Кровь и золото

Что бы ни случилось, но шоу должно продолжаться, верно?

Tango Santa Maria ─ Gotan Project

Каждое прикосновение Сета напоминало укусы огня. Выбранная им для танца музыка казалась настолько интимной для слишком чужой, отстраненной и многолюдной публики в ресторане, отчего даже привычный к вниманию Гор чувствовал некий дискомфорт. Почему танго? Почему на людях? И почему при Нефтиде? ─ новая, оставшаяся без доступных «соколу» ответов череда вопросов крутилась в голове, мешала мысли и сбивала с ритма заданного богом войны танца, несмотря на то, что роль ведущего партнера все-таки взял на себя синеглазый спонсор. В том, что Сет считался олицетворение мужской сексуальности, будучи богом, Гор не сомневался ни на миг, но все же то, насколько соблазнительными, дразнящими и откровенными ни были бы его движения в рамках танца, однако они не могли сравниться с тем, насколько красноглазый мужчина был красив и притягателен в постели, будь то поза сзади, когда полностью открывалась молочно-белая, специально прогнутая на манер пантеры, спина, или же, наоборот, когда художник смотрел прямо в лицо, не отрывая замыленный взгляд, параллельно с чем сжимая ногами сильную спину любовника. Бог неба честно пытался сосредоточиться на танго и, что еще важнее, на усмирении собственных негативных эмоций, ведь увиденные на теле Сета синяки, очевидно, были результатом «воспитательных» мер его менеджера и прочих приближенных к нему лиц за дерзкий, опрометчивый и очень опасный для репутации не только самого живописца, но и всей команды поступок, так как ударить собственного спонсора ─ равносильно, что самому разорвать контракт о финансировании. Должно быть, художник находился в шаге от отмены, если только вскользь пробежаться взглядом по тому огромному количеству осуждающих его комментариев в сети, вполне логично, что теперь едва ли какая компания проявит желание на заключение договора с неуравновешенным живописцем, когда Сет далеко не единственный талантливый мастер песочной живописи на всю Америку, чтобы бояться раскидываться им. Конкурентов предостаточно, так что вполне вероятно, что предстоящее турне станет последним на ближайшие несколько лет для внешне, казалось бы, едва ли расстроенного из-за подобного сценария развития событий в потенциале дяди. В глазах мистера Грэхема красноволосый мужчина легко заменим другим, а вот вышедший на танцпол вместо того, чтобы дождаться алкогольных коктейлей Гор ─ настоящий алмаз, просто бесценная находка и практически неиссякаемая золотая жила, которую ни за что нельзя упускать. Для менеджера, собственно, не играло особой роли, с кем предпочтет трахаться мексиканский инвестор: с ним, или с его шавкой-художником, лишь бы Гор был доволен и не урезал финансирование. К Сету всегда относились как к товару. Красивое тело. Красивое лицо. Красивый голос. Один только «сокол» знал, что сам бог войны и пустынь считал свою внешность чуть ли не проклятием, ведь будь он уродом, то страдал бы гораздо меньше за свою жизнь. Уроды всегда в тени. Они знают больше, могут оставаться незаметными, где такие, как Сет, всегда на виду. Гор это понял еще в те времена, когда не менее прекрасная, ничуть не уступающая ни в чем своему брату Исида принимала обличье дряхлой старухи, скитаясь с маленьким тогда сыном по городам, отчаянно ища приют и скрываясь от вездесущих соглядатаев сидящего на троне жестокого бога. Даже зрелость, словно дорогой костюм, безупречно подходила дяде, делая того еще больше сексуальнее, визуально опытнее, чем в юности. Волосы все также, как и в прошлой жизни, «сокол» сравнивал с брызнувшей на песок кровью, или же разлитым вином на золотые украшения, что кучей сыпались на тахту молодого правителя, но едва ли имели какой-то вес в его глазах, если самой ценной для него драгоценностью был один только Сет. Сет ─ его личный бог, хозяин его тела и сердца, его правитель, первая и последняя любовь. Гор помнил, как близки душой бывали их с дядей разговоры при слабо-розовых лучах рассвета, когда на боге пустынь оставались из одежд одни только дорогостоящие, щедро подаренные ему синеглазым правителем украшения: новый, еще более роскошный, чем прежде усех, браслеты с заморскими камнями для тонкой щиколотки, что всякий раз позвякивали, стоило мужчине переставить ногу. В