Непокорность

Шатер был просторен, а обстановка радовала глаз: никаких вонючих шкур грубой выделки, коптящих ламп, проржавевших тарелок и прочего, что боялся увидеть Дроу, уставший после долгой дороги. Пол выложен мягкими серыми и бурыми шкурами отличной выделки, у самого входа – толстый шерстяной бардовый ковер; пространство чуть левее центра занимал круглый резной стол, на котором оставили скрученные пергаменты, чернильницу, пару ламп в матовом стекле и две карты. На одной изображались пустынные земли и горы с подробными рельефами, указанными перевалами и пещерами. Синие чернильные заметки на краях и углах указывали точные даты разлива и отлива реки, ливней в горах; движение и направление ветра обозначались стрелочками. Вторая карта изображала изломанную границу Тириана, а также часть земель Дроу и Эльфов, охватывала Изумрудное море и свободный город Шарлин-Нан. Здесь тоже были пометки: некоторые дороги и тракты, лежащие близ границы, выделялись жирной линией, рядом были нарисованы какие-то закорючки и знаки, непонятные Лорду Фарну. У дальней стены – еще стол, заваленный бумагами, пара сундуков, кушетка и высокая полка из темного дерева. – Присаживайтесь, Лорд Фарн, – горец указал на одно из кресел, обитых мягкой тканью. – На вас лица нет. Перевалы нелегко даются непривыкшим к перепадам давления. – Благодарю за заботу, милорд, но жизнь дроу и не такому научит. – Я не лорд, - усмехнулся горец, - и никогда им ни был. – А я не страдаю от перепада давления, - тем же тоном отрезал Дроу. – Ну что ж, простите меня, коли оскорбил, - развел он руками в извиняющемся поклоне. - Я-то думал, вылезти из подземелий и забраться в горы – задание не из легких, даже для вас, - горец снова хитро сощурил выцветшие глаза и потер щетину негнущимися, скрюченными пальцами левой руки. Дроу подобный разговор совершенно не нравился. Старик не то нарывался на грубость, не то пытался спровоцировать самого Фарна. Надо сказать, всяческие проверки и прочие обычаи деревенской солдатчины не вызывали в сердце Дроу ни малейшего восторга. Лорд был настроен на серьезную и нелегкую работу, а на развлечения подобного рода ему попросту было жалко времени. Тем временем, эльф и мужчина в темных латах сложили оружие на кушетку и опустились в кресла. Они молча переглядывались, по их лицам ясно было, что беседа их веселила, однако вступать в нее пока что ни один из них не решался. – Вам верно известно, - начал дроу, - часть жизни многие из нас проводят в подземных городах. Мы привыкли к любым условиям, убийственным, невозможным и невыносимым. И если вы надеетесь, что армия дроу побросает оружие, преодолев Белые горы, и падет к вашим ногам, или хотя бы даст слабину на поле, то вас постигнет не что иное как разочарование. И затем неминуемая смерть. А все от того, что вы видимо, ни разу не имели чести держать оружие против эльфов, - холодно сказал Фарн, сложив ладони. Его голос был совершенно спокойным, даже пугающе спокойным. Только глаза сверкали неверным ледяным огнем. Горец молчал, смотря дроу в глаза, и на миг в шатре повисла давящая тишина, что слышно было, как снаружи завывает ветер. – Я думаю, нам следует поговорить о делах, - кашлянул мужчина, заполняя тишину. – Лорду Фарну верно интересно было бы знать о наших пленных и… - его перебил громкий хохот горца. Откинувшись в кресле, он издавал неприятные сухие гортанные звуки, вздрагивая всем телом. – Конечно, ему будет интересно, - громко хлопнув в ладони, наконец вымолвил он. – Его благородство думает, что мы недооцениваем его братьев по крови. Эй, Таргу! На пороге шатра показался высокий широкоплечий человек в доспехе из толстой кожи. Фарн быстро окинул его взглядом: орлиный нос, низкий тяжелый лоб, волосы смазаны жиром - тоже горец, но скорее всего, во втором или третьем поколении, не больше. Слишком высок рост, да и в лице остались черты других народов. «Наверняка, южанин, или с земель, что восточнее Тириана», - сделал вывод Лорд Фарн. Часто случалось, что беглецы и изгои, ушедшие в пустынные земли и поселившиеся на равнинах, либо в горах, оставались