Бедственная чета

Повисла тишина. Она не давила на плечи, но в воздухе между ними снова натянулась тетива напряжения. Оба они знали, что нужно будет обсудить ещё один момент. Вопрос божественности демона был закрыт… Чего не скажешь о другом. Они вновь вступили на ту территорию, куда никто уже давно не хотел заходить. Это как играть в го и намеренно оставлять часть доски нетронутой. Непозволительная глупость в стратегии боя. Только сердца людей — не игральная доска. И даже если ты думаешь, что твоя стратегия верна, а действия оппонента просчитаны наперёд, не стоит недооценивать своего врага. Загони в угол лань, и поймёшь, что не так кротко это дикое животное. Только эти двое не были мягкими и покорными ланями. Так уж издавна повелось: двум тиграм нет места на одной горе. С одним лишь исключением. Теперь они отмылись, но из воды выходить не спешили. Каждый из них понимал, что стоит им покинуть источник, и хрупкий мир лопнет под натиском одного не заданного вопроса. Какие чувства связывают их? Кто любит? А кто лишь предан? Оба они не хотели знать, хотя и понимали — вопрос должен быть задан, а ответ произнесён вслух. Се Лянь сглотнул и набрал в лёгкие воздух. Разве после той глупости, что он только что совершил, и всего того, что наговорил, он имел право говорить о чувствах? Страх свернулся клубком в его животе, а осознание собственной импульсивности медленно обрушилось на него лавиной стыда. Умин же остановил это лёгкими, и в то же время напряжёнными, как тело принца, словами: — Гэгэ достаточно отдохнул? — демон запнулся на этих словах и тоже сглотнул, будто все уверенность и игривость, что он показывал прежде, были лишь маской, что сорвал его принц. — М-мы можем продолжить путь или лучше поспать? — на последнем слове его голос дрогнул. Юное божество, что самолично сбросились с небес, ныне было повержено своими чувствами и помыслами. И теперь от хитрого демона не осталось и следа. — Ха-ха, да, достаточно, мы можем идти!… — Се Лянь ухватился за возможность сбежать, как он всегда и делал. По крайней мере он думал, что была возможность. — Пойдём одеваться? — теперь голос принца дрогнул, словно разбиваясь о скалы. Они вышли из воды, связанные Жое, на расстоянии много больше обычного. Ни один из них не смотрел на другого, но каждый крепко держался за ленту, успокаивая себя этой вполне очевидной связью друг с другом. Одежды лежали на скалах поодаль, распластавшись белой и черной кляксами. Словно это было всё, что осталось от разбившихся от скалы птиц. Они молчали, и между ними был слышен лишь шорох натягиваемой ткани. Принц неловко подал голос: — Кхем, что ж, я думаю, мы можем идти. Умин смущённо повернулся в сторону своего Бога и обомлел. Его Божество и без того ходило в штанах да в двух слоях тонкого шёлка. Но теперь эти две рубахи словно были изъедены роем моли, что вгрызалась в несчастную ткань и кромсала её своими настырными жвалами снова и снова. Демон ничего не смог с собой поделать. В его голове маячила только одна мысль, которую он и произнёс вслух, когда стремительно сократил расстояние между ними и потянул принца за истерзанный рукав. — Ты в этом не пойдёшь. И стоило ему произнести эти слова, как воздух заполнил треск державшегося на последнем слове шёлка. Умин ошеломлённо замер, оторвав рукав принца. Се Лянь, осознав произошедшее, покраснел, словно распустившийся цветок сливы в зимнюю пору, и бросился бежать вверх по склону, по пути выкрикивая извинения. Умин понёсся следом, а Жое продолжала всё так же крепко связывать их между собой. Изо рта демона вырвался испуганный крик: — Ваше Высочество!? Но бог лишь продолжал: — Сань Лан, прости меня, прости… Я голоден, нет, нет-нет… НЕТ! Я не голоден… Нам