Есть ли в небе лисы?

Не знаю, что начальник охраны Разумовского сделал с Андреем, но это сработало, и он больше не пытается меня никак доставать, даже по поводу того, что я подала заявление. Возможно, придется идти через суд, если муж не согласится с условиями, и тогда это будет совсем плохо. Я все-таки запланировала уехать с Димой и Сашей, и у меня не будет времени на заседания. Об этих намерениях пока никто не знает, кроме старшего брата и его друга, и я представляю, что начнется, когда озвучу и про развод, и про отъезд. Папа уж точно будет громче всех возмущаться безалаберной дочерью, которая в итоге и брак-то не сохранила, несмотря на то, что Андрей ему никогда не нравился, мне кажется. Появляется подлая мыслишка сначала улететь, а потом сообщить. Дима и Саша отложили свои планы на неделю, чтобы дать мне возможность решить все свои дела, а заодно подумать, стоит ли вообще убегать. А это именно бегство. Вдвойне противно, что я, будучи взрослой и самодостаточной женщиной, предпочитаю драпануть от проблем, как трусливый заяц, а не разруливать их. Славик будет орать, будто его пчела в задницу ужалила, а не художница улетела во Вьетнам. Особенно в свете проектов, которые предлагает Разумовский. Мне кажется, еще чуть-чуть, и он попросит перестроить всю его громадную башню. Что касается спальни и гостевой, я, может быть, и успела бы их сделать, хотя бы первично, чтобы потом иметь возможность завершить все удаленно. Может быть. Если бы вторая встреча с Разумовским относительно этих проектов не превращалась в дружескую посиделку в кафешке, сдобренную разговорами обо всем и ни о чем. Нет, не Сергей забалтывает меня и сбивает с толку, я сама охотно отвлекаюсь, а он и не против. С ним… хорошо. Интересно, спокойно, весело. Но обсудить проекты все-таки нужно, и сегодня я собираюсь к нему с четкой целью. Нога почти не болит, и я надеваю кроссовки, даже не поморщившись. Очень кстати, потому что скоро очередная светская вечеринка, и Славик хочет, чтобы я там была. Сама я не очень хочу выходить в люди, но кого это волнует? Перед отъездом нужно ублажить своего агента по максимуму. Очень скоро он будет меня проклинать. Накинув куртку, я спускаюсь вниз, где меня ждет машина, которую прислал Разумовский. После того, как Сергей узнал про мою ногу, он теперь настаивает на том, чтобы я не садилась за руль сама, пока все не заживет. Вообще, Сергея странноватый. Сказал звонить ему в любое время, даже если надо скататься в соседний магазин. Это несколько… подозрительная доброта. Я ею, само собой, не пользуюсь, только тогда, когда нужно поехать к Разумовскому на встречу. Постоянно дергать чужого водителя мне совесть не позволяет. А если Сергей в этот момент будет ехать по делам? Он что, все бросит и потащится исполнять мои хотелки? Нет, спасибо. Во-первых, вряд ли, во-вторых, мне будет крайне стыдно, если он вдруг действительно так сделает. Если уж на то пошло, то все в Сергее кажется странным. Он слишком внимателен, слишком заботлив, слишком добр и обходителен, и все это, напомню, по отношению к почти незнакомой девушке. И я бы заподозрила неладное, если бы позавчера не пообщалась с одним из отделов Vmeste. Конференц-зал, которым тоже просит занять Разумовский, находится на их этаже, и пока Сергей бегал к разработчикам, у которых что-то сильно громко полетело, я решила чуть-чуть побродить и завязала разговор с двумя девушками, которые выбирали напитки в автоматах в коридоре. Так вот они от своего шефа в восторге, как и большинство сотрудников, и пели ему дифирамбы вплоть до его возвращения. А я всего лишь спросила, как им работается в такой громадной компании. Собственно, взгляды и улыбки в сторону Сергея тоже были весьма многозначительны. Аж интересно, сколько служебных романов у него уже было. И сколько иголок вопьется в мою куклу вуду после того, как Разумовский у них на глазах в очередной раз предложил мне взять его под руку. Очень надеюсь, что моя хромота заметна, и это избавит меня хотя бы от пары лишних игл. Иными словами, я в замешательстве. Разумовский слишком хорош, и тут должен быть подвох. Я сажусь в машину и пристраиваю рядом на сиденье новые альбомы с разными образцами, которые хочу дополнительно показать Сергею. Вчера я оставила у него в офисе почти все свои подборки, чтобы не тащить с собой, отлично зная, что вернусь сегодня. И