вечный май

            Бывают моменты, когда происходящее кажется нереальным. Словно наблюдаешь со стороны, будто смотришь фильм или музыкальный клип любимой группы — только тут главное действующее лицо — ты сам. В такие моменты жизнь будто замедляется, если вообще не останавливается полностью. Кадры перед глазами — будто видео, записанное на старую камеру. Очень странно осознавать, что это «прямой эфир», а не повтор пережитых когда-то моментов.       В лучах солнца, спешащего к горизонту, отчётливо видны летающие в воздухе пылинки, поднятые после манипуляций на чердаке старого, но уютного дома. Капитальный ремонт, сделанный тут несколько лет назад, пошёл определённо на пользу — в частности, вместо старого грязного чердака с таким низким потолком, что даже в полусогнутом состоянии находиться там было сложно, был новый — просторный и светлый за счёт небольшого окна.       Светловолосая девушка сидела по-турецки на полу; мысль о том, что голубые джинсы могли замараться слоем пыли, осевшим за долгое время, в голову не приходила. Она смотрела на пылинки, иногда переключаясь на вид за окном. Ничего примечательного: другие дома, пересыхающая летом речка вдали, ещё голые деревья и сероватая земля без травы. Самая обычная деревня. Только сердце щемило ощутимо.       Количество коробок, стоящих тут в последний раз, когда девушка поднималась сюда до сегодняшнего дня, сильно уменьшилось. И сегодня уменьшится ещё больше. В прошлый раз, правда, было сложнее — сейчас прошло уже четыре месяца с того момента, как хозяйка дома умерла. И чуть меньше трёх месяцев с того момента, когда на этом чердаке хоть кто-то был.       Всё ещё не верилось, что все вещи, лежащие в коробках, больше никому не принадлежали. Но с этой мыслью надо было смириться и не забывать повторять её себе почаще. Нужно найти то, что она хочет забрать, и собираться домой. Без бабушки дом нагонял тоску такую сильную, что казалось, будто тело вот-вот разорвёт на части. Странно, если честно, действует душевная боль.       Закрыв коробку со старыми кассетами для магнитофона, девушка поднялась с пола и отодвинула её в правый угол чердака — туда, где стояли вещи ненужные. Называть их так было неприятно, но другого не оставалось — на кассетах, например, были хорошие записи и альбомы — но магнитофон давно сломался, и слушать их было не на чем. Можно попробовать сдать в антикварный магазин — может, парочку и продадут, или попытаться продать самостоятельно, на каком-нибудь сайте сбыта старья, фанатам ушедшей эпохи. Но сил заниматься этим, по крайней мере в ближайшее время, не было.       Внимание привлекла заклеенная скотчем коробка с именем, выведенным чёрным маркером — Невада. Девушка усмехнулась — она даже на восемнадцатом году жизни иногда удивлялась, как её бабушка смогла убедить её родителей назвать их единственную дочь в честь реки в их родном городе. Хотя несколько лет назад сама Невада прочитала где-то в интернете, что имя имело английские и испанские корни, верилось в это слабо. А вот в очень сильную любовь её бабушки к Петербургу — сильно. Невада не была в восторге от своего имени, но его оригинальность и минимальная вероятность встретить тёзку ей определённо прельщали.       Коробка была заклеена намертво несколькими слоями скотча, и пока Невада резала толстый слой канцелярским ножом, слабо улыбалась мыслям об имени. Бабушка всю её жизнь убеждала внучку, что, повзрослев, она поймёт, как можно так сильно любить Питер, как любит его она сама, и заодно поймёт много других вещей, которые, видимо, были не так важны, потому что Невада сейчас не могла вспомнить ни одного примера. Но теперь, даже поняв что-то, с бабушкой обсудить уже не получится. И даже сказать спасибо за своё странное, но самобытное и красивое имя не выйдет тоже.       