Кровь и золото

«Любое могущество царей слабнет там, где выбор начинает касаться их по-человечески болящих сердец» (с).

Plot Twist ─ My Strange Addiction

Гор понимал, что должен себя сдержать, но, находясь настолько близко к Сету, что было слышно его сдавленное дыхание и ощутима пульсация артерий под рукой, становилось до ноющей боли в груди трудно оставаться и дальше безучастным. Где-то на уровне горла скреблась поднятая из глубины обида: как бы не пытался оправдать холод бога войны и пустынь «сокол», но слова художника о том, что они всего лишь случайные любовники на одну ночь, незнакомцы сильно резали сердце бывшего правителя. Да, надеяться на оттепель в отношении к себе со стороны красноволосого мужчины было заведомо бессмысленно даже в божественной жизни, однако Гор не мог забыть связывающее их обещание, данное у подножия скалы под отдаленный стук копыт лошадей каравана торговцев. Власть, с которой один человек может сжимать глотку другого, поразительна, ведь в любой момент можно, как вложить в ладонь всю силу, заставить оппонента задыхаться, так и, наоборот, ослабить руку, скользнуть ею выше, после чего мягко развернуть лицо партнера на себя. По кадыку скатывался тонкими струйками холодный пот, белки уставших, выделяемых тенями и карандашом лишь для выступлений, глаз затянула тонкая сетка кровяных сосудов, сухие, потрескавшиеся губы еле заметно дрожали, обычно царственная на людях осанка бога пустынь дала слабину ─ мужчина сгорбился, опустил острые плечи. Свободной рукой бог неба переключил кран, все такая же с примесью ржавчиной вода ударила одной сильной струей по затертому дну старой ванны. Лейка с грохотом упала из разжатой руки Сета, ударившись о борт, она скатилась по керамической стенке вниз. Рука Гора больше не давила на шею ─ бог войны мог в любой момент оттолкнуть, или ударить кулаком в открытый живот наклонившегося к нему «сокола», прохладные пальцы коего аккуратно пропустили через себя кроваво-алые пряди, на секунду-другую коснувшись нетронутую проколом мочку уха, словно бы хотели ощупать фантомную серьгу. Несмотря на навеянную тяжелыми воспоминаниями боль, художник не собирался показывать чужому ему человеку этот сугубо личный, измученный, до краев наполненный непреодолимой тоской взгляд, придав ему искусственно им созданный оттенок прохладного равнодушия. Там, снимая одежду под слабый, медово-желтый свет торшера Сет, может, и обнажал тело, но только не душу ─ залезть под свои кости и прикоснуться к сердцу, бог войны позволил одной лишь Нефтиде. Однажды взяв силой и причинив одни только страдания горячо любимому человеку, «соколу» потребовалось слишком много времени, чтобы сгладить оставленный этой их первой, в мыслях Гора глубоко лелеемой, но в реальности опошленной, перешедшей в насилие под чавкающие звуки скользящего по крови члена, хриплого стона и лязг ударившихся об пол золотых пластин разорванного усеха, близостью невидимый шрам где-то в области груди, поверх уже имеющихся старых ─ тех, что не давали забыть об ужасе ночей с Осирисом. Гнилая яблоня воистину способна преподнести лишь гнилые плоды ─ должно быть, больше, чем когда-либо за жизнь, бог неба походил на своего отца в ту ночь. Пухлые, приоткрытые губы Сета на вкус как сигареты и какой-то терпкий алкоголь, несильно закусив потрескавшуюся кожицу, Гор оттянул верхнюю губу, не удержавшись, толкнулся вперед тотчас ударившимся в плотно сведенные зубы языком. Шум воды прекратился: левой рукой художник до упора повернул металлический кран. «Сокол» не строил иллюзий на свой счет ни тогда, ни сейчас, поэтому, наткнувшись на барьер в виде зубов, медленно отстранился от чужого рта, убрал с бледной щеки руку. Минутный, вызванный захлестнувшими мужчину сполна чувствами порыв мог обернуться волной очередных негативных последствий, поэтому Гор изначально дал себе слово, что не