Есть ли в небе лисы?

Сережа

Олег закрывает глаза и откидывается на сиденье, явно показывая этим, что очередной диалог о целесообразности полета на вертолете до Питера окончен. Сережа понимает, что он прав, расстояние слишком большое, и одновременно с тем ему хочется как следует встряхнуть Волкова, заставить понять. Вертолет они все равно не использовали, пришлось нанимать частный самолет, но Разумовский не может выбросить из головы навязчивые мысли о потерянном времени, драгоценном времени. Он настаивал на возвращении и раньше, гораздо раньше, когда первый раз заподозрил, что с Асей происходит что-то не то, и это не из-за того, что случилось с особняком. Сережа влез в систему видеонаблюдения башни Vmeste сразу, как только смог, наплевав на советы Олега не делать этого. Ему нужно было видеть ее. Он согласился с безумным планом Птицы и Волкова лишь из-за слов наемника о том, что Асю предупредили, но ему нужно было видеть ее, знать, что с ней все в порядке — все равно что жизненная необходимость. И Сережа понял: нет, не все в порядке. С его любимой девушкой что-то не так, что-то решительно не так. Олег на это заявил, что ему кажется, и стоит немного переждать, пока пройдут побочки от лекарств, которых наглотался Птица. Разумовский, наблюдающий за тем, как Ася ходит по офису, будто видит все это впервые, сильно сомневался, что дело в побочных эффектах, но согласился. Его собственный мозг казался чужим и слишком тяжелым, достаточно вспомнить, что он влез в программу башни только на третий раз и при этом чуть не активировал систему безопасности. Волков прав, наверно. Нужно переждать. Ася же все равно знает, что они живы. Инструкции Птицы в голове засели очень четко, несмотря на то, что до двойника теперь невозможно достучаться. Он верил, что его план сработает, нужно только затаиться настолько, насколько возможно. Волков придерживается того же мнения, и до сих пор утверждает, что Сережа раздувает из мухи слона, хоть Ася и не приехала в назначенное время в Венецию. Значит, есть причины. Причины не возвращаться к Разумовскому. Это Сережа уже добавил сам. Олег может сколько угодно сваливать его беспокойство на таблетки и закрывать глаза на происходящее, уверенный в том, что все идет по плану, но Сережа больше не может отрицать, что этот самый план провалился к чертям собачьим. Он много раз приставал к Олегу со страхом из-за того, что Ася не получила сообщение и ничего не знает, на что Волков лишь советовал посмотреть на нее еще раз. Она в порядке, не убита горем. Если бы Ася до сих пор была уверена, что они мертвы, вела бы себя совершенно иначе. Сережа хотел написать ей, безумно хотел, открывал диалог бесчисленное количество раз, и постоянно в голове всплывало предостережение Птицы. Все должно выглядеть по-настоящему, нельзя допустить оплошность. На культистов может работать кто угодно, нужно убедиться в том, что их не отследят. И не допустить, чтобы внимание психопатов обратилось на Асю, как на единственно возможную ниточку, способную вывести на Разумовского. Птица прав, нельзя рисковать. Уж точно не тогда, когда они слишком далеко, чтобы защитить ее. Но как не реагировать на все остальное? Сережа поначалу пытался не обращать внимание на то, что Ася начала разговаривать сама с собой, хоть это и не входило в ее привычки ранее. Да, она порой уходила в свои мысли, могла задуматься даже во время диалога с кем-то, будто отключалась на время, такое было, но и только. А потом Сережа начал замечать, что она словно… обращается к кому-то. Это не просто мысли вслух, она тихо говорила с кем-то, кого не видела камера. Разумовский связался с Тири, но ведьма заверила его, что повторения той истории с Джосет и ее демонами невозможно. Что тогда? Ася не в порядке. Уверенность в этом крепла с каждым днем, и превратилась в железную, когда Сережа решился взломать ее аккаунты. Олег сколько угодно мог сваливать все тревоги на побочки, но Разумовскому не померещились те странные запросы в поисковике. Его девушка вряд ли стала бы спрашивать у Гугла, что такое поезд, чем занимаются юристы, почему человеческая шея так плохо двигается и куда сходить, чтобы там не было людей. «— Смотри! — раздраженно выдает Сережа, дернув Олега за рукав. Волков, вздохнув, послушно идет за ним в серверную, наблюдает за происходящим на экране. — И что? — уточняет он. — Ты серьезно? — неверяще произносит Сережа и хватается за угол монитора, разворачивает его так, чтобы Олегу было лучше видно. — Ты видишь? Она бы не стала!.. — Серый, — бормочет Волков, похлопав его по плечу. — Уймись. Разумовский смотрит ему вслед, затем оседает в кресло, чувствуя себя полным идиотом. Смотрит на Асю, которая только что искала, что надо делать с сухой и чувствительной кожей на лице. Сережа чувствует себя параноиком, но он уверен, что в обычное время она бы никогда не полезла искать нечто подобное, весь ее косметический набор давно сформирован, и она не использует ничего другого. Ася точно знает, как ухаживать за своей кожей, и Сережа знает, как ухаживать за ее кожей, а еще он знает, что она бы