Ближе, чем осмелишься

Сильнее всего Кайл оказался шокирован именно этим — он гуглил, и нашёл даже описание своего состояния. Алекситимия. Затруднение в определении и описании (вербализации) собственных эмоций и эмоций других людей; затруднение в различении эмоций и телесных ощущений. Ни то, что он фактически был придурком большую часть своей жизни, ни то, что его девушка переспала с его другом, ни то, что он абсолютно безразлично относился к окружающим и к себе самому — ничего из его летних осознаний не произвело на него такого эффекта, как-то, что он не может больше доверять своим эмоциям. И чем сильнее он старался понять, что чувствует, чем сильнее напрягался, тем хуже становилось. Потому что всё путалось ещё больше. Последние две недели перед последним курсом пролетели как один день, и Кайл, наверное, вышел бы на работу, если бы не сообщение отца, что он оплатил ту же квартиру, что и в прошлом году, и что депозит за учебники уже на счёте университета. Вот так, будто холодной водой окаченный, он пришёл в колледж. Больше всего слухов разразилось вокруг ухода Эрика. Кто-то говорил, что его отчим разорился, кто-то, что он сильно заболел, кто-то, что у него проблемы с наркотиками. Ничего из этого не было правдой, и впервые в жизни Кайл злился на то, что люди треплются о том, о чём понятия не имеют. Ровно до того момента, пока не понял, что в прошлом году он был этими людьми. Его угрюмость все объясняли себе расставанием с Линдси, которая явилась в колледж с кольцом-обещанием. А Кайл совершенно не переживал. Линдс была для него ровно таким же трофеем, как и он для неё. И она достаточно быстро нашла ему замену. Опять же, в прошлом году Кайл так бы и поступил. Зацепился бы с Ирмой скорее всего, или с Кингс с третьего курса. Сейчас было не интересно. Первая сонная, но шумная лекция, когда преподаватель едва мог усмирить не общавшихся столько времени студентов, вторая пугающая — теория построения бизнес-систем была новым предметов, но его баллы шли не просто в зачёт, а в экзамен. А потом перерыв, когда можно перекусить. Кафе с вечными сплетнями, громкий хохот и надуманная драма. Кофейня с сэндвичем и капучино, и воспоминания об Ирме, а потом и её мягкая смущённая улыбка. В итоге Кайл сбежал из кофейни так же быстро, как и из кафе колледжа. Не мог он больше с ней общаться, не тогда, когда видит, видит, как она к нему относится. Его путь проходил по заднему двору колледжа, когда он увидел Ноэля. После того сообщения Кайл долго не заходил в мессенджер, а потом, когда эмоции, пусть непонятные, неправильно поименованные, но живые, наполняющие его голову и тело, немного успокоились, он удалил всё. Даже первые сообщения с вопросами. Большинство из них перестали быть актуальными, и Кайл был уверен, что Ноэль знал о том, что так и будет, ещё тогда. Решение удалить переписку показалось таким очевидным и логичным, что сомнений в нём не было ни секунды. Однако Кайл перечитал всё, что адресовал Ноэлю за это время. Это были чертовски длинные месяцы. За скорым переездом в лофт, подготовкой приличной одежды и просмотром расписания на сайте Кайл совсем не думал о том, что увидит своего мучителя. А утром об этом подумать не удалось по другим причинам — он уже давно отвык от такого количества людей, а ещё он проверял себя, прислушивался к своим новым реакциям, пробовал на вкус, что ему по душе, а что нет. И вот, непредсказуемый поступок привёл к слишком логичному последствию — он стоит посреди двора, замерев со стаканом кофе, как тогда в мастерской, и смотрит на Ноэля, который сидит на парапете заднего входа с альбомом на коленях. Их взгляды пересекаются. Долгие вдохи и такие же медленные выдохи заставляют грудную клетку Кайла двигаться, но он, кажется, не понимает, что дышит на самом деле. Внутри он задохнулся от этой случайной встречи и никак не может найти свой кислород. Ноэль не сразу поднимает глаза, будто нарочно даёт себя рассмотреть, или может быть, даёт время, чтобы уйти, чтобы избежать встречи и просто сбежать. И Кайл почему-то думает про себя, что он больше не трус, только, когда Ноэль всё же смотрит