Я постелю тебе под ноги небо...

Ночной Бангкок полон ужасных тайн. Пока в маленьких комнатах многочисленных квартир и уютных домов гаснет свет, где-то несчастный молится о том, чтобы Будда дал ему возможность увидеть тоненькую полосочку света в последнюю минуту жизни. Ведь… тьма отныне — его вечный спутник. Как и боль от ран, нанесённых беспощадным ножом. И холод бесчувственных пальцев, сдавивших хрупкую шею. — Прошу, Кхун, пощади! — хрипит тощий мужичонка, безуспешно пытаясь вырваться из цепкого захвата. — У меня ничего нет! Я… — Закрой свою гадкую пасть! — чеканит ледяной голос, и последовавший тяжёлый удар заставляет беднягу сложиться пополам. — Я в курсе, что тебе нечего предложить. А твой предыдущий товар был настолько плох, что вспоминать противно! — Как? Мне казалось, что этот ангельский малыш Ваш пришёлся по вкусу! — сдавленно стонет торговец, сплёвывая кровь. — Хорошо! Подождите-подождите! А что насчёт старшенького? Он у меня сильный, красивый, послушный. Идеальный вариант! — этого сумасшедшего можно понять: когда Смерть дышит тебе прямо в лицо, ты нароешь тысячу и один шанс избежать её пустого взгляда. Только вот… сегодня удача не на его стороне. — Любой из Киттисаватов — мерзость! — отрезает голос. — Ты не сможешь погасить свои долги. Тот говнюк и бата не стоил. Так что… прощай! — слышен жуткий удар. Ещё один. Кровь остаётся на стенах напоминанием. О том, что никто не уйдёт от своей тьмы. И когда-нибудь она станет концом. Концом всего. — Какое отвратительное зрелище, отец! — мужчина, до этого вытиравший нож, от неожиданности вздрагивает, оборачиваясь. — Тебя я не звал! — Извини, папаша, но мелкий занят. К тому же, я справлюсь лучше! — Вегас усмехается на недовольное цоканье. Пристально смотрит на ещё тёплый труп. — Это тот самый вечный должник? — в голосе — неприкрытое отвращение. — Ага! — почти выплёвывает Кан. — Достал уже! Снова торговаться пытался! — И что на этот раз предлагал? — голос Вегаса… пуст. Ни одной эмоции не проскальзывает в нём. Только беспросветная скука. — Старшего уёбка! — истерично визжит отец, потрясая ножом. — Видите ли, ему предложить больше нечего. А я сыт Киттисаватами по горло! Яркий свет на секунду ослепляет их. Воет сирена, слышно рычание подъехавших машин. Двери с грохотом распахиваются. — Стоять! Руки за голову! — Вегас, что происходит? — Кан во все глаза глядит, как его сын отходит от него на безопасное расстояние, позволяя полиции подойти к месту преступления. — Я догадывался, что ты поощряешь работорговлю. Сам занимаешься ею и берёшь с должников живым товаром. Но доказательств у меня до сегодняшнего дня не было, — Вегас с безразличием наблюдает, как руки отца заковывают в наручники. — Но сегодня… случилось Чудо. Я встретил того, кого ты целый год прятал в темнице и использовал как секс-игрушку. Ещё и телохранителям побаловаться разрешал! Кан злобно рычит: — Кен! Ублюдок! Тот кусок дерьма же умер! — Нет! — слышит он тихий голос. — Мой братик выжил и…, — он ломается, обращаясь в всхлип. — Будь Вы прокляты! — Кстати, твоя потенциальная новая игрушка! — Вегас мрачно смеётся. — Нравится, да? Кан… больше не говорит. Нет смысла что-то доказывать, оправдываться. Именно сейчас Кан понял одну банальную вещь: Всё тайное всегда становится явным. Мужчина строил планы на будущее. Хотел обучить всему младшего сына, так как старший отбился от рук, и передать ему очень прибыльный бизнес, благодаря которому они жили безбедно. Но всё в одночасье потеряло смысл. Разрушилась жизнь целой семьи. Просто потому что кто-то захотел отомстить. — Ты из-за мышонка всё это затеял? — решает уточнить Кан. Ему нужно подтверждение. — Исчезновение Пита — моя первая зацепка! — отвечает Вегас, ухмыляясь. — Ты и тогда не отличался аккуратностью…, папа! Кан ни о чём не жалеет. Он считает, что всё делал правильно. И каждая игрушка, купленная и проданная, заслуживает такой судьбы. Если нет — у «злого» дядьки ничего бы не вышло… *** Порш нервно сжимает губами сигарету. На улице прохладно, а его буквально лихорадит от крутящихся в голове мыслей. Страшных, полных ненависти и желания разбить этому подонку Кану голову. Про дядю Арти не думает. Нет ни капли сожаления. Это — некая ирония. Однажды собственные грехи тебя и поглотят. А Кана находит возмездие в виде своего же чада. Смешно… — Порш… — Кхун’Вегас! — парень кланяется. — Извините, задумался! — Ничего, — Вегас встаёт рядом и тоже закуривает. — Ну что? Справедливость восторжествовала? — кривит он губы в мягкой усмешке. — Да. Правда, мёртвые не воскреснут. А мой малыш никогда не сможет забыть… — Однажды воспоминания Порчэ потускнеют, и на их место придут мгновения счастья! — задумчиво говорит Вегас. — Мой мелкий об этом позаботится. Я за него ручаюсь! Порш тихонько смеётся. Хлопает нового друга по плечу. — Вам мне хочется верить! Ведь Вы защитили будущее моего брата. — Наше будущее, Порш. Отныне и навеки — наше! — подмигивает Вегас. *** Всегда сияющий мягким светом, приветливо льющимся из окон, дом встречает Порчэя холодной темнотой и тишиной. Парень встревоженно достаёт телефон. И видит пропущенное сообщение: Братишка: 21.30 Чэй, не волнуйся! Приходи домой и ложись спать. Утром я буду дома. Люблю. — Что-то случилось, Порчэ? — Чэ вздрагивает. Поддавшись тревоге, он совсем забывает, что не один. — Всё в порядке, Нонг’Као! Брат написал, что его нет дома. А я пропустил… Чэ замолкает, смотря на нервно сжимающего руль парня. Разумнее горячо поблагодарить Макао за проявленную заботу и сбежать в дом, не прощаясь. Навсегда отрезая к себе путь. Потому что Порчэй не хочет быть обузой для Макао. Понимает, что с ним будет нелегко, а порой даже страшно и тоскливо. Их отношения будут строиться на ссорах и обидах, и в итоге Као не выдержит и свалит. А сам он останется у разбитого корыта, в тысячный раз проклиная… всё. Но… почему же больно… Так жутко сознавать, что он больше никогда не увидит этих блестящих глаз, не услышит мелодичный смех и не почувствует губами нежную улыбку, обращённую лишь ему.