вот утром нашла еще кое-какие цвета, которые могут ему понравится. Было бы здорово, если бы в своих пожелания относительно спальни он высказал что-то, кроме «что-нибудь интересное». Обычно мне выставляют более четкие рамки. Тащить все добро самостоятельно мне водитель не дает и, выскочив из машины, забирает у меня пакеты. Вместе мы заходим в здание компании и направляемся к лифту под заинтересованными взглядами администраторов и охраны, а также редких посетителей. Сергей уже ждет в офисе и встречает меня улыбкой. Встав из-за стола, он забирает у водителя мою поклажу, благодарит его и отпускает, протягивает мне руку. Жест, ставший привычным за последние дни. Я вкладываю свою ладонь в его, и это не особо похоже на стандартное приветствие, люди не так жмут друг другу руки при встрече. Уж точно не настолько нежно. Пока Разумовский переносит другие папки с образцами на свой рабочий стол, я раскладываю там новые. Марго выводит на экран несколько фотографий спальни, а я открываю ноутбук, который тоже вчера оставила у Сергея. Только потом подумала, что бросать такую личную вещь у малознакомого человека — так себе идея. Пусть внутри и зреет ощущение, что я Сергея знаю уже лет сто, это не отменяет того факта, что мы познакомились всего пару недель назад. Впрочем, я не думаю, что он рылся в моем ноутбуке. — Давай рассмотрим новые образцы, — предлагаю, указывая на них. — Возможно, эти цвета тебе больше понравятся. Я их раньше не учитывала, теперь думаю, что зря. Пусть у нас только схема нового интерьера, но лучше определиться со всем сейчас. Чтобы я могла потом работать удаленно. — Ты не передумала лететь? — спрашивает Разумовский, скользя взглядом по образцам. — Меня ничего не держит, — признаюсь я, пожав плечами. — Честно? Хочется свалить отсюда как можно дальше и подождать, пока все утрясется. — Я понимаю, — кивает Сергей. Он двигает к себе ближе соседний каталог. — Но вряд ли оно утрясется само, Ася. — Знаю. Вот эти еще глянь. — Я подаю ему новую выборку и тихо добавляю: — Я просто устала и хочу, чтобы никто меня не трогал. Не обращай внимания. Как тебе этот цвет? Его можно сделать основным, он мягче, чем те, что мы отобрали изначально. — А тебе какой нравится? — Мне все-таки больше импонирует этот. — Я тыкаю пальцем в один из предыдущих цветов. — Он одновременно насыщенный и довольно мягкий, и под него можно подобрать очень классную мебель. Вот смотри, если взять его, добавить такой пол, а потом еще вот… Так, да, вот этот материал для мебели. Получится очень здорово. — Сочетание красивое, — помедлив, соглашается Сергей. — Но мне больше нравится этот пол. Я прикладываю к подборке другой образец и киваю. — Да, такой тоже будет отлично смотреться. Давай еще раз пройдемся по заданию, чтобы я точно могла рассчитать материалы. Мы перемещаемся на диван, где я в своем блокноте сверяю все пожелания Разумовского и добавляю пару новых. Спустя какое-то время приходится перетащить все мои образцы на журнальный столик, потому что у меня появляются сомнения насчет того, не будет ли основной цвет скрадывать пространство. Заодно переходим на гостевую спальню, после чего я показываю Сергею каталог аксессуаров для дома в магазине, которым чаще всего пользуюсь в таких вопросах. В итоге все это затягивается до самого обеда, про который мы вспоминаем только благодаря бдительной Марго. Разумовский, неловко улыбаясь, предлагает спуститься в кофейню напротив, и я соглашаюсь. На сей раз совесть даже голову не поднимает, хотя в предыдущие разы бунтовала, крича о том, что Андрей будет недоволен. Сейчас я думаю о том, что пусть он высказывает свое недовольство Маше, и мне даже почти не хочется забиться в угол и выть. Почти. Потому что это все еще обидно и больно, все еще разрывает от мысли, что вот так вот мой брак и закончится, потому что я не смогла вовремя увидеть и остановить его. Не угодила, не изменилась, не была как Маша. Зациклилась на себе и своей карьере. Эти мысли перемежаются со злостью, которая твердит, что нет моей вины в том, что Андрей завел роман с другой, ничто не мешало ему сначала расстаться по-человечески, а потом уже «солнцу» написывать. Ничто не мешало ему не душить меня. От всего этого мне кажется, что я вот-вот сойду с ума, потому что вина, злость, обида и тоска сменяют друг друга в день по сотне раз, а иногда остаются будто