Кровь и золото

Середина двадцатого века, пустыня близ окрестностей Египта

Она дышала через лоскут ткани, когда поднялась песчаная буря. Они разбили лагерь недалеко от британцев, в часе от развалин ушедшего в пески храма. Под футляром из вареной кожи с археологическими инструментами у Исиды лежал нож. Острый, тонкий и легкий, как перо. В пешей группе осталось восемь человек, остальные вернулись на верблюдах в город. Во фляжках с водой был яд ─ она пила вместе со всеми, но, в отличие от остальных, у богини яд вызвал лишь временную остановку сердца. Так было лучше, убеждала себя несводящая взгляда с окровавленного хопеша Исида. Лучше, чтобы один из сильнейших артефактов древности никогда не попал в человеческий музей. В черных волосах вперемешку с грязью застряли крупные песчинки, а сухое горло все еще продолжало сводить от остатков разлитого ею самой яда. Поднявшись с настила, богиня посмотрела на свое отражение в хопеше Сета, а после, сверкнув при лунном свете острием ножа, связала темной тканью проклятое орудие, еще утром послужившее причиной раздора между двумя поисковыми археологическими группами: американской и британской. Взобравшись на лошадь, она придерживала одной рукой хопеш, пока гналась вперед по холодному песку, рассекая пока еще небольшие, но уже настойчиво наплывающие на нее песчаные колтуны. Не все вещи из другого мира должны быть найдены человеком ─ принцип, за неуклонное следование которому женщина была готова отдать десятки чужих жизней и несколько своих перерождений. Там, где вокруг одни только пески, ее встретили облаченные во все черное хранители ─ жрецы, пришедшие из того же мира, что и она. Харон, перевозчик душ мертвых через Стикс в Древней Греции, и его помощники из мифологий других народов. Перерожденный в молодого мужчину вместо старца хранитель поддерживал общий порядок не соприкосновенности граней: человеческой и божественной, придерживаясь при этом полного нейтралитета во всех остальных делах. Его лицо кроме глаз закрывала черная, развивающаяся на ветру ткань, а в руке он сжимал ритуальный, изогнутый полукругом нож. «Время пришло», ─ подобно эху на фоне пронеслись на древних, мертвых языках голоса последователей Харона. Поправив сползший на плечи платок, Исида опустилась на колени, подобно хранителям. Их руки, сомкнувшие круг над завернутым в ткань хопешем, сначала соприкоснулись, когда каждый из присутствующих произнес слова печати, а после медленно разомкнулись во время клятвенной речи обета. Ритуальный нож скользнул по запястьям по кругу, из надреза теплой, божественной кровью запятнался проклятый артефакт, после чего он был настолько глубоко погружен в пески, что вкупе с кровавой печатью был недоступен для дальнейших раскопок человеком. Вернувшись в лагерь, она занялась любовью с греческим перевозчиком душ, отдалась ему на телах отравленных спутников, отчаянно пытаясь заглушить в своем сердце тревогу. Сегодня они изменили будущее, как им казалось, навсегда похоронили то, что, согласно пророчеству, должно было стать причиной раздора между богами в будущем. Единственная выжившая, единственная свидетельница и подозреваемая, если бы принадлежащий одному из отравленных членов американской археологической экспедиции нож не был найден в горле британца из конкурирующей группы.

