Осколково

Кейго был славным малым. Несмотря на хиленькое здоровье и хрупкое телосложение, он был полон энергии и любознательности. Мама понимала его. Семь лет — тот самый возраст, когда ребёнок жаждет узнавать мир не просто потому что так заложено природой, а потому, что во время исследований ребёнок набирается опыта и формирует свою мечту. То лето было особенным. Мама впервые взяла своего маленького мальчика на дачу. Путь туда долгий: на автобусе с пересадкой и почти час пешком. Кейго не любит душные и тесные помещения — он задыхался. И даже несмотря на открытые окна старого автобуса, Таками хотелось больше воздуха, больше свободы. Порой результат ожидания стоит некоторых трудностей. После автобусной остановки нужно было пройти до поворота по недавно отстроенной дороге, а потом завернуть, что городские называли, в захолустье. Городской лабиринт сменялся старой дорогой, покрытой кочками, ограждённой с обеих сторон лесополосой. Так начиналась дорога в самое счастливое воспоминание детства Кейго. Места здесь живописные! После полкилометра деревенской дороги лесополоса заканчивалась, открывая вид на летнее поле. Поражаясь красоте и масштабам, Кейго не смог сдержать удивленного вздоха: под палящим жёлтым солнцем растёт душистая, салатовая трава, блестящая в его лучах высыхающей росой, в далеке, словно прячась в зелёных побегах пшеницы, виднелись старенькие домики. Все блестело! Может, только ребёнок видит мир таким ярким, но действительность была во много раз краше. Сочные краски природы гармонично смотрелись на фоне блёклых деревенских домов, создавая впечатление сказочной картины. Все было таким естественным: разбитая дорога, редкие автобусы, яркая от солнца трава, большие тенистые деревья и скромные дачные домики. Нельзя не восхищаться этим! Теперь Таками понял, почему мама всю зиму рассказывала ему об этом месте: знала, что оно не от мира сего. Там, в городе, Кейго задыхался. Но, наконец, смог вдохнуть полной грудью свежий воздух, не подавившись городской бетонной пылью. В траве так и хочется поваляться, насладиться единением с природой. Маленький озорник так и делал: катался по траве и заливисто смеялся, разбавляя душный воздух детской радостью новых открытий, а мама не торопила, терпеливо ожидая момента осторожно окликнуть дитё. Она звала его, улыбаясь также искренне, как и её маленький птенчик. Кейго был для неё Солнцем: золотистыми волосами и глазами он пошёл в отца, а телосложением и характером — в мать. Она была рада тому, что смогла перебороть отвращение к бывшему мужу и осветить путь ангелу, который так счастливо улыбается ей, греясь на свету. Ребёнок никогда не виноват в том, что совершили его родители. Никто не вправе отрезать ему крылья, лишать его свободы. Она сделала всё, что смогла: оградила от влияния деспотичного отца, постаралась обеспечить своему сыну бедное, но счастливое детство. Потому что её малыш — её солнце. Час прогулки по пути в деревню пролетел за одно мгновение. Пройдя магазинчик, они остановились у знака, стоящего на погнутой и немного поржавевшей железной палке, с названием деревни «Осколково». Кейго пропрыгал почётный круг первооткрывателя и упрашивал маму сделать памятную фотографию. Она тихонько вздохнула, но согласилась. В одной из сумок с рассадой и одеждой откопала древесного цвета полароид. «Встань рядом и гордо выпрями спину», — мягко подсказала она тогда. Таками левой рукой схватился за погнутый столб, широко расставил ноги, упёр правую руку в бок и выпятил грудь вперёд, победоносно улыбаясь. Послышался щелчок, и через несколько секунд мама аккуратно трясла фотографию в своих хрупких руках. Кейго радостно скакал вокруг и непрестанно дёргал её за длинную юбку. Она улыбнулась и попросила малыша потерпеть. Взволнованный, он взял один из тяжёлых пакетов. Таками переступил порог в другой мир. *** Какой-то очень широкоплечий мужчина вышел из домика с низким кованым забором и поприветствовал гостей. Он взял у мамы