Бедственная чета

Умин снова чувствует под собой дрожь. И не удерживается – слегка прикусывает тонкую кожу на шее. Мягкая и тонкая – она легко поддается его зубам. Ее запах обволакивает. Горячее тело под собой хочется вжать в скалу и не отпускать. – С-Сань Лан, - такие приятные звуки, всхлипы, – нам нужно п-помыться. – Эти слова заставляют его оторваться и прижаться лбом к впадине у основания шеи. – М-м-м-мх. – С этим звуком демон вытаскивает когти из скалы по бокам от бога и опускает их вниз, чтобы подхватить широкие и теплые бедра. Руки Его Высочества и так по-хозяйски вжаты в спину Умина, и остаётся только поднять его на руки под аккомпанемент тихого «Ах» и медленно встать, и развернуться, направляясь к озеру. Шум водопада пытается привести его в чувство, но демон слишком поглощен открывшейся вседозволенностью, погружая свои лапы в мышцы ног божества. Бог хватается за его шею руками, прижимаясь грудью к его груди, а ногами обхватывает талию. Такой доверчивый. Ноги Хун-эра ступают в теплую воду, и он продвигается со своим главным сокровищем на руках до тех пор, пока они не погрузятся по шею. Теплая вода расслабляет, и они несколько мгновений просто стоят в объятиях друг друга. В воде его принц кажется лёгким, как пёрышко. И, подобно перу, подхваченному ветром, он расплетает их конечности, тихо произнося: – Нам и правда стоит помыться. Принц отплывает, он не смотрит в глаза демону. Но находиться близко Умину нужно: всего лишь протянуть руку, чтобы коснуться до принца, и тот уже будет у него в руках. Но он не делает этого, а отступает ещё на шаг, давая больше пространства божеству. Им нужно успокоиться. Они моются в смущенной тишине, но это длится недолго. Божество замечает, как демон ненавистно разрывает спутанные волосы и, не выдерживая этой картины, подплывает ближе. – Сань Лан, могу я? – Наблюдает за ним с пол-оборота, позволяя встать себе за спину. – Да. – Ответ Хун-эра мгновенный. – Но ты даже не знаешь, чего я прошу! – Се Лянь мягко улыбается, журя его за беспечность. – Все, что пожелаешь, - демон не видит, но чувствует, как недовольно бог качает головой. Он приближается к его спине ближе, бережно начиная перебирать волосы этого недостойного, и замирает. Умин чувствует, как невесомо кончики пальцев проходят по его спине, а затем слышит: – Я… мне очень жаль, Сань Лан, этого больше не повторится, я… – Се Лянь нервно сглатывает, неровным голосом произнося сбитые извинения. Перед его глазами уже не худая, а достаточно широкая спина его верующего. Мышцы гибкие и ровные, а кожа белая, хотя и покрыта лёгким, как иней, румянцем от крови бога, что бегает по его жилам, наполняя того энергией. И вся эта мягкая и нежная, как полотно из шелка, поверхность испещрена красными кровоточащими узорами. Словно кошка исполосовала ему спину острыми, как иглы, когтями. Алые линии наслаиваются одна на другую, разрывая кожу, клеймя ее свежими ссадинами. – Гэгэ? – Голос Умина недоуменный. За что именно может извиняться его принц? – Я исполосовал тебе всю спину… – в голосе столько тревоги, и демон хочет взвыть. Его спина деревенеет, и он говорит: – Гэгэ просил меня быть честным с ним? – Голос юноши его подводит, колени хотят поджаться. Просить прощение за это? «Ха, Ваше Высочество, единственный здесь, кто должен просить у вас прощения, – так это ваш недостойный верующий». – Да, – ответ принца похож на выдох, а не на согласие с неизбежным. И Умин начинает говорить: – Я всегда хотел, чтобы ногти гэгэ разодрали мне спину от удовольствия, которое я могу ему дать. – Демон сглатывает и чувствует себя псиной, что перед хозяином развернулась животом для удара. Но вместо удара этот пёс получил лишь ласку. – П-правда?! – Се Лянь чувствует, как стыд обрушивается на его голову, словно он отплыл и встал под водопад неподалеку от них, который недавно принес их сюда для всех тех вещей, что они сотворили. Следующую мысль принц озвучивает нервно и смущенно, и все же они обещали быть честными друг с другом: – Ты хочешь, чтобы я сделал так снова? – Эта фраза слетает с губ легко, и все же принц чувствует себя низвергнутым своими словами. – Да. – Демон говорит не задумываясь. Стоит ли думать, если тебе предлагают сладость чужой плоти? Стоит ли думать, если ты всегда