно так же, как безвкусная картина на стене, спинка кровати, стол. Выживает только стул, потому что металлический. Но сиденье я оторвать успеваю, после чего в комнату вбегает Волков. А я пытаюсь выбежать. Без особого успеха, Олег ловит меня и затаскивает обратно, запирает дверь, оставшись внутри. Оглядев беспорядок, интересуется, на кой ляд. Я пожимаю плечами. Наемник, вздохнув, начинает собирать поломанную мебель. Утро следующего дня привозят новую. Только кровать остается с поломанной спинкой. Ее Олег чинит. Меня на это время выводят в соседнюю комнату, где со мной пытается поговорить Разумовский. По обстановке я понимаю, что это его спальня, либо тут был другой любитель фиолетового и леопардов. Ага. Зря он так. Ночью я развлекаюсь тем, что громко кричу возле стены и бью по неййй стулом. Утром стул забирают. К вечеру я решаю эту проблему, выломав дверцу у шкафа. В процессе чуть не убиваюсь сама. Теперь по стене я колочу ею, продолжая орать и петь. Утром Олег забирает дверцу и снимает вторую. Я выламываю полки, заваливаю шкаф, опять порчу тумбочки. Полками кидаюсь в Разумовского, который пытается зайти поговорить. Заодно проклинаю мудака на все лады. Из мебели на следующий день остается только кровать. Не вопрос. Я потрошу подушки, кое-как разорвав их, скидываю матрас и прыгаю на голых досках, пока те не ломаются. Волков ругается сквозь зубы и приносит надувной матрас, застилает его. Остатки кровати убирает. Я перемещаюсь в ванную. Здесь только душевая кабина, но и это не проблема. Я сдергиваю с матраса простынь, рву ее и закрываю сток. Включаю воду. Этого мало, и я начинаю расшатывать раковину. Немного отдышавшись, берусь за смеситель в душевой. С ним получается лучше, я выдираю его, и вода теперь хлещет во все стороны. То же самое делаю со смесителем в раковине, когда в комнату заваливаются Разумовский и Волков. Сергей оттаскивает меня от раковины, я опять брыкаюсь, дерусь и кусаюсь. Все жду, когда же мне прилетит по лицу или еще куда, но Разумовский утаскивает меня в свою комнату. Опять зря. Доведенная до предела, я швыряюсь в него его же вещами и кричу, не слушая никаких объяснений. В ход идет все, что лежит на тумбочках, вазы, лампы, книги, будильник, стул. Потом я подскакиваю к окну, дергаю на себя створку. Открыта! Разумовский оттаскивает меня от окна, обхватив за талию. Окончательно психанув, тащит к кровати и пристегивает наручниками к столбу, который держит фиолетовый, мать его, балдахин. Я сопротивляюсь, но одолеть его мне не по силам. Пнуть в живот все равно удается. Зашипев, Сергей отходит на несколько шагов назад. — Ну и что дальше? — спрашиваю, дерая руками в надежде вырвать столб. — Убьешь здесь? Или заставишь переспать с тобой? — Я никогда тебя не заставлял, — устало шепчет Сергей. — Ты… — Я никогда тебя не заставлял! — кричит он, сделав ударение на первое слово. — Твою мать, Ася, я любил тебя! Я люблю тебя! — Шикарная любовь, — усмехаюсь, дернув руками. — Я ее отлично прочувствовала. Все восемнадцать раз. — Ася… — Я не желаю слушать про злобную личность! Если это все, то либо отпусти меня, либо убей уже! — Я не стану тебя убивать, — вздыхает он и садится на кровать, закрывает лицо руками. На попытку пнуть его пяткой в бедро не реагирует. — Я просто… Не могу отпустить тебя. Пойми… — Не пойму, — обрываю его, и дальше мы молчим. Спустя час меня уводят в другую комнату. Там только кровать и все, никакой другой мебели. Мой чемодан здесь же, дверь в ванную распахнута. — Не топи спальню, а? — просит