Когда картонная крышка открылась, Невада с интересом заглянула внутрь. На первый взгляд, ничего ценного в коробке не было; но содержимое отличалось от того, что она представляла увидеть, пока разрезала скотч. Из-за её имени, выведенного аккуратным почти каллиграфическим почерком, девушка решила, что внутри какие-то её детские вещи: она много времени проводила тут, пока была маленькой, да и в подростковом возрасте старалась бывать часто. Неудивительно было бы увидеть здесь какую-нибудь старую пижаму, носки, игрушки или раскраски.       Но тут лежало только два блокнота в толстых обложках из дерматина, бумажный конверт и кошелёк, очевидно из настоящей кожи — весь покрытый трещинами и потёртый. Невада вытащила все предметы, первым осматривая кошелёк — удивление и непонимание росли с каждой секундой, потому что внутри него оказались настоящие несколько купюр и монет со времён Советского Союза. Убрав обратно бумажки, не представляющие никакой ценности в настоящем времени, Невада открыла один из блокнотов. От начала до конца тот был исписан таким же почерком, каким было выведено её имя на коробке, разве что в блокноте вместо маркера была ручка, и буквы выглядели ещё красивее. Во втором блокноте тоже были записи от первой до последней страницы — прочитав мельком пару абзацев девушка догадалась, что это были личные дневники её бабушки. Тогда вопросов становилось всё больше — зачем она оставила их ей, да ещё вместе с деньгами? Взгляд упал на конверт — последнее, что она ещё не осмотрела. Тот не был заклеен, поэтому открыть его не составило труда — внутри оказались какие-то старые бумажки, и только рассмотрев одну и прочитав полустёртые от времени надписи, Невада осознала её ценность: это был билет на концерт группы Кино, чуть порванный на углу — метка о входе. Рядом со строчкой «цена» стояла печать — 6 рублей 50 копеек. Невада не была уверена, но догадывалась, что для тех времён сумма внушительная. Сердце, кажется, пропустило несколько ударов: она знала, что бабушка была на живом концерте Цоя, незадолго до трагической даты; но увидеть тут билет, который бабушка хранила, но никогда не говорила, что он есть, было неожиданно и даже вызвало мурашки по коже. Любовь к легенде русского рока, как называла группу она, перешла и к внучке — родители девушки как-то прошли мимо этого, и относились скорее нейтрально, чем положительно. На какой-то процент оставленная коробка была понятной — но почему бабушка не показала Неваде билет давно — всё равно оставалось неясным, как и деньги. В дневниках, возможно, были истории, которые она не решилась рассказать внучке при жизни — хотя их отношения всегда были доверительными тёплыми. — Ты тут что, застряла? — в проёме чердака появился отец девушки, и она вздрогнула от его спокойного со смешинкой голоса. — Уже пятнадцать минут с мамой тебя ждём, — всё же тепло пожаловался он. — Немного потерялась во времени, — слабо улыбнулась Невада. — Я сейчас приду, спускайся к маме, пока она не потеряла и тебя тоже, и мы не собрались тут втроём, — на этой фразе отец засмеялся и действительно пропал из проёма так же резко, как появился. Девушка быстро сложила в рюкзак содержимое коробки, мысленно обещая себе разобраться с этим позже. Аккуратно воткнула билет на концерт в один из дневников, ровно в середину — чтобы не помялся; Невада встала, закинув рюкзак на плечо