«Может… попытаться… бороться… за… призрак… пришедшего… неожиданно… счастья?»

— Хочешь зайти, Као? — наконец, решается спросить Порчэй, подавляя желание зажмуриться от всколыхнувшегося в душе страха.

«Пожалуйста, не отказывай, Макао! Ты нужен мне!»

— О, а можно?! — Као прямо-таки вибрирует всем телом от радостного неверия. Ведь о подобном предложении он и мечтать не смел. — Я ж предложил! — по своему обыкновению хмурится Чэй, вылезая из машины. Они сразу поднимаются в комнату Порчэя. С этими вкусными рафами и круассанами им уже ничего не хочется, кроме холодной воды, которая была благополучно выпита по дороге. Поэтому парни спешат уединиться. Оказаться в безопасности. Говорят, душу человека можно прочесть, просто зайдя однажды в его жилище. И Као может с твёрдой уверенностью это подтвердить… Комната Порчэя — крошечный хаос. Нет, не потому что там бардак. А потому что множество несочетаемых с друг другом элементов создают странную, печальную гармонию. Комната поделена на три зоны. Крохотный творческий уголочек с голубым столиком, на котором валяется куча исписанных немного завихрястым почерком листочков и потрёпанный серебристый ноутбук, стоящей у стены белой гитарой с резными узорами и музыкальным центром окружают… планеты. Они танцуют, сохраняя холодное безмолвие космоса. И уносят шаткий разум куда-то далеко-далеко. Туда, где нет ничего, кроме пустоты, готовой принять уставшего странника в свои вязкие объятия, давая то, что он так отчаянно ищет — забвение… У широкого окна, из которого видны зловещие огни Бангкока, стоит большое мягкое кресло с лежащим на нём увесистым томом недочитанной книги. Каждый сантиметр стен покрывают… фильмы. Вся сокровищница мирового кинематографа собрана тут. Любимые герои с улыбками смотрят с блестящих плакатов, одним своим многогранным взглядом рассказывая историю, остающуюся в веках. А над кроватью, укрытой белоснежным покрывалом, простирается во всю необъятную ширь голубое небо. Кудрявые облака создают иллюзию безграничного умиротворения и покоя, а прекрасно прорисованные косые лучи нежного рассвета, кажется, наполняют всю комнату мягким сиянием… несбывшейся мечты… Макао смахивает не успевшую соскользнуть слезинку. Молча тушит свет, не встречая возражений. Теперь комната освещена лишь прыгающим огоньком ароматической свечи, стоящей на прикроватной тумбочке. Парень замирает перед кроватью, не зная, куда себя деть. Порчэ тихонько смеётся над чужим смущением. Запахивает халат потуже и осторожно похлопывает по пустому месту рядом с собой, приглашая. — Смущение тебе не к лицу, Нонг’Као! — хитро замечает он, ярко улыбаясь. Макао же слова вымолвить не может. Впервые в жизни видит самую красивую улыбку на свете. Такую тёплую и чувственную, что душа падает в пятки. Снова молчат. Тишина светлая, уютная, говорящая так много. Она пронизана… единением. Крепнущим с каждой минутой… доверием. — Као…, — наконец, молвит Чэ, и его голос дрожит от неуверенности. — Я… могу доверять тебе? Макао не знает, что ответить. Сейчас, когда Као узнал грязную правду о семье, вера в свои благие намерения пошатнулась. Ему кажется, что в один прекрасный день он превратится в безжалостного тирана, жадного до власти и денег. Гены ведь не изменишь…

