Есть ли в небе лисы?

Утро начинается не с кофе. Опять. Я встречаю курьера, расписываюсь, закрываю дверь и смотрю, что там в коробке. М, ясно. Разумовский хотя бы примерно представляет, в каком районе я живу? Он мне такими цацками буквально приговор подписывает. Глянув на часы, я кладу подарок на пуфик в коридоре и отправляюсь собираться. На сегодня у меня нет особых дел, нужно только заехать к Славику и обговорить предстоящие мероприятия, а потом я собиралась наведаться в один из парков, где тусуются уличные художники. Иногда это бывает интересно. Вот где-то между всем этим нужно втиснуть визит в башню Vmeste, чтобы вернуть Разумовскому колье. Пока собираюсь, включаю телек, чтобы не было так тихо в квартире, и попадаю на новости. Собираюсь переключить на музыкальный канал, но вижу кое-что знакомое. Ох, ничего себе. Похоже, Чумной Доктор снова взялся за старое. Держа в руках юбку, я присаживаюсь на диван. По крайней мере, на сей раз этот псих никого не убил, только… Что-что сделал? Подвесил на столб перед полицейским участком какого-то маньяка? Живым? А, так там опять трансляция еще была, где пользователи наблюдали, как этому маньяку зад надирали? Видимо, богачи-коррупционеры Чумного Доктора уже не привлекают. Я задумчиво смотрю на экран, где выводят список жертв повешенного. Да уж, вот это экземпляр. Я все-таки переключаю на музыкальный канал. Какая разница, за кем там этот псих в маске опять охотится? Одно то, что он снова появился в Питере, уже плохо. Надеюсь только, что обойдется без прошлогоднего погрома. И желательно без ареста Разумовского, потому что… Ну, просто потому что. Прихватив с собой утренний подарок, я спускаюсь к машине. Наконец-то решилась снова сесть за руль. Поддавшись порыву, машу рукой в камеру на парковке, чувствуя себя идиоткой. Судя по взгляду проходящего мимо соседа, правильно чувствую. Устроившись на водительском месте, раздумываю, как совместить все планы, и решаю сначала заехать в башню, а потом уже заняться остальным. Обходится почти без пробок, поэтому в исполинское каменно-стеклянное здание я захожу почти без дергающегося глаза. Ну, это пока. Глядя на то, как радостно мне улыбается девушка на ресепшене, будто родную увидела, понимаю, что нервный тик не за горами, ведь наверх все-таки придется подняться. В лифте придирчиво и зачем-то осматриваю себя в зеркале. Так. Джинсы светлые сидят нормально, свитер красный и широкий тоже, выглядывающая лямка черного топа вроде не кажется вульгарной. Я поправляю россыпь браслетов на запястье и пытаюсь понять, с чего вдруг меня резко стал волновать внешний вид спустя полгода откровенного пофигизма. Магнитные бури. И они усиливаются, когда я захожу в офис Разумовского. Сам он поднимается из-за стола, а я стараюсь не пялиться так откровенно, пока иду, а заодно хочу понять, что со мной не так. Понятно, что мужик красивый, но чего так сердце-то вдруг заходится? И джинсы эти черные, блин. Так и хочется попросить повернуться, чтобы весь набор оценить, так сказать. Фу, Ася, плохая Ася, не хватало только объективизацией заниматься. Я задерживаюсь взглядом на вырезе кофты, что на пару тонов светлее, и наконец смотрю в глаза. Ухмыляется, зараза. — Доброе утро, душа моя, — протягивает Разумовский и подходит ко мне. Я достаю из сумки футляр и сую ему в руки. Сережа хмурится. — Мне казалось, что мы решили этот вопрос, — говорит он. — Да, мы решили, что дадим друг другу шанс, а не продолжим заваливать меня подарками. Перестань, я