***

Наши дни, за девять месяцев до подрыва колонн Акрополя

Они спустились с верблюдов, как только Харон разрешил переступить границу. Новое место, но все те же хранители ─ неизменно одетые во все черное жрецы. Печать была разрушена более сильной магией, чем магия крови двоих богов, поэтому сейчас ее скрепят кровью уже пяти. Хопеш, сеющий хаос повсюду, где бы не появился артефакт древнего мира, должен быть заново погребен. На границе их встретили вооруженные всадники с собаками на цепях, но молниеносные, превосходящие в скорости и силе смертных хранители расправились с охраной раньше, чем те успели коснуться кобуры. В воздухе пахло мокрым песком, кровью и отчаянием, которое и являлось главной причиной такого длинного визита на край света, чтобы скрыть обнажившееся по воле более могущественного божества, чем они все, орудия. Если Сет обретет свой хопеш: к нему вместе с памятью вернется и сила, чудовищная, разрушительная и всепоглощающая сила истинного бога войны и песков. Смертельная битва в Колизее с Аресом станет неизбежной, как и дальнейшее противостояние богов, что нарушит негласный, так трепетно охраняемый Хароном баланс божественного и человеческого. Все тот же ритуальный, изогнутый полукругом нож лежал на песке перед склонившимися над ним богами. Ладонь Гора дрожала, хоть пальцы Аполлона крепко сплетались с его, чтобы «сокол», поддавшись эмоциям, не смог в какой-то момент отдернуть руку, разорвать общий круг. Гермес с Исидой молча смотрели на окровавленный хопеш, в светло-небесных глазах греческого бога читалась тревога, когда во взгляде Исиды ─ чистый гнев. Она не простила брата, и не получила ответное прощение взамен, хотя это всегда оставалось для богини ее одновременно самым главным желанием и кошмаром. К липким от крови ладоням неприятно липнул песок, распущенные у всех пяти богов древнего мира волосы развивались на ночном, обжигающем тела холодом ветру. Печать должна была продержаться дольше, если учитывать могущество запечатавших ее богов, однако уже через несколько месяцев псы Харона, напоминающие огромных черных волкодавов, нашли разворошенное место погребения изъятого кем-то из представителей древнего мира хопеша. Печать была сломана даже куда проще, чем в прошлый раз, в воздухе острыми мордочками собак были уловимы остатки мертвой, хорошо известной для перевозчика душ магии, ведь ее используют только те, кто может оставаться как в мире живых, так и в загробном мире. Кто-то вроде Персефоны, но сильнее, чем супруга Аида.

