Есть ли в небе лисы?

— Сергей, звонок из отдела разработки, — любезно сообщает Марго. — Отправь их к черту, — говорит Птица, неотрывно глядя на меня. Мы сидим друг напротив друга на диване, свет в офисе приглушен, а на столе стоит открытая бутылка вина, рядом пустой бокал. Я свой держу в руке и тоже смотрю на Птицу, пока он дразняще гладит меня по щеке. Желтые глаза лишь на мгновение опускаются вниз, в который раз за вечер одаривая вниманием глубокий вырез моего красного платья, и вновь поднимаются вверх, возобновляя зрительный контакт. До того, как ИИ прервала нас, мы говорили о предстоящем обновлении, хотя в устах Птицы это все было похоже на флирт. Надо на законодательном уровне запретить обсуждать дела таким завлекающим голосом. Из-за него получается думать только о том, как пернатый стягивает с меня нижнее белье, заставляет лечь назад, давит пальцем на небольшую анальную пробку, которая сейчас не дает мне сосредоточить мысли ни на чем другом и… — Сергей, помощница заместителя главы отдела разработки настаивает, — оживает Марго. — Срочное сообщение. — Ответь, — прошу я, улыбнувшись. — Негоже игнорировать разработчиков на пороге обновления. Птица, закатив глаза, тянется за телефоном и принимает звонок, ставит его на громкую связь. Пока помощница излагает суть дела, он скучающе осматривает офис. Я подсаживаюсь ближе. Туфли уже давно валяются под столом, и ничто не меашет мне подогнуть ногу так, чтобы разрез платья оголил бедро. Сегодняшний наряд вызывающе откровенный, и я бы не показалась в нем на публике, но он и рассчитан лишь на одного зрителя. И зритель это отлично знает, как и то, что внутри меня сейчас игрушка, которая с каждым моим движением заводит все больше. Птица поворачивает голову ко мне, ухмыляется. Ленивым жестом похлопывает себя по колену, пока коротко отвечает помощнице Марине. Мне только это приглашение и нужно. Я подползаю еще ближе, осторожно перекидываю через него ногу, оседлав. Пробка смещается, давит по новому, заставляя громко вздохнуть. Пернатый кладет ладонь мне на ягодицу, сжимает и подталкивает, чтобы села ближе к паху. Слушаюсь и смотрю ему в глаза, закусив губу. — И что мешает вам найти ошибку? — спрашивает Птица, пальцем очерчивая вырез платья. Марина сыплет терминами, в ее речи я понимаю лишь междометия. Впрочем, мне и не до того. Пернатый сдвигает ткань чуть в сторону, так, чтобы было видно черное кружево лифчика. Издевательски заботливо поправляет его. Я обвиваю руками его шею, так и не избавившись от бокала, ерзаю, от чего мы с Птицей вздрагиваем. Меня дразнит пробка, его — мои движения. Наклонившись целую шею, слегка кусаю. Я бы с удовольствием сейчас сползла на колени вниз и посмотрела бы, как он общается по телефону, пока его член находится у меня во рту, а потом и в горле, но оставим это до следующего раза. Сереже вот понравилось. Птица откидывает голову на спинку дивана, подставляя горло, продолжает разговаривать с Мариной. Я целую незащищенную кожу, в очередной раз по достоинству оценивая сей щедрый жест. Ладно, с Птицей это даже более интимно, чем то, что я представила. Он вытягивает руку с мобильником в сторону и шумно вздыхает, когда я провожу по горлу языком, целую край подбородка. — Нет, это не подождет до утра, — жестко отрезает Птица, вернув телефон к лицу. Я опускаю одну руку вниз, слегка массирую пах, чувствуя, что он уже напряжен. Иногда поражаюсь, как быстро мне удается его завести до такого состояние. Кажется, что достаточно просто поцелуя с языком, и он уже будет готов взять меня на любой поверхности. Целую напряженно сжатую челюсть и шепчу на ухо: — Подождет. Дай