надо двигаться, да, да… Прости! Прости… С каждым словом принца демон всё больше волновался. И с каждой секундой волнения он чувствовал, как с него слетают крохотные создания. Теперь, помимо Жое, между ними сияющим мостом растянулись бабочки, пока они прыжками поднимались по горе. Неизвестно, сколько они сломя голову неслись по склону рогатой, как жаба скалы, но стоило им подняться выше и оказаться на узкой тропинке, по которой можно было свободно бежать, как одна из бабочек облетела принца и врезалась ему в нос, а тот от удивления затормозил и потерял равновесие. Се Лянь замахал руками и накренился вперёд, но почувствовал, как его потянули назад, и завалился на спину, прямиком в родные руки. Стоило ему ощутить их тяжесть, и он прекратил всякое движение. Тем не менее, лицо его всё ещё пылало, и он сбивчиво повторял: — Прости меня, Сань Лан, я… Прости… На это он услышал лишь мягкое: — Гэгэ, это я должен приносить извинения. — Нет-нет, Сань Лан, я- — Ваше Высочество — произнёс Умин с ненавязчивым нажимом и поставил принца на ноги, развернув его к себе. Бабочка, что врезалась в нос бога, взмахнула крыльями и начала падать. Се Лянь в это же мгновение подставил раскрытые лодочкой ладони, ловя кроху. Сань Лан крепко взял его за руки и произнёс: — Гэгэ, посмотри на меня. Се Лянь зажмурился, спрятавшись от его взгляда, и замотал головой. Он понимал, что вёл себя как умалишённый, и теперь не знал, как смотреть в глаза своему демону. Какому же никчёмному богу служит Сань Лан. — Тогда послушай меня, гэгэ, — сделал паузу юноша, и, убедившись, что его слушают, продолжил, — Мы переоденем тебя в часть моих одежд. — Нет, — услышав подобное, принц тут же открыл глаза и принялся отказываться. Но Умин перебил: — Да. Снова лёгкий нажим. Се Лянь ощутил, как хватка держащих его рук усилилась, а чёрные коготки защекотали кожу, в которую упирались. Это должно было напугать его или разозлить, но он лишь чувствовал, как мурашки бегут по его рукам, и снова хотел сбежать. Только его так крепко держат. И у него явные проблемы. Демон произнёс более низким и грудным голосом: — Из нас двоих простыть и замёрзнуть можешь только ты. Поэтому, пожалуйста, надень часть моих одежд и избавься от этих лохмотьев. От них нет проку. На этих словах их глаза встретились, и Се Лянь кое-что понял. Он попался, он не сможет отказать. Но руки, что держали его, отпустили, и демон отступил на шаг назад. И слава Небесам, ведь, продержи эти руки его чуть дольше, надави демон чуть сильнее, и бог набросился бы на него. Но вместо этого Умин снял с себя сначала один слой одежд, затем второй, и протянул их принцу. Когда тот взял рубахи, он отвернулся. Се Лянь заметил, как его остроконечные уши залил румянец, и розовые кончики подёргивались от малейшего шороха. Между ними была натянута тетива, и с каждой секундой становилось всё менее понятно, лопнет ли она, будет ли ослаблена, или же её отпустят со стрелой, что прилетит в цель и гулко врежется в мишень. Се Лянь не хотел проверять. Во рту было сухо. Он быстро снял с себя лохмотья — Жое в этот момент переместилась на другое место на теле, не мешая переодеванию но и не отпуская — облачился в два слоя одежд своего спутника… И почувствовал, как тонет в них. Ткань пахла им. Се Лянь почувствовал, что находится в долгожданных объятьях демона, и, пока тот не повернулся, на мгновение зарылся в чужие одежды лицом. Умин стоял неподвижно, пока принц легонько не потянул за Жое. Когда тот обернулся, в его глазах что-то неуловимо изменилось. Хун-эр тоже тонул в осознании того, что его жалкие одежды покрывали это тело. Они оказались велики его принцу. Даже несмотря на то, что их плечи в ширине почти одинаковы. С