Always on My Mind

— Что на тебе надето? — требовательно спрашивает Сатору, как только гудки в телефонной трубке сменяются на мягкое «алло». Он верил, что его признание в любви Сугуру магическим образом излечит его помешательство. Что освободит хотя бы крохотное местечко в его голове для чего-то более осмысленного, чем «боже, я так сильно его люблю, что сейчас помру.» Сатору никогда ещё так не ошибался. Но он ни капельки не виноват! Кто же знал, что на его влюблённость Сугуру ответит взаимностью? А на его простой вопрос будет дразниться: — Это секс по телефону? И как Сугуру удаётся говорить такое, не испытывая ни капли стыда? — Нет, — выдавливает из себя Сатору и почти недовольно спрашивает снова, — Так что? В трубке слышен шорох, за которым следует ответ: — На мне белые носки, те широкие штаны, в которых, по твоим словам, поместилась бы целая Токийская башня, и белый лонгслив. Сверху будет кожаная куртка. — Не могу поверить, что у тебя есть одежда белого цвета. — Только для особых случаев. Прошло три дня после выступления Сатору, все из которых он провалялся в постели дома. Его танцевальные достижения и успехи в любовных делах были щедро вознаграждены вернувшейся температурой и кашлем. Но Сатору совсем не против. Честно говоря, он ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым. Ведь Сугуру звонит ему с утра, навещает перед работой и танцами, а вечером приходит вновь и шуршит принесёнными пакетами с едой, и слышно, как на кухне он ворчит что-то по поводу безбожного количества шкафов, в которых он потерялся. И Сатору, морщась от головной боли, выползает из-под одеяла и бредёт к нему, как к единственному островку тепла в этом холодном мире его огромной квартиры. Он садится за стол, подтянув колени к груди, и с глупой улыбкой смотрит осоловелыми глазами на то, как Сугуру случайно задевает рукой кнопку измельчителя и с ужасом отпрыгивает от раковины, что стала издавать скрежет. Потом Сатору с мученическим вздохом пьёт лекарство, такое гадкое на вкус, что он жалуется без остановки до тех пор, пока Сугуру не принесёт ему разогретый суп и чай обязательно с чем-нибудь сладким, а потом отправит обратно в постель. И не просто отправит — донесёт на руках, и Сатору уверен, что именно из-за такого поведения Сугуру его тело горит от температуры и всё никак не выздоровеет. Сугуру, вероятно, делал бы всё это, останься они друзьями. Но Сатору рад, что теперь ему, и так плохо соображающему из-за болезни, можно не контролировать себя совсем. Так что пока его несут его в постель, он не следит за своими руками, что обвивают Сугуру шею и вплетаются в волосы, а также за своим ртом, который порой болтает что-то несусветное без ведома хозяина. Когда он болел в детстве, его единственной отрадой была кухарка, приносящая ему всякие сладости, пока не видела няня. И пусть из-за заложенного носа он не чувствовал вкуса дайфуку, а разные варенья к блинчикам сливались в одну однообразную приторность, Сатору не жаловался. Ему хватало простого знания о том, что он ест сладкое и что никто не потащит его к зубному из-за лишней порции вишнёвого желе — кухарка была на его стороне и никогда не рассказывала матери об их маленьком секрете. Кстати, забота той ограничивалась дежурными вопросами «Как ты?» и «Тебе лучше?», быстрой лаской по голове и вызовом на дом врача. Ах нет, один раз — и Сатору помнит об этом, как о чём-то экстраординарном, — мать сидела у его постели, читая вслух книгу. Один раз и недолго, когда он был совсем маленьким. Сугуру же часами сидит рядом с ним тихо, погруженный в чтение какой-то книги из списка, рекомендованного для поступления в университет. И он так близко-близко, что можно не глядя протянуть руку, нащупать его ладонь и положить её, такую прохладную, себе на лоб. И Сатору хочет предложить ему остаться, а не тащиться в темноте домой, ведь в гостиной большой и удобный диван, а ещё Сугуру может лечь и к нему в постель — она ведь широкая и места хватит, и Сатору обещает не приставать, они же только-только начали встречаться, и даже на свидании не были, а он не такой, он порядочный мужчина и, в общем, Сугуру нечего бояться. Сатору слышит смешок и это странно, ведь книга у Сугуру зануднее некуда. Разве что он произнёс своё предложение вслух? Он проваливается в сон под убаюкивающие поглаживания по волосам, а на следующий день просыпается от звонка Сугуру в дверь — очевидно, тот все же уехал, когда он уснул, — и лечебная рутина повторяется снова. И вот на четвёртый день своего домашнего заточения Сатору просыпается и неистово хочет на улицу. Сегодня Сугуру не придёт к нему. Сегодня у них свидание. Не просто ресторан с прогулкой. Это свидание. Первое в жизни Сатору. Поэтому он битый час стоит перед зеркалом, выбирая что надеть — это вдруг стало важно — а ещё терроризирует по этому вопросу Сугуру. А что, они теперь пара и должны сочетаться! И пока он визуализирует на Сугуру его «широкие штаны и белый лонгслив», тот добавляет вкрадчивым голосом: — Хочешь, я всё сниму? Сугуру как-то очень естественно удаются двусмысленные намёки и слегка агрессивный флирт. Сатору и не подозревал, что вместе с влюблённостью в Сугуру откроется такая сторона, которая будет беззастенчиво с ним заигрывать. Нравится ли ему? Безусловно. Привыкнет ли он? Судя по этим пунцовым щекам