и осмотревшись. Родители приезжали сюда стабильно раз в две недели — но только сегодня девушка заставила себя поехать с ними и, что было ещё сложнее, подняться на чердак. Если первый месяц после смерти одного из самых близких людей прошёл в стадии отрицания, то следующие три — в дикой депрессии, и девушка слишком боялась поймать очередную паническую атаку, увидев на чердаке что-то, что напомнит о родных моментах слишком резко. Сейчас, с приходом весны, становилось как-то легче. Через две недели она сделает это снова, снова найдёт какие-то интересные или памятные вещи и заберёт их отсюда. Так будет продолжаться ещё долго: по крайней мере, родители даже не решили, продавать ли дом, а если и решат, то вряд ли покупатели найдутся быстро — деревня была небольшая и совершенно бесперспективная. Впрочем, как и подавляющее большинство русских деревень. Она вышла на улицу, где возле двери стоял отец, как раз докуривая сигарету. Помимо запаха табачного дыма тут висел знакомый, сложно поддающийся описанию запах весны — и Невада, несмотря на колющую будто изнутри грусть, вдохнула его полной грудью. Папа внезапно преградил ей путь, обняв дочь — та крепко обняла его в ответ, чувствуя его тепло даже через свою куртку. — Беги в машину, — налетел ещё холодный, не отошедший от зимы порыв ветра, и отец запахнул куртку Невады плотнее, выпустив её из объятий. Девушка проследовала к машине, из которой всё это время смотрела на них из окна её мать — Невада села на заднее сидение, перебрасываясь с мамой словами о деревенской природе и о погоде. Когда через пару минут сначала дверь, а потом и калитка дома были плотно закрыты, машина двинулась с места, унося знакомые унылые пейзажи. На языке вертелось рассказать о странных находках, или же вообще показать дневники — но какое-то внутреннее, плохо знакомое чувство твердило этого не делать. С одной стороны, скрывать было нечего, и коробку эту первыми могли увидеть и родители, а не она сама; а с другой — тут действительно не было чего-то из ряда вон выходящего, и смысл в том, чтобы сначала попытаться что-то понять самой, был. Хоть и небольшой. Хотелось верить, что в этих записях было что-то персонально для Невады, что-то оставленное специально для неё, а не для кого-то другого. Пусть и не важное, пусть не до конца понятное — но что-то, что хотя бы на миг создаст иллюзию присутствия близкого человека. И она верила.       Невада постаралась не думать ни о дневниках, ни о визите в целом. Полностью сосредоточившись на тексте песен, играющих в наушниках, она смотрела на проносящиеся за окном знакомые пейзажи. Красиво тут было в мае, или хотя бы в конце апреля — но точно не в марте. Стоял вечер воскресенья, и Невада думала о завтрашнем утре — начале новой учебной недели. Важность учебных дней росла постоянно, причём в геометрической прогрессии, — которые, кстати говоря, девушка ненавидела, как и всю алгебру в целом, — оставалось учиться ровно три месяца, а дальше — экзамены, выпускной, поступление в университет, думать о котором в последнее время получалось всё хуже и хуже.       Из размышлений вывел провибрирующий коротко телефон — пришло сообщение в вечно включенном беззвучном режиме, который раздражал у Невады всех вокруг — часто до неё было не дозвониться, и, тем более, не дописаться. Девушка хотела просто посмотреть уведомление через панель, ответив, кто бы там ни был, уже из дома — но сообщение было от единственного человека, с кем Невада готова была общаться в любом настроении и в любых обстоятельствах.

Маргарита Виноградова: «Ну что, как дела? Уже дома?»

