Ближе, чем осмелишься

Ехать было недалеко, и Кайл почему-то не успел подготовиться. Вроде бы вот оно — то, чего он жаждет уже столько дней, а взять это отчего-то невозможно. Та самая злость, что выгнала его из библиотеки, снова проснулась, и вместо аккуратного стука в дверь вышла почти попытка вторжения. Четвёртый этаж странного, будто бы старинного здания оказался неожиданно просторным, и только когда дверь открылась, Кайл понял, что квартира Ноэля была здесь единственной. С языка не успело сорваться ни приветствие, ни оправдание. Ноэль поднял свои прозрачные глаза на гостя и тут же втянул его внутрь довольно жёсткой хваткой. Во второй его руке был обрывок какой-то верёвки, а глаза сосредоточенные и задумчивые. — О, привет, отлично, поможешь… — без каких-то объяснений он потащил гостя за собой. Дверь хлопнула за спиной, а Кайл, как маленький, прошёл за хозяином не квартиры, а, как оказалось, студии к противоположной стене. На огромном листе был карандашный набросок чего-то непонятного: какие-то полосы, штрихи, линии и изгибы, но конкретный образ уловить было невозможно. Слева, на подоконнике, была целая батарея стаканчиков из-под кофе и коробок от еды на вынос и доставки, на полу и табурете валялись тряпки и скомканная бумага, а между окнами на косую стояло огромное зеркало. Прямо перед ним на пол был брошен отрез материи, а на нём целая россыпь карандашей, ленты, мотки верёвки и даже проволока. Не успев толком оценить интерьер и антураж, Кайл в растерянности дошёл до куска сукна грязно-бежевого цвета и остановился, но Ноэль подтолкнул его на ткань. Потом обошел сзади, чуть повернул его корпус и зафиксировал позу. В отражении Кайл видел, как тот снимает обмотанную вокруг своего запястья верёвку, и от удивления даже не стал спорить, когда Ноэль завёл его руки за спину и стал связывать. — Что ты…? — Кайл потянул руки в стороны, отчего слабые узлы распутались, но Ноэль дёрнул его за запястья и снова принялся связывать их, уже более жёстко и туго. — Да погоди ты, постой ровно, поможешь с референсом! — раздражённо, сухо, в приказном порядке заявил Ноэль, а потом потянул руки вниз, закусил губу от стараний, и в конце концов надавил на плечи. — Что ты делаешь?! — не выдержал этого абсурда Кайл. — Опустись на колени. Я же сказал, референс. Я сам в зеркало не могу всего уловить! Ну?! Чего завис? Кайл смотрел на Ноэля, пытаясь обработать в своей голове происходящее. Сейчас парень выглядел совсем иначе. В его глазах читалась настойчивость, растерянность, страсть, и этот запал был похож на зарождающееся безумие. Вся холодность, что всегда присутствовала в его образе, исчезла, а на смену ей пришёл пожар в глазах и яркие от укусов собственных зубов губы. Это было довольно пугающее зрелище, и нетерпение, с которым Ноэль смотрел на Кайла, подтолкнуло гостя выполнить просьбу. И лишь оказавшись коленями на тряпке со стянутыми за спиной руками Кайл понял, насколько это непривычная, неправильная, неприемлемая для него поза. Он ощутил себя в этом моменте, будто оказался здесь только что, мгновенно, будто перенёсся из какого-то другого места. Незнакомый район, незнакомый дом, а рядом едва знакомый человек с дикими глазами, который поставил его на колени и связал. Ноэль чуть развернул его, чтобы видеть правильный ракурс, и прошептал: — Так идеально! — восторг и предвкушение читались во взгляде, а когда он отошёл на пару шагов, к ним добавился и энтузиазм. Ноэль схватил карандаши и принялся резкими, точными, уверенными движениями что-то чертить на листе, потом опять закусил губу, нахмурился, перевернул лист, начиная заново. На Кайла он почти не обращал внимания, лишь изредка бросая цепкие взгляды. От этого Кайл чувствовал себя почти мебелью, и спустя несколько минут недовольно дернул подбородком. — Да! Да, вот это! — воскликнул Ноэль, хотя Кайл понятия не имел, что именно сделал, и как это заметил этот ненормальный, если и не смотрит на него даже. Кайл непроизвольно сжал зубы, чуть пошевелил руками и снова увидел во взгляде Ноэля тот самый пожар, который вызвал опасение за его ментальное здоровье и собственную безопасность. — Стой! Не