Кровь и золото

«Однажды сожженные крылья больше никогда не отрастут, однако уродливые ожоги на лопатках способны еще долгие годы «гореть», время от времени напоминая о том, что на их месте когда-то были обласканные самим ветром, рябые, широкие соколиные крылья» (с). Он лежал на кровати в темной комнате, смотря на раз в несколько секунд мигающую красную лампочку на датчике дыма, установленном высоко на потолке. Весь остаток дня Гор провел в постели, отчего чувствовал себя каким-то больным, поднявшись на скомканных простынях в седьмом часу вечера с тяжелой головой и неприятным ощущением изжоги в пустом желудке. Плотные, однотонные серые шторы были задернуты, скрывая от «сокола» мерцание огней вечернего Нью-Йорка и вдалеке виднеющуюся, охваченную теплым свечением множества подсветок Статую Свободы. С момента удара Сета прошло около десяти часов, однако богу неба казалось, что он все еще чувствует жар от звонко отвешенной художником пощечины на своем лице. Что он сделал не так? ─ вопрос, на который бывший правитель Египта вроде и мог найти точный ответ, ведь он спровоцировал подобную реакцию у Сета достаточно своевольным, панибратским прикосновением к нему на виду его бывшей супруги, к которой он точно еще имел чувства, пусть и в меньшей степени, чем раньше. Но, с другой стороны, синеглазый мужчина не мог понять причину настолько сильного гнева, раз бог войны и пустынь не просто крикнул на него, или оттолкнул, а именно ударил по лицу, чем, собственно, и расписался в правдивости характера их отношений, ведь пощечина ─ это личный жест. Да, дядя в прошлом выступал его противником на состязании, да и после очень долгое время едва ли замечал присутствие племянника в своей жизни, считая того полоумным, душевно больным, раз он вопреки здравому смыслу, чувству долга и словам Исиды-регента все равно выбирал сторону всеми отверженного демона с красными, цветом Смерти, волосами, позорно проигравшего сражение. Конечно, «сокол» не позволял себе питать каких-то иллюзий относительно дяди, но все-таки на слишком уж ярком контрасте сыграл данный жест на публике после совместно проведенной не только ночи, но и утра, вместившегося в себя как теплый перекус в кофейне, так и совершенно невообразимую в обычное время дерзость под мостом, когда, очевидно, оба партнера почувствовали себя молодыми, свободными и безбашенными, не особо сильно задумываясь о возможных последствиях, если бы они были случайно обнаружены прохожими. Хотя у Гора вызывало лишь мимолетную улыбку на лице одна только возможность гипотетической ситуации, когда бы им пришлось объясняться в полицейском участке за устроенный на улице произвол: безусловно, «соколу» бы ничего не стоило без проблем замять ситуацию, но один только факт совместной вовлеченности вместе с дядей в своеобразные «приключения» почему-то грел сердце темноволосому мужчине. Он не хотел признавать правдивость предостережений Аполлона, как и отвечать на его звонки и сообщения, что хоть, в отличие от явно затаившей немалую обиду матери, как-то пытался справиться о состоянии дел Гора в чужой стране, невзирая на то, что светловолосый бог не поддерживал «сокола» в его сомнительном, опрометчивом и спонтанном выборе сорваться, все бросить и просто уехать в Штаты, лелея призрачную мечту воссоединиться с любимым и в смертной жизни. Перед тем, как выключить на вечер телефон, бывший правитель Египта все же набрал короткий ответ нейтрально держащемуся Гермесу в мессенджере, проигнорировав все расспросы любознательного, но очень уж тревожного друга о том посте вместе с древнеегипетским богом напротив «Старбакса» и о последующем, просто чудесным способом благодаря греку залитом чуть позже в сеть видео с пощечиной. Да, когда ты публичный человек, приходится довольно быстро научить себя свыкаться с тем, что абсолютной любой