Лёгкими шагами по солнечным клавишам

      Сон. Ему снится опять этот сон. Или его уже можно считать кошмаром?       Мягкая улыбка, тёплый взгляд холодных голубых глаз. Поворот, а потом, кажется, renverse en dehors. И в который раз Вячеслав жалеет о том, что не решился разобраться в балетном искусстве, когда было время. Поэтому сейчас остается только любоваться этим призраком, восхищаться им. Мужчина понимает, что для этого человека музыка должна быть такой же мягкой и солнечной, как он сам, но сильной, чтобы показать весь талант танцовщика. Но. Он ничего не слышит.       А сцена, озарённая софитами, показывает только его. Сон, рисующий мелодии. Тот, где на каждый рождённый звук должен быть легкий шаг, парящее движение. Оно есть, а нот нет.       Когда исчезает призрачный образ, остается только темнота. И он. И фортепиано. Почему-то пальцы ложатся на клавиши, но не играют. Воздуха не хватает в лёгких, чтобы остановить кошмар и сделать глубокий вдох. Такой вдох, чтобы после него заиграть. Нет. Композитор и сегодня не вспомнит той мелодии.       Просыпается он в холодном поту. Сновидение, которое снится ему несколько раз в неделю, где всегда один и тот же человек, которого сейчас Вячеслав может видеть только по телевизору, на канале «Культура» в районе четырёх часов после полудня. До того момента, пока очередное представление не начнется, завораживая новых и старых зрителей. И его Муза не появится на сцене, вновь и вновь собирая аплодисменты и десятки букетов. А ему остается лишь тень и одиночество. И суровая реальность, где его стараются позабыть. Потому что музыку он больше не напишет.       Мужчина смотрит на свои пальцы и со всей силы хочет ударить ими по музыкальному инструменту. За что ему все это? Почему?! От такой безысходности хочется зарыдать. Судьба отняла у него не просто работу, а цель жизни. Лучше бы он умер в тот день.

***

[Около полугода назад]

      Одним сентябрьским вечером Вячеслав Геннадьевич Штыпс, известный в определенных кругах композитор, решил принять приглашение на балет, понимая, что руководство театра просто хочет, чтобы он написал мелодию для них. Хитрые. Могли бы просто заказать у него композицию, хотя они прекрасно понимают, что тогда она не выйдет такой же, как написанная в минуты вдохновения, какой-то свободной мысли. Такие мелодии от него и ценились.       Безымянные. Вернее, не совсем. Названия у них есть: «Мелодия для Д. Д. Январиной», «Неизвестная №4» и другие похожие варианты. Но это было не то, о чём могли бы написать критики. Один даже сказал о том, что если у композиции нет нормального названия, то она не даст людям того, чего обещает, не вызовет интерес. И с этим музыкант он был не согласен. Разве Моцарт всегда давал имена своим произведениям? Современные критики явно сумасшедшие. Хотя, конечно, ему предлагали разные названия для мелодий, но все это было не то. Лучше им остаться без привычных всем названий. Просто чем-то пустым.       Спокойно припарковавшись на стоянке возле Мариинского театра, сорокадвухлетний мужчина покинул салон автотранспорта, глядя на озаряющее вечерними огнями здание. Днём оно выглядит более величественно, чем сейчас, именно эту мысль подметил для себя композитор. Не превращается ли театр в цирк таким образом?       Войдя в помещение и продемонстрировав билет капельдинеру, Вячеслав почувствовал, как насторожилась одна женщина, видимо узнав его. Вскоре к ним подбежал художественный руководитель театра, Ростислав Вячеславович Колпаков, который и отправил музыканту письмо с просьбой посетить представление. — Рады видеть Вас у нас. Кто знает, может, сегодняшний балет вдохновит Вас на создание выдающегося произведения, — широко улыбнулся появившийся мужчина, а после пошел за Штыпсом, решаясь проводить его в зал и заодно рассказать о последних новостях их заведения. Только из-за воспитания композитор не ускорил шаг, слушая этого активного человека. Он явно думал, что написать ту музыку, которая раскрывала бы весь потенциал человека, очень просто. Достаточно только одного щелчка и всё. Уже тридцать пять лет Вячеслав Геннадьевич играет на фортепиано и около семнадцати лет пишет собственную музыку, поэтому он и понимает, что процесс создания чего-то нового не так прост. — А что сегодня показываете? — слегка суховато спросил композитор, глядя на собеседника и видя, как тот замирает от этого вопроса. Даже слегка потух. — Так «Пиковую даму». С нашим премьером — Антоном Авдеевым. Должно быть, слышали о нем, — произнес художественный руководитель, вкратце рассказывая об этом двадцатишестилетнем артисте. С девятнадцати он у них танцевал в кордебалете, но недолго, ведь было очевидно, что юноше нужно дать шанс стать кем-то большим. Два года был на корифее, затем перейдя в солисты. И вот не так давно был назначен премьером Государственного академического Мариинского театра.       