вместе, и тогда остается только скулить по одеялом. На диване, потому что я не могу больше спать в своей кровати. Постоянно думаю о том, что Андрей мог ведь и там… Сейчас новая мне без надобности, раз уж я все равно уезжаю, поэтому позавчера я заказала надувной матрас, двуспальный. Сегодня заберу и буду счастливо спать в студии. Может быть, даже без рыданий в подушку. Это не точно. — Все в порядке? — уточняет Разумовский. Я поднимаю взгляд от меню, в которое, должно быть, пялюсь уже достаточно долго, а оно и близко не настолько большое. Кивнув, улыбаюсь: — Задумалась, извини. Многое предстоит сделать перед отъездом. Разумовский опускает голову, уткнувшись в свое меню. — Понимаю. Скажи, если я могу чем-то помочь. — Ты и так уже заработал статус самого чудесного клиента, с которым мне довелось работать. Выше должности уже просто нет. И это чистая правда. Не про должность, конечно. Дело не в том, что у Сергея мало запросов или капризов, их, на самом деле, предостаточно, просто они завуалированы во что-то мягкое и теплое, и так и хочется сделать все так, чтобы ему точно понравилось. Он не требует, не возмущается, не переходит грани разумного, спокойно и четко объясняет свою позицию. Было бы неплохо, если бы Сергей так же четко представлял, что именно хочет от этих комнат, но совершенства не бывает. И все же он к нему максимально близок. Если бы мы встретились раньше, и у нас было бы больше времени, я бы с радостью предложила после этих проектов остаться друзьями и иногда видеться, обедать, разговаривать, смотреть кино. Да, и именно за такое поведение Андрей меня и ругал. Я, наверно, и правда слишком тянусь к людям, могу с легкостью поладить даже с его недругами. Собственно, разок уже было, и Андрей долго выговаривал мне за то, что я, оказывается, «скорешилась» с его конкурентом на работе. А мы просто обсудили, как раньше делали фотографии. Видимо, еще один пункт в копилку не самой лучшей жены. — Ты упоминала, что придешь на банкет, который устраивает Селиванов, — произносит Сергей, постукивая пальцем по столу. — Я тоже там буду. — Да? Ты же вроде говорил, что не пойдешь, потому что не любишь подобное. — PR-отдел настаивает, — бормочет Разумовский. — Я не в восторге, но нужно иногда выходить в свет. Так что… Я могу заехать за тобой. Мы прерываемся на то, чтобы сделать заказ, и после того, как официантка отходит, я возражаю: — Если мы приедем вместе, то это может серьезно навредить твоей репутации. И все усилия PR-отдела полетят к черту. — Почему? — удивленно спрашивает Сергей. — Ты явишься на мероприятие с замужней женщиной, — напоминаю, глядя на то, как он нервными движениями складывает салфетку. Надо научить его делать журавлика. — И мы не будем каждому фотографу тыкать в нос заявлением о расторжении брака. — Да, конечно, ты права, — скороговоркой выдает Разумовский, вздохнув. — Извини. — Но это не мешает нам найти друг друга в зале, — говорю я, улыбнувшись. — Ты уже выбрал картину для спальни? Я скинула тебе утром все фотки, которые есть. — Я… Пока не знаю, — признается Сергей. — Немного сложно выбрать, хочется повесить сразу все. — Это картинная галерея, получается. Может, дело в фотках? Мне кажется, по ним не так хорошо получается выбирать. Слушай, а приезжай завтра ко мне? Я покажу студию, большинство картин из тех, что тебе прислала, сейчас там. Посмотришь вживую, может, поможет. Разумовский, который уже некоторое время сидит тихо и даже салфетку не терроризирует, медленно кивает. Мы снова прерываемся, потому что официантка приносит кофе, и, поблагодарив ее, я уточняю у Сергея: — Так как тебе идея? — Да, я… Да, было бы здорово, — говорит он, взявшись за чашку. — Если это не доставит тебе лишних хлопот. — У меня полно чая, и ты можешь рассматривать картины столько, сколько захочешь. Это меньшее, что я могу сделать для тебя за старания твоего начальника охраны. Олег ведь, да? — Да, — улыбается Сергей, размешивая сахар в чашке. — Мой лучший друг по совместительству. Я рад, что он смог тебе помочь. — Я бы хотела поблагодарить его лично. Или хотя бы через тебя. Он любит печенье? У меня получается отличное бисквитное. Я сделаю для вас обоих, если ты не против. Слушай, я же тебе ту книгу так и не привезла. Заодно отдам, мне во Вьетнаме она вряд ли пригодится. Улыбка Разумовского, дрогнув, все-таки остается на месте, и он