в зеркале, не скоро. Сатору кажется, что сам он так не умеет. Из его уст любая провокационная фраза будет звучать крайне нелепо и комично. Да, пожалуй, он пока не может ни с того ни с сего начать флиртовать, но зато точно может поддержать флирт. — Хочу! И пришли мне фотку, — выпаливает он. — Мм, — кажется, тот бросает телефон на диван, включает громкую связь и в самом деле принимается раздеваться, — А что на тебе? — На мне… — Сатору обнаруживает, что его свободная рука, приподняв джемпер, принялась поглаживать живот и уже расстёгивает брюки. Всё это в совокупности с шорохами и придыханиями из динамика и правда начинает превращаться в секс по телефону! — На мне бежевый джемпер и чёрные брюки, — чрезвычайно серьёзно говорит он, отдёргивая руку. — Мне нравится. — Да, мы будем отлично сочетаться друг с другом. — Конечно. Я прислал тебе фотку. Только смотри не опоздай, пока будешь её разглядывать, — дразнится Сугуру. «… не опоздай, пока будешь разглядывать…» Он намекает на то, что Сатору, глядя на его фотографию, будет… — А ты смотри не опоздай, пока будешь застёгивать миллион пуговиц на своих штанах! — спешно парирует Сатору под лёгкий смех из динамика телефона. — И я хочу, чтобы ты заправил в них лонгслив! — и отключается. Да, наверное, у них разный опыт. Точнее, полное отсутствие оного у Сатору, и определённо какой-то опыт у Сугуру. И все эти шуточки, что так легко ему удаются, пока слишком сильно смущают Сатору, заставляя краснеть. Ничего, он принимает вызов в этой игре! Он тоже найдёт, чем смутить непоколебимого Сугуру так, чтобы и его прелестное лицо заливала краска. Сатору открывает присланную фотографию. Он пробегается взглядом сверху вниз — от чуть приоткрытых губ Сугуру по его шее, ключицам, голой груди и прессу до тех самых штанов. Всё несчётное количество пуговиц и молния расстёгнуты, открывая манящий вид на пупок и дорожку темных волос. Сатору даже с некоторым разочарованием натыкается на резинку белья, под которую она уходит. Да, пожалуй, тут есть на что залипнуть и, может, он бы с удовольствием погрузился бы в свои фантазии — ведь теперь у него есть полное право, — но не сейчас. Сейчас ему нужно идти на свидание. — О… — ошеломлённо произносит Сугуру, садясь в машину, — Будет непросто объяснить папе, почему я вернулся домой с цветами… Ага! Сугуру покраснел! 1:1. Сатору невольно залипает на это зрелище — передние прядки завязаны на затылке и не скрывают румяных скул, приподнятых бровей и массивных серебряных колец в ушах. Распахнутая чёрная кожаная куртка контрастирует с белым лонгсливом под ней, а тот всё-таки заправлен в штаны, как Сатору и просил, а это значит, что под курткой прячется умопомрачительный вид на талию Сугуру. Он, конечно, подкалывает его насчёт любви к нестандартным штанам, но на самом деле не имеет ничего против. Сатору даже почти хочет запретить ему снимать куртку в ресторане, чтобы никто не пялился. — Они очень красивые, спасибо, — тот растерянно разглядывает вручённый ему букет всевозможных фиолетовых оттенков. — Твои глаза красивее, — не задумываясь, произносит Сатору. Теперь Сугуру бросает взгляд на него, а потом отводит свои несравненные глаза и явно смущается ещё сильнее. Кто бы знал, что это будет так легко! Сатору правда и сам еле сдерживается, чтобы не покраснеть, ведь слова вылетели из него сами собой, не спросив разрешения. — Эээ… Насчёт цветов, — тянет он, — Если это слишком и тебе неудобно нести их домой, то можешь выбросить, я не обижусь. — Ещё чего! Теперь они мои, — Сугуру прижимает к себе букет, чтобы не отняли. — Только вот я ничего не принёс тебе. — И не нужно, — трясёт головой Сатору. — Ты и так заботился обо мне целых три дня. Теперь моя очередь. Пока они едут, Сугуру рассказывает о том, что скоро планируется отчётный концерт клуба, и Яга поручил ему поставить показательные номера на группу детей, а ещё их клубу пришло приглашение на сборы в Сеуле, куда приедут все топовые танцоры, в том числе чемпионы мира по латине и стандарту. Сатору тут же соглашается, что им вчетвером надо обязательно съездить. Сборы — это всегда весело! Жутко полезно, да, но ещё и весело. А там и до чемпионата мира недалеко — всего через пару месяцев после чемпионата Азии. Им пора попробовать свои силы и там. Они шутят только им двоим понятные шутки и строят грандиозные планы на жизнь. Теперь, когда Сугуру вновь рядом с ним, готовый поддержать любое начинание Сатору, мысли о будущем больше не вызывают зубную боль. А ещё он был прав — они были, есть и будут лучшими друзьями. И как будто ничего и не было — ни признания в любви, ни поцелуев в раздевалке, ни недавнего флирта. Лишь тонкий аромат лежащих на коленях Сугуру цветов напоминает о том, что кое-что всё-таки поменялось. — Расскажи мне всё. Как давно ты понял, что без ума от меня? — выпытывает Сатору, вопреки этикету раскинувшись в ресторане на спинке кресла и сделав заказ за них обоих. Он в курсе предпочтений Сугуру, а потому хочет, чтобы тот просто расслабился и не думал даже о таких мелочах, как выбор еды. Своего рода благодарность за три дня заботы о нём. — В первый день, как пришёл в клуб, — просто отвечает Сугуру, пожимая плечами. Сатору пристально смотрит ему в глаза и не находит ни намёка на веселье. Но сказанное не может быть правдой — в первый день они чуть