Ближе, чем осмелишься

Так и не получив ответы на свои вопросы, Кайл вступил в новую учебную неделю с таким чувством, словно там его спасение. Он слушал новую Ирму, с её жизнерадостным щебетом и небольшой паникой от сессии, тщательно готовился к зачётам и экзаменам, скрупулёзно изучал рождественскую кухню и до дыр засмотрел блог Филиппа с его короткими рецептами. Вероятно, он тоже сейчас учился, и времени на какие-то грандиозные часовые видео у него не было, однако новенькое от этого парня появлялось на столе в их с Ноэлем доме регулярно. Однако Кайл перестал быть таким домоседом. С того самого вечера, как они так неполно поговорили, у него куда-то исчезло то чувство монументальной безопасности, которое так привлекало его в лофте. Или в Ноэле. Тот разговор не имел в себе точки, они просидели на кухне до поздней ночи, а потом сонный, совершенно уставший Кайл оказался в своей спальне с новым постельным бельём и занавешеными красивыми бирюзовыми шторами окнами. Когда Ноэль успел всё это сделать, Кайл даже представить не мог, но уснул, а дальше началась учёба и немного другая жизнь. Теперь он почти каждый вечер сидел с Ирмой где-нибудь в центре, если его не занимала смена в кафе. Однако и оттуда он не уходил сразу по окончании рабочих часов. Он куда больше времени теперь проводил в библиотеке, а домой возвращался позже обычного. Общение с Ноэлем было заполнено мелкими бытовыми вопросами, они неизменно пробовали кулинарные новинки Кайла, решали вопрос с каникулами, стиркой, пару раз ездили в магазин, чтобы забить холодильник, вместо заказов онлайн, но глубоких тем ни один из них больше не касался. И был ещё один момент, который выходил за привычные будни. Ноэль перестал писать. То есть он не объявлял как-то вечером, что всё, он больше не работает. Но за прошедшие недели бешеной учёбы он не написал ни одной картины, и даже больше — Кайл знал, что Ноэль вообще не появляется ни в мастерской, ни в галерее. Пару раз присоединившись к Ирме и Луке у Ригсби, Кайл окончательно принял для себя, что готов платить за атмосферу больше, чем за выпивку, и чаще бывал в Пинки. А незадолго до Рождества, когда у Линдс должна была быть её «пре-пати», под завязку набрался там, и не помнил, как вернулся домой. Ноэля утром уже было, но он шестым чувством знал, что это он привёз его. Стыдно не было. Кайл уже знал, что Ноэль его почему-то чувствует, а ещё догадывался, что он тоже иногда его будто слышит со стороны, то есть… Как-то тоже чувствует… Это было непонятно, и именно то утро в большом пустом лофте дало ему толчок для того, чтобы разобраться самому. И не только утро, но и сон, который не совсем сон, что случился тогда. Кайл был в полудрёме, после выпитого было трудно проснуться, но и глубже в сон он больше не падал. И тогда ему пришли образы. Неадекватные, чужие, те, которых в его голове быть не могло. Он видел Филиппа, видел себя тоже, и это было такое невозможное и непонятное, тягучее, затягивающее так глубоко, что не вырваться из этих картинок. Даже после, в душе, он долго не мог прийти в себя, постоянно стряхивая с себя несуществующее липкое наваждение и внутренне содрогаясь от пустых ассоциаций. И к Ноэлю он идти не хотел. Больше нет. Кайл попросил его помочь, быть рядом, тот обосновал свой отказ. Значит, есть другой вариант. Есть, просто раньше Кайл его не видел. В итоге Кайл весь остаток вечера провёл в интернете. Начал с простого — относительно, конечно. Инкарнация, реинкарнация, путешествия в прошлое во сне. Опыт, который душа выбирает. Несколько статей были настолько бредовым, что Кайл почти разочаровался в своём решении, но потом наткнулся на автора, который объяснял, а не просто сыпал теорией и историями каких-то людей. Там же, в статьях этого автора, он выяснил разницу между регрессом и способностью видеть прошлое. И вот этот материал впервые дал его мозгу, как выразился бы Ноэль, объяснение, что с ним происходит. Начитавшись, в какой-то момент он понял, что больше просто не вмещает. Строчки проходят мимо, и он не может понять или осознать написанное. Поэтому он устроился в пустой кухне с бокалом джина, обдумывая то, что нашёл. Статья назвала