Непокорность

      Время шло, тирианцы не появлялись, а настроение Харлуфа стремительно портилось. И тем мрачнее он становился, сколь осознавал, что причина дурного настроения – вовсе не ожидание, (как ему хотелось бы), а его поступок по отношению к Эстель.       Он оставил ее одну, связанной, возможно, ей очень неудобно или даже больно. «Зато никуда не денется и не натворит глупостей», – кивнул сам себе дроу. И все же, неизвестно, когда они вернутся, и он никого не предупредил, чтобы помочь ей в случае их задержки. А если на лагерь нападут? Там мало охраны! Дроу ощутил, как разом напряглись все мышцы в теле, а руки сами собой потянули поводья в сторону лагеря. Грубо осадив себя, Харлуф нервно провел по волосам.       Да, он был молод, неопытен в каких-то вопросах, но тем не менее, сомневаться в своих действиях он не привык. И разумеется, поступил правильно. Тогда почему не дает покоя образ его маленькой оскорбленной эльфийки?       «Неужели совесть? Не может быть. Но если действительно так? О, это было бы просто восхитительной насмешкой судьбы. Дроу, мучающийся совестью», – зло усмехнулся Харлуф, вконец истерзав себя неспокойными мыслями и вдруг заметил внимательный взгляд Лорда Дазара. Похоже, он что-то спросил и не дождавшись ответа переспрашивал снова. Харлуф лишь мрачно взглянул на него, не удостоив ответа, и тот, извинившись, отвернулся.       За размышлениями, полными мрачной самоиронии, Дроу едва не упустил момент появления их противника. Длинная, темная полоса, возникшая на горизонте, стремительно разрасталась, постепенно принимая облик отрядов. Уже были различимы фигуры людей. Впереди, облаченные в темно-синий цвет Тириана, ехали верхом знаменосцы, неутихающий ветер терзал ткань знамен, бросая их из стороны в сторону.       Правители дроу и эльфов обменялись молчаливыми взглядами. Десять тысяч на словах и на поле битвы – совсем разные десять тысяч.       В первом, относительно стройном ряду стояли горцы. Их взлохмаченные, смазанные маслом волосы, обожжённые солнцем и истерзанные ветром лица делали их похожими на диких зверей. С трудом в этих лицах можно было узнать людей, живших когда-то в городах, купцов, странствующих по миру со своими товарами, ремесленников, трудящихся, пока светит солнце, а по вечерам слушающих баллады в деревенских тавернах. Нет, это прошлое давно умерло вместе с их предками, вместе с годами их молодости, вместе с будоражащими кровь юношескими мечтами. Сегодня они были дикарями, и в их глазах полыхали обида и злоба.       Впереди солдат тявкали и грызлись с пол сотни псов. Их привели с собой тирианцы. С давних времен они приучали собак к охоте, а для военных времен, по традиции, обучали сражению и выслеживанию. – Ну, что же, все десять тысяч или даже больше, – протянул Келебен, вновь обернувшись к Харлуфу. – Тем лучше, – отозвался Дроу. – Тем больше земли можно удобрить кровью. – И тем не менее, – эльф взглядом указал на нескольких всадников, отделившихся от войска и сейчас двигающихся по направлению к ним. – Кажется мне, что поговорить мы тоже успеем.       Он пришпорил коня, Лорд Фарн и еще двое эльфов немедленно последовали за ним. Дазар вопросительно взглянул на своего правителя. Харлуф кивнул и тоже пришпорил коня.       Они встретились на территории, расстелившейся длинной широкой полосой между двумя отрядами. Харлуф оценивающе взглянул на охрану – трое тирианских солдат, крепкие, выученные мужчины, с отличной выправкой, наверняка из личной охраны; и двое горцев – дикари, как и прочие, разве что чрезмерно крупные, с впечатляющим разворотом плеч и руками как дубинки. А вот переговорщиков всего двое. Признаться, Дроу ожидал видеть больше, чем двоих.       Один явно горец, волосы смазаны жиром, смуглое лицо, преждевременно состаренное суровой жизнью, кожа на скрюченные пальцах рук, крепко сжимающих поводья, так схожа с кожей грубой выделки, из которой сделан его доспех. Тем не менее, все его несуразное тело, со словно окостенелыми суставами, излучало недюжую силу, живучесть и удушающую, почти физически ощутимую неприязнь.       Вторым оказался командир Бир, Харлуф узнал его, так как однажды встречал на границе. Дроу был удивлен, что от Тириана не выступает ни один генерал. Хотя Лорд Бейтон и занимал довольно высокое положение при двое Иордана, но в кампании против правителей Дроу и Эльфов, Харлуф ожидал увидеть кого-то более высокопоставленного. Тем не менее, никто больше не вышел к ним на встречу.       Первым заговорил Лорд Бир. Он соблюдал все приличия, называл титулы и звания, выразил радость, что «мудрые правители проявляют благоразумие, присущее истинным дипломатам, так как соглашаются совместно обсудить спорные вопросы за столом переговоров», а также заявил, что появление объединенной армии темных и светлых эльфов не было для них абсолютной неожиданностью, но все же вызвало великое удивление. От его слов Харлуф скривился. Келебен же, как и всегда, держал лицо, равнодушно слушая дурнопахнущие лесть и ложь.       После им предложили отправиться в шатер, воздвигнутый на нейтральной территории. Разумеется, у шатра будет присутствовать охрана, по десять воинов от каждой из сторон. И конечно же, оружие за столом переговоров воспрещается, ради мира и спокойствия присутствующих.