шевелись! Кайл снова послушался. Терпение его было на исходе, однако пока он почему-то медлил и не высказывал своих возражений. Он прислушался к себе, и это были очень непривычные ощущения. Он практически никогда не делал чего-то против своей воли. Возможно, потому что его идеи и желания чаще всего совпадали с тем, чего ожидали от него люди, возможно, потому что не слишком глубоко задумывался над своими мотивами. Но вот так стоять на коленях — это было совершенно новым. Неприятным. Его заставили сделать то, что он не хотел делать, и от этого он чувствовал себя небезопасно. В таких ситуациях он никогда не… Эта мысль вдруг приобрела несколько другой оттенок. Он уже стоял на коленях. Однажды, когда подрался с тем, кто оказался сильнее. Это воспоминание отразилось на его лице и почти сразу же в действиях Ноэля — тот снова перевернул лист и стал хлёстко набрасывать штрихи на бумагу. Кайлу не понравились эти воспоминания и эмоции, с ними связанные: в тот вечер он был пьян, унижен, он хотел оказаться на коне, но вышло иначе. Мысль дёрнулась и хлестанула его по самомнению, тут же заменяясь новой — это не единственные обстоятельства, когда он был на полу. С Линдс он довольно часто оказывался внизу — её желания порой были весьма эгоистичными, а Кайл не был против ей угодить. В конце концов, удовлетворённая Линдси легко принимала и его личный эгоизм и платила той же монетой. И эти мысли неизбежно привели к другим, которые, к его гордости, в первые минуты здесь даже намёком не проявились. Ноэль, который ранее прямо сказал ему о том, насколько привлекательным его видит, поставил его на колени, связал руки, довольно жёстко и туго после тех слабых попыток освободиться, и теперь имеет определённую власть над ним. По его велению Кайл замирает, под его руками он двигается. Он послушно исполняет прозвучавшие приказы, словно… Кайл облизал губы и отвернулся, пряча лицо от художника. Что за мысли в его голове?! Руки натянулись самопроизвольно, и вообще изображать статую стало уже совсем странно и… «Скучно» — не то слово, потому что те идиотские мысли, что проносились в его голове, неслабо, хоть и не совсем приятно развлекали, если можно так выразиться. Более подходящим словом было бы «боязно». Страшно заглядывать туда, куда смотреть нет смысла. А если нет смысла, почему страшно? Снова разозлившись на себя, Кайл уже хотел высказать Ноэлю всё, что он думает о его издевательствах, но тот, отбросив карандаш, сам приблизился к модели. — Это немного не то, но это тоже красиво… — тихо сказал художник и убрал щекотную прядку с шеи, поправив воротник, а потом взъерошил волосы на макушке и вытянул несколько прядей из чёлки, чтобы медленно осторожно разложить их по щеке, скуле, сбросить на глаза. Слова возражения застряли у Кайла в горле, дыхание замерло, когда он понял, что Ноэль видит его целиком — часть прямо, а часть в отражении зеркала. Что попытка спрятать лицо была безуспешной, и то, что увидел в его выражении лица Ноэль, заставило его подойти. — Это тоже очень красиво, и мне это тоже нужно… — совсем мягко, но всё так же уверенно закончил Ноэль и ушёл обратно к мольберту. На это раз он рисовал медленнее, более вдумчиво и мягко, и даже вибрирующая акустика студии не давала услышать звуки, с которыми грифель сталкивается с бумагой. А Кайл замер уже где-то глубже. Он всё так же не шевелился, но и нутро его тоже будто замёрзло. Что происходит? Что это было? А сейчас? С ним так нельзя, с ним нельзя так поступать! Так почему он всё ещё здесь? Зачем он вообще пришёл? Он ведь хотел поговорить, хотел узнать, а теперь всё ещё больше непонятно… Зачем он это терпит? Так нельзя, но, может, Ноэлю можно так с ним обращаться? Но почему? В своих мыслях Кайл потерялся, и пришёл в себя, когда его взгляд зацепился за своё отражение. Он смотрел себе в глаза. Изучал свой взгляд. Не позу, не образ, не части тела — взгляд. И словно по щелчку пальцев Кайл вернулся в настоящий момент. Ноэль уже не рисовал — он придирчиво осматривал то, что получилось. Кайл чуть сдвинулся, снимая напряжение с уставших коленей, и повернул корпус, создавая новые звуки, что привлекло внимание