Ноэля экстрасенсом. А у самого Кайла, по описанию автора, открывались экстрасенсорные способности. Кайл не всё брал на веру, и конкретно это название вызывало кучу сомнений. Тело говорило ему, что это не совсем правда. И не потому, что не верилось… Ноэль показал ему их будущее. Он как-то вошёл в его сон. То есть, он умел это делать… Но экстрасенс — Кайл даже посмеялся про себя. В его стереотипе это были женщины с хрустальным шаром на ярмарке, которые гадают на картах и стрясают с посетителей деньги за воздух и надежду. Это всегда было что-то о магии, бабушкиных сказках и подобной чуши. А ещё он не знал точно, но почему-то был уверен, что у него в роду не было никого такого. Так с чего же у него они развиваются — это сверхспособности? В общем, он подвергал информацию критике, но многое стало понятнее. Кайл по понятным причинам домой на Рождество не уезжал, но его не тяготила эта оторванность от дома. Он всё чаще вспоминал те времена, когда мама ещё жила с ними. Как они праздновали всей семьёй, насколько ярко ощущалось предвкушение чуда и какое-то очень логичное единство. После развода отец Кайла никогда не демонстрировал свои отношения с другими женщинами, да и после смерти бывшей жены Торн-старший хранил в глазах сына верность его матери довольно долго. Это не значит, что Кайл не знал о личной жизни отца, но оба делали вид, что тот одинок. Был один момент, который сейчас Кайл вспоминал со стыдом, но тогда, несколько лет назад он испытывал настоящее злорадство. Его отец всерьёз увлёкся одной женщиной и переживал их разрыв довольно сильно. Однако Кайлу не было жаль. Сейчас он думал иначе. А ещё сейчас нелогично хотелось поделиться с кем-то своими выводами. Не с кем-то, с Ноэлем. И Кайл так и сделал бы. Только не успел. Эти мысли в его голове копились, жили и трансформировались несколько недель, предпраздничные настроение так или иначе напоминало о семье, но потом случился тот самый недоразговор, и желание поделиться пропало. Точнее, оно осталось, только Кайл никак не мог решиться на открытую беседу. Он не был обижен на Ноэля, но какая-то важная грань в их отношениях словно пропала, выгрязнилась той самой недосказанностью, и теперь Ноэль был слишком далеко. Размышления о том, кто его предки, почему ни отец, ни мать не были близки со своими родителями, почему он никогда не ездил к бабушкам и дедушкам на каникулы, и кем они были, вылились именно из вопроса, а могло ли быть так, что он всё-таки экстрасенс. Мама обязательно рассказала бы о чём-то настолько неординарном в их семье, а вот папа… У папы можно было бы спросить сейчас, но Кайл даже представить не мог, как задать ему такой вопрос. Не говоря уже о том, что они всерьёз поссорились и первый шаг к сближению Кайл не готов был сделать. Последний зачёт Кайл сдавал накануне Рождества, а экзамены начинались только после нового года. Учитывая, что Ноэль никак не обмолвился о своей семье, просто дав понять, что праздники он готовится встречать здесь, в лофте, Кайл с какой-то тревогой возвращался домой. Во-первых, он многого начитался. И, обладая новой информацией, просто так заговорить с Ноэлем даже в обстановке рождественского ужина он не мог. Ноэль тут же узнал бы о том, что Кайл что-то знает. А может, он уже знал. А во-вторых, Кайл понимал, что с Ноэлем тоже что-то происходит, и учитывая, что прошлая попытка прояснить их отношения не удалась, Кайл боялся, что тот просто закроется ещё сильнее. Кайл помнил, что его сочувствие вызвало какой-то странный процесс в его голове, и одновременно опасался и того, что это повторится, и того, что он, наоборот, не сможет больше ничего узнать, кроме того, что Ноэль говорит словами. За прошедшее время ничего странного, кроме того сна, не происходило. Ещё неделю назад, когда они ездили на ярмарку, чтобы пополнить запасы, Кайл обозначил своё расписание, и они договорились, что ужин будет поздний. У Ноэля учёба шла легко, и Кайл иногда и вовсе не понимал, зачем он ходит на лекции. И даже на сессии Ноэль не слишком поменял свой ритм жизни. Последний зачёт он сдал буквально за день до Кайла, и планировал весь день провести дома. Припарковавшись в нескольких