не подрались. Да и во второй тоже… А потом Сатору ещё долгое время был не слишком приятен в общении, так что… Как же искусно Сугуру научился шутить и скрывать это! — Ладно уж, храни свои секреты, — надувшись, говорит Сатору. Глаза напротив него слегка распахиваются в удивлении, но Сугуру тут же хитро усмехается и кивает. Потом они гуляют по пустынному берегу озера, и Сатору думает о том, как же хорошо вдыхать обеими ноздрями запах мокрого песка и сухих камышей, как же замечательно, что Сугуру берёт его руку в свою большую ладонь и крепко держит, как же весело исподтишка стягивать с его волос резинку и слушать недовольства в свой адрес. Он перестаёт думать, когда Сугуру неожиданно целует его. Время близится к ночи и Сатору подвозит Сугуру домой. — Цветы, ресторан, прогулка по озеру… — хитрый блеск в глазах Сугуру не предвещает ничего хорошего, кажется, он снова вошёл в режим любовника-обольстителя, — Я как будто должен пригласить тебя домой на чай, а там… Что будет «там», можно не уточнять. Скорее всего ничего, потому что уже поздний вечер, и отец Сугуру наверняка дома. Это всего лишь игра, призванная воображение Сатору снова разыграться и вогнать его в краску, и, чёрт возьми, так и происходит. А потом Сугуру делает ещё хуже. Не договорив, он резко тянется к Сатору и останавливается на расстоянии выдоха, чтобы обласкать взглядом его лицо и чуть улыбнуться. В нос проникает аромат случайно смятых цветов и кожаной куртки Сугуру. И в этот раз ощущение мягких губ и языка, осторожно оглаживающего кромку его зубов, но не заходящего дальше, как обещание, что в следующий раз будет ещё лучше, оставляют Сатору задыхаться. Он не уверен, что ему удаётся отвечать так же умело, но он старается. А Сугуру уже удаляется от машины, закинув многострадальный букет на плечо. В свете уличных фонарей тускло блестит его куртка и высокие ботинки. И пусть Сатору забыл спросить о том, понравилось ли ему их первое свидание, Сугуру не выглядит разочарованным, оборачиваясь у самой двери и игриво подмигивая. Несмотря на то, что он постоянно говорит крайне смущающие вещи, он не распускает руки, и все их свидания проходят крайне невинно. Что ж, наверное, Сугуру не хочет его оттолкнуть и даёт время сблизиться настолько, чтобы мысль о том, чтобы зайти дальше, манила больше, чем пугала. Крепкие объятия, прикосновения к лицу, плечам, волосам — вот максимум, который никто из них пока не перешагивает. И, конечно, поцелуи. Поцелуи, что с каждым разом становятся всё приятней, всё слаще, и Сатору еле держит себя в руках, чтобы не съесть Сугуру живьём. Но в один день он не выдерживает и срывается. Хигурума проводит для Сугуру и Утахиме индивидуальное занятие. В зале больше никого нет, кроме них троих, не считая Сатору, украдкой подсматривающего от двери. Скоро их занятие закончится, и начнётся тренировка ансамбля, на которую он и приехал. Кстати, что-то давно Сатору с Мэй Мэй не брали у Мигеля индивидуальные тренировки. Так недолго и растерять форму. Сатору смотрит, оставаясь невидимым. Он уже успел пробежаться по Сугуру с ног до головы и заметить его неизменно чёрную и обтягивающую тренировочную рубашку, на которой он закатал рукава и оставил расстёгнутыми три верхние пуговицы. Бесстыдство. Сугуру с Утахиме максимально сосредоточены на танце, — кажется, они отрабатывают танго. Хигурума держит Сугуру одной рукой за заднюю часть шеи, а второй — направляет между лопаток, пока медленно движется вместе с ними по вариации. А тот издаёт чудесный смешок, когда рука тренера легонько тыкает ему около рёбер, заставляя расправить бок. Чуть позже Хигурума показывает несколько движений для Утахиме и для наглядности танцует с Сугуру. Сатору вдруг ощущает, как изнутри лизнуло чем-то едким. Он одёргивает себя. Хигурума — всего лишь тренер, пусть и молодой. Как и Утахиме, что стоит вплотную к Сугуру, соприкасаясь с ним половиной тела, — всего лишь партнёрша по танцам. Они успели обсудить это и ещё миллион подобных вещей, пока Сатору валялся с температурой. Никакой ревности здесь быть не может. Впрочем, даже если что-то мимолётно и кольнуло его, он быстро об этом забывает. Ведь Сугуру после всех наставлений теперь танцует в полную силу. Вкладывая всё своё мастерство и страсть, которая присуща танго. И как же он хорош. Сатору никогда бы не подумал, что стандарт сможет его возбудить. Но вот он здесь, смещает свою сумку вперёд, чтобы прикрыть ту часть тела, которой очевидно нравится всё, что он видит. Досмотрев до конца, он уходит, оставляя Сугуру слушать замечания Хигурумы, и направляется в раздевалку, молча матерясь и силой мысли заставляя свое тело успокоиться. Потом сидит на скамейке, сложив ногу на ногу, кивает каждому входящему и просто ждёт, пока сможет, наконец, переодеться. Возбуждение не проходит, и мысль пойти подрочить в туалете с каждой минутой кажется всё менее отталкивающей. И вот в дверях появляется виновник его незавидного положения. И Сатору, глядя на него, думает, что Сугуру должен за это ответить. Без лишних слов, пока не успел передумать, он, схватив Сугуру за локоть, тащит его в костюмерную. Здесь пахнет тканью, крашеной кожей и пылью. Рядами висят платья, юбки и топы, брюки, жилетки и пиджаки, а на полках лежат аксессуары для номеров ансамбля. Все они пошиты Ягой, который не только