Ближе, чем осмелишься

— Как так? — прозвучало внезапно громко в тишине пространства, создавая небольшое эхо, но Кайл, потерявшийся в своих мыслях, не понял вопроса. — Что «так»? — Ты спрашивал меня: «Это всегда — так?». Что ты имел в виду? — уточнил Ноэль. Он уже расположился удобно на мешке, жестом предлагая Кайлу выбрать место и себе. — О… — вопрос почему-то застал Кайла врасплох. Он оглядел пространство, где себя обнаружил, и присел на подоконник. Так расстояние между ним и хозяином студии было максимальным, и он неожиданно почувствовал себя комфортнее. Но отвечать не торопился. Зацепил палочками всегда слишком сладкую на его вкус лапшу, попробовал, удивляясь, что она оказалась лучше, чем он думал, и всё же постарался объяснить. — Так — это ты ставишь модель в какую-то позу, в созданный антураж, а потом рисуешь. Не поясняя ничего, не спрашивая, не… Не принимая во внимание чувства того, кого рисуешь… Я в какой-то момент почувствовал себя мебелью… — он неловко улыбнулся и снова вернулся к еде. На Ноэля он не смотрел. — Это всегда НЕ так у меня. Просто… Ты пришёл в тот момент, когда я уже разочаровался в идее и отчаялся её нормально воплотить. И я планировал просто зафиксировать твою позу, чтобы понимать, где тени, как лежат руки, связанные за спиной, как поворачивается голова… Но ты… Я теперь вижу, что ты испытывал эмоции, подобные тем, что были у Кристофера в романе, над которым я работаю. И я просто срисовал всё. Совсем всё, и мне даже не понадобилось что-то делать для этого. — Мг, — поддакнул Кайл, — ты просто связал меня, ничего не объяснив, поставил на колени, заставил, принудил, я думаю, я понял, чего именно ты не делал. — Я не думал так об этом в тот момент, а ещё я повторю, если бы ты сказал, что тебе это не нравится, всё закончилось бы за несколько минут. Твои колени, должно быть, болят… Ты простоял так почти час. Это странное дополнение — оттенённое заботой и участием — создало ещё больше неловкости между ними. Пристыженный за собственное замалчивание, Кайл не ответил, однако воспоминания о пережитом подкинули новый вопрос. — А последняя? Последняя картина… Ты сказал, что это тебе тоже нужно. Для романа? Ноэль отрицательно мотнул головой, сделал глоток, облизнул губы и отставил полупустую коробку от лапши на журнальный столик. Он выглядел необычайно серьёзным, и этот интенсивный взгляд заставил Кайла схватиться за стакан кофе. Что-то было в этом взгляде такого, что Кайл предпочёл не разгадывать. — Я уже говорил тебе, что хочу написать тебя. Уже говорил, что вижу твою красоту, но внутри она словно занавешена плотной материей. Её не видно, даже если она и есть где-то. Но в тех эмоциях, что проснулись в тебе из-за этого недоразумения… Я хотел написать тебя, но… То, что я написал… Она другая. И она останется моей. Если хочешь, я пообещаю, что никому не покажу её. — И это всё? — потерянно, словно у него забрали что-то очень важное и ценное, спросил Кайл, не понимая до конца причину, по которой так сильно расстроился, вообще не думая о том, что его изображение — то, которое так его впечатлило, вообще существует, не то, что может быть кем-то увиденно. Он уже напрочь забыл, за какими ответами пришёл сюда. — Ты написал меня, и… Всё? — То, что произошло сегодня — это совсем не то, чего я хотел. Она другая, — снова повторил Ноэль, и опять не снизошёл до объяснения, что это значит. — Я оказался не готов к твоему визиту. Однако и ты ведь не готов был ещё сегодня днём. Ты пришёл сюда поговорить, — напомнил он гостю, но Кайл заметил, что смена темы была слишком поспешной. И всё же слова Ноэля достигли его головы, и Кайл сам себя мысленно одёрнул за то, что отвлёкся от своей цели. Ноэль тем временем перешёл на деловой лад. — Что ты хочешь знать, кроме того, что я тебе уже рассказал? Работаю я здесь. Сколько времени