твой поступок может быть выставлен в Интернет совершенно вне зависимости от твоего желания, или разрешения. Учитывая характер желтоглазого помощника Сета, Гор ни минуты не задавался вопросом, каким образом мог попасть фрагмент записи с камер видеонаблюдения отеля в публичный доступ в социальной сети, что почти сразу завирусился, собрав огромное количество всевозможных копий, приколов и вставок под различную музыку с текстом видео по соответствующему хештегу, одно только название которого сильно принижало Сета, как мужчину. Пользователи массово осуждали его действия, напоминали, что это не первый раз, когда еле-еле не попавший под всеобщее осуждение и отмену скандальный художник на своем собственном перформансе сломал челюсть своему тогда еще инвестору, а также добавили свою частицу хейта сторонники Нефтиды в их обсуждаемом еще с начала лета бракоразводном процессе. Одни обвиняли живописца в попытке хайпа на сыне известной актрисы, другие же умудрились выставить их краткосрочные отношения как скрытый, долгий роман на стороне, который мужчины не хотели афишировать до определенного времени, ну и, конечно, нашлись и те, кто списал импульсивное поведение красноглазого мастера на действие наркотиков, или каких-то других запрещенных веществ, раз тот был рожден в тюрьме на юге Штатов, где ничего не стоило пристраститься, так как синтетические и натуральные наркотики оставались самым ходовым товаром на черном рынке. Признаться, бог неба был счастлив, что Сет всеми силами пытался скрыть изрядно портящие качество его жизни проблемы с психикой, иначе непременно львиная доля охочей до грязных сплетен аудитории принялась бы копать глубже, искать видную только им связь между поступками живописца и приемом им транквилизаторов. До ужина оставалось сорок минут. Сорок минут, чтобы принять душ, смыть с себя вместе с потом и грязью ушедшего дня налет мыслей, невольно подталкивающих «сокола» к идее вернуться в Мехико, раз и навсегда оставить какие-либо попытки добиться расположения столь противоречивого, непостоянного партнера. «Сокол» чувствовал досаду после случившегося, так как не считал, что своей нежностью, бережностью и неподдельной любовью к богу войны заслужил подобное обращение, как с собакой, с которой хозяин чередует кнут и пряник. Чуть ли не целующий носки туфель Гора в качестве извинений сероглазый менеджер лично пригласил спонсора на примирительный ужин во французском ресторане на первом этаже отеля полностью за его счет, дабы хоть как-то сгладить настолько некрасивую ситуацию, на что бог неба дал короткий, неоднозначный ответ, так как, признаться, на тот момент мужчине не хотелось какое-то время видеть занятого Нефтидой Сета. Воображение рисовало в голове слишком реалистичные, задевающие за живое сцены возможной близости бывших супругов, отчего хотелось обессиленно рухнуть на дно ванны, поджать ноги к себе, уткнувшись головой в колени, и просто лить, лить, лить бесконтрольно холодную, как безразличие самого художника, воду, слушать ее нисколько не заглушающий мысли шум. В полностью заполненном постояльцами зале играла живая музыка, а на постеленных темно-фиолетовой скатертью столах, помимо бежевых фарфоровых ваз со свежими, не так давно срезанными розами такого же цвета таяли в серебристых подсвечниках толстые свечи, капая крупными каплями расплавившегося воска на продетые под дном и подобранные с учетом цветовой гаммы скатерти салфетки. Бархатная черная бабочка давила на смуглую шею одетого в темный, классический и максимально официальный смокинг Гора, что едва ли одарил проводившего его к забронированному менеджером столику лакея даже беглым взглядом ярко сверкнувших в полуосвещенном помещении синих глаз-сапфиров. «Соколу» не хотелось вдаваться в подробности ресторана, как бы красиво он ни выглядел внешне, и изучать детали, вроде