Кровь и золото

Сету не хотелось отвечать. Ему не нравилась формулировка вопроса, вдобавок к чему в данной ситуации ложь выглядела бы слишком очевидной, а способная сделать мужчину уязвимым правда ─ опасной. Продолжать молчать и дальше казалось не самой лучшей идеей, как и пытаться найти у себя в голове более-менее подходящую отговорку, по причине чего художник согласился ответить, но сделать это максимально резко, так, чтобы отбить желание «сокола» развивать дальше тему. ─ Объективно у меня есть потребность в твоей помощи, субъективно ─ нет, ─ бог пустынь не думал, что его зависимость от менеджера настолько видна со стороны, раз «сокол» позволил себе дерзость: открыто спросить высокомерного мастера о своей помощи, ─ я не вижу смысл менять один ошейник на другой, тур закончится, и мы просто разойдемся, даже если это будет стоить мне моего авторитета в глазах общества за подробное освещение скандала с предыдущим спонсором, ─ Сет действительно не врал Гору, красноглазый мужчина снова отплевывался словами, но все-таки увидеть дядю искренним дорогого стоило, отчего бывший правитель Египта решил не проявлять настойчивость дальше, особенно если бог пустынь дал однозначный отказ на его предложение. У Аполлона имелись большие связи в творческом кругу, а у самого Гора ─ нескончаемый запас денежных средств, который ему попросту не на что было тратить, поэтому «сокол» был максимально уверен в своих возможностях помочь дяде не только прославиться без показательных перформансов и привлечения третьих лиц вроде менеджера, но и завоевать доверие, а вместе с ним получить и членство в союзе художников. Согласись бог пустынь довериться синеглазому племяннику, и ему бы больше не пришлось ни дня держать в руках ненавистный ему стек для песка, вместо чего мужчина уже сегодня мог бы начать писать картины в свое собственное удовольствие: этюды, или полноценные портреты, дождливые пейзажи мокрого Нью-Йорка, или быстрые натюрморты с мертвой птицей и переспелыми фруктами. Более того, у красноглазого живописца не возникло бы даже проблем с поиском подходящих ему натурщиков, так как Аполлон ни раз коллективно с другими моделями позировал для многих известных современных и не только, если учитывать его предыдущие жизни, художников, поэтому он точно располагал огромным количеством нужных контактов, стоило только попросить. Однако «сокол» понимал желание дяди всеми силами избежать чьего-либо покровительства, ведь он больше не мог вот так просто вверить кому-то свою дальнейшую судьбу: позволить постороннему человеку взять ответственность за себя. Что уж говорить о тех деньгах, что Гор предложил в качестве неустойки за досрочный разрыв контракта с менеджером, благодаря чему художник мог уже в следующую минуту отменить свое турне, полностью высвободиться из под власти своего начальства. Но горделивый Сет был непреклонен, не рассматривая даже варианта займа ему Гором необходимой для восполнения убытков суммы. Возможно, он опасался стать вновь зависимым, еще и от малознакомого человека, а, может, понимал, что бог неба никогда не возьмет от него ни доллара, если он в будущем даже вскользь заикнется о возврате долга. Будь воля «сокола», и его возлюбленный всю жизнь мог бы оплачивать абсолютно все свои покупки с его карты, ни в чем себе не отказывая, независимо от их ценности и величины: хоть деловой костюм, хоть еще один «Роллс-Ройс», ведь содержать Сета Гор считал своей прямой обязанностью, как ведущего партнера в их потенциальных отношениях. Бог неба помнил о важности субординации, но в то же время мужчине не хотелось упускать возможность еще раз коснуться дяди, пока они не разошлись. Может, для Сета сейчас он и чужой человек, но для него Сет, в прошлом так бережно и старательно расчесывающий крылья, ─ нет, поэтому «сокол» не стал подавлять в себе желание поцеловать художника, раз в божественной