Ближе, чем осмелишься

Кайл совершенно не ожидал, что окажется в подобном месте, когда шёл на тусовку к Луке. Во-первых, они, хоть и общались, но даже приятелями их было сложно назвать — слишком разными были их интересы. Во-вторых, угадать в этом парне такого перфекциониста по части домашнего интерьера было невозможно. Отсюда и в-третьих — это было очень уютное и продуманное пространство, в котором было комфортно и интересно находиться, однако было очевидно, что гости здесь — редкий случай. И то, что Кайл попал сюда — просто чудо из чудес. Почему-то и Тёмный, и Луканас считали его другом Ноэля, и лишь услышав это, когда Дер представлял их всех своей даме, Кайл понял, что слова Ноа сбылись — они действительно подружились. Это была совсем не такая дружба, как была у них с Эриком, и это лишь подтверждало в глазах Кайла правильность происходящего. С Ноэлем было не страшно быть настоящим, быть слабым, или глупым, или плохим. В нём не хотелось видеть пользу или самоутвердиться за его счёт. Не стыдно было открыться перед ним и интересно и трепетно было увидеть, как он отвечал взаимностью. В этих рассуждениях Кайл вообще не учитывал, что Ноа показал ему совершенно другой мир, не только в тонком плане, регрессе и экстрасенсорике, но и мир, в котором он чувствует, в котором он узнает себя, в котором он растёт и меняется. Отрёкшись от старых концепций о дружбе, он воспринимал с любопытством и предвосхищением ту дружбу, которая открылась ему в общении с Ноэлем, но лишь сегодня позволил себе осознать этот факт. Тревогу Дерека, высказанную у парковки, Кайл тоже понял, только когда увидел его спутницу. Она была намного старше, и хотя разговор складывался легко и непринуждённо, первые пара бокалов прошли в некоторой неловкости. И то, каким открылся в своих отношениях Тёмный, для Кайла тоже стало откровением, потому что Дани ему понравилась. Она была остроумной и эрудированной, но не в академическом, холодном ключе, а скорее в обширном жизненном опыте. И тот факт, что она выбрала Дерека и строила с ним отношения, по крайней мере такие, в которых они знакомятся с друзьями и делятся важным и серьёзным — это многое говорило о друге Ноэля. Вечер прошёл замечательно. Это не была привычная Кайлу попойка — они играли в настольные и компанейские игры, пили немного и пробовали интересную и нетривиальную тайскую кухню, много говорили, и темы для разговоров были далеки от пустого студенческого трёпа. Они осознанно шли в глубину, раскрывались с неизвестных ранее сторон, и это было и страшно, и волнительно, и очень захватывающе. Кайл, несмотря на то, что увлёкся таким времяпрепровождением, вместе с тем с некоторой нервозностью и нетерпением ожидал окончания их посиделок. Он видел Ноэля, видел его расслабленным, и смешным, и тоже увлечённым, но где-то дальше, глубже, тот был напряжен, и Кайл знал причину. И эта звенящая, натянутая нить их общей тревоги не давала полностью упасть в отдых. Даже полюбившаяся тема кулинарии сегодня не слишком привлекала его. И да, как Кайл оставил себе на заметку несколько идей, однако фокусом его внимания неизбежно оставался Ноа. Он словно раскручивал своё волнение и метания в глубине души, и в конце концов Кайл сослался на усталость после сессии и предложил ему уйти. Их не стали задерживать, просить остаться хотя бы ненадолго, завлекать предстоящими развлечениями, и эта степень свободы тоже была свежим вливанием в понимание Кайла — в этом обществе понятие личных границ — это действительная ценность, а не непонятная модная фраза. — Тебе хочется чего-то ещё? — спросил Ноэль уже в машине. — Можем заехать перекусить. Завтра утром привезут блинчики, а больше я пока не заказывал, надеялся, тебе захочется что-нибудь приготовить самому… Кайл пожал