      Перечитав сообщение, Невада ответила, что скоро будет, а вот вопрос о делах проигнорировала. Отвечать, по правде говоря, было нечего — девушка чувствовала себя опустошённой, а лежащие в рюкзаке дневники только добавляли к тому эмоций. Маргарита тут же прочитала, и через несколько секунд открытом диалоге появилось новое окошко с сообщением: «Прогуляться и/или попить кофе не хочешь?». Всё время до приглашения Невада хотела только одного: побыстрее оказаться в своей комнате и разобраться с тем, почему на коробке было её имя. Но сейчас девушка понимала, что если дневники никуда не убегут, то вот встреча с подругой — вполне может. Маргарита, хоть и учились они в параллельных классах, была намного ответственнее самой Невады, и пропадала в школе на дополнительных занятиях по подготовке к экзаменам чаще. Маргарита точно знала, что и как будет складываться в её жизни после школы: знала чуть ли не с детского сада, какие предметы сдавать, и что поступать она будет именно на фармацевта — ни шага влево или вправо. И Невада в каком-то смысле даже завидовала. По-хорошему, конечно, но тем не менее — она сама полагалась на удачу. Успешно сдать экзамены, а потом, если вдруг «выгорит» — поступить на бюджет и получить диплом через несколько лет, который вообще не гарантирует работу с приемлемой зарплатой. Чёткое представление, по какой специальности этот самый диплом будет, отсутствовало. «С тобой — хочу, конечно. Только зайду домой, переодеться» — отправив сообщение и получив в ответ стикер с сердечком, Невада заговорила с родителями, предупреждая тех о планах на вечер. — Оденься тепло, холодает к ночи, — произнёс отец, пока мама поинтересовалась, готова ли она к началу новой недели и не нужно ли делать домашнее задание. Девушка отрицательно покачала головой, солгав, что всё сделала в пятницу — хотя отчасти это было правдой. Всё равно, сколько не сиди с учебником — алгебру она понимать лучше не станет, как и ненавистную химию, а, следовательно, будет впопыхах списывать их завтра с утра, или, если повезёт — если класс Марго уже делал эти задания, — сегодня ночью. Вечер, таким образом, был свободный, хотя даже признайся она родителям, что домашки гора — помимо основных предметов, нужно было наверстать упущенное во время дополнительных занятий в субботу, которые девушка пропустила, — те бы не читали нудных тирад. И, тем более, не запрещали бы пойти с Маргаритой хоть на полночи — они знали и девушку, и её семью хорошо, ещё с детского сада. Отношения Невады с родителями были и остаются доверительными, но чем ближе подступал выпускной и экзамены, тем больше волновались они, и, разумеется, сама Невада. Нервы, казалось, вот-вот сдадут, и лишний раз в плохом настроении — а сейчас оно было близким к тому — разговаривать не хотелось, чтобы не сказать что-то грубое ненароком.       Через десяток песен в плейлисте, за окнами наконец пронеслась приветственная стела на въезде в город — «Ленинград — город герой», окрашенная в тёмно-оранжевые оттенки заката. Если верить примете, о которой всегда говорит мама — завтра будет ветрено. Утром, по дороге в школу, снова запутаются волосы, да и в целом большая вероятность продрогнуть не добавляет энтузиазма в восемь утра. Невада терпеть не могла раннюю весну.       Прошло больше часа, когда Невада шагала по дворам, окутанным сумерками, навстречу Маргарите. Кутаясь в капюшон тёплой худи и держа рукой полы кашемирового пальто, которые ветер так и норовил распахнуть, забираясь под толстую ткань, девушка смотрела на панельные дома с множеством жёлтых окон, подсвеченных изнутри электрическим светом. Если сделать фотографию обшарпанных стен прямо сейчас, то получится, по мнению многих, визитная карточка всей России. Да и сама Невада с этим мнением была согласна. Раньше девушка мечтала уехать в другую страну, когда закончит школу, но за последние несколько лет разглядела эстетику не только в историческом центре города, но даже в своём непримечательном спальном районе. Да и чем старше становишься, тем более приземленными становятся мечты.       