им отдохнуть. Выпрямившись, ловлю хищный, такой любимый взгляд. Улыбаюсь, облизываю губы. Добавляю: — Пожалуйста. Птица двигает пальцем по экрану, отключая микрофон, пока Марина говорит. — Мышка, — надменно протягивает он, вздернув бровь. — Пусть, — говорю я, склоняюсь к его уху и шепотом продолжаю: — Отдохнут и все исправят. У нас ведь тоже планы на сегодня. Ну же, просто отошли всех прочь. — Мышка, — сквозь зубы цедит пернатый. — Я очень хочу, чтобы мы занялись делом, любовь моя. — Чувствую как его ладонь ложится мне на бедро и ведет дальше. — Хочу, чтобы ты довел меня до оргазма, не раздевая. — Пальцы сжимают ягодицу, оттягивают, вырвав слабый стон. — Хочу, чтобы потом сменил пробку на игрушку побольше. — Рука двигается дальше, средний палец давит на стопор в виде кристалла, из-за чего я сбиваюсь, застонав громче. — И… Хочу, чтобы ты потом взял меня, хочу, чтобы… Птиц… Он подается вперед и двигает игрушку, затыкая мне рот коротким поцелуем. Откинувшись обратно на спинку дивана, включает микрофон и командует, чтобы все сваливали до завтра. Марина робко возражает: — Но Сергей Викторович… — Прочь. На отдых, — отрезает Птица и отключает телефон, швыряет его в сторону. — Грязно играешь, душа моя. — Зато эффективно, — пожимаю плечами и отпиваю из бокала немного вина. Подношу его ко рту Птицы. — Будешь? — Хитрая мышка, — протягивает он, сжимая талию. — Решила напоить меня и трахнуть? — Коварный план, — киваю я. — Ты против? Птица опускает голову, проводит языком по кромке бокала, касается губами. Я чуть наклоняю его, не в силах отвести взгляда, потому что эстетический оргазм мне только что был доставлен. Пернатый допивает оставшееся вино и притягивает меня к себе для поцелуя, и черт его знает, что дурманит больше: алкоголь на губах или то, как бескомпромиссно он вторгается языком в мой рот. Низ живота тянет, мышцы вокруг пробки сокращаются от возбуждения, вынуждая меня ерзать, чтобы сменить угол и ослабить давление. Птица удерживает бедра на месте, будто догадывается, в чем дело. Я готова хныкать и умолять, хоть и до конца не могу понять, как у него удается так запросто подтолкнуть мой разум к этим действиям. Но желание почувствовать наконец на клиторе его пальцы или язык слишком велико. — Ты сегодня прекрасна, мышка, — шепчет Птица, поднимая подол платья выше, так, что оно почти задирается мне на талию. — Вот и нечего отвлекаться, — говорю я и расстегиваю несколько пуговиц на его рубашке. — О, не переживай, я мог бы свести тебя с ума, не отрываясь от телефона, — самодовольно заявляет засранец, и он прав. — Мог бы, — соглашаюсь, чуть приподнимаясь, чтобы Птица мог сдвинуть в сторону трусики. — Но я хочу большего. — Знаю, — бормочет он, покрывая поцелуями мою шею. — Если тебе будет больно, я не стану. — Знаешь, если бы я была до вас девственницей, мы были бы обречены держаться за ручки, — замечаю с ноткой раздражения. — Немного боли меня не убьет. Птица двигает пальцами дальше, задевает клитор, найдя отличный способ заставить меня замолчать. Я подаюсь бедрами вперед, мне так мало такой осторожной и медленной ласки. Атмосфера, игрушка, он — все слишком завело меня к этому моменту, и хочется сильнее, даже грубее. Но Птица не торопится, водит пальцами по промежности, распределяя смазку, а потом и вовсе убирает их. Разочарованно простонав его имя, я расширенными глазами смотрю, как он поднимает руку и слизывает влагу с пальцев. — Что такое, мышка? — интересуется пернатый, ухмыляясь. — Чего-то хочешь? — Хочу, — отвечаю, наблюдая за его действиями. Птица проводит пальцами по моим губам, я покорно открываю рот, чтобы он мог