такие часы они говорили обо всем, не следя за временем, будь то повседневное, практически рутинное обсуждение каких-либо текущих дел, или же более глубокие, требующие долгих рассуждений темы, например, о вечности богов и смертности людей. А бывали ночи, холодные, как боевая сталь, когда Гор отпускал охрану, позволяя Сету сесть на некогда и принадлежавший ему трон в его любимую, царскую позу: закинув ногу на ногу и подперев локтем острый подбородок. Бог войны не понимал мотивы племянника вот так просто соглашаться уступать пусть даже и под пологом ночи, но все-таки свой царский трон, на что синеглазый партнер неизменно продолжал отвечать, что для него едва ли что-то значит этот «стул», если рядом нет любимого человека. Также Гор не мог забыть, и как сжимал, захлебываясь слезами, оставшийся от Сета череп спустя несчетное количество лет, когда начинало подходить к концу его земное правление, все больше и больше уступая эпохе обычных людей. Боги бессмертны, оттого их уход напоминал постепенное, плавное исчезновение: выбранное ими тело начинало бледнеть, становиться все прозрачнее и прозрачнее с каждым днем, пока полностью не растворилось в песчаной буре, как это произошло с Сетом. Уходя в пески, бог войны и пустынь уклонился от прощального поцелуя безутешного, полностью разбитого и практически не помнящего себя от горя Гора, сказав: «найди меня в следующей жизни, даже если я больше никогда не вспомню тебя». Пасть, напоминающая бездонную воронку, огромной песчаной змеи поглотила Сета, спустя несколько мгновений выбросив к коленям рыдающего навзрыд, отчаянно держащегося за голову правителя Египта лишь переломанные кости полностью раздробленного скелета ─ то, что со временем просто истлело в воздухе, тем самым полностью стерев след земного существование красноглазого бога. К черепу, как единственной сохранившейся целой части, помимо песка прилипло несколько клочьев оставшихся, не унесенных ветром алых волос, что все еще пахли дядей. Это был самый болезненный рассвет в жизни Гора: воды Нила под лучами восходящего солнца в тот день напомнили кровь. ─ Ты сбиваешься, ─ подобно хлысту, ударил строгий голос бога войны и пустынь, в миг напомнив синеглазому спонсору, что сейчас не место и не время для ностальгических воспоминаний, ─ следи за музыкой, а не за своими мыслями, ─ мелодия танца, который ему ставили, кажется, для рекламы парфюма «Армани» вместе с Джулией Робертс несколько лет назад, была хорошо знакома «соколу», однако он все равно делал ошибки, не держал ритм, или пропускал поворот, когда этого требовало танго. Его рука незаметно для самого увлекшегося своими воспоминаниями Гора поднялась на уровень лопаток Сета, что являлось недопустимым для правил танго, поэтому мужчина поспешил ее вновь вернуть на середину спины партнера, провести ладонью по приятной на ощупь, дорогой ткани строгого костюма бесподобно сохраняющего идеально прямую осанку весь танец художника. Будучи ведущим, бог неба два, или три раза спутал момент, когда нужно было ускорить шаг, а, когда, наоборот, замедлить, помимо чего мужчина ставил не ту ногу, выступая скорее отражением действий Сета, а не Сет ─ его, как положено любому ведомому в паре. Бывший правитель Египта искренне не знал, как они вдвоем смотрелись со стороны, была ли в их совместных движениях гармония, или же один только хаос, если учесть, сколько заминок было сделано синеглазым спонсором, пока он, наконец, не вернулся к первоначальному, заданному дядей темпу. Краем глаза мужчина видел обращенные в их сторону камеры мобильных телефонов, однако сами лица гостей ресторана расплывались, из-за чего казалось невозможным определить их выражения под полуосвещенным, тепло-медовым светом свечей и зажженных торшеров. Пальцы живописца, ранее спокойно лежавшие на темной шее Гора, слегка надавили на прощупывающиеся под кожей артерии, тем самым полностью переключив внимание ведущего партнера на себя, коему, что стало удивительным для Сета, в преддверии завершения танца более бодро удалось не только уловить суть, но и выполнить синхронно покачивания бедрами, вслед за которыми следовал еще один полный поворот, с которым бог войны справился также превосходно, как и со всем остальным, ни на мгновение при этом не выпустив из своей руки руку красноглазого партнера. На лбу