кварталах от лофта, Кайл сверлил глазами приборную панель. Было страшно. Страшно войти в лофт, обосноваться, как всегда, на кухне, приготовить ужин, часть из которого уже мариновалась в холодильнике, а потом встретиться лицом к лицу с тем, кто так много стал значить в его жизни. Они связаны, Кайл уже принял это, но слишком многое оставалось за гранью его понимания. Неожиданно на глаза попался отблеск витрины, и Кайл, совершенно не думая, вышел из авто. Кафе блистало рождественскими огнями, и Кайлу глупо захотелось вдохнуть коммерческий аромат праздника. Он уселся за свободный столик и заказал глинтвейн. Его не раздражало ожидание, наоборот, это были благостные минуты. Он впал в какое-то медитативное состояние, наблюдая за людьми на улице и слушая избитые сотней повторений треки. А потом в его мир ворвался голос. Грубоватый, грудной, очень глубокий, хотя и оттенённый яркими, радостными эмоциями. Кайл слышал его лишь однажды, но узнал мгновенно. Он оглянулся в поисках обладателя этого голоса, выискивая из десятков посетителей кофейни нужного человека. Она казалась юной, словно вчерашним подростком, однако в уголках глаз уже были первые морщины, и её образ был однозначно взрослым, сформированным, очень цельным. Лили. Кайл наткнулся на неё совершенно случайно, но коснувшись её взглядом всего на мгновение, не мог отвести глаз. Женщина подняла взгляд на него, удивлённо вскинула брови и довольно быстро завершила телефонный разговор. — Не этой встречи я ждала. Ты — это сюрприз… Кайл не знал, как он услышал её на таком расстоянии, но это было не важно. Лили кивнула на стул рядом с ней и стакан глинтвейна, который стоял напротив свободного места. Кайл не был уверен, что это хорошая идея, но подошёл к ней и сел. — Добрый вечер, Лилит дю Перш. — О, нет-нет-нет-нет-нет… — рассмеялась она. — Так меня уже очень давно не зовут. Почти тысячилетие, если что… Ну какая я Лилит? — она откинулась на стул и внимательно посмотрела на Кайла. Так внимательно, будто он был каким-то уравнением, которое требовалось решить. — Тебе почитать? — Что? Что почитать? — Тебе рассказать о твоих предках? Или, может, о тебе в прошлом? — Лили словно нащупывала причину, по которой случилось это совпадение. А может быть, цель. Будто она была не уверена, зачем она здесь вообще сидит. — Не-не… — глупо ответил Кайл. — Не надо. Я уже всё видел… — Хм… Тебе рассказать об Амо? — Как? — переспросил Кайл, но ответа не требовалось. Пусть он не помнил полного имени, которым она назвала Ноэля, Кайл понял, что речь шла о нём. — А что ты можешь рассказать? — Дай посмотрю… — Лили посмотрела куда-то в потолок, и Кайл почувствовал что-то вроде дежавю. Ноэль тоже так делал. — Я была не права… Ты не новый Джонатан. Зато я поняла, почему он тебя так прячет… Хочешь узнать? Кайл посмотрел на неё и едва не утонул в её глазах. Они были чёрными и почти пустыми, будто полудрагоценные камни в каменной статуе. Однако женщина ждала ответа на вопрос, и ему пришлось задуматься. — А мне надо это узнать? — Надо, — чуть расстроенно отозвалась Лили, будто рассчитывала на другой ответ, — но не от меня. Зачем же ты здесь… — как-то странно протянула она, и Кайл на физическом уровне ощутил, словно кто-то касается его тела. Не реального, а того, что словно окутывает его вокруг. — Чувствуешь… Странно… Ах, вот оно что… Маленький негодяй… Защита… — Лили смотрела вокруг него, куда угодно, только не в глаза, и Кайлу стало некомфортно в её обществе. — Амо был проводником Джонатана. Он ему путь открыл, да ещё и одарил тем, что самому Джара годами пришлось бы зарабатывать. Но тот выбрал другую сторону, другую ветку. Свобода воли, знаешь ли… Уйти туда где бонусы, где проще и быстрее. Ты не бойся, я только смотрю, но не трогаю… — Я не боюсь, просто мне неприятно как-то… — ответил Кайл, но Лили рассмеялась, громко, дерзко, даже ехидно. — А это не тебе, пирожочек. Ты ещё не знаешь, чего бояться. Он знает. Ты скажи ему, что ты не Джара. Что ты сам дойдёшь. И попроси его снова. Ты всякой чуши нахватаешься, а потом и правда словишь какой-то нездоровый вайб. А если будешь держаться Амо, он тебя убережёт. А ещё, маленький, имя