***

      Дроу вздохнул и одним глотком допил вино. За два с лишним часа им так и не удалось найти общего языка. Лорд Бейтон был предельно вежлив, насколько позволяла его солдатская натура, однако вести переговоры он не умел: путался, кривил губы в ответ на вопросы, ничего неотрицал и ничего не предлагал. Горец, представленный им как Рогрор, по большей части молчал, пил и хмурился.       Келебен применил все свое искуство, но так и не смог выяснить, что тирианцы искали в горах, зачем им пустынные земли, к чему угроза вторжения на земли эльфов. Ответом на его вопросы и предложения были отговорки и многозначительные мычания.       Все происходящее было больше похоже на фарс. Не то Лорд Бейтон не знал цели его пребывания у Белых гор, не то этой цели не было вовсе. Дазар и Фелигод, также присутствующие за столом, встревоженно переглядывались. Все понимали, что происходящее походит на отвлекающий маневр, а это непременно значит, что пока они тут, где-то в другом месте готовится нападение.       Слушая очередной пустой ответ тирианского командующего, Харлуф в который раз пожалел, что нет возможности вытянуть ноги – пространства в шатре было немного, а стол оказался слишком низким. Мыслями он все чаще возвращался к Эстель. Если он так измучился за неудобным столом, то каково должно быть ей, ведь он оставил ее связанной на долгие часы, зная, что не сможет вернуться скоро. К тому же ему все сильнее хотелось забрать своих людей и поспешить в столицу. Конечно, отец и его советники не позволят случиться катастрофе, да и настоящей опасности Тириан не представляет, иначе дроу уже знали бы об этом, однако эти «переговоры» заронили сомнения и тревогу. – Ваши опасения беспочвенны, высокородный Лорд Келебен, а наш мудрый правитель не позволил бы…, – говорил Бейтон, когда Харлуф резко поднялся, громко хлопнув по столу. Все взгляды устремились на него. – Лорд Келебен, – сказал дроу после паузы, – я вернусь через… через некоторое время. Дазар, ты остаешься здесь. – Да, мой Лорд, – ответил тот, мастерски скрывая удивление.       После чего Харлуф в полной тишине покинул шатер и вскочил на коня, направляясь обратно, к лагерю. Он скакал так быстро, словно за ним гнались гончие, и немного сбавил скорость лишь когда острый камень отскочил и полоснул по ноге его коня, и дроу почувствовал запах крови. «Пожалуй, теперь я оправдываю слухи о нас, – думал он. – Как же там? Бока их лошадей стерты, а ноги всегда в крови. И не слышат они совести и не знают сомнений. Как же, не слышат совести. Рахт! Вот сейчас я действительно предпочел бы ее не слышать. Рахт Шар`д Мирр`д! Нет, пора заканчивать с этим гоблинским самобичеванием».       По лагерю дроу промчался, подняв тучу пыли, бросил поводья одному из солдат и велел перевязать ногу коня, и остановился на мгновение лишь у собственного шатра, не решаясь войти. Снова тихо вуругался и, откинув полог, шагнул внутрь. – Эстель? – тихо позвал он, заходя. Она сразу же подняла на него взгляд, словно все это время была настороже.       Большие глаза, полные сдерживаемой боли, на утончившемся за время непростого похода лице заставили его забыть все заготовленные фразы. Словно завороженный, он сделал шаг к ней, но она отвела взгляд и отвернулась. – Нет, не отворачивайся от меня, – тихо попросил Харлуф, чувствуя, что нечто важное зависит от того, смотрит она на него или нет. Она не обернулась, и его начала охватывать тревога. – Прости меня, Эстель. Я хотел защитить тебя, в первую очередь от самой себя. Здесь опасно, а сегодня мы убедились, что все еще сложнее и опаснее. Я не рад, что позволил тебе ехать с нами, но раз уж это случилось, я должен сберечь тебя какой бы ни было ценой. Вернее, я так думал. Пожалуйста, милая, я оказался не прав – я не готов платить твой болью и твоим страхом, – он с надеждой взглянул на нее, но не услышал никакого ответа на свои слова. Дроу тихо выдохнул. – Послушай, – снова заговорил он, бесшумно подошел