Непокорность

      Деликатность Тирифэль оказалась как нельзя кстати. Она взглянула на бинты на запястьях Эстель, затем оценила выражение лица эльфийки и, не заметив никаких признаков абсолютного несчастья или скрываемого страдания, вздохнула и обняла подругу. – Я не понимаю, – тихо сказала она, – совсем не понимаю. Он слишком строг? – Иногда. – Обидел тебя?       Эстель задумалась, вспоминая слова Харлуфа. «Но я понял… и все чаще убеждаюсь, что мои методы хороши для дроу, но не для тебя. Мы по-разному смотрим на суть вещей и оцениваем происходящее тоже иначе. Я знаю, в твоих глазах мой поступок достоин разве что порицания, но среди своих мои действия были бы признаны верными и благоразумными». – Нет, просто мы слишком разные. Их так трудно понять, – эльфийка грустно улыбнулась, опустив взгляд.       Их прервало деликатное покашливание снаружи. Испросив разрешения войти, в шатер шагнул высокий, худой дроу. На лицо очень молодой, вчерашний юноша, но, как и все темные эльфы словно окутан мрачной невозмутимостью, лишь глаза чуть мерцают, ловя в себя свет. Он сдержанно улыбнулся, стараясь не обнажать клыки, и сообщил, что лошади уже оседланы, и передал Тирифэль мужской плащ, такой же, как у Эстель, длинный и с густым мехом по плечам.       Выйдя наружу, девушки обнаружили, что с ними четверо сопровождающих, включая Кихира, принесшего плащ. Дроу помогли им взобраться в седла, без их помощи они, вероятно, провозились бы долго: плотная ткань плащей оказалась тяжелой, тянула вниз, а длинный мех, при попытке поднять руки, застилал глаза, зато надежно защищал от пронизывающего ветра, который набросился на путников, как только они выехали за пределы лагеря.       Тирифэль хотела расспросить Эстель поподробнее об источнике, но порывы воздуха перехватывали дыхание. Ехали молча, закрывая перчатками носы и зарываясь в мех, чтобы иметь возможность дышать.       К счастью, вскоре цепь Белых гор вильнула, изогнулась, образуя большой, далеко тянущийся утес. Он то откланялся назад, тянулся к горной цепи, то наоборот, нависал над путниками каменным пологом, застилая собой небо. В таких местах ветер стихал и было слышно эхо шагов. Лошади эльфиек вздрагивали и нервно вертели ушами. Кони дроу, все одинаково вороные, с длинными густыми гривами, словно единокровные браться, шагали спокойно и ровно. Темные и невозмутимые, как и их хозяева.       Кихир ехал впереди, не оборачиваясь, но Эстель замечала, как дроу слегка, почти незаметно поворачивал голову и бросал быстрый взгляд на них. Должно быть, Харлуф пообещал ему гарантированную расплату, если с ними что-нибудь случится.       Изощренные пытки? Или быстрая смерть в первых рядах войска где-нибудь на границе? Или какое-нибудь самоубийственное задание, от которого нельзя отказаться? Все же, как неприглядна репутация дроу. За их именами всегда следуют пугающие истории, а за их спинами витает шепот: «мрачные», «жестокие», «холодные», « не знают пощады», «не знают любви», «обделены чувствами», «колдуны и тьмапоклонники». Извращение природы. Проклятые, изгнанные во тьму подземелий.       Эстель взглянула на Кихира. Не похож он на озлобленное извращение природы. И Дардин не похож, с его светлой широкой улыбкой, звонким голосом и открытым взглядом. А Харлуф… Недавно принявший власть от отца, он обладал взрывным характером, яростью, тщательно, но не всегда успешно, подавляемой, однако, вместе с тем и присущими дроу внешней холодностью и презрением.       