уйдёт, не знаю. Зато теперь точно знаю, что что-то точно получится. Если такая вспышка даёт мне материал, то, если мы проведём вместе несколько часов, я уверен, что смогу это запечатлеть. — Что «это»? — Кайл оставил бесполезную коробку с лапшой и кофе — кусок в горло больше не лез: он как гончая на охоте почуял добычу в виде нужной информации. — Замешательство. Смятение. Внутренний диалог. Я вижу это. Теперь полотно не будет пустым, это не будет просто картинкой, в нём будет глубина. Если ты решишься. В конце концов, ты всегда можешь передумать и остановить меня. И если ты всё-таки решишься, я хочу ещё раз акцентировать твоё внимание — ты всегда можешь меня остановить своими словами. Теми, что через рот, — Ноэль помолчал немного, а потом всё же спросил: — Почему ты молчал? Кайл пожал плечами. Потом встал, походил по условной комнате, задержался у стола, потом снова вернулся к окну и уставился на ночной городок. — Я не знаю. Я просто не… Я чувствовал, что так со мной нельзя, но и сказать об этом не мог, — и снова волна злости и обиды накрыла его, лишая того мнимого спокойствия, что он почувствовал, находясь далеко от Ноэля. Он обернулся, теперь уже обвинительно глядя на художника. — Ты сломал мою голову, ты что-то сделал, и я теперь уже ничего не могу уверенно сказать! Ноэль внимательно посмотрел на Кайла, и теперь это был уже снова другой взгляд. Не тот, дикий, полный какого-то незнакомого, немного пугающего вдохновения, но и не тот, что согревал теплом и осторожным интересом. Под таким взглядом хотелось задать сразу все вопросы, что трепыхались слепыми птицами в его грудной клетке, даже не достигая головы, способной хоть какой-то порядок в этом хаосе навести. И Ноэль это тоже заметил. — Я спрашиваю об этом, потому что я понимаю, что во время работы я немного ухожу в себя. И я… — он замялся, думая, как это описать. — Ты же замечаешь… — не нашёл он слов лучше, чем то, что Кайл уже наблюдал. — Мне важно знать, что если я буду писать тебя, то ты скажешь мне, что я нарушаю твои границы, скажешь понятно, чётко, без намёков. Я теряюсь в тебе. Теряюсь в этих линиях, и, если я буду вовлечён в процесс, я просто не замечу твоего состояния. Точнее замечу, но буду слишком занят созерцанием, чтобы их интерпретировать. И, в отличие от тебя, мне важно не причинить другому человеку вреда своим невниманием или незнанием. Я не люблю обижать людей. И не хочу обижать тебя. Кайл кивнул. Ноэль говорил совершенно дикие вещи, но каким-то образом эта дичь была понятна Кайлу. На интуитивном уровне больше, чем мозгами. Хотя он не был полностью согласен со всем услышанным. Тишина, разлившаяся после такого признания Ноэля, требовала ответной откровенности, и Кайл несколько минут обдумывал, что сказать, потому что эта тишина предполагала искренний ответ. До которого Кайлу пришлось докопаться. — Я сам пришёл к тебе. Я хотел поговорить. Я не предупредил тебя о приходе и не был уверен, что это удобно. И не был готов к разговору. Я был растерян, а ты точно знал, что делать. Это твой дом, твои правила, и когда ты сказал, что я могу помочь, я… Я просто ждал, когда это закончится, — он попробовал вернуть себе спокойствие логики и занял весь подоконник вальяжным движением, почему-то чуждым этой обстановке. — Но почему ты так жесток по отношению к себе? Почему ты выбрал ждать? — Да не знаю я! Не! Знаю! — Кайл снова подорвался, и на этот раз Ноэль встал и преградил ему дорогу. Почти впечатавшись в его грудь, Кайл замер, вперил свой разозлённый взгляд в Ноэля, глубоко дыша и пытаясь не сорваться на грубость. — Успокойся, Кайл. Если ты не выдерживаешь даже четверть часа в такой беседе, как ты хочешь работать со мной? — А ты уже работаешь? Но это же не то же самое! Ноэль медленно поднял руку к его лицу и большим пальцем разгладил морщинку между