Always on My Mind

Проходит несколько месяцев. Сатору держится молодцом. Он тренируется, хорошо ест и спит, по пятницам исправно созванивается с родителями, почти не раздражается и не огрызается по пустякам, пишет Сугуру по триста сообщений в день, а в свободное время исследует с ним улочки, парки, заведения Токио и его окрестностей. Несмотря на его привередливость, список любимых мест Сатору растёт в геометрической прогрессии. Возможно, дело в Сугуру. Без него многие места он посчитал бы недостойными внимания и просто прошёл бы мимо. А с ним подозрительность любого переулка превращается в аутентичность, а блёклые стены любой лапшичной — в современный лофт. Тем временем Яга поручает Сугуру вести танцевальные группы у пятилеток. И в отличие от работы в автомастерской, об этой работе Сатору узнаёт сразу же. Он хохочет до упаду, называя Сугуру нянькой, и, конечно же, предлагает поспорить, сколько тот продержится на своём первом занятии в качестве преподавателя. Сатору ставит на десять, ладно, пусть будет двенадцать минут, после чего пятилетки добьют Сугуру своими капризами и устроят танцы прямо на его костях. Сатору подходит как раз к началу первого занятия и встаёт позади кучки родителей, отдавших своё чадо в такой нелёгкий спорт, как бальные танцы. Их изучающие взгляды препарируют нового преподавателя, с сомнением смотрят на то, как Сугуру знакомится с их детьми, и Сатору рад, что пришёл. Он будет единственным из этой толпы, кто в случае чего сможет прийти на помощь, а не напасть и разорвать на куски. Когда Сугуру замечает его, Сатору показывает ему язык и стучит по запястью, на котором должны быть часы. Двенадцать минут. Пусть друг думает об их споре, а не о десятках пар глаз, под прицелом которых он находится. Сатору проигрывает. И на что он вообще надеялся? Сугуру легко выдерживает полтора часа. Кажется, все люди в мире любят его. Несколько пятилеток даже лезут к нему обниматься после занятия. Родители тоже становятся более радушными по отношению к Сугуру, так что помощь на занятиях ему явно не требуется. Но Сатору всё равно частенько на них заходит. Сидя рядом с магнитофоном, он переключает музыку, жуёт мармелад и наблюдает за тем, как Сугуру объясняет малышне шаги и поправляет им руки. На большее он не замахивается и мотает головой всякий раз, когда Сугуру спрашивает, не хочет ли он показать детям пару шагов. Нет. Это не для него. Тем не менее, пропуская занятия, Сатору не забывает спрашивать, как там поживают его спиногрызы. Приходит и уходит чемпионат Японии. Сатору с Мэй Мэй снова — второй год подряд — занимают первое место в латине. Их поздравляют тренеры и танцоры, главный судья вручает кубок, медаль и ценные подарки, но всё это почти не трогает Сатору, он уже через это проходил и даже привык. Единственное действительно яркое воспоминание того дня — Сугуру с Утахиме впервые становятся чемпионами Японии по стандарту. Сатору жутко рад за них, даже больше, чем за себя. Он скачет вокруг них без перерыва. — Это парное фото, а ты с нами не танцевал! — Утахиме еле удаётся вытолкнуть Сатору из кадра, чтобы сфотографироваться с Сугуру. Ну, не танцевал и что? Нельзя ему, что ли, сделать снимок с лучшим другом и его партнёршей? Сатору в отместку пытается отобрать её кубок, и в какой-то момент они оба недовольно восклицают «Сугуру-у-у!» А тот, усмехаясь, решает их конфликт в мгновение ока. Он зовёт Мэй Мэй, и в итоге они делают совместную фотографию чемпионов по стандарту и латине. И все довольны. С таким приподнятым настроением они вчетвером ждут чемпионат Азии. В этом году местом его проведения выбран Токио, а дома, как известно, и стены помогают. Сатору понимает, что это глупо, что он не должен опускаться до всех этих бабкиных суеверий, и тем не менее каждой окружающей его детали он придаёт скрытый смысл. Турнир неумолимо приближается, и у него появляется всё больше маленьких