по следу любому твоему

      — Итак, — решительно начинает Тео спустя десять минут, когда они уже оба сидят в машине и рассудок понемногу проясняется, — содействия от Дитона мы не получили, только приблизили расправу над нами, так что опять придётся действовать своими силами. Итого, у нас чуть больше суток на решение проблемы, которую я не имею понятия как решать.       Щенок рядом на сидение задумчиво кивает головой в такт чужим словам в жесте согласия, и Рейкен всё ещё с трудом переваривает мысль о том, что Данбар теперь пушистее и катастрофически ниже обычного, но отметает пока все панические мысль, желая сохранить трезвость ума, поэтому просто продолжает размышлять.       — Нам надо с чего-то начать. Во-первых, во всей этой ситуации я по-прежнему не понимаю ход твоих мыслей. Каким образом ты вообще сумел выявить колдунью в лесу вплоть до её местонахождения? Да, конечный результат идеи слегка промахнулся, если у этой зелигены были чистые мотивы, но направление правильное — в лесу всё же есть магическое существо и это связано с этими дурацкими белками. Как ты до этого всего додумался вообще?       Лиам задирает мордочку на него в жалостливом, почти виноватом выражении в глазах-бусинках, понимая, что в таком виде объяснить ему мало что удастся, пока единственные звуки, которые он может издавать это неуверенный лай и обиженный скулёж. И это реальная проблема, безрадостно отмечает Тео.       — Я всё думаю о том, что Дитон сказал о зелигенах. Ну, что они безвредны и дружелюбны. Если они действительно настолько безобидны, мне кажется, есть шанс переубедить её или хотя бы уговорить дать нормальное объяснение, как вытащить тебя из собачьей шкуры. Но для начала надо понять, как ты вообще разузнал о её местонахождении. Я сильно сомневаюсь, что она вернулась в ту же часть леса, из которой ты её вытащил, а если ты смог понять, как найти её в первый раз, значит, возможно, стоит попытаться угадать следующую точку её пребывания. Загвоздка только в том, что ты теперь несильно разговорчивый.       На мгновение они погружаются в мрачную тишину, обдумывая перспективу каких-либо действий. Упирается всё в то, что единственная необходимая информация — это информация из головы Лиама, и Тео грешным делом уже задумывается об азбуке Морзе или доске Уиджи, когда ушки щенка неожиданно подрагивают и тот резко подрывается с места, подпрыгивая на сиденье, чтобы привлечь внимание.       — Что? Что такое? Ты что-то придумал?       Щенок снова активно кивает головой, запрыгивая лапами на приборную панель пикапа и указывая мордочкой куда-то вдаль за лобовое стекло. Впереди дальше ветеринарной клиникой рассыпаны лужайки с небольшими одноэтажными домами, очерченные однотипной выбеленной оградой. Частный сектор выстроен одинаковым сплошным рядом домов, среди которых нет ничего необычного. В развернувшемся пейзаже нет чего-либо выделяющегося, на чем можно было бы заострить внимание, и химера озадачено косится на Лиама.       — Улица? Трава? Забор? Дорога? Нам ехать прямо? — наугад пробует Тео, но всякие его идеи отвергаются раздраженным рычанием. — Да не понимаю я тебя! Впереди ничего нет, кроме чёртовых домов, что вообще должен этот жест означать?!       Но на последнем предложении щенок спрыгивает с панели обратно на своё место, заливисто лая в знак согласия. Тео мысленно пробегается по сказанному, сопоставляя собственные слова, реакцию Лиама и всю сложившуюся ситуацию вкупе, когда его осеняет.       — Дом, ну конечно! Ты же не мог мысленно держать в голове всю информацию о ведьмах, чтобы как-то отследить её возможное перемещение. Что-то есть у тебя дома, что как минимум помогало бы фиксировать информацию? — Данбар снова активно кивает головой, и Тео торжествующе хлопает ладонью по рулю. — Бинго! А ты уверен, что нам нужно тебя расколдовывать? Мне кажется, мы намного лучше друг друга понимаем, когда ты молчишь.       