жизни они были любовниками и долгие годы делили вместе ложе. Темноволосый мужчина дождался, когда бог войны и пустынь докурил, прижал тлеющий окурок к металлической поверхности мусорной урны, после чего придвинулся к красноглазому партнеру вплотную, обхватил его за талию, воспользовавшись секундной растерянностью от неожиданного, крайне смелого действия со стороны спонсора живописца. Темное, пахнущее каким-то резким парфюмом пальто оказалось на ощупь холодным от осеннего ветра и влажным от мелко моросящего дождя, увешанными золотыми кольцами разной ширины пальцами Гор скользнул по мокрой шерсти верхней одежды на спине дяди, когда другой рукой несильно ухватился за его подбородок, чтобы развернуть к себе светлое, красивое, неподвластное возрасту лицо, и уже в следующее мгновение прижаться к бледно-розовым, напоминающим шифон и запечатлевшим в себе вкус кофе и сигарет губам. Гор чувствовал язык Сета под своим и упирающиеся ему в грудь в едва ли ощутимой попытке отодвинуться руки, еще сильнее стискивая стройное тело художника в своих объятиях, периодически разделяя одну на двоих нить слюны, но тут же вновь возвращаясь к жаркому, желанному рту, не давая ни единого шанса партнеру воспользоваться заминкой и оттолкнуть своевольного спонсора от себя. Внутри него, под клеткой ребер копошился целый рой давно умерщвленных самим Гором бабочек, что сейчас, наконец, смогли расправить лоскуты обожженных крыльев, раздражая своими быстрыми взмахами надчревье. «Сокол» ощущал себя цельным, живым, даже несмотря на лед со стороны равнодушно отвечающего на его поцелуй дяди, а точнее просто приоткрывшего для чужого языка рот. С Нефтидой красноволосый живописец целовался иначе, он постоянно обнимал ее, прижимал хрупкое тело к своей груди, игриво зарываясь рукой в платиновые пряди, из-за чего любое спонтанное воспоминание об увиденных с помощью соколиного глаза моментах интимной жизни Сета острием ножа вонзалось в бога неба, заставляя его отхаркиваться вязким, пахнущим желчью и горчащим на языке отчаянием. Синеглазый мужчина крепче стиснул стройное тело партнера, напоследок, перед тем как оторваться от припухших губ, он провел языком по аккуратному переднему ряду зубов, словно пытаясь запомнить их рельеф. Бог неба знал, что его партнеру неприятны какие-либо касания уха, поэтому он перебил у себя желание оттянуть нежную, лишенную привычной золотой серьги мочку, или же оставить поцелуй на самой раковине. Ему не хотелось ни на минуту отпускать от себя Сета, но в то же время бывший правитель Египта уважал личные границы художника, поэтому не без укора за собственное самоволие «сокол» сделал несколько шагов назад, увеличил расстояние от вытершего рот тыльной стороной ладони мастера. «Будет лучше, если мы сейчас вернемся в отель, вас, должно быть, ищут», ─ словно извиняясь за несдержанность, проговорил чуть смутившийся из-за соблазнительного вида влажных, до красноты натертых и слегка приоткрытых губ дяди. На удивление бог войны и пустынь не дал утвердительного ответа, еще больше оттягивая момент прибытия в отель, требовательным тоном голоса он сказал Гору идти за ним, направившись в сторону ведущего в небольшой Гайд-Парк моста, где все равно в ранние часы буднего дня было практически безлюдно, за исключением разве только редких прохожих с собаками, или пары-тройки завсегдатаев этого места, вышедших на ежедневную пробежку. «Сокол», как и тогда, был готов следовать за дядей куда угодно, хоть в Дуат, лишь бы иметь возможность держаться подле любимого, поэтому мужчина и секунды не колебался, покорно ступая за красноглазым художником. В воздухе ближе к реке чувствовался характерный запах перегноя растений, туфли и концы брюки стали влажными от гниющей, мокрой травы, подтянув галстук туже на смуглой шее, спонсор, придерживаясь маршрута живописца, спустился вниз под старый, сплошь исписанный