Тем не менее, за время похода Эстель не раз становилась свидетельницей сочувствия, милосердия и даже обычной радости, естественной для всех живущих. Так кто они? Действительно проклятые порождения подземелий или обычный народ, ожесточившийся за годы кровавого жречества – темной страницы истории дроу? – И как понять, где правда? – сама себе шепнула Эстель, осторожно касаясь бинта на левом запястье. Кихир придержал коня и, поравнявшись с эльфийками, сообщил: – Осталось совсем немного. Смотрите, леди, вон там уже виднеется роща. А за ней, в скале имеется вход в нужный грот. – А что там? – Тирифэль приподнялась в седле и указала на высокую сизую гору, виднеющуюся вдалеке. Она стояла обособленно и была похожа на ствол громадного дерева, наискось срубленного мечом, а ее основание окутывал густой серый туман. – Это Кхат-Ведир, огненная гора. Давно уснувший вулкан. Говорят, в таких горах заточены пламенные демоны. – Дядя рассказывал мне о них, – поделилась Тирифэль. – Он показывал книгу, там описывались духи и демоны. Почитать бы ее сейчас, в детстве меня больше интересовали картинки, – она смущенно улыбнулась. – Их же называют Фламгра? – спросила Эстель. – Да, – подтвердил дроу. – Заточенное пламя. Они спят на дне каменной темницы, приговоренные усмирять свой гнев. Те, кто заточили их, проявили милосердие, и Фламгра могут видеть небо, чтобы помнили, как прекрасен наземный мир, как близка свобода, и стремились к искуплению. – Стремились к искуплению… Тогда почему вулканы извергаются? – Это сказка, миледи, – Кихир улыбнулся и наклонил голову. – И в сказках говорится, что не все Фламгра хотят милости и прощения. Они молчат долгие годы и копят силы, чтобы вырваться и спастись или умереть, но уничтожить все живое вокруг и уйти, забрав с собой многие жизни.       За разговором дорога показалась совсем быстрой. Роща оказалась небольшой. Высокие, далеко стоящие друг от друга деревья с выбеленными стволами тоже были похожы на скалы. Эстель подумала, что все в этой пустынных, каменистых землях выглядело блеклым, как будто вечно беснующийся ветер срывал краски с земли, гор, даже неба.       Кони ступили на густую жухлую траву, стелившуюся ковром среди деревьев. Земля была влажной и проминалась под копытами лошадей, сделав их шаги беззвучными. На окраине они увидели пни со свежими срубами – вот, где дроу нашли древесину для опор в шатрах и дрова для костров.       Наконец, они подъехали к скале, в которой действительно обнаружился высокий узкий проход и корридор, уводящий темноту. Эльфийки спешились и, сопровождаемые дроу, вошли внутрь, стараясь осторожно ступать, чтобы не пораниться об острые камни. Как только они вошли, ветер яросто ударил им в спины, желая схватить и злясь, что они ускользают от него, но поворот корридора защитил эльфов от его гнева, и остались слышны лишь завывания и свист оставшейся ни с чем стихии.       Внутри повеяло запахом мела, мха и сырости. Пахло чистой водой, и стало тепло. Дроу не стали брать фонарей, аргументируя тем, что корридор очень короткий, а в гроте у источника светло. Однако эльфийки не видели в темноте так хорошо, как они, поэтому темным эльфам пришлось вести их под руки, придерживая, чтобы не оступились на камнях.       Кихир осторожно поддерживал Эстель и вовремя поймал ее за талию, когда эльфийка, вскрикнув, едва не упала из-за того, что нога попала в углубление. – Миледи, прошу меня извинить, – едва слышно сказал он и поспешно убрал руку с ее талии.       