Волков. — Лучше не станет. — Иди в зад, — огрызаюсь я. — Иду. Может, хочешь съесть что-то конкретное? Я сделаю. — Отвали. — Ася, тебе нужно нормально есть. Того, что ты клюешь, недостаточно. Ты так скоро с кровати не встанешь. Давай, скажи. Что угодно. Я сажусь на кроват и отворачиваюсь, сложив руки на груди. Олег идет к двери. — Волков, — зову я. — Вишневый пирог хочу. — Не вопрос, — кивает он. *** На следующий день выясняется, что я капитально охрипла. Еще бы, столько орать. Олег приносит горячий чай в одноразовом стаканчике и в таком же мед, а также три куска вишневого пирога. Я, если честно, не думала, что он его и правда сделает. Запах любимой выпечки отбивает все желание козлить, и я съедаю два, запивая чаем. Волков сидит рядом, напоминает про мед. — У тебя-то с голосом что? — спрашиваю, не глядя на него. — Неудачная интубация. — Ясно. С тобой он что сделал? — Серый — ничего. Тот, другой… — Боже, Волков, ты реально веришь в то, что был другой? — Верю. Видел разницу. Ася… Я не знаю, не до конца понимаю, зачем он устроил все это сейчас. Но ты ему очень дорога. Он рванул к тебе сразу, как только узнал, что ты жива. Ага. Добить спешил. Я молчу, берусь за третий кусок пирога. Разумовский приходит вечером, ближе к ночи. Настороженно смотрит на книгу у меня руках. Выглядит… Немного не так. Пьян, что ли? Я медленно откладываю книгу, он следит за этим движением. Сто процентов выпил, вот прямо по движениям вижу. Немного, но было. Это как мышечная память. Нет, я помню не потому что он меня бил или обижал в таком состоянии. Совсем наоборот. Обычно все заканчивлось крайне жарко. — Опять будешь рассказывать про злую личность? — интересуюсь, разглядывая его. — Я просто хотел увдеть тебя, — тихо говорит он. — Зачем? — Подтвердить, что это не мои галлюцинации. Что ты действительно жива. Прости, я… — Он смотрит в потолок. — Знаю, что ничего уже не исправить. Прости, что я не могу отпустить тебя. Эти шрамы… Я никогда не смогу искупить их. И не важно, кто именно сделал это, вина все равно моя. Он смотрит на меня, качает головой и отворачивается, берется за ручку двери. — Не обращай внимания, ma petite. Я пойду. Боже. — Сережа, подожди, — прошу я, сев на середину кровати. Он замирает. — Ты… Побудь со мной, пожалуйста. — Конечно, Ася. Что ты хотела? — спрашивает Разумовский, не поворачиваясь. Я встаю и подхожу к нему, робко беру за руку. Он не сопротивляется, когда я отвожу его к кровати, послушно следует за мной и садится. Я пристраиваюсь рядом, забравшись на кровать с ногами. — Что-то случилось? — спрашивает Сергей, рассматривая меня. — Нет, я… Почему этот второй так со мной обошелся? — Ты могла все испортить. Он считал тебя нашей слабостью, но на самом деле, это касалось только его. — Разумовский зажмуривается и делает судорожный вздох. — Если бы он не подавил меня полностью, я бы ни за что не позволил ему… Клянусь, Ася, я… — Тише, тише, — прерываю его и сажусь ближе. Сергей завороженно смотрит на мою руку, что касается его плеча. — Тебе не нужно сейчас говорить об этом, если не хочешь… Я… Преодолев оставшееся расстояние, я обнимаю его, уткнувшись в плечо. Разумовский застывает подобно каменному изваянию. Мое собственное тело прошивает дрожь от такой близости. — Я тебе верю, Сереж, — шепчу, прижавшись к нему. Он вздрагивает и отстраняется, потрясенно смотрит на меня. — Веришь? — чуть слышно переспрашивает Сергей. И тогда я целую его, мягко касаюсь искусанных губ. Легкий запахалкоголя подтверждает догадки. Сергей сидит неподвижно