серьезно. Разумовский небрежно кидает футляр на стол и протягивает мне руку. Я вкладываю в нее свою, позволяю притянуть себя чуть ближе. Губы поневоле растягиваются в улыбке, руша все попытки состроить сердитую гримасу, и я, оставив это все, легко целую его. Свободная Сережина ладонь осторожно обнимает меня за талию. Не совсем понимаю, почему он любым прикосновением боится сделать больно, но разобраться с этим решаю постепенно. — Ты приехала для того, чтобы вернуть ожерелье? — уточняет Разумовский, когда я отстраняюсь. — Или так не терпелось увидеть меня? — Вернуть ожерелье, — сообщаю, улыбнувшись. — И немножко второе. Но у меня есть еще дела, да и у тебя тоже, скорее всего, так что… — Я составлю тебе компанию. — Будет скучно, — честно предупреждаю я. — Да и ничего такого особенного, если так посмотреть. Мне нужно к агенту, а потом я хотела в парке погулять. — Меня устраивает, — говорит Разумовский. Я многозначительно смотрю на заваленный бумагами стол. Сережа пожимает плечами и добавляет: — Подождет. Идем, мышка. Он как-то странно морщится и оборачивается, мрачно смотрит в сторону барельефа. Всего мгновение, но очень странное. Может, вспомнил про еще одну кучу дел? — Точно? — на всякий случай спрашиваю я. — Конечно, душа моя. Идем. Все равно мне кажется, что я отрываю его от кучи дел. Ну не буду же я уговаривать взрослого состоявшегося программиста поработать? Философски решив, что каждый отвечает за свои дедлайны сам, отправляю Разумовского за курткой, ведь на улице не сильно тепло, а потом вместе с ним иду к лифту. Под настороженно-удивленными взглядами сотрудников на первом этаже мы двигаемся к выходу. Интересно, они так смотрят, потому что начальство не часто балует их сплетнями о своей личной жизни или примерно представляют, во что я лезу, в отличие от меня? — После агента я хотела погулять по парку трехсотлетия, там сегодня соберутся уличные художники, — сообщаю, пристегиваясь. — Кстати, если дойдем до пляжа, то откроется отличный вид на твою башню. Ее и так видно оттуда, но на пляже лучше всего. Придется, правда, сделать крюк, но Славик ждет меня к десяти, поэтому он первый в списке. — Меня устраивает, — коротко отзывается Разумовский. — Пристегнись, — прошу я. — Не поможешь? — усмехается он. — Справишься сам. Ты, кстати, видел новости? Про возвращение Чумного Доктора в город. — Я завожу машину и оглядываюсь, убеждаясь, что не въеду в соседние авто. — Вот ведь жуть. — Почему же? — интересуется Разумовский, хмыкнув. — Насколько я знаю, он в этот раз никого не убил. — Сомневаюсь, что это надолго. В прошлый раз он… Да что я тут тебе рассказываю-то? Ты ведь сам пострадал из-за него, хоть и косвенно. — Скорее, от некомпетентности полиции, — возражает Сережа и вздрагивает, обернувшись. — Что? — пугаюсь, тоже глядя назад. — Думаешь, я так впишусь в ту тачку? — Нет, мышка, ты хорошо водишь, — говорит он, выпрямляясь. — Скучно, но хорошо. — Ради тебя всенепременно возьму свой Форд и пойду на нем стритрейсить. Будет недолго, зато зрелищно. — Хочешь другую машину? — оживляется Разумовский. — Назови какую. — Ни-ка-ку-ю, — по слогам отвечаю я, предупреждающе гляну на него. — Я люблю свою машину, мне другая не нужна. — Эта выглядит древней и может легко сломаться. — Слушай, если она в ближайшее время сломается, я первым делом решу, что это ты под покровом ночи под капотом ковырялся. Сережа смеется, я тоже улыбаюсь. Картина представляется отменная, хоть сейчас за стилус берись. До агента мы