желал этого в своих самых темных желаниях? – Я бы не хотел причинять тебе боль. – Смущение все еще борется с телом принца, призывая его к бегству. – Это не больно, скорее волнительно… – говорит Хун-эр одно, а думает совсем другое: «Какая нелепая замена слову “возбуждающе”». – Ладно. – Принц просит его запрокинуть голову, начиная мягко разбирать его непослушные пряди. – Сань Лан, могу я спросить? – Все, что угодно. – Демон млеет в руках бога. – Хорошо. Мое имя на твоей руке... когда именно ты его написал? – Этот вопрос мучает принца с тех пор, как он обрел способность думать. Такая верность удушает и давит на грудь. И все же самой эгоистичной и спрятанной части принца нравится это. Он боится признать себе, как именно на него влияет то, что жизнь и тело демона полностью посвящены ему. Одна только мысль об этом будоражит бога и заставляет теплеть низ живота. Пальцы, что неспешно разбирают темные пряди демона, слегка дрожат. – При поступлении в армию... – этот ответ тихий. Умин не может сказать принцу, как он вырисовывал его имя, с целью хоть как-то приблизить себя к недоступному ему богу. Как он шептал его, смешивая свою кровь с чернилами и Его именем. Он не может сказать, что все, что происходит между ними, – все еще кажется ему сном. Возможно, однажды он расскажет ему, но не сегодня. А Се Лянь не может представить, как давно он запал в душу юноши, чьи черные волосы расплетаются под его пальцами. Они так и сияют на солнце, подобные крылу ворона, что было смочено проливным дождем. Или лоснящееся шерсти. Они словно тяжелый шелк: льнут к рукам и переливаются в лучах выглянувшего солнца. Вся эта обстановка слишком интимна. И принц решается на новый личный вопрос: – О... А бусина – это… – он смущен произнося эти слова. В голове немедля всплывает отблеск красного коралла в контраст с белой кожей и прессом демона. Се Лянь все еще не должен хотеть провести по ней языком. – Я прошу прощения. Когда гэгэ поймал меня, его серьга выпала, и я подобрал ее. Я должен был вернуть ее, но все никак не… – это не то, что Хун-эр хочет признать. Он унес маленькое сокровище с собой. Частицу одеяния бога. – Все в порядке, мне просто было интересно, – в голове Се Ляня шумит оттого, что все это вновь связано с ним. Он стремится успокоить Сань Лана. Но то, что он делает дальше, принц не смог бы объяснить ни при каких обстоятельствах. Разбирая волосы демона руками, он перекидывает их и запечатлевает поцелуй у начала ссадин, нанесенных его ногтями. Один, за ним следует второй и третий. Он оставляет цепочки мелких поцелуев, доходя до кромки воды и поднимаясь вверх. Извинение, сродни поклонению телу. Его касания легки и невинны. – Гэгэ... – его демон всхлипывает, и этот звук возвращает принца в реальность. Се Лянь упирается лбом в холодную спину: он не хочет задавать следующие вопросы. Все они слишком неприятны и нарушат ту идиллию, что сейчас творится между ними. И все же им надо поговорить. Он отстраняется от чужой спины, чтобы найти в себе силы задать следующий вопрос и замирает, рассмеявшись. На нос принца села крохотная бабочка. И он сфокусировал все свое зрение на ней. А затем он услышал всплеск воды и заметил, как Сань Лан обернулся. Бабочка неловко вспорхнула с его носа и начала опадать, будто не в силах подняться. Принц поймал ее, когда та почти упала на воду. Бабочки начали стекаться к ним со всех сторон, облепляя их волосы и плечи. С губ Се Ляня сам собой вырвался радостный смех. И только потом он заметил, как Сань Лан смотрит на него. Так, словно он сотворил весь этот мир. Так смотрят на человека, который является твоим смыслом жизни? Принц сглатывает, когда видит, как бабочки садятся на тело Умина, но не остаются на нем, а буквально растворяются в демоне. «Словно они его частички» – думает принц. – Сань Лан, а ты знаешь, как появились эти чудесные создания? – Се Лянь играется с бабочками: каждая из них прелестна. У каждой свой неповторимый узор на нежных полупрозрачных крыльях. – Гэгэ находит их чудесными даже после того, что они сделали? – На этих словах его демон кажется нервным. – М-м-м, ты о том, что они защитили нас? – Се Лянь и вправду не понимает, о чем он. Что такого сделали эти дивные создания? – Скорее о том, что они съели заживо демона при