плечами. — Я так надолго не заглядываю, но вообще я бы поел. Давай я соображу что-нибудь дома? Мне кажется, это неплохое начало нашего разговора — когда на столе что-то вкусное. Я скучал по этому… — Почему бы и нет… Я люблю, как ты готовишь. Не только пробовать, но и наблюдать… — Отлично! А я, кажется, догадался, почему ты сказал, что уязвим, когда пишешь… Я тоже, наверное, когда готовлю… Я так падаю в процесс, что на внешнее не обращаю внимания. Но это не напряжение, не тяжёлый труд, а наоборот, словно полёт. И я прислушиваясь не только к словам на видео, но и к своей интуиции, я ищу ответы, я будто выше поднимаюсь, и это, наверное, создаёт условия, когда у меня душа нараспашку… У тебя так же? Они уже подъехали к дому, и Ноэль замер, не выключая двигатель. — У меня это ещё немного дальше, Кайл. Когда я вижу образы и вкладываю их в холст, я будто открываю со своей стороны соединение с чем-то. Я черпаю оттуда свои чувства и очертания своей работы, я оттуда словно шёпот слышу, и когда этот «чат» открыт, тот, кто рядом, обязательно оказывается в моём поле, дале если это простой обыватель. А тот, кто может, кто чувствует, кто-то, как ты, он может не только увидеть меня на другом уровне, он может намеренно, а в твоём случае даже случайно, что-то привнести, что-то изменить, повлиять на меня. Эта уязвимость на уровне куда более глубоком, чем опасность получить вред. Это уязвимость обнажает куда сильнее, чем отсутствие одежды. — Уау! — Кайл проникся словами Ноэля, не только из-за их смысла или того, как они звучали. Ноа наконец отпустила тревога. Будто всё уже началось, но оказалось не так страшно, как он боялся. — Пойдём… Пойдём домой… Когда они вошли, наконец, в лофт, Кайл совсем неожиданно понял, что молчать больше не может. — Спасибо тебе! — За что? — Ноэль сбросил пальто и оглянулся на Кайла, но тот даже не расстегнул куртку. — За наш дом… За то, что он наш, за то, что впустил меня. Понимаешь… — Кайл наконец отмер и стал раздеваться. — Дом Луки — это его крепость. В нём так продумано всё, цвета, интерьер, планировка, мебель… Но не только. Там каждая картина, каждая статуэтка, каждая самая маленькая деталь типа зажимов для штор — она его отражает. Она не просто под руку подвернулась. Он всё это выбирал. Там нет ничего случайного, и эти вещи — все до единой, они о нём самом говорят. Кто он, какой он, каковы его ценности, что он любит. И я до конца ещё всего не понял, это ещё где-то во мне разворачивается, раскручивается, но всё это пространство, оно всё о нём. И самое главное, что для него это важно. Очень важно, он столько сил и времени в это вложил. Я бы так не смог. Я бы не смог, но мне это и не нужно. Потому что наш дом делаешь ты. Какой бы здесь ни был ковёр или чашка, то, что ты здесь — это для меня дом. Запах краски, твои комментарии о моих блюдах, моя чистая рубашка и гулкая тишина курительной комнаты. Я себя здесь чувствую, как дома, и это моя крепость без всех этих диванных подушек и высоких тонких стаканов. Ты — моя крепость. Ты его делаешь домом для меня. Ноэль выслушивал это внимательно, задумчиво, помогая повесить одежду и складывая его шарф в комод. И даже когда они направились в сторону кухни, не смотрел на Кайла. Ему было почти больно слышать эти слова, но над этой болью было что-то куда большее, прекрасное, что-то родное и необходимое. — Это место изменилось ещё в тот момент, когда ты впервые побывал здесь. И прежним тоже больше никогда не будет для меня. — Но это не дом для тебя? — Кайл вымыл руки прямо в кухонной раковине и заглянул в холодильник. Он старался, он намеренно не делал эту беседу напряжённой, хотя тема была непростой. Оказывает вопрос, где твой дом и что для тебя дом тоже может быть глубоким. — У меня его нет, Кайл. Дом