доезжаем без происшествий, хоть я всю дорогу нервничаю из-за того, что давно не была за рулем. Другие водители, наверно, думают, что за рулем совсем новичок, но лучше перестраховаться. Оставив Разумовского в машине, поднимаюсь к Славику, быстренько обговариваю с ним наши дальнейшие планы, открещиваюсь от статуса девушки гения, миллиардера и так далее, а заодно утверждаю следующие заказы. Выйдя из кабинета, обнаруживаю в приемной Сережу, восседающего на стуле аки на троне, и Иришку, секретаршу Славика, у которой вот-вот наступит обморок, от страха или благоговения — она еще, видимо, не решила. — Сталкер, — обзываюсь я и, подхватив его под руку, иду к выходу. Обернувшись, вижу Славика и Иру, которые наблюдают за нашим шествием. Агент мой разве что платочком не машет и «В добрый путь» не кричит. — Не мог долго без тебя, мышка, — сообщает Разумовский, когда мы выходим на лестницу. — Ты знакома с синеволосым парнем? — Ну-у-у, — я задумчиво смотрю в потолок, — возможно. Хотя, не совсем, он сейчас бритый ходит. Нет, конечно, никакой гарантии, что никто из моих знакомых не покрасился. А что? — Просто стало интересно. Я вижу одного и того же человека неподалеку от тебя второй раз. — Все возможно, — говорю я и развожу руками. Город, конечно, большой, но нет гарантии, что двое людей не могут встретиться в нем несколько раз. Разумовский, видимо, думает, что ко мне привязался какой-нибудь навязчивый папарацци. Даже если и так, то материала у него будет не очень много. Сегодняшняя прогулка вот прямо огромное исключение, я сейчас предпочитаю сидеть дома. — Возвращение этого психа в маске на тебе не отразится? — спрашиваю, сев вместе с Сережей в машину. — Не думаю, — отвечает он, помедлив. — Особенно, если Чумной Доктор будет действовать так, как сейчас. Я это не комментирую, потому что не хочу нагнетать, но сильно сомневаюсь, что чокнутый маньяк резко пошел на попятную. Может быть, хоть полиция на сей раз будет ловить его как надо, а не от балды, лишь бы посадить кого-то. — А что ты на это скажешь, душа моя? — спрашивает Птица, вырывая меня из мыслей. Да что за Птица, блин? Детский сад. — Что ты имеешь в виду? — уточняю, глядя на дорогу. — Об этом Чумном Докторе и о его новой тактике. — Ты про то, что он поймал маньяка? Ну, здорово, конечно, но он же вряд ли этим и ограничится. — А если бы ограничился? Я сворачиваю в переулок, надеясь так сократить путь, и сбавляю скорость. Убедившись, что движение идет нормально, говорю: — Знаешь, было бы даже интересно, наверно. Ты не подумай, что я совсем стерва, но вот Гречкина было вообще не жаль после того, что он с Лизой сделал. С Лизой же вроде? Не нам судить, но мне все равно кажется, что он по заслугам получил. А вот с остальным… Так, мы тут не проедем. Я паркуюсь у обочины, включаю навигатор и двигаю туда-сюда карту. Надо было сворачивать чуть дальше теперь придется объезжать. А как тут?.. Здесь же одностороннее, куда он вообще ведет? Ладно, тут мы выедем, а потом как? Сзади кто-то сигналит, и я оборачиваюсь. Чего орет, он-то спокойно мимо проскочет. Я вновь возвращаюсь к навигатору, пытаюсь выстроить новый маршрут так, чтобы не делать очередной крюк в половину города, но придурок сзади не унимается. — Посиди, мышка, — внезапно заледеневшим тоном говорит Разумовский. Я цепляюсь за его рукав и прошу: — Не надо, он просто дурак. Сейчас ерундой настрадается и проедет. Сережа все равно собирается выйти, но тут к водителю все-таки снисходит мозговая активность, и