гэгэ. – Умин хмурится, испытывая смешанные чувства. – Да, они для меня все ещё чудесны. – Се Лянь продолжает играть с бабочками, смотря демону прямо в глаза. Они оба знают, что сейчас Умин говорил вовсе не о бабочках. – Сила Камы... – отвечает Умин, – она давно бурлила в моих жилах, но никак не могла найти выход. – Он сглатывает, а затем продолжает: – Честно, я так до конца и не знал: проявится она или нет. И как именно это произойдет. Только надеялся не стать похожим на жуткого паука. «Чтобы не стать для тебя ещё более мерзким», – не говорит он, но эта мысль разбивается об произнесенное вслух принцем. – О, – и принц с невероятной нежностью касается крылышек бабочки, что сидит в его руках, произнося: – Сань Лан все делает прекрасным. И мертвое сердце пропускает удар. Тем временем эти крохотные создания сформировали корону на челе его принца. И, пожалуй, стоило убить паучиху только ради того, чтобы видеть, как Его Высочество утопает в свете этих существ. Губы Се Ляня трогает улыбка, когда создания облепляют его руки и волосы. – Получается, не от каждого демона, которого поглощаешь, ты получаешь новую способность? – Принц произносит это с нежностью, играясь с бабочками на своих руках. Демон отрицательно качает головой, протягивая руку к крохе, что почти приземлилась на гладь озера. Та шевелит усиками и приземляется на предплечье, исчезая в имени бога, словно ее и не существовало. – Всегда по-разному: иногда да, иногда нет. Чем сильнее демон и уникальнее его сила, тем больше вероятность. Но это не значит, что я получу ее. Могу получить только их энергию и все, – для остального есть заклинания. Се Лянь задумывается, и Умин словно озвучивает его мысли вслух: – Было бы неплохо завладеть кислотным дождем, но вот преобразования тела как у него – получать не хотелось бы, – произнося это, Умин нервно дергает рукой, рождая всплеск в воде. Се Лянь закусывает нижнюю губу, чтобы не улыбнуться. Что-то ему подсказывает, что проявись эта сила у Сань Лана, то это была бы самая милая форма из всех. В его голове всплыли алые крылья бабочки, обрамлённые черными завитками на концах. Мягкие при прикосновениях и смертоносные в битве. Как красив бы был его Сань Лан, появись они на его спине? Сердце принца пропустило удар. Он закусил губу ещё сильнее. У него были большие проблемы и с каждым мгновением они росли все больше и больше. А затем в его воображении всплыл кислотный дождь и то, как они укрывались от него в этих проклятых храмах. И фрески. Безликий Бай. Се Лянь прокусил губу до крови, даже не заметив этого. Опустив голову вниз. Страх начал заполнять его голову. Где-то вдалеке словно раздался треск балок храма, что был сломан огнем. – Ваше высочество! – Демон незаметно подплыл, бережно приподнимая бога за подбородок. Большим пальцем он аккуратно выпустил нижнюю губу из плена ровных и острых зубов. Он видел в глазах бога страх и тревогу и произнес: – Я защищу вас, Ваше Высочество. Чего бы мне это не стоило. – Нет, – еле слышно выдохнул принц на надрыве, а затем выпалил, сглатывая: – Умин, по-твоему, Цзюнь У и Безликий Бай могут быть одним человеком?! – Да. – Это было сказано спокойно. Демон смотрел ему в глаза, продолжая держать за подбородок. Нежно и легко – дернись, и рука соскользнет. Что принц и сделал, качая головой в отрицании и отступая на шаг назад. – Но почему?! – Его голос был на грани паники. – Император сам убил Безликого при мне! Разве не глупо создавать весь этот спектакль?! Ради чего?! – Потому что он ненавидит тебя. – В голосе демона добавилась тень беспокойства – он не отводил взгляд от принца. И то, что с ним происходило, Умину не нравилось. – Иначе, зачем по второму вознесению он сразу сбросил тебя с небес и наложил две канги вместо одной? Демон продолжил спокойно. Они не обсуждали это. Се Лянь старался не показывать проклятые отметины демону – а он не спрашивал. Но смотрел на них с ненавистью. – Потому что я сам попросил его об этом… – голос принца стал глухим. – Что? – Умин был шокирован. Се Лянь поднял голову, встречаясь с ним взглядом, и подавлено произнес: – Я сам попросил его надеть на меня две канги, Сань Лан. Я должен был понести наказание за то, что подвёл всех. За то, что собирался выместить свою боль и гнев на невинных