на него, Кайл понимает, что это не правда. Он подходит ближе, удерживая взгляд, не отпуская его, и Ноэль закрывает альбом, цепляет карандаш куда-то и поднимается. Ждёт чего-то или просто не решил ещё, что делать. Он смотрит прямо на Кайла, внимательно, придирчиво, будто оценивает выполненную работу, и Кайлу почти смешно, что вообще-то так и было. Вообще-то Кайл всё лето выполнял то ли работу над ошибками, то ли задание по познанию самого себя. Это больно — знать, что Ноэль видит всё это и без тех удалённых сообщений. Наконец Ноэль отмирает, кивает ему, и, не произнося этого губами, говорит как-то иначе: «Пойдём со мной. Иди за мной. Следуй за мной». Кайл кивает ему в ответ, будто был задан вопрос, готов ли он, и это снова театр абсурда — что он так хорошо понимает происходящее, или так восхитительно обманывает себя, заполняя неизвестность понятными смыслами. Кайл почти срывается с места, когда Ноэль разворачивается. Они не идут рядом, и кажется, что они даже не идут вместе. Но Кайл ступает по тротуару, точно зная, куда они направляются. Мастерская кажется не просто знакомой, а уютной и родной, как колыбель. Ноэль не закрывает дверь, и Кайл делает это вместо него, будто своими руками окончательно прибивает крышку к уже принятому решению быть здесь. Он находит Ноэля у французского окна, и в эту минуту Ноэль кажется ему неземным. Будто он из другой реальности, другого измерения, другого мира. Они всё ещё не произнесли друг другу ни слова, но всё так кристально ясно, так понятно всё, что происходит между ними. Будто они договорились о чём-то тогда, утром, месяцы назад, а теперь исполняют договоренность. Но они об этом не договаривались. Ноэль смотрит на него долго, и Кайл успокаивается. Будто узнал что-то важное, но не понял пока, что. Он не улыбается, наоборот, сосредоточен. Но ему не тяжело. Впервые за это лето ему не тяжело. Кайл пытается сосредоточиться, чтобы понять, что он чувствует, но Ноэль чуть поднимает подбородок, словно останавливая его. Он подходит к мольберту, на котором снова листы бумаги. Картин нет, никаких, и кажется, что студия была покинута всё это время. Зеркало куда-то исчезло, Кайл только сейчас заметил это, и ему кажется это хорошим знаком. Ноэль рисует. Спокойно, уверенно, кажется, что мягко. Кайл же просто ждёт. Он не знает, что чувствует, и не знает чего ожидать, но от того самого «не тяжело» так хорошо, что даже думать не хочется. Мысли на паузе, даже вечная рефлексия покинула его. Ноэль заканчивает быстро. Или нет, Кайл не уверен, что замечает время. Он не знает, что будет дальше, и Ноэль ободряюще кивает ему, поощряя посмотреть. Кайл изображён в позе лотоса. Он сидит на берегу моря, Кайл уверен в этом по тому, как ветер треплет его волосы, но самого моря нет, только скала несколькими штрихами. Его лицо такое… Что Кайл снова не берётся навешивать ярлык, потому что знает теперь, что может увидеть не то, что есть, не то, что хотел написать художник. Однако на глаза попадается надпись: «Взгляд в будущее». И теперь Кайлу понятно, что та тревога, и вдохновение, и опасение, и даже грусть, которую он, кажется увидел, вполне могут быть настоящими, не придуманными его головой. Глаза, которые написаны куда чётче и ярче, чем остальная картина, притягивают, и в них столько глубины и разных мыслей, столько всего в этих глазах, что Кайл, кажется, впадает в какой-то транс, пока рассматривает их. Ему видится в своей голове возможное будущее этого нарисованного Кайла. Его поиски, его разочарования, его отчаяние и всё равно уверенность в выбранном пути. Это мельтешение картинок, где он видит себя, но не себя такого как сейчас. Это словно воспоминание из прошлого, только из будущего. И Кайл пугается. Вот сейчас он точно чувствует, что это страх, ничем не припорошенный, не прикрытый и не присыпанный. — Что ты такое, Ноэль де Монкада? — у Кайла так в горле пересохло, что он едва выдаёт звук. — Откуда это? — спрашивает Ноэль, улыбаясь, и Кайл пожимает плечами, не желая теперь сознаваться в своём вуайеризме, но Ноэль продолжает. — Моя фамилия Фитц… — теперь Кайл вспоминает, что