скользнуть дальше. Другая рука спускает тонкую лямку с плеча, оттягивает вырез платья. — Послушная мышка, — шепчет пернатый, двигая пальцами у меня во рту. — Сделаешь все для меня? Я утвердительно мычу, прикрывая глаза. Птица проходится языком по груди, прямо над кружевом, и отстраняется, вынимает пальцы. — Встань, — приказывает он, и я спешу подняться на дрожащие ноги, вновь вздрогнув от давления пробки. — Разденься. Я спускаю платье вниз, переступая через него, расстегиваю бюстгальтер, который уже через секунду падает к ногам Птицы. Пернатый внимательно следит, как я снимаю трусики, ловит за руку и привлекает к себе уже полностью обнаженную. Единственное, что на мне сейчас осталось, — подаренные им серьги. — Повернись. Я становлюсь к Птице спиной, ведомая его руками, сажусь к нему на колени. Чертова пробка, уже ненавижу ее. Пернатый подтягивает меня ближе, так, чтобы ноги были по разные стороны от его бедер. — Как тебе нравится игрушка внутри? — деловито уточняет Птица, поглаживая ладонью кожу на животе, покрывшуюся мурашками. — Очень нравится, — отвечаю, откидываясь ему на грудь. — Но уже хочу заменить на другую. — Потерпишь, — хмыкает пернатый, опуская руку вниз. Я выдыхаю, когда он давит на клитор, запрокидываю голову на его плечо, застонав. Птица больше не дразнит, двигает пальцами, как нужно. Другая рука обхватывает грудь и выкручивает сосок. Я выгибаюсь, не сдерживаясь. Я хочу его, хочу безумно, до боли. Никогда не испытывала подобного до встречи с Сережей и Птицей, и они с радостью компенсируют мне это. Пернатый двигает пальцами дальше, плавно входит одним и буквально через пару толчков добавляет второй. — Так завелась, мышка, — лукаво замечает Птица, не останавливаясь. — Смотри. Другой рукой он поворачивает мою голову к черному экрану напротив. Там видно силуэты, и зараза командует Марго добавить больше света. Фигуры обретают более четкие очертания. Не зеркало, но и так понятно, что происходит, видно, как я сижу на нем, как его рука двигается между моих ног, как я совершенно бесстыдно насаживаюсь на его пальцы. Птица замедляется, рисуется, но я не то чтобы против, зрелище завораживает. Он поворачивает ладонь так, чтобы было видно его пальцы на клиторе, массирует его, шепча: — Нужно поставить зеркало напротив кровати. Что скажешь, мышка? Хочешь видеть, как я буду трахать тебя сзади? Как возьму за волосы и заставлю встать на колени, продолжая вбиваться внутрь? М? — Хо… чу… — одними губами отзываюсь, не отводя взгляда от черного экрана. Ноги дрожат от напряжения, готового вот-вот выплеснуться, Птица двигает пальцами быстрее. — Или, может быть, ты хочешь видеть, как мы возьмем тебя одновременно, мышка? Как Сережа вставит член в твое горло, пока я… Я задыхаюсь от нахлынувшего оргазма, схватившись за его руку на моей груди. Птица продолжает ласку, четко зная, как усилить этот момент, прижимает меня к себе, из-за чего пробка вновь чувствуется острее, дополняя и без того восхитительные ощущения. — Бесценно, — мурлычет Птица, замедляясь. — Нам определенно нужно зеркало. Я хочу видеть тебя такой каждый день. — Да, — выдыхаю я, расслабляясь в его руках. — Не передумала, душа моя? — Нет. Птица помогает мне слезть с него и встает, я же, сглотнув, смотрю на его джинсы в паху. Определенно, не передумала. Пернатый, не слушая возражения, берет меня на руки и тащит в сторону спальни, отсыпая откровенно пошлые комплименты. Вопреки обыкновению, на кровать я приземляюсь бережно. Тянусь к застежке на его джинсах, но он многозначительно шлепает меня по рукам. Показав ему язык, отползаю назад. К продолжению вечера я подготовилась