кофейных торшеров, или черно-белых фотографий французских знаменитостей на стене из белого камня. Расправив складки излишне строгого для неформальной встречи пиджака, мужчина сел за специально отведенное ему место, практически молча, слабым кивком головы поприветствовав уже ожидающих его гостей вместо привычных рукопожатий. Справа от бога неба располагался ни на секунду не закрывающий рот менеджер, что буквально после каждой своей фразы добавлял либо слова извинений, либо благодарностей, адресованных Гору, как единственному инвестору осеннего турне Сета. Нефтида, очевидно, жемчужина данного вечера, по меркам «сокола», не случайно надела перламутровое платье, полностью открывающее белую, как воск, спину и ту самую известную в сети бриллиантовую нить на шее ─ один из самых дорогих подарков живописца, в дополнение к чему молодая женщина украсила платиновые, идеально собранные в высокую прическу волосы бледно-розовой заколкой, выполненной как одна из половинок морской раковины и обсыпанная ближе к краям пылью каких-то тоже дорогостоящих, прозрачных камней. Богиня мира, подобно Сету, до сих пор не сняла обручальное кольцо, что и сейчас переливалось слабым светом на ее безымянном, тонком пальце, надетом чуть ниже другого золотого кольца с бежевым кварцем. Она вяло, незаинтересованно перебирала вилкой листья салата, словно бы понимала всю неуместность своего присутствия за одним столом с Гором, искренне не знала, как правильно себя вести в подобной ситуации, отчего решила попросту держаться отстраненно, но с достоинством, как, впрочем, и на всех остальных светских вечерах. Ранее отсутствующий на вечере красноглазый художник вернулся за свое место лишь, когда принесли шампанское в ведре со льдом после основного блюда ─ свинины под гранатовым соусом и «Рататуя» в качестве гарнира, овощи в котором, к слову, бывшему правителю Египта показались пресными и немного разваренными, словно их готовил дилетант, не имеющий ни единого понятие о французской кухне. Сет встретился глазами с первым отведшим взгляд в сторону «соколом», с тихим скрипом он отодвинул все это время находящийся свободным стул по левую сторону от бывшей жены, после чего, опустившись на мягкую сидушку, перекинул вперед распущенные волосы так, чтобы винные пряди как можно больше скрывали сильно утянутую галстуком шею. Бог неба предпочитал провести сегодняшний ужин показательно холодно, игнорируя абсолютно любые слова, или действия художника, обращенные лично к нему, будь то даже банальный этикет. Краем глаза повернувшийся якобы к активно обсуждающему достопримечательности Нью-Йорка менеджеру Гор видел, что зажатый между экс-супругой и смотрящим в экран телефона греком бог войны и пустынь довольно часто бросал чуть ли не возмущенный взгляд в его сторону, время от времени сильнее сжимая в кулаке вилку, возможно, представляя при этом чье-то горло. Энтони Грэхем, так звали менеджера, казалось, светился ярче начищенной монеты, упиваясь внезапным вниманием «дражайшего» спонсора, перед которым он был готов хоть сам встать на колени, лишь бы бог войны не урезал финансирование предстоящих перформансов в Америке после оставившего явно неприятный осадок инцидента на лестнице утром. Мистер Грэхем, несмотря на все его попытки произвести впечатление, не входил в категорию мужчин, которые бы могли понравиться «соколу»: зализанные лаком назад волосы, клетчатый костюм, нарочито выставленные на показ часы «Rolex» на левой руке, где была закатана рубашка, обнажая запястье, и просто обилие сладкого парфюма, от которого создавалось впечатление, что американец им облился с ног до головы, а в носу начинало неприятно щипать, стоило только синеглазому мужчине ближе наклониться к собеседнику, у коего, должно быть, уже начало сочиться с головки члена ─ слишком уж в сильном он пребывал