губ сама сорвалась задушенная фраза: — Гэгэ голоден? — Нет, нет, пока нет… — эти слова вырвали демона из сладких грёз. Се Лянь же, услышав их, понял, что им стоит поговорить как можно скорее, ведь стоит губам Сань Лана коснуться его шеи, и он не сможет себя контролировать. Но между ними снова повисла тишина. Они стояли, наклонив головы друг к другу, и молчали. Если бы кто-то спросил их, кто первый потянулся к другому, они бы не ответили. Но всего через пару мгновений их пальцы нашли друг друга и переплелись, пока Жое оплетала руки. Умин потянул бога за собой, и они продолжили идти наверх. В тишине пути их сопровождал лишь шорох крыльев и шум воды, с каждым их шагом становившийся всё громче. Они поднялись на вершину, чтобы увидеть перевал… И застыли. Се Лянь не мог поверить своим глазам. — Это?! Умин закончил за него: — Лицо. И вправду, по долине внизу распростёрлось лицо, созданное потоками рек, что спускались с гор. Но всё это открылось лишь на считанные мгновения, и жуткий лик тут же заслонило белым маревом. Туман клубился на горных склонах, мягкой пеленой обнимая морщинистые скалы. Он словно белёсая река из лебяжьего пуха накрывал их с головой, скрывая острые пики в своей мягкости. Так в песке спрятан осколок ракушки, об который ты изранишь нежную стопу. А меж скал, что, словно тонкая старая кожа, были изрезаны морщинами узких ущелий, струились водопады горных рек, дающие силу туману. Словно кровь, что насыщает землю перед последним вздохом умирающего, покидая его тело. И спутники отправились вниз, следя за каждым своим шагом. Их руки были переплетены меж собой и связаны белой лентой, что подрагивала в такт их ходьбе. Жое проверяла путь впереди, помогая путниками спускаться по горной тропе. Холод стремился проесть их изнутри, и не будь они так близко и столь напитаны силой, возможно, он смог бы победить их. В молочной пелене тумана яркими бликами солнечных зайчиков играли бабочки, что составляли компанию спускающейся чете. *** Она появилась, выглянув из мягких вод тумана. Ее узловатый, но мощный ствол скручивался в изгибе, подобно змее, что обвила бамбук и открыла свою пасть перед ядовитым укусом. Её кора лоснилась в лучах выглянувшего солнца, напоминая собой гладкую чешую дракона, лишь слегка тронутую снегом. Ветви, что изгибались подобно рукам любимой императором танцовщицы, поникли от веса янтарных драгоценностей. Тяжестью, склонившей их к земле, были плоды, столь большие и плотные, что казалось — надави на стеклянную от веса внутренности кожуру, — и та лопнет, раскрывая сладкую мякоть, и истечёт соком, что моментально запятнает руки. Её плоды ярким пятном пламени резали чёрно-белый пейзаж этих скал. Они горели подобно фонарям, зажжённым в Праздник Середины Осени, освещая заблудшим душам путь в тёмной ночи. То было дерево хурмы, которому не было места в этом царстве боли и крови. Се Лянь сглотнул подступившую от вида спелых фруктов слюну, а его живот предательски заурчал. Умин прекрасно слышал каждый из этих звуков. Губы демона тронула хитрая ухмылка, он развернулся вполоборота, а острые ушки дёрнулись. Его глаза по-лисьи вытянулись, и он произнёс: — Гэгэ хочет попробовать на вкус? Се Лянь смущённо почувствовал, как его обдал жар. Они не обсуждали, что именно он хотел попробовать на вкус. Очевидно, что демон говорил о плодах неизвестно откуда взявшегося тут дерева. Только вот в голове Се Ляня возник совсем другой образ того, что он бы мог попробовать. Но бог лишь смущённо кивнул отвечая: — Да, ты думаешь это не опасно? — Се Лянь помнил их договорённость не брать в руки ничего подозрительного. Сань Лан пожал плечами и повёл его за собой к раскинувшемуся над ними дереву. Невдалеке шумели