Пришлось кивнуть в ответ на рассказ, но на самом деле Штыпс ничего не слышал про это юное дарование, как о парне отозвался собеседник. Может, потому что уже два года не ходил именно на этот вид театрального искусства? И новости о культуре города успешно переключал.       В зале композитору выделили боковое кресло седьмого ряда. На первые ряды обычно ходят те, кто хочет просто посмотреть на весь процесс вблизи, а вот чтобы оценить, надо сесть слегка подальше. И вот вскоре поднялся занавес и началось представление. «Пиковую даму» Александра Сергеевича мужчина не вспоминал со школьного выпуска: не то произведение, которое его действительно зацепило, поэтому и от балета ничего не ждал. Просто скрасит себе осенний вечер.       Но Германном он невольно залюбовался. Значит, Антон Авдеев. Молодой человек, который словно придумывает что-то своё во время танца. Тот, кто умудряется ещё и играть, плавно двигаясь по сцене, совершая немыслимые для него, Вячеслава Геннадьевича, человека далекого от этого мира, повороты и прыжки. Но в этом худом теле явно скрывалась какая-то сила. На какой-то момент зрителю даже показалось, что танцовщик хотел улыбнуться, хотя это явно было бы не по сценарию.       Уже после Штыпс узнает о том, что этот парень занялся балетом позже, чем рекомендовали звёзды и педагоги всем родителям и их чадам, в возрасте двенадцати лет; что из-за этого хобби, как считали его родители, он сбегал с уроков, запираясь в спортивном зале, чтобы разучивать базовые движения. Как он ревел от боли вечерами, ломал пальцы, падал, но поднимался, когда сил не было, была только тьма… И наивное желание танцевать. Через несколько месяцев он услышит историю о том, как танцовщика не хотели брать в Академию, где могли сделать из него профессионала из-за негативного письма школьного директора о безответственности ученика и, казалось бы, отсутствия таланта. « — Впервые на занятие по балету я попал случайно, в качестве зрителя, потому что перепутал танцевальный зал с залом, где учили боевым искусствам. Там как раз показывали выступления старшие ученицы. И тогда я понял, что хочу танцевать. Родители долго были против этой идеи, ведь мальчики должны быть другими, — посмеялся в камеру артист. — Сильными. Но не знали они, что танец тоже требует силы, мне кажется, даже большей, чем для борьбы», — посмотрит на этот рассказ через несколько дней после того представления в одном из интервью Авдеева музыкант и усмехнётся, заваривая на кухне горячий грузинский чай, привезённый подругой его соседки.       И все-таки этому человеку Вячеслав Геннадьевич поверил. Он поверил в такого изящного Германна, сходящего с ума из-за «тайны трёх выигрышных карт» графини ***. Как-то даже обидно, что такой даме писатель не решился дать имя. Почему-то музыкант невольно сравнил себя с Пушкиным. Но ведь он не поэт, сейчас даже не музыкант, а просто ценитель того, что творит на сцене премьер.       Внезапно опустился занавес, чтобы вновь подняться через несколько секунд, представляя всех артистов. И сложно поверить, что тот, кто недавно сходил с ума, умирая здесь, на этой сцене, сейчас так лучезарно улыбался, принимая аплодисменты, неловко подходил к краю, чтобы взять очередной букет и шёпотом поблагодарить зрителя. Как будто не ради него пришла толпа народу… Или ему это просто не было нужным?       Но тут произошло что-то невообразимое, и танцовщик поднимает глаза и смотрит прямо на мужчину. Узнал в нём известного композитора или ему кто-то подсказал? Почему-то не верилось. Просто, видимо, Антон выбрал его как человека, которому можно передать эти непередаваемые чувства. Солнце. Да, словно солнце обожгло в эту минуту музыканта. Появились первые ноты для новой мелодии: мягкие, но обжигающе горячие, такие, чтобы можно показать всю силу красоты, которую продемонстрировал танцор.       