людях. За то, что тот, кто был мне предан, умер за меня. – Ваше Высочество, вы хотите сказать, что взяли это наказание на себя из-за того, что я не позволил вам взять проклятье на себя? – Демон не мог поверить словам бога, но он вырвал суть из них, неосознанно ударив Его Высочество словами прямо в израненное сердце. – Не только из-за тебя, Умин. Я сделал много плохих вещей. – Голос принца становился все мрачнее: с каждым словом он вновь погружался в эти дни и мысли. «Я был слишком жесток с тобой, – мелькало в его голове. – Я не заслуживаю тебя. – Звучало в ней». А перед глазами стояли его мёртвые родители. Фэн Синь, которого он прогнал. Му Цин, которого он не понял. Столько боли было в его чувствах и словах. Он снова проткнут мечами. Один за другим: с каждым новым словом. – Ты сделал только то, к чему он тебя принудил, и ты не заслуживал наказания ни тогда, ни после! – В голосе демона начал прослеживаться гнев, но все ещё со смесью тревоги. Он неосознанно слегка повысил его. – Я сломался! А должен был держаться! И я нарушил правила небес, спускаясь вниз. Я должен был понести НАКАЗАНИЕ! – На последнем слове принц вскрикнул: он все еще был птицей чьи, крылья были изорваны. Полет все еще был для нее невозможен. – Сломался?! Покажи мне хотя бы одного бога, который прошел то, что прошел ты в небесном пантеоне! Должен был держаться?! А разве ты не продержался до конца?! Разве ты не сражался с ним и не противился ему до последнего?! Нарушил правила небес?! А что ты должен был сделать?! Бросить свое королевство на произвол судьбы?! Позволить Безликому растерзать Сяньлэ вместе с Юнъань?! Просто стоять на небесах и смотреть, как твой народ умирает из-за того, что какая-то тварь так решила?! – С каждой фразой голос демона становился все громче и жёстче: он словно забивал гвозди в гроб. И каждое слово было подобно удару молотка. Се Лянь задыхался. Он вновь лежал на алтаре и был проткнут мечем. Возможно, он просто слишком долго считал, что заслужил этого. Он заслужил сотен мечей в своем теле. Пытаясь отстоять свое наказание, он и сам начал повышать голос: – Я САМ ВЫБРАЛ СВОЙ ПУТЬ! Цзюнь У НИЧЕГО НЕ ОСТАВАЛОСЬ, КРОМЕ КАК!.. – Но рев раненного тигра перебивает другой: – КРОМЕ КАК ЧТО?! ПОТВОРСТВОВАТЬ ДВАДЦАТИЛЕТНЕМУ МАЛЬЧИШКЕ, НАБИВАТЬ ШИШКИ НА СВОЮ ГОЛОВУ В ВИДЕ РАЗГРОМЛЕННОЙ СТРАНЫ?! БРОСИТЬ ТЕБЯ В НИЩЕТЕ С БОЛЬНЫМИ РОДИТЕЛЯМИ, С ДЕМОНОМ, НЕ ОТСТУПАЮЩИМ ОТ ТЕБЯ НИ НАШАГ?! А ЗАТЕМ ПРИЙТИ КАК НИ В ЧЕМ НЕБЫВАЛО И ЯКОБЫ УБИТЬ ЭТУ ТВАРЬ?! А ЧТО ЕМУ МЕШАЛО ВМЕШАТЬСЯ РАНЬШЕ?! ПОЧЕМУ ОН, БУДУЧИ ИМПЕРАТОРОМ, НЕ ЗАЩИТИЛ ТЕБЯ?! ЧТО ЭТО ЗА НЕБЕСА ТАКИЕ, КОТОРЫЕ СЛУШАЮТ МОЛЬБЫ СМЕРТНЫХ, НО СТОИТ ТОЛЬКО ПОЯВИТЬСЯ РЕАЛЬНОЙ ПРОБЛЕМЕ – ОТСИЖИВАЮТСЯ У СЕБЯ НА ОБЛАКАХ!? – Злость и ненависть вырывалась с губ Умина, он ненавидел небесных чиновников. Он ненавидел Безликого. И он любил своего бога. – Откуда ты знаешь? – Эти слова, лишенные больше эмоций, и мертвенно-бледное лицо ледяной водой остудили весь гнев и пыл демона, сделав его голос вновь тихим. Огонь в глазах принца затухал, а царственные матушка и отец больше не висели перед глазами. Жое, чувствуя нервозность происходящего, тихо гладила его по животу. Там она пряталась, перемещаясь по всему телу, не мешая странным играм «двух тигров на горе». – Я был там... я был призрачным огнем, что ты спас из ловушки, и с тех пор не отходил от тебя ни на мгновение, – эти слова… демон не хотел говорить об этом никогда, но он должен был. Ничтожество, которое не смогло защитить бога. – Нет, нет-нет-нет-нет, – Се Лянь произносит это трясущимися руками, пряча голову. Он не хочет думать о том, что именно видел его демон и как много из его позора. Но в голове призраком мерещится «у меня на земле осталась возлюбленная» – фраза одного неугомонного огня, которого он спас когда-то. Но принц разгоняет это воспоминание и продолжает на надрыве: – Все эти фрески – это обман! Кто-то пришел и нарисовал их и водит меня за нос и… – А что, если нет?! – Демон кидает кости, идя ва-банк: его голос все еще хранит остатки злобы. – Нет! Тот, кто нарисовал их, хочет настроить меня против Цзюнь У! – Се Лянь зло бросает это, уже набирая в грудь воздух, чтобы продолжить. – Но какой смысл ему врать нам? С чего ты вообще решил, что все эти фрески