посмеет даже расстегнуть пуговицу на рубашке дяди, если тот сам не будет этого желать. В отличие от прошлой жизни, опыт позволял синеглазому спонсору более тщательно контролировать свои действия, а не слепо идти на поводу у своего возбуждения, как в тот раз в один из дней ставшего после историческим и воспетым в мифах поединка. Несомненно, стоит отдать должное Аполлону ─ первому любовнику, другу, компаньону и незаменимому наставнику во всем, ведь своим умениям в постели «сокол» был всецело обязан греческому богу. Все такой же холодный, отстраненный и действительно характерный для незнакомца взгляд Сета все время был устремлен куда-то в сторону от лица Гора, словно бы бог войны пытался разглядеть что-то во тьме, разливающейся из щели приоткрытой двери ванной комнаты, но, стоило бывшему правителю Египта повернуться корпусом вправо, сделать шаг в сторону, как алые, окрашенные цветом смерти, но охваченные таким же божественным свечением, как и у остальных богов, глаза, особенно ярко сверкнув, резко перевели взгляд на раздетого по пояс партнера. Мраморно-белой, нетронутой порезами, очевидно, из-за боязни повредить связки настолько, что станет невозможно полноценно держать стек с кистями во время работы, рукой художник сжал загорелое предплечье племянника, вложив в свое действие ровно столько силы, как если бы вместо твердого бицепса он собирался стиснуть в ладони рукоять изогнутого дугой на манер серпа хопеша, заточенное лезвие коего уже прижималось к кадыку в прошлом, расцарапывало золотистую кожу, но всегда вовремя останавливалось, идя в разрез с желанием Сета перерезать борющемуся с ним за трон юнцу глотку. Несмотря на заметно отразившийся на смертном теле бога пустынь длительный голод, физически мужчина оставался крепок наравне с «соколом», отчего живописцу не составило особого труда грубо толкнуть партнера в довольно широкую для среднесортной гостиницы ванну с низкими, покрытыми кракелюром трещин бортами, заставив того рефлекторно выставить свободную руку вперед, но громко, с размаху удариться коленями о дно, сильно всколыхнув ржавую воду, помимо чего мужчина болезненно проехался открытой щиколоткой по керамическому краю. Минутная растерянность неожидавшего ничего подобного от действий Сета «сокола» сыграла на руку художнику: собрав влажные волосы одной рукой, он перекинул ногу за борт, тут же сгибая ее в колене, чтобы еще хлеще не расплескать последние остатки воды. Спустя несколько мгновений вернув себе самообладание, Гор развернулся в едва ли теснившей двоих человек ванне, уперся позвоночником в пожелтевшую стенку, одновременно с чем поднял со дна уроненную красноглазым партнером душевую лейку. С брендовых, темно-зеленых и насквозь промокших брюк неприятно струилась грязная вода, но, увидев перед собой обнаженного, открытого для самых интимных взглядов бога войны, опустившегося на колени между его раздвинутых в стороны ног, любая мысль о том, чтобы подняться, или хотя бы избавиться от намокшей одежды казалась не то, что бы второстепенной, а даже недопустимой, ведь еще немного, и Гор рисковал упустить момент. В прошлом Сет крайне редко проявлял инициативу в постели, предпочитая позицию принимающего, но не отдающего, поэтому бог неба не спешил тешить себя надеждой на вспыхнувший в груди партнера огонь, списав противоречащие его привычному поведению действия на очередную попытку нарваться на боль с помощью самонасилия в виде продолжения случайно оборвавшейся близости с нелюбимым ему человеком. Смуглые руки обхватили бледную спину, как только художник наклонился к нему, сдавил левой рукой открытое плечо, когда правой плавно, но с долей какого-то пренебрежения провел по тонким, поджатым губам племянника, словно сомелье, скептически оглаживающий кромку винного бокала. Пальцы остановились посередине нижней губы, грубовато оттянули кожу, после чего проникли