Ближе, чем осмелишься

Кайл никогда не был близок к миру искусства. Да, мать пыталась приобщать его, но эти попытки были почти безуспешными — наплывами, накатами, спешными прогулками по культурным местам. А потом она умерла, и в памяти оставались больше те часы, что они проводили вместе на яхте или с друзьями, в конном клубе и просто дома с кино. В этих воспоминаниях было куда больше эмоций, чем в скучных походах в музеи и на выставки. Однажды мама рассказывала, что едва не сбежала с каким-то художником из дома, в ранней юности, ещё до знакомства с отцом, но Кайлу было не интересно слушать. Прочитав в десятый раз записку, Кайл впервые ощутил, что скучает по матери. Его родители были в разводе, и опека досталась отцу. Мама не хотела войны, не хотела грязи, а отец обязательно превратил бы их расставание во что-то отвратительное. Лет с семи Кайл привык думать о маме, как о ком-то далёком. Она была человеком-праздником, задаривая подарками, неизменно устраивая что-то грандиозное в дни рождения и в Рождество, проводила с ним отпуска, организуя крутые каникулы. Но с приходом подросткового возраста интересы Кайла стремились в противоположном направлении от её понимания «крутого» отдыха. А ещё денег у неё стало меньше, а здоровье стало хромать. Они не были близки, но Кайл твёрдо знал единственное о ней — она всегда будет на его стороне, всегда примет его, всегда поддержит. И хотя его жизнь складывалась так, что ему эта поддержка как-то не особенно была нужна, сам этот факт о своей матери он считал фундаментальным. И комкая бумагу с несколькими аккуратными строчками, почувствовал искреннее сожаление и скорбь о том, что сейчас мамы нет рядом. С её смертью его жизнь почти никак не изменилась, он даже не помнил, чтобы у него был период траура и настоящего горевания, учёба и друзья занимали всё его время, а теперь это стало казаться чем-то неправильным. Время для таких волнений было самым неподходящим — подойдя к сессии со всеми допусками, Кайл не набрал достаточно баллов для автомата ни по одному предмету, и стоило бы сосредоточиться на подготовке к экзаменам. Но чувство вины, растерянность, постоянные сомнения непонятно в чём отвлекали, замедляли, лишали концентрации и мотивации. Неэффективно потраченное время грозило вылиться низкими балами, и, как следствие, большей нагрузкой в следующем году, но он никак не мог найти свой покой. А ещё он никак не мог остановиться искать среди студентов в корпусах и кампусе лицо Ноэля. Временами ему казалось, что он видит его в каждом встречном, но после обнаружения той записки Ноэль не встретился ему ни разу. Зачем были эти поиски, что он ожидал увидеть, Кайл и сам не знал, но теперь в библиотеке он каждые десять минут будто сканировал пространство, прислушивался к себе — нет ли этого взгляда и его обладателя где-то поблизости? И зачем эти поиски, если Кайл и сам не понимал, хочет ли он принять это странное, почему-то будоражащее мысли предложение? Он совершенно не представлял себя «написанным». Даже вскользь спросил Линдси, что она думает о том, чтобы иметь свой портрет. Девушка в свойственной ей манере заявила, что у неё портретов и так весь телефон — и лучше, чем она, селфи никто не сделает. Что было правдой — она получалась всегда прекрасно на фото, однако её поверхностный ответ Кайла не удовлетворил. Поймав себя в очередной раз на мыслях о том, как это могло бы быть — позирование, Кайл опять разозлился и захлопнул учебник. Такими темпами он завалит историю. Нужно срочно что-то предпринять! Он только думает, думает, думает, нужно какое-то действие! Бессмысленно пытаться выбросить из головы все эти мысли, надо покончить с этим! Вылетев из библиотеки под недоумённые взгляды друзей — опять, он сбежал вниз по лестнице и с силой толкнул дверь на улицу. Но на крыльце замер. Солнце слепило, лето буквально за несколько секунд наполнило лёгкие смесью ароматов, а в мыслях разлилась блаженная пустота. А дальше что? Что ему делать, куда он вообще бежал? Зачем? Он уселся прямо на ступенях, понимая, что бежать в никуда так же бессмысленно, как и сопротивляться своему интересу — а это был именно он. И, наверное, самым главным вопросом в его голове звучал всего лишь один. Что изменилось? Нет, Кайла всё так же волновало, что такого ужасного он сделал, чтобы прослыть в глазах Ноэля таким уж плохим человеком, но именно сейчас было важнее понять, что изменилось, что Ноэль передумал. Передумал и захотел всё же попробовать написать Кайла. Интуитивно создав