для меня там, где я. Но я понимаю Луканаса. И то, к чему ты, да и я может быть тоже, когда-нибудь придём, Лука таким родился. Он любое пространство вокруг себя умеет трансформировать внешними деталями, и он всегда тонко чувствует, что это за пространство и каким оно должно быть. Поэтому и фотография у него так хорошо получается. Он им управляет. Кайл высунул нос их холодильника, держа в руках целую кучу продуктов. — Слойки с ветчиной и сыром. Ты как? Не против? Ноэль улыбнулся. — Я не против любой твоей стряпни. Ты же знаешь… — Тесто — это то, с чем надо работать, над чем надо работать, и тут важен настрой, так что я возьму готовое, чтобы ничего не испортить. Но когда руки заняты, мне легче задаваться вопросами, — он поставил продукты на стол и повернулся к Ноэлю. — И я очень рад и благодарен тебе за то, что сегодня ты будешь за моей спиной и сможешь ответить мне на них. Атмосфера потяжелела, но Кайл не позволил ей стать мрачной. Он разложил тесто на столе и подошёл к Ноэлю, снова укладывая руки на его плечи, только на этот раз глядя ему в глаза. — Что-то изменилось после того, как я психанул в ту ночь. Очень многое изменилось. Внутри меня. Но не только, поэтому я просто позволю тебе самому выбрать, с чего начать. Когда ты будешь готов. Ноэль выдохнул, прикрыл глаза и кивнул. А потом потянулся ближе у Кайлу и обнял его. — Я рад, — сказал он, — что ты вернулся ко мне в Рождество. Когда я понял, что ты с ней, я боялся, что она что-то раскроет тебе, или в тебе, и ты не вернёшься. А теперь я боюсь, что это сделаю я. Но это твой путь, и как бы я ни пытался тебя оградить и уберечь, ты выбираешь, и мне пора уже перестать путать себя с Богом и решать, куда тебе идти, — он отстранился и выглядел уже куда более решительным. Только Кайлу показалось, что в его глазах было прощание. — Так, возвращайся к своему любимому делу, а я начну. Наверное, с того, что тебя испугало. Кайл кивнул и отошёл, ещё раз глянул на Ноа и принялся распаковывать ветчину, проверив тесто на мягкость. — Итак, то, что ты увидел в том засранце — это не аура. По крайней мере не его. Ох, как же это непросто… Итак… Нет, мне нужно выпить… — Тебе нужно не это, Ноа, тебе нужно начать говорить. И перестань пытаться объяснить моему мозгу то, что выходит за рамки нормального. Я уже знаю о путешествиях в прошлые жизни, про инкарнацию, про поле, из которого ты черпаешь информацию. И я докоснулся до чего-то высокого и прекрасного настолько, что чуть не сошёл с ума от счастья. И меня обнимал ангел в тот момент. Ну что ты можешь сказать такого, что я не смогу принять на веру? Иди дальше, Ноа, просто сделай первый шаг и иди. Мне куда хуже от незнания. Ноэль снова шумно выдохнул, а потом тихонько засмеялся. — Когда ты меня так называешь, Кайл, ты сам-то хоть понимаешь, что используешь то, что открылось тебе из будущего? Что это имя только для тебя, и что каждый раз, когда ты его произносишь, ты делаешь ближе то будущее, которое у нас было… — Будущее, которое было, Ноэль, это слишком трудно для моего восприятия. Давай по порядку. И я не буду, если ты скажешь. И я не нарочно. Я даже не знаю, как… Стой! Ты снова ушёл от темы! — Кайл отщипнул кусочек теста и бросил его в Ноэля. Тот словил его и отправил в рот. — Вкусно! А долго ещё? — Ты успеешь мне рассказать о том чуваке, который… Ну, которого… — Которого ты подцепил по пьяни… Окей, и не дуйся, Кайо, я знаю, что не это было твоим намерением. Но начну не с того. Чаю завари, пожалуйста… — Ноэль удобнее устроился за столом и немного помолчал. — Всё, что ты видишь вокруг и можешь потрогать — это мир проявленный. Все знания, задокументированные в нём… Так… Ты помнишь сказку, которую я рассказывал тебе в ту ночь? Про миры Яви, Нави и Прави. Это