их руководитель, но по совместительству костюмер и портной. Сатору не включает свет — он не собирается рассматривать всё это добро вокруг них. Темнота его союзник, она скроет всевозможные неловкости, когда они осквернят это святилище Яги. — Затащил меня сюда, чтобы целоваться? — выдыхает ему в затылок Сугуру, быстро схватывающий суть. — Как романтично. Сатору делает пару шагов, заворачивает за угол и останавливается в укромном местечке среди вешалок и каких-то коробок. — Не только, — дерзко заявляет он, разворачиваясь лицом. Конечно же, глаза его видят абсолютную черноту и ничего более. — Значит, не только? Сугуру, судя по тону, улыбается, но Сатору нужно знать наверняка: — Если ты не против. Сугуру не отвечает. Вместо этого он безошибочно берёт его лицо в руки и целует, сразу глубоко и настойчиво. А потом на миг разрывает поцелуй, чтобы произнести дразнящее «Оу…», почувствовав своим телом стояк Сатору. Тот хочет сказать ему заткнуться, но Сугуру вдруг делает короткий толчок бёдрами навстречу. Сатору тут же хватает ртом воздух. Да, это то, что нужно. Он хочет ещё и сам подаётся к нему всем телом, сжимая Сугуру в объятии, вторгаясь языком ему в рот. Его порыв встречают на полпути. Рука на спине Сатору спускается ниже, преодолевает границу пристойности на его пояснице и ложится к нему на задницу. Стискивает и тянет на себя, и они снова сталкиваются бёдрами. Сугуру тоже уже твёрдый. Сатору так рад. Значит, не он один желает этого, не только ради него Сугуру продолжает эту грубоватую спонтанную ласку. Раз за разом притирания всё быстрее, и Сатору поскуливает ему в рот, когда давление на член становится особенно приятным, и получает в ответ приглушенный стон. Он не видит Сугуру, но это и не нужно, тот и так буквально везде — шумно дышит, целует его под мочкой уха, пробирается в лёгкие запахом кофе, апельсина и пота после тренировки, и делает ему хорошо. В тишине крохотной комнатки звуки их соприкосновений оглушают и возбуждают, ведь они занимаются этим через стенку от раздевалки, в которой полно народу. Сатору приподнимают над полом и куда-то садят. Он оказывается зажат в углу, что-то упирается ему в плечо и поясницу, но Сугуру раздвигает ему ноги, закидывает одну к себе на талию и это всё, что имеет значение. Он открыт и абсолютно беспомощен перед таким натиском. Сугуру расстёгивает ему джинсы, и он тоже поспешно тянется рукой к его брюкам. Раздумывать над тем, что он впервые трогает чужой член голой ладонью некогда, ведь Сугуру, сразу задав быстрый темп, заставляет его кончить фантастически быстро. Сатору сквозь гулкое сердцебиение в ушах старается непослушными пальцами гладить и его член, но, к счастью, Сугуру тоже не требуется многого. Очень скоро он слышит над ухом его тихий стон и чувствует пульсацию под пальцами, которые пачкает тёплая жидкость. Распухшими от поцелуев губами Сатору улыбается ему в шею. Хо-ро-шо. Внезапно загорается свет. Сатору поднимает голову, непонимающе моргает и сталкивается с полуприкрытыми глазами Сугуру. В тех появляется крупица осмысленности, когда голос Утахиме произносит: — Вот, Яга разрешил взять эти два платья. Сатору в ужасе дёргается, слыша приближающиеся шаги, и пытается застегнуть штаны себе и Сугуру одновременно. Коробка рядом с ним падает на пол. — Что это за звук? — слышен голос Нобары. — Фу, а вдруг тут крысы… — Да ну, какие крысы? Сугуру останавливает его конвульсии, прижимая палец к губам. Он быстро застёгивается, поморщившись от мокрого пятна, проступившего сквозь ткань брюк. У Сатору от страха же отнялись все конечности, он тупо смотрит на Сугуру, не мигая, а тот глядит на него в ответ, тоже замерев и закрыв своим телом от прохода, в котором может появиться Утахиме. А та где-то совсем близко двигает вешалки, но, кажется, находит нужные ей платья, не заглядывая за угол. Её шаги удаляются. Сатору неслышно вздыхает с облегчением. — Тут ещё где-то должны быть перчатки… Паника Сатору возвращается в двукратном размере. Они с Сугуру машинально смотрят вниз, чтобы понять, не сидит ли он на этих самых перчатках. Вроде нет, в коробке под ним только какие-то черные прямоугольные тряпки с молниями. — Кстати, Яга просил принести ему краги, — продолжает Утахиме. — Что вообще такое краги? — Кажется, эти хреновины для имитации сапог, — поясняет Нобара. — Такие кожаные голенища. А, так вот что это за тряпки с молниями. Сугуру хватает какую-то одежду поблизости, держит её перед собой, прикрывая улики на брюках и громко говорит: — Они здесь. В маленькой каморке от девчачьего визга закладывает уши. — Сугуру? — неуверенно спрашивает Утахиме. — Так вот что это за крыса была… — тихо бормочет Нобара, и Сатору еле может сдержать смех, одновременно с этим не переставая паниковать. — Сколько вам надо? — продолжает Сугуру. — Я принесу. Когда девушки, наконец, получают всё, что хотят и уходят, он с Сатору находит две пары подходящих чистых штанов и, перекидываясь с ним шутками и тычками, переодевается. Правда отлипнуть друг от друга — задача не из простых. — Ну, Сатору, нам надо идти. Ансамбль же, — пытается сказать Сугуру, хотя сам даже не делает попыток отстраниться из объятий или увернуться от очередного поцелуя. Когда они, наконец, выходят из костюмерной, он бросает напоследок: — Чёрт, я так хочу тебя. Так легко и