ритуалов. За месяц до него он приноровился вставать каждый день ровно в 08:08, ведь восемь — счастливое число. На индивидуальные тренировки с Мигелем он надевает счастливые брюки — в них он завоевал своё первое золото. В зал он всегда заходит с правой ноги, а выходит с левой, просто потому что так кажется ему правильным. Мозг его паникует и цепляется за любую возможность контроля, пусть и мнимого. Поэтому, когда за неделю до турнира кто-то случайно толкает его на пороге раздевалки и прерывает жизненно важный ритуал сделать три шага на месте, то он почти взрывается. Слова негодования чуть было не срываются с его губ, но, резко развернувшись, он видит перед собой виноватое лицо Сугуру, и весь пар, что вот-вот должен был повалить из его ушей, испаряется сам собой. Он бурчит что-то в ответ на его извинение и уходит. Накануне турнира его потряхивает. Смысла идти в зал больше нет — всё, на что хватило времени, уже отработано, а выше головы не прыгнешь. Так что этот день Сатору проводит дома. Ему осталось лишь выдохнуть и успокоиться. С последним у него явные проблемы. Всё его тело лихорадит и трясёт, хотя он абсолютно здоров. Собрав необходимые вещи на завтра, оставшийся вечер Сатору в крайнем беспокойстве наворачивает круги по квартире, а ночью долго не может заснуть от мыслей о том, как всё пройдёт. На следующий день ранним утром он заезжает за Мэй Мэй. За прошедшие месяцы она успела сдружиться с Утахиме, а потому Сатору не удивляется, завидев их вдвоём. К семи утра девушки уже успели сделать причёски — на голове Утахиме красуются сложные жгуты из волос, сходящиеся в низкий пучок, а светлые волосы Мэй Мэй собраны в хвост, заплетённый в мелкую косичку. Они загружают в багажник сумки и добрых пятнадцать минут перекладывают с места на место чехлы с платьями, стараясь не помять их. Сатору, нахохлившись и засунув руки в карманы, стоит рядом и пытается не раздражаться. Наконец, платья уложены, багажник захлопнут, а Мэй Мэй, удивлённо вскинув бровь, по указанию Сатору садится вместе с Утахиме на заднее сиденье. Волнение, копившееся неделями, тяжёлым комом давит ему на грудь. Его желудок вместо того, чтобы исправно переваривать утреннюю яичницу, тревожно сжимается. Какая-то часть Сатору хочет закрыть глаза, открыть их и узнать, что турнир уже прошёл, что всё закончилось, и неважно, как именно. В тишине, которую изредка нарушают Утахиме с Мэй Мэй, переговаривающиеся между собой, они добираются до дома Сугуру. К этому времени нервы Сатору уже весьма пообтрепались. Его бесят все вокруг, и он даже материт водителя, который замешкался перед въездом во двор Сугуру. — Ну, Тору! — кривится Мэй Мэй. — Что «Тору»? Я сегодня планировал добраться до турнира, а не торчать тут весь день. Когда Сугуру садится рядом, его как будто немного отпускает. Тот спрашивает о всяких обыденных мелочах, поел ли Сатору, хорошо ли спал, взял ли всё, что нужно. Сатору по крупицам расслабляется, пока обдумывает вопросы, и одинаково утвердительно мычит на каждый из них. А потом Сугуру переключается на разговор с их партнёршами. А Сатору снова уходит в себя. Что, если он слишком самонадеян? Может, в прошлый раз он достиг потолка, и в этот раз ничего не выйдет? Они были четвертыми в прошлом году. Перед ними было три пары. Три — это много. Может, год подготовки — это недостаточно, чтобы обойти их? Что, если он даже не выйдет в финал? Руки Сатору стискивают руль что есть силы. Он больше ничего не умеет в этой жизни, ничто ему не приносит радость так, как танцы, но если он недостаточно хорош, то всё это не имеет никакого смысла… — Сатору, — голос Сугуру мягко вклинивается в его внутренний монолог, — сверни здесь направо, пожалуйста. Сатору возвращается в реальность, делает так, как просят, и слышит сзади шушуканья о том, что наконец-то они повернули, куда нужно вместо того, чтобы объехать этот квартал в пятый раз. Выходит, он всё это