внутрь, на манер недавно толкнувшегося о его же зубы языка партнера. Гор не видел ни малейшей заинтересованности в глазах бога войны, наоборот, своим выражением лица мужчина отчетливо давал знать, что переступает через себя, почти что через силу заставляя себя довести начатое до конца. Его небрежные, напоминающие больше короткие укусы, чем ласку, поцелуи резали острее осколков, теплый, сохранивший в себе шлейф смешанного с алкоголем никотина и тошноты язык склизко проходился по внутренней стороне щеки бывшего правителя Египта, когда смоченными в слюне пальцами Сет поверхностно надавливал на выступающий кадык, периодически спускаясь ниже, на уровень покрытой мелкими каплями пота ямочки между ключицами. «Сокол» мог поклясться, что его быстро-быстро колотящееся под ребрами сердце пропустило ни один, а сразу несколько ударов, стоило только дяде проехаться своим языком по его, а, почувствовав вонзившиеся в самый кончик зубы художника, бог неба невольно дернулся, еще крепче стиснув нагое тело партнера в своих руках. Окрашенная в алый слюна протянулась между губами, во рту послевкусие Сета начинал перебивать яркий, металлический привкус крови. Отстранившись, бог пустынь провел ладонью по черной татуировке ока ниже левого глаза, вслед за чем несколько раз с нажимом потер ее, будто бы хотел удостовериться, что довольно странное для представителя молодого поколения, символичное изображение соколиного глаза не содрать с лица без кожи. «Позерство», ─ машинально мелькнуло в голове чуть приподнявшегося в воде живописца, ─ «такие, как он, пойдут на многое ради привлечения внимания», ─ переведя тяжелый, усталый взгляд вниз, красноволосый мужчина в очередной раз поморщился, увидев продетые сквозь кофейные соски спонсора золотые кольца. Если бы его сын, неважно, в семнадцать, в двадцать, в двадцать восемь, или хоть в тридцать четыре решился бы на подобный прокол, то Сет собственноручно бы выдернул этот позор из его тела. Художник не понимал, какого именно позволения ждал от него ни на мгновение не сводящий взгляд сине-морских глаз Гор, раз из всего возможного спектра действий мужчина лишь обхватил его спину. Острые колени болезненно упирались в старое дно ванны, приподнявшись, бог пустынь перекинул ногу через бедро «сокола», тем самым подвинувшись вправо и сместив центр тяжести с левой ноги. Дорогая, итальянская, костюмно-плательная шерсть темно-зеленых, собравшихся крупными складками брюк щекотливо терлась о теплую, обнаженную кожу живописца в то время, как крупная пряжка ремня неприятно впилась в живот, когда красноглазый мужчина ближе придвинулся к оппоненту, вплотную упершись ребрами в ребра. Удивительно, думалось художнику, любой другой из инвесторов на месте этого юнца уже бы давно намотал его волосы на кулак, с силой дернув вниз и заставив его лицом уткнуться в расстегнутую ширинку. ─ Хватит медлить, ─ возле самого уха крайне сухо проговорил явно неожидающий ничего хорошего от затянувшегося бездействия со стороны партнера Сет, ─ ты же вроде, как нагулял большой опыт к своим двадцати восьми годам, ─ фраза, произнесенная с неприкрытым сарказмом задела бога неба, однако последующие, сказанные уже не просто с колким высмеиванием, а откровенно оскорбляющие слова вынудили Гора несколько пересмотреть свое изначальное намерение: позволить дяде, в соответствии с его желаниями, самому задать темп их близости, ─ жаль, что я вовремя не заставил тебя надеть резинку еще в спальне, ведь скакать на члене, собравшим грязь со всех клубов Мексики, мне может сильно стоить мужского здоровья. Сет пренебрегал им, если и вовсе не брезговал, осознание чего сильно резало сердце бывшего правителя Египта. Синеглазый мужчина, приподнявшись, оттолкнул от себя партнера, грубо схватил его за плечи, вжал в дно, нависнув сверху и показательно разведя коленом худые