там насовсем. Их дети и внуки, привыкшие к такому образу жизни, уже не покидали оседлых мест, постепенно превращаясь в аборигенов. Хотя сложно сказать, остались ли в этих краях еще исконные местные народы. Чаще всего, таковыми считали тех, чьи предки раньше прочих бежали с родных земель и обосновались здесь. Жизнь в пустынных землях простой не была, а дружной и подавно. Многие беглецы собирались в небольшие группки, держались вместе, всячески избегая контакта с другими. Несмотря на частые ссоры и стычки таких «племен», со временем сформировался зародыш общего для них языка. Правда, представлял собою он скорее нелепую незвучную помесь. Чаще каждый народ говорил либо на родном, либо на всеобщем языке. Ведь несмотря на то, что они считались в родных землях вне закона, многие их них надеялись однажды вернуться. Однако больше, чем возвращения, «поселенцы» пустынных земель желали мести. Они жаждали расправы за свои страдания, за общество, в котором оказались лишними, за бедность и голод, но более всего за свою неспособность найти место в мире. Итак, под флагом этой навязчивой, болезненной идеи мести, они и сплотились. Несмотря на постоянные стычки и ссоры. Не ясно было одно – что сплотило их под флагом Тириана. Неужели искорка надежды? Впрочем, Лорду было не до надежд разбойников и оборванцев, его занимали другие, гораздо более важные дела. – Звали? – спросил гнусавым голосом Таргу. – Да. Приведи скорее наших пташек! Наш благородный Лорд желает их видеть. Видите ли, он не верит, что мы можем держать клинки против этих зазнавшихся выродков, - прохрипел горец и, лестно улыбаясь, повернулся к дроу: - Не принимайте оскорбление на свой счет, милорд, - на что Дроу также лестно улыбнулся, радушно оскалив зубы. Таргу кивнул и вышел, прикрыв за собой полог шатра. Горец же немного помолчал, почесывая темную щетину, затем громко хлопнув по коленям, поднялся и заковылял к высокой полке. Из шкафчика со скрипящими дверцами достал пузатую бутыль из мутного стекла и такие же стеклянные чаши, украшенные серым камнем. – Ладно уж, не принимайте близко, – повторил он. – Мне раздоры ни к чему, милорд. Вот, обещал угостить, - побултыхав бурый напиток в бутыле, старик наполнил стеклянные чаши, - да за болтовней даже не представился. Я Рогрор Тург, - поднял чашу он, быстро глотнул и сморщился. – Ох, хорошо! Свои, милорд, зовут меня Рогом. Вот только вздумаете подшутить, сравнив с бараньим – шутя, шейку как барашку сверну, - дружелюбно улыбнулся горец. – Я тут есть своего рода полководец, поведу наших ребят. Да и чего молчать – горы знаю, как содержимое своих шта… кгхм, как свою пятерню, - осекся он, заметив поползшие вверх брови молодого эльфа. – Рад знакомству, Рогрор, - кивнул Дроу. – Можете Рог, чего уж тут. Вы вроде как свой среди наших. Не зря же свой благородный зад через горы тащили, - хохотнул горец, повторно наполняя чашу. Видимо, шутка показалась ему смешной, потому что он еще какое-то время кряхтел, не то смеясь, не то кашляя, затем снова сделал большой глоток и закусил ломтем холодного мяса. Молодой мужчина тоже глотнул, сощурился и потянулся за закуской. Дроу к напитку не притронулся. – Верно, раздоры нам ни к чему, но вы не слишком-то вежливы, – подождав, пока Рог прожует и сможет отвечать, заметил Дроу. Горец лишь пожал плечами, показывая, мол, а чего вы ожидали от старого командира, у кого в строю одни изгнанники, да преступники, не раз пренебрегшие законом. Опустошив чашу в третий раз, горец снова заговорил: – Это Эдорост, - указал он на мужчину. Тот поднялся и важно опустил голову в быстром поклоне. – Из Тириана. Левая рука и голос ихнего короля, если разбирать государя по частям. А ежели не разбирать, то троюродный брат его величества, и к тому же, генерал. – Мое почтение, Лорд Фарн. – Взаимно. Странно, что мы не встретились в Тириане. – Я выехал гораздо раньше вашего прибытия в Тириан. Я привел к подножию Белых Гор восемь тысяч солдат. В скором времени Лорд Бейтон Бир приведет еще три тысячи. – И того одиннадцать. Армия уже размещена, где разбили лагерь? – Немного восточнее