И когда щенок скалит зубы на шутку, Рейкен даже позволяет себе растянуть губы в короткой улыбке, охваченный мимолетным чувством успеха. Учитывая всю ситуацию и ограниченное время на разрешение проблемы, поводов для радости как будто бы совершенно немного, но первое удачное направление мысли и какая-никакая слаженность в их совместных действиях придаёт Тео ощущение уверенности в собственных силах против минутного хаоса, который развернулся в его душе. Поэтому он воодушевленно заводит двигатель, мысленно уже справившись со всей ситуации, вернув Лиаму человеческую речь и сняв с себя бремя последствий идиотских данбаровских поступков, когда по салону разносится раздражающий писк приборной панели.       — Вот чёрт! — раздосадованно припечатывает Рейкен, бросив озлобленный взгляд на топливный датчик, и на вопросительный взгляд щенка продолжает, — бензин практически на нуле. До твоего дома точно не доберёмся, сначала заедем на заправку. Проклятая машина решила сегодня действовать против меня.       Мимолетная приподнятость настроения, как-то внезапно рассеивается, и Тео мрачно выруливает пикап со стоянки ветклиники, интуитивно вспоминая расположение ближайшей заправочной станции, и с благодарностью отмечает, что Лиам предусмотрительно не издаёт ни звука.       Минуты пути протекают в напряжённом молчании. Тео, крепко сжимая руль в пальцах, силится начать трезво мыслить, что раньше не вызывало у него подобных трудностей, как сейчас. Казалось, целая сознательная жизнь, пребываемая под всевидящим наблюдением докторов, на самом деле не сильно заботившихся о его безопасности, должна была выдрессировать способность отключать эмоции и панику во время любой внештатной ситуации, уступая место холодному и расчетливому разуму. Что собственно и произошло, и в любом положении Рейкен без труда находил способы держать собственные чувства в уезде, насколько бы плохо не складывалось происходящее. Но ад сделал с ним нечто большее, чем просто пробудил совесть и раскаяние.       Казалось, в сознании впервые треснул лёд непоколебимой выдержки и хладнокровия, которые Тео так старательно выстраивал на протяжении лет, и после возвращения из-под земли он всё чаще сомневался в решениях, ставил под вопрос собственные поступки и в целом утратил способность идти на таран к цели с напористостью камикадзе, отбросив как всякие сожаления, так  и инстинкт самосохранения. Это не было плохо, скорее непривычно, дико и как будто совсем вразрез с приевшимся мировоззрением, поэтому на первых парах собственная уязвимость пугала, да и что уж тут, пугает до сих пор.       Долгие годы стёрли в его голове воспоминания о чувстве заботы о дорогих людях. Он не помнил времени, когда готов был совершить поступок ради другого человека, а не собственной выгоды или банального выживания, и теперь порою, когда его беспокоило, действительно беспокоило, состояние стаи, которую он меньше года назад пытался прикончить, Тео напряжённо пытался найти в себе ответ, почему выживаемость макколовской своры так его волновала, и не приходил ни к какому выводу. Со временем это переросло просто в факт — ему бы не хотелось, чтобы кто-нибудь пострадал. Пусть сам он не был частью стаи, пусть Малия и Стайлз имели в запасе миллионы планов по его истреблению, пусть никто из них на самом деле не придавал особого значения тому, жив Рейкен или уже сгнил, он всё ещё продолжал ошиваться вокруг оставшихся в Бейкон Хиллз щенков, постоянно оказываясь втянутым в их бесконечные проблемы.       И наверное, самым логичным исходом было бы сесть в пикап, вдавить педаль газа до упора и гнать из этого проклятого города до тех пор, пока двигатель машины не развалится к чёртовой матери. В любом другом месте он бы мог начать новую жизнь без балласта вины, следующего за ним попятам в глазах людей, которые знали, что он натворил. В любом другом месте Тео бы не бродил по знакомым местам, отзывающимся в груди резкой болью воспоминаний, связанных попеременно то с Тарой, то с докторами, которые проникали в его сны кошмарами и заставляли грызть себя в неисчерпаемом сожалении.       