горные водопады, стекая вниз и образуя целую кровеносную систему одного большого лица, только по венкам текла не тёплая кровь, а ледяная вода. Изо ртов вырывались облачка пара, а тонкий снег скрипел под ногами, когда они ступили под тень гибкого дерева. Плоды хурмы так и манили, они были яркие, слегка замёрзшие и блестящие в морозном воздухе, а полупрозрачная кожура совсем не скрывала внутренней сладости. Демон подвёл бога к тёмному стволу и мягко сорвал едва не лопнувший под его натиском плод. Мягкий фрукт в его руке казался ядовитым цветком, чей аромат вдохнёшь всего раз и навсегда пожалеешь о последствиях. — Сань Лан, может, не… Но его ласково оборвали, приправив фразу ухмылкой: — Я уже мёртв, гэгэ, со мной ничего не будет. От этих слов Се Лянь захотел дёрнуть его на себя и выхватить злосчастную хурму. Но единственное, что он смог сделать — это застыть на месте. И смотреть как губы демона приоткрылись, а из темноты рта показались острые клычки, которые коснулись нежной кожуры. Се Лянь, сам того не замечая, сглотнул. В его голове тут же всплыло воспоминание, как подобно кожице этой хурмы совсем недавно под этими клыками лопнула его кожа. И пролилась кровь. Только на сей раз вместо неё брызнул сок, который залил длинные пальцы с острыми коготками. Се Ляню показалось, что у него закружилась голова. Возможно, это всего лишь от перепада высоты в горах, он уже бывал в подобной ситуации, но... Он продолжал смотреть, как его Сань Лан отнимает губы от плода, выхватив кусок сладкой плоти. По его губам тонкой струйкой потёк сладкий и липкий сок. И тонкая ниточка слюны протянулась между запретным плодом и демоном, что его вкусил. Когда юноша прикрыл глаза и запрокинул голову, глотая, Се Лянь не мог оторвать глаз от его перекатывающегося кадыка. И это движение вновь сломало его изнутри. Умин медленно облизнул перепачканные в мякоти губы и произнёс, протягивая фрукт: — Гэгэ, ну же… Возьми. Ты же хочешь попробовать. В чёрно-красных глазах вновь появилось что-то лисье, и бог уставился на предложенный ему плод. Казалось, время, пространство, да всё вокруг застыло на один громкий удар его сердца. Голова загудела, а по телу прошла рябь мурашек. Словно от его согласия зависела их жизнь. Будто стоило ему согласиться, и всё пойдет по-другому. Сердце простучало, во рту пересохло, и, прикрыв глаза, он наклонился, чтобы вкусить предложенную сладость. Касаясь губами того места, где мгновение назад были чужие. Глупости все это. Это просто хурма, а они всего лишь голодны. И ничего не произойдёт, если он откусит кусочек. Только стоило его губам прикоснуться к сладкой мякоти, как с них тут же сорвался стон. Они так давно не ели обычной пищи. А этот фрукт… О, небеса, ему никогда не доводилось есть ничего подобного. Се Лянь и не заметил, как дрожащей рукой вцепился в ладонь Умина, державшую фрукт, из-за чего тот сжал хурму сильнее, и сок потёк по их сплетенным рукам. Липкий и сладкий. Они ели по очереди, наслаждаясь вкусом и утоляя муки изголодавшихся по человеческой пище сердец, что настигли их спустя месяцы скитаний. Ещё пара укусов, и от сладкого фрукта не осталось и следа. Демон немедля потянулся за вторым и сорвал его, вспарывая тонкую кожицу коготками. Он впился во фрукт, позволяя принцу перехватить свою руку и так же жадно вгрызться в податливое растительное тельце. Разорванная мякоть стекала по их рукам вместе с соком, с губ срывались довольные полустоны и удовлетворённые хмыкания. Хурма — Се Лянь так давно не ел её, а найти столь спелую и сладкую было почти невозможно. Она напоминала янтарь, на свету переливаясь своей драгоценной мякотью и радуя глаз хрустальным сиянием, лишь затем, чтобы разлиться по их ртам. Когда