он проезжает, что-то проорав напоследок. Я отцепляюсь от Разумовского, опять лезу в навигатор, но едва ли вижу, какой там путь он мне прокладывает. Мысли хаотично скачут, не давай сосредоточиться. Руки мелко дрожат. Да что ж такое-то? Рядовая ситуация на дороге, я раньше бы даже внимания не обратила! — Мышка? — зовет Птица, а я опять ругаю себя за потворство этому зоопарку. Он касается моей руки, когда я пытаюсь тыкнуть в нужное место на дисплее. Я отстраняюсь, берусь за руль. — Все нормально, — говорю, и сама слышу, что уверенности в голосе ни на грош. — Я просто не туда заехала. Извини. Придется сделать крюк, но я постараюсь найти другой путь, покороче. Извини, я просто давно не была за рулем и немного… ну, ты понял. — Зачем ты оправдываешься, Ася? — удивленно спрашивает Разумовский. — Я не оправдываюсь, просто понимаю, что это моя вина. Ладно, сейчас поедем, все… Сережа, пока я говорю, отстегивает ремень безопасности и выходит на улицу. Я тупо смотрю ему вслед. Ага. Ясно. Хорошая работа, Ася, довела человека, который чуть ли не помешался на тебе. Что тогда удивительного в том, что Андрей… Я зажмуриваюсь, а через несколько секунд открывает дверца с моей стороны. Разумовский протягивает руку, я чувствую себя круглой дурой, потому что реагирую с задержкой. Отстегнув ремень, берусь за Сережину ладонь и выхожу из машины. — Ничего страшного не произошло, Ася, — говорит Разумовский, когда я прислоняюсь спиной к закрывшейся дверце. — Я понимаю, что тяжело возвращаться к нормальной жизни после того, через что ты прошла. Как никто другой понимаю. Дай себе время. Тот человек, — Сережа смотрит в ту сторону, куда уехал скандалист, — не прав. Он замолкает, двигается ко мне ближе и касается щеки ладонью, с пугающей уверенностью обещает: — И он заплатит за то, что обидел тебя, мышка. — Только не говори, что запомнил номер машины и собираешься вычислить его для страшной мести, — улыбаюсь я и, поддавшись порыву, обнимаю его. Разумовский подозрительно молчит. — Сережа. Ты не станешь выслеживать своими хакерскими примочками левого человека, чтобы этими же примочками ему нагадить за то, что он громкий мудак на дороге. Правда, Сережа? — Не буду, — соглашается он. Я, нахмурившись, опять пытаюсь уловить, с чем связаны эти странные перемены в голосе, почему периодически он становится будто мягче, с совсем другими интонациями. Немного отстранившись, смотрю ему в глаза, которые сейчас кажутся светлее, чем обычно. Впрочем, когда он поворачивает голову, все пропадает, цвет такой, к какому я привыкла. — Я могу сесть за руль, душа моя, — говорит Разумовский. — Если хочешь. Я раздумываю некоторое время, затем соглашаюсь, только обещаю отвезти его в башню самостоятельно. Пожалуй, я себя немного переоценила, не стоило сразу выходить на такие длинные маршруты. Передав Сереже ключи, обхожу машину и сажусь на его место, пристегиваюсь. Мне все еще немного стыдно за то, что так паршиво отреагировала, еще и завезла нас черт знает куда, и я даже опять пытаюсь объясниться, но Разумовский лишь отмахивается: — Пустяки, мышка. Мне в радость лишние минуты с тобой. — Ага. Даже если это лишние два часа в пробке? — Даже если весь день. Я, хмыкнув, смотрю в окно, пока Разумовский настраивает навигатор. — Тебе правда не за что извиняться, Ася, — говорит он, и я снова поворачиваюсь к нему. Вот опять. — Мы… Я готов поддержать тебя, если ты позволишь. — Он заводит мотор, а я все продолжаю разглядывать его, подмечая несколько иные… Иное