ноги. Оставшаяся, грязная, красновато-коричневая вода доходила всего до щиколоток обоих мужчин, придвинувшись ближе к дяде, Гор вновь коснулся его лица, за что получил мгновенно последовавший удар ладонью о стянутое кольцами золотого, тонкого браслета запястье, но едва ли это могло остановить «сокола». Обида, глубоко задушенная внутри, рано или поздно обречена выплеснуться наружу ─ бог неба, ничем не отличаясь от предыдущих партнеров Сета, сжал его горло, сдавил артерии гораздо сильнее, чем в тот момент, когда сравнил художника с залитой золотом в местах трещин вазой кинцуги. Хотелось заставить возлюбленного задыхаться под натиском чужой ему руки, тем самым пусть насильственно, но привлечь его внимание к себе, как к личности, а не всего лишь случайному любовнику на один раз, каким Гора, собственно, и считал инстинктивно вцепившийся в чужую ладонь на шее Сет. Ввиду своего спонсорского положения бог неба обладал довольно весомой, позволяющей ему распоряжаться живописцем по собственному усмотрению властью. Но от тревожной мысли, что бы только мог с богом войны сделать «сокол», отпусти он полностью себя, подобно своему отцу Осирису, мужчина все же ослабил хватку, скользнул пальцами ниже, задел самыми кончиками ключицу. Он больше не мог ждать. Слишком много воды утекло с тех дней, когда мужчина впервые наткнулся на короткие видео перформансов с самых первых выступлений дяди. Слишком много в те годы было съедено одиночества, запитого алкоголем и приправленного кое-чем покрепче в кальянах скандальных клубов, быстрый, незащищенный секс с незнакомцами в туалетах коих со временем настолько потерял свой интерес, что стал чуть ли не рутиной, чем-то таким, что делалось на автомате, без чувств, азарта, огня, лишь бы хоть как-то забить в себе пустоту. ─ Вы и тогда не помнили, как меня, еще ребенком, прижимали к груди, путая с Анубисом, когда я подносил вам вино на руинах храма, переступая через теплые тела всех этих убитых с крайней жестокостью вами людей, ─ голос бывшего правителя Египта дрожал, когда алые, все также непривычно нетронутые косметикой глаза широко раскрылись от камнем ударивших по затылку бога войны слов спонсора, ─ тогда я был готов на все, чтобы получить хоть каплю этой незнакомой для меня, глубокой, самоотверженной и до боли фантомной ладонью сжавшей тогда сердце отцовской любви, ─ теплая ладонь «сокола» опустилась на выступающие ребра партнера со следами пожелтевших синяков на коже, ─ мне хотелось стать вашим сыном, занять место моего бастарда-брата, вырезав его полностью из вашей жизни, но, ─ темные, чуть влажные от скатившихся со лба капель пота ресницы подрагивали, смуглая рука опустилась на впалый живот, ─ став взрослым и познав вас, уже как партнера, я понял, что у моей любви к вам гораздо больше граней, чем я мог представить изначально, ─ синие, как разливы вод Нила, глаза Гора показались Сету, настолько наполненными грустью, что он передумал ответно язвить, говоря, что тот поехал головой, раз не отличает едва ли знакомого человека от какого-то там своего родственника-любовника. ─ Я тебе здесь не психолог и на твои проблемы, мальчик, мне, честно, насрать, ─ бога войны начинала подбешивать затянувшаяся прелюдия, плавно перешедшая в какую-то совершенно неуместную для этого вечера драму, ─ но думаю, что даже ты, каким бы скудным не был твой мозг, понимаешь, что я тебе не замена твоего инцест-партнера, да и вообще нам нет даже смысла говорить об этом, ─ красноглазый мужчина заправил за ухо влажную прядь, ─ просто делай что должен, не придавая этой ночи какой-то особенный смысл, ─ художник приподнялся, опершись ладонью на борт ванны. Гор чувствовал соленый вкус кожи Сета у себя на языке, очерчивая им контур выступающего кадыка, который в скором времени заменили зубы. Одно из основных правил для случайных любовников ─ не оставлять засосов там, где может кто-то