***

Наши дни, Лондон, Сохо

Мигающая неоновая вывеска в никогда не погружающемся в сон Сохо периодически освещала отельную комнату нового открытого Аполлоном в Лондоне ночного клуба с огромным количеством гостевых комнат в поддельном, доступном лишь богам пространстве. Внизу проходила вечеринка. Смуглая рука Гора, крепко намотав кровавые пряди, тянула на себя волосы прогнувшегося в спине перед ним Сета. Он драл его в позе на четвереньках, одной из тех, которой обычно всегда старался избежать Сет, но иногда, как сейчас, он все же уступал, молчаливо чувствуя вину за какое-либо свое действие. В эту ночь Гор им наслаждался, обладал, подчинял и полностью направлял в постели, хотя подобное случалось не больше нескольких раз в месяц ─ обычно темп секса задавал сам Сет, вынуждая бога неба подстраиваться под его настроение, желание и силы. Без презервативов, кожа к коже, и тело к телу. На подрагивающем кадыке бога войны и пустынь лежала его собственная рука, от каждого особенного глубокого толчка ему казалось, что головкой члена Гор щекочет все его внутренности, отчего сбивался настрой, а член становился мягким без дополнительных ласк. В последние эпизоды близости синеглазый партнер не был с ним так же деликатен, как и в большую часть времени их отношений. Как только Гор кончил, то он ощутил тепло разлившейся внутри, а после потекшей по бедрам белесыми разводами спермы. Сзади все горело, напряженная поясница тянула от усталости, голые колени были стерты до ссадин о грубое напольное покрытие. Отдышавшись, Сет поднялся, по его обнаженной груди все еще стекал пот, а распущенные, отросшие ниже лопаток волосы прилипли к открытой спине. Под ногами ─ осколки разбитой бутылки очередного алкоголя, которого стало слишком много в жизни Гора после возвращения из Афин. На разобранной постели красноглазый художник уперся лопатками в подушку, когда его ногу, приподняв в воздухе, закинул на загорелое плечо «сокол». Внизу все было свободно, семя сочилось из покрасневшего, блядского, растянутого Гором входа, но член, хоть и подрагивал, мажа кожу предсеменем, но все равно оставался мягким, пока рот партнера не накрыл влажную, открытую и слегка натертую рукой головку. Бог неба сосал член, кончиком языка он подразнивал текущую прозрачной слизью дырочку уретры, пролезал под кожную складку крайней плоти, словно это был глубокий поцелуй с языком, но только в член. Сет поджал кончики пальцев на ногах, когда, отвлекшись от члена, «сокол» провел языком по низу его живота, обойдя волосы, он поднялся вверх до пупка, а после еще выше ─ проследил по торчащим ребрам до нежно-персиковых, напрягшихся от предвкушения сладкого прикосновения к ним сосков. Поцелуй, едва ощутимое покусывание, и затем снова поцелуй, переходящий в размерное посасывание. Поочередно губы Гора коснулись обоих сосков, получив одобрение со стороны дяди в виде обхватившей его за шею руки. По-женски тонкие пальцы провели по золотисто-коричневой щеке, мягко опустившись на приоткрытые, блестящие от влаги губы «сокола», а после указательный палец плавно скользнул в чужой рот. Красивые, синее, как Нил, глаза бога неба неотрывно следили за алыми, как извечно им сравниваемыми с кровью и вином, глазами бога войны, пока его сильные руки ласкали член, а губы посасывали пахнущий сигаретами палец. Сет развел сильнее в стороны ноги, как только губы Гора отвлеклись от его руки, напоследок бережно поцеловав бледный шрам на зашитом сухожилии. За всю ночь близости они ни разу не поцеловались в губы, словно оба бога, отдавая тела друг другу, намеренно избегали более близкий контакт. Даже в этом перерождении «сокол» помнил, когда Сет впервые его поцеловал без принуждения, либо злой иронии, но все же с толикой жалости к нему, единственному почитающему сверженного правителя Древнего Египта, как протектора страны, а не кровавого убийцу, демона, разорившего Гелиополь. Избегая контакта губ, «сокол» наклонился ниже, снова к ребрам, а дальше к паху, обхватил напряженный, скользкий член губами. Не сказать, что Сет испытывал в постели с Гором особенное удовольствие: если отбросить чувства бога неба, то художник проходил через подобное огромное количество раз, из-за чего его тело хоть и расслаблялось, но эмоционально мужчина не был привязан к своему партнеру, как бы осознание подобного самим «соколом» не ранило его. После расставания с Нефтидой либидо Сета долгое время было таким же, как и его душевное состояние, однако Гор не считался с этим, и его настойчивость невольно сравнивалась богом войны с настойчивостью бывшего менеджера. Длительное удовлетворение желаний других, согласно исполнению контракта, к сожалению, стерло его собственные. Близость могла быть приятной, но все равно не такой, как в начале первых лет отношений с Нефтидой. Опыт продажи за деньги тела убил в нем потребность в сексе. ─ Какой номер у комнаты Гермеса? ─ вытирая мокрые волосы полотенцем, спросил вышедший из душа Сет. Художник мог переодеться в комнате, но почему-то предпочел надеть уличную одежду еще в ванной, тем самым сократив обзор своего обнаженного тела перед «соколом». ─ 401…Но я бы не советовал вам подниматься к нему до полудня следующего дня. ─ Бог неба сидел в одиночестве на большой отельной кровати, подмяв ноги под себя и сжимая между смуглыми пальцами тонкую сигарету. ─ У него сейчас… около двенадцати мужчин, если не больше. ─ Неоновая вывеска Сохо снова осветила темную, хоть и с поднятыми жалюзи спальню снятого богами номера. ─ Двенадцать мужчин на одного человека, блять? ─ Ну, с ним Аполлон. ─ А был и ты несколько лет назад. ─ И вы, но с вариантом, где двенадцать на одного. Они задевали друг друга, словно специально старались сделать больно. Гор чувствовал отдаленность Сета, его холод, несмотря на близость, брак и прошедшую в Греции церемонию. Бог войны все еще продолжать жить замершей жизнью, как бы «сокол» не пытался это изменить. Новое обручальное кольцо вернуло художника в ту же клетку, из которой он, казалось бы, вышел после развода с Нефтидой, но сейчас был снова должен вернуться за решетчатую дверь. На мгновение грудь Сета опалило огнем, и он практически сорвался, чтобы бросить в сторону синеглазого партнера что-то вроде: «да как ты смеешь так со мной разговаривать, щенок», но, сжав руку в кулаке, мужчина сдержался. Он сам не лучше щенка, если согласился на эти отношения с парнем, годящимся ему в сыновья, несмотря на довольно молодой внешний вид. Красноглазый мужчина понимал причину отказа матери Гора приехать на церемонию, да и вообще ее нежелание как-либо поддерживать с ним связь, ведь, будь «сокол» его сыном, то он бы сам не смог ни поддержать, ни принять такой выбор. Слишком сильная разница не только в возрасте, но и во взглядах на мир. Любви между ними не было: только болезненное обожание с одной стороны, и снисходительное позволение с другой. Заправив свободную футболку в джинсы, Сет наклонился к незанавешенной тканью клетке со слепым соколом. На шорох ладони птица подняла голову, где с двух сторон были затянуты швы вместо глаз. «Кто мог ранить такую красивую птицу», ─ кончиками пальцев он провел по рябым перьям сквозь большую прорез брусьев, ─ «еще недавно у нее были темно-синие глаза, которые она потеряла, вернувшись после длительной охоты». Когда ладонь коснулась зашитого места, Сет услышал одновременно раздавшееся со стороны кровати шипение. Обернувшись, он заметил, как Гор прижимал свою руку к правому, мокрому от потекших слез глазу. Неужели, касание ран птицы причиняло и самому богу неба боль?