для себя определённую социальную изоляцию, сейчас Кайл совершенно внезапно ощутил её в полной мере. Он не хотел делиться своей рефлексией ни с кем, уж тем более с Линдс — не такие у них были отношения, но выключившись из общения с ней, он так же ушёл от разговоров со всеми. А ведь ответ на все его чаяния был на поверхности. Если убрать из повестки дня волнение о том, что о нём подумают другие, то ведь найти Ноэля проще простого. Нужно просто спросить у него. И вся эта драма в стакане разрешится сама собой. Не придумав ничего лучше, Кайл пошёл в студклуб, понимая, что это единственное место, где ему могут помочь. И да, он нашёл кружок рисования, даже адрес небольшой студии, однако идти туда не пришлось. Весёлый веснушчатый парень, услышав беседу Кайла с администратором, догнал его на выходе из небольшого, довольно душного помещения и дал номер комнаты в общежитии, которую занимал Ноэль с двумя другими студентами. Меньше всего Кайл думал о своевременности и уместности своего визита. Он просто сорвался в общажные корпуса, на ходу выясняя, как добраться до нужного — тусить в общежитии он всегда считал ниже своего достоинства, да и друзей среди обитателей кампуса он как-то не завёл. На его уверенный стук в дверь ответили лишь спустя несколько настойчивых минут, и лицо в проёме оказалось незнакомым. — А Ноэль? — Не тут, — буркнули тонкие пересохшие губы, и дверь уже почти закрылась, когда Кайл удержал её носком кроссовка. — Подожди, а где он? Когда будет? Он вернётся, или он уже сдал сессию? Бледное лицо скривилось, будто от боли, а потом тощая рука пропала из виду, чтобы вернуться уже с телефоном в пальцах. Экран засветился, глаза прищурились, а потом в лицо Кайлу уткнулось изображение книги контактов с номером телефона. Поняв без слов, что имел в виду житель комнаты, Кайл просто сфотографировал чужой телефон, и вовремя, потому что рука безжизненно опустилась, а дверь снова стала закрываться. Почему-то набрать номер было боязно, и Кайл несколько минут просто смотрел на набранные цифры, однако вопрос в голове, звучащий почему-то мягким, уютным голосом матери, требовал ответа. Ноэль снял трубку с первого гудка, и от неожиданности Кайл просто спросил, даже не думая о приветствии: — Что изменилось? Почему ты передумал? В трубке звучала тишина, однако спустя секунды Кайл стал разбирать наполняющие её звуки: ветер, шелест листвы и отдалённое пересвистывание птиц. Он снова ощутил лето, кажется, всем своим естеством, будто переместился в него лишь только что. Ожидание ответа растянулось и давалось непросто, но Кайл будто онемел, оробел, и не мог ничего, кроме как просто ждать. Ему вдруг представилось лицо Ноэля, скривлённое в насмешке, или в надменности, и он уже почти положил трубку, как запомнившийся до малейших нюансов ясный голос вдруг ожил: — Теперь холст не будет пустым. Появилось то, что я хотел бы написать. В тебе появилось. Кайл прочистил горло и выдохнул больше, чем заговорил: — И что же это? Что ты хочешь написать? — Твоё состояние. Твои мысли — эти тебе в новинку. Ты свободен? Ты хочешь? — Я… — Кайл охрип почему-то, и продолжение застряло где-то в горле. — Ты боишься, — уже не спросил, а понимающе заключил Ноэль. — Что ж. Ты нашёл меня. Найдёшь снова, если решишься. Птицы снова защебетали в трубке, послышались какие-то шорохи и скрип, и Кайлу показалось, что Ноэль сейчас закончит беседу. Поэтому он поспешил сказать хоть что-то, внутри чувствуя, что не удовлетворён таким ответом. — Как это будет? Я никогда не позировал. Я не знаю… — в голове тут же возникли образы, скорее уместные в нуарном кино, и Кайл поторопился переключиться на что-то материальное. — Сколько это займёт времени? И где? У меня сейчас экзамены… — Ты боишься, не нужно наступать себе на горло из-за какого-то ненормального лузера, который задаётся неудобными вопросами. Работа со мной — это процесс. И к нему нужно быть готовым… — Ответь… — попросил Кайл, перебивая собеседника, отчаянно надеясь, что хоть что-то прояснится. — Я не могу, — спокойно произнёс Ноэль, и это спокойствие почему-то встревожило Кайла. Он уже ожидал, что беседа, и правда, закончится, но трубка снова ожила спустя несколько секунд. — Со мной это всегда по-разному. Иногда это час, иногда несколько. А иногда ничего просто не выходит. Кайл растерянно посмотрел в чистое небо и на выдохе громко промычал своё разочарование от такого ответа. — Забей, Торн… — начал было Ноэль, но Кайл снова перебил его. — Я не могу забить! Я не могу учиться, я