В темноте Эстель не могла видеть его лица, но по голосу поняла, что он очень сожалеет о решении не брать фонарей и, возможно, уже заранее продумывает, как будет объясняться с Лордом Харлуфом. Она искренне ему посочувствовала. Корридор действительно оказался недлинным и вывел их в круглую пещеру с высоким сводом. Наверху через два больших отверстия в скале проникали широкие косые лучи света, достаточно яркие, чтобы осветить темно-серые стены пещеры и небольшое изогнутое озеро с казавшейся такой же темно-серой водой. Здесь было довольно жарко, и Эстель с удовольствием скинула тяжелый плащ.       Тирифэль показалась в пещере последней. Ее нес на руках один из сопровождающих дроу. На лице темного эльфа застыла непроницаемая маска, но мерцающие в полумраке глаза выдавали волнение и беспокойство. Он осторожно опустил девушку и виновато взглянул на Кихира. Тот свел брови и сухо спросил: – Что-то случилось? Дроу не успел ответить, Тирифэль вышла вперед и очаровательно улыбнулась. – Ничего не случилось, лорд Кихир. Оказалось, что моя обувь скользит, и мне было бы трудно дойти без неприятных последствий в виде ссадины или растяжения. Простите, что доставила неудобство, – она состроила виноватое выражение и снова улыбнулась.       Темный эльф, все еще державший ее под локоть, бросил на нее благодарный взгляд. Это не укрылось от Кихира, но он промолчал, поджав губы и одарив дроу долгим мрачным взглядом, затем отвернулся и тяжело выдохнул. Эстель еще раз ему посочувствовала, надеясь, что с Тирифэль действительно все в порядке.       Дроу оставили девушками сумку, в которой было все необходимое для купания, и пообещали, что не посмеют мешать, но будут ждать снаружи, неподалеку. Один из них останется в корридоре у входа в грот, так что им следует погромче крикнуть в случае опасности. Когда они скрылись в темноте корридора, Эстель бросила пытующий взгляд на подругу. – Ну? Так что произошло? – У меня действительно обувь скользит, – Тирифэль тоже сбросила плащ и со стоном опустилась на большой камень, – и я, кажется, пальцы отшибла. Кстати, не знаешь, кому подчиняется Кихир и его отряд? Не Лорду Дазару? – Не знаю, но приказ о нашем сопровождении отдавал сам Харлуф. А почему ты спрашиваешь? – Когда я чуть не упала во второй раз, тот дроу меня на руки подхватил и потом извинялся всю дорогу, поминая дядю Клебена и еще почему-то Лорда Дазара. – Произнося второй раз имя небезразличного ей дроу, эльфийка слегка зарделась и потерла переносицу. Эстель понимающе улыбнулась. – Наверное, думал, что он-то в случае чего ушибленными пальцами не отделается. Поможешь с ногой? – Конечно, разувайся. Тирифэль сняла сапожки, пошевелила покрасневшими пальчиками и поморщилась. – Больно? – Не очень, совсем пустяк, на самом деле, но, если распухнет, сапоги будет больно надевать. – Не переживай, я смогу быстро залечить, даже покраснения не останется. Поставь ногу на камень.       Эстель наложила руки на ушиб, прикрыла глаза и с улыбкой ощутила, как в ее теле собирается тепло, льется по рукам и, тягуче струясь с пальцев, несет исцеление. Тирифэль завороженно наблюдала. – Удивительное ощущение, – тихо призналась она. – Очень приятно. Я чувствую жар и покалывание, как будто опустить замерзшие пальцы в теплую воду. Ты занималась целительством, когда жила в Теллеоне? – Да, но нечасто. На самом деле, у меня очень мало сил. Я думаю, дар достался от очень дальних родственников, поэтому такой слабый. В Теллеоне были сильные целители, к ним и обращались постоянно, а я помогала, чтобы практиковаться. – Разве нельзя развить слабый дар? – Я и развила, – Эстель открыла глаза, – теперь получается исцелять быстро и даже на сложные раны хватает сил, но лечить постоянно