время ездил по кругу и даже не заметил. Неважно. В гигантском культурно-спортивном комплексе, отведённом под чемпионат Азии, уже толпа народу. Они регистрируются на турнир, получают свои номера, и все вместе отправляются занять место в одной из раздевалок. — Ты волнуешься, — тихо говорит Сугуру, когда их партнёрши, развесив свои платья, уходят в сторону туалетов, чтобы сделать макияж. Сатору бесцельно лезет в портплед. Открыв на нём молнию, он вспоминает, что переодеваться пока рано, и закрывает его. И снова садится на скамейку, мелко тряся ногой и уставившись невидящим взглядом в пол. — Нет, — решительно мотает он головой. Ни капли он не волнуется. Он подготовился и сможет, сможет, сможет… — Я буду делать причёску. Ты со мной? — тормошит его Сугуру, и Сатору снова мычит. — Тогда доставай расчёску, гель и лак. Сугуру постоянно говорит о чём-то. Иногда о занятиях с малышнёй, иногда о еде или забавных случаях из своей жизни. Он не замолкает ни на минуту, и Сатору невольно вслушивается, вставляет сначала пару слов, а потом и целые предложения. За разминкой, болтовнёй и подготовкой время пролетает незаметно. К началу турнира выясняется, что и на латину, и на стандарт зарегистрировалось около трёхсот пятидесяти пар из Японии, Китая, Южной Кореи, Филиппин, Вьетнама, Таиланда и других стран. Триста пятьдесят. Это гигантское число означает только одно — тягомотное ожидание. Полторы минуты танцуешь, а затем бесцельно бродишь за паркетом, пытаясь не дать телу остыть и одеревенеть после разминки. И так пять раз. Беспокойство Сатору не мешает ему думать рационально. Они же были четвёртыми в прошлом году. Четвёртыми! Несмотря на своё стократно усилившееся волнение в этом году, он все же не настолько не верит в себя, чтобы допустить мысль о том, что они с Мэй Мэй вылетят из первого же тура и займут триста какое-нибудь место. Так что на несколько часов его тревожность отходит на второй план. В перерывах между турами Сугуру умудряется всунуть ему в руки то воду, то какую-то еду и каждый раз ободряюще улыбается перед выходом на паркет. Всё, на что хватает Сатору, — сказать «спасибо» и пожелать Сугуру с Утахиме лёгкого паркета, когда настаёт их очередь танцевать. И, конечно же, он не пропускает ни одного их танца, как самый преданный фанат. К вечеру, наконец, дело доходит до финала. И Сатору, и Сугуру оказываются в числе счастливых шести пар, попавших в него. Финал латины ставят перед финалом стандарта. Так что Сатору первому остаётся в последний раз станцевать все пять танцев и наконец выдохнуть. С этим у него большие проблемы. Его тревога достигает своего пика. Мигель и Яга желают ему удачи и говорят что-то, что проходит абсолютно мимо его сознания. Сатору кивает. Мэй Мэй стискивает ему руку и напоминает не торопиться во время поддержки в румбе. Сатору кивает. Потом к ним подходят её родители и рассеянный кивок, который он делает в их сторону, вряд ли может считаться за поклон. А ещё ему приходится сделать чудовищное усилие, чтобы уловить смысл в вопросе: — А где же господин и госпожа Годжо? Сатору тратит не меньше минуты, чтобы осознать его. — В Китае. На сделке по недвижимости, — рублеными фразами отвечает он. Привычное отсутствие родителей на его соревнованиях абсолютно не волнует Сатору. Он сейчас слишком занят другими вещами. Он не может перестать смотреть на пустой прямоугольник блестящего паркета, который кажется пропастью. Тот поглотит его, стоит сделать шаг. Ноги же превращаются в каменные глыбы и прирастают к месту, а ведь он же только что разминался! В голове, как киноплёнка на перемотке, проносятся все те дни, в которые он пропустил тренировки по каким-то причинам или недостаточно на них старался. И сейчас все они дадут о себе знать. Большой палец нажимает на подушечку указательного, затем среднего, безымянного и мизинца. И обратно. Если успеть сделать это тридцать раз до того, как