Есть ли в небе лисы?

Ладно, про грядки я тоже пошутила. Посмотрела бы я, конечно, как Разумовский в джинсах и белой футболке там ковыряется, но даже во мне нет столько жестокости. Поэтому я с чистой совестью поручаю заботу о Сергее своему младшему брату, который смотрит на него как на божество, а сама отправляюсь с Полиной перепахивать мамины клумбы. Она в очередной раз решила обновить цветы, и мы не могли просто дать ей горбатиться самостоятельно. — Как? — только и спрашивает сестра, когда я подхожу к ней. — А мама разве не говорила? Она хочет, чтобы… — Ася. Как и зачем ты притащила сюда Разумовского? — Сам захотел, — говорю я, взявшись за тяпку. — Ролевые игры у нас. — Ты буквально на выставке спрашивала, кто это, — напоминает Полина. — И сегодня он уже здесь. — Любовь с первого… — Запнувшись, я кое-как проглатываю слово «гроб». — Взгляда. Слушай, я пока сама слабо понимаю, что между нами происходит. Сейчас он потусуется тут полдня и рванет обратно в город. На том все и закончится. Так, здесь, получается, все переполоть? Полина, видимо, решает не настаивать и переключается на клумбу, я тоже сосредотачиваюсь на работе. Никакой миллиардер в течение всего процесса мимо нас к воротам не пробегал, так что я делаю вывод, что Разумовский общество моего младшего брата-геймера пока выдерживает. Все-таки интересно, чего ради все эти ухищрения? Точно поспорил с кем-то. Закончив с клумбой, мы с Полиной оттаскиваем инвентарь в сарай, а после разбредаемся по ванным комнатам, она наверх, а я вниз. Нигде по дороге Разумовского не вижу. Может, через забор сиганул? Аж интересно. Вернув себе нормальный вид, я переодеваюсь в заранее приготовленные джинсы и футболку и выхожу во двор, отправляюсь искать гостя. Находится он с другой стороны дома, стоит рядом с папой, чем приводит меня священный ужас, а Леша топчется рядом. Подкравшись, слышу, как Сергей с отцом перетирают кости местной власти, глядя на поломанную теплицу. Брат шепотом сообщает, что ее восстановление они уж обсудили и внесли коррективы в проект, а также то, что папа нашел себе отличного собеседника, который ненавидит «несовершенную систему» так же сильно, как и он. — Папе бы поменьше кого-нибудь ненавидеть, у него сердце больное, — бормочу я. Разумовский оборачивается, расплывается в улыбке и подходит. — Ася, дорогая, — протягивает он, изящным движением приобняв меня за талию. — Мы тут заговорились. — Руку отгрызу, — ласково обещаю, но попыток отодвинуться не делаю. — Не осилишь, — улыбается Сергей еще шире. Я смотрю на довольного папу. Андрея, моего бывшего мужа, он терпеть не мог, как выяснилось потом, но усиленно делал вид, что все нормально. А этот его за пару часов очаровал. Что за магия? Колдун рыжий. — Мама просила всех собираться к столу, — сообщаю, решив пока не обращать внимания на руку Разумовского. — Сейчас будем ужинать. Пока папа что-то говорит Леше, я увожу Сергея на дорожку к дому. Деловито интересуюсь: — Водителя вызвал? — И огорчить твою чудесную маму? — притворно удивляется Разумовский. — Ни за что. Она меня ждет. — Она… что? — О, она подходила к нам, мы с ней обсудили ее ландшафтный дизайн. Светлана Владимировна очень хочет пообщаться со мной еще. Какого хрена? Ну просто какого хрена? Надо было отправить его грядки полоть. Посмотрела бы я, как бы он тогда запел. — Уговор в силе, — нараспев тянет Разумовский. — Тебя родители не учили, что лезть к незнакомым девушкам так нагло — невежливо? — Не успели, — пожимает он плечами. А я вспоминаю все, что прочитала о нем сегодня утром в интернете. Ох, как стыдно. — Извини, — бормочу, опустив голову. — Я это не для того, чтобы задеть, не подумай. Случайно, прости. — Ничего, ma petite, я мальчик взрослый, давно не придаю этому