восточно-европейское толкование, но мне оно очень нравиться, хотя в любой точке мира знающие говорят об одном, только разными словами. Так вот… Мир Прави — это вселенские законы, по которым устроено всё сущее, мира Яви — это то, что ты видишь, ты в нём живёшь, через него ты учишься, проходишь свои уроки, совершенствуешься. А мир Нави — это есть мир непроявленного. И иногда они пересекаются. Через явь воплощаются вселенские законы и тем самым меняется и навь. Но бывает и наоборот — своими действиями человек в проявленном привлекает, притягивает непроявленную сущность, и тогда уже навь влияет на явь. Она как бы всегда рядом, это всё есть одновременно, просто в разных измерениях, можно сказать. Не суть… Как всё это связано, ты поймёшь, если захочешь, но главное — если человек сам позволяет, или если в нём нет осознанности и он живёт будто на автомате, как робот, как программа, то у нему может подселиться сущность из непроявленного. А ещё бывает, что кто-то использует так называемую магию или просто своей энергетикой пробивает чужую. Это уже сглазы, порчи… То, что делается мастерами или людьми. Тот мужчина — он сам это привлёк. И к нему подцепилось нечто из непроявленного. Я бы сказал, что началом этому была его половая распущенность. Особенно учитывая, что это единственное, что у него ещё работает. Даже голова, психика у него уже пострадали. То, что ты чувствовал — это подселенец. И ты для этой сущи — вкусненький, сладенький, приятненький. Энергия твоя для него как десерт. То, что ты это увидел, для меня стало, если честно, шоком. Но факт остается фактом. Обычно это что-то, что ты не видишь, как объективную реальность. Это то, что тебе кажется, «краем глаза», «случайно», «привиделось»… И когда ты начинаешь присматривать, то всё исчезает. Но ты был пьян, а ещё напуган. И моя защита… В общем, те кошмары, которые тебе приходили, когда ты засыпал — это отголосок общения с сущью. Теперь ты считаешь меня сумасшедшим? Кайл к этому времени уже нарезал ветчину и распаковал пластины сыра, а теперь раскатывал тесто для слоек. Он не сразу ответил, но голос его звучал спокойно. — Нет. Я просто считаю, что возможно всё. И так тоже может быть. А может быть и по-другому, — он отложил скалку и развернулся. — Но если я верю своим глазам, то я либо алкоголик с приступом психоза, либо я псих с галлюцинациями, либо я тот, кто увидел непроявленное. И мне нравится вариант, где мне не требуется лечение психиатра. А ещё… А ещё, Ноа, то, что я чувствовал от него, было реальным. И я только-только научился доверять своим чувствам, только-только начал себе доверять. Пусть я был не в себе, но он был рыхлым, липким и гадким, и глаза у него было нечеловеческие. И от него несло таким смрадом… Будто он уже давно гниёт. Фу, ужас! — Кайл попробовал вернуться к своему занятию, но не стал брать в руки тесто. — Гадость какая… — он вымыл руки с мылом и проверил заваренный чай. Потом перенёс чайник за стол, где Ноэль уже расставил чашки. — Нужно как-то отвлечься, а не то тесто испорчу… — Хорошо… Если с миром непроявленного я тебя уже познакомил, давай сменим тему. — Ты говорил что-то про месть… Про то, что ты отплатишь мне той же монетой… Ноэль кивнул. — Ладно, эта тема тоже не простая, но ты с ней хотя бы немного знаком. Помнишь, ты спал в моей спальне? Как ты себя чувствовал после? Кайл сделал глоток чая и пожал плечами. — Так, будто сделал что-то крамольное. Так, будто меня там не должно было быть. Я тогда видел свои прошлые жизни во сне… — Да, да, а после? Ты проснулся в моей комнате, и что происходило после этого? Ты лучше чувствовал всё вокруг, а ещё ты чувствовал меня куда лучше. Но ты и понятия не имеешь, что чувствовал я. А я просто не мог спать в своей кровати, потому что в ней остался