я не могу. Мастер Атрэал предупреждал, что это может привести к выгоранию, духовному и физическому. И он прав. Самое важное для целителя – беспристрастность, а я слишком сильно окунаюсь в чувства, сопереживаю и беспокоюсь. Ну вот и все, теперь не больно? – Совсем нет, – Тирифэль пошевелила пальцами. – Спасибо. Эстель подошла к озеру и опустила руки в воду, успокаивая и останавливая льющееся с пальцев тепло. – Вода даже теплее, чем я думала, почти горячая! – удивленно воскликнула она. – Правда? Тогда поторопись, мне не терпится смыть пыль этой бесконечной, каменистой, ветренной пустыни. Даже здесь, в тишине, мне чудится вой ветра.       Эльфийки скинули платья и с наслаждением опустились в воду. Казавшееся поначалу серым, озеро оказалась совершенно чистым и прозрачным. Горячая вода быстро согрела, сняла усталость, забылась боль в теле из-за долгой верховой езды и прочих походных невзгод. Тирифэль прикрыла глаза и, вздыхая от удовольствия, умыла лицо и потерла шею. – Когда вернусь в Долину, буду без конца вдыхать ароматы цветов и слушать музыку и пение. Мы в пути совсем недолго, а мне кажется, что прошла вечность. Наверное, эта бескрайняя пустота стирает границы времени. Не знаю, как изгои живут в этих горах. – У них нет выбора, они вне закона, – Эстель положила голову на каменный выступ и расслабила тело, позволяя воде держать ее, мягко покачивая. – Тот, кто изгнан из одного государства, будет изгнан изо всех союзных государств до тех пор, пока не получит амнистию. Они могли бы бежать на юг, например, но ни один корабль не возьмот их на борт. – Дожно быть, это ужасно. Я не могла понять, почему этим горцам не радоваться, ведь они не заточены в темницах, они свободны, могу построить маленький город, хотя бы поселение и жить по своим законам, но теперь понимаю – на этих землях не может быть жизни. Здесь только жухлая трава, камни и ветер. И тоска, вечная, непрекращающаяся тоска. – А еще обиды и злоба. Все, кто обитает здесь – изгои из разных государств. Они не дружны меж собой, убивают друг друга за скудную еду и кров. Харлуф уверен, что Иордан пообещал им всем амнистию, иначе их не сполить под единым флагом. – И выставил их против наших воинов? Амнистию они получат разве что посмертно. Келебен пощадил бы их, но дроу… Воины дроу – это смерть. – Они не могли предвидеть, что два Правителя объединят силы. – Пути судьбы узреть дано немногим, – Тирифэль, прищурившись, взглянула на Эстель. – Сдается мне, никто этого предвидеть не мог. А между тем, Судьба с голубыми глазами перекроила ход событий. – Ты на что это намекаешь? – Эстель удивленно поднялась, прекрасно понимая, что эльфийка говорит о ней. – Да ни на что, – та весело рассмеялась, – но, если Глирдан не напишет об этом баллады, клянусь, я ему не прощу! – Прекрати! – Эстель брызнула в подругу водой, с досадой чувствуя, как пунцовеют щеки. Но Тирифэль даже не пыталась уклониться, лишь подняла руки к лицу, продолжая заразительно смеяться. Эстель не выдержала и тоже засмеялась. Вода снимала напряжение, разбивала рамки, строгость, смыла беспокойство с лиц.       