Штыпс покинул зал, практически выскочил из него, чтобы быстрее всех забрать пальто, сесть в автомобиль и вернуться домой, а там бросить вещи в прихожей и опуститься на стул перед пианино. Но не вышло. Колпаков его явно караулил, останавливая композитора возле гардероба, спрашивая о впечатлениях от постановки. Композитор отделался клишированными фразами, понадеясь, что это удовлетворит любопытство худрука, но ошибся, взорвавшись на мине подобно броненосцу «Петропавловск» в марте 1904 года.       Ростислав Вячеславович теперь счёл обязательным провести важного гостя за кулисы, показать ему весь театральный мир с другого ракурса, познакомить со всеми исполнителями, и их — со Штыпсом. И всю эту пытку для человека, внутри которого разрывалось все от вдохновения, Вячеслав выдержал. Потому и получил заслуженную награду, повернув голову чуть левее и заметив второй коридор.       Германн, как мысленно его стал звать Вячеслав, стоял без обуви, в одних носках, не полностью переодетый в обычную одежду после спектакля: все ещё был он в трико, но в футболке чуть большего размера, чем нужно было бы. Авдеев слушал что-то по плееру через наушники-капельки, прикрыв глаза. Совсем другой.       Сделав пару шагов до премьера, музыкант своим чутким слухом услышал знакомую мелодию. Конечно, это он ее написал, кажется, года два или три назад для сольного концерта девушки, вдохновившись ею. Не внешностью, а именно той её частью, которая была не видна с первого взгляда. Интересно, зачем танцору такое слушать? Они же обычно слушают то, под что можно разминаться, отрабатывать движения. Композиция была слишком спокойной.       Шаг, ещё один. Надо бы поздороваться, но его опередили. — Вячеслав Геннадьевич, а это наше дарование, — произнес длинноволосый мужчина, о котором композитор уже слегка подзабыл. — Антон, составишь нам компанию на минуту? — позвал Ростислав Вячеславович солиста, получив в ответ кивок и улыбку. Почти плавными движениями артист подходит к ним, заглядывая вновь в глаза композитора. Оказывается, у этого парнишки они холодно голубые. Странные для того света и тепла, которым он хочет поделиться. Не сразу музыкант заметил неестественный шаг человека, наверное, сильная усталость или боль повлияли так. — Антон, это… — начал художественный руководитель, но его прервали бодрым голосом и довольно резким словом. — Так это Вы… Вы написали эту чудесную музыку, — показал балерун — мысленно вспоминает взрослый мужчина это шуточное обращение — на свой плеер. Темно-серый, явно старый, но, видимо, дорогой танцору. Слишком мягко его держали чужие пальцы. — Я много мелодий написал, но эту раньше почти никто не называл «чудесной», Антон… — Сергеевич, — подсказал ему сам артист балета. — Антон Сергеевич. Ваше выступление… — Знаю, оно было очень хорошим. Так все говорят, — на лице у двадцатишестилетнего парня появилась ухмылка, создавшая на его лице небольшие складочки. А композитор понял, что слишком идеализировал этого человека. Словно ребёнок, полный энергии. Хотя всем было понятно, что всю энергию Авдеев отдал на сцене около сорока минут назад.       И после этого разговор сильно не задался. Вскоре премьеру пришлось уйти, чтобы собраться и успеть на автобус, отказавшись от предложения его подвести. И образ солнечного принца надломился, в жизни он не такой. Но та начальная мелодия, зародившаяся в голове, никуда не пропала. — Вячеслав Геннадьевич, было бы отлично, если Вы написали бы для нашего Антона мелодию. Он любит Вашу музыку, — произнёс напоследок сотрудник театра, следя за тем, как мужчина садится в автомобиль. Конечно, какому исполнителю вне зависимости от того, певец он или танцор, не хочется отличиться, иметь то, что создано только для него, став для создателя новой очередной музой. Нет, не так. Музой. С большой буквы и не иначе. Но он не обязан исполнять их желания, пусть это и было его работой. Он делает это, чтобы показать себя, удовлетворить свою жажду творения. И только творцы могут понять, насколько это тяжело сделать.       Штыпс ехал в тишине, следя за дорогой, но мысленно все еще видя балет и то, что было после него. В квартире было прохладно, ведь Вячеслав забыл закрыть окно перед уходом, а больше закрыть больше некому, так как он жил один, потому что не все женщины, да и мужчины, что скрывать, выдерживают жилье с талантливыми гениями. Даже собаку, о которой он так мечтал в детстве, страшно было заводить. Забудет о ней в ходе работы.       