бровями. Жест интимный, почти непозволительный, и даже Линдс так не делала никогда. Некоторые девушки гладили его лицо после секса, но это был скорее порыв нежности, нежели обдуманное решение. Здесь же всё было иначе. Ноэль словно стирал несовершенство с его кожи, будто сам Кайл уже был нарисованным на полотне образом, а подушечка пальца Ноэля — ластиком, убирающим ошибку мастера. Это было осторожно и нежно, но не в том контексте, который Кайл готов был воспринять, чтобы безусловно отторгнуть. Этот — такой контекст — Кайл на себе ещё не испытывал: взаимодействие творца и его… Музы? Модели? Вдохновителя? О себе Кайл подумал: «сырой глины». — Ты будешь трогать меня? — шёпотом спросил Кайл на эту тишину со стороны Ноэля, стараясь не напрягать больше лицо. От всей его злости и растерянности не осталось и следа. — Если понадобиться, да. Ты боишься? — Того, что ты делаешь? — выдохнул Кайл едва слышно. — Того, как ты на это реагируешь… Ты боишься… Кайл сохранял недвижимость, всем своим видом показывая, что не опасается Ноэля, не чувствует угрозы в его касаниях, не чувствует отторжения от таких действий. Это было правдой — он прислушался к себе и точно знал, что воспринимал это прикосновение как странный творческий процесс, как начало того самого позирования, которое у Ноэля «всегда не так», и все глумливые намёки, звучавшие голосом Линдси, казались совершенно несостоятельными. — Я не боюсь этого, — уверенно, но всё ещё тихо сказал Кайл, и Ноэль улыбнулся. Так, что Кайл вдруг испытал совершенно неожиданно неуверенность и робость. — Ты боишься не того, на что намекал в том кафе, Кайл. Ты боишься тех вопросов, что я задаю, тех ответов, что прячутся там же, где скрывается твоя настоящая красота. — Красота? Так она всё же есть… — они стояли всё ещё близко, но Ноэль больше не прикасался к лицу Кайла. Он глубоко и спокойно дышал, рассматривая черты парня, теперь скорее критично и скрупулёзно, словно какой-то проект. — После того разговора я задумался, и понял, что я на самом деле знаю, что в каждом есть внутренняя красота. Я поговорил с Лили, и нашёл этот ответ — красота есть в каждом. Просто кто-то предпочитает её убивать в себе. Ты — такой. Она предложила мне подумать, насколько сильно я мог нарушить твои границы, тыкая тебя носом в то, что ты отчаянно в себе не хочешь видеть. Предположила, что это некорректно, и спросила, почему именно с тобой я изменил своим принципам и бросил тебе подобный вызов. Я всё ещё думаю над этим, но то, что в тебе есть та глубина, которая может вырваться на мои холсты — это уже факт для меня. Что не меняет моей позиции — я не намерен заставлять тебя, не хочу выдавливать из тебя это решение. И то, что я вижу сейчас, ясно показывает мне, что ты в ужасе. В ужасе от того, что для меня процесс написания твоего портрета — это препарирование твоей души по живому, сохраняя тебя в сознании. Чтобы ты всё это прочувствовал, а потому смог проявить. Это никогда не бывает легко, но в твоём случае мне видится, что это будет больно. А ты с болью справляешь яростью. Единственное, что удивило меня без меры сегодня — это то, что ты направил её на себя. Зачем тебе эта жестокость? Кайл нахмурился, теперь совершенно потеряв смысл в словах Ноэля. Какая жестокость? О чём он вообще говорит?! Что за бред?! — Я не… Что ты несёшь? Кайл впал в ступор, понимая, что совершенно запутался. Теперь физическая близость Ноэля раздражала, давила, ещё сильнее сбивала с толку. Кайл был убеждён, что именно поэтому он не может уловить логику в такой уверенной, непоколебимой речи собеседника. Он отступил, потом сделал ещё несколько шагов назад, а потом и вовсе отвернулся. Думать стало легче, и он сосредоточился на последней понятой фразе. И в полном несогласии с ней порывисто обернулся. Ноэль стоял там же, критично осматривая его спину. — Я