отсюда, милорд. За когтистым утесом, на большой равнине. – Что ж, хорошо. Позже я хотел бы увидеть ваших солдат. – А теперь позвольте представить самого юного, но не менее полезного участника нашего с вами Совета, - крайне важно и чопорно молвил Рог. – Леиф Митэль, наш умелый шпион и проныра. – К вашим услугам, милорд, - звонко пропел молодой эльф. – Ну вот, вы знакомы со всеми. Теперь можно перекусить и немного поговорить о делах. – Хотелось бы знать, как эльф попал в подобное общество? – перебил его Дроу, делая вид, что не замечает выливающееся наружу недовольство горца. Видимо, тот не любил, когда его не слушались или, более того, перебивали, но Фарну уже надоел этот старый нахал. Пора было ставить его на место. – Я не эльф, милорд, - мягко ответил белокурый Леиф. – Я – полукровка. Моя мать была благородной госпожой, в ее жилах текла кровь дивного народа. А отец – человек, северянин. Однажды они встретились в Тириане и полюбили друг друга, но волею судьбы… – Ууу, как запел! – перебил Рог, не выдержав полного отсутствия внимания к собственной персоне, – Тебе только лютню в зубы, да бреньчать по струнам в подворотнях! Да только здесь тебе не уютная таверенка с выпивкой и бабами! Подожди до лучших времен, парень. Может тогда твои порывы и сгодятся на дешевую балладку старым скрягам в каком-нибудь вонючем порту. Эльф насупился, но перечить не стал. Видно, старый горец не в первый раз осаждал его подобным образом, а может, и не только его. Во всяком случае, Фарн решил, что его личное присутствие здесь должно в некоторой степени изменить здешние устои, и даже не потому что это было бы справедливо или же благородно, нет, просто Дроу до кома в горле надоел этот все больше похожий на брюзжащий сморчок человек. Может, потому король и послал Дроу сюда, вместо того, чтобы более подробно обсудить не менее важные вещи в Тириане. Он просто надеялся навести здесь порядок за счет Фарна, имевшего опыт в обращении с армией. И если так, то выходит, им попросту воспользовались? Фарн беззвучно оскалил зубы, предаваясь неприятным мыслям, но быстро взял себя в руки. Расслабившись в кресле и сложив ладони, он повернулся к горцу, мягко протянув: – Что же ты, Рог? Не хочешь слушать, тогда расскажи, сам-то ты кем был? Собиравшийся было что-то сказать, Рогрор вдруг осекся и сморщился, состроив гримасу, словно во рту у него вдруг стало горько. – Кем был – не ваше дело. – огрызнулся он, но добавил: – Не помню, много лет прошло. – Не так уж ты и стар, Рогрор, чтобы не помнить, – улыбнулся Дроу. – Ну же, поведай нам свою историю, а если стесняешься – так и скажи. Будь уверен, мы поймем, ведь чужие слабости следует уважать. Слабости вполне искусно можно превратить в свои сильные стороны и тогда удар по ним отдастся с двойной силой, не так ли, Рогрор? Горец тихо кипел, на его коричневом загорелом лице выступил багрянец, разве что пар не исходил. Хотя если бы это и произошло, то оказалось бы вполне ожидаемо. Эдорост тихо прыснул и отвел взгляд. Леиф молчал с непроницаемым лицом, но в глазах его играли искринки. «Все же в нем больше от эльфа», - подумал Дроу, краем глаза наблюдая за юношей. – «И ему не так мало, на сколько он хочет казаться. Хорошая же мне досталась компания!». – Продолжай, мой друг, твоя история обещает быть интересной, сказал Дроу полукровке, после недолгой, но напряженной паузы. Горец же, кажется, успокоился, либо только делал вид, но опустился в кресло и молча жевал мясо, не забывая подливать себе бурого напитка из пузатой бутыли. Но продолжить парню снова помешали. Полог шатра распахнулся, и внутрь, слегка пригнув голову, вошел Таргу. С ним были еще четверо таких же бравых ребят. Они вели пленных. – А вот и наши трофеи, – заметив их, потер ладони Рог, и на его лице снова заиграла неприятная ухмылка, еще паршивее, чем ранее. – Вот, Лорд Фарн, вы хотели их видеть. Полюбуйтесь же! Красавцы, а? – гнусно хрипел он, наслаждаясь моментом триумфа. Поднявшись из кресла, Дроу холодно смотрел на четверых пленников. По эмблеме на кожаных поясах и цветах одежды советник легко узнал