ближе и мягко опустился на шкуры, устилавшие пол. – Ты выросла и жила в других землях, в другом мире. Долина светла, щедра и благодатна. В моем же мире для каждого есть свои и чужие. Мой отец правил долго и относительно спокойно, но еще ребенком я уяснил, если хочешь сохранить нечто дорогое и ценное – нет ничего лучше, чем запереть, а ключи всегда носить с собой. Ты не граненый мирмален, который я мог бы прятать в кармане на груди. И очень жаль, потому что тогда я был бы спокоен, – невесело усмехнулся Дроу. – Не подумай, что я оправдываюсь или признаю свою вину лишь в ожидании искупления, нет. Но я понял… и все чаще убеждаюсь, что мои методы хороши для дроу, но не для тебя. Мы по-разному смотрим на суть вещей и оцениваем происходящее тоже иначе. Я знаю, в твоих глазах мой поступок достоин разве что порицания, но среди своих мои действия были бы признаны верными и благоразумными.       Он немного помолчал, уже не ожидая услышать ее ответа, но про себя радуясь, что эльфийка притихла и внимательно слушала. – Я сейчас развяжу тебя, – он внимательно посмотрел на нее, – но пообещай мне, что не сбежишь сразу же, а позволишь мне помочь обработать тебе руки. И надеюсь, выслушаешь, мне еще есть что сказать.       Она молчала, закусив губу и не поднимая на него глаз, но все же спросила: – Если я не дам обещание? – Тогда я все равно развяжу тебя. – Дроу вздохнул и честно признался: – И руки тоже обработаю. Даже без твоего согласия. – Без моего согласия? Только что ты говорил – твои методы не для меня. – Да, и я не отказываюсь от своих слов. Но это касается не всех моих решений, а сейчас я настаиваю и говорю тебе об этом открыто. Я честен с тобой, Эстель. – Похоже, для тебя это большая жертва – сказать мне о своем решении. – Ты пробыла с нами некоторое время, но, наверное, недостаточно, чтобы понять, что это действительно так. Я бы сказал, мне проще брать, не расшаркиваясь. И делать, не спрашивая. – Как ты поступил в Северном лесу?       Дроу нахмурился, но все же ответил: – Об этом мы поговим позже, если ты захочешь это обсудить. Так ты позволишь? – Да, развяжи, но твое лекарство мне не нужно. У меня нет ран, а если и были бы, то я могу справиться, это несложно. – Веревка – шелковая и не должна оставить ран, но мы расстались рано утром, а это много часов назад, поэтому натертости останутся и будут долго болеть. Ты сможешь их залечить? – Нет, у меня не получается лечить себя, – ответила она, почему-то чувствуя стыд. – Тогда я повторюсь, что настаиваю.       Дроу поднялся, бесшумно обошел столб, Эстель почувствовала, как его пальцы коснулись ее кожи. Веревка на запястьях, развязываясь, на мгновение натянулась, и эльфийка едва сдержала стон, она и сама едва ли осознавала, как сильно у нее затекли мышцы. Подняться она смогла не сразу, по плечам, рукам и бедрам побежала колючая, болезненная волна из-за онемения.       Харлуф искоса проследил, как она растирает и пощипывает кожу, старась поскорее избавиться от неприятного ощущения, направился к резному столику, из которого этим утром извлек треклятую шелковую веревку, быстро нашел, все, что нужно, и снова опустился на шкуры, расставляя перед Эстель емкости с целебным содержимым. – Так, это, – он указал на маленькую круглую шкатулку, выполненную из камня, – для рук, бинты тоже. Это, – пузатая бутылочка из синего стекла опустилась рядом, – от боли в мышцах. – А это капнем тебе в отвар. Думаю, трех-четырех капель будет достаточно, поможет снять усталость.       Эстель молча наблюдала за ним, гадая, когда же он наконец поднимет взгляд, но Дроу, казалось, был увлечен исключительно делом. Он открыл емкости и размотал бинты, которые почему-то оказались серебристыми с внутренней стороны, словно их покрыли тонким слоем металла. – Ваши целительские способности я имел честь наблюдать, теперь похвастаюсь нашими. Совместные и, надо сказать, очень удачные разработки лекарей и магов. Начнем? Дроу осторожно взял руку Эстель за пальчики и потянул к себе, преодолевая ее слабое, словно неуверенное сопротивление, взглянул получше на свету и резко выдохнул, как будто все напускное спокойствие разом покинуло его. – Милостивые боги, – едва слышно проговорил он, осматривая ярко-алое запястье с тонкими кровоподтеками в местах, где веревка особенно сильно впивалась в кожу. – Разве было так туго?       