написаны для тебя? – Его бог просил честности, и демон не будет Ему врать, даже если после бог будет им не доволен… – Что? – Принц чувствует себя так, будто ему дали пощечину. – Каждый демон, приходя на эту гору, знает, кто такой Безликий. Знает, как он опасен. Так с чего ты взял, что эти фрески являются предупреждением для тебя? – Теперь каждое слово в его рту становилось все мягче, словно обволакивая бога. Будто демон говорит не с воином, прошедшим все невзгоды мира, а с раненым зверем. Впрочем, сейчас принц таковым и был. – Ваше Высочество, поймите меня правильно, я не говорю, что эти фрески – правда. Я лишь прошу вас подумать, насколько справедливо по отношению к вам был небесный император. – Демон мягок, но все так же честен. Се Лянь хмурится: его взгляд бегает от скал к вздымающемуся водопаду и вновь к демону. А затем он пресекает это разговор одной фразой: – Нам нужно домыться, – и ныряет под воду, лишь бы не думать обо всем том, что ему сказал его демон. Умин чувствует себя потерянным и израненным. Он хочет вырвать себе язык за несдержанность. Принц выныривает и агрессивно разбирает волосы пальцами, не щадя их. От Умина раздается звук: нечто среднее между скулежом и вскриком. Словно тигрёнок ноет от простреленной стрелой лапы. – Ваше... – на это начало он получает раздраженный взгляд и меняет тактику: – Гэгэ, прошу... – Нежный скулеж, но взгляд принца смягчается. Се Лянь понимает, что он хочет, и без ответа поворачивается к нему спиной, подставляя волосы под его руки. Принц шумно дышит, пока демон робко промывает его волосы. Се Лянь и сам не понимает, почему его это раздражает, а не успокаивает. Он не из тонкого хрусталя, что вот-вот разобьется, и с ним нет нужды так носиться. Но его раздражение потухает, когда в отражении воды он видит бабочек, напоминающих ему призрачный огонь. – Я прошу прощения у гэгэ. Я позволил себе лишнего. – От этих слов Се Ляню становится стыдно. Даже повышая на него голос, этот юноша пытался защитить его, и теперь он извиняется. Принц оборачивается и глухо произносит: – Не надо жалеть меня. Я сам просил тебя говорить то, что ты думаешь, а не молчать, – нет нужды в извинениях. А затем Се Лянь отворачивается, зажмуривает глаза и произносит: – Мы сказали друг другу, что будем честны, не так ли? –Да… – демон не знает, что повлечет за собой его ответ, а бог просто хочет раствориться в его руках, прячась от всех невзгод этого мира. – Тогда... прикоснись ко мне... так, как ты раньше мыл меня, и позволь себе... что пожелаешь. – Принц чувствует жар на щеках и жмурит глаза сильнее до цветных пятен на обратной стороне век. Демон за его спиной замер. Но лишь затем, чтобы аккуратно, разобрав волосы, подплыть ещё ближе и начать массировать кожу головы принца. – М-м-м-мф – Да, именно этого он хотел. Пускай слова его Сань Лана и повергают в оцепенение, но он не может больше лишаться этих прикосновений, что держат его сознание на плаву. Руки демона опускаются ниже, слегка наклоняя и массируя шею бога. Прикосновения его верующего мягкие и неуверенные. Но они спасают его и успокаивают, даря тепло и безопасность. И тогда, опустив голову и встретившись со своим искаженным отражением в воде, Се Лянь признается: – Я боюсь, что ты можешь оказаться прав. Я боюсь, что эти фрески правдивы. Боюсь не той лжи, которую он мне мог говорить, а того, что он может прийти и вновь забрать все, что у меня есть. – Я защищу вас, и я стану сильнее. Он ничего не сможет вам сделать. – Умин сильнее разминает соединение шеи и головы. Пальцы разбирают тяжелые пряди и умиротворяют. Перед демоном золото, что плавится в его руках, готовясь принять новую форму. И он собирается не только воссоздать все величие его бога, но и защитить свое сокровище, чего бы ему это не стоило. – Я не хочу этого, Сань Лан. Я не хочу, чтобы ты встречался с ним на поле битвы. Если это правда, а не жестокая насмешка. – Оканчивая фразу, принц тихо мычит. Как же он истосковался по этим прикосновениям. Разве сможет он теперь жить без них? По воде прошла рябь, искажая отражение принца. В нем ему мерещится маска, что печалится и радуется до тех пор, пока руки, что всегда тянули его из недр печали, не перешли на плечи, оглаживая их так, что принц зажмурил глаза, свистяще