увидеть, вроде шеи или груди, однако бог неба, разозлившись на полное безразличие дяди, решил отойти и от этого, несмотря на то, что до перформанса оставалось меньше недели, ведь всегда можно замаскировать следы с помощью тональника, консилера и пудры. Кусать ключицы, как бы пытаясь оттянуть кость, прокусывая тонкую кожу до капель крови, до хруста давить коленом на ребра, или же с силой вонзаться ногтями в косточки таза, одновременно с чем перекатывая во рту затвердевший, бледно-розовый сосок бога войны ─ все это шло в разрез с привычным для бывшего правителя Египта поведением в постели, напротив, синеглазый мужчина будто бы пытался заставить своего партнера хоть что-то почувствовать, пусть на короткий промежуток, но выбить из головы все лишние, не связанные с их близостью мысли. Еще один укус, более слабый, но оставивший темно-красную метку с ямочками от зубов на тонком запястье, еще одно властное сжатие открытого горла смуглой пятерней, еще одно небрежное оттягивание нижней губы и осклизлый, мокрый, тянущийся поцелуй с кислым коктейлем виски, никотина и поднявшейся с желудка Сета желчи на языке, и Гор, отодвинувшись от красноглазого партнера, переступил борт ванны, зарывшись пальцами в темный ворс небольшого ковра. Можно было обойтись без прелюдий и ласки, но «сокол» не хотел смазывать самому себе его первый раз в этом перерождении с самым важным для него человеком, поэтому бог неба, кое-как остудив в себе пыл, решил все же не идти на поводу у сполна захлестывающей его обиды и не взять дядю в ванне, в неудобной ему позе, и к тому же, слюна, в отличие силиконового лубриканта, довольно быстро смоется, вследствие чего полусухое трение причинит художнику еще одну боль. Поднявшись, Сет уперся коленом одной ноги в керамический борт в то время, как правой рукой он ухватился за угольно-черные волосы присевшего на корточки перед ним Гора. Загорелые, длинные и стиснутые такими же золотыми, как и пирсинг в сосках, кольцами пальцы провели по медно-рыжим, близким к алому по цвету и покрытым мелкими каплями воды волосам паха, бегло огладили самыми кончиками линию бледного, ведущего к обожжённому сигаретными окурками бедру и явно оставленного острием ножа шраму. Сложно удержаться, чтобы в очередной раз не прикоснуться к любимым ногам, поэтому сев на одну ногу для собственного удобства, синеглазый спонсор коснулся губами острого колена дяди, прежде чем, обхватив кольцом еще мягкий член, ближе придвинуться лицом к промежности. Низ живота бога неба стянуло сладостным узлом от одного осознания, что ему позволено касаться Сета в самых интимных местах и так, как, возможно, его никогда не ублажала в постели Нефтида. Слюна скатилась по темной ладони, вновь вернувшись на член партнера, «сокол» плавно, неспешно скользил пальцами по всему стволу, параллельно с чем свободной рукой опустился ниже, задержав на пару мгновений внимание теплых пальцев на крайне нежных, чуть поджавшихся яичках, он перешел к коротким, напоминающим мимолетное прикосновение крыльев бабочки поглаживаниям мошонки, ощутив от подобного действия легкую дрожь в ногах непривыкшего к бережному отношению к себе живописца, особенно идущему на ярком контрасте после укусов ребер. Сдвинув крайнюю плоть, «сокол» несколько раз провел большим пальцем по полосе уздечки, еще больше расслабляя партнера, вслед за чем, наконец, обхватил губами самую головку члена, прошелся языком по венам, медленно насаживаясь ртом глубже. Сколько раз Гор представлял эту сцену у себя в голове? Сколько раз прокручивал весь сценарий их близости, вплоть до мелочей, когда использовал левый, соколиный глаз для подглядывания за личной жизнью бога войны? Мысли о реальности происходящего и практической вседозволенности пьянили бога неба, вкупе с чем мужчина начинал ощущать, как ему самому становятся тесны плотно прилегающие к паху и опоясанные кожаным