всевозможными граффити мост, где стал сильнее слышан шум мелкой, но довольно быстрой реки, что полоскала своими волнами оборванные с засыхающих веток листья. Гору нравилась осень, так называемый «бархатный сезон» для отдыха в жарких странах, в период которого он обычно с матерью летал в Италию. На Сицилии располагался один из любимых отелей Исиды, построенный и названный одним ее хорошим знакомым из Англии в ее честь о чем уже говорило известное изображение древнеегипетской богини с расправленными крыльями на дверях. Ну и фотография сжимающей в загорелой руке золотое основание оскара на одной из торжественных церемоний награждения в зале холла с подписью на английском: «красота этой актрисы заставляет зрителя поверить в то, что богини реальны». К слову, «соколу» было около двадцати трех лет, когда матушка получила свою третью статуэтку оскар, галантно выйдя на сцену в алом, открывающем полностью спину благодаря глубокому разрезу платье в сопровождении награжденного годом позже Лео Ди Каприо, с которым у нее была на тот момент громко кричащая со страниц желтой прессы интрижка. Несмотря на то, что сердцем темноволосая богиня всегда была верна одному только Осирису, но тело ─ всего лишь очередную смертную плоть, она отдавала другим мужчинам, использовала всевозможные средства построения карьеры и получения полезных, нужных ей связей для тех же мучительных поисков мужа. Да, популярность матери открывала абсолютно все двери для Гора, по причине чего он присутствовал на огромнейшем количестве звездных мероприятий, устраиваемых для детей актеров вечерах, когда был младше, хотя в те годы еще робкий, тихий юноша предпочитал оставаться в тени своей матери, вечерами напролет беседуя с соколом, а точнее ведя одинокий монолог в пустом номере отеля. ─ Сет, вы бы хотели однажды посетить Met Gala*, может, даже в следующем году? ─ роясь в воспоминаниях, синеглазому мужчине пришла идея пригласить Сета на близкое ему по духу, как творческой личности, модное, устраиваемое как раз Нью-Йорке мероприятие. ─ Мой близкий друг, Аполлон, буквально живет от одной церемонии Met Gala до другой, он всегда с такой ответственностью, кропотливостью и любовью подходит к созданию подходящего для модной выставки образа, что даже я, насколько бы ни был черств к искусству и миру моды, но все равно не мог остаться не впечатленным его костюмами, ─ дойдя до одной из обшарпанных колонн моста, бог пустынь прислонился к ней спиной, убрав с плеч распущенные волосы. ─ Мне кажется, вы бы идеально вписались в атмосферу этого события в отличие от меня, ─ обращаться к дяди по его паспортному имени «Джеймс», когда его собственное в этом перерождении было «Мэттью», Гору казалось чуть ли не насмешкой над их прошлым в бессмертных телах древнеегипетских богов. ─ Неф…─ Красноволосый мужчина осекся, вовремя вспомнив, что ему не следует называть при посторонних свою бывшую супругу данным ей им же самим псевдонимом, ─ Моя жена, сколько мы с ней знакомы, еще ни одного раза не пропустила трансляцию Met Gala, поэтому это больше ее мечта посетить показ, нежели моя, ─ синеглазому спонсору не нравилось, что дядя говорил про богиню мира так, будто она все еще официально числилась его женой, хотя супруги расторгли брак, еще и в судебном порядке, в начале осени, ─ но, признаюсь, я бы тоже не отказался хоть раз вживую увидеть всех этих разряженных в перья и нелепые, порой доходящие до абсурда костюмы звезд. ─ Видимо, красноволосый живописец воспринял вопрос бога неба, как теоретический, отчего сказал правду, не став отнекиваться, как если бы «сокол» добавил о своей возможности достать для него приглашение. ─ Аполлон ─ это твой друг-стриптизер, с которым вы рекламировали трусы «Calvin Klein»? ─ от одного упоминания о той фотосессии для мужского журнала в нижнем белье известного бренда Гор совсем смутился, стыдливо отведя голову