просто, будто говорит о погоде. Но его слова бьют Сатору по голове и погружают в пучину размышлений. Яга зовёт его из своего кабинета. Завидев Сатору в дверях, он вперивается строгим взглядом из-под очков в его брюки. Да, самовольно брать вещи из костюмерной запрещено, но Сатору пребывает в трансе, а потому забывает спросить разрешения. Впрочем, Яга, кажется, закрывает на это глаза. А ещё говорит с ним о постоянной должности преподавателя, ведь Сатору теперь даёт индивидуальные занятия, и это должно быть оформлено официально. Кажется, Сатору соглашается раз в неделю вести занятия у средней группы и даже не возмущается. Слова доходят до него словно сквозь толщу воды. И Сугуру как ни в чем не бывало улыбается ему на занятии. А ещё спрашивает, всё ли в порядке, — конечно, он заметил отсутствующее выражение лица Сатору. А с тем и правда всё нормально, просто никто никогда не говорил ему такого и… Сугуру хочет его. Это же предполагает не какую-то там взаимную дрочку в темноте, чтобы сбросить напряжение. Он же, наверное, хочет его раздеть и рассмотреть, исследовать его тело, касаться снаружи и внутри… И это не пугает, но оставляет в голове звенящую пустоту. Сатору почти привык к его флирту, но говорить такое прямым текстом — слишком волнующе, интимно и вообще, Сатору знает, что природа не обделила его внешностью, но разве он привлекателен в этом смысле? Вот Сугуру — да, невозможно оторвать взгляд от его черных волос, неземных глаз, улыбки и тела. В каждой его части гармоничность сплелась с красотой. И всё же, Сугуру хочет его. Сатору живёт с этой мыслью некоторое время, ходит на тренировки, — почти всегда один, потому что у Мэй Мэй постоянно какие-то дела, — ест, спит, а потом получает свою первую в жизни зарплату. Яга даёт её в наличных, и это такое странное чувство — держать в руках деньги, заработанные собственным трудом. Сатору как будто резко повзрослел. Он решает повзрослеть ещё немножко и тратит часть этих денег на презервативы и смазку. Правда, на чтение теории об однополом сексе его «взрослости» уже не хватает. Сатору закрывает вкладку с советами через три секунды после её открытия. Ну и ладно. Сугуру ему подскажет и направит, он уверен в этом. — Приходи ко мне завтра вечером? — спрашивает он его между поцелуями, прижав к стене подсобного помещения за сценой после концерта. — Презервативы брать? — шутит Сугуру и хихикает, но смех обрывается, когда Сатору пробирается к нему в штаны. — Уже купил. Сугуру ошарашенно моргает, но потом кивает: — Отлично. Он приходит к нему на следующий день. Как обычно он успел уже проштудировать учебники для подготовки к вступительным экзаменам и провести занятие в клубе. А что делал Сатору? Был дома и волновался о том, насколько неловко всё будет вечером. Как оказалось, зря. Сугуру скидывает кроссовки, вручает ему коробку моти, чмокает в губы и смешно изображает маленьких детей, которых он битый час учил перестраиваться из линии в круг. Потом предлагает поиграть в приставку, и Сатору, сидя между его ног и прислонившись к нему спиной, ощущает такое спокойствие и комфорт (и чуть-чуть раздражение из-за проигрышей), что задаётся вопросом — а чего он вообще беспокоился? С Сугуру же всегда легко, где бы они ни находились и чем бы ни занимались вместе. Наигравшись, Сатору хочет выпить чаю с принесёнными моти — он и так еле держал себя в руках, чтобы не съесть их сразу же в прихожей. В колонках в гостиной негромко играет что-то фоновое, на плите кипятится чайник, а Сатору лезет в шкафы в поисках самой вкусной заварки. Пока он проводит свою чайную церемонию, Сугуру подходит сзади, обвивает его руками и кладёт голову ему на плечо. — Чай. Будешь? — слегка севшим голосом спрашивает Сатору. — Угу. Нос Сугуру поднимается по его шее сзади, зарывается в волосы на затылке. Вдыхает и выдыхает, распространяя мурашки и дрожь по его рукам. — Я не смогу налить, если ты будешь так делать. В плеере сменилась песня, и — о! — там играет та самая, с помощью которой он признался Сугуру в любви. — Потанцуй со мной, — бормочет тот ему в волосы и тянет от столешницы. Сатору с готовностью разворачивается в объятиях. Сначала они топчутся на месте, наступая друг другу на ноги, хихикая и постоянно меняя руки, потому что не могут решить, кто чью партию будет танцевать. Потом Сатору решает побаловаться и выворачивается из-под рук Сугуру, заставляя того догонять. Совсем как в том танце, когда Мэй Мэй убегала от него. Правда теперь ни песня, ни их танец не отдают горечью неразделённой любви, настроение сменилось с печально-меланхоличного на нетерпеливо-предвкушающее. И Сатору поворачивается под рукой Сугуру, дразняще проводит кончиками пальцев по его шее и вниз по телу, задевает бёдрами, а потом, хитро прищурившись, сбегает. Давай же, догони, попробуй удержать. И Сугуру потакает его капризам, как и всегда. Однако очень быстро ему это надоедает и когда Сатору в очередной раз оказывается близко-близко, так что губы почти соприкасаются, он обхватывает его поперёк спины и не даёт отстраниться ни на миллиметр. Но Сатору не даёт себя поцеловать. Коварно усмехнувшись, он закидывает одну ногу ему на бок, так что Сугуру приходится подхватить её одной рукой, и прогибается назад, сохраняя зрительный контакт вплоть до тех пор, пока не запрокинет голову. Теперь это