объявят их выход на паркет, то у него всё получится. Сатору так сильно старается успеть. Но его руку вдруг перехватывают, в ладонь ложится чужая рука, переплетая свои пальцы с его, и Сатору хочет вырваться, ведь ему нужно успеть доделать свой только что придуманный ритуал. Но руку держат крепко. — Глубоко вдохни и выдохни, Сатору, — говорит Сугуру прямо ему в ухо, и Сатору машинально делает так, как велят. Сугуру прислоняется лбом к его лбу и загораживает собой вид на пугающий паркет. — Вот так, — продолжает он через несколько глубоких вдохов Сатору, — Я расскажу тебе один секрет. Восемь месяцев назад я первый раз пришёл на занятие к Мигелю, помнишь? — Сатору произносит тихое «да», голос его хрипит от долгого молчания. Сугуру говорит ещё чуть тише, словно только для одного Сатору, — А до этого я кое-что о тебе слышал. Я знал, что ты чемпион Японии по латине, так что в моей голове уже сложился некий образ. Я мог себе представить, как должен танцевать танцор такого уровня. Теперь слушай секрет. Когда на том занятии я вживую увидел, как ты танцуешь на самом деле, то понял одно — ты превзошёл все мои ожидания. Всё, что я воображал, даже близко не отражало твой уровень. Ещё тогда ты мог бы оставить позади любого из тех, кто стоит здесь. Но тебе было мало этого, ты продолжал — стремился к большему, к лучшему, — и с каждым днём я наблюдал, как ты становишься ещё сильнее. Поверь мне, ты был готов тогда, а сейчас — тем более. Да, «нет предела совершенству», но у тебя есть всё, что нужно, чтобы победить. Твоё тело точно знает, что делать. И я не встречал ни одного человека, который любил бы своё дело так, как ты любишь танцы. Так что не думай ни о чём, Сатору. Просто выйди туда и получи удовольствие от того, что ты так любишь. Сатору делает потрясённый вдох: — Сугуру… Но Сугуру уже отлипает от его лба, хлопает его по плечу, а голос ведущего приглашает пары занять паркет, и Сатору не успевает ничего сказать. Зато, когда он выводит Мэй Мэй на паркет, то понимает, что внутри у него полный штиль. И время замедляется. Он успевает рассмотреть новое платье Мэй Мэй, которое она специально приберегла именно для финала, — фиолетовое, расшитое переливающимися стразами и бисером, очень короткое, не прячущее сильных бронзовых ног. Сам он переоделся в простую черную полупрозрачную рубашку, чтобы хорошо сочетаться со своей шикарной партнёршей. Сатору успевает пробежаться глазами по зрителям и судьям, найти тренеров и танцоров их клуба, родителей Мэй Мэй. Сугуру. Они смотрят прямо на него, но это его не беспокоит. Сугуру прав. Сатору любит танцевать. Он любит, когда на него смотрят. Он любит внимание. Танцы — его страсть, и он любит каждую мелочь, связанную с ними. Так что он собирается получить удовольствие. Сатору придаёт своему лицу самое нахально-уверенное выражение, потому что именно так он себя и чувствует. Движения самбы точны и стремительны, в них вложены весь его темперамент и страсть. Он кайфует от ча-ча-ча, а затем выдыхает на медленной румбе, чтобы поднакопить сил перед оставшимися пасодоблем и джайвом. Он наслаждается собой и всем, что его окружает, и даже нагло подмигивает одной из судей. После короткого перерыва наступает момент истины. Награждение пар. Волнение, которое Сатору испытывает во время распределения мест, — лишь слабое эхо прошлой тревожности. Он сделал всё, что хотел, и так, как хотел. Хотя, конечно, сердце всё равно колотится на озвучивании очередного места. Ведущий объявляет шестое и пятое. Мучительно медленно подходит очередь четвёртого. И оно уходит не к Сатору. Стоящая перед ним Мэй Мэй оборачивается на него с победной ухмылкой, и он возвращает ей точно такую же. И третье место тоже отдают не им. Перед вторым драматичная пауза затягивается. Сатору находит глазами Сугуру, они смотрят и смотрят друг на друга, не моргая, пока, наконец, ведущий не произносит фамилии. Второе место