в сторону, одновременно с чем прикрыв ярко-синие, сапфировые глаза, рукой. ─ А чего ты лицо закрываешь, как на миллионную публику светить своими проколотыми сосками, то ничего, хреновое воспитание и полностью отсутствующая у тебя мораль позволяют, ─ слышать нравоучения от Сета равносильно что с Исидой разговаривать: разницы нет никакой. ─ Аполлон не стриптизер, он человек искусства, с готовностью поддерживающий любое его проявление во всем, ─ было глупо отрицать, что слова бога войны о близком друге Гора не задели его, поэтому мужчина не смог промолчать, посчитав нужным вставить хотя бы нейтральную фразу. ─ А, вон как теперь называется распущенность: человек искусства. ─ Ответил колкостью красноволосый художник, что в следующую минуту сбросил очередной вызов на телефоне: с момента ухода из «Старбакса» дяде звонили около пятнадцати раз. ─ Хотя, знаешь, ─ положив смартфон в карман пальто, все также сухо продолжил развернувшийся к племяннику лицом живописец, ─ если так подумать, то я ничем не лучше вас обоих, если не грязнее, ─ длинные, красивые, аристократичные и пахнущие сигаретами пальцы красноглазого мужчины совершенно неожиданно для «сокола» оттянули ленту галстука с его горла, протиснувшись под шелковую ткань и тем самым придвинув партнера ближе к себе, ─ неужели, разочарован? ─ говорящий вновь усмехнулся, как и тогда, сидя на широком подоконнике гостиницы, одновременно с чем приподнял вверх алую бровь. Бывший правитель Египта не ответил, придвинувшись настолько близко к художнику, что ребра уперлись в ребра, он со всей только известной ему нежностью обхватил дядю за талию, заставив того вплотную прижаться спиной к холодной колонне моста. Бог войны и пустынь ощущал, как его рубашку стала сминать чужая рука под пиджаком, предварительно небрежно, быстро расстегнув деревянные пуговицы шерстяного пальто. Сету была неприятна к телу несвежая ткань рубашки, однако у него не могло быть сменной одежды после спонтанной ночи в гостинице, отчего мужчине приходилось все это время терпеть прикосновения хоть и выглаженной, но все же грязной вещи. Он прекрасно понимал, что совершает еще одну нехарактерную для него глупость, провоцируя спонсора на совершенно скандальную и неуместную близость на улице, а ведь они не были даже знакомы до вечера минувшего дня. Нет, Сет вовсе не чувствовал себя моложе из-за случайной связи с парнем, младше его на двенадцать лет, наоборот, подобный секс лишь сильнее напомнил живописцу о возрасте, о его сорока годах, к которым он так и не смог исполнить их с бывшей супругой мечту. Такая хорошая для всех, прекрасная Нефтида, словно пыталась стать второй леди Ди, только и делала, что занималась благотворительностью: посещала хосписы, детские дома и больницы, устраивала званые ужины для светских жен, и сама постоянно попадала в объективы камер прессы, присутствуя на том, или ином благотворительном мероприятии, будь то рождественский бал, или аукцион картин, все средства от продажи которых должны пойти на счета различных фондов помощи. Порой к богу пустынь приходило осознание, что он попросту не достоин такой идеальной женщины, как она, ведь носить на себе дорогостоящий, ограненный алмаз ─ это, прежде всего, определенная, задающая достаточно большие требования к себе ответственность, а уж потом красота и удовольствие. Богиня мира не знала, на что приходилось соглашаться ее мужу, заключая контракты на самых сумасшедших условиях спонсоров, чтобы у Нефтиды была возможность выйти в свет в переливающемся, украшенном жемчугом платье и с золотой нитью бриллиантового колье под него. Ее подруги ─ жены бизнесменов, а апартаменты, которые Сет снял персонально для нее с видом на утопающую в ярких золотистых огнях Эйфелеву башню в самом сердце Парижа два года назад стоили чуть ли не всей выручки за целое турне перформансов. Как мужчине, главе их небольшой