***

На верхних этажах клуба было тихо: бит громкой музыки танцпола не сотрясал стены, лишь немного отдавался эхом на лестничных площадках. Возле подоконника, проходя в сторону ведущего к номеру Гермеса коридора, он увидел двух целующихся девушек. Кожа у одной была бела как молоко, когда у другой в контрасте казалась темной, но без золотистого отлива, как у Гора. Они обернулись в сторону бога войны, но не прервали ласки, сверкнув двумя парами неестественно светящихся глаз в темноте. Чтобы попасть в отель, клуб, казино, или любое другое курируемое Аполлоном и Гермесом место, нужно иметь специальное приглашение, что, подобно ключу, автоматически открывало двери любого их заведения. Если приглашал Гермес, то его пропуск выглядел в виде черной полосы из бархата на подобие чокера, но с нашивкой греческих букв изнутри, а если Аполлон, то он использовал уже перманентную татуировку с изображением лаврового венка на запястье. Словно бы братья стремились объединить под общей протекцией своих гостей. Не сказав ни слова обратившим на него внимание девушкам, красноглазый художник прошел по освещенному неоновыми ночниками коридору вглубь, пока не вышел к расположенному ближе к концу искусственному фонтану, окруженному несколькими крупными пальмами в горшках. Двое мужчин и одна женщина расположились на мягком диване напротив фонтана, не отрываясь от тихой, словно шелест листьев, беседы они пили разлитые в стеклянные рюмки напитки. Все с чокерами, визитной карточкой приглашения Гермеса, и такими же святящимися глазами, как и у девушек на лестничной площадке. За неплотно прикрытой дверью снятого Гермесом номера слышались мужские голоса, которые тотчас притихли, стоило подавившему в себе порыв просто войти в комнату Сету постучать. Боги открыли не сразу, и по выражению лица лишь немного приоткрывшего дверь и перегородившего собой путь в номер Аполлону художник понял, что его неожиданное появление ─ это последнее, что хотели увидеть сегодняшней ночью хозяева отеля. Греческий бог был одет в отельный махровый халат, и судя по тишине в комнате, они были вдвоем с Гермесом, а не с двенадцатью мужчинами, как со злой усмешкой подчеркнул Гор. ─ Уходи, сейчас не то время, ─ обычно приветливый, лучезарно улыбающийся при каждой встречи Аполлон говорил сухо, с ощутимым в голосе холодком. ─ Я за пропуском. Гермес обещал… ─ Гермес умирает, ─ ледяной голос оборвал начатую Сетом фразу, тем самым вызвав невольный озноб на теле художника. ─ Яд, не инфекция, распространился дальше, и скоро он достигнет сердца, ─ после возвращения из Афин прошло меньше года, а вполне удовлетворительное состояние бога легкого случая стало хуже настолько, что уже казался вполне реальным самый трагичный исход. ─ Тебе нужен пропуск в Британский музей, верно? ─ светловолосый мужчина словно отплевывался словами. ─ Я обещал Гору, что эта встреча никогда не состоится, но обстоятельства изменились: если я не сделаю, что хочет Он, то мой Гермес, мой любимый брат умрет, а кровь, как ты сам знаешь, всегда сильнее любых других уз. ─ Кто Он? О ком ты говоришь, мать твою? ─ бог войны вцепился в острое, натягивающее ткань белого халата плечо собеседника. ─ Ты все узнаешь сам. После того, как хопеш был вновь найден, у меня опустились руки и больше не осталось сил, как и у всех нас, отодвигать уже предписанное нам будущее. Состязание неизбежно ─ с железных врат воздвигнутого Аресом Колизея сняли цепи. ─ На пару мгновений он оставил Сета одного перед захлопнутой дверью, но, вернувшись, Аполлон вложил в поврежденную руку Сета отливающую золотом по краям карту с такой же блестящей надписью «Apollo» посередине. Мужчина сказал, что с ней он пройдет в любое время контроль на входе музея, а также сможет разблокировать дверь секции музея, хоть кроме имени бога на карте больше не было ни единого опознавательного знака. ─ Сегодняшняя встреча… Ее исход причинит вред многим? ─ Красные глаза успели мельком заметить склонившегося над полным чем-то красным, напоминающим кровь, тазом Гермеса вдалеке освещенной торшерами комнаты. Тогда, почти год назад он выбрал отказать коллекционеру в встрече, но сейчас ощущал невидимое давление извне и едва способную стихнуть хоть на день тягу увидеть обещанный артефакт. ─ Она принесет смерть, хоть и даст надежду на спасение моего брата. Тебе трудно понять мои чувства, ведь Нефтида, а не Гор показала, что у тебя все же есть сердце, которое могло любить, и быть разбитым, совсем как человеческое.