сумки и деликатно придержал скрипучую дверь, пропуская её в дом. Кейго, не скрываясь, пялился на гиганта. Он был настолько высоким, что закрывал солнце. Позже Таками не вспомнит даже лица таинственного незнакомца, но сейчас этот большой человек казался ему очень-очень добрым. И большим. Просто огромным! Мужчина показался мальчику скалой, от которой, если оттолкнуться, можно допрыгнуть до облаков. В доме пахло свежей выпечкой и цветами. На широком светлом столе, стоявшем возле окна, лежали какие-то бумажки, явно серьёзного содержания. Хозяин дома быстро сгрёб их в кучу и отнёс на второй этаж, тихо извиняясь за беспорядок. Таками вертел головой в разные стороны, но везде видел лишь одно: освещаемые дневными лучами света деревянные стены и золотую пыль. Теплота июньского дня и мамина улыбка, не сходившая с нежного лица, — всё это заставляло малыша трепетать от радости и щемящего чувства внутри. Большой человек вернулся с небольшим шоколадным батончиком. Он сел перед Кейго на колени и протянул сладость: — Здравствуй, малыш. Добро пожаловать в Осколково. Это тебе сладкий приз за нелёгкий путь сюда. Трудно было добираться? — Очень! — Таками выхватил шоколад из большой мозолистой руки и начал свой рассказ. — В автобусе было очень душно! Терпеть не могу душные помещения! А потом была дорога, такая длинная-длинная. И много травы! И ещё мама разрешила мне поваляться в траве. Было так здорово! Мне здесь так нравится! — мама потрепала неугомонного сыночка по макушке, — Хотя всё очень старое. По городу уже трамваи ходят, а здесь… Мама деликатно прервала сбивчивый рассказ сына. Загадочный незнакомец улыбнулся и сел за стол. Они ещё долго болтали о чем-то несущественном, прерывались на пирожки с малиной. Мама один раз очень серьёзным тоном что-то сказала, на что большой человек только кивнул, и передала ему какой-то маленький предмет. «Секретничают», — хихикнул малыш. Кейго оббегал весь первый этаж в попытках найти какое-нибудь таинственное сокровище, но остался ни с чем. Уже под вечер, когда гости собирались уходить, Таками развернулся и спросил: — Дядя, а как вас зовут? Кейго не помнил, что ответил хозяин дома и ответил ли вообще. Но, покидая теплый домик через скрипящую калитку, Кейго всё ещё слышал запах малины, и его сердце отдавалось радостным щебетанием при каждом воспоминании об этом июньском дне. Низкий голос хозяина дома эхом отдавался в его мыслях. Уже позже, когда лето подошло к концу и они вернулись в город, мальчик вспомнил про фотографию, которую мама обещала ему отдать. Она долго успокаивала плачущего сына, приговаривая, что всё потерянное однажды возвращается. Нежные объятия, мамина улыбка и деревянный дом с золотой пылью и запахом малины — единственные тёплые воспоминания маленького Кейго. Таками был не единственным ребёнком, чья семья развалилась по финансовым причинам. Отец влез в долги, связался с какими-то опасными людьми, а потом сам стал опасным — для мамы. Она не любила говорить о нём, но если что-то вспоминала, то всегда в её голосе была слышна любовь. Кейго нравилось думать, что мама очень добрая, поэтому любить даже такого человека, как его отец. Это было не так далеко от истины: мама была тяжело больна, иногда не могла сдержать разрывающий её кашель. Утирая рот красным платком, она трепала сына по волосам и ласково обещала, что всегда будет оберегать его. Всякая сказка имеет счастливое начало, но далеко не всегда такой же счастливый конец. Эту истину понял для себя восьмилетний Кейго Таками, стоя в дождливый день перед гробом матери, который безжалостно закапывали на три метра вглубь грязной, поросшей сорняками, земли. *** В восемь лет Кейго Таками встретился с тем, кто разрушил их с мамой счастливую семейную жизнь. С отцом. Худощавый высокий мужчина, пришедший на похороны в ярко-жёлтом галстуке, курил дешёвые сигареты и мёртвым взглядом осматривал того, кто теперь на его попечении — на Кейго. Мальчик невидящим взглядом смотрел на