не догонялки. Теперь это игра, кто кого быстрее соблазнит. И пусть убежать у Сатору не получилось, здесь он выигрывает. Ведь когда он выпрямляется, Сугуру подхватывает его под бёдрами, заставляя обвить его ногами и куда-то несёт. Глаза его потемнели, став сумеречно-фиолетовыми, а взгляд говорит о том, что игры кончились. Внутри Сатору всё дрожит от предвкушения. Да, сейчас это случится. Сугуру садится на диван, располагая Сатору на своих коленях. Тот закрывает глаза, когда тёплые руки начинают свой путь с его головы. Пальцы зачёсывают ему волосы назад, скользят дальше по макушке, спускаются на шею. Проводят сначала сзади по позвонкам, потом оглаживают кадык, дёрнувшийся, когда Сатору сглатывает. И это так не похоже на быструю ласку, которую они дарили друг другу в костюмерной, гримёрках и всяких тёмных углах. Сейчас спешить некуда. Губы Сугуру прижимаются к его шее, а руки продолжают спускаться ниже, по плечам, бокам, спине. Аккуратно прикасаются, деликатно изучают вверенное им тело на предмет чувствительных мест. Сугуру выдыхает еле слышно: — Как ты любишь? Сверху или снизу? — Понятия не имею, — честно отвечает рот Сатору, пока сам он распадается на атомы под этими осторожными прикосновениями. Руки Сугуру чуть притормаживают, и Сатору извивается, не желая, чтобы ласка прекращалась. — Прости за мой вопрос, но ты ни разу не занимался сексом с парнем? — Я и с девушками не занимался, и что с того? — Сатору сегодня бьёт все рекорды собственной правдивости. Рядом с Сугуру это оказывается так просто делать. Буквально ноль усилий. Сугуру не поднимает его на смех. Руки вновь успокаивающе оглаживают Сатору спину, глаза смотрят с такой нежностью, что он удивляется, как ещё дышит, как не захлебнулся в ней. Только вот выражение лица какое-то растерянное. — Ну, что не так? — Сатору трясёт его за плечи и требует, — Скажи же. — Всё так. Я просто… — Сугуру хмурится и прячет лицо у него на шее, — Не знаю. Не хочу облажаться? Если это твой первый раз… Я хочу, чтобы всё прошло идеально. Хотя нет, неважно какой раз, мне хочется, чтобы тебе было хорошо в любом случае, а я… Я тоже ничего не умею, а что, если я сделаю что-нибудь не так и тогда… Я думал, что у тебя есть опыт и ты подскажешь мне и направишь меня и… Я слишком много говорю и тебе уже ничего не хочется, да? А, так вот в чём дело. Кажется, стоило почитать те статьи про секс. Жалеть об этом некогда, ведь Сугуру выглядит таким уязвимым, даже слегка паникующим, хотя это и проявляется лишь в сумбурности его мыслей и приподнятых бровях. Так что Сатору берёт его лицо в руки и чмокает в нос. Сейчас его черед успокаивать внезапно расшалившиеся нервы Сугуру, а такая роль для него нова. — Мы никуда не торопимся, — серьёзно заявляет он. — И не беспокойся, я всё ещё тебя хочу, тебя просто невозможно не хотеть. Просто не знаю, как именно. А ещё мне абсолютно нечем поделиться в плане опыта, — я ведь даже подарил тебе свой первый поцелуй! Может, ты расскажешь мне про свой опыт? — вспомнив, что так и остался сидеть у Сугуру на коленях, он спрашивает, — Хочешь, я сяду рядом? — Нет, побудь так, — он крепче сжимает Сатору в объятии, — Я только целовался с парой девушек. На этом всё. — Да? И как оно? — тут же оживляется Сатору. — Да не знаю, — пожимает плечами Сугуру. — Никак. — Хочешь узнать, будет ли круче со мной? — Я и так знаю, что будет, но хочу. И целоваться — особенно целоваться так неспешно, дразнясь, иногда застенчиво хихикая и проводя языком по губам, — просто замечательно. Медленно, но верно, преодолевая препятствия, узнавая друг друга с новой стороны, они движутся вперёд. Но Сатору нетерпелив — он тянется вниз, чтобы уже привычно сжать член Сугуру под собой, а тот вдруг скользит рукой со спины под резинку его домашних штанов и белья и поглаживает ягодицу. Сатору сильнее прогибается в спине, едва заметно кивнув, как разрешение продолжить. Ягодицу стискивают и слегка оттягивают, а потом пальцы Сугуру, почти не касаясь, спускаются от копчика ниже и ниже, останавливаются у входа и ненастойчиво потирают его. Никто не трогал Сатору там, но это оказывается приятным. Однако расслабиться он не может, ведь в его голове вдруг панически промелькивает всё, что он когда-либо слышал о подготовке к сексу и чему не уделил должного внимания. И выходит так, что он не готов. Конечно, он тщательно мылся, брился и должен пахнуть хорошо, но ведь ему нужно быть чистым ещё и внутри, разве нет? Сатору машинально уворачивается от касаний, пока Сугуру не зашёл дальше простых поглаживаний. Что же делать? Ему придётся отказать Сугуру, и тот будет разочарован, и они расстанутся, и… Но Сугуру тут же убирает руку, прижимает Сатору ещё крепче к себе, так что между ними не остаётся места ни для чего, особенно для панических мыслей и сомнений. И выдыхает ему на ухо, касаясь губами: — Хочешь узнать, понравится ли тебе быть сверху? Сугуру как-то понял, как-то увидел его беспокойство и за секунду поменял свои планы, чтобы ему было комфортно. И это просто невероятно. Как это может быть реальным? От переполняющих чувств Сатору чуть ли не всхлипывает: — Я и так знаю, что мне понравится с тобой всё, что угодно, но хочу, — но тут же отстраняется, чтобы заглянуть Сугуру в глаза, — Если только ты тоже хочешь так. — Очень, — заверяет тот с улыбкой. Они