В размышлениях о ближайшем будущем — таком ближайшем, что это вгоняло в тревогу каждый раз, когда она думала о нём, — Невада даже не заметила, как подошла к их с Маргаритой неизменному месту встречи — большим старым скрипучим качелям на детской площадке, что находились примерно на середине расстояния от дома Марго до дома Невады. Ждать подругу не пришлось даже минуты — Маргарита вывернула из-за угла, улыбнувшись.. — Приве-ет! — Марго обняла её так крепко, будто не виделись они несколько лет. — Я так рада, что ты согласилась встретиться. Весь день какое-то странное настроение, а с тобой любой вечер станет хорошим, — Маргарита откинула назад тёмные волосы, подхватив Неваду под руку и потащив её между домами к дороге. — Я тоже рада. И про настроение согласна, — коротко ответила девушка, смотря под ноги. Чёрные массивные ботинки подруги стучали по уже сухому местами асфальту. — Почему-то ощущение, что сейчас осень, а не весна. Как думаешь, это из-за ледяного ветра, или из-за оттягивания неизбежного? — усмехнулась Марго, а Невада сослалась на обе причины. Впрочем, вопрос был скорее риторический. Маргарита вела подругу в кофейню, по пути расспрашивая о визите в дом бабушки, но делала это абсолютно ненавязчиво и осторожно. Виноградова вообще была одним из самых воспитанных и тактичных людей, что Неваде ужасно нравилось. Из близких друзей у девушки, помимо Маргариты, была ещё подруга — Ангелина, и вот кто точно при встрече будет выбирать слова и вопросы менее тщательно. Но даже несмотря на самые тёплые чувства и максимальное доверие к Марго, Невада решила пока не говорить про дневники и билет. Вести диалог было легко, несмотря на всё ещё присутствующую неслабую боль, когда речь заходила о бабушке, но Маргарита умело отвлекала подругу какими-то «воздушными» вставками о вещах совершенно незначительных. В разговорах время летело быстро, и когда девушки, сидя в кофейне и допивая напитки стали понемногу готовиться идти по домам, Марго, доедая чизкейк, сказала: — Расскажи мне завтра на какой-нибудь перемене, что у вас там за новенький в классе. Потому что Ангелину я встретила после дополнительных в субботу, но она, как обычно, ничего по делу не сказала. Только имя у него какое-то необычное. Клим, кажется, — задумавшись на секунду, добавила брюнетка. Ангелина училась в классе вместе с Невадой, в отличие от Марго, из-за чего Маргарита и была не в курсе, кто такой этот парень. Да и до статуса лучших подруг Марго и Ангелине было далеко. Марго, если честно, сомневалась, что и Невада с Ангелиной близки хотя бы на две третьих так, как близки сама Виноградова и Невада. — Ну да, необычное. То ли дело моё, среднестатистическое, — засмеялась Невада, за что получила укоризненный взгляд подруги, тоже шуточный, разумеется. — А вообще, чёрт, я совершенно забыла о нём. Расскажу, конечно, если сама что-то узнаю. Я всё ещё не пойму, как и зачем нужно было менять школу, учиться в которой осталось три месяца, — подруги уже вышли на улицу, и, вопреки ожиданиям, погода испортилась незначительно, отчего было принято решение пойти домой длинной дорогой. — Четыре месяца, если учитывать экзамены и выпускной, — уточнила Марго. — Совсем не верится, что так мало осталось. — А для кого-то, видимо, это очень много, раз доучиться в своей школе было нереально, — снова фыркнула Невада. — Ну, вот за эти четыре месяца и выяснишь, что же там такое. А то, я смотрю, интерес у тебя к нему уже повышенный, — засмеялась девушка, тут же получившая слабый толчок в бок. — А ты представь, если он ещё и красивый… — мечтательно-тихо добавила Маргарита, не успокаиваясь. — Во-первых, больно надо. Дружбы хоть за три, хоть за четыре месяца — не построишь. Во-вторых, мне не может так повезти, — сдалась под конец и тоже рассмеялась Невада.       Через некоторое время Клим-но-это-не-точно был забыт, но диалог не смолкал ни секунду, хотя пора было расходиться. Маргарита только махнула рукой — задания по проклятой со слов Невады химии она ей скинет, как только зайдёт домой, потому что при подготовке к экзаменам — Виноградова была готова поспорить — они прорешали весь учебник от корки до корки. Но в определённый момент по домам всё же разошлись — ветер поднялся словно в одну секунду, неприятно продувая голову. Пока каждая из двух девушек шагала в свою сторону, мысли были схожими: несмотря на страх перед будущим, моменты вроде сегодняшнего вечера чувствовались до невозможности родными и постоянными; даже вдохновляющими.