Умин брал первый фрукт в руки, он не думал, что тот будет отравлен, но и о том, что этот жалкий плод доставит столь сильное удовольствие его богу, он тоже не думал. Обычно этот плод из пламени завязывал язык, стоило только вкусить его. Но этот… Они вгрызались в зимнюю ягоду все яростнее, и вот уже и от второй не осталось и следа. За третьей хурмой потянулся лично Его Высочество, он подошёл ближе к дереву и встал на цыпочки, чтобы достать до нижней ветки. Большая и сочная, она тут же треснула в его руке. Он сделал первый укус и застонал в голос. Им обоим слишком нравился вкус. В пору было задуматься, что они попали под чары демона — не может же быть всеми забытая хурма так сладка? Се Лянь дрожащей рукой протянул демону разорванную его зубами мякоть. Сань Лан схватил её, задевая коготками кожу. При этом касании длинные и острые коготки пустили разряд по позвоночнику принца. И словно выпустили стрелу с натянутой между ними тетивы напряжения. Се Лянь завороженно наблюдал за тем, как Умин терзает несчастный плод. Демон поднял на него взгляд. И бог почувствовал, что снова тонет. Словно эти глаза открывали в нём что то темное. Будто Умин довольно тянул его за поводок здравомыслия и довольно урчал. В этих глазах читалось наслаждение, они сужались полумесяцем. И будто знали: ещё чуть-чуть, и принц сорвётся. В его голове эхом раздалось: «Гэгэ, ты же хочешь попробовать? Ну же… возьми». Сладкий ядовитый шёпот в ушах. И следующему действию он не смог бы найти оправдания никогда. Се Лянь наклонился, прикрыв глаза, и заметил миг удивления в чужих. Он укусил плод с другой стороны и почувствовал, как их губы невесомо соприкоснулись, разделяя мякоть на двоих. Последний укус, и третьей хурмы как ни бывало. Но Се Лянь ощутил, как юркий язык демона в последний момент проскользил по его губам, слизывая сладость сочного лакомства. Се Лянь сделал шаг назад и уперся в ствол дерева. Как они оказались в таком положении, он и не понял. Он чувствовал себя загнанным зверем перед хищником. И его всё полностью устраивало. Принц поднял глаза и увидел яркий плод над своей головой. Этот казался обманчиво плотнее других. Он протянул руку и сорвал его… И действительно, плотность фрукта была сладкой ложью. Кожура лопнула, открывая яркое лоно, и всё внутри Се Ляня всё перевернулось. Четвёртый, именно после него хрупкая стабильность потерпела крах. Сок брызгал в разные стороны, а части мякоти стекали по пальцам. Слишком спелая. Слишком сочная и мягкая. Умин не взял его руку как в прошлые разы. Нет, он схватил несчастный истерзанный фрукт за чашечку соцветия и медленно потянул за хвостик. На нем осталась часть мякоти, а остальная предательски стекла на руку принца. Демон покрутил хвостик в своих руках и поднял взгляд, встречаясь с чужими янтарными глазами, в которых, подобно вину в кубке, плескалось смущение. Он поднёс соцветие с остатком мякоти к своим губам и медленно оторвал сладкую часть зубами, не отрывая от него взгляда. Се Ляню показалось, что это молчаливое обещание. Им невероятно нужно было поговорить об этом, но слова растворились в соке, что тёк по их рукам и губам. Се Лянь сглотнул вязкую слюну, перемешанную с соком: кажется, от последней хурмы всё же остался вяжущий привкус. Терпкий, но это лишь усилило контрастную сладость. Демон не переставал смотреть, когда аккуратно взял бога за руку и укусил плод. Но после этого он не отступил, а с каждым укусом двигался всё ниже, пока не дошёл до кожи принца. Се Лянь почувствовал это, когда сам попробовал первый кусочек мякоти. Она растворялась у него на языке. Затем он почувствовал, как руку опаляет жар. Умин облизнул его руку, по которой растеклась неровная оранжевая лужа. И бог