не могу общаться, я устал уже от этих вопросов! Я понимаю, что планомерно заваливаю сессию, и я… — он резко замолчал, чувствуя смущение и неловкость. Он жаловался не тому человеку. Или нет? Или Ноэль — единственный, кому имеет смысл жаловаться, ведь именно он виноват в таком состоянии Кайла. Или всё же Кайл сам в нём виноват? — Мы можем хотя бы поговорить? Ноэль молчал долго, но в этот раз это молчание не напрягало. Наверное потому, что Кайл уже высказал, наконец, тот вопрос, который сможет решить хоть что-то для него. Тишина опять была наполнена звуками природы, шорохами, а ещё — дыханием собеседника, едва слышным, но всё же различимым. Кайл так и не отвёл глаза от небесной синевы, теперь рассматривая облака. Это было интересным опытом, и он увлёкся, да так, что вздрогнул, когда ответ наконец прозвучал. — Я пришлю тебе смс. Эти слова будто разрулили какую-то неразрешимую задачу, потому что Кайл вдруг вдохнул глубоко и расслабленно выдохнул. А потом вернулся в библиотеку, не особенно удивившись, что Линдс уже ушла, а Эрик мастерски делал вид, что читает, хотя на самом деле спал. На этот раз сосредоточиться оказалось легко, и Треверсу даже пришлось настойчиво намекнуть Кайлу, что библиотека закрывается, чтобы тот наконец вынырнул из изучения истории. Эрик к этому моменту тоже ушёл, как и большинство студентов, и сейчас в зале оставались лишь самые заядлые заучки. Вернув книги, которые брал для читального зала, Кайл достал телефон и удивился — часы показали половину десятого. Но время оказалось не единственным, что заинтересовало Кайла. Среди бесполезных строчек висело одно новое уведомление, от которого сердце пропустило удар. Смс от Ноэля. Кайл тут же испугался, что пропустил время встречи, опоздал, и теперь… Но много времени на рефлексию у него не оказалось — он уже открыл сообщение и тут же успокоился. «24 по Уиллиамс, верхний этаж. Я буду здесь ещё два дня. Ты можешь прийти в любое время». Для Кайла это «любое» в данный момент обозначало «сейчас». Ему не терпелось закончить эти недели размышлений, самокопания, вопросов, которые не находили ответов. Кайл знал, что Ноэль лишь высказал своё мнение, и при должной витиеватости речи и настойчивости, он сможет узнать причины такого нелестного отношения, но сейчас, после их такого бессмысленного разговора, ему казалось, что найти эти ответы он может только внутри себя. Он бился и бился об эту стену непонимания, за что ему должно быть стыдно, что такого крамольного он сделал, что бы Ноэль назвал уродством? А ещё всё сильнее в его душе расползалось любопытство — что же именно Ноэль хочет нарисовать? Он очевидно обладал талантом изобразительного искусства, и то, какой образ художник видел, чтобы написать Кайла, оказывается, всё это время сидело где-то глубоко внутри бурлящей интригой. Почему-то в голове возник знаменитый «Крик», и в этот момент прямо за спиной Кайл услышал грубое покашливание. Вздрогнув от неожиданности, он попрощался с Треверсом и покинул библиотеку. Странно, но Кайл точно знал, что Ноэль не таким видит его в своих мыслях. Воспроизведя в голове тот самый разговор, наверное, в сотый раз, он вдруг заметил то, на что раньше не обращал внимания. Ноэль ответил ему. Кайл был тем, кто задал вопрос. А Ноэль ответил: «Любуюсь…» Это было таким ёмким словом. И самым захватывающим Кайл до сих пор находил то, что с того самого первого момента в библиотеке он никогда больше не чувствовал это на себе — что им любуются. Даже в летнем кафе он не позволил себе прочувствовать этот взгляд — испугался, сорвался в действие, в беседу, не стал наблюдать больше за собой. А кроме Ноэля им никто так не любовался. И почему-то теперь это понимание не было припорошено собственным эго и привычным подтверждением собственных достоинств внешности. Скорее горечью и ощущением сухости на кончике языка. Его девушка, или хотя бы претендентки на её место могли бы, должны были, вроде как, но нет. На него смотрели, да, но не любовались. Значит ли это, что Ноэль напишет его портрет? Просто его лицо, возможно идеализированное и безупречное? А может, на рисунке будут запечатлены его ключицы? Сравнивая образы в своей голове с самыми удачными на его вкус фотографиями, Кайл совсем ушёл от основной мысли — Ноэль не будет изображать «Крик». Привычный калейдоскоп шаблонных поз для фото вывел его на пугающую, даже в чём-то брезгливую идею. А что, если Ноэль захочет написать его обнажённым? Что, если на самом деле этот Ноэль просто хочет его. Хочет и