заранее, заботливо сложила на тумбочку все, что может понадобиться, поэтому сейчас просто ложусь на подушки. Наблюдать за тем, как раздевается Птица, — одно удовольствие. Сережа не сильно любит свое тело, хоть сейчас и чувствует себя свободнее, чем в начале. Птица, напротив, в восторге от самого себя, и это заслуженно, на мой взгляд. — Готова играть дальше, мышка? — интересуется пернатый, нависая надо мной. Я целую его вместо ответа, потому что да, готова, и да, мне мало. Тело ощущается немного ватным после разрядки, но я знаю, что скоро вновь буду сгорать, ведь с этим чудом в перьях иначе просто невозможно. Птица покрывает мою шею игривыми укусами, скользя ладонями по телу. Его член упирает мне в бедро, пачкая кожу смазкой, и я бы с удовольствием помогла ему расслабиться прямо сейчас, но пернатый пресекает все попытки хотя бы коснуться его рукой. Вместо этого разводит мои ноги и целует внутреннюю сторону бедер, касается стопора пробки, которая сейчас больше раздражает, чем заводит. Птица словно чувствует это, приникает ртом к клитору, напрочь лишая способности думать о чем-то другом, и только спустя несколько секунд двигает игрушкой, медленно достает ее. — Выбирай, мышка, — шепчет Птица и показательно медленно проводит языком по лобку. Пока он целует низ живота, я шарю рукой по тумбочке и кое-как нахожу смазку и вибратор. Тюбик кидаю на кровать, игрушку сую в протянутую ладонь. Птица выпрямляется, жестом командует спуститься ниже. Я смотрю на него, обнаженного, с этой штукой в руке, и жалею, что руки у меня не скованы, ибо так и хочется во что-нибудь вцепиться, прикоснуться. Да, немного нервничаю. Я доверяю Птице, но это не мешает мне думать о том, как все будет. А будет все отлично, потому что пернатый знает, как можно меня отвлечь. Я задыхаюсь от оральных ласк, впившись пальцами в простынь, и вздрагиваю лишь когда прохладный скользкий предмет упирает в слегка растянутый вход. Вибратор больше, чем пробка, но мы его уже пробовали. Я закидываю голову назад и смотрю в потолок на случай, если будет больно, но Птица умело отвлекает от происходящего. Игрушка входит медленно, я чувствую, как она растягивает стенки, причиняя небольшой дискомфорт, но и только. Пернатый останавливается, когда, судя по ощущениям, вибратор скрывается во мне полностью. Ладонью давит на бедро, призывая развести ноги еще немного. Отстранившись, гладит клитор пальцами и неспешно вытаскивает игрушку почти до конца. — Еще, — прошу я, едва контролируя себя, чтобы не податься следом. Птица толкает вибратор внутрь, осторожно двигает им, а мне крышу сносит от мысли, что мы подготавливаемся для большего. Пернатый входит в меня двумя пальцами, безошибочно находит нужную точку и сосредотачивает ласки на ней. Я смотрю на него, не могу оторваться от того, каким взглядом он наблюдает за тем, как двигается вибратор, теперь быстрее. Дискомфорта я уже не чувствую, тело вновь в напряжении от удовольствия, дурманящего голову. Следующую игрушку Птица берет уже сам, потому что я едва ли в состоянии найти ее вслепую на тумбочке. — Продолжим, душа моя? — уточняет пернатый хриплым от возбуждения голосом. — Да, — киваю и срываюсь на стон, когда он извлекает предыдущий вибратор. Дискомфорт возвращается, потому что теперь диаметр больше. Я закрываю глаза и стараюсь лежать ровно, вопреки желанию отстраниться. Давление не такое приятное, как было, и Птица это видит, предлагает остановиться. Я мотаю головой. Чуть-чуть потерплю, нормально. Пернатый рычит сквозь зубы о том, что сейчас развернет меня и приложит по заднице ремнем, на что я лишь фыркаю. — Двигай, — прошу, опустив ладони