все. — И, пожалуйста, не думаю, что мне это будет в тягость. Совсем нет. — Спасибо, — бормочу я и отвожу взгляд. Рассказывает красиво, конечно, даже очень. Вот только я не совсем дурочка. Поверить в то, что он будет носиться вокруг малознакомой дамочки с психозаскоками, было бы верхом глупости. Я поправляю ремень и включаю радио. Все-таки не надо было в это лезть. Он ведь действительно наиграется и пойдет по более легким вариантам, без таких вот проблем за плечами и на них, а я могу успеть привязаться к нему. И опять по новой. Один раз я уже не справилась с расставанием. Впрочем, может второй будет легче? — Все в порядке, мышка? — уточняет Птица, тьфу ты, Разумовский, и я киваю, заявляя, что просто играет моя любимая песня. Никто не осудит меня за желание молча послушать Меладзе. До парка мы все-таки доезжаем и даже без проблем находим выставку уличных художников. Журналистов их крупных изданий здесь нет, так что я чувствую себя немного свободнее. Хотя толпа людей все-таки напрягает. Разумовский приобнимает меня за талию, запоздало спрашивает, можно ли, и расплывается в довольной ухмылке, когда я соглашаюсь. Мы ходим от одного прилавка к другому, Сережа слушает, как я рассказываю про студенческие будни и про то, как мне повезло нарваться на Славика, иногда вместе со мной обсуждает ту или иную работу. Они тут даже на газоне разложены, так что приходится еще и под ноги смотреть. — Прямо ностальгия, — бормочу я, когда мы обходим очередной стихийный прилавок на скамейке. — У нас просмотры были в институте, только там было места гораздо меньше. — Расскажи, — предлагает Разумовский. — Что за просмотры? — Это скучно, — предупреждаю я. — Не правда, — мягко возражает Сережа, вновь вызывая некоторые подозрения переменами. — Мне интересно. Ну, сам напросился. И вроде даже не жалуется. Я рассказываю ему про аспекты своего студенчества всю дорогу до пляжа и сама не замечаю, как забываю про время и меру. Чем-то это напоминает ту меня, что была до того, как все разрушилось. Она могла много разговаривать, и ей было плевать, что и кто подумает. К ней тянулись люди, а потом она чуть не убила себя в собственной квартире. Случайно. Она не собиралась, правда. Она переоценила свои возможности, и никого не оказалось рядом. — Мышка? — Разумовский скользит по моей руке ладонью, переплетает пальцы, выдирая меня из ступора. — Как ты? — Извини, — шепчу я, тряхнув головой. — Бывает иногда, я… Он затыкает мне рот крайне действенно. Поцелуй кажется сладким из-за кофе, который мы взяли с собой несколько минут назад, и я не хочу, чтобы он отстранялся. Это отличный способ убежать от того, что происходит в моей голове, приятный способ. Я цепляюсь за его куртку и чувствую себя в почти в безопасности, пока он меня вот так обнимает. Крепко, бескомпромиссно, я бы даже сказала. — Одно твое слово, и я сделаю так, что он будет вымаливать прощение у тебя в ногах, — шепчет Разумовский мне на ухо. — Сереж, — укоризненно говорю, но не могу не улыбнуться. — Идем. Скоро начнет темнеть, и на пляже станет холодно. Я нехотя шагаю назад, беру его за руку и веду за собой. Кстати, я правильно запомнила, тут открывается просто шикарный вид на его башню. Как-то даже не верится, что человек, выстроивший такую колоссальную компанию, создавший многим людям целый мир, нашел во мне что-то. Это ж почти как «Сумерки», где шикарный красавец (я люблю книгу, а не фильмы, прости, Роберт) клюнул на невзрачную Беллу, только… А, нет, этот тоже сталкерит, все