то, как гроб исчезает из виду, скрываясь во влажной земле. Вокруг толпились дальние и не очень родственники, томно вздыхавшие над ухом ребёнка, стараясь показать свою жалость комиссии усыновления. Непонятно, на что они вообще рассчитывали, но серьёзные люди должны были убедиться, что мальчик окажется в «благополучной семье». Малыш позволял делать с собой всё, что угодно: кормить, обтирать платком или подписывать какие-то бумажки. Он был не здесь, а там. Там, где мама улыбалась и смеялась. Там, где пахнет малиной и цветущими яблонями. Там, где они были счастливы. Словно нерадивого щенка, отец выдернул его из воспоминаний жестким встряхиванием, брезгливо кривя потрескавшиеся губы. Он затянулся едким дымом и, сев на корточки перед сыном, выдохнул ядовитый воздух ему в лицо: — А теперь, послушай, сынок. Сейчас мы сфотографируемся для комиссии, а потом поедем домой. Поэтому ты перестаешь строить из себя бездушную марионетку и принимаешь участие в твоём усыновлении, иначе… — он взъерошил свои бледно-серого цвета волосы и потушил сигарету. — Вернись в реальность и прими её. Сказки кончились. Папочка покажет тебе, что такое жизнь. Встав с громким хрустом костей, он развернулся в сторону толпы юристов и родственников, желающих увидеть своё имя в скудном завещании. Поставив последний росчерк, он подтвердил своё право на ребёнка. Через десять минут новоиспечённое «счастливое» семейство — отец и сын — встали чуть левее от надгробья для фотографии. Протирая ослеплённые глаза, Кейго отвернулся от назойливых людей в сторону мамы и увидел его. Незнакомец сидел у её могилы, перебирая пальцами влажные комья, и шёпотом прощался, оставляя в тарелочке для сладостей пирожки с малиной. Почуяв знакомый до боли запах, Таками словно очнулся. Он медленно подошёл к холодной земле. — Мам. Ма-ам. Мама. Мамочка, ты там? Э-эй, не молчи. Пожалуйста, — срываясь на плач, Кейго стал пытаться откопать землю. Кто-то звал его по имени, но перед ним была пустота и горсть земли. Там, она ещё там. «Я смогу найти её! Ты не могла оставить меня! Ты не имеешь права бросить меня!» — вопил малыш. Его пытались оторвать от земли, но ребёнок вырывался и кричал не своим голосом. Отец подскочил к сыну и влепил ему пощёчину. Голова его мотнулась, зато взгляд прояснился. Он перевёл мёртвые глаза на причину их несчастий. Причину маминых слёз. — Это ты, — прошептал малыш. — Это всё ты виноват. Это из-за тебя она страдала! Ублюдок, будь ты проклят! Взгляд отца превратился в сталь. Он занёс кулак и с рыком опустил руку. Таками зажмурился, но спустя какое-то время понял, что боли нет. Открыв мокрые глаза, малыш поднял взгляд и увидел скалу. Незнакомец низким голосом о чём-то переговаривался с дрожащим от ярости отцом. Буквально через минуту они пришли к какому-то мирному соглашению, и бледный мужчина ушёл покурить, бросая себе под нос ругательства. «Не жить тебе, маленький засранец!», — донеслось до ушей ребёнка. Кейго мелко дышал и начал дрожать, переставая осознавать происходящее. Незнакомец развернулся к ребёнку и, сев перед ним, заключил его в крепкие объятия. Уткнувшись носом в сильное плечо, Таками осознал то ускользающее чувство. Теплота. Запах малины. Успокаивающий шёпот. Мама. Прости. Вместе с водопадом слёз выходили вся боль и горечь этого дня. Это были прощальные слёзы, пропитанные светлыми воспоминаниями. Кейго было стыдно, но не за своё поведение. В момент прощания с самым дорогим ему человеком, он вспоминал не её улыбку, а домик, где слышал её смех, и запахи. Он помнил золотую пыль и свежую траву. Помнил скрип деревянных половиц и звонкий перелив голосов. Он вспоминал тот день, ставший его раем. Рай, который закончился Адом. *** Приехав в однокомнатную квартиру, забитую мусором, метровым слоем пыли, пивными банками и горами сигаретных бычков, Кейго понял лишь одну вещь: так, как было раньше, не будет уже никогда. Отец, стоило закрыться двери, влепил сыну затрещину. Сжав хрупкие плечи, он встряхнул