значения, — говорит Сергей, усмехнувшись. Оставив Разумовского во дворе, я отправляюсь в дом, чтобы взять посуду и помочь накрыть на стол. Идея притащить сюда Сергея уже не кажется такой уж удачной. Идти потом с ним на это пресловутое свидание будет совсем лишни. И для моей психики, и для карьеры. Я не хочу связываться с таким, как он, даже если это продлится дольше одной ночи, то закончится разбитым сердцем. А уж что будут писать про «новое увлечение Разумовского», подумать страшно. Оно может быть толчком, а может наоборот утащить меня вниз. Слишком большие риски. Слишком высока вероятность, что он мне понравится. Я не хочу, не готова опять во все это. Поначалу ужин портит только моя кислая мина, но постепенно и я втягиваюсь. Разумовский сидит рядом, и мы поневоле начинаем разговаривать друг с другом. Я и заметить не успеваю, как тоже ведусь на его чары, поддерживаю диалог и даже не морщусь уже от этого «ma petite». Меня тянет к нему будто магнитов, а когда он наклоняется, чтобы что-то прошептать мне на ухо, тело накрывает волной предвкушения и желанием услышать совсем другие слова и в другой обстановке. Я с ума схожу. К счастью, народ все-таки начинает потихоньку расходиться по комнатам. Я показываю Разумовскому, где в доме ванная, а сама отправляю помогать маме и Леше с посудой. Вопросов никто не задает, но я видела, как родители смотрят на Сергея. Он им понравился, мягко говоря. Я бы удивилась, случись иначе. Гаденыш просто околдовывает. Или мне так кажется. Выглянув из окна, вижу, что Разумовский сидит на ступеньках, ведущих к дому, и это даже выглядит холодно. Я выхожу на улицу, прихватив с собой из шкафа в коридоре плед. Обычно мы их используем, когда собираемся вечером у костра на специальной площадке, но и сейчас подойдет. Разумовский не оборачивается, когда я накидываю теплую ткань ему на плечи, только смотрит в сторону, на ступеньку, куда я сажусь после. — Давно не болел? — сердито интересуюсь, глядя на него. — Кто после душа вечером на улице сидит? У тебя ж даже волосы еще влажные. — Ты такая милая, когда злишься, — говорит Сергей, усмехнувшись. До глаз веселье не доходит. — Ты еще не видел, как я злюсь. Пойдем уже спать. — Не терпится затащить меня в кровать, ma petite? Разумовский встает и подает мне руку, я берусь за нее и тоже поднимаюсь на ноги. Сергей не отпускает, и так мы и идем в сторону пристройки. Я остаюсь на улице, достав из кармана электронку, Разумовский тоже не торопится заходить, рассматривает меня без какого-либо стеснения. И я на него смотрю. Не отвожу взгляда и тогда, когда он шагает ко мне вплотную, проводит пальцами по щеке, очерчивает линию подбородка. Большим касается нижней губы. Я продолжаю смотреть ему в глаза, не донеся электронку до рта. Сергей берет ее, смотрит надпись. Усмехнувшись, говорит: — Люблю виноград. Я тяну его за ворот к себе, и от того, как он меня целует, напрочь выбивает из головы здравый смысл. Меня давно так не целовали, меня никогда так не целовали, и уж точно я не ждала ничего подобного от почти незнакомого человека. Но вот спина оказывается прижата к стене пристройки, а Разумовский, медленно скользнув языком в мой рот, ловит первый стон, больше похожий на скулеж. Он отстраняется, лизнув нижнюю губу, ухмыляется и тихо говорит: — Вкусно. — Электронки оставляют только запах, — жалобно сообщаю, глядя на него, будто завороженная. — А я и не про нее. Все. Пусть. Жалеть буду утром. Я вслепую нашариваю дверную ручку и нажимаю, а потом затаскиваю Разумовского на веранду и в спальню. Думать больше не хочется, мыслей в рамках цензуры уже в голове нет. Сергей со мной явно согласен, потому что прижимает к себе и продолжает целовать. Плед с его плеч падает на пол, и мы переступаем