Вопреки мысли о том, что вещи будут кинуты в прихожей, композитор их аккуратно снял, вешая или убирая на полочки. После мытья рук Вячеслав пошел, разминая кисти, в спальню, где стояло его пианино, чтобы аккуратным движением открыть его и провести по клавишам ладонью. Обжигающая, подобно солнцу, мелодия не подходит, как и медленная, ведь под нее невозможно будет танцевать. Или можно? Устав от того, что в голове полная каша, мужчина закрыл музыкальный инструмент. Надо было еще подумать, однако сейчас он точно понял, что напишет Антону его собственную мелодию, которая покажет все его сияние.       Через пару недель Штыпс вернулся в здание театра оперы и балета. За это время он посмотрел все интервью с премьером, почитал о нем в Интернете, но для написания мелодии нужно было другое — общение, даже краткое, но такое, чтобы понять суть человека. Творческим людям всегда удается это сделать, особенно художникам. Музыкантам передать все гораздо сложнее, ведь мелодия, в отличие от картины или скульптуры, должна еще создать нужный, видимый образ.       Композитор посмотрел на красную розу в руке и подумал о том, что это определенно было лишним. Что значит одна роза для того, у кого после выступлений столько букетов, сколько в руках уже не удержать? Но нужен был повод, чтобы поговорить. Желательно даже не в театре.       В этот раз его, видимо, никто не ждал, ведь Ростислав Вячеславович не пришел в первые десять минут пребывания мужчины в заведении. Но как тогда попасть за кулисы к артисту?       «Ромео и Джульетта» был классикой всего балетного мира. И почему-то еще не надоевшей. История о сильной любви, которая преодолела все запреты, чтобы выжить, умерев. Совсем другой герой в этот раз должен был получиться у Антона Сергеевича. Почему-то этого парнишку, — а он для сорокалетнего мужчины казался почти мальчишкой, — хотелось называть не по имени или фамилии, а только вместе с отчеством. Уважение было к этому талантливому и упорному человеку. Самому Вячеславу родители не мешали заниматься музыкой, наоборот, они сделали всё, чтобы об их сыне узнали все.       И снова не хватало слов, чтобы описать танец главного героя. Совсем другой по настроению, но ему снова хотелось верить, снова в нем были солнечные отголоски. И опять этот танцовщик казался чем-то нереальным. Легкая походка юноши в «Ромео», резкие движения в сцене убийства Тибальта, fouette, pas dedeux при встрече двух влюблённых и тому подобное.       Но почему-то в этот раз Штыпс успел обратить внимание не на характер движений, мимику лица, а на само тело, скрытое вверху под костюмом, но прекрасно открытое внизу. Трико прекрасно показывало всё, невольно заставляя задуматься, смотря на пояс, на то, что было ниже его, на длинные ноги.       Только хлопки, благодарящие всех артистов за сегодняшнее представление, вывели музыканта из транса. Вячеслав Геннадьевич тут же поднялся, идя к сцене, чтобы вручить одинокую розу на фоне пышных букетов. И все это время казалось, что на него будут смотреть сияющие голубые глаза. — Я буду ждать Вас, — прошептал композитор, не дав ничего сказать балеруну. Но тот, видимо, и не хотел. Антон лишь кивнул, улыбнувшись мягче, чем обычно, но видно было, что он напрягся. А Штыпс понял, что напугал человека. Тот явно не выйдет рано.       Когда парень отходил после очередных поклонов, творец вспоминал лишь одно слово. Дива. Пусть Авдеев не девушка, но в свете ярких софитов он был замечательным. Тем, кого каждый создатель искусства стремится назвать Музой. Кем и была Лаура для Франческо Петрарки, для Чаплина музой была его леди Уна и, наконец, для художника Фрэнсиса Бэкона стал чем-то важным мелкий мошенник Джордж Дайер. И список можно было продолжать, история сохранила множество таких примеров. Надолго ли этот танцор станет вдохновением для одинокого, но талантливого музыканта?       