дяди выступил крупными каплями пот, его волосы растрепались от быстрых шагов и поворотов, вдобавок к чему, размоталось самое начало бинта, став торчать из-под незастегнутого манжета рубашки. То, что они делали вдвоем, определенно, не было ни проявлением каких-либо чувств, ни попыткой соблазнения одного мужчины другим, а всего-то ─ тщательно продуманной художником частью шоу. Его запомнили люди по перформансам, а не картинам, не работам, выполненным из кварцевого песка на стекле, по причине чего Сет сейчас особенно ярко подчеркивал это, создавал свое собственное представление для не сводящего с него глаз и медленно раскачивающего бокал алого вина Энтони Грэхема. Вся публичная жизнь Сета ─ один большой перформанс, поэтому мужчина физически не мог молча, неприметно разойтись, раз все эти годы от него менеджер требовал именно зрелищ, а не таланта, не новых работ, ведь прогонять одно и то же представление по давно обкатанной схеме куда легче, чем создавать что-то новое каждый раз. Стоило музыке замедлиться, а шагам стать шире и плавнее, как Гор все-таки смог сконцентрировать свой взгляд на вышедшей из-за стола Нефтиде, что все это время безучастно смотрела на них, даже не поведя открытым плечом. Синеглазый мужчина уже заранее настроил себя увидеть на ее лице переходящее в ревность недовольство, или медленно размывающую грань с обидой печаль, однако богиня мира, вопреки всем домыслам «сокола», не выглядела подавленной, напротив, ее нежно-розовые, мягкие как шифон губы, были растянуты в легкой, будто бы прощальной улыбке, которой обычно одаривают людей перед долгой, если и вовсе не окончательной разлукой. Ее обручальное кольцо соскользнуло с безымянного пальца в то же мгновение, как танго вновь принялось набирать более быстрые обороты, но, несмотря на режущие слух звуки скрипки и хрипловатый голос певицы на сцене, бог неба мог поклясться, что слышал лязг ударившегося о ножку винного бокала золотого украшения. Бывший правитель Египта испытал еще один укол совести за сегодняшний вечер, ведь между бывшими супругами давно не было огня, лишь холодный пепел, от осознания чего «сокол» сильнее сжал лишенную перчатки руку Сета, что завершил танец красивым прогибом в спине под нарастающий шум аплодисментов: как выяснилось позже, на их танго засмотрелись даже на время оставившие свою работу официанты. Гор соврал бы самому себе, если бы стал отрицать, что ему не хотелось поцеловать Сета именно сейчас, когда он все еще был склонен над его лицом, и их губы находились настолько близки, что он буквально чувствовал дыхание дяди. Но, боясь опять сделать что-то лишнее, отталкивающее, бог неба с трудом воздержался от реализации своего желания, вдобавок ко всему мысленно напомнив себе, что скрывающему под одеждой синяки художнику явно сейчас не до этого. Синеглазый спонсор понимал, что у его партнера был определенный план, согласно которому он и пригласил его на танец, отчего «соколу» только оставалось ждать развязки, своеобразного финала, раз он теперь тоже участник этого перформанса, и затишье, повисшее в зале, стоило воспринимать как игру. ─ Ты говорил, что у каждого поступка есть своя цена, ─ подобно звуку бьющегося стекла звучал холодный, низкий из-за обилия выкуренных сигарет, обращенный в сторону отодвинувшего от себя полупустой бокал менеджера голос Сета, ─ и если я хочу разорвать контракт, то должен лишить себя того, что больше не сможет приносить тебе денег, ─ бог войны и пустынь приблизился к столику, за которым, как только сейчас успел заметить «сокол», не было и, видимо, ушедшего вместе с Нефтидой грека, ─ что ж, я согласен на равноценный обмен, ─ за долю секунды, настолько быстро, что едва ли бог неба успел сообразить, что именно собрался сделать дядя, Сет сжал в левой руке деревянную рукоять шила для колки льда, наполненного в ведре с шампанским, после чего резко отвел в сторону руку, но уже в следующее мгновение на совесть заточенное острие вонзилось в ладонь правой, ведущей для художника руки ─ несмотря на смертное тело, бог войны и пустынь не был обделен силой в своих перерождениях. Алая кровь крупными ручьями стала заливать бледные пальцы, пачкая своим цветом золото обручального кольца. Словно в масло, мужчина с еще большей силой принялся вонзать в свою руку окровавленную сталь шила.