Ноэля. — Ой! Прости… Я про тебя забыл… — он бросился к Кайлу, опустился на колени и почему-то вместо того, чтобы развязать руки, поправил волосы, совсем упавшие на глаза. Взгляд его задержался на лице Кайла, и у того возникло ощущение дежавю. Ноэль смотрел на него так же, как в тот самый день в библиотеке. Его глаза снова ласкали и грели внутренним светом, и почему-то сейчас Кайлу от этого стало не по себе. Он резко отвернулся, и Ноэль опустил глаза, проследил пальцами плечи и предплечья Кайла, добрался до связанных запястий и попробовал их распутать. Было неудобно, они были слишком близко, и так освободить модель было совсем невозможно. Ноэль громко выдохнул и сместился на полу, чтобы распутать завязанные узлы. — Неловко вышло… Но спасибо. Твоя помощь была просто незаменима. — Что это было вообще?! — тихо, но возмущённо выдавил Кайл, ожидая, пока его руки наконец будут свободны, и вздрагивая от осторожных касаний к коже. Сейчас он почему-то чувствовал себя униженно и ещё более оскорблённо, ему невыносимо было больше стоять на коленях и чувствовать это всё — эти касания, это дыхание, это всё было совсем неправильно и претило ему. Не то, что делает Ноэль, а то, как отвратительно он себя чувствует от этой позы и всей ситуации в целом. — Я иллюстрирую книгу, — сосредоточенно отозвался Ноэль, ногтями подковыривая узел верёвки. — И мне нужно было показать сцену, когда пленённого капитана приводят к королю. И я старался как-то написать это. И в моей голове это всё было, но на бумагу… Сроки уже близко, и… В общем, ты мне очень помог, ты даже не представляешь, как! Это было куда лучше, чем то, что я представил! — То есть, для тебя это совершенно нормально — связать едва знакомого человека, поставить на колени и заставить так стоять… полчаса, или сколько я так простоял?! Без его на это желания и позволения?! Так вот, что ты имел в виду… — Но ты не был против… — заметил Ноэль, почти справившись с узлами. — С чего ты взял?! — уже куда более эмоционально, словно постепенно отмирая от пережитого, спросил Кайл. — Ты ничего не сказал… — просто ответил Ноэль и бросил верёвку на пол. А потом встал на ноги, обошёл Кайла и протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Тот оттолкнул его ладонь, намереваясь встать без его помощи, снова чувствуя себя отвратительно маленьким перед парнем, что возвышался над ним, но ноги, оказывается, занемели. Ноэль среагировал моментально, подхватывая его за талию, выравнивая, и, убедившись, что Кайл стоит уверенно, тут же убрал руки. — Ты не сказал, что ты против. Тебе стоило, если ты чувствовал себя неприемлемо. — А так было непонятно?! Кайл широкими шагами прошёлся до мольберта, мстительно подумав, что даже если Ноэлю неприятно, что он увидит его незаконченную работу, он всё равно посмотрит. На зло. Но, увидев то, что получилось, просто застыл, не замечая, как в удивлении приоткрылся его рот, как румянец стал расползаться по щекам, как сердце замерло ненадолго, а потом сильными мощными толчками стало гнать кровь по венам. Ноэль изобразил его таким, каким сам Кайл себя не видел никогда. И дело было не просто в красоте — в этом как раз Кайл всегда был уверен, благо подтверждений было хоть отбавляй. И самым завораживающим было то, что Кайл понятия не имел — каким именно было это изображение. Это были ощущения, а не факты. На этом листе был нарисовано зеркало, отражение в нём, и сам Кайл на переднем фоне. И его опущенная голова, и взгляд, и руки, связанные, но сильные, показывающие разворот плеч, и те самые прядки, и бёдра, удерживающие вес всего тела… Отдельно это не означало ничего особенного, а в совокупности создавало то, что Кайл просто не мог описать, не мог даже уловить. Это было действительно очень красиво. Ноэль медлил, но потом всё же подошёл к Кайлу и встал за его плечом, всё ещё рассматривая гостя. А потом, когда его взгляд снова упал на нарисованный эскиз, он какое-то время не мог оторвать глаз от своей работы, а потом вдруг смутился, снова закусил губу и резко, грубо перевернул лист. Снова отошёл, теперь детально оценивая свой труд, а спустя несколько минут прочистил горло. — О, теперь я