почувствовал, как в его тело ударила молния, как по коже пробежались электрические заряды от этого прикосновения. Его рука попала в крепкий захват, и он услышал тихий рык, а сбоку в ствол дерева врезалась чужая ладонь, и когти нещадно разорвали мощную кору. Во всём этом было что-то не правильное. Они не могли сделать это сейчас. Но каждое из движений губ демона раскаляло его изнутри. Делало аморфным, превращало во что то бесформенное. — Сань Лан, мы… Это всё, что он успел сказать, когда юноша провёл языком по его коже до самого локтя, слизывая сок. И поднялся обратно, так же оставляя напоминание о своём пути влажным следом от языка. Он поднял глаза и произнёс: — Гэгэ разрешил мне касаться его так, как я захочу. Сейчас я могу это сделать? Се Лянь должен был попросить подождать. Сказать, что им всего лишь нужно поговорить, всего лишь прояснить то, что происходит между ними. Он должен был закричать, что они не могут — не после тех глупостей, которые он натворил. Должен был хоть как-то противиться… Но всё, что он сделал, — кивнул и поднёс свою руку с остатками фрукта ближе к чужому рту. На губах Сань Лана проступила тёмная улыбка. «Дикого зверя снова спустили с цепи», — вот, что мелькнуло в голове у принца, когда вместе с остатками мякоти демон, прикрыв глаза, погрузил чужие пальцы в горячий плен своего рта. И Се Лянь утонул в омуте, чью поверхность в который раз повредила беснующаяся молния, дарующая жар внизу живота. Во рту его Сань Лана было мягко и горячо. Это ощущение сводило с ума. Язык, что касался его пальцев, прижимается и поглаживал, пробуя на вкус. А демон наслаждался чужой кожей, словно сладким плодом была вовсе не хурма, а рука его бога. Се Лянь должен был остановить его, а не позволить прижать себя к дереву, наблюдая за движениями чужих губ, чувствуя как внизу живота скручивается тугой узел. Сейчас в чужой рот были погружены три пальца, державшие остатки фрукта. Се Лянь чувствовал, как их прихватили зубами, словно примериваясь, где прокусить нежную кожу. А затем Сань Лан выпустил их и принялся вылизывать пустую ладонь. Он наслаждался. Один только вид бога со стекающим соком на его руках приводил его в дикий, совершенно первобытный восторг. Цепь, на которой сидела его сдержанность, давно была разорвана сильными руками Его Высочества. Когда их губы соприкоснулись, та жуткая, полная похоти тварь внутри него заскреблась когтями по сердцу, и он решил рискнуть. Один вопрос и один ответ, и он снова мог наслаждаться этой божественной кожей. Она была сладкая и липкая от сока. А терпкий вкус пота лишь добавлял полноты картине. Умин готов был скулить, когда ему разрешили захватить эти тонкие пальцы. Он хотел вжать этого очаровательного в своей невинности человека в дерево и вгрызться, но от бессилия и стыда просто вцепился когтями в несчастную древесину. Он застонал, когда выпустил чужие пальцы изо рта и снова поймал чужой взгляд. Хун-эр хотел всего и сразу. И ему позволяли. Это пугало. Это пьянило, это сводило его с ума. Умин повернул ладонь принца тыльной стороной к себе и носом провёл линию от центра ладони к кончикам пальцев. В голове Се Ляня в панике метались мысли: они не должны этого делать; это неправильно; у Умина есть возлюбленная… Им нужно было поговорить. Плевать на его, принца, глупую влюблённость. Так не должен вести себя его верующий, он.. они...