слышал её несколько раз в колледже, и где-то ещё он слышал тоже, он её знает, но не это сейчас важно. Ноэль не злится, он будто знает что-то, и его следующие вопросы ставят Кайла в тупик. — Ты видел меня во сне? Что ты знаешь? Куда ты прошёл? Кайл понимает, что Ноэль действительно не читал все те сообщения, и в этот самый момент Ноэль берётся за телефон. Он удивлён, что сообщений больше нет. Кайл пока не уверен, что адекватен, что слышал то, что слышал, что он в своём уме. Потому что это всё не о нём и совсем не к месту. Но Ноэль спрашивает ещё что-то, куда более материальное и понятное. — Там было что-то, что я сейчас должен знать? — Ты должен знать всё. И ты знаешь, разве нет? — Кайл сейчас так искренне удивлён, что и сам в шоке, откуда это удивление. Он пытается прочувствовать это, и у него желудок будто к рёбрам липнет от этих чувств. — Кто я, по-твоему, Торн? Волшебник Изумрудного города? Ноэль смеётся легко и непринуждённо, и Кайлу тоже хочется смеяться. Хочется сбросить вновь возникшее напряжение. — Меня так называет только один человек, Кайл, — загадочно произносит Ноэль, будто предлагает Кайлу сознаться в чём-то, но тот молчит. — А ты был плохим мальчиком в ту ночь… Разве ты не знаешь, что подслушивать не хорошо? — Ноэль всё ещё улыбается. И он звучит завораживающе. Это странно в таком диалоге. — Я был гораздо хуже в любую из ночей, — Кайл говорит это, и взгляд Ноэля вспыхивает на мгновение, и тогда Кайл понимает, что и как сказал. — И в любой из дней тоже. Я был слепым и безразличным, я был… — Я вижу, ты, кажется, нашёл некоторые ответы там, где я тебе и подсказал? Не нужно больше этого сейчас. Вчера уже прошло.

*

С этой фразой будто воздушный шарик лопнул где-то в диафрагме, напряжение отпустило Кайла, и он улыбнулся теперь иначе. От всей души. Будто одни эти слова что-то изменили. — Вчера уже прошло, — повторил он. Ноэль присмотрелся к нему, будто к собственной картине, а потом хлопнул в ладоши. Так громко в пустоте этих стен, что эхо поглотило всё внимание Кайла. — Что ж… Я обещал тебе, что отвечу на твои вопросы. Ты сформулировал их, но теперь нашей переписки больше нет. А моё обещание осталось. Давай-ка переместимся в более приятное место и поговорим. Я не могу быть тебе должным. Что бы это ни значило, Кайл только кивнул, и Ноэль увёл его из мастерской в другую часть лофта. Она оказалась вполне себе обжитой, что никак не вязалось с матрасом на полу и рабочим столом со странным шкафом. Ноэль привёл его в комнату, а когда закрыл дверь, их окутала темнота. Несколько десятков секунд Кайл плыл в ней, как в океане, а потом зажглись бра на стенах, тихо загудела вытяжка, но слишком скоро этот звук скрылся в звучании какой-то восточной музыки. Кайл споткнулся о подушку на полу, а Ноэль ушёл глубже. Звуки не давали понять, что он делает, однако уже через несколько минут Ноэль включил ещё несколько ламп и зажёг свечи, и только тогда Кайл понял, что это курительная комната, как в старых фильмах. Кальян, который стоял в центре, уже тлел углём, и хотя для Кайла такой отдых был непривычен, он с любопытством наблюдал, как Ноэль делает свои приготовления. В конце концов, хозяин разместился на подушках, подложил плед под ноги и жестом указал Кайлу на трубку, висящую у высокой стойки. Сам он сделал затяжку и выпустил столб дыма в кажущийся бесконечным потолок. Кайл вспомнил дракона на его спине, а Ноэль улыбнулся, словно догадался о его мыслях. — Какие ответы ты ищешь? Кайл посмотрел на трубку и с интересом покрутил её в руках. Сделал затяжку и удивился тому, насколько иначе это ощущалось по сравнению с сигаретой. — Ты читал мои вопросы, какой из них ты хочешь первым? — Не думаю, что тебе нужны они все. И я спросил, какие ты ищешь ответы? Те, что ты уже нашёл, мне повторять нет смысла. Потому что ответы должны быть твои. Не мои. И они уже есть… Кайл обдумал это. И это было честно. Он искал многие ответы. И какие-то нашёл. Но сейчас он не знал, о чём спросить. — А какой вопрос показался тебе интересным? — Тот, на который у меня нет ответа… — Кайл снова затянулся, и дым, наполняющий комнату