***

Нефтида положила так и незажженную, спонтанно вынутую из серебряного портсигара сигарету обратно внутрь, после чего надела бежевые перчатки из тонкой кожи поверх колец. Она знала, что Сет не сможет просто так уйти, ведь, несмотря на то, что разлит бензин, всегда нужна спичка, дабы вспыхнуло пламя. Бог войны и пустынь платил по своим долгам не хуже Ланнистеров, отчего отдать способность рисовать, самому себе повредив связки на ведущей руке, казалось ему соизмеримой ценой за свободу от обязательств контракта. Художник, подобно попавшему в людской капкан зверю, без колебаний готов отгрызть себе ногу, лишь бы не провести остаток дней в неволе. Сейчас не было нужды держаться за брак, поэтому у красноглазого мужчины больше не осталось ни единого мотива продолжать участвовать в построенном на его же костях перформансе, где, возможно, зрителям были не столько интересны переходящие из одного изображения в другое работы на песке, сколько игра артистов, использование живых соколов, обилие спецэффектов и музыкальная составляющая крайне необычного выступления. Но Сет ошибался, думая, что его супруга стала настолько холодной и равнодушной к его работе в последние годы, раз не имела должного представления об изнанке «кровавой» славы живописца. Богине мира потребовалось время, чтобы осознать всю подлинность своего безразличия к мужу, хотя на самом деле женщина была прекрасно осведомлена о его положении дел, отчего становилось еще паршивее, так как ее многолетнее невмешательство можно было приравнять к безгласной поддержке действий менеджера и высших слоев стоящего за ним агентства. Должно быть, трагедия их с Сетом отношений в том, что Нефтида никогда не любила его, когда сам Сет ─ никогда не любил Гора. Блондинка больше не видела причин оставаться с бывшим супругом, поэтому ей слишком легко далось снять обручальное кольцо, хотя со стороны это выглядело с точностью наоборот, будто бы богиня сдалась, с печалью в сердце уступила свое место «соколу». Чувство вины за свою отстраненность, безучастность и многолетнее бездействие так долго не давало женщине отпустить Сета, так как богиня мира понимала, что окончательный разрыв отношений способен тяжело ранить его, чего она никак не хотела желать, даже исходя чисто из чувства благодарности за эту роскошную жизнь в кругах светского общества, которую для нее построил бог пустынь. Отсутствие детей, непонимание друг друга, редкость, однообразность и откровенная скука сексуальных отношений в последний год, пресыщение друг другом, нежелание одного партнера быть услышанным другим, и наоборот, измены с обеих сторон, если опустить факт принуждения или наличие вынужденной близости у Сета с инвесторами, ─ все это вместе стало сильным толчком для принятия окончательного решения разойтись, сжечь последний возможный мост между обоими супругами, отчего одна только мысль о концепции остаться друзьями после всего прожитого казалась невозможной, если вовсе до раздирающего горла колкого смеха не отвратительной. ─ Здесь осени холоднее, чем ночи в пустыне, не забывай, ─ вышедший на лестницу следом за молодой женщиной грек накинул на голые плечи оставленную богиней в ресторане меховую накидку, ─ не жалеешь, что не остановила его? ─ прислонившись спиной к кремовой колонне холла, без тени волнения в голосе продолжил желтоглазый помощник, скрестив руки в привычной для него позе. ─ Без своей правой руки он не только больше не будет интересен обществу, но и не сможет даже хопеш сжать со всей силы, если память все-таки начнет возвращаться к Сету, как с недавнего времени началось у тебя, ─ сказанное, словно доставляло особое удовольствие темноволосому иностранцу, раз он даже не сдержал выражающую неподдельное удовлетворение улыбку. ─ А ты все-таки жестока, Неф, хоть и богиня мира: в прошлой жизни даровала проклятие вместе с браслетом, а в этой ─ лишила его возможности полноценно защитить себя, ─ мужчина специально провоцировал свою собеседницу, старался задеть, преподнося случившееся как часть допущенного древнеегипетской богиней плана. ─ Он слишком долго слушал мой голос, поэтому не заметил, как его собственный превратился в эхо моих слов, ─ боги одновременно вышли на скользкую, занесенную гнилыми листьями гранитную лестницу отеля, моментально ощутив укус осеннего ветра, ─ Сет привык расплачиваться кровью за поступки, но даже так он бы не стал травмировать себе сухожилия, наносить один за другим удары шилом по ладони и ниже ради меня, ─ Нефтида не видела воочию произошедшей в ее отсутствие сцены, но все равно могла с точностью представить, как именно бывший супруг изувечил руку, ─ подвижность пальцев восстановится со временем после операции, но на это уйдут месяцы, да и после периода реабилитации