не жестокий человек, Ноэль, ты ошибся. И уж тем более я не направляю на себя никакую жестокость. Ноэль минуту постоял молча, а потом кивнул скептически и протянул ладонь, приглашая гостя приблизиться. Первой мыслью Кайла было опасение, потому что слишком много сомнительного и неоднозначного, таинственного было в этом странном парне, но поддаться страху он себе не позволил. Подошёл, очевидно храбрясь, а потом и вовсе вложил свою руку в его, показывая готовность к действию. Ноэль продолжал молчать, однако как только ощутил уверенную кисть в своей руке, сжал её и повёл Кайла из спальни. Он остановился у мольберта, открыл свой второй набросок и поставил Кайла прямо напротив него. — Я говорю об этой жестокости, Кайл. Посмотри, что ты с собой сделал. Это ли не жестокость? Да это практически ненависть… Что должно быть в твоей голове, в твоей душе, чтобы так к себе относиться? Кайл посмотрел на набросок и ему показалось, что он видит это впервые. Будто и не было того первого взгляда на работу Ноэля. Тот Кайл, что был изображён на бумаге, боялся. Он чувствовал уязвимость, неуверенность, и да, страх. Перед неизвестным, перед чужим, перед непредсказуемым. Он чувствовал себя потерявшим свою привычную власть и силу, и пусть его тело боролось, а взгляд горел, там, глубже, скрывался именно страх. Такой, который даже причинял боль, не проявленную пока, но очень возможную. Он был пленён, у него забрали волю. Не только свободу, не только её. — Но это ты был тем, кто так поступил! Это же всё ты! — до Кайла постепенно доходило, о какой жестокости мог бы говорить Ноэль, однако понять причину, по которой он сказал то, что сказал, Кайл всё ещё не мог. И всё сильнее он чувствовал свою усталость от сегодняшних переживаний, а ещё свою неуместность в этом пространстве. Он был человеком другого общества, другого вайба, других мыслей и категорий, чёрт возьми! — Ты сделал это со мной! — Но это совсем не так, Кайл. Это не я удерживал тебя, это ты был тем, кто не возразил. Я был не прав, я понимаю это теперь, но это ты был тем, кто о мой поступок сам себя ранил. Ты в любой момент мог сказать: «хватит». Но ты не остановил меня. Не сказал: «стоп, мне не нравится». Ты ждал, пока я завершу работу и позволю тебе выйти из этого. Зачем ты удерживал себя в положении пленника? — Потому что ты… Ты этого хотел… — как нечто само разумеющееся Кайлу пришёл этот ответ, и лишь произнеся его, он понял, как это прозвучало. — Но я никто для тебя, Кайл. Как же ты моё желание поставил выше своей необходимости? Своей нужды? Своей потребности в свободе? — Ты сказал, что увидел во мне лишь уродство. Я хотел тебе понравиться… — Кайл озвучивал это откровение, находясь в полнейшем шоке от такого инсайта. — Но ты ведь знаешь, что не можешь нравиться всем. Не просто знаешь, ты не стремишься к этому вполне осознанно. Тебе плевать на мнение пустых и бесполезных людей, а я ведь таковым и являлся для тебя до того знакового разговора в кафе. Зачем тебе моё расположение? Да ещё и такой ценой? Кайл отошёл от наброска, на который просто больше не мог смотреть. С каждой секундой он всё глубже ощущал прожитое им состояние, и всё чётче понимал, насколько его на самом деле задело то, что произошло во время позирования. — Но мне было не сложно. То есть, я в тот момент не… — Ты даже не понял, сколько усилий тебе пришлось приложить, чтобы пройти через это. Так как часто тебе приходится делать то же самое, что ты не отметил для себя это, как насилие и жестокость? К самому себе? — Всё не так! Всё не так, Ноэль, ты перегибаешь палку! Это было просто стечение обстоятельств, и ты ведь не пытал меня калёным железом! Почему-то тут же Кайлу пришло в голову, что он назвал это издевательством про себя, когда его терпение почти закончилось. А следующей мыслью было то, что он всё же терпел