не стала… Разумовский, застонав, опускает голову на компьютерный стол и закрывает руками сверху…» Сережа встает и идет в сторону бара, наливает себе стакан минералки. Опирается ладонями о столешницу и делает глубокий вдох. Ася бы приехала, он уверен. Если бы с ней все было нормально, она бы приехала, сделала бы все, чтобы вернуться к нему. Разумовский берет стакан, кое-как перебарывает желание швырнуть его в стенку самолета, потому что в голову лезут проклятые мысли о том, что она просто не захотела после всего. Он прикрывает глаза и шепчет: — Нет. Мы вместе. Разумовский возвращается со стаканом, садится в кресло напротив Олега. Волков выпрямляется и спрашивает, все ли в порядке. Внутри опять поднимается волна гнева, направленная на друга, но Сережа лишь кивает. «— Что за сообщение ты оставил? — спрашивает Разумовский. — Я уже говорил, — пожимает плечами Олег и пытается обойти его, чтобы выйти из комнаты, но Сережа заступает ему дорогу. — Серый, она знает, успокойся. И приедет вовремя. — Что за сообщение? В каком приложении? Через Марго? — Нет, я не оставлял электронный след. — Что тогда? Написал от руки? Куда положил записку? — Перестань, — просит Волков и опять хочет уйти, вот только Сережа достаточно оправился от лекарств и сейчас ему нужно знать ответ. — Ответь на вопрос, — цедит он сквозь зубы, встряхнув друга за плечи. Олег поднимает глаза к потолку, будто просит терпения у каких-то высших сил, потом снова смотрит на Разумовского. Терпеливо поясняет: — Я не мог ей написать в мессенджере или оставить сообщение Марго, записку тоже оставлять было рискованно. — Что тогда? — Я сделал гравировку на кулоне. У меня был дубликат, похожий на мой точь в точь на случай, если понадобится оставить его как улику или что-то вроде. Я использовал его, сделал гравировку в мастерской, когда ездил в город тем утром. Сережа отступает на шаг. Внутренности холодеют от ужаса после этих слов. Он зажмуривается, отчаянно желая, чтобы весь разговор был просто наваждением от таблеток. — Что там было? — тихо спрашивает он. — Что ты написал? — Дату и место, — нехотя признает Олег. — Дату в будущем времени, естественно. Так она поймет, что… Сережа не слушает дальше, тело реагирует будто само, вкладывая в удар все, что прожигает его сейчас насквозь, всю злость и боль, страх от того, что твердый пол уже таким не кажется. Надежда, за которую он цеплялся, оказывается лишь песком и ускользает сквозь пальцы. Олег не закрывается. После касается разбитой губы, небрежно стирает кровь. Это напоминает еще один эпизод, когда Птица притворялся Волковым. Сережа почти как тогда вжимается спиной в стену, едва может найти в себе способность дышать. Кулон. Гравировка на чертовом кулоне, ничего конкретного, лишь дата и место. Разумовский почему-то был уверен, что сообщение четкое и ясное, верил, что Ася все знает, знает, что они не погибли. — Серый, она в курсе, — говорит Олег. — Ты видел, она в порядке. Не надо ее недооценивать. — Мы едем, — шепчет Сережа, оттолкнув его. — Сейчас. Я арендую самолет, я… — Послушай, — просит Волков, покачав головой. — Не пори горячку, ладно? Ася нашла сообщение, я гарантирую, но если ты сейчас сорвешься, то это похоронит весь замысел, твой замысел, и поставит под угрозу и ее, и тебя. — Я должен убедиться, — произносит Разумовский и встает. — Ты видел ее на камерах. С ней все в порядке. Она знает и приедет вовремя, она… — А если нет? — чуть слышно спрашивает Сережа. — Если не приедет, если… — Это будет ее решение, в любом случае. Но она приедет. Ася не оставит тебя. Разумовский вновь зажмуривается, повторяет в уме слова Олега. Он прав, она нашла кулон и все поняла. Да, Ася ведет себя немного странно, но Сережа понимает, что реакция была бы иной, если бы она думала, что они мертвы. Сережа понимает это, заставляет себя верить в это и продолжает считать дни. Она приедет. Они будут вместе, она приедет. Наверно, будет очень зла на то, что устроил Птица, но они поговорят, и все выяснят. Ася вернется к нему. Он цепляется за эту мысль, повторяет ее снова и снова, тихо произносит. Они вместе, другой исход невозможен, Разумовский не может представить другого. Сережа просто не сможет жить дальше без нее, не сможет дышать без нее, ничего не сможет. Потому что без нее ничего и не будет… Но Ася не приехала. Она гуляла с Шурой, подолгу разговаривала с Тири в ее магазине, иногда встречалась с сестрой, ходила по магазинам и занималась обычными делами. Странные запросы в поисковике постепенно уменьшались, хотя буквально вчера она искала, как правильно смешать краски. Ася. Ася искала, что делать с красками. Сережа резко отодвигает от себя стакан и смотрит в иллюминатор. С ней что-то произошло, он больше не сомневается. Чужая и одновременно родная сущность, ворочающаяся в его голове, — тоже. Птица просыпается тяжело и медленно, Сережа видел его лишь пару мгновений, потому что на большее двойника не хватило, но даже он согласен с Разумовским. С Асей что-то произошло. Она не бросила их, не решила разорвать отношения, нет, она в беде. И виноваты в этом они.