ты. То есть, ты, конечно, ушёл, но твоё поле словно оставило след. И если ты чувствовал меня лучше, но твой уровень чувствования ещё весьма скромен, то я… Я испытывал то же, что ты после того, как я провёл ночь с тобой. Только мы много времени провели вместе, рядом, в том месте, где ты в самом своём уязвимом состоянии — где ты спишь. Мне же не понадобилось даже, чтобы мы вместе были у меня, мне хватило того, что ты так впечатался в моё поле. Я понятно объясняю? — Так я поэтому не мог выбросить тебя из головы? Потому что ты со мной уснул? — Именно. А ещё, потому что в моём поле тебя расширяет. Ты начинаешь проходить дальше… У тебя, кстати, тесто перестоит. Кайл подорвался из-за стола и проверил на мягкость раскатанный пласт. Потом немного посыпал скалку мукой и снова принялся его разминать. — Так я поэтому этот регресс ощутил? Потому что спал у тебя? Ноэль поднял глаза, прислушался к себе, и отрицательно покачал головой. — Нет. Регресс — это по другой причине. Но моя кровать этому всё же поспособствовала. Чем дольше мы находимся вместе, тем быстрее ты пробуждаешься, тем сильнее в тебе оживает чувствование. А чем больше я тебе объясняю, тем осознаннее ты можешь этим управлять. И меня это пугает. Но это неизбежно… — Окей, принял, понял, вот только… Погоди, погоди… — Кайл взял нож, чтобы нарезать тесто, но не успел приступить, как его накрыло озарение. — То, как я попал в твоё поле, когда ты плавал… Ты так же легко можешь чувствовать меня? Всегда? Ты чувствовал меня летом? Ты видел мои сообщения? Ты знаешь, что со мной происходило? Ты это буквально на своей шкуре мог ощутить? — Полегче, мушкетёр! — Ноэль указал глазами на нож, которым Кайл натурально размахивал. — Я могу как-то помочь? — Мг, — кивнул Кайл, — ответить. А ещё взбить желток. Там, яйцо на верхней полке. — Так… Ладно… Да, да, да, нет, нет и да… Я не подсматривал за тобой специально, но ты очень много думал обо мне. И события из твоей жизни я не отслеживал, но знал, что тебе было непросто. Ой, — В этот момент яйцо выскользнуло из рук Ноэля и разбилось о пол. — А я предупреждал, что готовить мне опасно… Пока Ноэль убирал беспорядок, Кайл молчал. Мысли в его голову сгущались, и это Ноэль не мог не ощутить. — Что тебя тревожит? — Что я причинял тебе неудобства… И возможно в будущем, после того, как всё это во мне усилится и пробудится, и тоже буду чувствовать боль других людей. — Ты можешь это пресекать. И останавливать, когда хочешь. То есть, пока нет, но сможешь… — А ты, значит, не хотел? — Нет, не хотел. — Ноэль достал ещё одно яйцо и аккуратно донёс до мойки. Вымыл, вытер и уставился на него, не зная, что делать. — Те моменты, когда ты был в моей голове и душе, — это было похоже на помешательство. Но для меня оно было приятным. Это были приятные ощущения. А ты от меня… Боже, подожди, возьми вторую чашку. И теперь… — Кайл взял Ноэля за руку, в которой тот держал яйцо, ударил скорлупу о борт, а потом аккуратно большими пальцами разъединил две половинки. Одна из них была в его руке, а вторая в руке Ноэля, которую Кайл обхватывал своей. Это создало нечто интимное между ними, нечто тайное и тёплое. И это от простого соприкосновения рук. Хотя Кайл передумал удивляться — всё, что делал Ноэль в кальянной, всегда начиналось с простого касания ладони к ладони. — Смотри, желток остаётся, а белок стекает… И ты перекладываешь желток из одной половинки в другую, пока он не отделится совсем… Только не проколи плёнку острой стороной скорлупы… — уже намного тише закончил Кайл, будто делился каким-то секретом. Глаза Ноэля светились смешинками и чем-то ещё — таким тонким, что Кайл пока не разгадал это. — Ты чувствуешь иначе, Кайо… — прошептал Ноэль и ярко улыбнулся. — Теперь ты лучше будешь понимать, что