Тирифэль застонала и похлопала себя по щекам, их сводило от смеха, затем подплыла поближе, держась одной рукой за неровный каменный бортик. Вода в озере сразу уходила на глубину, и в полумраке сложно сказать, как глубоко дно, поэтому отплывать от края эльфийки не решились. – Знаешь, Эстель, я одного не понимаю. Нет, пожалуй, «одного» это я преуменьшила, я дроу во многом понять не могу, но вот это бросилось в глаза особенно. Мы здесь вроде как на войне, и исполнение приказов должно быть беспрекословным, это естественно. Но, с другой стороны, ты видела выражение лица того дроу? Можно подумать, Кихир его прямо в этом озере бы утопил! Но в действительности, что бы ему сделали? – Не знаю. И честно говоря, не очень хочу узнать. – Знаешь, что ужасно? Понимать, что это из-за меня. – Не из-за тебя, а из-за того, что он, наверное, не справился с приказом. – Вот именно! Предположим, Кихир получил приказ, который звучал примерно так: «сопроводить и вернуть в целости и сохранности», теперь он и его дроу несут ответственность, так? – Так, – кивнула Эстель, стараясь проследить мысль. – Знаешь, дядя меня всю жизнь опекает, от его опеки вообще никуда не деться. Хотя сейчас уже полегче, но, когда я жила в Шарлин-Нан, без охраны и за дверь дома выйти было нельзя. Но даже тогда ответственность за мою безопасность несла в первую очередь я сама. Понимаешь, о чем я? Меня направляли, оберегали и старались предотвратить попадание в неприятности, но если я делала что-то не так, и неприятность все-таки случалась, то и спрашивали в первую очередь с меня. – И что, часто ты «делала что-то не так»? – Эстель широко улыбнулась. – Не очень, – Тирифэль тихонько засмеялась, предаваясь воспоминаниям. – Вообще те два года были замечательными и прошли довольно спокойно. Но пару раз дядя все же присылал гневные письма, грозился немедленно вернуть домой и маме письмо отправить с перечнем всех моих прегрешений, а тогда пришлось бы распрощаться с путешествиями, – она недовольно поморщилась. – Но я говорю все это к тому, что было разное, но никогда я не видела такого страха в глазах своих сопровождающих. Мне кажется, если удалось предотвратить какие-то неприятности, так это же хорошо, можно только порадоваться. Слегка ушибленные пальцы – сущая ерунда, а растяжение или другую травму удалось предотвратить, тогда почему тот дроу так нервничал, а Кихир был так недоволен? Нельзя же требовать идеального исполнения того, что невозможно контролировать. И предусмотреть все тоже нельзя. Дроу не мог идти за меня, а еще не мог предвидеть, что сегодня здесь скользко, и тем более не мог знать, что моя обувь окажется непригодной для пещер, ведь этого даже я не знала. И если с него все равно спросили ответ, тогда он обязан был все это предусмотреть? Насколько тяжела должна быть жизнь, когда играешь вечную партию с судьбой – партнером, которого невозможно обыграть, – а неверные шаги сурово караются? – Неужели ты им сочувствуешь? – Пытаюсь понять, наверное. – Я тоже, с самой первой встречи. Но что, если за каждым неверным шагом в игре – следует невосполнимая потеря? Тирифэль обернулась, помолчала и, опустив взгляд, призналась: – Тогда я действительно им сочувствую. – Харлуф недавно сказал, что если хочешь сохранить нечто дорогое и ценное, то нет ничего лучше, чем запереть, и всегда носить ключи с собой. – Очень в духе темных. И очень откровенно. – Она помолчала и наконец задала, мучивший ее вопрос: – В Имирин-Тель ты приехала уже с отрядом дроу, но ты не рассказывала, как вы встретились с Лордом Харлуфом? – Он меня похитил, – она пожала плечами. – То-есть как это? – Тирифэль удивленно распахнула ресницы и недоверчиво улыбнулась. – Просто забрал? Ты была на их землях? – Нет. И даже не на тракте к Шарлин-Нан. Это было в Северном лесу, в окрестностях Теллеона. – Но что дроу делали там? – Я знаю, что они объезжали свои территории, а когда оказались на границе… Харлуф говорил, что и сам не знает, что заставило его свернуть и въехать в наш лес. – Удивительно… А