Мара

Мара отстраненно наблюдает за каплями дождя, стекающими по окнам, и ждет. Время давно перевалило за полночь, но ложиться спать она не собирается. Слишком много предстоит сделать, и она не до конца понимает, как все будет происходить. Шура отправился готовить все к отъезду, проверять, безопасно ли это сейчас, а еще он попытается связаться с бывшим командиром. Ася сказала, что утром они полетят в Венецию вне зависимости от того, что удастся сделать и не сделать Шуре. Мара знает, что Ася бы бросилась в аэропорт сразу, если бы не боялась привлечь ненужное и нежелательное внимание. Единственное, что смогло удержать ее, — напоминание о безопасности самого Разумовского. Сейчас Ася беспокойно спит в общем сознании. Слишком слабая после такого долгого бездействия, к вечеру она осталась совсем без сил. Мара заняла тело, чтобы девушка могла отдохнуть, но так и не заставила себя хотя бы лечь в кровать. Завтра потребуется много сил, им бы выспаться, однако на сон ее не тянуло. Завтра, если все пойдет так, как Ася, запланировала, она встретится с Разумовским, и Маре придется собрать все силы для того, чтобы не испортить совместное существование с художницей. Ася не простит ей, если та бросится на Сережу, но именно это Мара хочет сделать больше всего, искренне считая, что хотя бы второй заслужил это. Услышав, как открывается дверь, девушка поворачивается, ожидая увидеть Шуру. Поначалу она думает, что зрение ее подводит, потом начинает судорожно звать Асю, но мысли до художницы явно не доходят. Мара смотрит на Разумовского, который выглядит чуть иначе, чем в общих воспоминаниях из-за того, что обрезал волосы. Переводит взгляд на Волкова, чья рука скрывается под курткой. Оружие? — Ася, — шепчет Разумовский и шагает вперед. Мара хмурится, глядя на него, и отступает. Притворяться Асей она не собирается, это будет ужасно по отношению к художнице. Остается лишь уповать на то, что она сама проснется. К сожалению, Маре придется как-то объясняться с Разумовским и его дружком, хоть ей и не хочется ни с кем из них говорить. Внутри клокочет гнев, стоит лишь вспомнить, в каком состоянии она впервые нашла девушку. Мара чувствует, как прорезаются когти, и складывает руки на груди, чтобы этого не было видно. — Серый, не подходи к ней, — говорит Волков и все-таки обнажает пистолет. Мара смотрит на оружие. Способна ли она будет увернуться от пули достаточно быстро? Возможно. Она не изучала свое влияние на общее тело, если не считать коротких вспышек. — Кто ты и что сделала с ней? — спрашивает Волков, направляя на нее оружие. — Олег! — зло одергивает его Сережа, схватившись за дуло. Мара уважительно хмыкает. Не побоялся, что друг случайно выстрелит в его же ладонь. — Прекрати! Мара хочет сжать руку в кулак, но мешают когти. Печать ощущается очень странно, будто сильно резонирует с чем-то. Разумовский опять хочет приблизиться, но она резко бросает: — Не подходи ко мне! Печать прошивают слабые разряды тока, и Мара, сцепив зубы, терпит. — Что происходит? — осторожно спрашивает Сережа, подняв руки в знак капитуляции. — Что ты… — Он поворачивает голову в сторону, несколько секунд молчит, затем твердо говорит: — Нет, я сам. Ты сделаешь хуже. Я вижу, что не она, успокойся. — Серый, что он там? — Ничего, все нормально. — Разумовский смотрит на Мару. — Послушай… Он запинается, вертит головой из стороны в сторону, руки, все еще поднятые дрожат. Мара подозревает, что взбесившаяся печать влияет и на него. Возможно, на двойника тоже. Гадать, с кем Сережа разговаривает, нет необходимости, все это лежит на поверхности Асиной памяти. — Нет, стой! — только и успевает крикнуть Разумовский, когда печать все-таки срабатывает. Уже в следующее мгновение Мара чувствует, как ее предплечье сжимает черная когтистая рука, и поднимает взгляд на ее обладателя, почти точную копию Разумовского внешне. Только злее, гораздо