Но проблема в том, что в любом другом месте не было бы одной заносчивой отважной беты, которая каким-то необъяснимым образом накрепко засела у него в мыслях, и Тео соврал бы, если бы сказал, что прилипчивый щенок Скотта не основная причина, по которой он не нашёл силы покинуть штат.       Что-то в Лиаме зажигает в нём безудержное желание жить. Несмотря на то, что их отношения с трудом можно назвать дружескими, и Данбар ежедневно прикладывает неописуемое количество сил, чтобы выбешивать химеру всеми способами, Рейкен едва ли может представить себе жизнь без вспыльчивого оживленного Лиама, поглощенного очередной сомнительной идей, на пассажирском сиденье справа от себя. И даже если Данбар никогда не будет нуждаться в нем так, как Тео сам нуждается в Лиаме, чтобы помнить о том, как в мире может выглядеть добродушие и подвижничество, что же, так тому и быть, главное, что Лиам рядом. Остальные вещи в мире уходят на второй план в его присутствие, и вот оно. Вот поэтому происходящее так пугает.       Поглощенный собственными мыслями, Рейкен забывает счёт времени и приходит в себя только тогда, когда механическими движениями паркует машину возле бензоколонки. Он бросает короткий взгляд на щенка и с удивлением обнаруживает, что тот спит. Уложив мордочку на передние лапки, вытянутые на сиденье, он представляет странную умилительную картину, если не принимать в расчёт того, что за собачьей шкурой всё ещё живой взрослый человек, и по спине Тео снова бежит дрожь от осознания неправильности происходящего.       — Эй, просыпайся, мы приехали.       Щенок лениво ведёт ушками, открывая сначала один глаз, затем второй, широко зевает и снова падает мордочкой на лапки, очевидно не утруждая себя пробуждением.       — Ну уж нет! Хочешь спать — лезь на заднюю платформу. Клянусь, мой пикап просто магнит для помощников шерифа. Не хватало, чтобы кто-нибудь из них не проехал мимо и не вскрыл мне дверь за жестокое обращение с животными или что-то такое.       Под недовольный взгляд данбаровских глаз, Тео помогает ему выбраться из салона машины и залезть на платформу. Щенок почти тут же отрубается снова, стоит ему только устроиться на теплой поверхности так, чтобы не привлекать взгляды других людей, и Рейкен, тяжело вздохнув, вставляет заправочный пистолет в бензобак и идёт к кассам.       Народу внутри не так много, но пока пожилая леди решает расплатиться за топливо центами и кропотливо второй раз пересчитывает их перед кассиром, создавая очередь, Рейкен лениво скользит взглядом по витринам со снеками, с тоской отмечая, что последний раз ел, кажется, только вчера утром.       Желудок изнывает от взгляда на пёстрые обёртки сладостей и закусок, но в кармане шуршат последние 200 долларов, и Тео пока слабо представляет, что будет делать дальше, когда и эти деньги у него закончатся. Работу ему найти так и не удалось, а скопленные за время существования с докторами средства заканчивались быстрее, чем он ожидал, поэтому последние дни он оттягивал любые траты как можно дальше, чтобы иметь возможность банально не умереть от голода. Ближайшее будущее представлялось в голове катастрофой без возможности заиметь хоть какие-либо средства к существованию, но в любом случае он подумает об этом, когда вернёт Лиама в человеческую форму.       А ведь Лиам разбудил его ещё до того, как солнце появилось на горизонте. Наверняка тот тоже давно не ел, учитывая, что время по ощущениям стремилось за полдень. По собственному опыту метаморфоз в волка Тео знал, как может выматывать смена сущности. Организм тратит больше энергии на перевоплощение, и усталость неуклонно берёт своё. Наверное, поэтому щенок и уснул так быстро, несмотря на охвативший его ужас, и Рейкен мнется ещё минуту, хотя на самом деле уже принял решение, когда тянется рукой к витрине. На секунду возникает соблазн заграбастать собачьего корма, просто чтобы позлить Лиама, но последствия в виде нескольких разорванных щенячьими клыками сухожилий не то чтобы привлекают, поэтому Тео наугад хватает с прилавка сэндвич с индейкой, потому что он первый попался под руку, а не потому что Лиам их обожает, и наконец-то движется к кассиру.       