всё сильнее, превратил его в какое-то сказачное существо. Снова захотелось повторить тот вопрос, который Кайл выдал в своём смятении от созерцания своего нового портрета. Но Ноэль опередил его. — Я не знаю, каким я тебя напишу. Ты не Титан, Кайл. Хотя в тебе есть что-то настолько же разрушительное. И мифы, они слишком искажены сейчас, чтобы добавлять им ещё больше преломления. Ты не Сизиф и не Цикломена, ты Кайл. Нет смысла помещать тебя в их пространство и время. — Ты иногда так странно говоришь, что я не понимаю, о чём ты. Ладно, тогда… Почему та девушка, Лили, назвала тебя другим именем? Ноэль поднял голову с подушек, и Кайл понял, что всё это время он чувствовал его взгляд. Даже когда не видел лица, чувствовал, что на него смотрят. — Я думал, что пообещал тебе ответы о тебе? — попробовал пошутить Ноэль, но Кайл покачал головой. В их уговоре этого не было. — Этого я тебе пока не открою. Это тоже нужно заслужить, Кайл. Они замолчали, и это было такое молчание, которое наполняет смыслами куда больше, чем многие разговоры. Кайл думал о том, что он сейчас на самом деле ищет, что хочет узнать, а Ноэль опять любовался. Опять смотрел, и кончики его пальцев едва заметно взрагивали, будто он хочет прямо сейчас взяться за работу. — Та картина, третья. Зачем она тебе? Ты сказал тогда, что это не то, но это тебе тоже нужно. Зачем? Ноэль улыбнулся так, словно вопрос был слишком простым. Но когда заговорил, звучал очень серьезно и вдумчиво. — Я люблю красоту, Кайл. Я люблю эстетику чужих искренних проживаний. Я люблю эстетику чувств, и когда мне удаётся это написать, это ценно для меня как творца. В том наброске ты настоящий, живой и очень красивый. И я хочу, чтобы он был моим. Хочу смотреть на него и чувствовать тебя. Такого, какой ты там. Прекрасный в своих сомнениях и желаниях. — Вот так просто? Ноэль снова коротко улыбнулся, взглядом куда больше открывая свои мысли. — О, это совсем не просто, Кайл. Но то, что я вижу в этом, оно уникальное. Поэтому моё. Не торопись с этим, Кайл, у тебя закружится голова… — он указал подбородком на трубку, и медленно вытянулся на подушках. Ноэль знал, о чём говорил. В мыслях уже был дурман, но один вопрос всё же смог прорваться сквозь него. А может, он возник лишь потому, что всё вокруг было скрыто туманом. — Я привлекаю тебя, да? — Да. Но не так, как ты думаешь, Кайл. Не так, как ты можешь позволить себе думать. Ноэль легко поднялся с пола и отошёл. Вернулся он с двумя бокалами густого светлого вина, один из которых протянул Кайлу. — Не думаю, что ты пробовал что-то подобное. Но знаю, что тебе должно понравиться. Запах был яркий, фруктовый, почему-то совершенно не контрастирующий с ароматом табака и каких-то благовоний. А на вкус вино оказалось сочным и сладким. А ещё довольно крепким. — Ты думаешь меня опоить? — засмеялся Кайл. — Я намерен создать для тебя немного комфорта и расслабить твою голову. Иначе ты так и не задашь свои вопросы, — Ноэль сделал небольшой глоток и облизал губы. Кайл заметил это лишь потому, что влажная гладкая поверхность блеснула в тусклом свете. — Ты знаешь, что у персов была традиция сложные вопросы обсуждать на саммитах дважды. Сначала на трезвую голову, а потом за щедрым столом? Считалось, что первое обсуждение даёт волю логике и разуму, а второе — сердцу и душе. Тогда в сочетании двух состояний ума рождалась истина. Для тебя всё немного иначе, но свой вклад в здравый смысл ты уже внёс. Теперь давай узнаем, чего просит твоё настоящее я… Они допивали молча, и Кайл никогда бы не подумал, что бокал вина может так сильно ударить в голову. — Кто такой Джонатан? — О, нет, не этого требует твоя душа, это пустое любопытство. Ты не понимаешь меня, я будто загадочная зверушка для твоего мировоззрения. Но препарировать себя я не позволю. Я знаю, что сам открыл эту дверь, но за ней много поворотов, и сюда мы не пойдём. Хочешь что-то узнать о себе моими глазами — вперёд, Орёл, но сюда тебе путь закрыт, — Ноэль уложил руку себе на грудь и будто покорно прикрыл глаза. — Прости. Я понял. Тогда… Мне многое непонятно, но я не знаю, что спросить… Линдси