чадо и гробовым голосом провозгласил: — Вот ты и дома, сынок. Добро пожаловать. — отец хищно осклабился и почти до хруста сжал детские плечи, — Теперь ты на моей территории, подчиняешься моим правилам. Делаешь, что я говорю, и мы будем друзьями. А начнёшь жаловаться, бузить или, не дай бог, докладывать кому-либо о том, что здесь происходит, я тебя так отделаю, что забудешь, как мать звали. Усёк? Таками подавил рвущийся наружу плач и дёргано кивнул. Отец, которого юристы представили, как Оота Савадо, показал ему хлипкую раскладушку, спрятанную на балконе, назвав её гордым словом «кровать». В комнате, именуемой зал, было очень душно: закрытое окно не пропускало в накуренное помещение свежий воздух, диван был утыкан крошками от чипсов и потушенными о него же вонючими сигаретами, упакованными в пивные банки; балкон, где хранился старый ржавый велосипед и засушенная рыба, стол, заваленный просроченными платёжками и письмами о долгах, и старый выпуклый телевизор, барахливший так, словно вот-вот испустит свой последний «пик». Эта квартира была отвратительной. Зал был центром огромной свалки, но и в остальных комнатах дела обстояли не лучше: кухня состояла из ободранный грязно-бежевых обоев, хлипкого деревянного стола и двух стульев, громко пыхтящего холодильника и еле дающей огонь духовки; ванная и туалет были раздельными и там всё было примерно также плохо. В общем и целом, это даже жильем не назовёшь. «Бомжи живут лучше», — подытожил Кейго. Ему предстояло жить в этой клетке ещё непонятно сколько лет. Пока он обустраивал свой уголок, находящийся в проёме между диваном и балконом, куда как раз влезала дряхлая раскладушка, отец звонил по стационарному телефону в школу, номер которой ему услужливо подсунули «обеспокоенные» тётеньки. На дворе было начало августа, и наступила пора подготовки к школе. Отец, сваливая на пыльный пол весь мусор с дивана, подозвал сына, закуривая новую сигарету. — Слушай сюда, сынок, — с нажимом проговорил Савадо. Явно делал одолжение бедняжке, — Я тебя содержать не хотел бы, но придётся. До двенадцати лет твоя задача — это уборка, готовка и учёба. Хоть один прокол, и наказание тебе сказкой не покажется. А дальше сам будешь работать. По глазам вижу, что свалить хочешь. Поэтому будь добр, с двенадцати сделай всё, чтобы твоя заветная «мечта» исполнилась. На этом пока всё, свободен. Закончив лекцию, Оота вышел из квартиры, заперев её на ключ. «Свободен, ага, как же» — пробухтел малыш. Их квартира находилась на третьем этаже старенькой пятиэтажки, которой требовался неотложный капитальный ремонт. Райончик был таким же, как и квартира, — отвратительным. Прогоняя уныние, Кейго принялся за уборку. Начался его персональный Ад. *** Дни сменялись неделями, перетекая в месяцы проживания в этом кошмаре. Таками успешно делал всё, что от него требовал отец: убирал, стирал, и даже научился готовить простенькие блюда, спрашивая «женские секретики» у местных бабулек, полюбивших улыбчивого мальчишку. Учёба тоже не была особо сложной. По крайней мере, в первый год. Кейго пошёл в первый класс позже своих сверстников, поэтому над ним подшучивали. Это давило на ребёнка, поэтому в один из дней, когда ситуация в классе была особенно тяжёлой, он провалил тест по математике и принёс домой двойку, красующуюся в потрёпанном дневнике. Тогда отец впервые наказал его. Оставил на балконе на ночь, выпоров тяжёлым кожаным ремнём! Ту ночь Таками запомнил надолго: холодный ветер проникал в открытый балкон, залезая под ночную рубашку, давил на кости и разум, заставляя глотать обидные слёзы, чтобы не разбудить отца. В этом доме есть всего лишь несколько правил, которые Кейго обязан был соблюдать беспрекословно: 1) Никогда не плакать, не реветь и не орать. 2) Следить за порядком в квартире. 3) Хорошо учиться. 