семьи, в которой так и не суждено было прозвенеть детскому смеху, живописцу казалось немыслимым хоть чем-то обделить любимую жену, ведь ее улыбка всегда была Сету дороже его собственной жизни. Год назад, после удара в челюсть инвестору в финале одного из перформансов, красноглазому живописцу просто чудом удалось избежать общественного презрения благодаря «помощи» менеджера, ведь иначе все негативные последствия могли затронуть и Нефтиду, если Сету станут синхронно все компании отказывать в заключении контрактов, лишая художника публичной поддержки. Тем не менее, на прошлое Рождество красноглазый живописец хотел затронуть эту тему с супругой, подготовить ее заранее к такому сценарию развития событий, но она, придя после ужина, на который в принципе богиня приглашалась без Сета, сразу прошла к себе в комнату, захлопнув перед художником дверь. Они отдалились друг от друга ─ брак сделал обоих богов несчастными, что уж говорить о том, как сильно их противопоставили друг другу СМИ, представители которых избрали разные стороны супругов во время их развода в судебном порядке. Гор не помнил, когда он в последний раз чувствовал себя настолько счастливым, как сейчас, даже если он все еще продолжал кормить свою собственную иллюзию их с дядей обоюдных друг к другу чувств. Он придержал прижавшегося грудью к изрисованной в разноцветных граффити поверхности столба художника за талию, неспешно свободной рукой оглаживая контуры ожогов на внутренней стороне бедер, периодически поднимаясь выше и накрывая ладонью постепенно твердеющий от бережных, мягких и осторожных ласк член. Бог войны и пустынь не понимал, почему человек, которого он не знал до вчерашнего дня, настолько деликатно обращается с ним, словно он действительно хрупкая, могущая в любой момент разлететься на части фарфоровая, увитая золотыми шрамами ваза кинцуги. Если бы красноглазый художник не подтолкнул его на грубость в ванной, то вряд ли бы «сокол» оставил бы на его теле хоть единый, приносящий ноющую боль укус, или, разозлившись, сжал бы его горло, которое до хрипоты и сбившегося дыхания кто только не сдавливал до него. По сравнению с ночью сейчас смуглые, задевающие бледно-розовые соски Сета руки бога неба ощущались подобно касанию шелка, все действия партнера действительно расслабляли, а не обдавали огнем, несмотря на то, что мужчинам не следовало растягивать близость на улице. Осенний ветер холодил открытую спину, создавая резкий контраст со скольжением горячего языка спонсора по покрытой мурашками, оголенной ввиду опущенного платка шее. ─ Пора остановиться, мы не в номере отеля, и нам не по восемнадцать лет, чтобы трахаться в подворотне, ─ лязг металлической пряжки ремня на брюках Гора привел Сета в чувство, напомнив, что он зашел слишком далеко, чем откровенные касания тел и глубокие, смакующие вкус друг друга поцелуи, которые ему уже больше двух лет не дарила ограничивающаяся лишь поверхностным прикосновением к губам Нефтида. ─ Но вы же хотите этого, ─ не вопрошая, а именно утверждая произнес Гор, ─ не волнуйтесь, если у нашей близости вдруг окажутся случайные свидетели ─ мои деньги их заставят тут же забыть об увиденном, ─ синие глаза не затмевала пелена похоти, напротив, бог неба был уверен в своих действиях, по причине чего он опустился на колени перед Сетом, нисколько не волнуясь о об испачкавшейся в грязи ткани его дорогих темно-зеленых брюк. ─ Позвольте себе хоть на немного расслабиться, даже если вы видите в сексе со мной лишь способ зализать себе оставленные кем-то другим до меня раны, ─ синеглазый мужчина не стал упоминать имя бывшей жены партнера, осознавая всю некорректность его стороннего вмешательства в личные дела супругов, ─ поверьте, мне также нужна эта связь, как терапия, для своих собственных ран, ─ ран, что нанес «соколу» лезвием хопеша на сердце сам Сет в его прошлой божественной жизни.