переспала с Эриком. А мне не было даже обидно. Ирма пыталась меня соблазнить, а я не повёлся. У меня алекситимия, но я чувствую теперь разное, и боюсь пытаться назвать это, будто кто-то другой может мне объяснить, что у меня здесь… — он постучал по грудине ладонью. — Я не знаю, что спросить у тебя, Ноэль. Почему ты не захотел писать меня? Не в том смысле, что я раньше написал тебе… Почему не захотел просто устроить один пробный раз, когда ты разбудишь во мне что-то и уложишь на холст? Ведь ты отступил, но ты не боишься быть плохим, тебе плевать. По-настоящему, не так как мне. Хотя мне тоже, оказывается, плевать, просто на другое. Ноэль довольно долго молчал, однако Кайл знал, что он просто обдумывает ответ. Однако не ожидал, что услышит его таким поэтичным. — Когда перед слепым открывается райский пейзаж, он может выбрать три пути, Кайл. Первый — сойти с ума от всего, что теперь ему доступно. Разглядывать каждый миллиметр бутона или каждую волну в реке. Он не способен будет постичь масштаб картинки, и утонет в мелочах. Второй — закрыть глаза, отрицая, что видит. Идти привычной дорогой, используя другие чувства — обоняние, осязание, слух. И найти в этом некое подобие счастья, уверенность и смелость. И третий — тот, на который мало кто решится. Учиться видеть. Шаг за шагом. Открывать глаза, ловить картинку, а потом закрывать их снова, преодолевая страх опять ослепнуть, и стараться понять увиденное. Разделить грандиозный масштаб на посильные ему задачи и решать их одну за другой. Сначала цвета, потом формы, потом динамику, сочетания, глубину. Давать названия новому, сочетать другие органы чувств со зрением, чтобы делать свой новый мир объёмным по маленьким отрывкам. Я не хотел бы, чтобы ты остался слеп, но в этом могло скрываться твоё подобие счастья. И я не хотел бы, чтобы ты сошёл с ума от всего, что узнаешь о себе. Однако я не бог — я всего лишь человек. Кто я такой, чтобы знать, что лучше для тебя? Настои я на своём, я лишил бы тебя свободы воли, навязывая то, что считаю правильным. Я отступил. И я рад, что ты сделал свой выбор в пользу прозрения. Сам. — Теперь ты напишешь меня? Когда моя жизнь почти разрушена тобой же? — Кайл, ты сделал выбор, — Ноэль никак не изменил позу, оставаясь в том же расслаблении, хотя Кайлу показалось, что после такого обвинения Ноэль должен закрыться и оправдываться. Ему именно этого хотелось — извинений, жалости, признания своей ошибки. Однако Ноэль был в абсолютном спокойствии. — Принять решение — это тоже выбор. Не принимать решения — это тоже выбор. Решить что-то, а потом передумать, передоговориться с самим собой — тоже выбор. Не моя ответственность. Моя — что я задал тебе первый вопрос. Остальное — череда твоих выборов. Решиться быть написанным. Прийти. Стоять на коленях. Вернуться. Настоять на своём. — Но мне же нужно было узнать… Ноэль рассмеялся почти задорно. — О, шери-шери, тебе хотелось узнать. Нужды в этой информации у тебя не было. Не было потребности в ней. Было лишь желание. И пусть поначалу это была задетая гордость и любопытство, но ты мог как обычно задушить в себе это «хочу», проигнорировать этот интерес, как сотни других своих желаний и искр. Но ты не стал. Ты выбрал узнавать. Себя об меня, себя об других людей. А то, что из твоей жизни ушли люди, которые были близкими — это закономерно. Ты меняешься, твоё окружение тоже. И ты хочешь меняться дальше? Чего ты хочешь? Кайл задумался. Ему нужно было переварить то, что он услышал, и к собственному удивлению, он понял, что полностью принимает сказанное. И о выборе и о том, что он хотел, хотел узнавать всё это. Однако, чего он хочет сейчас, было непросто понять. — Хочу… Чтобы стало легко. Чтобы я был уверен в себе, в том, что я чувствую, в том, что я люблю, в том, чего хочу. Хочу узнать себя, чтобы узнать, что для меня счастье. Хочу знать, какой я. Даже если я ублюдок бессердечный, хочу знать об этом. Что такое «негативное пространство»? — внезапно закончил свои размышления вопросом Кайл. Он был раздражён собственным глупым умом, который подкинул ему этот вопрос на язык, но Ноэль так