выдохнув в удовольствии. Наваждение исчезло из его головы. Руки, что так нежны с ним, запутываются  в жалких остатках его верхних одежд, и демон спрашивает: – Гэгэ, мы можем снять это, – руки Демона уже переходят под разорванное одеяние, зная ответ, но, все еще ожидая его, со свистящем «да» скидывает одежды в воду. Напоследок, утопая в обнаженной коже принца, Умин бросает: – Жое, отнеси на берег. – И лента стремится исполнить просьбу. – Тогда я мог бы стать сильнее и помочь Вашему Высочеству скрываться от него до тех пор, пока не стану достаточно силен, чтобы уничтожить его без последствий. Если, конечно, гэгэ это устроит. – Продолжает гнуть свое Хун-эр, переходя на Его лопатки. – Для начала нам с тобой нужно выбраться отсюда, ха-ха-ха, а потом уже думать, что делать. – Се Лянь чувствует, как теплеет его живот, а мышцы под умелыми руками расслабляются. Зачем им продолжать все это? Если они могут выплыть, и он ляжет животом на гальку, а его демон продолжит превращать его мышцы в податливую массу… – Да, гэгэ. – Руки демона медленно спускаются ниже, того и гляди дойдут под водой до поясницы, и принц растворится в водной глади. – Но я не хотел бы этого: я хотел бы просто тихо жить с тобой и никогда с ним не сталкиваться. – Правда, которая жжет язык, выходит изо рта Се Ляня с подавленным стоном: его мышцы спины оказываться слишком забиты. – Боюсь, что это невозможно, гэгэ. – Эти слова прерывают негу, что растеклась между ними. – Почему? – Се Лянь, удивляясь, повернулся. Его Сань Лан как-то удручённо вздохнул и ответил: – Ваше высочество не тот человек, который убегает и прячется от проблем. Се Лянь хмыкает и парирует: – Мы с тобой давно не виделись – я мог измениться. – Для Се Ляня эти слова кажутся наивными, и он не знает, плакать ему или смеяться. Знал бы его демон, сколько раз он убегал от проблем, – разочаровался бы в нем. – Сказал человек, который, попав на гору, кишащую демонами, вместо побега выбрал ее зачистку и узнал, что боги не придут смертным на помощь, даже если это грозит им созданием нового бедствия. – Демон хмыкает и ухмыляться. Из его уст это звучит как патока, пропитанная ядом. Се Лянь приоткрыл рот. Он не знал, как это опровергнуть и… Его демон только что съязвил? Умин изогнул бровь, нервно дёрнув своим очаровательным ушком. Нет, как только выдастся возможность – Се Лянь отомстит ему, вцепившись в эти уши губами и зубами, прижав юношу к скале, чтобы увидеть, как на этих ушах загорится очаровательный румянец, а по его телу пойдет дрожь. Принц быстро смаргивает эти мысли и говорит: – Я не хочу, чтобы ты дрался с ним. – Тогда гэгэ может драться вместе со мной? – Этот вопрос юноша задавал с явной неохотой. Было понятно, что он не хочет этого, но если выбора ему не дают… Се Лянь качает головой: – Мои силы запечатаны, да и даже если предположить, что мы найдем способ их распечатать, – я лишусь их сразу. – Что? Демон давится воздухом. А Се Лянь сконфуженно улыбается: – Мне будет нужно сменить свой путь совершенствования, боюсь, я больше не смогу соблюдать обеты. Умин хмурится и шевелит губами, но молчит. Ушки демона нервно дёргаются. Се Лянь слабо улыбается: его нервы как натянутая струна – дерни сильнее и оборвется. Он слегка отплывает от демона, создавая небольшую дистанцию между ними – не больше вытянутой руки. И все же демон действует на него успокаивающе. И он подталкивает демона: – Сань Лан, не молчи, если хочешь что-то сказать. Умин хмурит брови сильнее и закусывает нижнюю губу. Привычка, которую он явно перенял от Се Ляня. Потом брови расправляются, и демон вздыхает. Тема, которую он хочет поднять, явно щепетильна. – Просто... я хочу сказать это правильно. А не хочу, чтобы гэгэ неправильно меня понял. Если Его Высочество хочет сменить свой путь самосовершенствования, то я поддержу его. Для меня не имеет значения: есть ли у Вашего Высочества духовные силы или нет. И все же… – он старательно подбирает слова, словно боясь наступить на капканы, которые сам же установил. – Могу я узнать, какие обеты мешают гэгэ? Се Лянь чувствует, как струна его нервов натягивается, начиная утончаться на разрыве. Он чувствует себя животным, которое, угодив в капкан, хочет отгрызть себе лапу. И, тем не менее, он глухо отвечает, лишенных