восторге от даже крупицы внимания известного инвестора. Тем не менее, Гору не было понятно, почему он так сильно боится причинить даже малейшую боль Сету, когда сам Сет ему ─ нисколько. Еда в местном ресторане настолько не нравилась «соколу», что он даже не стал притрагиваться к десерту, заранее посчитав, что меренговый рулет с клубникой способен почти также его разочаровать, как и «Рататуй». Среди присутствующих на вечере тянулось, подобно гитарной струне, неприятное напряжение, которое никак не получалось сгладить даже крайне улыбчивому на людях менеджеру, серые, полные неподдельного восхищения глаза коего напоминали лунную, блеклую дорожку света на черной воде. Пожалуй, цвет глаз ─ это единственное, что бог неба мог счесть красивым в холеной внешности Грэхема, что, должно быть, в нем самом видел лишь золотой билет в богатую, насквозь промазанную роскошью жизнь. Гор слышал обрывистые фразы что-то тихо, практически в самое ухо Сета говорящей Нефтиды, но по-прежнему сдерживал себя от соблазна посмотреть на красноглазого, сидящего напротив него возлюбленного. Да, в этой жизни они ничего друг другу не должны, они всего-то по стечению случайных обстоятельств оказавшиеся в постели на одну ночь незнакомцы, поэтому «сокол» не имел абсолютно никакого права требовать от дяди каких-либо гарантий, или еще лучше: взять ответственность за свои чувства, раз тот, зная об этом, не стал препятствовать их близости. Возможно, позже наступит время для горького коктейля обиды с разочарованием, однако сейчас у Гора буквально кровь в венах закипала от злости, стоило ему только услышать спокойный, ровный голос Сета, обращенный к бывшей жене. Что он, блять, пытался скрыть? Или чего продолжал опасаться? ─ навязчивые, крутящиеся в голове бывшего правителя Египта вопросы не давали ему покоя, то и дело заставляя мужчину пропустить мимо ушей большую часть увлеченно рассказываемой ему менеджером информации, который, как позже заметил Гор, очень быстро и тонко уловил его слабые, наигранные отголоски заинтересованности, отчего стал себя вести более фривольно, позволяя себе «случайно» коснуться чужого запястья, или отодвинуть в сторону полный нетронутого спонсором шампанского бокал. Матушка говорила, что рано или поздно пески позовут Сета, пустыня пробудит его воспоминания, и жаркие объятия в два счета сменит холодное лезвие приставленного к горлу хопеша, если Гор не оставит свою идею сблизиться с ним. Воссоздать перформанс их сражения действительно было опасно, с этим богу неба было трудно не согласиться, ведь присутствие второго бога с сильной составляющей силы в отличие от Нефтиды, у которой мало того, что не отсутствовал связывающий ее с прошлым атрибут, так еще и были ей самой запечатаны воспоминания, могло стать сильным толчком к пробуждению, казалось бы, похороненного прошлого. Чем больше бог войны прикасался к песку, тем сильнее становился риск возникновения более осмысленных видений, чем просто красочные, напоминающие больше кадры сериала, обрывки сцен, диалогов, силуэтов… Но самым трагичным исходом развития событий мог стать иной вариант: тот, если пробелы в памяти окажутся настолько длинными, что некоторые фрагменты не только не восстановятся, но и начнут видоизменяться, сплетаться с чужими, подменяя одно событие другим. Например, одним из самых сильных страхов Исиды являлось то, если вместо Осириса ее брат увидит Гора, душащего его увенчанными острыми пиками шипов стеблями мертвенно-красивых, темно-алых цветов. Ощутив руку менеджера под столом на своем колене, «сокол» не стал останавливать мужчину, наоборот, он постарался как можно более игриво посмотреть на него, растянуть тонкие губы в приторной, как пересахаренный кофе улыбке, вслед за чем ответно коснуться бледной ладони американца, недвусмысленно проведя ею выше по аспидной ткани брюк