***

Хопеш вернулся к Сету.

Исида

На краю Канады, проснувшись в холодном поту среди незнакомых мужчин, Исида схватилась за ткань шелкового халата в районе сердца, которое, замерев, стало биться чаще обычного. Обретя артефакт, бог войны и песков распечатал свои воспоминания, тем самым вновь вступил в свою полную силу. Еще будучи подростками, они однажды открыли сердца друг другу, но словно бы посмотрели в свое собственное отражение: боги казались настолько похожими друг на друга с зеркальными сторонами характеров, что первая влюбленность довольно быстро переросла в крепкую дружбу, которую разрушили измена и власть. Приняв хопеш, перерожденный бог принял и приглашение Ареса на смертельный поединок богов войны в Колизее ─ заточенный в цепи Анубис оставался при заставляющем его участвовать в животных боях Аресе. В стеклянной вазе на тумбочке в углу отельной комнаты стояли красные, переплетенные с острыми шипами кустарника цветы, от запаха которых завяли все остальные преподнесенные актрисе букеты. Осирис. Кончиками пальцев богиня провела по шипам, порезавшись. Ночной ветер обдувал легкий, надетый на нагое тело халат. Подойдя к зеркалу, она разбила в несколько ударов кулаками стекло, обнажив на подложке под фальшивом слоем стекла древнее оружие.

Гор

Перья сыпались с него, а боль стояла такая, словно ножом срезали кожу. Закрытый в клетке сокол кричал, пытаясь остановить спешно одевающегося хозяина. На влажные, спутанные волосы он надел шлем, оттолкнул от себя протянутую к нему руку одного из сидящих на кровати близнецов ─ Деймоса и Фобоса, верных слуг Ареса, в этой жизни переродившихся в двух одинаковых на лицо молодых мужчин, не старше двадцати лет. Они насылали самые страшные, мерзкие кошмары, путали реальность с вымыслом, и разбивали сердца, обманом поначалу насылая самое сладкое, желанное человеком видение, что совсем скоро превращалось в кровавую, полную страданий муку, где единственной просьбой смотрящего становилась смерть, лишь бы не проходить через рвущие душу события раз за разом. Близнецы сверкнули красными глазами в опустевшей комнате, когда, взяв мотоциклетный шлем, Гор выбежал в коридор. На кровати для него лежал Сет: такой, каким «соколу» его больше всего хотелось видеть, но это был всего лишь морок. Желанный, соблазнительный, но морок. Тяжелые, темно-серые клубы дыма расползались по коридорам всего отеля ─ поставленная Аполлоном защита треснула, все его спасенные, нашедшие безопасное убежище в нейтральной зоне боги сейчас погрузились в сладкий, как яблочная гниль, сон. Ближе к нижним этажам начинало пахнуть мертвечиной, а при выходе из здания все близлежащие улицы окутал непроглядный туман, среди которого одинокими фигурами появлялись перед отчасти потерявшими свою божественную силу после ослепления птицы глазами Гора силуэты Сета из разных периодов его перерождений. Один из таких смертельно опасных образов он разрезал колесами заведенного мотоцикла, с болью, равной физической, оттолкнул от себя отчаянные мысли поцеловать призрачные губы обнявшего его сзади Сета. Настоящий Сет уже долгое время избегал контакта губ.

Аполлон

В почерневшей от скверны разрушившей барьер магии комнате он держал отплевывающегося очередной порцией крови Гермеса за липкую руку, когда в номер тихо, подобно змеям, прошли близнецы. «Наш хозяин держит свои обещания», ─ синхронно проговорили юноши, бесшумно взобравшись на широкую кровать, ─ «мы сделаем исключение: смерть наступит раньше, чем ваш сон превратится в кошмар», ─ не бывалая для прислужников Ареса щедрость: оборвать жизнь на сладком мороке. Деймос, подобно проделавшему тоже самое, но с Аполлоном Фобосу, наклонился к забрызганным темной кровью губам увядающего Гермеса. Приоткрыв рот, он просунул в чужой, слабый рот тонкий, змеиный язык, одновременно оседлав испачканные в крови бедра и скинув с плеч скрывающий порочную наготу плащ. Поцелуи близнецов оставляли фруктовый шлейф, а от их слюны начиналось удушье.