Эльфийка отрицательно кивнула и горько улыбнулась. – Не туже, чем в первый раз. В лесу. – Рахт! Нужно было сказать мне. – Как именно? Свяжите меня, Лорд Правитель, поудобнее? – Да, звучало бы странно…, – Дроу смутился, но уже мгновение спустя вновь свел в задумчивости брови. – Тебя же тогда перевязывал Дардин? Паршивец. Пожалуй, я рано отозвал его с границы. – Он здесь ни при чем, и я могу попросить его помочь мне и сейчас, – Эстель попыталась высвободить руку, но Дроу ей не позволил, крепче сжав пальцы. – Ему следовало рассказать мне, что у тебя настолько нежная кожа. – Зачем? Разве он должен все докладывать, даже такие вещи? – Эстель почувствовала возмущение, разговор ей не нравился. К тому же, было неприятно слышать резкости о Дардине.       С момента ее похищения он был едва ли не единственным, кто пытался успокоить ее и помочь хотя бы словом, остальные же в отряде Харлуфа были молчаливы и беспристрастны. Хотя причины его поведения были ей не совсем понятны. Природные жизнерадостность и способность к открытому сочувствию, несвойственные темным эльфам? Но стал бы лекарь рисковать головой, фактически нарушая приказ Правителя? Или может быть, он хорошо знал Харлуфа и понимал, что его помощь пленнице не обернется для него ничем фатальным? Или, что казалось наименее вероятным, Харлуф сам попросил его об этом?       На эти вопросы Эстель не могла найти ответа, однако спрашивать сейчас она не собиралась, тем более что он поднял тяжелый, темный взгляд. Золото глаз опустилось на дно омута, несмело мерцая, лишь когда его задевал свет от лампы на столбе. – Да, должен, – глухо ответил он. – Он служит моей семье немало лет и хорошо знает мои требования. А что касается помощи, то это исключено. Ему сейчас здесь не место. – Почему? – Я хочу сделать это сам, – голос Дроу смягчился. – Почему? – снова спросила Эстель. – Не потому ли, что ты не хочешь огласки? – Огласки? – он иронично приподнял бровь. – Кажется, я уже объяснял, мое решение не встретило бы никакого порицания. Так что дело не в этом. Кроме того, если бы я хотел, то оставил бы тебя не в своем шатре, а в центре лагеря, и все происходило бы на глазах моих солдат. В назидание. И даже тогда я не встретил бы осуждения. Что касается эльфов, то их мнение по этому вопросу меня не заинтересовало бы. Но я говорю это не для того, чтобы напугать тебя или уверить, что я могу поступить так с тобой в будущем. И даже не для того, чтобы заставить благодарить меня за, скажем так, приватность и пощаду твоих чувств, потому что пощады не было –- я сделал то, что планировал, нисколько не смягчая решения. – Тогда почему? – Эстель почувствовала, что голос сдавило, и он превратился в невнятный шепот.       Дроу не ответил. Он осторожно наложил мазь, стараясь чтобы касания были невесомыми, затем замотал бинты, приложив их серебристой стороной к коже, заодно объяснил, что эта относительно недавняя разработка магов помогает целебным экстрактам впитываться глубже и в значительно быстрее.       Закончив, он медлил отпустить ее руки, мгновение как будто раздумывал, и вдруг очень нежно поцеловал белоснежную кожу у самого края бинтов, словно это помогло бы скорее исцелить и избавить от боли. Затем придвинулся ближе, опустил голову и, притянув ее пальчики ко лбу, замер так на какое-то время.       Эстель не могла видеть его лица, только чувствовала, как он свел брови, и слышала медленное, тяжелое дыхание. Время замедлилось.       Когда Дроу заговорил, он все еще не поменял позы: – Предвосхищая вопрос, который ты не задала и не решишься задать – нет, я не пытаюсь таким образом заслужить твое прощение. Вернее, я надеюсь, что когда-нибудь ты взглянешь на меня без обиды и осуждения, но не за показное раскаяние или единоразовое проявление заботы, а потому и только потому, что ты сама этого захочешь и потому что поймешь меня.       Что касается этого, – он снова невесомо коснулся кожи рук губами, согревая дыханием пальцы, – я беру ответственность за принятое решение. Во-первых, насчет огласки ты все же была права. Однако дело не в моем стыде, а в твоем. Я почти абсолютно уверен, что ты не захотела бы рассказывать Дардину, искать утешения у Келебена тоже не стала бы. Возможно, позволила бы Тирифэль помочь тебе, но только после того, как попыталась справиться сама. А перевязывать себя непросто, тем более твои запасы целебных трав очень сильно истощились после помощи отравленным латуньей. Легендарные эльфийские гордость, самопожертвование и отвага. Восхищает, конечно, но лично у меня с недавнего времени по большей части вызывает раздражение, – Дроу попытался улыбнуться, но улыбка быстро превратилась в невеселую усмешку.       