живо удивился, что Кайлу и самому стало интересно, что же это такое, ведь он почти забыл об этом понятии. — Неужели не загуглил? — Каждый раз, когда собирался, что-то отвлекало… Ноэль кивнул. — Значит, я должен тебе рассказать. Негативным называют пространство, отличное от всего остального отсутствием на нём признаков, присущих окружающему его пространству. Самый простой пример — это… Хм… Вот, смотри… — он протянул ему тарелочку, на которой был рассыпан пепел от угля, но в центре был чёткий квадрат от кусочка. — Видишь, пепел покрывает почти всю поверхность, но в середине есть абсолютно чистое место. Это значит, что здесь было что-то, чего сейчас нет. Это доказательство существования предмета, который в определённый момент находился здесь. Это была подставка под уголь. На ней уголь расжигается, а потом кладётся в кальян. Самая важная часть этой гипотезы вот в чём — на самом деле под подставкой могла стоять свеча, или, например, находиться предмет, который не оставил отпечатка. Или не в видимом диапазоне спектра. И суть использования этой гипотезы в том, что ты можешь быть уверен только, что негативное пространство доказывает существование одного предмета такой формы, либо нескольких совпадающих, но не отрицает наличие чего-то ещё, что вписывается в параметры этого негативного пространства. Мы не знаем, что это было, но мы знаем, чем это не было. Не было пеплом от угля. — Чего не было во мне, когда ты обратил на меня своё внимание? — как логика привела Кайла к этому вопросу, он не знал. Но мысли снова туманились, а ещё эта беседа была для Кайла поразительно интересной. Он впитывал её в себя, растворялся в ней, чувствовал её. И это состояние было близко к эйфории, только она пряталась где-то очень глубоко. Ирма однажды произнесла такое словосочетание — «интеллектуальный оргазм». Сейчас Кайл понял, что это значит. И ответ Ноэля только углубил это ощущение. — Любви, Кайл. Благодарности. Чувств не было, будто ты мумия, будто ты ледяная скульптура из Гарри Поттера, которую оживили заклинанием. Но магия не рождает любовь, даже если это Амортенция в бокале… — пошутил Ноэль, но Кайл понял его. И серьёзность всю ощутил в его тоне, хотя расслабление в теле никуда не ушло. — Меня удивляло то, что с твоим потенциалом ты мог бы стать светочем этого курса, а стал тем, кто оскорбляет походя и не заметив, кто пользуется и берёт, берёт, берёт, ничего не отдавая. Кто злым словом уничтожает столько хорошего, и даже не знает об этом. Будто ты злой недолюбленный мальчик. На этих словах Ноэль встал и снова ушёл. Снова за бокалом, но не было его куда дольше. Эти слова срезонировали не только с Ноэлем, но и с Кайлом. Так и было. Так и было. Хотя Кайл не был уверен, откуда взялось это убеждение, но оно отозвалось каким-то правильным выдохом во всём теле. Ноэль же вернулся немного отстранённым и даже грустным. Он изменился за эти минуты, Кайл видел это, но ему казалось, что спрашивать об этом как-то неправильно. — Так… Ты напишешь меня теперь? — Кайл и сам откинулся на подушки ещё сильнее, видя, насколько комфортно это может быть — лежать на полу в мягкой комнате и говорить о таком глубоком. — Знаешь… Задай ты мне этот вопрос ещё десять минут назад, я бы не был уверен в ответе, но сейчас я даже знаю, каким я тебя напишу, Кайл. Если ты позволишь мне зайти так глубоко. — Боже правый, Ноэль, бред какой-то… Мы ещё не так близко знакомы, чтобы говорить такие вещи… — этот вопрос шёл от головы, и Кайл рассмеялся, но что-то в его душе настороженно прислушивалось, приглядывалось, словно затаясь в ожидании ответа. — Это очень опасная риторика, Кайл… — Ноэль не поддержал его шутку, наоборот, он был серьезным, резким, даже грубым. А ещё он словно угрожал Кайлу, и это чувствовалось больше в оттенках его голоса, нежели в словах. — Нравится тебе или нет, но так уж сложилось, что я тебя знаю в какой-то степени больше, чем ты сам, и ты такими играми создаёшь такие вероятности, такое будущее, которое тебя просто вывернет наизнанку, перепрошьёт и перемелет. Тебе стоит убрать бокал и просто отдохнуть. Ты не понимаешь, что творишь…