в голове тут же мелькнул образ его глупого и жестокого поступка сегодня утром. И его мысли бились как птицы в узкой клетке, сворачивая себе шеи и ранясь о прутья. Се Лянь вжался в дерево, когда демон дотронулся губами до среднего и указательного пальцев на его ладони. Губы Сань Лана оказались шершавыми. Он прикусил самые кончики пальцев и незаметно обвил их губами, словно взял в плен, и Се Лянь замер, а внутри него словно перевернулось всё, что там было, будто бочку, долго стоявшую на месте, покатили по земле и скинули с обрыва в воду, а брызги после глухого удара о морскую гладь засияли в его разуме мелкими мыслями. Так не ведут себя с богами. Так ведут себя с теми, кому посвятили жизнь. Так ведут себя с возлюбленными. Умин медленно опустил пальцы в теплоту своего рта по первую фалангу. В голове Се Ляня прозвучал тихий голос из воспоминания. «Я остался в этом мире ради возлюбленной, которую обидел Юнань.» Возлюбленной? А затем из его головы выбили все мысли. Демон заглотил пальцы глубже, по третью фалангу, и прикрыл глаза. Се Лянь ощутил, что прямо здесь он умрёт от стыда, прижатый к этому дереву. Затем Сань Лан устремил на него взгляд и поймал принца в ловушку. Хватка на запястье бога усилилась. Се Лянь чувствовал, как от сока пальцы Умина стали липкими. Губы плотнее обхватили плоть несчастного, что попала в плен горячего рта, и демон медленно поднял голову. Се Лянь чувствовал, как на коже остаётся слюна, и с каждым мгновением каждый цунь его пальцев, что лишался влажной теплоты рта, был грубо укушен прохладой пещерного воздуха. Умин задержался на самых кончиках, посасывая их. Дыхание Се Ляня сорвалось, когда тот резко опустил голову вниз, буквально насаживаясь на его руку ртом. Их взгляды не разрывались ни на мгновение. Его Высочество чувствовал себя прикованным к этим глазам, подобным пламени и ночи. Он с трудом мог контролировать своё тело и бессильно лежал спиной на стволе дерева, ощущая, что не может отвернуться от того, что творит с его рукой демон. Сань Лан снова медленно выпустил пальцы изо рта и опять потянул голову вниз. И Се Лянь наконец понял то, что не успело с самого начала прийти в его голову, и теперь, запыхавшись, наконец постучало в дверь подсознания: сейчас в его рту должны быть вовсе не пальцы. Жар стыда лишил его возможности дышать, а с губ сорвался всхлип. По разуму яркой вспышкой прокатилась старая иллюстрация, где мужчина поглощает корень ян другого мужчины. Его Высочество трясло от исходящего изнутри смущения и вожделения. А язык демона всё проходился меж пальцев в тепле рта, ласкал их… Се Лянь видел, как самый кончик языка проходится по всем фалангам так аккуратно, словно находится между лезвий ножниц. Принц сглотнул вязкую слюну. Жар приливает к низу его живота. А этот бесстыжий юноша выпустил пальцы изо рта и коснулся кончиков пальцев нежным поцелуем. На задворках памяти игриво блеснул огонёк, который так же говорил ему, что не может оставить свою любовь. Где-то вдалеке раздался шум воды. Умин замер, прижав губы к ладони и прикрыв глаза. Жест всеобъемлющей преданности. В голове принца мелькнуло воспоминание о том, как ему вручили прах. «Я живу только ради Вас, Ваше Высочество». И из омута забвения вместе с этой фразой всплыла простая истина, от которой он бегал все эти месяцы, стремясь нырнуть глубже в воды стыда и самобичевания. Возлюбленного! Не девушка. Всё это время его демон возвращался ради своего возлюбленного. «Бога», —понял Се Лянь, когда на смену поцелую пришли новые заигрывания. Сань Лан слизнул остатки сока с его ладони, языком прошёлся из самой середины до безымянного и мизинца, уделяя им не меньше внимания. Он вонзил клычок в нежную кожу, отчего Се Лянь снова вздрогнул и издал постыдный вздох. Демон был слишком увлечён, а бог — беспомощен. Ведь теперь он знал, что их чувства взаимны, и это заставило его ноги подкоситься. Закончив с безымянным и мизинцем, Умин перешёл к большому пальцу. Его действия стали походить на пытку, они оба понимали: то, что сейчас происходит, выходит за все