происходит. И со мной тоже это происходит, всё это время происходило. Кайл отвёл глаза, облизал почему-то пересохшие губы. — Отделяй, потом взбей желток и достань кисточку, а я сейчас включу духовку. — Кайл принялся сворачивать слойки, но долго тишина не продлилась. — Поле — оно везде? Как его отделять? Ну, моё, твоё, Ирмы… Луки, который хочет пригласить её жить к себе. Это так странно, он так ревностно относится к своему дому, но Ирму готов в него впустить. — Ну, он очень давно за ней наблюдает. И для него это значит примерно то же, что и знакомство. Кайл, тебе некомфортно это ощущать? — Я не готов это обсуждать, пока нет. Я пока не могу составить мнение об этом, и боюсь туда смотреть. Объясни мне про поле, пожалуйста. — Оно в принципе общее. И то, что делает его твоим — это то, как ты его меняешь. Какую информацию в какой момент времени ты в него вносишь. Поле — это и есть информация. Соответственно, информация о тебе — это твоё поле. Как-то так. Оно не имеет физических границ, они скорее ментальные и зависят от того, что и сколько ты знаешь о том, как на него влиять. Давать ли кому-то доступ к своей информации, и в каком объёме… Именно поэтому ты, думая о ком-то, можешь выхватить ответ на вопрос о нём из поля, там всё есть. — А как защищаться? — Ну, пока я защищаю тебя. Кто-то использует для этого символы, знаки, молитвы или магию. А кто-то идёт через знание. Это пока трудно объяснить. Какое-то время они молча занимались своими делами — Кайл выкладывал слойки на противень, а Ноэль вымазывал их желтком на длинной силиконовой кисточке. — Почему ты так боялся это разговора? — Я до сих пор боюсь того, что произойдёт после. Я не вижу этого. Но я знаю, что всё изменится, только не знаю, как. Ты ведь ещё не все свои ответы получил. Ты отвлекаешься, новая информация встраивается постепенно, и из-за этого ты фокусируешься на другом. Но ты знаешь, что тебя тревожат определённые мысли, и ты знаешь, что сам сейчас убегаешь от них. Теперь ты стал бояться ответов. Потому что прошёл дальше, глубже, сердце открылось и чувствует больше и вернее. И это страшно. — Ты сказал, что я ушёл в регресс не из-за того, где я спал, — Кайл поставил слойки в духовку и захлопнул дверцу, но не торопился садиться за стол. Будто ему нужно было расстояние между ним и Ноэлем. Он стал наводить порядок в рабочей зоне, даже не поворачиваясь к собеседнику. — Это из-за того, что я увидел твоего дракона? Каждый раз для меня — это потрясение. Каждый раз будто первый. — Нет, Кайл, хотя… Отчасти. Воспоминания из будущего — это вообще сложно. Потому что какое-то из них наступает, а какое-то нет. И эти вероятности путают, сбивают с толку, и я искренне говорил о том, что иногда это наказание. Знать, что будет. Потому что вариант всегда не один. Когда ты видишь мою спину… Это очень личное, Кайо, это очень сакральное. Это те смыслы, которых несметное количество. Потому что ты их в себе находишь. В себе, а не в ком-то другом. Ты эти смыслы уже находил. Не единожды. И да, я открываюсь тебе, когда ты смотришь на мои рисунки. Ты открываешь меня для себя. Они оживают для тебя, ты будто сразу под кожу, в кровоток попадаешь. Но сейчас ты ещё не знаешь и не чувствуешь того, что чувствовал тогда, когда открывал это. А тебя всё равно тянет. Кайл кивнул, понимая, о чём ему говорит Ноэль. Он это смог описать куда лучше, что сам Кайл о себе мог подумать. И как бы ни любопытно понять, увидеть ещё раз, рассмотреть и погрузиться в это состояние снова — это было очень страшно. Потому что сейчас Кайл понимал, что после сегодняшнего разговора он может увидеть не только Ноэля, но и о себе. — Ты сказал «отчасти». А основная причина? Что стало причиной? Что заставило меня пройти куда-то, что бы это ни значило? — А