достаётся паре из Таиланда. Сугуру улыбается ему. Улыбка перерастает в смех, Сатору видит, как привычно сморщивается его нос, как дрожат плечи, и сам он улыбается так широко, что начинают болеть щеки. Он не сводит с него взгляда вплоть до тех пор, пока ведущий не объявляет их с Мэй Мэй чемпионами Азии по латиноамериканской программе. На волне адреналина и абсолютной, совершенной эйфории Сатору с Мэй Мэй выходят с паркета и сразу попадают в кружок тренеров, танцоров и родственников. Круговерть из объятий, пожиманий рук, огромного количества цветов для Мэй Мэй и слов поздравлений захватывает их. Сатору хочется другого. Он сам не знает, чего именно, пока фокус всеобщего внимания как-то сам собой не смещается исключительно на Мэй Мэй и приехавшую поддержать её семью. И тогда он видит его. Видит Сугуру, что за спинами остальных терпеливо ждал своей очереди сказать: — Поздравляю. Я и не сомневался, что ты выиграешь, Сатору. Сатору тут же понимает, чего ему так сильно хочется прямо сейчас. Не вопросов местных журналистов о том, как он пришёл к своему успеху. Не празднования своей победы. И даже не отдыха. Ему хочется поделиться этим. Своим безумным ритмом сердца, энергией, что льётся через край, любовью к танцам. Своим безграничным счастьем. И улыбка на лице Сугуру приободряет его. Конечно, он тоже хочет, чтобы Сатору передал ему частичку этой эйфории. И в какой-то неуловимый момент его улыбка становится очень близко. А Сатору без всяких мыслей тянется к ней. Сейчас он расскажет. Сейчас поведает Сугуру, насколько ему хорошо, и они разделят этот момент наивысшего успеха вместе. Он накрывает улыбку своими губами. И все чувства умножаются тысячекратно взрывом в сердце. Руки очень естественно ложатся на плечи Сугуру, оборачиваются вокруг его шеи, цепляются за него в попытке стать ещё ближе. Ведь нужно так много ему рассказать о самом сокровенном. Он должен послушать. И Сугуру — благодарный слушатель. Он внимает всему и чуть наклоняет голову, чтобы было удобнее. Его губы вторят ему, присоединяются к Саторовой радости. И руки Сугуру подныривают, обхватывают его за бока, и хочется сказать, чтобы он не трогал его насквозь пропитанную по́том рубашку, неприятно же, наверное… Но этим словам не находится места среди охватившего их ликования. Сатору плохо умеет выражать свою признательность кому-либо, но для Сугуру он старается изо всех сил. Он ведь так благодарен ему за поддержку и заботу, за все слова, что тот сказал ему перед финалом. Они были так важны для него. Сугуру так важен для него. И он должен узнать об этом. Его большие ладони гладят Сатору лопатки. И весь Сугуру такой мягкий в своём худи, что совсем не хочется его отпускать. Сатору отрывает одну руку от его шеи лишь для того, чтобы очертить его скулу и подбородок, спуститься на грудь, провести по твёрдому животу. Он приникает к Сугуру ещё сильнее, ещё ближе и своим бедром чувствует… чувствует чужой полувставший член. Который ничуть не пугает Сатору — его ладонь сама скользит ещё ниже и накрывает пах Сугуру. И пальцы легонько сжимаются. Звук, которого он раньше ещё не слышал, вырывается из Сугуру и оседает на его губах. Впрочем, он ему нравится. — Тору! Я хочу познакомить тебя с братом! Окрик Мэй Мэй ледяным душем прокатывается по спине и приводит в чувства. Сатору тут же открывает глаза (и когда они успели закрыться?) и отпрыгивает от Сугуру. Он оглядывается, оказавшись вообще не в том месте, где ожидал. Они стоят около стены в пустынном закутке позади трибун. Когда они успели преодолеть весь этот путь от паркета? В голове полная пустота, он не помнит этого. И как он умудрился дотолкать Сугуру до стены и прижать его к ней? Сугуру! Сатору тут же перестаёт смотреть по сторонам и возвращает ему своё внимание. А Сугуру смотрит на него с крайне странным выражением. Кажется, он шокирован, глаза широко раскрыты, на щеках его дикий румянец, а приоткрытые и явно истерзанные губы покраснели. Сатору затапливает первобытный ужас и паника. Что он только что делал?! Он пятится назад. Ещё шаг. И ещё один. А потом резко разворачивается и сломя голову бежит мимо удивлённой Мэй Мэй. До него доносится её вопрос: — Вы что, подрались? Из-за чего на этот раз? Ответа Сугуру он уже не слышит. Ведь добегает до туалетов с твёрдым намерением провести там остаток жизни.