шпионов Харлуфа. Связанные, грязные, в обветшалых рваных одеждах и с кровоподтеками на лице, они стояли перед ним на коленях. Спутанные волосы падали на болезненно бледные лица. Однако даже в бесправном положении пленных, они не выглядели жалко. Скорее, наоборот: гордая осанка и нескрываемое презрение в лицах делали их выше бренности их тел, положения, в котором они оказались и всей ситуации в целом. Фарн нагнулся к одному из них, так что их лица оказались на одном уровне. Пленник, вопреки ожиданиям, глаз не отвел. Он смотрел с вызовом, и весь его вид говорил об одном: «презираю тебя, отступник!». Но Лорд не обратил на это никакого внимания, вместо этого он внимательно осмотрел посиневшие потрескавшиеся губы пленного, черные синяки под горящими ненавистью глазами, темно-бордовые прожилки вокруг впалых век и неестественно белые для дроу щеки. – Чем вы их травили? – спросил он наконец, строго сведя брови. – Поили отваром латуньи, - пояснил тирианец. – Заваренная трава не ядовита. Кипяток убивает все ядовитые вещества. Зато это здорово ослабевает противника, делает тело непослушным и туманит голову. – Это Рогрор тебе напел? Или кто из местных? – поморщился Дроу. – Это пойло больше сходит на медленнодействующий яд. Как долго вы пичкали их этим? – Порядка четырех дней. Уж больно буйные они стали, – встрял Рог. – Вы отравили их. Они умрут от обезвоживания, яд не даст их телам принять ни пищу, ни воду. Не проще было отпустить с вестью Келебену и Харлуфу, что мы их давно ждем и встретим, как подобает? – Слишком много чести! Да и какая разница? Весть они передадут, как надо, не волнуйтесь, милорд. А уж отравили, так и не много теряем - они и без того живы еще только с моей милости. Может, мы им услугу оказали - проще будет подыхать! – рычал горец, которого потряхивало от гнева. – Рахт мирр`д! Собака ты, Рогрор, паршивая. И никакая амнистия тебя не исправит, – выругался Дроу. – Да что с них толку! – взревел оскорбленный горец. – Из них слова не вытянешь. А Келебена мы так встретим, что его, и кобылу под ним пот прошибет, и эти парни нам на то сгодятся! – Что ты собрался сделать, Рогрор? – выпалил тирианец, взяв старика за плечо. – Да уж не гостей принимать, - злобно прошипел тот, стряхивая с плеча руку. Старик схватил бутыль бурого напитка и вышел на улицу. Вслед за ним вышел и Таргу. Ветер, ворвавшийся в шатер в приоткрытый полог, взвыл, затушил одну лампу и поднял пергаменты на столе. Фарн вновь опустился к лицу одного из пленных и что-то прошептал. Пленник сначала гневно взглянул на Лорда, но затем вдруг кивнул, опустив взгляд, и голова его тяжело упала на грудь. – Уведите, - скомандовал Фарн и, когда неспособные идти самостоятельно, пленные, поддерживаемые под руки охраной, покинули шатер, обратился к тирианцу: – Ты же здесь на правах наместника короля, – начал он. Эдорост сразу понял, к чему клонит Дроу, и понуро покачал головой. – Мятежники не слушаются меня. Слово короля для них ничто, пустое место. Рогрор прилагает огромные усилия, чтобы сдержать все племена вместе. Опасность перепалки не покидает нас ни днем ни ночью, а сейчас особенно важно сохранить спокойствие в наших рядах. – Что ж, придется его потерпеть. Ну ладно, введи меня в дело. Где карта? – Карту сейчас достану, - оживился Леиф. – Я сделал кое-какие пометки. Фарн поднял стеклянный кубок с бурой жидкостью, к которой он так и не притронулся, понюхал, скривил губы и выплеснул под полог шатра: – Гадкое пойло. Нет ли у вас вина? – Конечно, – улыбнулся тирианец, предвкушая приятную, и что более ценно - спокойную беседу. – Какое предпочитаете, милорд? Надеюсь рубиновое из синего винограда Винтерро вам по вкусу? *** За суетой и последними приготовлениями вечер наступил совершенно незаметно. Сумерки сгущались быстро, и вскоре Долина была окутана пологом синевы. Свежие вечерние ароматы пролились на землю. Ветер колыхал едва желтеющие листья. Эстель глубоко вздохнула, оправила перед зеркалом платье темно-синего цвета, убрала с лица выбившуюся прядку, покрепче закрепила в искусно сплетенных волосах нитки жемчуга и