эмоций голосом: – В моем пути самосовершенствования запрещено налегать на алкоголь, играть в азартные игры и... и телесная близость. Он чувствует напряжение во всем своем теле, ведь от последующих произнесенных им слов зависит очень многое. Как отреагирует Умин, когда узнает... Умин тонет. Из его тела начинают выпархивать бабочки. Он осквернил бога. Но ведь он давно уже это делает: оскверняет его. Когда-то давно в пещере, где был только он и его бог, демон был подвластен яду цветочных демониц и его божество тоже. Тогда он узнал о желаниях плоти. С тех пор, уединившись в самых укромных уголках, где его бог не смог бы его услышать, он утолял свою плоть с именем бога на губах. До того, как поступить в армию, он выбил его имя на своей руке, осквернив его, соединяя со своим телом его образ. Теперь же он осквернил бога настолько, что он больше не может быть богом. Стоит ему только снять канги, и он лишится своих сил. Жалкий. Ничтож... – Только, какая разница, я все равно не собирался больше возноситься и быть богом. Я давно перестал им быть. – Произносит Се Лянь. Он не произносит: «Я выбрал тебя, вместо этой силы и третьего вознесения. Я выбрал твои укусы и руки на своем теле, вместо всех молитв. Я выбрал бы все это и все, что ты мне сможешь дать, вместо божественности». Он еще не готов это произнести. Вот оно: от следующих слов Умина зависит многое. Се Лянь и сам не понимал, почему ему так важна реакция Сань Лана на эти слова. Он ведь считает его своим смыслом жизни? Значит, примет его решение, но... даже если примет. Каково последнему верующему слышать из уст бога, что он больше не намерен им быть? Но демон лишь пожимает плечами, пуская рябь по воде; бабочки перестают выпархивать из его тела и кружат между ними, и он произносит: – Если это то, чего хочет гэгэ, то так тому и быть. Но для меня Ваше Высочество всегда был, есть и будет единственным божеством. – Его принц рушит череду ненависти Хун-эра к самому себе. Желания Его бога закон: если тот хочет сменить свой путь и позволять этому недостойному то, что он позволяет, – то так тому и быть. Струна из нервов Се Ляня словно любовно перевязана этими словами. Он может вздохнуть полной грудью. – И все же я сменю свой путь самосовершенствования на более гибкий. Да и если эти фрески правдивы... стоит стать сильнее. Намного сильнее. В голову принцу влезла неуместная мысль о путях совершенствования, которые черпают силу из близости. В голове бьется то, как их тела сплетаются, насыщаясь силой друг друга, но он вновь гонит непрошеные мысли, чувствуя себя сумасшедшим. Его страх перемешивается с порочными мыслями. А те коварно побеждают любые его гнетущие воспоминания, крадя его здравый смысл. Стоит только Се Лянь бросить взгляд на своего верующего, как он сходит с ума. Вот так ощущается влюбленность? – Хм, или вместо этого Гэгэ просто может стать непревзойденным, – прочищая горло, произносит демон, хмурясь. Он затрагивает и эту неприятную тему. Лучше обговорить все сразу, чем нести этот груз с собой постоянно. Бог вторит ему: – А-ха-ха, если нам удастся выбраться, то мы оба, похоже, ими станем. – Они замолкают. Ещё одна тема, которую они не обсуждали, а надо бы. – Сань Лан… – Се Лянь не договаривает: он не знает, что сказать. – Непревзойденным становится тот, кто сможет выбраться отсюда, из печи Тунлу. Если перед гэгэ будет стоять выбор, прошу, без беспокойства избавиться… – демон не успевает договорить, напарываясь на свирепый взгляд бога. Он говорил это спокойно, если будет стоять выбор между жизнью бога и его, – он всегда сделает свой выбор в его пользу. Он уже мертв, и если бог пожелает – он вернётся к нему снова. Ему плевать, насколько тяжело будет это сделать снова, он не упокоится. Умин нервно сглатывает. Тот взгляд, которым принц сейчас на него смотрит, так похож на тот злой взгляд, с которым он столкнулся, когда его божество носило маску Безликого. Голос бога опасно близится к отметке бедствия. И демон вспоминает те дни, когда его бог был холоден и беспристрастен. Он не любит их и вовсе не потому, что его бог был груб, о нет, он заслужил подобного. Нет, только потому, что его божеству причинили неимоверную боль. А грубость и холодность? Сложно сказать. Он принял бы бога и таким. Демон