злее и безумнее. Птица отталкивает ее назад, из-за чего Мара вписывается спиной в стекло, а чокнутый двойник прижимает предплечье с жесткими перьями к ее шее. Не настолько сильно, чтобы задушить, но ощутимо. — Где она? — шипит он, саданув ладонью рядом с ее головой. — Птица! — Сережа хватает его за плечо и пытается оттащить, а с другой стороны Волков направляет девушке в голову дуло пистолета. — Олег, опусти оружие! Вы с ума посходили?! Птица!.. Мара не выдерживает, чувства смешиваются внутри и доводят до предела. Ярость, которую она испытывала с того момента, как узнала, что гибель Разумовского была лишь притворством, смешивает с естественным для нее инстинктом защищать, и все это вспыхивает ярче, чем когда-либо. Мара перехватывает Птицу за запястье, в офисном освещении отлично видно когти и белые перья, особенно силен контраст между ней и двойником. Никто не успевает ничего сказать или сделать, Мара отталкивает Птицу от себя подсознательно чувствуя, что она сильнее, а потом бьет в челюсть. Удар сдержанный, но неожиданный и ощутимый. Разумовский отшатывается, полностью оглушенный происходящим, и это даже хорошо. Так Мара его не заденет. Двойник пытается снова напасть на нее, но… Да, она определенно сильнее. Мара уворачивается, бьет его еще раз, а потом пользуется мышечной памятью Асиного тела и легко укладывает Птицу на пол. Волков выстрелить не успевает, его останавливает сам Разумовский, вырвав оружие из рук. Тот все равно ввязывается в драку, в которой очень быстро проигрывает. Он лишь человек, и силы не равны. Мара старается не вредить слишком сильно, но знает, что пару раз хорошо досталось и Птице, и Олегу. Что ж. Заслуженно. — Стой, подожди! — просит Разумовский, когда Мара разворачивается к поднимающемуся на ноги двойнику. Их прерывает открывшаяся дверь и вкатившийся в офис Шура, который ошарашенно замирает на пороге. — Где она? — спрашивает наемник, глянув на Мару. — Спит. Не могу достучаться. — Блин. Так, ребят… Птица, не слушая ни Сережу, ни Шуру, вновь пытается напасть и оказывается на полу еще быстрее. Разумовский хватает Мару за локоть, она разворачивается и уже собирается ударить и его, но рука застывает от пронзительного «Нет!» внутри. Она подчиняется сразу, чувствуя даже некоторое облегчение от того, что Ася снова с ней. Видеть художницу рядом с собой среди всего этого хаоса кажется почти благословением. Мара сомневается, что смогла бы остановиться. Ася выглядит плохо, очень бледная и слабая, но ее взгляд направлен лишь на Разумовского. — Сможешь? — тихо спрашивает Мара. — Смогу, — кивает она, и без колебаний и сопротивления занимает тело. Мара, оказавшись сторонним наблюдателем, отходит и чувствует себя почти виноватой. Надо было сдержаться, наверно, но удовлетворение внутри от того, что виновники их страданий получились по заслугам, немного греет. Сережа поддерживает пошатнувшуюся девушку под локти, смотрит на нее расширенными глазами. Понял. Мара это видит и, наверно, понимает, почему именно его она тронуть не позволила. — Ася, — произносит он, и это не вопрос. — Сереж, — всхлипывает художница, обнимая его. Мара смотрит, как он бережно прижимает плачущую девушку к себе, а потом переводит взгляд на двойника, который уже поднялся на ноги и стоит позади художницы, все еще настороженный. — Придурок, — сердито бормочет Мара. Птица протягивает руку, касается Асиного плеча. Мара вздыхает, глядя на то, как она переплетает с ним пальцы, не страшась острых когтей. Двойник закрывает глаза и сокращает оставшееся расстояние, черные руки обвивают и Асю, и Сережу, слишком уж тесно они прижаты друг другу. Мара неловко прячет когтистые руки за спину и чувствует себя немножко лишней. — Ладно, — бормочет Шура, прерывая воссоединение. — Теперь, когда почти все дружно получили в морду, давайте поговорим. Эй, Волков, ты там жив? — К сожалению, — отзывается Олег.