4) Быть дома с первыми фонарями. Пока он соблюдал эти правила, выписанные им на оборке салфетки, Таками мог сохранять нейтралитет с отцом и получать относительную независимость. Быстро прикинув плюсы и минусы такого положения дел, Кейго научился не злить отца и извлекать из свободного времени максимум пользы. Спустя полгода его первого учебного года он впервые посетил библиотеку. Светлая пыльная комната с широкими книжными полками и старыми книгами напоминала ему тот дом. Кейго часто снилась просёлочная дорога, мамина улыбка, яркие лучи солнца и блики на тёмной траве. Смутно всплывала низкая калитка и дубовая рощица. Кейго часто видел массивный силуэт незнакомого ему человека. Иногда он был на виду, иногда помогал маме, но чаще всего прятался в тени деревьев, наблюдая за озорным малышом. Кто этот незнакомец? Кейго не знал, но твёрдо верил, что это настоящий человек, а не плод его воображения. Застревая после занятий в библиотеке, Таками изучал мир: начиная от природы заканчивая технологиями и карьерными возможностями. За три года они с местной библиотекаршей стали лучшими друзьями. Пожилая женщина в квадратных толстых очках каждый раз тепло улыбалась ему и уходила заваривать чай с плюшками, оставляя своё сокровище на ответственного ребёнка, которым стал Кейго к концу третьего класса. Ему было уже десять. К концу четвёртого класса Таками сильно изменился: подрос, развил физическую форму, стал умнее. Сначала над ним все смеялись за то, что он ходил в обносках и носил с собой в порванном портфеле дополнительную литературу, но позже, когда проходили соревнования между всеми младшеклассниками, он выиграл забег на скорость. Острая форма глаз, прямая спина и сосредоточенный взгляд стали основой его клички — Ястреб. С тех пор его звали только так, а позже даже начали уважать, когда он из тряпья научился составлять по-бунтарски стильные образы. «Жизнь может быть не таким уже дерьмом», — усвоил урок Ястреб к концу четвёртого класса. Ему уже исполнилось одиннадцать, поэтому после Нового Года в роли пятиклассника, он сможет найти подработку. Так он думал, но далеко не всегда жизнь хочет следовать нашим планам. *** У Кейго день рождения двадцать восьмого декабря. За все прожитые под одной крышей годы он не получил от отца ни одного подарка. Таками это не волновало. У него были друзья, подъездные бабушки и библиотекарша по имени Илин. Она дарила ему книги, много книг. На одиннадцатый день рождения Илин подарила мальчику книгу «Зачем поёт птица?». — Мальчик мой, послушай меня, пожалуйста. Я уже стара, но хочу дать самый главный совет, который, в своё время, помог мне стать счастливой. — Кейго завороженно уставился на сгорбленную старушку, сжавшую его ладони на книге. — Никогда, запомни, никогда не позволяй никому подчинить себя. Ты вольная птица и только ты можешь сохранить свои крылья и воспарить в небесах. Это откровение произвело на него такое неизгладимое впечатление, что он, не сдержавшись, заплакал. Старушка нежно вытирала его слезы пепельно-белым платочком, мягко обнимая его. Тогда он впервые назвал её бабушкой. Только женщина, похожая на его маму, могла довести его до слёз. Осознание её слов ещё долго будет обходить мальчика стороной, но он в тот же вечер попросил у завуча чистый листок бумаги и со всей аккуратностью и старанием выписал заветные слова на бумагу, сложил в подаренную книгу. Он чувствовал масштаб и важность сказанных ею слов, но не мог понять смысл. Он твёрдо решил высечь их в своём сердце. Дни пролетели незаметно. Он поступил в пятый класс, а старушка Илин ушла на заслуженную пенсию, оставив библиотеку брезгливой пухлой женщине средних лет. В середине октября Кейго узнал, что Илин ушла на вечный покой. Учитель прочитала её завещание и вручила запасной ключ от библиотеки рыдающему ребёнку. Он долго ходил на её могилу, принося сорванные на клумбах цветы или сворованные в школьной столовой пряники. Помня слова, написанные в завещании, он глубоко вздохнул и улыбнулся. На последней странице подаренной ею книги было написано: «Лети, Ястреб!». Кейго впервые за последние четыре года ощутил на спине крылья.