соглашается. Видимо, и так книгу нашел, просто думает, что обидит меня этим. Я перевожу тему на более нейтральную и даже отмечаю про себя, что буду немного скучать по таким посиделкам с ним, пусть это фактически продолжение рабочего визита. И все же я благодарна тому, что он дал мне свои проекты. Без них я бы, наверно, все сразу бросила и укатила с Димой и Сашей во Вьетнам без малейшей подготовки. Славик бы орал в трубку в три раза сильнее. *** Следующим утром я просыпаюсь в немного приподнятом настроении, и его даже не портит шея, которая явно не оценила смену удобной кровати на надувной матрас. Разумовский приедет ближе к вечеру, а значит, у меня есть время на неторопливое спокойное утро, и печенье успею испечь, как и обещала. А пока я принимаю душ, завариваю себе чай и устраиваюсь с книгой на матрасе, прикрыв ноги теплым пледом. Вокруг тишина, ведь окна студии выходят не на детскую площадку, никто не шумит, не торопит (если не считать сообщений от Славика), не пытается обвинить в лентяйстве. Красота. И тоска, потому что это тихое утро стоило очень дорого. В несколько подпорченном настроении я рассеянно листаю книгу, пытаясь найти главу, на которой закончила в прошлый раз, ибо закладка куда-то делась. Не так уж дорого, чего я тут разнылась. Любовь живет три года, наша и того меньше продержалась, если взглянуть трезво и убрать все мои попытки убедить себя, что брак — это навсегда, поэтому выкручивайся, подстраивайся. Я нахожу нужную главу и углубляюсь в чтение, но каждый абзац приходит повторять по два, а то и по три раза. Спокойное утро уже таковым не выглядит. Если я не любила Андрея, то почему мне так паршиво? Из-за обиды? Или из-за того, что он на меня кинулся? Я запуталась и малодушно хочу сбежать от всего. Авось само разгребется, пока я буду на пляже глушить «маргариту». Или я утоплюсь при попытке заняться серфингом. Даже не специально. Осилив три главы в нервозности и четвертую уже в относительном покое, я допиваю остатки холодного чая и отправляюсь на кухню, чтобы заняться печеньем. Это немного отвлекает, потому что я тщательно слежу, чтобы все было по рецепту. Очень не хочется разочаровать Разумовского и его начальника охраны. Сергей хоть и говорит, что Олегу ничего не нужно, и это его работа, но я сомневаюсь, что в трудовом договоре у него прописаны разборки с оборзевшими неверными мужьями. Хоть немного совесть угомоню. Первая партия традиционно идет в мусорку, а вот все остальные получаются на ура и вовремя. Разумовский как раз звонит в домофон, и пока он поднимается по лестнице, я сгребаю часть печенья в вазочку и ставлю чайник. После чего как дурочка несусь открывать дверь. — Привет, — говорю я, не сдержав улыбки при виде преуспевающего миллиардера в толстовке, потертых джинсах и кедах. — Как сегодня пробки? — Стоят, — вздыхает Сергей и скидывает обувь. — Чай? Или кофе? Или ты ограничен во времени? — Нет, совсем нет, — отвечает Разумовский. — Я освободил день для… твоих картин и наших проектов. Кофе, если можно. — Можно, но тебе придется помочь мне с кофеваркой, — говорю я, провожая его на кухню. — У меня с ней сложные и очень нечастые отношения. Не против? О, вот и печенье, кстати. Оно вроде неплохое получилось, но если не понравится, ты сразу скажи, ладно? Я тогда магазинное достану. Мне далеко не всегда все эти дела с выпечкой удаются, извини. — Все хорошо, Ася, — мягко останавливает мои глупые попытки оправдаться Разумовский. — Я уверен, что у тебя все получилось. Пахнет очень вкусно. — Спасиб. Вот. Я ставлю рядом с ним на столешницу банку с молотым кофе и иду доставать молоко. Заметила, что он не пьет черный. Зачем вообще начала говорить про возможную неудачу? Сама же пробовала, все нормально вроде. Андрею мои попытки в кулинарию не нравились, но я и правда часто косячу. Сегодня вдвойне старалась просто. — Когда ты собираешься лететь? — тихо спрашивает Разумовский, установив чашку на подставку. — Сразу после вечеринки Селиванова. Заранее придется вещи собрать, и брат заберет меня. Заедем за багажом, а потом сразу в аэропорт. Не волнуйся, я максимально доведу проекты, чтобы потом можно было только правки удаленно вносить. Сергей кивает, сосредоточенно заливая в специальный стакан молоко. — Спасибо, что не отказываешься от меня из-за такой шаткой ситуации, — тихо говорю, взяв свою кружку. — Понимаю, что