на грудь. — Давай уже. Я хочу скорее получить тебя. Птица скользит языком по клитору и плавно тянет вибратор назад, толкается снова, слегка покачивает его, как я говорила раньше. Не ускоряется, пока не слышит уже совсем другой стон, не вынужденный. Я подаюсь бедрами за его языком, пытаясь поймать такой близкий оргазм, но Птица не дает этого сделать, замедляется, касается там, где приятно, но не хватает. Игрушка входит легче, давит и растягивает, и в сочетании с другими ощущениями это лишь добавляет удовольствия. Вот так, еще чуть-чуть. Я, не сдерживаясь, молю пернатого позволить мне кончить, а он продолжает мучить, то ослабляя, то увеличивая темп вибратора. — Птица, — шепчу я и вскрикиваю, когда он вводит игрушку сильнее и до конца. — Я… Давай попробуем с тобой. Он ничего не отвечает, лишь смотрит. Похоже, увиденное его устраивает. Пернатый убирает вибратор, кидает его в сторону и заменяет на пальцы, которые сейчас входят очень легко. Он двигает ими, проверяя, насколько растянуты мышцы, сможет ли он войти без лишней боли. — Повернись, — говорит Птица, вынимая пальцы. Тело слушается паршиво, но я все-таки делаю, как сказано и ложусь на живот, кидаю назад подушку. Ее пернатый подкладывает мне под бедра, помогая устроиться. С тумбочки он стаскивает коробку с презервативами и распечатывает ее, покрывая поцелуями мою спину. Мы уже не используем такую защиту, но сейчас она необходима. Я вздрагиваю, когда он еще раз смазывает вход, нетерпеливо подаюсь назад, слегка насаживаясь на пальцы, и слышу довольное хмыканье. Минус этой позы только в том, что я не могу Птицу видеть, ориентируюсь только на звук. Член в презервативе упирается между ягодицами, скользит по смазке, которой даже слишком много сейчас. Пернатый нависает сверху. Почувствовав, как давление усиливается, я впиваюсь пальцами в простынь и стараюсь дышать. Последняя игрушка все равно была меньше. — Мышка? — Войди, — прошу я, теперь уже радуясь, что моего лица он не видит. Птица вводит только головку, помогая себе рукой, и замирает, давая привыкнуть. Дискомфорт возвращается, давление гораздо сильнее, но терпимо. Я выдыхаю и разрешаю продолжать. Пернатый слушается, толкается чуть глубже. Окей, вот теперь ни черта приятного. Я почти думаю, что было бы проще, если бы он сейчас резко вставил до конца, но только почти. Возбуждение спадает, и я не идиотка, чтобы не понимать, как это будет болеть. Птица вновь толкается, прошипев сквозь зубы проклятия, входит еще глубже, а я сжимаю простынь в кулаках. Ох, блин. — Подвигайся так, — шепотом прошу, не доверяя голосу. Он подается назад, осторожно вперед, все предельно медленно. Оперевшись на одну руку, вторую просовывает под меня, находит клитор. Я понимаю, что ему так не особо удобно, но не возражаю, стимуляция мне сейчас просто необходима. Птица размеренно ласкает чувствительную точку, неторопливо двигаясь. Я стараюсь расслабиться и не зажиматься, когда член постепенно входит глубже. Неприятное жжение потихоньку пропадает, но давление становится только больше. Птица дышит тяжело, ему, кажется, не так уж просто сдерживаться. — Мышка? — произносит он, замерев. — Уже лучше, — честно отвечаю, чуть расслабив захват онемевших пальцев. Птица на сей раз мне верит, продолжает двигаться. Руку из-под меня убирает, меняет на другую, не переставая отвлекать от возможного дискомфорта. В конце концов, после еще нескольких толчков, он входит настолько глубоко, насколько возможно в этой позе, и останавливается, потому что мой стон, вырвавшийся сквозь зубы, далек от звуков удовольствия. Птица не выходит, ложится на меня полностью, немного меняя