***

Отдалённые биты музыки и бубнёж ведущего, звуки льющейся воды и разговоры окружают Сатору. Он спрятался в одной из душевых кабинок, прямо в одежде сел на пол, подтянув ноги к груди с единственным желанием — исчезнуть. Сделать этого не получилось, но зато за неопределённое время, что он провёл здесь, он наизусть изучил все стыки и сколы плитки. Сатору слышит, что заканчиваются перерыв и разминка для следующего отделения, и заставляет себя встать. Ведь это значит, что Сугуру где-то там стоит у края паркета и готовится выходить. Одна только мысль о нём заставляет Сатору вспыхнуть до кончиков залаченных волос. И приходится бороться с желанием побиться об стену головой. Блять, он его домогался. Как это могло случиться? Что на него нашло? Опустим тот факт, что Сугуру — парень. Со своей гей-паникой Сатору разберётся как-нибудь позже. Он. Его. Домогался. И если танцевальный план Сатору на сегодняшний день выполнен и перевыполнен, то вот у Сугуру впереди ещё пять танцев без перерыва. Что он наделал? Как Сугуру в таком состоянии должен пойти и выдать лучшее, на что он способен? Сатору бросается к раковинам, включает воду и сует туда голову. Сменной одежды у него с собой нет, поэтому опцию душа он отметает сразу, но смыть с волос гель и лак хочется нестерпимо. Он выдавливает из диспенсера мыло для рук и втирает в намертво скрепившиеся пряди. Волосы после такого ухода превратятся в мочалку, но ему всё равно. Затем он сушит голову под сушилкой для рук, согнувшись в три погибели, делает марш-бросок до пустой раздевалки, надевает толстовку и накидывает капюшон, чтобы скрыть свои заметные волосы. У него нет никакого желания наткнуться хоть на кого-то из знакомых. Сатору пробирается на трибуны и смешивается с толпой на ней как раз вовремя. С высоты места, где он сидит, весь зал отлично просматривается. Возле выхода на паркет выстроились пары, готовые в последний раз исполнить пять танцев и распределить между собой места финала. Кто-то просто спокойно стоит и ждёт начала, кто-то трёт подошву туфель щёткой и мочит в лужице воды из бутылки, чтобы улучшить сцепление с паркетом, кто-то поправляет бабочку, воротник, оправляет платье. Взгляд Сатору лишь вскользь касается танцоров и трусливо уходит в сторону. Так что на самом деле он не видит всех этих телодвижений. А просто знает, что так и есть. Он уже наблюдал это сотни раз и сам делал точно так же. Рядом стоят их родители, тренеры, друзья. Он тоже должен быть там, где Яга, Хигурума и остальные. Сатору должен шутить, хлопать Сугуру по плечу, дразнить Утахиме, чтобы она перестала трусить и разозлилась, ведь злость, направленная в нужное русло, отлично подпитывает мотивацию победить. Он должен ободрить Сугуру так же, как тот сделал это для него, найти нужные слова, и просто быть рядом. Но нет. Он всё испортил. Он недостоин всего этого, и потому сидит далеко-далеко на противоположной стороне площадки. Когда раздаётся голос ведущего, приглашающего танцоров занять паркет, Сатору как можно медленнее, будто хочет отсрочить свою смерть от стыда, переводит свой взгляд на них. Сугуру с Утахиме пересекают танцпол и встают друг напротив друга в ожидании музыки. Сугуру выглядит совершенно обычно. Он спокоен и собран и чуть улыбается Утахиме, приободряя её, зная, как она всегда нервничает при выходе на паркет. Ладно. Может, всё обойдётся. Сатору будет наблюдать за ним, как и обещал, ни за что не оторвёт своих глаз и скрестит все пальцы на руках и