через него на пути к кровати. Теплые ладони забираются мне под футболку, гладят по бокам и скользят на спину. Разумовский отстраняется и с ухмылкой позволяет мне уронить его на кровать, тянет руки, помогает забраться сверху. Это… странно. Нет, вид сногсшибательный, не спорю, я просто так давно не была ни с кем настолько близко. — Что такое, ma petite? — спрашивает Разумовский, удобно пристроив ладони на моих бедрах. — Уже передумала? Я касаюсь пальцами его напряженного живота, веду вверх, поднимая за собой футболку. Уточняю: — А ты? Он приподнимается и задирает вверх руки, чтобы я могла стянуть с него футболку. — Я готов ко всему, дорогая Ася, — мурлычет он мне на ухо, пока я именно это и делаю. — Даже если я сейчас прикую тебя наручниками к кровати и трахну по-всякому? — Люблю эксперименты, — шепчет он, опрокидывая меня на спину. — Где наручники? — Дома забыла. Придется по-старинке. — Ничего, запомни эту мысль. Разумовский вновь припадает к моим губам, пока я неторопливо исследую руками его тело, отличное, между прочим, тело. В форме он себя явно держит и тренировками не пренебрегает. Не выглядит качком, но под моими пальцами на его спине перекатываются сильные мышцы. Нереально крутое ощущение. Сергей спускается ниже, касается губами шеи, а потом прикусывает, а у меня окончательно сносит башню даже от такой ласки, хотя мы, по сути, ничего серьезного еще даже не делаем. Он отодвигается и садится, тянет за футболку. Я приподнимаюсь, давая ее снять, а заодно и от черного бюстгальтера избавиться. На мгновение становится не по себе немного, несмотря на то, что тут полумрак, ведь горит только бра на стене возле двери. А потом я опускаю взгляд, стоит ему лишь коснуться груди, вижу, как те самые длинные пальцы, на которые я так отчаянно пыталась не залипать, слегка сжимаются вокруг соска. Стеснение ветром сдувает. Разумовский не торопится, целует, ласкает, лижет, кусает, руки его не отрываются от моего тела, распаляя его все больше и больше. В джинсах тесно даже мне теперь, потому что хочется поскорее снять их с нас обоих. Но я не тороплюсь, я изголодалась по близости и очень хочу получить всего и побольше, не изображать, что тебе хорошо, а стонать чуть ли не в голос, потому что действительно получаешь удовольствие, растворяешься в нем и находишь себя заново. — Ты восхитительная, — шепчет Разумовский, пока его пальцы расстегивают пуговицу у меня на джинсах. — Я хотел тебя с того самого момента, как увидел. — Врешь, — выдыхаю я, не в силах сосредоточиться, ведь его рука уже забирается под белье. — Вовсе нет, ma petite, — продолжает он и довольно улыбается, когда я, застонав, подаюсь бедрами к нему. Целует истерзанную вниманием шею и двигает пальцами снова. — Вот так, ma petite, умница. Не сдерживайся, покажи, как тебе нравится. Я хотел затащить тебя в подсобку, развернуть к стене и трахнуть прямо там, зажимая тебе рот, чтобы нас не услышали. — Ты… Я задыхаюсь, на миг забыв, как складывать слова в предложения. Разумовский убирает руку, заставляя меня чуть ли не захныкать от пустоты, и стягивает джинсы и белье, нависает сверху. Пальцы его возвращаются на клитор, пока он глубоко и жадно целует меня, двигаются в такт языку, и я могу только шире раздвинуть ноги и обнимать его, представляя, что еще мы можем проделать сегодняшней ночью. Уже понятно, что это не будет скучный и быстрый секс, о чем я, признаться, думала недавно. Сергей сдвигается в сторону, чтобы было удобнее, его пальцы скользят дальше, замерев у входа. — Ты хоть представляешь, как часто на следующий день я думал о том, как ты будешь смотреться на коленях, — он входит одним и слизывает стон с моих губ, — передо мной и с моим членом во рту? Охренительно смотреться будет, да. Я