Немолодая женщина за прилавком окидывает подростка перед собой скпетическим взглядом, когда улавливает настороженность в глазах Рейкена, отсчитывающего купюры со сдачи вместе с ней, и невзначай забывает пробить сэндвич, а затем отходит на минуту от кассы, чтобы вернуться без слов со стаканчиком кофе, и протягивает его химере. Тео на секунду замирает, не осознавая, к чему этот жест, а затем спохватывается и с благодарностью кивает, принимая кофе и вылетая из помещения как можно скорее.       Это ещё одна вещь, которую он никак пока не может понять — некоторые люди хотят ему помочь просто так, ничего не требуя взамен и не ожидая ответной любезности. Раньше он бы просто высмеял простодушие добросердечных идиотов, которые в бескопромиссной жертвенности силились спасти ближнего своего, просто потому что могли это сделать. Такой, к слову, и представлялась ему стая МакКолов — кучкой святош, проповедующих любовь и всепрощение, — и отчасти желание забрать силы Скотта обуславливалось жаждой доказать слабость великодушия и ничтожность рыцарства перед холодным жестоким рассудком. Что же, урок Тео выучил сполна, ошибившись в каждом из своих доводов.       Поэтому пусть по-прежнему и представлялось странным неравнодушие незнакомых людей, но Тео все силы прикладывал к тому, чтобы учиться его принимать, как, например, тогда, когда перестал видеть в Лиаме, иногда таскавшем ему домашнее печенье, попытку унизить его отсутствием нормального пропитания, и с благодарностью относился к таким маленьким жестам.       Дойдя наконец до машины и оставив сэндвич и кофе в салоне, Рейкен обходит пикап, вытаскивая заправочный пистолет, и наклоняется уже было к платформе, чтобы разбудить щенка, когда обнаруживает пустое пространство на его месте.       — Лиам? — нутро холодеет в нехорошем предчувствии, когда Тео оборачивается вокруг себя, пытаясь отыскать знакомый силуэт. — Лиам, ну же! Я не в настроении играть в игры, если не появишься сейчас, я сдам тебя в приют и скажу Скотту, что ты одичал и сбежал.       Ещё немного безрезультатно покрутив головой, в отчаянии он резко опускается на землю, заглядывая под машину, где тоже ничего нет, когда неподалёку раздаётся визг покрышек. Химера автоматически реагирует на звук, разворачиваясь всем корпусом, чтобы в последнюю секунду заметить заворачивающий за угол фургон с огромной надписью на всей боковой части, и вот тогда паника овладевает им по-настоящему.       Отлов диких животных.       Сердце как будто вовсе перестаёт биться, когда Тео бросается со всех ног к водительскому сиденью и захлопывает дверь Тундры с такой силой, что боковые стёкла чудом не бьются. Руки предательски дрожат, когда он с трудом заводит двигатель, и бездумно даёт задний ход, едва ли не тараня выезжающую с заправки машину.       В спину ему доносится пронзительный визг клаксона, но Рейкен даже внимания на это не обращает, когда вдавливает педаль газа до упора, следуя за скрывшимся фургоном. В голове тут же выстраивается карта местности и предположительный маршрут транспорта, пока Тео отчаянно ищет способы двинуться машине наперерез. Впереди, насколько он помнит, лабиринт небольших кварталов частных домов, но вся извилистая сеть дорог выводит в итоге на автостраду, каждая из полос которой ведёт на въезд в близлежащие города. Если он не сможет угнаться за фургоном в черте спального района, шансы выбрать правильное направление пятьдесят на пятьдесят, и учитывая уровень опасности для жизни и здоровья Лиама, это непозволительное соотношение.       У Тео в ушах непрекращающийся рёв паники, когда он минует поворот за поворотом, силясь хотя бы заприметить тень удаляющейся машины, но на горизонте, кроме пустых тихих улиц, в полдень буднего дня не видно даже пешеходов. И слава богу, отмечает Рейкен, не хватало ещё сбить кого-нибудь в процессе погони, ибо свет ему свидетель, в данную секунду он остановиться не в состоянии.       