под предлогом написания картины собирается раздеть его и подпитать свои пошлые фантазии живым референсом. А потом дрочить на свою картину одинокими вечерами? Кайл вздрогнул и потряс головой. Последняя мысль звучала противным голосом Линдси, и казалась наносной, искусственной. Вымученной. Кайл посмотрел на свои руки и понял сразу — в нём говорил страх. И не перед тем, чтобы раздеться перед парнем, — они в раздевалках уже насмотрелись, а кто-то даже натрогался. Страх увидеть на портрете что-то настолько же ужасное, как в романе Уайлда. Или хотя бы то уродливое, что видел в нём Ноэль. Удивительно, но посмотрев своему страху в глаза, назвав его, сделав его для себя известным, Кайл облегчённо выдохнул. Обозначив для себя этот страх, он словно уже переступил через него и готов был шагать и дальше. В него. Глубже. Кайл смело улыбнулся и вышел на улицу, оглядывая вечерний студгородок. Так поздно он ещё ни разу не сидел в колледже, и оказался удивлён, что в корпусе напротив, где была круглосуточная библиотека, свет горел почти в каждом окне третьего этажа. Его разрывало от желания тут же поехать по указанному адресу, чтобы закончить наконец эти бесконечные круги самокопания, чтобы сделать последний шаг в этот страх узнать правду о себе, и в то же время, от понимания, что уже поздно, что это может быть неудобно и неловко, и неправильно понято. Что своей поспешностью он только утвердит Ноэля во мнении, что он плохой человек. Присев на лавочку, Кайл всё никак не мог решиться на выбор. Хотелось почему-то закурить, а ещё хотелось просто уснуть прямо здесь, чтобы не пришлось принимать решение. Он представил, что поехал домой, и тут же понял, что просто не сможет уснуть. Ни здесь, ни в своей кровати. Потому что у него есть реальный шанс узнать ответы. Ведь в разговоре можно услышать что-то более веское, более конкретное, чем «твои мысли». Что вообще это значит? И даже если сегодня они действительно просто поговорят, и Кайл в итоге не примет это предложение, ему уже станет куда проще. Маленький червячок в голове не хотел смириться с тем, что его хозяин — плохой. Он хотел доказать, что его хозяин — хороший. Что не совершал никаких преступлений, но не выпячивает свои недостатки, а наоборот, пытается быть взрослым, достойным человеком, но не хочет терять время проб и ошибок на то, чтобы быть идеальным. Ведь куда хуже начать экспериментировать или наслаждаться жизнью тогда, когда тебе уже тридцать, и ты уже достойный член общества. Всему своё время, и время студенчества — сейчас. Кто осудит его за весёлые годы? Он объяснит это Ноэлю, и может даже так статься, что тот сделал свои выводы из каких-то сплетен или даже нарочитых наветов. Или из простого недопонимания. Почему Кайлу было так важно убедить в своей хорошести этого парня, зачем вообще пускаться в полемику, он не понимал, и даже не думал об этом. Но готов был объяснять и оправдываться, готов был потратить время на это, даже осознавая, что Ноэль — просто чужой, ничего не значащий человек, и вообще — лузер в колледжной тусовке. Не готовый пока морально к встрече, Кайл достал телефон и вбил в поисковике видео позирования. Первыми, конечно, шли ссылки на обнажённую натуру, но Кайла больше интересовал процесс. Большинство видео были из разряда, как позировать на фото, но внизу списка было одно интересное. Там в кадре была рука художника перед холстом, а на заднем фоне человек. Клацнув по ссылке, Кайл сделал звук громче, чтобы слышать аудиодорожку. Кадры шли быстро, прыгая с одного момента на другой, но спустя шесть минут Кайл увидел готовую работу. Старичок в цилиндре появился на картине, и его точная живая копия сидела на стуле перед мольбертом. Художник говорил о тени, о сочетании цветов, о смеси техник и материалов. А в самом конце благодарил модель за вдохновение и терпение, потому что они встречались четыре раза, чтобы картина на экране стала законченной. Кайл придирчиво сравнивал оригинал с картиной, и с каким-то тяжёлым, глубоким, давящим чувством осознавал, что написанный художником дедушка был точной копией живого человека. Однако все его черты, дающие ощущение трагедии, цинизма и тягостности бытия были на картине утрированными, подчёркнутыми, точными. И лишь увидев это на полотне, Кайл смог разглядеть то же в модели. Его мысли. Его тайные желания. Его суть. Неужели Ноэль может сделать так же? Понимая, что решение уже принято, Кайл поднялся и медленно выдохнул. Да. Он решился. Сначала на «поговорить». Это уже не плохое начало.