хочу повернуться на бок и сесть, но он удерживает меня на месте, двинув пальцем глубже. — Я хочу все это попробовать, — шепчет он, опускаясь ниже. — С тобой. И много чего еще. Сергей смыкает губы вокруг соска, добавляет второй палец и продолжает трахать меня ими, пока я выгибаюсь под ним от удовольствия. Сильного, но недостаточного. Хорошо, что материалы на пристройку подбирала я сама, спальня родителей с другой стороны, и ничто не мешает мне сполна насладиться происходящим. И все же. — Тебе не хватает? — хрипло уточняет Разумовский, замедляя движения, на что я лишь киваю. — Недостаточная чувствительность. Толку скрывать? Я хочу тоже получить удовольствие, а если его не устраивает или не нравится так, то на этом и закончим. Сергей меняет угол, большим пальцем поглаживает клитор и довольно улыбается, получив отклик. — Потом попробуем довести тебя без пальцев, — шепчет он, поцеловав меня в шею. — Ничего, что так? Я не… — Сергей давит большим пальцем и плавно сползает вниз сам. — Я не обижусь, если не захочешь продолжать. — Что? — удивленно переспрашивает он, замерев даже. — Ну, лишние сложности и все такое. Если лень, то… Он теперь вновь нависает надо мной, медленно двигает во мне пальцами и хмуро интересуется: — Кто тебе такие мысли в голову вложил? — Никто. Сними джинсы, давай уже глянем, как будет твоя фантазия смотреться в реальности. — Позже, — говорит он и почти целомудренно целует меня. А потом опять сползает вниз. Блин. Вот как-то до этого не сильно волновало, что на теле есть изъяны. Да и затея мне кажется сомнительной. Я тянусь к нему, пытаюсь отстранить от себя, но получается так, что только пальцами в волосы зарываюсь. Не дергать же. Ладно, черт с ним. Многим это приятно, может, с другим мужчиной и мне будет. Как выяснилось, будет, и даже очень, более того «приятно» — не то слово. Сначала да, но после того, как его язык находит нужную точку и останавливается на ней, я спешу убрать руку от волос Сергея, опасаясь сжать слишком сильно. Вместо этого цепляюсь за простынь одной рукой, другой зажимаю себе рот, чтобы не получилось уж слишком громко. Удовольствие растекается по низу живота волнами, сначала медленными, а потом все больше набирающими интенивность. Разумовский продолжает двигать во мне пальцами, находит нужное место и внутри, чем только усиливает пожар в моем теле. Временно забыв и про стеснение, и про все остальное, я позволяю себе выстанывать его имя, а иногда и направлять. Сергей исполняет все сразу же, будто гонится именно за этим, за тем, чтобы я горела заживо от его действий и наслаждалась ими. — Нет, — шепчу, когда он ведет языком ниже, касается входа. — Я так ничего не… — Немного, — выдыхает он, заставляя в очередной раз вздрогнуть. Его язык толкается внутрь вместе с пальцами, и крышу уносит даже не столько от ощущений, сколько от самого факта. Сергей, как и говорил, не продолжает так долго, поднимается вверх, протяжно лижет, заставляя меня изогнуться. — Давай… — Я собираю остатки сознания, чтобы все-таки сказать что-то членораздельное. — Давай начнем? Потом… Потом можно использовать пальцы, чтобы закончить одновременно… — Лежи смирно, — командует Разумовский, не сдвинувшись. — Я и так сделаю, чтобы мы кончили вместе. Я… Да кто я такая, чтобы спорить? Слова все равно больше не складываются, потому что он продолжает, и я бросаю все попытки их как-то поймать. Вместо этого целиком и полностью отдаюсь ощущениям, и финал не заставляет себя ждать. Разумовский довольно мурчит, пока по телу прокатывается ток, дразнит языком, усиливая удовольствие. Останавливается только после моей просьбы, можно даже сказать мольбы, ведь мне уже становится слишком. Всего слишком. Сергей смотрит на меня, и мне, наверно, показалось в