ногах, и тогда всё пройдёт идеально. А потом начинается музыка и он видит это. Видит, как у Сугуру дрожат руки. Он поднимает левую, приглашая Утахиме подойти, и сам замечает, как подёргивается ладонь. Тень смятения пробегает по его лицу, но всего лишь на мгновение. Он упрямо стискивает зубы, гордо поднимает голову повыше и снова улыбается. Сцепляет левую руку в замок с ладонью Утахиме, а правой поддерживает её под лопаткой. Сугуру делает вместе с ней длинный шаг в сторону. Утахиме поворачивает голову влево и откидывает её назад, красиво прогибаясь в спине. Лёгкая ткань её многослойной юбки летит, расшитое камнями ярко-голубое платье сверкает, разбивая свет прожекторов на тысячи бликов. Улыбка появляется на её лице и нервозность отходит на второй план. Они делали это тысячу раз, их движения отшлифованы и безупречны, и, конечно же, сейчас они смогут станцевать превосходно. Начинается медленный вальс. Первые же движения вселяют в Сатору уверенность, а камень падает с души. Сугуру словно не касается ногами паркета, а парит над ним. Каждый шаг лёгок и чист, каждый поворот, шассе и выход в крыло исполнены без усилий и напряжения. Он находится в своей стихии. А Утахиме, которую он ведёт, дополняет его движения безукоризненно. «Так, хорошо. Спокойно, Сугуру, не суетись, ты можешь это сделать. Ты сможешь обойти их всех, у тебя достаточно таланта и есть все шансы.» Он ничего не успел сказать Сугуру, так хотя бы произнесёт это в своей голове. Мелодия стихает, и во время поклона Сугуру обводит глазами зрителей, словно ища кого-то. Сатору тут же прячет свой взгляд. Не нужно, чтобы Сугуру его заметил и вспомнил всё, что произошло между ними недавно. Ему сейчас нельзя терять концентрацию, ведь впереди ещё четыре танца. Как только начинается музыка танго, Сатору снова впивается в него глазами. Сугуру продолжает танцевать идеально. Так проходит минута и начинается вторая. И вот тут Сатору начинает замечать некоторые огрехи. Потерю баланса, чуть вылезшее вверх плечо, заваленную внутрь стопу. Каждый из них проходится по его сердцу серпом. К последнему танцу — квикстепу — в Сугуру выходит наружу усталость. Она видна в испарине на лбу и все такой же прямой, но уже напряженно-прямой спине. В так и не переставших дрожать руках. Начинают они на удивление легко. Движутся с бешеным темпом и переходят на бег — самую зрелищную часть вариации. Но неожиданно врезаются в другую пару, и руки сгибаются, чтобы защититься от удара. Инерция потеряна. Внутри Сатору всё холодеет. Они делают два шага назад, снова встают в позицию и начинают с середины, синхронизировавшись друг с другом без слов. Часть вариации с бегом они всё же доделывают до конца, уже под стихающую музыку, но доделывают. Всё закончилось. Паркет опустел. Сатору остаётся сидеть, где сидел, пока обдумывает возможные результаты. Да, не всё получилось идеально, но тем не менее это было хорошо. Очень хорошо на его дилетантский в стандарте взгляд. Достаточно ли для первого места? Он не может проанализировать объективно. Ведь для того, чтобы это сделать, ему нужно было смотреть и на остальные пары. Он же провёл все десять минут, приклеившись глазами лишь к одной из них. Наконец, результаты судей подсчитаны, дипломы напечатаны, медали готовы к вручению, а на кубках для первых трёх мест выгравированы нужные имена. Пары занимают полукруг перед пьедесталом, и ведущий в своей раздражающей манере растягивать процесс награждения начинает говорить какие-то слова благодарностей и бла-бла-бла. Сатору не слушает. Сатору смотрит на застывшего Сугуру, перед которым стоит не менее оцепеневшая Утахиме. Ведущий наконец-то подходит к сути, успев за мгновение до того, как все танцоры перед ним слягут с инфарктом от волнения. — Итак, на шестом месте… На данном этапе Сатору ни капли не волнуется. Он может начать это делать ближе к третьему месту. Он в Сугуру уверен. — … на шестом