ремнем брюки. Признаться, рядом с дядей он не чувствовал привычной, набранной с опытом уверенности, наоборот, настолько сильно опасался, хоть где-то сделать не так: задеть тонкую кожицу зубами, или же слишком сильно сдавить яйца, что сам не заметил, насколько машинальны, однотипны и бесчувственны стали все движения ртом. Воспоминания о том, как тяжело далось лечь с Сетом в постель в прошлой, божественной жизни как равные любовники, без принуждения, насилия и прочих инструментов давления со стороны, оставались свежи до сих пор, ведь будучи глубоко травмированным ни раз, у бога пустынь едва ли остался даже самый поверхностный интерес к сексу, в дополнение к чему стремительно развившаяся гаптофобия практически любое касание к обнаженному участку тела превращала чуть ли не в физическую боль. Боязнь отвернуть от себя красноглазого возлюбленного в их, возможно, первую и единственную проведенную вместе ночь под стук капель дождя осеннего Нью-Йорка, заметно сковывала «сокола», не позволяя ни ослабить контроль, ни прикрыть ярко-синие глаза-горящие сапфиры. Нить слюны тянулась с края рта «сокола», встав уже на колени, спонсор, расслабив горло, вобрал полностью затвердевший, налившийся кровью член партнера, ощутив жесткость чуть вьющихся, темно-рыжих волос на припухших губах. Пятерня Сета все также зарывалась в волосы, но не тянула их, а пропускала через пальцы темно-дымчатые пряди. Бог неба впервые после того, как опустился на пол перед дядей, поднял на него настороженный взгляд, но, заметив чуть прикрытые от удовольствия глаза, мерно вздымающуюся грудь и предвкушающие продолжение периодичные покусывания губ, синеглазый мужчина воспринял духом, перешел к более интенсивным, сопровождающимся откровенным причмокиванием ласкам. Соскользнув с члена партнера наполовину, Гор умело втянул оставшийся во рту воздух, образовал некий вакуум, вслед за чем принялся быстро, рвано двигаться губами по стволу, как бы пытаясь высосать его, на что он услышал первый за сегодняшнюю ночь, совсем тихий, но говорящий о чистом удовлетворении стон все же начавшего ответно двигать бедрами Сета. «Сокола» не покидало чувство, что, излившись единожды, дядя не захочет продолжать их близость, поэтому, как бы не хотелось почувствовать вкус семени самого дорогого для него человека на языке, чтобы после разделить тягучее послевкусие в пошлом, долгом поцелуе, но позволить художнику так просто кончить в рот он не мог. Да, может, вполне эгоистично, но игнорировать давление на ширинку между собственных ног становилось все труднее. С хлюпающем звуком отстранившись от покрасневшей, набухшей и полностью увязшей в предсемени головки, спонсор зажал пальцем раскрывшуюся в преддверии наступающего оргазма уретру, случайно проехавшись ногтем по натертой, болезненно-чувствительной плоти. ─ Вы не позволите взять вас сзади? ─ кому, как не Гору, лучше всех было известно, какая поза в постели больше всего ненавистна его любовнику. ─ Могу предположить, что вы считаете ее исключительно женской, поэтому сами не захотите прогнуться передо мной в спине, ─ в тишине ванной комнаты послышался металлический лязг резко дернутой вниз молнии, ─ но учитывайте и то, что кафельный пол жесток, и вашей спине придется не сладко, если… ─ У тебя торс настолько крепко сложен, что об него ничего не стоит сломать руку, да и сам ты явно силой не обделен, так что удержишь мое тело на весу, ─ торопливо, если и вовсе не раздраженно красноволосый мужчина облизал два пальца, сразу после чего отвел руку за спину, слегка выгнувшись вперед, ─ так, кстати, я еще не трахался, так что, возможно, сорвешь джекпот, ─ на ранее безэмоциональном лице сверкнула знакомая, самодовольная, бросающая вызов и характерная для бога войны улыбка. Гор соврал бы самому себе, если бы стал отрицать свою тоску по былому величию дяди, от которого даже до перерождения