три листика клена. Ей все еще не верилось, что на рассвете им всем предстоит отправиться в поход, а сейчас она должна спешить на прощальное шествие. Только легкая возбуждающая дрожь во всем теле напоминала, о том, что все происходящие – правда. Эльфийка осторожно взяла из вазы связанные синей ленточкой веточки цветов амаранта и оглянулась на окно. С темного неба ей подмигнула звезда. Посчитав это добрым знаком, она еще раз вздохнула и спустилась на улицу. У крыльца ее уже ждала Тирифэль. В бардовом платье с серебристой вышивкой, кленом в волосах и веточкой амаранта в руке, она выглядела величественно, но на холодном лице застыла торжественная печаль. Рядом стоял молодой эльф, совсем еще мальчишка, держащий под уздцы двух лошадей. У седел прикреплены затянутые ремешками кожаные сумки, из-под попоны торчали рукояти легких мечей. Лошади тихо фыркали, переминаясь с ноги на ногу. – Пройдемся пешком? – предложила Тирифэль. – Да. – Тогда я уведу лошадей в лагерь, миледи, – сказал мальчишка, запрыгнул в седло, покрепче перехватил уздцы лошади, оставшейся без седока, и припустил рысью. – Мне хочется немного прогуляться, – призналась Тирифэль. – Кто знает, когда мы еще вернемся. – Понимаю, - кивнула Эстель, поднимая фонарь бледного лунного цвета. Девушки спустились по тропинке на вымощенную дорожку. Блики от фонаря прыгали по влажным отполированным бокам мелких камушков. На свет слетались мотыльки, кружили и плясали, отбрасывая длинные тени. Стало совсем темно, но на фоне синего неба тут и там виднелись темные фигуры – жители города подтягивались к липовой аллее. – Многое бы отдала, чтобы еще раз взглянуть на Теллеон, - продолжила эльфийка. – По дороге в Имирин-Тель мы заглянули туда, но тогда мы торопились, и я почему-то не чувствовала такой тоски, какую чувствую сейчас, хотя знала, что, возможно, покидаю родной город надолго. Как странно. Мы начинаем ценить что-то, лишь когда узнаем, что вот-вот это потеряем…или уже потеряли. – Тогда, - обернулась Тирифэль, – тогда сделаем все, чтобы не потерять этот вечер. Пойдем скорее, вот уже покажется аллея. Пора передать право тишине, – прошептала она, и Эстель согласно кивнула. Все больше эльфов выходили на дорожку. Приветствуя девушек и друг друга молчаливыми кивками, они тянулись длинной процессией. В руках их сияли бледным рассеянным светом фонари белого, синего, зеленого и желтого цветов. Процессия остановилась на площади у самой аллеи и разошлась по краям, освобождая место для других, все прибывающих эльфов. Терпкий запах орошенной дождем липы застыл в воздухе. Фонари, словно огромные светлячки мелькали в темноте. Все кругом молчали, только шелест платьев и редкое шарканье подошв нарушали тишину. Девушки протиснулись вперед. Впрочем, это оказалось несложно: площадь была довольно просторной, а все вокруг расходились, пропуская их. Под сенью лип, держа под уздцы вороных коней, стояли Харлуф и Келебен. Чуть поодаль – остальные члены Совета. Лорды поприветствовали эльфиек молчаливыми поклонами. Шурша по траве платьем, Эстель подошла к Харлуфу и тронула его за руку. Дроу едва улыбнулся. Его глаза мерцали золотом в темноте. Он помедлил немного и тихонько обнял эльфийку, прижимая к кожаному колету, туго стянутому шнуровкой. Мягко гладил по волосам, не произнося ни слова. Эстель едва ощущала его осторожные невесомые прикосновения. Они стояли так какое-то время, пока вдали, со стороны Священной Долины не затрубил рог. Девушка отстранилась, напряженно всматриваясь в темноту, но Дроу положил руку ей на плечо и ободряюще улыбнулся. По зову рога эльфы подняли фонари и медленно вошли под сень лип. Лорд Келебен в серебристой тунике, высоких сапогах, с собранными серебряной нитью волосами, шел впереди, открывая процессию. Лорд Харлуф – рядом с ним. Процессия двигалась в Долину, к Древу, где шумели в тишине ручьи, огибающие ствол с обеих сторон. Там их ждали высокие фигуры в зеленых плащах – жрецы и хранители тайн Долины. В руках они держали серебряные чаши, наполненные водой, набранной из ручьев. Позади них стояли еще фигуры, они тоже держали