даёт определённую власть, даже если ты пока не понимаешь ничего. Его зовут Аманье д’Альбре. Загугли, что он творил, ты правильно чувствуешь, он не хороший человек. Не хороший и не добрый. Он вообще не человек, но ты это и так знаешь. Только я не пойму — как, если ещё нет. — Он показал мне будущее, — зачем-то сказал Кайл, зная, что отвечает ей, но не понимая, о чём, не понимая даже смысла последней её фразы. — Хм? Ох, глупенький-маленький, это ты его подсмотрел. Он бы по своей воле тебе этого не показал. У тебя в опытах есть отвержение и отречение за любовь, милый. Ты и сейчас не веришь себе… То, чего ты так боишься, то, что так отрицаешь… Это ты. Это твоё, маленький. Он ведь просил тебя прийти к нему, когда до тебя дойдёт. Помнишь? Просил не разнести спальню, а прийти к нему. А ты уткнулся носом в песок, и думаешь, что так легче. А песок царапается и оставляет ссадины, сладкий мой, больно будет… Лили замолчала, но это было к месту. Кайл вспоминал, где он слышал эту фразу. Сублимация. Когда дойдёт, он поддержит и не осудит… Ноэль говорил ему это. Но о чём? — А хочешь, я решу это? Будет больно, и ты, пирожочек, скорее всего завалишь сессию, зато пройдёшь туда, где всё станет яснее. Я могу сказать, а могу показать… Кайл завис, не понимая, что ответить. Лили была странной и говорила в чём-то, как Ноэль, но по-другому. И эти её «пирожочки» и «маленький» были будто чужими. — Что значит: «пройдёшь»? Ноэль часто говорит мне это, но я не понимаю, что он хочет услышать в ответ… Лили прикрыла глаза, а потом посмотрела на Кайла уже совершенно обычным взглядом ярких карих глаз. — Смотри: есть игра. Пусть будет видеоигра. Чтобы попасть на новый уровень, ты должен победить кого-то. Босса уровня. И чтобы его победить, нужно иметь определённое количество скиллов, определённый инструмент, определённый опыт в игре. Когда ты его наработаешь, ты идёшь на босса, убиваешь его и выходишь на новый уровень. Ты с Ноэлем имеешь читкоды. И можешь проходить на уровень выше без всего необходимого. Но там, на новом уровне, тебе придётся очень нелегко. Потому что самое простое задание для того, кто имеет опыт и нужные доспехи, для тебя станет непроходимым испытанием. И ты умрёшь. Много раз, прежде чем пройдёшь это испытание. Если у тебя нет новых читкодов, конечно. Так что… Когда он спрашивает, куда ты прошёл, ты не знаешь, что ответить. Ты просто не знаешь, как называется новый уровень. Спроси его. И ещё. Это не совет, но возможный вариант. Разнеси к чертям комнату. Разбей посуду. Уничтожь ко всем безднам бар, разнеси его в осколки. Это справедливая агрессия, ведь он знает всё, но молчит, боясь тебя ранить. — Я не хочу быть раненым, — Кайл выхватил первую попавшуюся ему мысль, потому что боялся, что Лили продолжит, и его унесёт от ее голоса. Он уже едва оставался в адеквате, оказалось намного сложнее выдерживать её в её прямой естественной, человечной что-ли, форме, чем когда она зрит куда-то мимо тебя. Эта случайная фраза прервала что-то в рассказе Лили, он споткнулся о слова Кайла, и Лили прикрыла глаза, будто что-то мешало ей продолжить. Она заговорила довольно скоро, и она снова изменилась — уже не совсем обычный человек, но ещё и не мраморная скульптура с антрацитовым взглядом. — Он будет зол, маленький. Езжай домой. Вы с ним одно, мне бесполезно с тобой разговаривать. Только запомни, если ты ранишь его, больно будет тебе. Он всё искупил. Не обижай его. — Нет, стой, подожди… Я хочу спросить… — Лили не двигалась, она вообще никак не показала, что разговор закончен, на Кайлу ощутилось, словно они уже попрощались. — Он сказал мне, что он уязвим, когда творит. И я стараюсь не нарушать наш уговор, но я недавно… Уязвил его, ненарочно… — Так-так… И что такое, по-твоему, неуязвимость? Кайл моргнул пару раз, не понимая, откуда растёт корень этого вопроса. — Это когда нет слабых мест. Неприступность… — Кайл искал в своей голове аналогию с архитектурой, с крепостью или броней, и этот ответ показался ему самым верным. — Хм… А так вообще бывает в реальном мире? Ты говоришь усреднённую идеальность. Хотя ты близок. Неуязвимость — это когда никто не знает твои слабые места. И