С каждой секундой страх сковывает тело всё больше, и дышать становится труднее, словно трахею парализует. Химера ведёт машину почти наугад, минуя однообразные невысокие дома, и от каждого потраченного мгновения рассудок грозится дать слабину. Когда истерика подкатывает к горлу, грозясь вылиться в паническую атаку, Тео делает последний поворот, подрезая колёсами угол чьей-то лужайки, когда в поле зрения наконец-то показывается проклятый фургон.       Против его воли из горла вырывается судорожный вздох, и Рейкен делает резкий поворот в соседний квартал, идя с машиной наравне по разным улицам, чтобы иметь возможность перерезать путь фургона. Он на всей скорости проезжает расстояние до следующего поворота, резко сдав по тормозам как раз в тот момент, когда на перекрёсток выезжает фургон и чудом тормозит в считанных сантиметрах от того, чтобы полностью снести правое крыло пикапа.       — Ты совсем придурок?! — орёт водитель, молодой паренёк ещё совсем, вылезая из салона с готовностью начать потасовку, но Тео вообще думать ни о чём не в состоянии, когда подлетает к нему и бьёт наотмашь в скулу.       Тот от неожиданности вскрикивает, приземляясь на землю, и даже в себя прийти не успевает, потому что в следующую секунду химера хватает его за ворот рубашки и тянет на уровень своих глаз.       — Открывай фургон, — и если у Тео невзначай вылезают клыки во время того, как он рычит паренька, то оно даже и к лучшему, потому что, перепуганный, тот быстро кивает, даже не думая сказать слово против, и выпутывается из чужой хватки, устремляясь к задней части машины.       Как только он отпирает кузов, Рейкен отталкивает его подальше, самостоятельно залезая внутрь. Там темно, но даже при слабом освещении он замечает, что клетки почти все пусты. Неожиданно из одной из них разносится настойчивый скрежет, и Тео тут же вырывает дверцу клетки, подхватывая щенка на руки. То, что это Лиам, он понимает мгновенно по знакомому запаху и крепче вцепляется ладонями в дрожащего зверька, прижимая его к груди. Из двух соседних клеток так же раздаётся жалостливый скулёж, и Рейкен с лёгкостью выламывает ещё две дверцы просто назло, из которых тут же бегом мчатся на свободу две некрупные собаки.       — Какого чёрта ты творишь?! — внезапно смелеет паренёк, озлобленно смотря на убегающих животных и выходящую из салона химеру. — Это дикие животные, по законам штата мы должны их отлавливать и усыплять!       — Этот, — рявкает Тео, указывая на щенка в своих ладонях, которого по-прежнему не в состоянии от себя отцепить, — сидел в моём пикапе, какого чёрта он дикий?! Других ты тоже выкрал у их владельцев?       — Дикие животные постоянно забираются в чужие машины! И на нём не было ошейника! И ещё вот, — протестует водитель, оголяя собственное предплечье, на котором потянулась свежая тонка рана от когтей, — он пытался меня поцарапать! А что, если он болен бешенством? Мы должны его усыпить!       Спорить с этим нет ни смысла, ни времени, поэтому Рейкен гневно сверкает янтарем химерьих глаз, добавляя своим словам убедительности, когда шипит:       — Пошёл вон.       На этот раз паренёк не пререкается, живо запрыгивая в фургон и на всех парах покидая улицу, и наконец-то Тео позволяет себе вздохнуть.       Сердце колотится как сумасшедшее, переживая адренолиновый всплеск, и целую минуту химера не двигается вообще, всё ещё крепко прижимая щенка к своей груди в простой попытке удостовериться, что тот действительно жив, здесь, дышит, и боже мой, Тео становится плохо от одной мысли, чтобы могло быть, если бы он опоздал.       Поэтому он подхватывает щенка обеими руками за туловище и поднимает на уровень собственных глаз, поддерживая зрительный контакт с этой бестолковой бетой, когда орёт:       — Ты совсем дурной?! Ты почему не залаял?! А если бы я не успел?! Если бы... о, господи...       Лиам оторопело таращится на него и тихонько скулит, не предпринимая никаких попыток вырваться, и только тогда до Тео наконец доходит, что Данбар так же до смерти напуган. Наверняка он даже сообразить ничего не успел, когда оказался выдернут из сна и пикапа грубыми руками, а в следующую секунду его уже запирали в клетке и везли на верную и такую глупую смерть.       