Он наконец взглянул в глаза Эстель, и взгляд был открытым, полным мольбы и болезненного откровения: – И, во-вторых, я должен был испытать эту боль. Мне действительно больно, Эстель. Больно видеть, к чему привело принятое мной решение. Я был очень рассержен, когда увидел тебя в отряде, в доспехах, с луком у седла. Но впредь я должен хорошо понимать последствия своих действий. – Ты злишься сейчас? – Эстель коснулась его напряженного лица, ласково погладила, наблюдая, как закрылись золотистые глаза, скрывая от нее накопившиеся, затаенные переживания. – Нет. Разве что только на себя. – Прости меня, – шепнула она, не отнимая рук от его лица.       Он улыбнулся, и на этот раз улыбка была светлой. – Зачем вы собирались поехать с отрядом? Ты обещала мне, что не ринешься на поле битвы. – Просто проводить. Мы хотели проехать с вами немного, потом вернулись бы. – Почему не предупредила меня? – Потому что ты не позволил бы, – виновато улыбнулась эльфийка. – А я бы и не позволил! – дроу вскинул голову и простонал с притворным отчаянием: – Чем я прогневил богов? За что меня наказывают таким упрямством и безрассудством? – Харлуф, – позвала она. Эстель смущенно опустила взгляд и не заметила, как он вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное ее голосом. – Почему ты приехал сейчас? В лагере все так же тихо, я не слышу ничего, кроме ветра. Значит, отряд еще не вернулся. Ты приехал один? – Да. – Из-за меня? – Да. – Прямо с поля битвы? – Нет, я сбежал прямо из-за стола переговоров, – весело усмехнулся Дроу. – Почему? – Потому что у меня очень сильно занемели ноги. – Не понимаю, – эльфийка смешно подняла брови. – И не нужно. Но я рад, что приехал сам, а не отправил гонца. Дардин, до которого я еще доберусь, снова скрыл бы от меня истинное положение вещей. Пожалуй, он слишком тебе потакает. – Ты против? – Нет, как ни странно, но только если это не приводит к дурным последствиям. Так, хватит разговоров, – Харлуф поднялся. – Мы еще не закончили. Пожалуйста, сядь в кресло у стола.       Эстель спорить не стала. Дроу взял бутылочку из синего стекла, помогая себе зубами, развязал тесемку, держащую холщовую ткань, и откупорил пробку. – Спусти рубашку с плеч и убери волосы, – приказал он, встав у нее за спиной. – Зачем? – эльфийка испуганно обернулась, вцепившись в края ворота рубашки. – Мышцы нужно растереть, иначе их может свести судорогой. – Нет! – она хотела подняться, но он не позволил, успев удержать ее за плечо. – Эстель, пожалуйста, давай не будем ходить по порочному кругу. Ты не слушаешься, я принимаю решение – правильное, но в итоге болезненное для нас обоих. – Но мне действительно не нужно… – Хочешь сказать, ничего не болит? Когда я вошел, у тебя были напряжены плечи и шея, а пальцы на ногах ты поджала так, что побелели костяшки. Ты закусила губу, когда поднималась с пола. И когда садилась в кресло тоже. Ты пытаешься сдержать боль, скрыть ее от меня и от самой себя. Так кому на самом деле ты пытаешься лгать? А теперь посиди тихо.       Харлуф вылил немного маслянистой жидкости в ладонь, поставил склянку на стол, шатер тут же наполнился нежным травным ароматом. – Рубашка, конечно, мешает. Но ты ведь не позволишь мне снять ее? – Нет. – Я так и думал.       Дроу мягко опустил руки на плечи Эстель, она вздрогнула от прикосновения. Он помедлил, наслаждаясь едва ощутимым трепетом эльфийки, затем наклонился и прошептал ей в ушко: – И помни, что я не выслуживаю твое прощение, поэтому не сдерживайся – поненавидь меня, чтобы было легче, – и надавил на плечи сильнее, большими пальцами проминая мышцы у основания шеи, отчего Эстель напряглась и не смогла сдержать болезненный стон. Кончики ушек предательски зарделись. Ей хотелось убежать. Было больно, стыдно, но ужаснее всего – очень приятно. – Вот так, потерпи, теперь вот здесь – уговаривал Дроу, а его пальцы впивались в кожу, массируя точки, ладони проминали мышцы, удивительно точно находя самые болезненные места, и затем ласково поглаживали, чтобы унять боль. Эстель вцепилась в подлокотники кресла, чувствовала, как напряглись ноги, словно готовые в тот же момент унести ее от происходящего, но плечи и шея, вопреки разуму, сами собой тянулись под умелые ладони Дроу. Она уже сама не понимала, чего хочет больше: сбежать или остаться.       Сбежать – значит, спастись, сохранить чистоту разума. Но остаться… остаться казалось все более соблазнительным, нет, более жизненноважным. Довериться и растаять в руках темного эльфа. Очередной стон, сорвавшийся с ее губ, уже не был болезненным. Дроу замер и медленно и тяжело выдохнул. – Как быстро розовеет твоя кожа, – хрипло протянул он.       Его ладонь обхватила тонкую шею Эстель, сдавив, возможно, чуть сильнее, чем следовало, большой палец ласково погладил нежную кожу за ушком. Пальцы второй руки соскользнули с плеча, очертили контуры тонких, словно крылья птицы, ключиц, и потянулись ниже, невесомо касаясь кожи, но замерли.       