чаши, но медные, и в них полыхал огонь, от которого не исходил дым. Лорд Келебен первым подошел к одному из хранителей и, приняв чашу, глотнул ледяной воды. Так же поступали и все остальные. Затем, процессия, обогнув Древо, свернула влево, на широкую дорогу в сторону леса. На обочине у деревьев ждали двенадцать девушек, по шесть с каждой стороны. В полной тишине их голоса зазвучали неестественно звонко. Мелодичная песня, трогающая душу, полилась, рассекая темноту, тишину, скорбь. Эстель вдруг почувствовала холодок, пробежавший по спине, и вздрогнула. Она взглянула на Тирифэль. Та шла рядом, опустив голову и теребя в руках веточку амаранта. Встретив взгляд Эстель, эльфийка слабо улыбнулась, вздохнула и подхватила песню тонким и чистым голосом. Высоко, в кронах раскидистых деревьев, тут и там замелькали зеленые и желтые фонари. Казалось, они двигались, перепрыгивая с дерева на дерево. Вдруг на одном из деревьев показался эльф. В темном плаще, он сидел на толстой ветви и практически сливался с кроной. Если бы не свет фонаря в его руках, то никто из процессии не заметил бы его. Эльф ловко спрыгнул с ветки, глухо приземлившись на траву. Один за другим зеленые фонарики тоже спустились на землю. «А вот и лучники», - улыбнулась про себя Эстель, тоже подхватывая мелодичное пение на новом куплете. Лучники слились с рядом солдат, что выстроились в линию вдоль деревьев, и разбавили свет их голубых фонарей зеленым и желтым. Так процессия подошла к огромному полю, вдоль которого бежала темная полоска деревьев, чьи острые макушки выделялись на фоне неба. Там их встретили конники, дроу и эльфы. Облаченные в начищенные доспехи, все как один, они держали белые, лунные фонари. Далеко за их спинами белели ровные ряды палаток военного лагеря. Эстель вдруг показалось, что поднявшийся ветер принес запах моря. Но ей всего лишь показалось, ведь морская гладь была далеко. Там, за лесом, бушевал ее прибой, шипели вспенившиеся темные волны.Слишком, слишком далеко. Мальчишки в красных тканевых курточках привели Лордам коней. Эстель видела в тени деревьев эльфенка, что держал ее и Тирифэль лошадок. Девушка указала на палатки, надеясь, что мальчишка поймет знак. К ее радости, тот кивнул и повел лошадей в лагерь. Лорды поудобнее устроились в седлах и, присоединившись, к конникам, медленно двинулись дальше, по дороге, вдоль леса. Благородные дамы, молодые леди и совсем еще юные девушки, подходили к воинам, цепляя веточки амаранта к доспехам, лукам седел, кожаным колетам и темно-зеленым, маскировочным плащам лучников. Те благодарно кивали, и подхватывали песню, едва несомую волнующимися срывающимися девичьими голосами. Песня вновь громко наполняла сердца не то грезами, не то спокойствием. Эстель ясно слышала и пение Дроу (их голоса, не уступающие эльфийским, все же срывались на тихий рык на высоких нотах) и задрожала от переполняющего ее чувства единства. Процессия все так же медленно, изящно, словно мерцающая лента, завернула вправо и потянулась к раскинувшемуся лагерю. Жители Имирин-Тель остались позади, остановились, провожая воинов прощальными словами и напутствиями. Подняв фонари повыше, они направились обратно, в свои дома, надеяться, верить и молить всех богов о благословении. Конь Харлуфа мягкой поступью подошел к Эстель, щекоча плечо девушки горячим дыханием. Эльфийка взглянула в глаза Дроу и осторожно прикрепила веточку амаранта к луке седла, затем достала красный листочек клена из волос и протянула ему. Харлуф улыбнулся, взял клен, нежно коснувшись тонкого запястья Эстель, и, легко подхватив девушку, посадил в седло перед собой. Тирифэль уже сидела в седле Келебена. Ослабив поводья, они не спеша направились в лагерь, где маняще полыхали рыжие костры. Становилось прохладно. Эстель снова поежилась. Харлуф накрыл ее черным плащом,отороченным мехом, прижимая покрепче к себе ее дрожащие плечи. Скоро задастся рассвет, начнется новый день, и что он принесет, не знал никто из них. Но сейчас никто о том и не думал. Слишком тяжело было на душе, слишком глубоко в сердце засела прощальная песня.