месте Чжун Си-у и Лин А-юн, танцевальный клуб «Грация», Сеул, Южная Корея. Так. Пока всё по плану. Названная пара, получив дипломы, цветы и памятные подарки от организаторов турнира, встаёт на одной линии с пьедесталом. Отлично, одни есть. Ведущий молчит. Ох, ну давай же, не тяни кота за хвост! Сатору прожигает его взглядом. Честное слово, было бы легче повесить табло со всеми результатами разом, чем умирать от тревоги при объявлении очередного места. Продажи успокоительных в округе резко бы снизились. — Пятое место занимают… И снова эта пауза, нагнетающая саспенс. Она тянется, и тянется, и тянется. Все притихают и в огромном зале молчаливая тишина давит на нервы. Напряжение растёт, но ведущий, наконец, снова открывает рот: — Пятое место занимают Гето Сугуру и Иори Утахиме, танцевальный клуб «Магия танца», Токио, Япония. Нет. Нет-нет-нет, не может быть. Пятое место? Пятое?! Сугуру выводит на центр паркета Утахиме и взмахом руки закручивает её в несколько поворотов. Ждёт, пока она остановится и делает вместе с ней поклон для судей. Затем повторяет то же самое для зрителей, снова подаёт ей руку и ведёт к главному судье. Время, что тянулось так медленно, теперь несётся сломя голову. Распределения остальных мест Сатору не слышит. Он не может оторвать взгляда от широкой, но будто намертво приклеенной улыбки Утахиме и такого же фальшиво-сдержанного лица Сугуру. Фотограф делает общее фото всех участников и после этого они покидают паркет. На выходе Сугуру с Утахиме тоже окружает толпа друзей и знакомых, которые ранее встречали Сатору с Мэй Мэй. Утахиме больше не улыбается, но держит лицо. Она глубоко дышит и изо всех сил делает вид, что всё в порядке, что именно на такой результат она и рассчитывала. И умудряется что-то отвечать людям вокруг и даже хихикать как-то совсем не по-утахимовски. Сугуру позади неё по большей части смотрит в пол и молчит. Когда рука тренера Яги ложится ему на плечо, он словно впервые с тех пор, как вышел с паркета, выдыхает и позволяет идеально прямой спине чуть сгорбиться. Он внимает его словам и кивает подошедшему Хигуруме. Вдруг Утахиме перестаёт говорить и поворачивается к Сугуру. Только тогда тот отрывает глаза от пола и встречается с ней взглядом. И Сатору видит, что она больше не может держать лицо. Совсем не может. Остались считанные секунды до того, как она расплачется прямо здесь при всех. И Сугуру тоже замечает это. Он сразу же подходит к ней и уводит ото всех в сторону, но Сатору со своего места по-прежнему их видит. Зачем он продолжает смотреть? Что за мазохизм? Он же знает из-за чего — из-за кого — всё так вышло. Он один виноват в этом. Водопад слёз, что выливается Сугуру на плечо, жжёт душу и ему, как открытую рану. Всё из-за него, из-за него одного. Утахиме бы не плакала, если бы он держал свои руки при себе, и свои губы тоже при себе, и всего себя при себе, и вообще не подходил бы к Сугуру ближе, чем на метр… И Сугуру не надо было бы сейчас искать слова утешения и поддержки. Не надо было бы чувствовать виноватым себя, ведь Сатору может дать свою руку на отсечение, что в этот самый момент Сугуру просит у неё прощения. Он их не слышит, но знает точно, что там происходит. А тот, кто действительно виноват и все разрушил, тот, кому на самом деле нужно это прощение вымаливать у них двоих, прячется на трибунах под капюшоном, как какой-то трус. Сатору множество раз воображал, как пройдёт сегодняшний день. Проигрывал в своей голове позитивные и негативные сценарии. Но реальность просто посмеялась над его попытками проконтролировать всё вокруг. Он отворачивается, добегает до раздевалки, заталкивает все свои вещи в сумку, как попало, и бежит в сторону выхода. Сатору выиграл. Стал чемпионом Азии, как и мечтал. Этот день должен был стать счастливейшим днём в его жизни. Лишь находясь за рулём на полпути домой, Сатору с удивлением обнаруживает, что тихо плачет.