перемещаются на кровать. Сугуру тащит с него майку, отбрасывая её куда-то не глядя, пока глаза его прикованы к торсу Сатору. И тот с трудом отрывает взгляд от лица Сугуру, чтобы посмотреть вниз на себя с капелькой беспокойства. Конечно, они уже видели друг друга частично без одежды, но никогда ещё не раздевали. Не рассматривали намеренно, изучая кончиками пальцев ключицы и впадинку между ними, рёбра и солнечное сплетение, напрягшиеся от возбуждения мышцы пресса и дорожку волос от пупка. А вдруг Сугуру это не нравится? Вдруг он прямо сейчас осознает, что мужское тело — и в частности тело Сатору — его вообще не привлекает? Но Сугуру смотрит на него так, как обычно смотрят на северное сияние или произведение искусства. Не на человека. — Ты такой красивый. С этими словами он валит его на спину и прижимается лицом к животу, вдыхая глубоко-глубоко, будто хочет снюхать его всего к себе в лёгкие. Сатору смеётся от щекотки. — Мм, оказывается, ты везде белоснежный, — мурчит Сугуру, пока разглядывает его там внизу, стащив с него штаны с трусами и оставив полностью обнаженным. — Сугуру… — Сатору бросает то в жар, то в холод, но он ни за что не признается, что стесняется. Ни за что. Сугуру же сказал, что он красивый, а ещё умный, и сильный, и красивый, и… — Не смотри. Пожалуйста. — Не смотреть? Но мне очень нравится, — Сугуру прижимается губами к животу и спускается ниже и ниже, — Ну, всё-всё, больше не буду, раз ты так хочешь. Он и правда закрывает глаза и без предупреждения начинает вести языком по члену Сатору. А потом, заглатывая его до половины, всё-таки открывает, чтобы посмотреть на реакцию. Видимо, лицо Сатору выражает нечто забавное, ведь Сугуру с членом во рту умудряется усмехаться! Сатору решает откинуть голову на подушку, закрыть глаза и сосредоточиться на ощущении горячего рта и языка, который перекатывает, пробует на вкус, изучает рельеф головки. Очевидно, Сугуру неопытен, но он не делает ничего сверхъестественного, никаких попыток с разбега заглотить член целиком и подавиться насмерть. Вместо этого он осторожно опускается ниже, аккуратно и без резких движений, и подключает руку, наглаживающую там, куда не может дотянуться. А потом берёт одну из ладоней Сатору и кладёт к себе на голову, поощряя направить его так, как хочется. Но Сатору сразу же тянет его вверх, потому что ему нужен небольшой перерыв от того, что вытворяет чужой язык. И Сугуру приходится выпустить его член изо рта, и он прослеживает взглядом, как тот шлёпается обратно на живот. А Сатору, по-прежнему держа его за волосы, проводит по влажным губам подушечками второй руки. Проталкивает их глубже, потакая своей похоти, и заворожённо смотрит, как Сугуру сосёт его пальцы. Это какое-то безумие. — Тебе всё нравится? — спрашивает этот демон искуситель, пройдясь языком по ладони. «Нравится» — неверное слово. Сатору в экстазе от того, что Сугуру с ним делает. — Мне не нравится, что ты всё ещё одет. Он как можно быстрее устраняет эту несправедливость, меняя их местами, раздевая Сугуру и очерчивая ладонями каждый изгиб его тела. Тот вздрагивает, когда пальцы касаются сосков, а ещё Сатору замечает, как при этом дёргается член Сугуру, оставляя на животе влажный след. Он обязательно запомнит это. И найдёт и остальные места, которые нуждаются в его внимании. Сатору посещает слегка безумная мысль облизать это прекрасное тело целиком. И он тут же наклоняется, чтобы начать с одного из сосков. Кружит вокруг него и слегка прихватывает зубами, слышит тихое постанывание, и это подстёгивает его продолжить. Грудь и шея покрываются дорожками от его языка и губ и на вкус Сугуру оказывается так же хорош, как и на вид. Вдоволь исследовав его торс, Сатору спускается ниже и хочет приступить к члену Сугуру, который тоже выглядит очень вкусно, но тот разводит ноги в стороны, и он отвлекается на них. Водит по ним руками, чувствует мышцы, сейчас расслабленные, ведь Сугуру ему доверяет. С ума сойти. — Я хочу тебя, — как мягкое напоминание для Сатору о том, чем они собирались заняться. Точно. Пытаясь не торопиться, но и не медлить, Сатору берёт под подушкой смазку и выливает её на ладонь. Потом, чуть подумав, размазывает её на пальцы. И почти не дыша, подносит их к сжатому входу и обводит его по кругу. Сугуру глубоко вздыхает и ёрзает, устраиваясь поудобнее. — Я подготовился, не волнуйся, — говорит он. — В том смысле, что я чистый везде, где надо. А-а. Сатору ни секунды не думал об этом, если честно. Он переживал насчёт собственной чистоты, но никак не о том, насколько стерильно отмыл себя Сугуру. По правде сказать, его это вообще не волнует. — Говори со мной, ладно? — просит Сатору, беспокойно хмуря брови. — Чтобы я знал, что всё в порядке. Ему очень хочется проникнуть внутрь, но в то же время страшно причинить боль. А потому он долго набирается смелости, гладя, массируя неподатливый вход и вокруг него, и через некоторое время с облегчением чувствует, как мышцы становятся мягче. Один палец проскальзывает внутрь почти без труда. Сугуру лишь вздыхает сильнее, но тут же ободряюще улыбается. Сатору склоняется над ним, чтобы сразу же услышать, увидеть и почувствовать, если что-то пойдёт не так. Потом он добавляет второй, и, кажется, проходит целая вечность, в течение которой Сугуру тяжело дышит и периодически шепчет «всё хорошо» прямо в губы Сатору, а тот целует его безостановочно, чтобы отвлечь. Потом Сугуру принимает и третий, цепляясь за шею Сатору и скребя ногтями по его затылку. В нём узко, влажно и горячо, и как же Сатору хочется оказаться внутри поскорее. Но он держится, черпая терпение в фиалковых глазах, подернутых дымкой. Он проворачивает пальцы, а из Сугуру вдруг вырывается вскрик. Сатору не успевает запаниковать, ведь Сугуру зажмуривается и тихо просит: — Ещё. И он делает так ещё раз, с благоговением разглядывая, как Сугуру бьётся и дрожит. К тому моменту, когда Сугуру говорит, что он готов, Сатору тоже уже потряхивает от нетерпения. И вот, спешно надев презерватив, он замирает ещё на секунду, всего секунду, чтобы в который раз поразиться всему, что сейчас происходит: Сугуру лежит под ним, возбуждённый, открытый и предлагающий всего себя ему. Ему, Сатору. Он доверяет ему делать с ним такое. — Я так тебя люблю, — шепчет Сатору. — Я тоже тебя люблю. Сатору застревает ещё на секунду, чтобы обменяться с Сугуру счастливой улыбкой и поцелуем, а потом надавливает головкой на подготовленное отверстие, которое с трудом, но впускает его, и начинает проталкиваться внутрь. Он смотрит Сугуру в лицо, хотя ему очень любопытно посмотреть на то, как узкий вход растягивается вокруг его члена. Наверное, он сможет, но позже. Когда удостоверится, что всё в порядке. — Хорошо, всё хорошо, — постоянно шепчет Сугуру, и Сатору так благодарен ему. Потому что волнение и страх сделать больно никуда не делись, но они чуть сбиваются этим шёпотом. Он входит до конца, заставляя Сугуру развести ноги шире и закинуть их к нему на талию. Его сильно сжимает внутри, и Сугуру вцепляется ему в спину, хмурится, часто моргает и хрипло выдыхает ртом, но совсем не отталкивает и даже не даёт отодвинуться. И Сатору, чуть успокоившись, решает на секунду оторвать взгляд от его лица и посмотреть вниз. Это оказывается большой ошибкой. Потому что как только он видит свой член, полностью погруженный в Сугуру, и то, как вокруг него пытается сократиться растянутое, влажное отверстие, то Сатору понимает, что это конец. Он тут же зажмуривается, пытаясь прогнать это видение и подумать о чём-то отвлечённом, а лучше неприятном, но тут Сугуру чуть шевелится и член тоже проскальзывает. — Нет! — вырывается жалобно. Ему нужно срочно выйти. Но он не может сделать это резко, ведь комфорт Сугуру все ещё превыше его неминуемого позора. А потому он заставляет себя медленно отодвигаться, изо всех сил сдерживаясь, но, конечно же, проваливаясь в этом. Сатору кончает до унизительного быстро, так и не успев достать член. — Прости! — пищит он. Всё кончено. Сатору чуть не плачет, выходя из великолепного тела Сугуру. Он смог продержаться внутри него какие-то жалкие минутки. — За что? — недоуменно спрашивает Сугуру, зарываясь обеими руками ему в волосы, — За то, что тебе хорошо? Вся ночь впереди, мы никуда не торопимся. Сделаем это ещё раз, если захочешь. Признаться, я польщён. Во мне было настолько приятно? Сугуру ничуть не выглядит разочарованным. А ещё дразнится, он смеет дразниться в такой момент! — Ты дурацкое совершенство! — тычет ему в грудь Сатору. — Это из-за тебя! — Не думаю, что мне было бы легче, будь я на твоём месте. Но я рад, что не я сейчас страдаю. Ай! — Сугуру смеётся, огребая подушкой по лицу. Сатору должен отомстить. Он съезжает ниже, старательно заглатывает его член, сосёт и облизывает со всей страстью и навыками, которые он почерпнул у Сугуру, следует за его тихими стонами, и не даёт отстранить себя, заставляя его кончить ему в рот. И да, конечно же, он опять возбуждается, ещё больше прежнего. И когда расслабленный после оргазма Сугуру просит войти в него ещё раз, Сатору не может не повиноваться. Он весь сосредотачивается на изучении тела под его руками, наблюдает за его малейшей реакцией, за тем, на что оно отзывается сильнее всего. Движется в Сугуру медленно и глубоко, не оставляя между ними и миллиметра пространства и останавливаясь, чтобы вдоволь насладиться близостью, сполна прочувствовать и прожить момент их единения. И чередует с быстрыми толчками, приподнимая бёдра задыхающегося и стонущего Сугуру над смятой простынью и чуть насаживая на себя. Он оборачивает ладонь вокруг его члена, и привычно ласкает его, пока ловит нужный темп, на котором лицо Сугуру искажается от удовольствия, глаза закатываются, а сам он вскрикивает непривычно громко, изливаясь себе на живот. Сатору загипнотизировано наблюдает за этим и запрещает себе моргать, чтобы не упустить ни мгновения. Пленённый, очарованный и, кажется, ставший чуточку одержимым, он и сам кончает, прикусив Сугуру плечо и сходя с ума от того, как же внутри него по-прежнему жарко и узко. Переведя дыхание, Сатору вяло целует чуть влажную кожу шеи, плеч, груди и спрашивает, всё ли хорошо. Удовлетворившись такими же сонными ответами, он выходит из Сугуру, стаскивает презерватив и делает последнее усилие — вытирает своей майкой его живот под благодарный взгляд фиалковых глаз. А потом зарывается носом ему в шею, оборачивается вокруг и засыпает, вдыхая запах волос Сугуру. Не зная, что на телефоне, в котором он отключил звук, висит непрочитанным короткое сообщение от Мэй Мэй. Так что Сатору только на следующий день узнает, что у него больше нет партнёрши.