угол, зацеловывает спину и плавно ласкает клитор. Я вздрагиваю. — Тише, мышка, — шепчет он, ускоряя движение пальцев. — Я знаю, что ты этого хочешь. Ты умница, слышишь? Так хорошо принимаешь меня, ну же, расслабься. — Сейчас, — тихо бормочу, теряясь между давящим чувством внутри и приближающейся разрядкой. — Я… Птица протяжно лижет кожу между лопаток, покрывает ее поцелуями. — Вот так, моя хорошая, расслабься, — негромко продолжает он. — Так приятно? — Да, — выстанываю я, поворачивая голову. — Представь, как это будет, когда нас будет двое, мышка. Как мы будем целовать и ласкать тебя вдвоем… — Не хочу сейчас. Хочу только тебя. Птица мажет поцелуем по моим губам, не отвечая, судорожно вздыхает, ткнувшись лбом мне в плечо. — Я люблю тебя, мышка, — вновь шепчет он. — И сейчас ты будешь хорошей девочкой и кончишь для меня, пока мой член внутри. Поняла? — Птиц… — Давай, мышка. — Он давит пальцами чуть иначе и продолжает так, услышав громкий отклик на свои действия. — Сейчас. Для меня. Вот так, я помогу тебе, сейчас. Кончай, мышка, сейчас. Птица, отлично чувствуя, как меня вот-вот накроет, слегка двигается во мне. Легкие толчки не сбивают с ритма, и уже почти не приносят дискомфорта, даже наоборот. Пернатый входит глубже и снова останавливается, потому что это становится моим финишем, и очень сильным и даже немного непривычным. Птица убирает руку из-под меня только после того, как я прошу об этом, охрипшая от стонов. Его тело дрожит от сдерживаемого напряжения, когда он спрашивает: — Мне перестать? — Нет, — шепчу я и даже рискую чуть двинуть бедрами ему навстречу. Птица выходит почти полностью и толкается вперед, медленнее, чем он сделал бы это во время обычного секса. Под мой одобрительный стон он продолжает, немного ускоряет движения и меняет угол, оперевшись на руки. Тело, все еще не отошедшее от оргазма, полностью ему подчиняется, расслабленное и податливое, принимает ритм именно так, как нужно. Я поворачиваю голову, желая еще хоть один поцелуй, несмотря на неудобство, и получаю его. Птица, глухо простонав мне в губы, входит сильнее и замирает, а я чувствую, как он пульсирует внутри. Ладно. Это было хорошо в итоге. Это можно сделать еще лучше. — Как ты, мышка? — спрашивает пернатый, уткнувшись лбом мне в спину. — Отлично, — говорю я, а потом добавляю: — И немного странно. Но не плохо. Птица встает и осторожно выходит из меня. Пустота сейчас чувствуется непривычно, из-за чего я ерзаю, вздрагиваю, когда пернатый удерживает меня за бедро и проверяет, не осталось ли крови. Видимо, нет, потому что он ложится рядом и удивительно бережно притягивает меня к себе, убрав подушку. Вообще, он обычно более резкий, пусть и всегда прислушивается к тому, что я хочу, но ему нравится более жесткий секс. И после Птица любит прижаться посильнее, дать волю рукам, а иногда и продолжить, если я не против. Сейчас же он обнимает настолько осторожно, будто мое тело вот-вот рассыпаться должно. Я прикусываю язык, чтобы не поддразнить его. Это лишнее. — Мне понравилось, — говорю ему вместо всяких подколов. — После того, как привыкла к тебе. И знаешь, это круто, потому что в первый раз мало кому нравится, но ты был очень нежен со мной и сделал все так, что теперь я хочу еще. Ну, чуть позже. — Просто у тебя странный фетиш про принять нас обоих одновременно, — хмыкает Птица и гладит меня по спине. — Хотя мы и так неплохо справляемся втроем. — Мягко говоря, неплохо, — улыбаюсь я. — Но это ведь тоже будет интересно, согласись. — Будет. Дойдешь до ванной? — Неа. Птица целует меня в висок, и я чувствую, как он тоже улыбается. — Коварная маленькая мышка.