к внутренней стороне бедра, что уже в следующее мгновение догадливый менеджер принялся сминать, придвинув ближе к Гору стул. Задумавшись, синеглазый мужчина решил еще раз до мельчайших подробностей прокрутить тот им подслушанный буквально за несколько недель до отъезда диалог матери с Аполлоном. В тот день Исида, как и всегда, не предупредила древнегреческого бога о своем приходе, не стучала в дверь и даже не ускорила шаг, чтобы можно было заранее услышать приближающиеся к комнате шаги. Одетая лишь в наскоро наброшенный на нижнее белье полупрозрачный халат с расплывчатым изображением рыбок кои и такие же прозрачные тапочки с комком рыжеватого меха на невысоких каблуках богиня одним грубым рывком на себя открыла по обыкновению редко закрываемую на ключ изнутри дверь апартаментов Аполлона. Женщину не остановил ни шорох быстро сброшенного на пол одеяла, ни приглушенные голоса, словно у себя дома, древнеегипетская богиня прошла вглубь переходящей в темную спальню гостиной, не церемонясь, она резко включила свет, как только переступила порог до нельзя обкуренной какими-то излишне сладкими благовониями комнаты блондина. ─ Давно не виделись, Гермес, ─ бросив презрительный взгляд на выглядывающую из под натянутого выше головы одеяла пятку, сухо проговорила демонстративно открывшая все окна Исида, ─ я смотрю, с прошлого раза ты так и не научился прятаться, ─ смирившись с тем, что синеглазая богиня все же вновь застала его в постели с братом, Гермес недовольно приподнялся на широкой кровати, скинул с рыжих волос одеяло. ─ Какими судьбами, Исида? ─ Аполлон мягко улыбнулся, откинувшись на кофейную, занимающую практически половину стены спинку кровати. ─ Твой приход всегда настолько неожиданный, что у меня создалось впечатление, что тебе просто нравится заставать меня, или моего брата врасплох, ─ светловолосый бог искусства перевел взгляд на покрасневшего, отвернувшегося к стене бога хитрости и счастливого случая, после чего ласково провел ладонью по его стройной, покрытой липким подтеком семени ноге под одеялом. ─ Гермес, будь зайкой, сходи в бар на первом этаже и принеси нам всем выпить что-то несильно крепкое на свой вкус, ─ Исида всегда пренебрежительно обращалась с младшим ее по возрасту Гермесом, часто помыкала им и не то, что абсолютно не прислушивалась к нему, а прямым текстом говорила покинуть комнату, когда более старшие, зрелые боги обсуждали какую-либо не предназначенную для посторонних ушей информацию. Бог удачи привык к подобную поведению синеглазой богини, по причине чего не стал спорить: молча поцеловав брата в губы, он поднял с пола ранее сброшенный отельный халат, после чего вышел из спальни, прикрыв за собой бежевую дверь. ─ Арес снова вернул цепи Гефесту, ─ ставшим в миг холодным голосом бросила вдогонку уходящему мужчине Исида, ─ я считаю, ты имеешь право знать. ─ Чем больше распаляла Ареса его власть, тем сильнее становился его страх возможного восстания со стороны не выбравших его сторону богов, так называемых подопечных владеющего лавровым венцом Аполлона, поэтому казалось вполне логичным опасаться даже теоретического побега великого кузнеца Зевса, что вполне мог и в этой жизни воссоздать легендарные таларии ─ весомый атрибут силы Гермеса. Надвигалась смута: многие из сторонников древнегреческого бога войны начинали сомневаться в правильности выбранной им стороны, поэтому первенцу могущественных Зевса и Геры ничего не оставалось, кроме как перейти к более радикальным, в прошлом уже давшим определенный, выгодный ему результат мерам. Как бы там ни было, но Исида до последнего не собиралась вступать в конфликт богов, ведь залог безопасности Гора ─ это ее собственный обет невмешательства в дела жестокого бога распри, крови и побоищ. Именного из-за этого женщина себе места не находила, стоило ей только услышать, что