ты? Ты была одна? – Да. Я в стрельбе тренировалась, я часто сбегала рано утром, пока никто не мог остановить меня и прочитать наставления, насколько это опасно. В конце концов, они оказались правы. – Румянец смущения пополз по щекам, и Эстель спрятала взгляд и прикусила губу. – И никто не смог помочь? – Это было довольно далеко от города, никто даже не услышал бы меня. – Эстель… – Тирифэль подняла на нее глаза, – он тебя не отпустит. – Ты мне это прорицаешь? – едва слышным голосом спросила она. Тирифэль подняла голову, посмотрела на широкие бледные лучи, пронзающие полумрак, и медленно покачала головой. – Нет, не прорицаю, – она слабо улыбнулась. – Но думается мне, что так и будет. Он темный, Эстель. – Он уже отпустил. Тирифэль удивленно обернулась. – Еще в Имирин-Тель он предлагал мне остаться в Долине и сказал, что освобождает. – Лорд Харлуф так сказал? – Да. – И все же, ты – здесь. – Да.       Тирифэль снова задумчиво посмотрела на свод пещеры. Казавшиеся белыми пылинки медленно плыли в широких лучах бледного света, они напоминали корабли на спокойных водах лунной реки. Их движение завораживало. – Не отпустит, – повторила она, протянув руку, словно желая дотянуться до лучей, окунуть пальцы в лунную реку. Она обернулась, когда услышала сдавленный голос подруги: – Это уже не важно, Тирифэль. Я очень злилась, когда он увез меня, я пыталась сбежать, но… – ком подступил к горлу, а глаза обволокли слезы. – Но я забыла про ненависть и про войну, когда увидела, как кровь от моей стрелы бежит по его плечу. Он предложил уйти, но я поняла, что не смогу и не хочу. Моя воля сдалась раньше меня, потому что знала, что выбора у меня нет.       Эстель отвернулась, чувствуя, как слезы побежали по щекам, попали на губы, угостив солью – вкусом печали. Тирифель молча коснулась ее руки, осторожно сжала пальцы, разделяя боль. Она понимала. Она знала. Эльфийская душа чувствительна. Эльфийская любовь глубока. А дроу… одной лишь тьме, их покровительнице, дано понять их души.

***

      Путь назад показался для Харлуфа гораздо быстрее. Он даже немного удивился, увидев вдалеке серые очертания шатра переговоров. Он подогнал коня, позвав его по имени, и вдруг обнаружил, как сильно занемели его губы. Оказывается, все это время он плотно сжимал их, как будто это могло дольше сохранить память о поцелуях и вкус ее нежных губ. Дроу улыбнулся воспоминаниям.       Он спешился, едва конь успел остановиться, и поспешил к шатру. У входа его встретили мрачный Лорд Келебен и Лорд Дазар, взглянув на которого, Харлуф сразу понял – что-то не так. Дазар, как и все темные эльфы, умело прятал чувства за невозмутимым выражением, но Харлуф знал его слишком хорошо, чтобы прочитать то, что скрыто. Улыбка мгновенно сползла с лица Правителя, и он нахмурился. – Что? – повернулся он к Дазару. – Докладывай. – Мой Лорд, переговоры окончены, – начал дроу бесстрастным голосом. – Бейтон Бир проговорился, намекнул, у Иордана действительно в планах нападение на наши земли. – Где? На юге, на границе с Долиной? – Да, мой Лорд. Но мы подозреваем, что это тоже отвлекающмй маневр, а его планы направлены, в первую очередь, на нашу столицу. – Отчеканил он и запнулся, сглотнул, стараясь справиться с волнением: – И мы узнали… мы узнали, что… Келебен мрачно наблюдал за его мучениями и, наконец, закончил за него, припечатав: – Что Лорд Фарн, ваш советник и, насколько мне известно, доверенное лицо, – здесь. На стороне Тириана. Услышав имя единственного друга, Харлуф напрягся, но с каждым словом его лицо каменело, а черты заострялись. Мерцание глаз исчезло, подернулось мглой. Болью. – Что он здесь делает? – сухо спросил Харлуф, глядя перед собой. – Надеюсь на недоразумение. Но все же, когда Бейтон Бир понял, что сболтнул лишнее, то разгневался и был рад ударить побольнее.       