ему будет крайне тяжело долго напрягать поврежденную руку, часами напролет сидя перед мольбертом в студии, или же постоянно сжимая и разжимая в разных направлениях струи песка над стеклом, ─ тонкие шпильки ее переливающихся в цвет заколки-ракушки на волосах туфель громко стучали по гранитным ступеням, ─ а память ко мне вернулась в качестве наказания за мой грех, ведь забвение ─ доступное далеко не каждому из нас удовольствие. Мелкий дождь продолжал покрапывать, сев в ожидающий их с греком автомобиль, Нефтида устало приложила ладонь к запыленному стеклу окна. Она устала себя чувствовать бесполезным украшением на воротнике костюма Сета, несчастливый, по ее мнению, брак с которым сделал из нее красивую, но мертвую, прижатую иглой бабочку под стеклом кейса. Она столько раз видела, оставаясь в тени, как менеджер швырял к ногам мужа складной нож, говоря, что если тот так желает свободы, то не станет кичиться лишить себя того, что сделало его своего рода заложником данных обстоятельств ─ его способности рисовать. Конечно, в данном случае не могла идти речь о полной неподвижности руки после лечения, но все равно с такими ранами Сет едва ли сможет претендовать на профессиональное занятие живописью на постоянной основе, скорее всего, уместным будет выбрать какой-то более менее подходящий ему аналог, вроде преподавания на факультете искусств, или же тьюторство для дачи личных уроков, если уровня имеющегося у него художественного образования недостаточно для реализации первого варианта. Да, рано или поздно, но рука бывшего бога все равно заживет, чего нельзя будет сказать о боли, что останется, лишь став фантомной со временем. Нефтида не хотела, чтобы Сет вспомнил свое прошлое, вспомнил ее и Анубиса, ведь чем сильнее бывшего мужа поглощал песок, тем сильнее стиралась грань между галлюцинациями и реальностью, что ознаменовало начало неминуемого конца. Более того, ей не казалось удивительным и то, что ее муж впервые кому-то доверился, помимо нее самой, ведь это тоже являлось своего рода проявлением фрагментами возвращающейся памяти: пусть не самого Гора, но былое ощущение безопасности, защиты под навесом его крыльев на подсознательном уровне показалось художнику знакомым, раз он практически не колебался в своем решении. По длинным, подведенным черной тушью ресницами богини мира заблестели, подобно алмазной пыли, слезы: все же она действительно слишком долго оставалась безучастной свидетельницей жесткого обращения с собственным мужем, с которым ей даже стало неприятно ложиться в одну постель, так как она знала перед кем он снимал одежду до нее, но продолжала молчать, закрывать глаза на все, что выходило за границы ее иллюзорных представлений о той самой мечте, стереотипностью коей до сих пор продолжали пестрить буклеты во многих центрах планирования семьи. Светловолосая богиня помнила, как равнодушно смотрела из окна на внутренний двор их дома в Кентукки, где холодные от снега, грязные и едко пахнущие машинным маслом руки телохранителя менеджера, схватившись за винные волосы, с размаху ударили опущенного на колени Сета лицом о переднюю дверь автомобиля, заставив того вскрикнуть от острой боли на перебой с ветром. Это был канун их восьмого совместного Рождества, которое они собирались по просьбе самой Нефтиды отметить вместе с ее родителями в родном ей штате. Горячей струей кровь засочилась из носа, испачкав светлую кожу бога войны и пустынь. Наклонившись, одетый в черную куртку иностранец с режущим слух акцентом развернул к себе рефлекторно закрывшего ладонью нос живописца, что от последующего удара уже тракторной подошвой сапога испытал настолько оглушительную боль, что голос, сорвавшись, застрял глубоко в горле, а кровь засочилась сильнее. Из-за деформации носовой перегородки и заливающей губы, подбородок, одежду крови дышать становилось труднее, открыв потемневший от все той же крови рот, мужчина принялся судорожно ловить декабрьский воздух, чувствуя, как от пронзившей стрелой все лицо боли начинает темнеть в глазах. Но тем не менее, отплевываясь, с трудом спустя несколько мгновений Сет все равно поднялся на пошатывающихся ногах, не желая ни единой минуты находиться ни перед на коленях, хотя светлое лицо начинало болезненно опухать, вслед за чем стали проявляться первые следы гематом под глазами. В тот год ему сломали нос, а она всего-то закрыла окна ─ потоки холодного ветра могли привести к нежелательной простуде, думалось положившей руку на округлившийся, немного выпирающий сквозь платье живот Нефтиде. «Будь хоть в этой жизни счастлив, Сет…С тем, кто тебя искренне любит», ─ миниатюрными ладонями женщина закрыла покрасневшее лицо от крупными, обжигающими своей солью нежную кожу каплями заливших щеки слез.