Силы наконец подводят Тео, когда он осторожно выпускает щенка из рук и падает прямо на землю, оперевшись спиной о крыло пикапа. Руки всё ещё потряхивает от осознания того, что Лиама едва не прикончили, потому что химера был не в состоянии проследить лишние десять минут за беспомощным щенком, который целиком и полностью находился в его ответственности сейчас, и Рейкен роняет голову в ладони, наконец-то осмысляя происходящее.       Впервые за несколько часов он придает значение словам Дитона о якорях. В пылу момента и беспокойстве о времени расколдования Данбара он совсем не успел принять во внимание, к чему это было сказано, но теперь, когда паника до сих пор билась в горле бешеным ритмом, до него наконец-то начало доходить.       С самого утра, когда только вместо Лиама на лесной опушке показалась ушастая голова овчарки, его бросало из состояния в состояние, попеременно сбивая привычную сдержанность, то в панику, то в нервозность, не только из-за того, что он прошёл через ад и искупление. Очевидно в пробивающихся неподдельных человеческих чувствах была повинной доля утраты расчетливого безжалостного образа мысли, но основная проблема утекающего контроля эмоций заключалась именно в Данбаре.       В Лиаме, который вытащил его из ада, который дал второй шанс, который последний месяц почти везде и всюду таскался вместе с ним. В Лиаме, которому Тео вверил свою спину и жизнь, когда бросался под пулями перед оборотнем. В Лиаме, который стал самой ценной и неотъемлемой частью его странной нескладной жизни, выстроенной из хаоса и разрушения, где Данбар сумел найти уголок спокойствия и заставить поверить в то, что прощение существует.       Рейкен мог сколько угодно злиться на выходки беты, но по правде говоря никогда не принимать их всерьёз настолько, насколько они могли бы выглядеть, потому что вместе с привязанностью к Лиаму, в нём появилась странная уверенность в нём. Как будто при всех миллиардах вводных, где они враги, и Тео на минуточку планировал его прикончить, между ними образовалась взаимная крепкая связь партнёрства и доверия друг к другу.       Лиам его якорь. Имеенно он держит его на плаву и не даёт вновь сорваться в ту пропасть, которою представляла из себя его жизнь с докторами, и несмотря на то, с какой силой умудряется бета спускать свой гнев на Рейкена, он всегда рядом, всегда. Всегда разглагольствует о школе, о странных выдуманных миссиях, о стае, о Скотте, о планах, о мечтах — болтает в общем-то ни о чем, но в каждом его слове есть уверенность в близких и в будущем, и Тео невольно оказывается втянут в эту самонадеянную картину мира, потому что Лиам никогда не старался оградить его от собственного существа и бешеной жажды жить. Эта уверенность поглощала с головой, паразитировала в Тео как вирус и он ощущал ту же приподнятость духа даже в самые тяжёлые дни, потому что Лиам подпитывал в нём это убеждение.       Поэтому сложившаяся ситуация давит его больше, чем бету, который, уже абсолютно успокоившись, задумчиво сидит у ног химеры, видимо, приходя к каким-то своим выводам. Лиам может держать рассудок более менее в узде, что было довольно нетипично для него, потому что осознает бессмысленность подчинения эмоциям. Тео, находясь во власти койота и волка, скребущих ему душу в рассеянной панике от потери якоря, — нет. Поэтому он так лёгко выходит из себя — Лиама рядом с ним нет.       И несмотря на то, что тот, как будто бы находится на расстоянии вытянутой руки, Тео выть хочет от того, что не может слышать голос Данбара, или видеть краем глаза его задумчивый силуэт по правую руку от себя, или перебрасываться взаимными колкостями, как они делали всегда, потому что Лиам занял слишком много места в его душе, и теперь, пустующее, оно оставляет после себя жгучую невосполнимую боль.       Ещё раз тяжело вздохнув и наконец смирившись с обдуманными фактами, Тео решительно встает с земли, намереваясь любыми способами довести дело до конца и вернуть Лиама в привычный человеческий вид.       Ему нужно разобраться с этим всем, пока ситуация окончательно не выбилась из-под контроля. ​​