сходится. Короче, сюжет для мистическо-романтического романа. Осталось выяснить, что он вампир или что-то вроде, а мне перекраситься в брюнетку. — Красиво, — говорю я, рассматривая мерцающую на солнце башню. — Только добираться, наверно, геморрой настоящий. — Не знаю, душа моя, — пожимает плечами Сережа. — Я живу там. — Подожди, то есть серьезно? Я угадала? Ты и правда живешь на работе? — Экономит время, — чуть улыбается Разумовский. — Там есть спальня на моем этаже. Я могу показать тебе. — Оригинальное решение, — усмехаюсь я и смотрю через парапет на песок. — Хочешь пойти к воде? — уточняет Сережа. — Ну… Да, но вся обувь будет в песке. — Сними, — как ни в чем ни бывало предлагает он. — А потом нас кто-то заснимет на телефон, и ты сгоришь от стыда. — Натравлю юристов. Только уточни: почему я сгорю от стыда? — Меня же все считают твоей девушкой, а тут твоя девушка будет в таком невыгодном свете. Сережа несколько мгновений молчит, затем цепляет меня за руку и ведет в сторону спуска на пляж. Я успеваю только кинуть с урну пустой стакан из-под кофе. На последней ступеньке удивленно смотрю на Разумовского, который ловко стягивает кроссовок, потом второй и носки заодно. Он что, серьезно? — Помочь тебе, Ась? — спрашивает Сережа и присаживается передо мной на корточки. — Подожди, я… — Не хочешь? С этого ракурса его глаза кажутся совсем другими. — Хочу, — говорю я, завороженно глядя на него. — Давай. Он касается моей ноги, я, будто в трансе, поднимаю ее. Спохватившись, наклоняюсь и снимаю обувь и носки сама, чтобы не чувствовать себя совсем уж глупо. Песок внизу прохладный и немного влажный, но ощущается очень приятно. Конечно, остается только надеяться на то, что никто из нас не наступит на осколок или что-то подобное, но… Я, улыбнувшись, тащу Разумовского ближе к воде. Мы тут такие не одни, но никто больше не додумался разуваться. И все же так приятно ощущать прохладный песок голыми ногами, что я даже не собираюсь жаловаться. Кажется, кто-то пытается тайком нас фотографировать, однако я не хочу об этом думать сейчас. — Красиво, — выдыхаю я, осматриваясь. — И башня твоя тоже. Смотри, если тут встать, то вообще огонь! Разумовский останавливается позади меня, его руки обвивают талию, прижимая к себе спиной. Я… Я поддаюсь, и мне до дрожи в коленках нравится ощущать его близость. Я даже телефон достаю и спрашиваю, не против ли Сережа со мной сфотографироваться, клятвенно обещаю не выкладывать снимки с ним в сеть. Разумовский заверяет, что я могу делать с этими изображениями что угодно. — Твои окна в спальне выходят сюда? — спрашиваю, рассматривая блестящее здание. — На другую сторону, — отвечает Сережа и указывает на башню. — А офисные вон там, смотрят на город. Я, не давая себе передумать, неожиданно игриво спрашиваю: — А вид из спальни покажешь? Разумовский, все еще обнимающий меня, напрягается, я всем телом чувствую, как он становится чуть ли не каменным, делает глубокий вдох. Стушевавшись, добавляю: — Если хочешь. Я ничего такого не имела в виду. — Хочу, мышка. С одним условием. — М? — Ты скажешь, если я причиню тебе боль. Я разворачиваюсь в его руках, изучаю мрачное лицо. Подняв руку, глажу нахмуренную бровь. — А ты хочешь причинить мне боль? — Нет, душа моя. Я могу быть… грубым с тобой. Не намеренно. Красный флаг. Красный флаг сам признается в том, что он красный флаг, Ася! Ахтунг! Покинуть корабль! Я цепляю его за воротник куртки и притягиваю для поцелуя, в котором шепчу: — Я рискну.