Эльфийка судорожно вдохнула и, игнорируя головокружение, попыталась подняться – последняя попытка протянуть руки настречу благоразумию. Но дроу с тихим рыком усадил ее обратно, тут же оказавшись перед ней. Золото его глаз потемнело и окуталось мраком. Он оперся ладонями о подлокотники, буквально навис над ней и тяжело дышал, не спуская с нее пристального взгляда.       Все шансы упущены. Эстель поняла, что сдается без боя, когда ее руки обвились вокруг его шеи. Она потянулась к нему, прикрывая глаза, и он впился в ее губы поцелуем. Как он мечтал об этой маленькой победе!       Его пальцы зарылись в ее волосы, фиксируя, не позволяя ускользнуть, спастись, а губы порывисто и жадно брали свое. Он упивался властью. И душа дроу звенела бы от триумфа, если бы не неподъемная тяжесть охватившей его страсти, тянущей его на дно, где затаившиеся во мраке пороки и желания наконец сбрасывали цепи контроля, ответственности, долга и обещаний.       Он отстранился, резко пресекая порыв рвущейся наружу тьмы, и заглянул в ее затуманенные глаза. Эстель покачнулась и выдохнула со стоном, снова потянувшись к нему, но дроу остановил ее, взял за подбородок, вынуждая смотреть на него. – В Имирин-Тель я пообещал тебе независимость, право решать самой. Себе я тоже поклялся, что не буду давить и настаивать, не позволю потакать порывам чистого эгоизма. Я думал, разум возьмет власть над желаниями, и что я исправлю содеянное. И я не преступлю клятвы. Но все же, в чем-то я солгал, – в голосе слышалась самоирония. Дроу скривил губы, обнажив клыки, как будто то, что он говорил, причиняло ему боль. – Есть желания, которые я не в силах контролировать. Эстель… У меня нет воли противостоять им. Ты понимаешь? – Это значит, я все еще твоя пленница? – выдохнула она. – Нет. Но это не значит, что ты куда-либо от меня денешься, – пообещал он, улыбаясь, и погладил ее по порозовевшей щеке. – Боги, вся свобода этого мира – твоя, до тех пор, пока пока она не противоречит тому… – Чему? – Тому, что ты – моя. – Но ведь это же короткая цепь, – глаза эльфийки расширились, она слабо попыталась отстраниться. – Да, вот только власть у того, кто держит конец цепи в руках.       И он снова поцеловал ее. На этот раз поцелуй был нежным, тягучим и горячим. Они растягивали удовольствие, каждый раз познавая новую глубину. Покоряя и покоряясь, уничтожали границы до тех пор, пока Эстель не вырвалась, судорожно втягивая воздух, потому что забыла, что нужно дышать.       Харлуф выпрямился, потянул эльфийку за руки, приглашая подняться, затем подхватил на руки и осторожно опустил на укрытое шкурами ложе. Она бросила на него обеспокоенный взгляд, но дроу только укоризненно сощурился: – Мы обработали шею и плечи, теперь время поясницы. Ляг на живот и подними рубашку. И постарайся расслабиться, здесь не будет так больно.       Эстель вновь почувствовала теплые прикосновения его ладоней, а от маслянистого эликсира шел успокаивающий травный аромат. Она расслабилась и прикрыла глаза. Дроу молчал, сосредоточившись на движениях: поглаживание, массирование точек вдоль позвоночника, продавливание мышц. Ничего лишнего.       Нет, все же ласковые, но сильные касания на талии, когда ладони обхватывают тонкий стан, а пальцы протискиваются между белоснежным телом и шкурами ложа, гладят плоский живот, стискивают, опускаются ниже, и медленно, словно дразня, возвращаются по самой кромке ткани бридж на поясницу, – для терапии были, пожалуй, лишними, но признаваться в этом Харлуф не собирался.       Эстель лежала безропотно, а дроу улыбался, наслаждаясь ее доверием. Он вдруг понял, что вкус победы, завоеванной силой – несомненно, приятен, но, когда победу вверяют тебе открыто, искренне, с полным доверием и даже наивностью – приятнее в сто крат. – А теперь снимай бриджи, – сказал он тихо и хрипло, когда масло впиталось в ее кожу. Она тут же встрепенулась, недоверчиво глядя через плечо. Перед глазами всплыли воспоминания о ночи в Шарлин-Нан. Тогда она тоже сдалась ему сама и гораздо быстрее, чем сейчас. Да, несомненно, не без натиска его воли, но все же добровольно. И тогда он дал ей выбор, предлагал уйти. Сейчас выбора ей не предлагают, дроу молча ждет.       «Вся свобода этого мира – твоя, до тех пор, пока она не противоречит тому, что ты моя». Так вот, что он имел в виду? Она не в праве перечить ему? – Зачем? – все же спросила эльфийка, упавшим голосом.       К ее удивлению, дроу спокойно пояснил: – Бедра. И икры тоже. Нужно хоть немного растереть, судороги ног одни из самых частых и болезненных.       