Келебен отвернулся, посмотрел вдаль, где серело, укутываясь в вечерние сумерки небо, и вспомнил обидные, яростные слова, потерявшего самообладание, Командира Бейтона: «… да даже если и так! Вы смеетесь над моим повелителем? Знаю я, как его прозвали в Шарлин-Нан. Они, подлецы, говорят он безумный. А вы, милейший Лорд Дазар, не станете отрицать презрительного отношения дроу к нам, тирианцам? Даже ваш Правитель не удостоил нас высокой чести насладиться его присутствием за столом равных? Ах, вы улыбаетесь, Лорд Дазар? Вам претит быть с нами равным? Вы смеетесь над моими воинами или, быть может, над отважными горцами, которые теперь под покровительством Тириана? А что вы скажете, когда в бой их поведет небезызвестный Лорд Фарн из Дома Рагазар? Как понравится это Лорду Харлуфу? Доволен ли он будет получить такой подарочек от господина моего, Иордана?» – Выразился он предельно четко, – не отрывая взгляда от неба, сказал Келебен. – Лорд Фарн здесь, и он поведет людей в бой. Против нас.       Харлуф молчал, на лице его застыла маска. «Предательство – обыденность для дроу». Так говаривал его дед, об этом предупреждал отец. Но так было в темные времена кровавого жречества и во времена смены власти. Сейчас же Харлуф был рад получить процветающие земли, казалось бы, отошедшие от ужасов темных дней, ступившие на путь расцвета.       Его народ, дети тьмы подземелий, вновь, впервые за долгие века, стали жить, наслаждаясь, а не вырывая жизнь из скользких от крови рук врагов. Его предшественниками было положено много сил на то, чтобы подарить дроу неотъемлемое право всех живущих, право, которым темные эльфы были обделены – вкушать радость, перестать пить, захлебываясь, боль, ярость и страх. Видеть и впитывать свет, а не сжиматься от холода во тьме. Слышать голоса и смех любимых, а не звон стали и предсмертные крики. Сколько было сделано! Власть строго наследовалась, интриги пресекались, соперничества улаживались. Но предательство…       Лорд Маглур, отец Фарна, долгие годы – советник и друг Архала. В дружбе с Фарном, начавшейся еще с детства, Харлуф видел или хотел видеть продолжение доверия их отцов. Он гордился крепостью этой связи. Чем теплее и роднее имя совершившего предательство, тем точнее удар и сильнее боль. Правитель Келебен хорошо понимал дроу. Он подошел и потянулся к его плечу, желая поддержать, но в последний миг передумал и опустил руку. – Мы встретимся снова на рассвете, – тихо сказал он. – И обнажим клинки. – Нет. Мы выступим ночью, – ответил Харлуф. – Мы не видим так же хорошо в темноте, как вы. – Тогда мы пойдем первыми, – не уступил дроу. – Хорошо, – Келебен тихо вздохнул. – Возьмем фонари, укроем их плащами, чтобы люди не заметили нас слишком рано. Сыграем на неожиданности. Вернемся в лагерь, Лорд Харлуф? Генерал Фаен еще в шатре, он заберет ваши меч и кирасу. – Да, – кивнул дроу. Ни тон голоса, ни выражение его лица никак не изменились, ни один мускул не дрогнул с момента получения новости о Лорде Фарне. Он сел в седло и повторил: – Да, вернемся. Они должны быть уверены, что мы ушли. И поторопимся, у нас будет мало времени на отдых.       Он пришпорил коня, направляясь к стройным рядам эльфов и дроу, все еще ждущих своих Правителей. Келебен и Дазар, не смотря друг на друга, молча последовали за ним.