понимаю. Теперь понятно. Мне жаль, что так вышло, но это не умаляет моей благодарности. Я не уверен, что справился бы без тебя, и точно знаю, что этого я не смог бы написать. Я просто не знал таких мыслей, чтобы их показать. Кайл смотрел на новый лист и поражённо молчал. Он видел каждую из своих эмоций на этой картинке. Неужели всё это было на его лице? Неужели Ноэль смог это разглядеть и нарисовать? Теперь, когда он понимал контекст, который появился благодаря пояснению Ноэля, он смог рассмотреть и неприятие, и униженную гордость, и смятение, не страх, но опасение и неудобство, вместе с тем, сдерживаемую динамику, скованность не только в движениях, но и в мыслях и обстоятельствах. Так вполне мог выглядеть герой, попавший в плен. Не вытерпев, Кайл сам перевернул лист, чтобы увидеть самую первую картину. Она была куда более небрежна из-за того, что некоторые линии уже были на ней до того, как художник обрёл свой референс, но выражала она не меньшее. Если в прошлом рисунке было уже куда больше борьбы, несогласия, активности — руки были напряжены, скулы притягивали внимание зрителя, глаза смотрели с вниманием и грубостью, то здесь было возмущение, непонимание, страх перед будущим, неверие, осторожный интерес к обстановке, приправленные внутренним, подавленным бунтом больше, чем открытым противостоянием во взгляде. — Так всегда происходит? Позировать — это всегда так? Кайл не дождался ответа: в дверь позвонили и Ноэль ушёл открывать. Это временное уединение дало возможность осмотреться в студии по-настоящему. Здесь были высокие потолки, светлые серые стены и совсем не было занавесок или штор. Мольберт, чуть вдалеке стол с красками, какими-то коробочками, вокруг него на полу ещё коробки и свёртки. За высокой ширмой пряталась добрая часть помещения, и, не стесняясь проявить интерес, Кайл подошёл ближе к скрытой части студии. Там стоял стол, заваленный книгами, видимо, здесь Ноэль не только писал, но и учился. В самом углу нашлось некое подобие шкафа, журнальный столик, мягкое кресло-мешок и довольно удобный офисный стул, почему-то оказавшийся далеко от стола. А ещё дальше было что-то вроде кровати, точнее, матрац, брошенный на пол и застеленный серебристым постельным бельём. Голос Ноэля раздался слишком близко, и Кайл смутился своему такому бесцеремонному любопытству. Но тот не выглядел оскорблённым или недовольным. — Мне доставляют еду в двенадцать и шесть утра и вечера. Чтобы я не забывал есть и не терялся во времени. Такое иногда бывает. Ты голоден? Кайл кивнул, даже не пытаясь вспомнить, когда в последний раз ел. Ноэль понятливо улыбнулся и достал несколько коробок с лапшой и стакан кофе. Оглянулся, потом вручил одну коробку в руки Кайлу, в сам ушёл обратно в рабочую зону. Вернулся он оттуда уже с двумя стаканами, перелил в пустой половину ещё дымящегося кофе, а остальное протянул гостю. Кайл будто снова окунулся в какую-то другую реальность. В которой это выглядело как обычный вечер из чьей-то чужой жизни. Как картинка из кино — еда на вынос, условный уют какого-то временного жилья, свобода и лёгкость в моменте. Общение, непосредственность и простота. То, чего он в таком виде в своей жизни не пробовал. Всегда были правила и условия. Свидание — это кафе или ресторан, разговоры с правильной подоплёкой и обязательное продолжение после. Дружеская тусовка — это бар или клуб, или боулинг, пиво и сплетни, и нужная, всегда заранее очевидная линия поведения. Правильные люди и правильный вайб. Учёба — это ответственность перед будущим, серьёзный подход и вечные жалобы на преподов и предметы, но внимание и прилежность в понимании, что от этих лет зависит дальнейший путь. Правила были во всём, но придумать конкретные правила в таком общении Кайл не мог. Потому что оно подразумевало спонтанность и искренность. Поэтому и жизнь в этой реальности чужая. Кайлу тут же захотелось сбежать — настолько некомфортно он себя чувствовал, настолько ошарашивающее осознание его посетило. Но он знал, что пришёл сюда за ответами. Ему это было нужно, всё ещё, даже несмотря на такой неоднозначный, напрягающий опыт. И Кайл был готов, наконец, поговорить.