от обратного, уязвимость — это… — Это известные слабые места, болевые точки… Лили сожмурилась, будто кошка, но недовольно дёрнула носом. — Ну, почти. Ключевое слово здесь — знание, — она опять перевела взгляд выше, а потом кивнула чему-то в своей голове. — Он не сможет обвинить меня ни в чём, я не открываю тебе ничего нового. Поэтому слушай, а я скажу. Быть уязвимым — это показать себя настоящего. Раскрыться, снять броню, защиты, иллюзии вокруг себя. И тебе больше не обязательно наблюдать глазами за Амо, чтобы видеть его, смотреть на него, узнавать его. Тебе достаточно одного желания. Ты можешь сидеть здесь, со мной, можешь быть на лекции или готовиться ко сну, просто посмотри в него, в его поле, и ты увидишь, почувствуешь, какой он. Мне даже не нужно показывать тебе, как это, ты это уже умеешь… Я ведь не ошибусь, если скажу, что он не пишет больше? — Кайл заворожённо кивнул, но ей был не важен ответ. — Потому что его искусство врать не умеет. И он не хочет провоцировать тебя, излишне открываться, чтобы случайно не дать тебе лишнего. — Эти слова вызвали у Кайла какую-то жгучую, почти постыдную вину, но он не успел даже сформировать мысль — Лили шумно выдохнула и мотнула головой. — Уязвимость — это никогда то, что ты делаешь с кем-то, это всегда то, что происходит с кем-то по его выбору. Понаблюдай за ним, последи за ним — не глазами, сердцем. Он тебя так защищает от боли, будто это что-то плохое. Но боль — это просто часть жизни. Если это твоя цена за скорость, почему бы нет? Если ты к ней готов, если ты мучаешься от всех этих тайн мироздания, почему бы не заплатить? Он будет рядом, он поможет… — Знаешь, это выглядит так, будто ты меня сейчас провоцируешь или агитируешь… Лили пожала плечами. — У тебя сердце закрыто. Ты думаешь, раз куда-то прошёл головой и телом, душа автоматом подтянется, но нет. Думаешь, порыдал у него на плече, поскучал по мамочке, посочувствовал папе — и готов идти рука об руку с Амо? Да тебе ещё идти и идти туда, а ведь хочется уже сейчас… Я говорю: «Побей посуду, позлись», потому что это хорошая тренировка. Разгоняй эмоции, постигай их диапазон. Амо хочет, чтобы ты достиг этой вместимости только за счёт чего-то светлого и доброго, он думает, тебе легче будет прожить и обуздать свою тёмную сторону, если ты уже пройдёшь выше, однако это игра в бога. Я могу говорить жестокие вещи, маленький, но это не значит, что моя цель причинить тебе зло. Равно, как и добро. Ты спрашиваешь. Я выбираю отвечать. А он — молчать. — Почему ты называешь его сейчас Амо? А иногда Ноэль? Лили прикрыла глаза и словно неверяще показала головой. — Если начну описывать, ты поймёшь, но он мне этого не простит. Тебе просто крышку оторвёт от самого понятия сингулярности и нелинейности времени. Но простой ответ я дам. Мне слишком просто путаться в событиях, в прошлом и настоящем. Так я создаю для себя якорь, чтобы оставаться с тобой в полноценной беседе. Иначе ты бы понимал в лучшем случае треть из сказанного. Езжай домой, мальчиш-глупыш, он волнуется. И поблагодари мир от всей души, так искренне, как только сможешь, за такой подарок, как только выйдешь отсюда. Сегодня Рождество, в мире очень много светлой, яркой энергии, и с ней ты узнаёшь это безоплатно, без отката, потому что часть мира уже молится за божественный праздник. На этом моё служение тебе должно закончиться. Когда ты сможешь посмотреть в свои прошлые жизни, я назову тебе твои имена. Счастливого Рождества, Кайл Торн. Кайл моргнул, а потом зрение будто размылось. Он знал, что Лили все ещё сидит перед ним, но он видел только пустой стакан глинтвейна и салфетку, смятую в своем кулаке. Он вышел, не прощаясь, а вдохнув морозный воздух, вдруг посмотрел в небо и улыбнулся. Слёзы сами навернулись на глаза, и он стоял и смотрел ввысь, про себя безостановочно повторяя слова благодарности. Миру, Лили, Ноэлю, себе, маме и отцу, Ирме, Линдс и даже Эрику, всем, кого он знал, всем, кого не знал, но кто был в его жизни. Его чуть толкнуло дверью в спину, когда из кафе вышла компания ребят в рождественских шапочках, и Кайл пришёл в себя. Выдохнул и почти бегом бросился к машине. Дома его ждали.