сын вопреки всем ее просьбам и предостережениям все равно собрался ехать в Штаты к Сету, ведь появление третьего бога войны на арене неминуемо приведет к столько лет планируемому Аресом поединку, где три божества кровопролития раз и навсегда должны решить, кто из них, сильнейших, достоин жить, а кому суждено позорно пасть под градом стрел противника на пропитанной кровью арене этого возведенного самим Аресом, безумного «Колизея», железные ворота коего накрепко обмотаны тяжелыми, поржавевшими со времени трагично принявшей преждевременную смерть Паллады цепями. Хопеш Сета, местоположение которого на данный момент неизвестно, может послужить его самым сильным преимуществом в бою, однако у этого изогнутого на манер серпа лезвия есть и более темная сторона, о чем собственно все это время находящийся в небольшой, соединенной одной стенкой со спальней ванной комнате Гор впервые услышал. Ничего не подозревающая о его присутствии в номере Аполлона мать не тратила время на подбор нужных слов, не пыталась перейти к более тактичному диалогу, как непосредственно с ним самим. Напротив, темноволосая женщина говорила, как никогда откровенно, без опаски быть услышанной кем-то со стороны она упомянула о том, что «атрибуты силы» богов действительно способны вернуть утерянную память, однако забытые фрагменты могут всплыть в памяти не до конца: например, вполне реально, что Сет способен вновь вспомнить Гора, но не полностью, а ровно до того момента, как он лишился своего оружия ─ это приблизительно временной отрезок знаменитого сражения богов. В один из дней бог неба мог попросту проснуться в одной постели с Сетом от холода прижатого к кадыку лезвия, ведь самому красноглазому мужчине может вернуться тот фрагмент памяти, когда «сокол» пронзил его бессмертное тело мечом на глазах у Анубиса. Гор действительно чуть ли не смертельно рисковал своим приездом в Нью-Йорк, ведь мужчина впервые за долгое время был согласен с матерью в том, что нельзя допустить повторения такого прошлого в их земной, смертной жизни. ─ Танец, ─ поддавшись воспоминаниям, Гор совершенно упустил из вида отошедшего к барной стойке, видимо, даже по его же просьбе заказать более крепкий алкоголь менеджера, на несколько минут отдалившись от реальности, ─ тебе знакома эта композиция, как и само исполнение танго, ─ звуки донесшейся со сцены скрипки взаправду показались богу неба знакомыми, а, прислушавшись, он и вовсе отгадал мелодию ─ ту, под которую с его участием ставил хореограф целый танец для рекламы какого-то элитного мужского парфюма, ─ вставай, ─ отдающий льдом, чужой, но вместе с тем настолько уверенный голос за весь вечер и слова не сказавшего ему Сета настораживал все также оставшегося на своем месте Гора, который еще в номере как бы решил попытаться по максимуму игнорировать дядю на вечере. ─ Я принимаю твое предложение о помощи, ─ с вытянутой вперед в приглашающем жесте ладони бога войны и песков упала черная перчатка, представив взору Гора плотно перебинтовывающие всю руку и уходящие дальше вверх под манжет отглаженной рубашки, розовые от пропитавшейся, еще свежей крови бинты, ─ я согласен довериться тебе, ─ голой, лишенной перчатки рукой Сет оттянул плотно сдавливающий глотку широкий галстук, расстегнул первые пуговицы рубашки, обнажив перед «соколом» сплошь усеянную яркими, пунцовыми синяками ключицу и стянутую темно-бардовым колье из отпечатков чужих, сжимавших горло рук шею. Прохладная рука красноглазого мужчины дрогнула в нежно сжавшей ее теплой ладони Гора. ─ Сет, неужели вас заставили заплатить за пощечину мне своим телом, ведь эти синяки… ─ Это больше не имеет значения. Прими приглашение на танец, если не отказываешься от своих, сказанных утром возле кофейни, слов. «Сокол» поднялся со стула, крепче стиснул в смуглой руке все еще дрожащую ладонь дяди.