рамки приличия. Тем не менее, оба этому потворствовали. В своём стремлении убрать весь сладкий сок с рук бога, демон прикусил кожу принца между основанием большого и указательного пальцев. На коже осталась красная отметина от зубов, а Се Лянь почувствовал, как его нижние штаны стали слишком тесными. Он вспомнил укус своей шеи этим необузданным и жарким юнцом, какой сладкой была боль, и что творили с ним чужие руки и язык. О, да — со своим возлюбленным можно творить подобное. Демон берет кончик большого пальца и посасывает его медленно погружая нового пленника в ловушку горячего рта. «Возлюбленные могут делать и такие вещи» мелькает в голове Се Ляня. Когда Умин с пошлым звуком выпускает его большой палец изо рта. Так не должно быть. Он не должен представлять, как демон сейчас коснётся его между ног. Шум воды раздается все ближе. Но руки принца испачканы по локоть и демон старательно вылизывает их не в чем себе не отказывая, как и просил Се Лянь. Принц чувствует, как нижним штаны становиться влажными, когда Умин срывает с дерева очередной фрукт и кусает его. Тот такой же сочный плотный как предыдущий. Принц видит, как клыки ласково врезаться в нежную кожицу фрукта разрывая ее. Сок брызжет в разные стороны попадая Се Ляню на лицо и волосы. Мякоть фрукта легко поддается натиску демонических клыков. Сочная мякоть открывается миру в разворошенном состоянии, истекая собственными соками. Се Ляню не кажется приличным не одно из тех действий которое они делали. Умин протягивает откушенную хурму принцу поднося ее прямо к его губам. Запах ударяет в голову, и принц прикрывает глаза кусая. Сок течет по его губам. Но ему все равно мякоть такая сладкая, что ей хочется упиваться вечно. Но демон отрывает от губ принца хурму и Се Лянь тянется за его рукой. В то время как демон хрипло дразнит его — Гэгэ не жадничай. — И кусает ровно в том месте в котором только, что были губы Се Ляня, а затем снова подносит фрукт к губам Се Ляня и когда мякоть встречается с языком принца он стонет. Шум воды усиливается. И в его голове мелькает то, как Умин повернулся к его руке стоя на коленях. Уже тогда он понимал, но боялся осознать. Боялся признать, что их чувства взаимны в своем безумии. В голове тут же легко выстраивается образ как он сам стоит на коленях перед демоном. А затем этот образ так легко наслаивается на иллюстрацию двух мужчин. И принц легко видит, как сам может взять в губы чужое естество. Хуже только то, что он и видит с какой лёгкостью Умин будет готов это сделать. Сладкую хурму отрывают от его рта и слегка сжимают она пачкает одежду и принца, и он слышит. — Ох, прости Гэгэ кажется я тебя испачкал — И демон доедает остатки плода и указательным пальцем с отросшим черным коготком дотрагиваться до еремной впадины бога. Там и в правду стекает сок. — Я сейчас уберу— И произнося это он опускает палец вниз распахивая собственные одежды на чужом теле. И демон накланяется и впивается поцелуем в чужой кадык. Его руки развязывают верхние одежды пока бог запрокидывает голову. — Сань Лан я... мы... — Принц всхлипывает он размазан словно сок хурмы истекающий по их пальцам. Но демон сильнее вдавливает его в дерево будто эти звуки лишь сильнее раззадоривают его. И носом ведет линию вниз от груди к пупку там, где растет тонкая линия мягких волос. Становясь на колени берясь перепачканными руками за край штанов. Его Сань Лан поднимает голову и спрашивает. — Гэгэ можно? — И Се Лянь дрожит он кивает. Он согласен на все согласен. Но этому не суждено сбыться. Жое на нем дрожит и белой молнией крепко обвязывает их торсы трижды. Вода накрывает их с головой. Тот шум вовсе не был иллюзией. Они летят с сильнейшим потоком воды со склона вниз.