остался лишь один налет. Признаться, один только вид высокомерного, алчного и полностью уверенного в себе Сета, развязно сидящего, закинув ногу на ногу на троне, завораживал. Его красные, как кровь, волосы, отливающие чистым золотом тяжелые браслеты на ногах и руках, чуть накренившаяся маска и подведенные несколькими слоями черной туши глаза ─ все это делало жестокого бога действительно привлекательным мужчиной, на фоне которого блекла даже сама богиня мира. Однако, если его сейчас сравнить с тем же Аресом или ненавистным последнему Марсом, то вряд ли можно будет заметить хоть поверхностную схожесть с остальными богами войны. После показательной смерти Афины Паллады десять лет назад, ее тело предположительно было выставлено Аресом, нанизанное на десять копий, в центральном музее в Афинах в качестве назидания тем греческим, да и не только им, богам, кто посмел пойти против сына могущественных Зевса и Геры, так слепо примкнув к его противнице. После этого, как помнил Гор, матушка велела держаться Аполлона, только его и даже мыслей не иметь, чтобы хоть как-то сменить лояльность, когда сама же Исида взяла на себя ответственность выбрать сторону греческого бога, по сегодняшний день устраивающего зверские, кровавые бои людей, богов, полубогов и богов в животных обличиях на возведенной им на манер своего личного, в усмешку римскому богу Марсу Колизея арене. К слову, среди «гладиаторов» может оказаться и запряженный в цепи Анубис, если Арес поставит под сомнения слова Исиды о местонахождении быстрого и без своих сандалий Гермеса. Собственно, бог неба ни на минуту не сомневался, что выбирающая всегда и везде сторону победителей Хатхор, бывшая жена в божественной жизни и мать его детей, непременно поможет греческому богу войны в этом. Благо в этой реинкарнации больше не требуется наступить себе на горло и разделить правление, постель и оставшуюся жизнь с лицемерной богиней празднества и потех, вдали от всех и на собственный риск тайно встречаясь под пологом усеянного золотистыми перьями шатра с дядей. Что касалось Аполлона, то его построенный сразу после смерти Афины в ее память отель, напоминающий своим видом известный Парфенон на афинском Акрополе, но в Мексике, стал негласным убежищем для всех богов, кто нуждался в защите от Ареса. Высшая мера охраны также не позволяла обычным смертным переступить порог отеля: люди, проходя аллею из колонн, попадали в поддельную часть города вместо обители. Сет никогда искренне не улыбался Гору. Поэтому даже сейчас, чувствуя его руки на спине, в том месте, где когда-то были искрящиеся золотом соколиные крылья, бог неба не мог позволить себе полностью раствориться в собственных грезах, что наутро непременно оказались бы мороком. Обхватив художника за стройные, кое-где покрытые теми же синяками, что и на ребрах, бедра, синеглазый мужчина действительно без каких-либо стараний приподнял искусанное длительным голодом тело в воздухе, тотчас ощутив давление обхвативших его чуть выше колен ног. «А вы взаправду, дядя, как ваза кинцуги: сожми чуть сильнее ─ и соединенные воедино золотым швом керамические осколки вновь посыпятся к моим ногам», ─ мелькнуло в голове у прислонившего спиной партнера к холодной стене «сокола», что вслух предпочел сказать иную, не акцентирующую внимание на недавнем сравнении с изделиями, подвергшимися японской технике реставрации, фразу. ─ Пообещайте, что остановите меня, если неизбежный при анальном сексе дискомфорт станет невыносимым, или же вы почувствуете снова кровь на моем члене, ─ тихим, как можно более мягким голосом над самым ухом бога пустынь произнес Гор. ─ Да, может, наша близость ─ всего-то случайное стечение обстоятельств, но даже так вы ─ последний человек на этом свете, кому бы я хотел причинить боль, ─ смуглой щекой мужчина прижался к бледной, влажной от мелких капель пота щеке Сета.