несколько секунд, а потом пружина в нем будто разжимается, он обхватывает меня дрожащими ладонями, отвечает на поцелуй так отчаянно, будто это было его сасмое заветное желание. Разочарованно стонет, когда я отодвигаюсь, смотрит такими влюбленными глазами, что внутри все переворачивается от этого взгляда. Я губами очерчиваю линию его подбородка, целую одну щеку, потом другу, слизываю с нее соленую каплю. Он подается ко мне, дрожит в моих руках и тянется за еще одним поцелуем. Я отстраняюсь и двигаюсь назад, ложусь на подушки, протягиваю к нему руки, прошептав: — Иди ко мне. — Ты уверена? — спрашивает Сергей, подсев ближе. — Уверена. Я очень хочу, чтобы ты был рядом. Разумовский ложится рядом, и я снова вовлекаю его в поцелуй, чувственный и долгий. Выгибаюсь навстречу, когда он обнимает меня, гладит горячими руками мое тело. Разумовский спускается ниже, ласкает губами шею, а я зарываюсь пальцами в его волосы. — Я люблю тебя, — шепчет он, обжигая кожу, разомлевшую от его поцелуев, дыханием. — Я люблю тебя, Ася, я так безумно люблю тебя. Когда понял, что ты жива… — Знаю, мой хороший, — тихо отзываюсь я, касаясь губами рыжей макушки. — Все это время, когда думала, что ты мертв… Это была не жизнь. — Не уходи от меня, — надломленно просит он, вжимаясь в мое тело. — Не уходи, не бросай меня. Обещаю, я сделаю все, чтобы мы были вместе, обещаю, Ася. Разумовский забирается ладонью мне под футболку, скользит пальцами по ребрам, медленно поднимаясь к груди. Я дергаюсь от первого прикосновения, упираюсь ладонями в его плечи. — Нет, — выдыхаю, зажмурившись. — Я… Нет, Сережа, нет. Я не готова. Нет. — Прости, — говорит он и тут же убирает руку, поправляет футболку. — Прости, любимая, я просто соскучился. Я не трону тебя, пока не разршишь, клянусь. — Останься со мной, — произношу я, заметив, что Сергей собирается встатвать. — Пожалуйста, солнышко, не уходи. Он возвращается в мои объятия, нежно целует и доверчиво жмется лбом к плечу, пока я глажу его волосы и шепчу, как сильно скучала. Засыпает быстро. Я выжидаю еще примерно полчаса, потом осторожно выбираюсь из его объятий. Наверно, выпил все-таки не мало. Я сползаю с кровати, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, и босиком иду к двери. Которую нетрезвый Разумовский так удачно забыл запереть, оглушенный моим вмешательством. Я хорошо подгадала момент. Осторожно поворачиваю ручку и открываю дверь. Ни скрипа. Вот и хорошо. Оглянувшись и буедившись, что Разумовский спит, выхожу в коридор. Лестница почти рядом. Я бесшумно спускаюсь вниз, замирая от каждого шороха. Планировка у дома не самая сложная, поэтому выход нахожу быстро. На полке небрежно валяются разне связки ключей. Дурацкая, но такая нужная сеййчас привычка. Разумовский их вечно теряет, поэтому старается держать в одном месте. Я беру ключи от дома и от машины. Последних тут три, я беру от Вольво. На нем мы приехали сюда. Проверяю на дисплее возле двери сигнализацию, отключаю ее. Вроде получается. Открываю дверь и выхожу на крыльцо. Блин, обувь. Ладно, возвращаться за тапками я не собираюсь. Оглядевшись, иду дальше. Вольво стоит прямо перед крыльцом. Я, затаив дыхание, щелкаю пультом. Звякнув, сигнализация отключается, а я спешу сесть за руль. Быстро завожу машину и трогаюсь с места. Ворота гаража открываются кнопкой на брелке, так что это не проблема. Полминут, и я за пределами особняка. Поборов желание вдавить педаль газа в пол, еду вниз и только преодолев холм, ускоряюсь, насолько смелости хватает. Получилось.