Вячеслав ждал выхода молодого премьера возле черного выхода. Благо ждать пришлось недолго. Парнишка приоткрыл дверь локтем, ведь в руках держал целую уйму цветов. И вот как он с ними планировал ехать на автобусе? — Давайте я всё-таки Вас подвезу. Заодно поговорим о музыке, раз не хотите о своих выступлениях, — сказал спокойно мужчина, проводя артиста к своему автомобилю. Авдеев коротко выдохнул, говоря о том, что не хотел бы такого известного человека, как Вячеслав Геннадьевич, утруждать собой. В ответ ему раздался лишь небольшой смешок. — И чем Вам нравится моя музыка? — поинтересовался уже слегка поседевший водитель, не смотря на своего собеседника, до этого момента поглядывающего в окно. Неужели боялся? — Она живая. И просто под неё мне легче сосредотачиваться. Повезло тем, кому Вы посвятили личные мелодии, — улыбнулся Антон Сергеевич. — Но я не согласен с критиками в одной статье, которые говорят, что только они и хороши. Те, написанные под заказ, просто особенные, — добавил артист, но никак эту особенность не прокомментировал. — Я собираюсь… — не закончил фразу композитор. Что он скажет? Что собирается написать собственную композицию и этому солнцу северной столицы? Она лишь крутится назойливо в голове. Он её может и не закончить, такое уже было на его практике. — Дать ещё одно интервью, можете потом его посмотреть.       В ответ виноватый взгляд. — Я не смотрю телевизор. Некогда и не хочется. Там всякие ужасы показывают, — несмотря на наивность фразы, произнесена она была спокойно, не глупой шуткою. — И правильно. Иногда ещё и глупости. — Наверное. У меня другая глупость. Я просто хочу танцевать. Без разницы что, главное танцевать, — произнес премьер театра, а после наступила пауза в разговоре. В это время в голове у музыканта вновь появилась новая мелодия. Легкая. Такая, чтобы под нее было хорошо танцевать, раз так хотел его неназванный заказчик.       Они поговорили ещё немного о погоде, городе, на самые отвлечённые темы. Но почему-то было навязчивое чувство: им хотелось обсудить нечто большее, важное, неизвестное. — Спасибо, что подвезли. Приходите ещё, я буду Вас ждать, — произнес Антон, а после взял букеты так, что красная роза оказалась возле сердца. Случайно вышло. — Приду и принесу ещё цветов, потому что ты этого достоин.       В этот вечер Штыпс два часа просидел за домашним пианино, складывая мелодию в голове. Он не записывал её, как не записывал и другие. Музыкант, как и всякий творческий человек, боялся, что его произведения украдут, выложат раньше. А из головы ничего не пропадет и править легче. Когда танцовщик её услышит, тогда он и запишет ноты на лист, чтобы и другие могли сыграть. Но лишь после него.       А в театре на следующий день все поздравляли юного солиста с тем, что он явно впечатлил того гениального композитора. Некоторые спросили почти в шутку о том, когда ждать номера с его личной песней на Концерте звезд оперы и балета. Артист лишь посмеялся в ответ на слова Веры, его напарницы в большинстве постановок, сказав, что в нем нет ничего такого, чтобы стать чьей-то музой. С маленькой буквы. — Но признаюсь, я бы хотел этого.

***

      В конце октября ещё не было снега. Это же Питер. Люди надеялись на то, что, хотя бы на Новый год выпадут снежные хлопья. Праздник всё-таки. Мужчина ехал на своей машине после репетиции с оркестром. Его попросили сыграть на рояле на одном концерте, а деньги, тем более хорошие, никогда не были лишними.       Вячеслав Геннадьевич задумался о мелодии. Уже почти готова середина. Узнать бы ещё что-то о танцоре, чтобы сделать кульминацию в ней. Или найти специалиста балета, который скажет, можно ли танцевать под созданное композитором творение.       Посмотрев на дорогу, музыкант увидел несущуюся ему навстречу машину на огромной скорости. Резкий поворот руля вправо. Не помогло. Сильным ударом автомобиль отнесло, перевернуло, сломало. От резкого удара водитель вскрикнул, чувствуя адскую боль во всем теле и, кажется, слыша хруст собственных костей. Сознание он потеряет позже, после очередного крика.       И композитор не узнает, что примерно в это же время в танцевальном зале театра Антон Авдеев подвернет ногу и упадет, потирая пальцы в пуантах, нахмурившись от болезненных ощущений. Но после поднимется и продолжит репетицию.

***

      Придя в сознание, мужчина не сразу поверит врачам, не сразу посмотрит на свои обмотанными бинтами ладони, пытаясь пошевелить пальцами. Больно. Приподнимаясь, Вячеслав посмотрит на это все, сдерживая слезы. «— У Вас была порвана мышца на правой руке, но с ней все хорошо сейчас. А пальцы… Вы же пианист? Сожалею…» — и дальше композитор уже слушать не станет. Он не сможет играть пару месяцев, а то и больше. Ему и нечего теперь дописывать, ведь он полностью забыл ту мелодию, которую создавал для одного талантливого артиста балета.