«Но Вегас не такой…»

Макао чувствует нарастающую тревогу. Она сгущает воздух, заставляя лёгкие свистеть от тяжких вздохов. Из-за затянувшегося молчания Порчэ… жутко паникует… — Я… не подведу тебя, Пи’Чэй! — находит в себе силы сказать Као. — Никогда не причиню тебе боль. Буду защищать всеми силами. Я… клянусь тебе! — Макао говорит хриплым шёпотом, наивно надеясь, что Пи’ его услышит… — Тогда… останься со мной! Макао моргает. Смысл сказанного доходит до него медленно. И шарахает по башке шоком, который невозможно вынести. Нельзя выразить простыми словами. Только… действием… Кожа под ладонями мягкая и… прохладная на ощупь. Макао хочет согреть её бесконечными поцелуями. И он согревает, мягко касаясь губами побледневших от волнения щёк. Гладит нежными мазками языка пухлые губы, лаская, но не настаивая на большем. Обнимает рукой шею, осторожно притягивая ближе. И снова с трепетом скользит по щекам, ощущая покрывший их тёплый румянец и ловя участившееся дыхание. Порчэ отвечает на поцелуи робко, с опаской, готовый в любой момент оттолкнуть. Сначала ему страшно, неприятно. Спина ноет, саднит и, кажется, пропитывает кровью ткань халата. Но когда понимает, что Као ни за что не сделает то, что ему не нравится, начинает получать удовольствие от всепоглощающей нежности, не сравнимое ни с чем. Утопает в счастье, таком искреннем и бескрайнем. Позволяет бережным рукам мягко приспустить с плеч халат… И кончиками пальцев коснуться… шрамов, на всю жизнь оставшихся печатью осквернения детской мечты. Ожидает вспышки невыносимой боли и ненависти, таящейся в истерзанной душе. Но чувствует…, как боль… стихает, исчезая. И на смену приходит забытое ощущение… свободы.

Настоящая ли это любовь?

Могу ли я в неё поверить?

Я боюсь, что это лишь иллюзия,

И молюсь, чтобы она не оказалась сном....

— Ангел мой…, — Порчэ глубоко вздыхает. Нежно улыбается, прямо глядя в подёрнутые пеленой слёз глаза. Мягко поглаживает щёки, стирая пропитанную горечью непосильного сожаления влагу. Дотрагивается кротким поцелуем, осушая бездонную чашу печали и оставляя тихую, безумно хрупкую, но такую необходимую надежду. — Однажды я загадал желание: иметь крылья, чтобы взлететь высоко в небо. Крылья получил, но летать так и не смог, — Порчэй ухмыляется своей тогдашней глупости. — Но теперь я знаю, что могу летать. Потому что… ты — моё небо…

Это на самом деле?

Что остаётся в тени?

Я надеюсь, что наша история — это не просто сказка.

Молюсь, чтобы она оказалась правдой…

Тишина мягко звенит от тихих вздохов, разделённых на двоих. Простынь ласково шуршит под обнажёнными телами, сцепленными крепкими объятиями. Одеяло нежно шелестит, принимая в своё тёплое царство влюблённых и заботливо скрывая их ото всего мира. Они просто лежат, прижавшись к друг другу. Наслаждаются бесценными мгновениями безоговорочного принятия. Жестокого прошлого, счастливого настоящего и полного нерушимой надежды будущего. Поцелуи порхают по сияющим лицам, негромкий смех нарушает воцарившийся покой звоном небесных колокольчиков. Объятия греют, обволакивают, погружают в крепкий сон, в котором не осталось места кошмарам. Макао знает, что будет трудно. Прекрасно отдаёт себе отсчёт, что ещё многого не знает о Порчэе. Много раз ошибётся. Будут крики, недопонимание и ссоры. Будут бессонные ночи и изнуряющие слёзы. Будет боль и ненависть. Но, прижимая к себе сладко сопящего Порчэ. Чувствуя под пальцами размеренный стук раскрытого лишь для него сердца. Слыша спокойное дыхание. И ощущая губами тепло родной кожи. Макао свято верит:

Они непременно справятся. Не позволят никаким невзгодам разрушить их печальную любовь. И нежность, пронизывающую каждую проведённую вместе секунду...

Конец...