Эстель тихонько выдохнула, испытав облегчение. И все же, добровольно обнажиться перед ним, даже ради лечения? У них и так непростые отношения, со смазанными гранями между «любимой и любимым», «пленницей и завоевателем», «покоряющим и покоряющимся». – Но я не хотела бы… – Эстель, – перебил он, – я обладаю терпением, но оно не бесконечно. – Харлуф, тебе не стоит…       Она не договорила, почувствовав, как сильная рука дроу надавила ей на спину, между лопаток. Эстель отчаянно дернулась, но силы были не равны, и ее распластало на мягких шкурах ложа, а второй рукой дроу резко стянул мягкую ткань бридж вместе с бельем. Девушка взвизгнула, но тут же получила громкий шлепок и удивленно замерла. – Будет непросто, – сказал Харлуф, тяжело дыша. – Что непросто? – пискнула эльфийка. – Найти способ заставить тебя делать то, что велено. А ну ка лежи тихо.       Ладони дроу опустились на кожу, мягко втирая эликсир. – Шар`д Мирр`д! До чего же нежная кожа, – сокрушенно выдохнул он, наблюдая, как расплывается рдеющее пяно от его ладони. – Как цветы симолоры. Их лепестки нельзя трогать, потому что даже от легкого касания остаются следы. Их много в саду у моего замка, пышные кустарники с белыми цветами, и они вкусно пахнут, когда цветут весной. – У замка в Драда-Ост?       Эстель была благодарна, что дроу отвлекает ее разговором от охватившей неловкости, тем более что она явственно ощущала, как он напрягся, и видела, как он старательно отводит глаза. – В обеих столицах. И в Драда-Ост, и в Драда-Хал, – голос стал хриплым. – У Правителя две резиденции? – Да, но я чаще нахожусь в наземной. А в подземную спускается отрекшийся Правитель, как мой отец. Если предшественник погиб, то туда отправляется его семья. – Им больше нельзя выходить на поверхность? – Можно, – дроу улыбнулся. – Просто это традиция, своего рода ритуал. Править должен кто-то один. – А твоя мать? – Моя прекрасная матушка всегда сопровождает отца. Кстати, именно для нее и высаживали симолору, она очень любит ее аромат. Думаю, – Харлуф тихо рассмеялся, – ей будет интересно узнать, как ты схожа с белыми цветами столицы. Эстель почувствовала, что ее щеки снова рдеют. – Ну все, разве было так страшно? – насмешливо спросил дроу, натянув ткань бридж обратно и с легким сожалением опустив рубашку. – Никто тебя не обидел? – Кажется нет, – Эстель смущенно улыбнулась и поднялась. Поправила одежду и вдруг обнаружила, что может двигать руками и плечами, не испытывая сильной тянущей боли.       Они обернулась к дроу и искренне поблагодарила: – Спасибо! Мне действительно легче.       Харлуф поднялся и притянул ее к себе, прижимая к груди и погладил по волосам. Сейчас дроу порадовался, что снял и оставил кирасу в треклятом шатре переговоров. Сквозь кожу колета он мог чувствовать ее тело, прильнувшее к нему, даже ощущать биение ее сердца. – Бинты можешь снять часа через два. И помнишь, я рассказывал, о рощице и ручье? Мне сказали, что там нашелся еще и вход в пещеру. В ней грот и небольшое озеро с теплой водой. – Горячий источник? – Думаю, да. Фелигод уверил, что они все осмотрели – там безопасно. Возьми с собой Тирифэль, вам обеим стоит отдохнуть и расслабиться. Кроме того, тебе будет приятнее предаваться мыслям о ненависти ко мне в расслабляющей обстановке. Только не увлекайся, – он сдержал улыбку, осторожно наблюдая, как она встрепенулась и недовольно свела брови. – И не заплывайте глубоко, там могут быть подземные течения, а они очень опасны. – Хорошо. – И с вами поедет охрана. – Конечно. – Так, – он отстранился и внимательно посмотрел ей в лицо. – Я начинаю подозревать неладное, когда ты так быстро соглашаешься.       Эстель очаровательно улыбнулась. – Я выполню все, как ты велел. Не буду заплывать глубоко и не сбегу от охраны. Дардин поедет с нами? – Нет, он будет занят, у меня есть к нему важный разговор. Кроме того, у него есть обязанности – он должен следить за отравленными. – Им уже гораздо лучше, они даже могут ходить, но еще пока слабы. Кагар сказал вчера, им нужно еще дня два на восстановление до стабильного состояния, тогда исцеление пойдет быстрее. – Я рад это слышать. – Харлуф, не наказывай его, пожалуйста, – тихо попросила Эстель, опустив взгляд. – Кого? Дардина? Она кивнула. – Эстель, я и не собирался. Но он тоже должен понимать последствия своих решений и нести за них ответственность. Он умолчал один раз, и сегодня мы видим печальный результат, – Харлуф снова поцеловал ей руки. – А если бы началась битва? Только подумай, я не смог бы к тебе приехать, во всяком