основная причина — это я, — грустно ответил Ноэль на его вопрос и залпом допил остатки уже холодного чая. Это прозвучало горько и виновато, настолько, что Кайл отвлёкся, наконец, от посуды и стола и вернулся к Ноэлю. Наполнил его кружку снова, но не позволил схватиться за неё, как за спасательный круг, а вместо этого подошёл ближе и присел с самых его коленей. — Эй… Это не новость. Всему этому причина — ты. Ты что-то сделал со мной, и уже точно не сегодня, и не несколько недель назад. А давно. Но это окей, я с тобой тут, потому что я хочу понять больше, лучше. И ты — неотъемлемая часть этого процесса. В тот раз это было иначе. Что тогда случилось? Я увидел тебя, увидел о тебе, что-то пугающее, а что-то вдохновляющее. И меня захлестнуло эмоциями, жаром твоим меня обдало, и дракон твой ожил для меня. Это было, я помню это, помню своё состояние, помню твоё… Помню твои глаза, и теперь, кажется, боюсь, но догадываюсь, что именно они кричали мне. Так много всего. Что ты тогда сделал? — Я говорил уже тебе, Ноа, я не справился, я проявил своё слово, сам не понял, как так вышло. Не смог сдержаться. — Слово? Ты сказал какое-то слово, и меня понесло в регресс? — Да, Кайо, всего лишь слово. С определённым намерением, в определённом контексте. И этого на самом деле практически всегда достаточно, чтобы повлиять на реальность, чтобы создать её новую для себя. Нужно просто знать, что это слово имеет огромную силу. Тот, кто бережно к ним относится, к словам, к своей энергии, выраженной таким образом… Он создаёт нужную ему реальность. Но самое грустное, что тот, кто и понятия об этом не имеет, он тоже создаёт. Только она его не слишком устраивает, потому что он не понимает, что он есть причина всему, что есть в его жизни. А я знал. Но сказал. — Что ты сказал? — шёпотом спросил Кайо, и Ноэль тоже шёпотом ответил, обхватив ладонями лицо Кайла: «Хочу». Ещё несколько долгих секунд он смотрел в яркие, немного испуганные глаза, а потом с видимым усилием отпустил Кайла и отвернулся. Потянулся за кружкой, сделал глоток, а Кайл так и сидел внизу, пытаясь осознать, что такого в одном простом слове. И вместе с тем, куда большие усилия он предпринимал, чтобы наоборот свои выводы, понимания и осознания остановить. Потому что где-то в душе уже понял всё. — Давай, задавай свой последний вопрос. Я знаю, что у тебя и другие есть, но они уже для другого случая. Они уже проще, они уже производные. Давай. Ну! — Ноэль снова вернулся взглядом к Кайлу, а тот сбежал. Поднялся к духовке, мягко пропевшей об окончании цикла. — Налей и мне чаю, слойки готовы. Здесь нет какой-то загадки. Это просто слойки. С просто ветчиной. И с просто сыром. Горячие. Долгожданные. Приятного аппетита. Ноэль принял эту паузу через силу. Ему не нравилось это. Он уже совсем изболелся душой об этом разговоре. Но принял и потянулся за поздним ужином. — Спасибо. И тебе, Кайл. Спасибо. Они ели молча. Совершенно. Атмосфера за этот вечер менялась между ними не единожды, но сейчас она словно умерла. И да, Кайл тоже устал. Будто вагон разгрузил. Ему хотелось остановиться. Уйти. Поспать. Но да, Кайл уже задал вопрос, и Ноэль пообещал на него ответить после экзаменов. Не только о том, почему ему сложно учиться. Кайл прикрыл глаза, вдохнул глубоко, снова чувствуя, что Ноэль будто прощается с ним. А он не был готов. Он не был готов с ним прощаться. И это никак не отменяло того, что один вопрос прояснить просто необходимо. Он сводил с ума и ломал логику, потому что столько разного в груди Кайл никогда не чувствовал. И не только. Это было ключом. Ко всему, что здесь случилось. Зачем всё это случилось. И Кайл, чувствуя себя снайпером, держащим на прицеле саму жизнь Ноэля, спустил курок. — Что между нами происходит, Ноа?