знал: та властная и грубая сторона его принца привлекает его не меньше, чем его нежная часть. Но нежная сторона бога вкупе с властной… – Как ты можешь так раскидываться своей жизнью, Сань Лан?! – Эта забота в голосе. – Почему? Неужели ты не понимаешь, что имеешь право на большее! – Голос Его бога так похож на злой рык. – Нет ничего важнее безопасности Вашего Высочества. – Умин хочет постелиться у его ног, но он произносит правду. – АХ ТАК! – Гнев, власть и ласка беспокойства – все это мешалось в Его голосе, и бог продолжает: – Умин сказал, что я являюсь его смыслом жизни, не так ли? Демон сглотнул, кивая. Да, пожалуй, властность его бога в смешении с заботой заставляла его ноги подкоситься. – Значит ли это, что твоя жизнь принадлежит мне? Демон кивнул вновь. Его бог был зол – и сейчас это казалось восхитительным. Ему бы склонить голову, как побитой собаке. Но если он потянет тигра за усы, он сможет сделать так, чтобы его, как жалкую добычу, прижали к берегу? – Тогда не смей больше раскидываться тем, что принадлежит мне, как с ненужными вещами, Сань Лан. Ты не умрёшь и научишься ценить свою жизнь. Ты меня понял?! – Ох, какой же заботливый и одновременно злой и холодный голос. Умин не против, чтобы бог так им помыкал. Но этот тон заставляет его хотеть противоположных вещей. – Да… – ох, а если тигр прижмёт его к гальке берега, и он перевернет его? Если сейчас не согласиться? И перевернуть тигра, прижимая его? Демон помнил, как находился под ним бог. Он впитал это навечно. Как сладко будет прижать его и шептать, что он выполнит любой каприз божества, лаская того руками, пока он не задохнется. Интересно, каково пойти против этих приказов. Что если бог попросит упасть на колени, а он подчинится, но неправильно: раздвигая чужие ноги? Каково это, когда сбиваешь спесь с властного бога под тобой, слыша его скулеж и мольбы? Его божеству понравится? Все, что он сделал, – до этого понравилось. Что если и сейчас понравится? Тогда его верный пес сорвется с цепи… Умин обругал себя. Похотливое животное. Его бог сейчас наверняка думал, что был с ним груб. И будет позднее раскаиваться. Наверняка. И Умин не должен возбуждаться на его приказы. – Твоя жизнь намного ценнее, чем ты думаешь, Сань Лан. – Грусть и боль с нежностью вывели демона из мимолётных мыслей об удовольствии. Умину хотелось выплыть и побиться головой об гальку или встать под ледяной водопад, чтобы остудить себе голову. – Ваше Высочество, - он не хотел этого напоминать, но ему придется это сделать, – я уже мертв. – Он понимал, что есть возможность, что он причинит тем самым боль богу. И, действительно, божество будто бы выцвело от этих слов. Вся властность спала. И демон захотел врезать себе пощечину, только бы вернуть злое бедствие, а не задеть своего свирепого бога, напомнив ему того, из-за кого был мертв демон, и потерял уверенность бог. Безликий слишком много ему задолжал, и, если эти фрески правы, он будет безумно счастлив возможности забрать его долг себе. Проценты с каждым днём всё растут. А теперь он должен заняться более важными делами и объяснить Его Высочеству, что этот недостойный имел ввиду. – Я хочу сказать, что, даже если гэгэ придется меня убить, до тех пор, пока он будет нуждаться во мне, – я вернусь к нему. – Мы найдем другой способ, и это не обсуждается. – Призрак властности вернулся в расстроенный и слегка раздраженный голос. И Умин хотел заурчать. Вот так намного лучше. Пускай его бог злится на него, пусть хоть кусает и тянет за волосы,– всяко лучше, чем расстраиваться из-за такой ерунды. – Сань Лан... – о, теперь голос растерял и грусть, и власть, и в нем звучит мягкая неуверенность. Уши демона сами дернулись под этой лаской для его слуха. – Да, гэгэ? – Голос демона сам собой стал мягче, он почти промурлыкал эти слова. – Нам ведь стоит помыться полностью, – на последних словах принц запинается. И демон нервно сглатывает. На их теле внизу все ещё присутствуют следы удовольствия. Ведь все это время оба они были в штанах, – да и чего греха таить, – Умин внёс бога в воду, в чем он был: в остатках одежды и сапогах, без единой задней мысли о неправильности происходящего. – Нам стоит... раздеться... – его бог снова мило краснеет, а демон только и может, что слабо кивнуть.