случае, так скоро. Я не перекладываю на него всю ответственность, однако часть вины на нем все же есть. И он должен об этом знать. А я должен ехать. – Как долго продлятся переговоры? – Искренне надеюсь, что к моему возвращению они уже закончатся. Все это было больше похоже на насмешку. Эстель тут же задумчиво нахмурилась. – Они внимание отводят? Вам удалось понять их цели? – Только догадки. И они неприятные. – И какого наше положение? – Серьезное. Мы недооценили угрозу и я, надеюсь, что поплатимся за это невысокой ценой. Эстель, будь осторожна. Я не шутил, когда говорил, что здесь опасно. – Но я могу съездить на источник, это ведь не отменяется? – Не отменяется, – подтвердил дроу. – Скажем так, я не хочу вас отпускать, даже с охраной. И вообще я скорее предпочел бы оставить тебя здесь, в своем шатре, а вернувшись, обнаружить здесь же, и при этом быть уверенным, что ты никуда не выходила. Но ты ведь все равно меня не послушаешь, так что лучше я буду заранее знать, где ты. К тому же, территория патрулируется эльфами Фелигода.       Эстель смутилась. Дроу незаметно улыбнулся ее румянцу. – Ну, есть еще вопросы у маленькой пташки? – У меня много вопросов, – призналсь она, открыто посмотрела ему в глаза и прошептала: – очень много.       Харлуф внутренне вздрогнул от ее взгляда, проницательного, даже пронзительного, вмиг лишенного сомнений и страхов. Он не раз ловил такой взгляд у Келебена. Эльфы, порой, смотрят так, словно они могут заглянуть за грань, за вуали бытия. По плечам пробежала дрожь, но внешне дроу ничем не выдал смятения. – Не сомневаюсь в этом, – он постарался улыбнуться. Приподнял ее лицо за подбородок и потянулся за поцелуем, но Эстель отстранилась. – Ты ответишь на них? – Обещаю, – сказал он, стараясь вложить искренность и серьезность в голос. – На все, на которые знаю ответы. Но не сейчас, мне действительно нужно ехать. Ты согласна подождать? – Да, – выдохнула Эстель и искристо улыбнулась, незаметно для себя самой сбросив холодный облик прорицательницы.       Харлуф настойчивее потянулся к ней и теперь заполучил свое. Он целовал властно, заявляя свои права, но вдруг повинуясь внутреннему чутью, замедлился, стал нежен и ласков. Уже не заявляя, а спрашивая, он касался ее губ, неожиданно для самого себя ощутив благоговейнй трепет. Дроу сильнее зажмурил веки, пытаясь уловить и понять необычное чувство, ускользающее, как будто и он смог на мгновение заглянуть за грань. Тяжело выдохнув, он отстранился. – Там холодно. Возьми мой плащ, он длиннее и оторочен мехом.       Дроу помог ей накинуть на плечи тяжелую ткань. Плащ был очень широк в плечах, подол касался пола, и Эстель казалось, что она утонула в густом темно-сером меху горного кахита, и ей сразу стало жарко. – Спасибо. – Эльфийка подхватила полы плаща и выбежала из шатра, когда дроу, улыбаясь, кивнул ей на прощание.       Харлуф зарылся пальцами в волосы– жест еще с детства скопированный у отца, и облокотился ладонью о столб. На глаза попалась шелковая веревка, и дроу невесело усмехнулся, вспоминая их разговор.       «Упорхнула, словно пташка. Свободная и легкая. Ты спрашиваешь, пленница ли ты? Глупая моя… Моя». – Хищная улыбка большого кота обнажила клыки. Он был доволен, очень доволен собой.       Наконец-то после бесконечных метаний, путаницы мыслей, неспособности примирить жажду хищника впиться и не отпускать и стремление влюбленного быть трепетным и нежным и проявить величайшую щедрость – отпустить, позволить выбрать самой… наконец-то он понял для себя и признался ей – моя.       Она сказала про цепь. Да, цепь есть, и оковы, от которых невозможно, но и не хочется избавиться. Вот только она не поняла, он не позволил ей понять – правда горька и неприглядна: она может отказаться от него, а он от нее – нет.       Дроу подавил желание расхохотаться над самим собой. Девятый Правитель из Дома Джалавар, напророченное великое будущее, нареченный «Покоряющим» – покорно преклоняет колени перед эльфийской девой, у нее глаза, как глубины моря и кожа, как лепестки симолоры.       «Моя. Не у тебя нет выбора, милая. У меня его нет».       Дроу поднял шелковую веревку и бросил в огонь очага. Взвился горкий дым, но не горчее правды. Симолору нельзя заставить расти и цвести. Только упросить, умолить любовью, заботой и лаской.       Харлуф выхватил меч, замахнулся на столб, но сдержал гнев. «Рахт Шар`д Мирр`д! Клянусь всеми богами, если там еще эти гоблиновы переговоры, я сам начну войну. С головы пустозвона Бейтона Бира».       Отдышавшись, он снова провел по волосам – магический жест, возвращающий самообладание, и покинул шатер.