эти неудобства. Кайл вдруг понял, что умеет терпеть, хотя раньше не обращал внимания на это, не называл это так. Просто обстоятельств так складывались, и всё… Ноэль нахмурился, что было совсем в новинку, а потом схватил мольберт и с грохотом поставил его перед Кайлом, лишая возможности снова отвести взгляд. — Вот как это было, Кайл! Посмотри! Посмотри, как это было! Не так?! Не пытал? Ты сам себя испытывал! И расслабился ты, лишь когда твои мысли увели тебя из «здесь и сейчас» куда-то в прошлое или будущее. — И что?! И что дальше? Как это связано с твоим сталкерством? — Это? Никак… Или, наоборот, это и стало моим негативным пространством… Или твоим… — Ноэль сказал это, и его лицо посветлело, словно от чего-то удивительного и прекрасного. И поэтому то, что он произнёс далее, было лишено всякого смысла и логики для Кайла. — Знаешь, Кайл, достаточно… Ты прав, а я нет. Давай мы просто остановимся на этом, я поблагодарю тебя за помощь, она была крайне своевременна и ценна. Если хочешь, я заплачу тебе процент от моего вознаграждения за причинённые неудобства. И ты забудешь о моём предложении. Мне не стоило лезть к тебе с этим. — Как же так? Ты… Но ты хотел написать… А я? Я же не… — Ты удовлетворил своё любопытство, Кайл. Я ответил тебе на все твои… — Не на все! Нет! — первая паника и отрицание услышанного мгновенно прошли, когда Кайл понял одну простую вещь: Ноэль снова ушёл от ответа. Умело и грамотно, но всё же теперь это было очевидно. — Я не удовлетворил своё любопытство, Ноэль, равно как и ты своё. Я хотел понять, что такого ужасного я сделал, что ты считаешь меня плохим человеком. До сих пор хочу. Твои витиеватые кружева слов о моей внутренней красоте, якобы скрывающейся где-то, сбили меня с толку, но суть моего вопроса всё та же! В чём моё уродство? Что я, по-твоему, не стесняясь выпячиваю всем на обозрение, чего стоило бы стыдиться? Ноэль печально смотрел на Кайла, выдающего в запале эту тираду, и никак не реагировал на все эти эмоции. — Ты так и будешь молчать?! Ноэль пожал плечами. Потом оглянулся ещё раз на свой набросок, бегло изучив его. Его кисть дёрнулась, словно теперь он хотел что-то ещё исправить, добавить или стереть, но он расслабил руки, останавливая себя. А потом просто ушёл обратно за ширму. Кайл не мог поверить в эту наглость и бесцеремонность. С ним так никто не смел разговаривать, разве что отец, но эту историю Кайл не хотел прокручивать у себя в голове. Он дёрнул подбородком и, сжав зубы, направился за хозяином студии. Ноэль сидел в кресле-мешке, расслабленно, спокойно, и даже удивился, когда увидел, что Кайл всё ещё здесь. Но не позволил ему снова начать свою гневную отповедь. — Я был не прав, Кайл, когда влазил в твою голову без спроса. И я не хочу отвечать тебе. И не буду. Но ты можешь найти эти ответы сам. У себя. Я задал тебе достаточно вопросов, в какой-то степени наводящих, но ты не захотел отвечать мне, ты не хотел даже слышать этих вопросов. Однако они заданы, Кайл. Поэтому не нужно спрашивать у меня о том, что вернее ты сам узнаешь. Если осмелишься. Но, если хочешь, дам тебе совет. Это не в моих правилах — непрошенные советы, но с тобой всё не так… Забей, Торн, на мои вопросы, на моё мнение, считай этот опыт чем-то из своих студенческих экспериментов. И иди дальше. Сдавай сессию, тусуйся с Эриком и Тигом, трахай Холлоуэй по будням и ещё кого-нибудь по выходным, добивайся своих целей. Моё любопытство останется со мной. Кайл стоял, беспомощно опустив руки, разглядывая уверенное, безэмоционально лицо Ноэля. И понимал, что тот уже всё сказал. — И ты больше не будешь на меня смотреть? Жалеешь о том, что сказал тогда? Ноэль снова пробежался взглядом по лицу Кайла, выхватывая и отмечая нюансы, эмоции, выражение глаз и горькие губы, сжатые в ожидании ответа. — Я не знаю. А тебе пора идти.