темноте, но вроде бы даже с восхищением каким-то. О том, что он хочет продолжения, недвусмысленно говорят его джинсы, когда я лезу их расстегивать. Ничего больше он мне сделать не дает, заставляет лечь обратно на спину, пока сам лезет в передний карман. Ну разумеется. Это я еще трепыхалась, он-то явно знал, чем закончится сегодняшний вечер. — Осторожнее сначала, — прошу я, не сводя с него взгляда. — Давно не было. То, как он неспешно раскатывает презерватив по члену, можно приравнять к искусству. Ну или я двинулась, тут одно из двух. Поневоле хочется включить больше света, чтобы рассмотреть лучше, но тогда и Разумовский меня увидит лучше. Нет уж. Глупо о таком думать после того, как он довел мое тело до такого состояния, но… Но. Я целую его, когда он опускается, вопреки своим же словам, нетерпеливо двигаю бедрами навстречу, стоит ему толкнуться в меня. Сергей входит глубже, тихо ругается, ткнувшись лбом мне в плечо. Да, согласна. Мягко говоря. Чувствовать его внутри, как он медленно двигается, растягивая меня под себя, — это что-то невероятное. Лучше становится только тогда, когда наши тела соединяются. Разумовский целует меня, а после выходит и подается вперед снова, постепенно наращивает темп. Я цепляюсь за него, стараюсь не царапать плечи, но отпускаю себя, когда он шепчет: — Давай ногтями. Я не против. Ну же, ma petite, покажи, насколько тебе хорошо. Он толкается резче, выпрямляется на согнутых руках и меняет темп, делает его быстрее и глубже. Я не сдерживаюсь, только стараюсь быть не очень громкой на всякий случай. Сергей выпрямляется, садится между моих ног, и теперь получается совсем другой угол, приносящий не меньшее сумасшествие. Особенно хорошо становится, когда он касается пальцами клитора, двигает ими в такт толчкам. Мне уже предельно все равно, как я буду чувствовать себя утром, я хочу получить от этой ночи все возможное. Разумовский выходит, тянет меня за руки, заставляя сесть. — Повернись-ка, — командует, коротко поцеловав. Я, будто заколдованная, слушаюсь без возражений, разворачиваюсь к нему спиной. Сергей давит на нее, и я послушно опускаюсь на локти, прогибаююсь, когда его ладонь останавливается у меня между лопаток. Вскрикнув от первого толчка, цепляюсь за простынь. Сейчас все чувствуется острее. Разумовский не спешит, гладит по спине, постепенно переходя на ягодицы. Ускоряется, и вот уже вбивается максимально глубоко, поощряемый моими стонами. Я же просто теряюсь во всем этом, мне одновременно хорошо и недостаточно, хочется большего, но так получить оргазм не получится. И Сергей, зная это, продолжает трахать так, оттягивая момент. Периодически наклоняется, чтобы ласкать пальцами, но стоит мне потянуться самой, как тут же резко приказывает: — Нет. И я слушаюсь, чего обычно за мной не наблюдается. Да и не разговаривал никто со мной в постели так. Я безропотно встаю на колени, что делает угол максимально возможным, еще немного, и будет больно. Но сейчас просто крышу сносит. Сергей прижимает меня спиной к своей груди, двигается внутри и скользит пальцами по животу вниз, останавливается на клиторе. Хватает всего несколько движений, чтобы удовольствие накрыло тело окончательно, и Разумовский не отвлекает, не меняет позу до тех пор, пока я не перестаю дрожать в его руках. Только потом опускает обратно на кровать и в несколько сильных и быстрых толчков догоняет меня, стонет так восхитительно и сладко, прижимаясь к моей спине. Утром я буду очень жалеть. Но до утра еще далеко, и я позволяю себе расслабиться и насладиться поцелуями между лопаток. Разумовский выходит из меня, разворачивает к себе и приникает к губам. Да черт с ним, с утром. Я обнимаю его, зарываюсь пальцами во влажные волосы и полностью отдаюсь моменту.