может показаться, будто я несерьезно отношусь к этой работе, но это совсем не так, я… — Ася, все в порядке, — прерывает Разумовский и смотрит на меня, чуть улыбается. — Я знаю, что ты профессионал, и все сделаешь прекрасно. Хорошо, что молоко взбивается громко, и это спасает меня от неловкости. Я делаю вид, что мне срочно нужно собрать заметки, разложенные на обеденном столе, а также сгрести в одну шеренгу старые кисточки. Когда Сергей заканчивает с кофемашиной, веду его в студию, где мы на ближайшей тумбочке ставим кружки и печенье. Я с некоторой тревогой наблюдаю за тем, как Разумовский осматривается. Что-то мне даже в голову не пришло навести тут хоть какой-то порядок. Нет, Дима с Сашей помогли убрать бедлам, который устроил Андрей, но в остальном все как обычно. Большой рабочий стол завален листами, красками, кисточками, фломастерами и прочими атрибутами, большая часть горизонтальных поверхностей пребывает в таком же состоянии. На полу пятна краски, и это не только из-за Андрея, но и моя неаккуратность, одна стена занята набросками, пришпиленными к ней канцелярскими кнопками, на подоконнике громоздятся статуэтки и небольшая ваза с засохшими цветами. У другой стены стоят готовые картины, друг за другом. Новый мольберт может похвастаться только пустым холстом. Я пыталась отвлечься живописью, но что-то как-то не идет процесс. Вообще. — Извини, здесь бардак, — бормочу я и обхожу застывшего Сергея. Глянув на него, понимаю, что его вряд ли удивило именно это. Он так завороженно осматривает студию, будто сейчас видит свою маленькую детскую мечту. Странное сравнение, ведь он мог бы сделать десяток таких в своей башне или по одной на каждый этаж. — Здесь очень здорово, Ася, — говорит он и медленно подходит к самому большому столу, осторожно касается пальцами карандаша. Взгляд его направлен на один из незаконченных набросков, который не нашел свое место на стене. А мой направлен на него, потому что… Потому что невозможно на него такого не смотреть, и пусть это ужасно с моей стороны по отношению к Андрею, но я позволяю себе вольность. По отношению к… Андрею? Внутри больно колет осознание. Ну да. Мне не перед кем больше чувствовать себя виноватой, хотя вот как раз сейчас бы и стоило. Всегда, когда он меня обвинял в неверности или в том, что заглядываюсь на кого-то другого, это были лишь его домыслы. Сейчас? Не совсем. Я действительно заглядываюсь, не как на модель или источник вдохновения, нет. Как на мужчину, красивого и интересного. И это отвратительно. Я ведь даже не развелась. А может?.. Нет, ничего не наладится, но все же. И после всего, что случилось… Какой вообще смысл? — Вот картины, — наконец говорю я и отхожу к дальней стене. — У Славика в офисе есть еще несколько, но мне кажется, что эти вам должны подойти. Если нет, то можем поехать к нему. Сергей идет ко мне, останавливается рядом, и мы вместе перебираем полотна, отставляем в сторону те, что нравятся ему больше всего. Попивая кофе, Разумовский некоторое время из рассматривает, затем выбирает две для спальни и гостевой и еще одну «куда-нибудь», потому что очень уж приглянулась. Я скептически смотрю на него, но молчу. Он же наверняка может себе позволить более впечатляющие работы, зачем ему скупать мои? Если бы я была слишком самонадеянной, то решила бы, что моем мастерство свело Разумовского с ума. Ну или что он решил так подкатить. Ни один, ни второй варианты не кажутся жизнеспособными, поэтому я отсылаю Славику фотографии выбранных картин. Продажами занимается он, я не лезу. Сергей ставит на тумбочку пустую кружку и не очень уверенно говорит, что ему пора, наверно, раз мы все решили. И, да, так было бы правильно. Но я зачем-то предлагаю: — Может, останешься подольше? Я могу провести тебе внеплановый урок живописи, только выбери, чем бы хотел рисовать. — Я… Я бы с радостью, Ася, но не хочу тебе докучать, — немного застенчиво отзывается Разумовский, а взгляд его приковывает стол. — Ты не докучаешь, — говорю, взяв с тумбочки пустые кружки. — У меня вечер свободный. Кстати, вон книга, которую я тебе обещала. На подоконнике, видишь? Так что? Сможешь задержаться? Разумовский поворачивается, смотрит на меня и так тепло улыбается, что мне хочется попросить его еще и позировать. Красивый. Кому-то точно повезет. — Смогу, — отвечает Сергей и берет у меня из рук кружки.